Текст книги "Собрание сочинений (Том 4)"
Автор книги: Вера Панова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)
Н а д е ж д а. А от кого?.. (Читает письмо.)
О л ю н я. Понимаешь, я почему распечатала – я подумала, вдруг с ним что-нибудь... (В тоскливой растерянности.) Собственно – строго говоря этим должно было кончиться... Может быть, это выход для вас обоих – отдать себя в руки, которые могут...
Н а д е ж д а. Неужели ты рада? Посмотри на меня.
О л ю н я. Ты знаешь, как я всегда относилась к этим поездкам в Кустанай. Зачем ты говоришь!
Н а д е ж д а. Я вдруг испугалась, что ты рада.
О л ю н я. Если хочешь знать, мне это отвратительно! Чтобы человек так переметывался! Значит, ни любви, ни верности, ни долга, ничего нет на свете!
Н а д е ж д а. Ты ей веришь?
О л ю н я. Своя логика во всем этом есть. (Помолчав.) Как ни больно, но отчасти, мне кажется, ты должна почувствовать облегчение. Ну, не сию минуту – но через какое-то время...
Входит Серпухин.
С е р п у х и н. Пора петь. Надежда Федоровна. Успокоились немножко?
В е д у щ и й (на сцене). А сейчас – старинные русские романсы в исполнении Надежды Миловановой!
Аплодисменты. Надежда выходит на сцену, начинает петь... Вдруг останавливается, высвистывает свою призывную мелодию:
(См. прилагаемый рисунок Sobs4502.gif)
Н а д е ж д а. Не слышишь: далеко...
Куда это мы с тобой входили – давно, – тоже в какой-то городок, тоже надпись светилась, и мы остановились и гадали, что нас ждет, – что ж это было такое, уже и не помню, спутались дороги в клубок... Еще ты сказал черт, не успел побриться, за шпану примут...
И там же – или где? или не там? – мы без прописки жили, и нас предупредили, что милиция придет, и ты ушел и сказал – когда уйдут, чтоб я поставила лампу на окно. А я их уговаривала, а сама прямо все время видела, как ты в темноте где-то стоишь и ждешь, когда я лампу переставлю. Даже выражение твоего лица видела.
Я и сейчас вижу, какое у тебя выражение. Что ж, я ей поверю, что ли, что ты ее любишь? Ерунда какая. Мертвецы не оживают, родной мой. И она не любит, брось, пожалуйста. Это называется любовь? Когда она все ненавидит, к чему у тебя душа лежит. Любовь! Просто чтоб скрутить тебя по-своему. И со мной разлучить. Всю жизнь мечтала.
Так что ж – ты, что ли, к теплому углу потянулся? Будем, что ли, врозь доживать – ты в своем закутке, я в своем? Смешно...
А я перед ней вот нистолечко не виновата, чтоб она знала. Потому что ваша любовь еще тогда-тогда была – мертвец. А наша живая, хоть и полюбили мы на краю могилы, да прямо сказать – в могиле, как вспомнишь ту воронку и как люди кругом падали и не вставали.
И что это ты решил для себя и для меня – прямо я ума не приложу...
Зал не слышал этих слов Надежды. Она про себя их сказала – в воображении. Она заканчивает романс.
А н т р а к т.
12
В доме Евгения. Двор. О л ь г а И в а н о в н а и с о с е д к а.
С о с е д к а (за забором). Ольга Иванна. Ольга Иванна! Ну что, можно поздравить?
О л ь г а И в а н о в н а. С чем это?
С о с е д к а. Пошло дело на лад?
О л ь г а И в а н о в н а. С чего вы взяли?
С о с е д к а. В поселке сложилось мнение. Ходит, говорят, Иван Васильич счастливый.
О л ь г а И в а н о в н а. При чем Иван Васильич? Она поедет к мужу.
С о с е д к а. Так ведь он в Кустанай рванул.
О л ь г а И в а н о в н а. Ну и что?
С о с е д к а. Кустанай!
О л ь г а И в а н о в н а. Мне этой географией голову заморочили. Я и не знаю, где тот Кустанай. Ну, поехал в Кустанай, и что?
С о с е д к а. К прежней семье.
О л ь г а И в а н о в н а. Так он их проведывает.
С о с е д к а. Не проведывает: окончательно. Тоже видно, кости не железные, покою захотели. Жена ведь письмо прислала Надежде Федоровне, уж будто вы не знаете? Пишет – довольно его гонять по земному шару, замучен до полусмерти. Сыновья им путевки купили, в санаторий едут вдвоем – с прежней женой, значит... Да что вы, Ольга Иванна, всё скрываете, от кого – от своих! Которые к вам всей душой... Сильно письмо написано, ничего не скажешь. За сколько лет, говорит, вы не смогли ему устроить человеческую жизнь. Какая-то правда в этом есть, как хотите.
О л ь г а И в а н о в н а. Скажите пожалуйста. Да разве женщина мужчине должна устраивать жизнь? Он ей должен устраивать!
С о с е д к а. В наше время – кто его знает. Пожалуй, что скорей женщина мужчине. Если женщина не организует, то все, Ольга Иванна, к шуту развалится.
Входит Н а д е ж д а.
О л ь г а И в а н о в н а. Надюша. Пришла. (Идет за ней в дом.) Где ходила?
Н а д е ж д а. На репетиции была.
О л ь г а И в а н о в н а. Бледненькая...
Н а д е ж д а. Устала.
О л ь г а И в а н о в н а. Выпей молочка. (Молчание.) Не могу я молчать, когда с тобой так поступили. Не могу!
Н а д е ж д а. А все-таки помолчим лучше.
О л ь г а И в а н о в н а. Не клином, Надя, свет сошелся.
Н а д е ж д а. Клином.
О л ь г а И в а н о в н а. Когда папа ваш умер, как я убивалась. На старый пиджачок его, на карандашик, на зажигалку смотреть не могла, увижу – обмираю... И что ж ты думаешь – переболело и отболело. И даже, не будь вас, маленьких, я бы еще... И не один раз представлялся случай...
Н а д е ж д а. Не надо, Ольга Иванна...
О л ь г а И в а н о в н а. А на них наплюй, вот что я тебе скажу. Нечего себя перед ними унижать! Переболит – и поймешь, что это судьба к лучшему повернула. Пожалели тебя там где-то. Ты молодая, поешь, играешь, мужчинам нравишься. Найдешь и дельного, и непьющего, и собой ничего себе. Порядочного, заботливого, чтоб пылинки с тебя сдувал. Плохо ли, когда сдувают пылинки?
Н а д е ж д а. Великолепно, Ольга Иванна, замечательно, когда сдувают пылинки!
О л ь г а И в а н о в н а. А с ним бы что? Ну, что? Опять все то же самое. Я, конечно, понимаю – обидно. Еще бы! Ты из-за него, такого, свою жизнь ни на что перевела, а он!.. И она злодейка. Ведь двадцать лет вы с ним прожили. Должна бы уважить, не давать волю своей бабьей злобе. Хорошая женщина не дала бы. И все равно скажи им спасибо. Что освободили тебя. (Помолчав.) Иван Васильич Серпухин, Надя. Вот где окончательная твоя станция. Иван Васильич Серпухин!
Н а д е ж д а. Серпухин?
О л ь г а И в а н о в н а. Скажешь – плохой человек?
Н а д е ж д а. А если хороший, так что?
О л ь г а И в а н о в н а. Ты еще не знаешь, какой он хороший. Не рассмотрела, не подвернулся случай. А мы, Надя, видели. Покойная жена его – откровенно говоря, ничего в ней такого не было особенного, ни наружности, ничего, просто счастливый билет вынула... Болела она много, так веришь ли: на руках носил. Машина придет в поликлинику везти – он в машину ее на руках и из машины на руках. Как-то захожу к ним – он в фартуке, и готовит. Чего-то она вздумала покушать, он ей готовит. Гоша наш и Женя даже – они тебе наденут фартук?
Н а д е ж д а. Ольга Иванна, бедненькая моя, смешная...
О л ь г а И в а н о в н а. Пусть я для тебя смешная, а с ним бы ты царствовала. И мы бы радовались, на тебя глядя. И я бы закрыла глаза, совершенно за тебя довольная.
Входит Е в г е н и й.
Я, Женя, говорю Наде, какой человек Иван Васильич.
Е в г е н и й. Ваня-то? Золото! Тебе, Надя, конечно, известно, что ты его заарканила? Еще как! Даже имя-отчество твое произносит с трепетом.
О л ь г а И в а н о в н а (грустно). Франтом заделался. Носочки надел с красными стрелками.
Е в г е н и й. Это, конечно, так, шуточки, а за что я люблю Ваню это, прежде всего, за человеческую его чистоту, за отсутствие всякой пакости в натуре, – вот, знаешь, про таких говорят – я бы его с собой взял в разведку... И эта увлеченность, горенье в работе, – на таких людях страна держится. Ты бы посмотрела, какой вид имел наш Дворец культуры, когда он за него взялся. То есть какая там культура, наоборот...
Входит Т у с я.
Т у с я (нервно смеясь). Дядя Женя, скажите папе. Я больше уже не могу.
О л ь г а И в а н о в н а. Здравствуйте, во-первых. Мы сегодня еще не видались.
Т у с я. Ну почему мне не ехать, почему? Ведь это же черт знает что! Вы думаете, тетя Надя, он за двадцать лет что-нибудь понял? Каким был, таким и остался. Законсервировался! И мама за него! Дядя Женя, скажите им!
Е в г е н и й. Ты знаешь мою точку зрения. Нас с тетей Симой сложившаяся ситуация тоже тревожит.
Т у с я. Да вы знаете, что он придумал? Забрал все мои документы свидетельство, паспорт, метрику, всё! – и не отдает. Чтоб я не подавала. Ни в Ленинград, никуда. Чтоб сидела с ними. Дядя Женя, скажите ему!
Е в г е н и й. Немножко тише, Туся. Сядь спокойно. Давай рассуждать. Какое я имею право становиться между отцом и дочерью? Он душу вложил в твое воспитание. Для него никого дороже тебя нет на свете. А я ему буду диктовать?
Т у с я. Не имеете права?
Е в г е н и й. Абсолютно не имею.
Т у с я. А между тетей Надей и ее мужем – имели право?
Е в г е н и й. Детеныш. Ты лучше не суйся туда, где ничего не понимаешь и не знаешь. Жизнь сложна. Лично мне мои поступки всегда диктовало чувство ответственности. И вот сейчас оно не позволяет...
Т у с я. Удивительно. Как разрушать – ваше чувство позволяет, пожалуйста...
Е в г е н и й. Разрушение – понятие диалектическое.
Надежда вдруг засмеялась.
Что ты, Надя?
Надежда не отвечает.
Т у с я. Не хотите, значит, дядя Женя?
Е в г е н и й. Не могу, голубчик.
Т у с я. Не можете, да? Никак?
Е в г е н и й. Никак.
Т у с я. Из чувства ответственности?
Е в г е н и й. Давай не дерзи, детеныш.
Т у с я. Ну, никак так никак. (Уходит.)
Е в г е н и й (нерешительно, после молчания). Все-таки Гоша делает глупости.
Н а д е ж д а. А ты ему скажи.
Е в г е н и й. Объяснять тебе сначала? Я скажу, – а из этого проистечет бог знает что?
Н а д е ж д а. А, что там особенного проистечет.
Е в г е н и й. Этот Вадим повидал виды.
О л ь г а И в а н о в н а. Вот именно.
Н а д е ж д а. А, ерунда.
О л ь г а И в а н о в н а. Тебе всё ерунда.
Н а д е ж д а. Каждый, Ольга Иванна, повидал виды, не те, так другие. Без этого он и не человек.
О л ь г а И в а н о в н а. Так вот пускай он видает другие виды, а не те, которые Димка повидал. Пил тут и шумел у всех на глазах, и дошумелся. Какая в него может быть вера?
Н а д е ж д а. Господи ты боже мой, ну как это ставить кресты на всех подряд, на молодых, на старых, это уж кладбище какое-то получается...
О л ь г а И в а н о в н а. Куда ты?
Н а д е ж д а. Да что ж она там одна воюет.
О л ь г а И в а н о в н а. Так тебя Гоша и послушался.
Е в г е н и й. Я бы на твоем месте этого не делал.
О л ь г а И в а н о в н а. Только масла в огонь подольешь.
Н а д е ж д а. Я с Таней поговорю. Ну невозможно же все-таки, когда девчонка там с ними одна!
О л ь г а И в а н о в н а. Ради девчонки и стараются. Для ее счастья. Думаешь, им сладость. А ты еще добавь.
Е в г е н и й. Не забывай, какая ответственность...
Н а д е ж д а. Да ладно, Женя. (Уходит.)
О л ь г а И в а н о в н а. Там и мать, и отец. Без нее не разберутся? Знала бы свои дела.
Е в г е н и й (ходит по комнате). Мечется, бедняжка. Воображаю, что у нее творится на душе. За все ее отношение...
О л ь г а И в а н о в н а. От этого фрукта надо было ожидать.
Входят С е р а ф и м а и О л ю н я.
С е р а ф и м а (веселая). Вот и мы. Мы с новыми книжками.
Е в г е н и й. А-а, показывайте, показывайте ваши новые книжки.
С е р а ф и м а. Олюня, это твои. Забирай.
О л ю н я. Вот, дядя Женя. И вот.
С е р а ф и м а. Поставь на свою полочку. Еще мы купили юбку. (Прикладывает к Олюне.) Ничего?
О л ь г а И в а н о в н а. Хорошая!
С е р а ф и м а. Повесь со своими вещичками.
Олюня уходит.
И разную мелочишку. (Выкладывает из портфеля.) Погода какая! Мы зашли мороженого поели... (Вдруг обнимает Евгения и целует в голову. Виновато.) Женя, мне хорошо.
Е в г е н и й (тоже виновато). Я понимаю, Сима, голубчик мой...
С е р а ф и м а. Я ничего не хочу предрекать, строить прогнозы...
Ольга Ивановна тихо уходит.
Но – ведь бывает, что жизнь вдруг возьмет и сделает подарок!
Е в г е н и й. Сложная штука жизнь.
С е р а ф и м а (своим обычным голосом). А разум для чего у человека, спрашивается? Чтоб бороться со сложностями – и побеждать. (Вошедшей Олюне.) Так ведь, Олюня?
13
Г е о р г и й у себя дома. Входит Т у с я.
Т у с я. Папа!
Г е о р г и й. Если на ту же тему – не старайся.
Т у с я. А на какую еще тему? Это вопрос моей жизни.
Г е о р г и й. Твоей фантазии. Почему ты должна быть врачом? Почему врачом? Никогда не проявляла склонности.
Т у с я. А ты в детстве такую уж проявлял склонность быть инженером? В какой-то день и час каждый делает выбор.
Г е о р г и й. И учиться непременно в Ленинграде.
Т у с я. Да, да, да! Папа, ты сам меня туда возил, зачем ты возил? Чтоб я это увидела, да?
Г е о р г и й. Чтобы доставить тебе радость, дуреха!
Т у с я. А зачем мне видеть то, о чем мне потом запрещают мечтать?.. Папа, отдай мне мое свидетельство. И мой паспорт.
Г е о р г и й. Ничего страшного, в конце концов. Поступишь на работу, посидишь дома еще годик-другой, там видно будет. Из двух зол я выбираю меньшее.
Т у с я. Папа, я взрослая или я октябренок?
Г е о р г и й. Недостаточно взрослая, если собралась связать свою судьбу с подонком.
Т у с я. Он не подонок, неправда!
Г е о р г и й. Подонок!
Т у с я. Я не позволяю! Не позволяю! Не позволяю!
Входит Т а т ь я н а.
Мама, это же неправда!
Т а т ь я н а. Гоша, опять ты через край. Опять сцены, это немыслимо. Не подонок, не подонок, не волнуйся, рыбонька. Но, рыбонька, и не герой твоего романа, что верно, то верно. Конечно, обидно папе, и мне обидно. После того что мы, как те птицы, ну как их, которые для птенцов у себя из груди перья выщипывают... Ты посмотри на себя в зеркало, какая ты у нас, и что же, приходит совершенно какой-то неотесанный...
Т у с я. Неправда! Почем ты знаешь! Отесанней вас!
Г е о р г и й. Тюрьма обтесала.
Т у с я. А вы? А вы? А вы – совершенство? Вы с тетей Надей как поступили?
Г е о р г и й. Что, что такое?
Т у с я. Да! С дедушкиным домом! Красиво поступили?
Г е о р г и й. Этого не хватало! Она будет нас судить! Уходи отсюда! Твоя тетя Надя от нас отреклась! Наплевала на нас! Тоже ради, ради... черт знает кого!
Т у с я. Отдай свидетельство. Это мое свидетельство. Я его заработала.
Г е о р г и й. Ты еще ничего не заработала. И ничего у тебя нет твоего.
Т у с я. Лжешь! Есть! Есть!
Т а т ь я н а. Эгоисты! Истрепали все нервы! Только о себе думают! Может быть, тут еще есть кто-то, кто хочет жизни! (Уходит, хлопнув дверью.)
Т у с я. На что ты меня толкаешь? Зачем ты меня толкаешь? Я еще ничего не решила, а ты толкаешь!
Г е о р г и й (сдерживаясь). Уйди. Уйди, я сказал!
Т у с я. Хорошо. Я уйду. (Уходит.)
Г е о р г и й. Таня! Татьяна!
Т а т ь я н а (входит в слезах). У меня инфаркт из-за вас будет!
Г е о р г и й. Куда она пошла?
Т а т ь я н а. Наверно, жаловаться этому своему... Гошечка, он уезжает, уезжает. Уже билет взял.
Г е о р г и й. Откуда знаешь?
Т а т ь я н а. Старик сказал мне лично.
Входит Н а д е ж д а.
Н а д е ж д а. Извините, что так врываюсь... Но, Гоша, милый, это же нелепо!
Г е о р г и й. Тебе еще что, Надя?
Н а д е ж д а. Не выйдет же ничего. По моему примеру знаешь, что ничего не выйдет.
Г е о р г и й. Да, твой пример...
Н а д е ж д а. Как можно живого человека держать как бабочку на булавке, Гоша!
Г е о р г и й (сдерживаясь). Я не хочу, чтобы этот тип таскался за ней. Мой жизненный опыт говорит, что он своего добьется. И что она с ним будет несчастна.
Н а д е ж д а. Гоша, прости, а ты знаешь, что такое счастье?
Г е о р г и й. Мой жизненный опыт говорит, и она – ребенок! – должна этот опыт учесть.
Н а д е ж д а. А если ей свой опыт нужен? Если ей надо свое собственное мнение накопить обо всем?
Г е о р г и й. Многие за это слишком дорого платят.
Н а д е ж д а. А если они иначе не могли?..
Г е о р г и й. Я не хочу, чтобы она платила!
Н а д е ж д а. Ох, Гоша... И все ты сердишься, бьешься, чтоб другие жили, как ты хочешь. Других мучаешь и сам мучаешься, и результат-то получается маленький, а то и совсем не получается никакого результата. Ну брось ты, перестань, тебе же будет легче. Ну посмотри, Таня, до чего себя довел, на нем лица нет!
Входит Е в с е е в.
Е в с е е в. Я к вам, Георгий Федорович.
Г е о р г и й. Зайдите.
Е в с е е в. По делу не очень приятному.
Г е о р г и й. Слушаю вас.
Е в с е е в. Хотел бы вдвоем.
Татьяна и Надежда уходят.
Не буду говорить, что я о ваших действиях думаю. Воспитывать. Тем более просить. Я – только факты. Ваша дочка у нас и домой идти отказывается. Ни к вам, ни к Серафиме Павловне. Я, конечно, уговаривал, к чему такое чепе. Все бы можно по-человечески. С уважением друг к другу. Но что говорить... В общем, сказала – вернется, если вы вернете документы. Если я их ей принесу.
Г е о р г и й. А если не верну?
Е в с е е в. Останется у нас.
Г е о р г и й. А какое вы право имеете держать ее у себя?
Е в с е е в. А что ж я ее, выгоню? Невесту моего сына? Хорошенькое дело.
Г е о р г и й (после молчания). Так. (Достает из нагрудного кармана документы, швыряет на пол.) Нате. Нате. Отдайте невесте вашего сына. Невесте, любовнице, кто она ему там... Еще вот, нате... (Зовет.) Таня! Таня!
Вбегает подслушивавшая Татьяна.
Иди. Помоги мне.
Т а т ь я н а. Гошечка, милый...
Н а д е ж д а (вбегает). Ты ляг, Гоша! Ты ляг! Прежде всего надо лечь!
Т а т ь я н а. Что с тобой? Что ты чувствуешь?
Г е о р г и й (рвет воротник). Нехорошо...
Е в с е е в (подбирает документы). Уж как тут может быть хорошо. (Уходит.)
14
В доме Евгения. Н а д е ж д а, О л ю н я, С е р а ф и м а, О л ь г а И в а н о в н а.
Н а д е ж д а. При чем тут все-таки я?
О л ь г а И в а н о в н а. Тебе видней. Нас там не было.
С е р а ф и м а. Удивил меня Гоша. Я думала, он крепче в испытаниях.
О л ь г а И в а н о в н а (Надежде). И чего ты ему наговорила такого?
С е р а ф и м а. Что это Женя не идет.
Н а д е ж д а. Симочка, я уехать хочу.
О л ю н я. Куда, зачем?
С е р а ф и м а. И кому это нужно?
Н а д е ж д а. Мне нужно.
О л ю н я. Тебе это кажется.
Н а д е ж д а. Только вот не знаю – куда.
Входит С е р п у х и н.
С е р п у х и н. Ну как?
С е р а ф и м а. Там Женя. Придет – узнаем.
С е р п у х и н. А мне не сходить?
С е р а ф и м а. Доктор сказал – поменьше тревожить. Возможно, сегодня перевезут в больницу.
С е р п у х и н. Вы не убивайтесь, Надежда Федоровна. В возрасте Георгия Федоровича это сплошь и рядом.
О л ь г а И в а н о в н а. Довели.
С е р п у х и н. Или сам себя довел, Ольга Иванна, бывает и так.
О л ь г а И в а н о в н а. Никогда ничем не болел. Зарядку каждое утро делал.
С е р п у х и н. А знаете, никогда не болел – оно не так прекрасно, как на первый взгляд. Сопротивляемость не вырабатывается. Другой, посмотришь, всеми хворобами болел, а на поверку выносливей всякого здоровяка. До девяноста лет прыгает. Закалился болеючи.
Н а д е ж д а (оживилась). А правда!
О л ю н я. Дядя Женя идет.
Входит Е в г е н и й.
С е р а ф и м а и О л ь г а И в а н о в н а. Ну что?
Е в г е н и й. Вливают камфару. В больницу не перевозят: нельзя трогать с места.
С е р а ф и м а. Что они вообще говорят?
Е в г е н и й. Говорят – ближайшие дни покажут. Тане бюллетень дали, чтоб была при нем.
О л ь г а И в а н о в н а. А Туся?
Е в г е н и й. Там, там. Прибежала сразу.
О л ь г а И в а н о в н а. Ну слава богу.
Е в г е н и й. Таня места себе не находит.
С е р а ф и м а. Я думаю.
Е в г е н и й. Вот так-то, Ваня, живешь-живешь, крутишься, на работе тыща забот, дома тоже... С заботой встаешь, с заботой засыпаешь, и кажется – всегда будешь такой прыткий... И вдруг – извольте...
С е р п у х и н. Звоночек.
Е в г е н и й. Звоночек, да. А ты, если разобраться, еще даже не успел подумать толком...
С е р п у х и н. О душе.
Е в г е н и й. О многом. Да, небогатые отпущены сроки. Давно ли мы с Гошей мальчишками были...
Входит Т а т ь я н а.
Таня!.. Что, Таня?!
Т а т ь я н а (всхлипнув). Ничего. Уснул. Боже, как я себя проклинаю! Как проклинаю! (Рыдает.)
Е в г е н и й. За что, помилуй! За что тебе себя проклинать? Примерная жена, преданная...
Т а т ь я н а. Не ценила! Он прав! Не ценила! Раздражалась на него... Обязана была за его сердцем смотреть, а я по гостям трали-вали... А он, голубчик, надрывался, ночью вставал, на завод шел – как там ночная смена...
Е в г е н и й и С е р а ф и м а (успокаивая). Таня... Танечка...
Т а т ь я н а. Еще фантазии всякие строила, идиотка проклятая! Наслушалась советов... от добрых людей... которые не могут видеть, когда кто-то живет как надо! Которые... которые... грибки зловредные в нашем обществе! (Другим голосом, вытерев глаза.) Я что пришла. Он кисленького просит, у вас, мама, клюква была заготовлена свежая.
О л ь г а И в а н о в н а. Есть, есть клюква! (Торопливо уходит.)
Т а т ь я н а. Только бы жив остался! Только бы остался жив нам на радость! Ничего больше не прошу! Всю себя посвящу!
О л ь г а И в а н о в н а (входит с банкой). Вот, Танюшенька.
Т а т ь я н а. Я питье ему сделаю на ночь.
С е р а ф и м а. Разреши нам, Таня, разделить с тобой ночные дежурства. Ты уже на себя не похожа.
Т а т ь я н а. Кому разрешить?
С е р а ф и м а. Мне в первую очередь. А днем еще кто-нибудь поможет.
Т а т ь я н а. Днем мы сами с Тусей, спасибо. А ты, Сима, приходи. (Уходит.)
Н а д е ж д а. Куда мне уехать?
С е р п у х и н. Вы этот вопрос успеете решить, Надежда Федоровна, а пока давайте-ка выйдем с вами, подышим воздушком. (Решительно уводит Надежду, сажает на крыльце.) Погодка-то какая стоит великолепная. Дышал бы и дышал.
Н а д е ж д а. А если нечем?
С е р п у х и н. Ну, как это нечем. Вот уж вам такие слова не к лицу. Как это человек, подобный вам, не найдет чем дышать. Найдете!
Н а д е ж д а. Я вам честное слово даю: я ему ничего такого не сказала. Можно бы в десять раз больше сказать.
С е р п у х и н. Кому?
Н а д е ж д а. Гоше! А они на меня смотрят, как будто я виновата!
С е р п у х и н. Я заметил, Надежда Федоровна: когда поднимается такой шум – больной не умирает. Уверяю вас. Он в тишине умирает, как правило. Поговорим о жизни. Если вы хотите переменить квартиру...
Н а д е ж д а. Я хочу уехать. Некуда!
С е р п у х и н. По-моему, вы подряд уже пятую курите... (Берет у Надежды папиросу, тушит.) Послушайте меня: сперва перемените квартиру. Превосходные люди, но не всякий организм с ними может. Ваш не может. Я с того первого вечера понял. Смотрел на вас и думал: неужели братья и сестра?.. А когда вы запели, мне ясно стало, что какой-то в вас вращается дополнительный электрон и, стало быть, все ваше вещество иное, весь ваш состав, – вы немного знакомы с физикой?
Н а д е ж д а. Ну откуда, вы смеетесь, я ее учила бог знает когда!
С е р п у х и н. Неважно. В общем, с ними вам трудно... Что касается применения сил, то вот ваш путь – на мой взгляд, один из самых высоких. И больше всего вам соответствующих: область культуры... Опять! (Берет у нее папиросу.)
Н а д е ж д а. Культуры, говорите? Нашли культработника, господи. Капусту вам посолить не надо?
С е р п у х и н. Ладно, ладно. Это ничего не значит, что вы забыли физику, я тоже не знаю многого, что каждый школьник знает. Понадобится какой хотите профессор приедет к нам во Дворец читать лекцию, не в этом дело. Вы взгляните на мир, каким человечество его застало – пустым и диким, а сейчас что делается, как он обставлен трудами творческого духа, и архитектура, и литература, и рояли, и скрипки, и чувства тончайшие, и чего только нет, можно до утра перечислять, сколько добра накопили! А ведь другой человек, Надежда Федоровна, среди этих богатств живет как нищий, они ему без надобности, ищет только – с кем бы объединиться на троих... Так ведь спихнуть его с этой убогой орбиты, открыть глаза на прекрасное, научить, вы понимаете, чувствовать, восторгаться, – это что? Это сделать его счастливым, не правда ли? Другой мир ему подарить, другое существование. Назовите мне задачу трудней и выше, если можете. Поспорим с вами.
Н а д е ж д а. Что же спорить. Задача хорошая. Да я-то что могу?
С е р п у х и н. Если ваш этот электрончик перескочит в одного, и в другого, и в третьего – уже великолепно. Уже цель достигнута.
Н а д е ж д а. А как не перескочит?
С е р п у х и н. Перескочит. Уж поверьте мне.
Н а д е ж д а (грустно). Так-таки и перескочит.
С е р п у х и н. Перескочит, Надежда Федоровна! Возвращаясь к вопросу о квартире. У меня, конечно, не ахти что, но – вполне пристойно... От всей души... разрешите... предложить вам...
Н а д е ж д а. Иван Васильич!
С е р п у х и н. Вы только поймите меня правильно. Если пожелаете войти в мой дом как полная госпожа, разделить, как говорится, мою судьбу, – что тут говорить, это мне будет самая высшая награда... неведомо за какие заслуги.
Н а д е ж д а. Иван Васильич...
С е р п у х и н. Минуточку! Сейчас – я же не слепой – что я, что судьба моя вам ни к чему. Но – а вдруг! Вдруг – со временем – я сумею заслужить симпатию вашу... Минуточку! Ведь кроме бурных чувств, на которые мне претендовать невозможно, существует же человеческая привязанность, уважение, дружба... И еще, вы знаете, вопрос, что дороже... Минуточку! А если вам все это кажется бодягой несусветной, – что ж, оно скорей всего бодяга и есть... тогда примите, убедительно прошу вас, мой кров хотя бы временно, сколько вам понадобится, пока не решите все эти вопросы – ехать, не ехать, куда, что, зачем... И в том, и в другом случае, можете не сомневаться, вы будете бесконечно обожаемым существом... Ну... Что еще?.. Надежда Федоровна, у меня недостатков миллион, но я ей-богу человек порядочный...
Н а д е ж д а. Как все это трудно!
С е р п у х и н. Никоим образом не хочу вас утруждать. Гораздо лучше даже, если вы обдумаете. Поскольку я заранее принимаю любое ваше решение... Вы просто усвойте себе вот что: у вас есть место, где вы можете жить вольная, спокойная – береженая. Захотите – к вам придут, не захотите – не придут. И в любой момент, когда вам пожелается, вы можете в этом месте укрыться.
Идет Ф р о с я.
Вот так, Надежда Федоровна.
Н а д е ж д а. Спасибо, Иван Васильич. Спасибо, дорогой. Добрый вы, славный.
С е р п у х и н. Всё вы меня благодарите. Приказали бы что-нибудь.
Н а д е ж д а. Что ж я прикажу?
С е р п у х и н. Сделайте такую милость: прикажите.
Ф р о с я. Здравствуйте.
С е р п у х и н. Здравствуйте, Ефросинья Михайловна, и до свиданья. Я пошел, Надежда Федоровна.
Ф р о с я. Что, плохо Гоше? Таня ко мне заходила вся в слезах.
С е р п у х и н. Естественное расстройство. Конечно, на второй день после приступа какое может быть состояние? Но вот вам доказательство, что нет ничего страшного, – у меня было в этом самом роде, а я перед вами стою здоровехонек, а почему – потому что бросил курить, и все как рукой сняло, исключительно потому, что бросил курить, медицина ни при чем, и всем советую – бросайте немедленно!.. До свиданья. Еще раз до свиданья, Ефросинья Михайловна! (Уходит.)
Ф р о с я. Чего это он такой? Будто сделал предложение.
Н а д е ж д а. Он сделал. Предложение.
Ф р о с я. Ну да.
Н а д е ж д а. Правда.
Ф р о с я. Ой, как хорошо! Ой, как я рада! Ну до чего ж хорошо! Ой, Надюшка, если б я была верующая, я б сказала – это тебе бог посылает! За твои мытарства. И за твою обиду. (Обнимает Надежду.) Бедняжечка ты моя. Все-таки бог Миловановых любит...
За сценой громкий свист.
Н а д е ж д а. Постой... (Освобождается из объятий.)
Ф р о с я. Ты мне, Надя, верь, я людей повидала: это тебе счастье само в руки идет, такого человека верного, положительного...
Свист ближе – призыв в три такта:
(См. прилагаемый рисунок Sobs4503.gif)
Надежда, вскочив, отвечает таким же свистом. Выбегает за калитку. Появляется ф о т о г р а ф. Он уже порядком немолод, много старше Надежды; сед, хром. Но по манере держаться видно, что ощущает себя молодым. Выражение лица правдивого и доброго ребенка, которого никто никогда не обижал. Движется легко, несмотря на хромоту. Говорит тоже легко, редко когда призадумываясь. На нем плащ и берет набекрень. Через плечо на ремешке фотоаппарат, в руке авоська.
Н а д е ж д а. Витечка!!!
Ф о т о г р а ф. Фу ты, господи. Наконец до тебя добрался. Ты же неправильный адрес оставила! Голова!
Н а д е ж д а. Витечка, Витечка, а я думала – она написала – что ты что ты ко мне не вернешься!
Ф о т о г р а ф. Ерунда какая. Мало кто чего напишет. Фу ты, нога отваливается. Шел, шел...
Н а д е ж д а. Фросенька! Ты что? Не узнаешь?
Ф р о с я. Это вы?
Н а д е ж д а. Неужели так изменился? По-моему, почти совсем не изменился!
Ф р о с я. Да, да. Почти совсем. Просто я не сразу узнала. Двадцать лет не виделись... Я помню темные вроде кудри...
Ф о т о г р а ф. А ну их, кудри, я от них отказался. Ухода требуют. Морока.
Н а д е ж д а. Олюня! Олюня! Смотри, кто приехал!
О л ю н я (выходит из дома). Папа, здравствуй.
Ф о т о г р а ф. Олюнька, здорово! Фу ты, черт, взрослая девица! Надя, она взрослая девица!
О л ю н я. Я давно уже.
Ф о т о г р а ф (тревожно). А почему я не замечал?
Н а д е ж д а. Это от платья.
О л ю н я. От возраста.
Фрося уходит в дом.
Ты выглядишь как всегда.
Ф о т о г р а ф. А почему мне не выглядеть как всегда?
О л ю н я. Писали, что ты болен.
Ф о т о г р а ф. Писали, писали... Вы больше читайте!
О л ю н я. Ну, я рада, что так кончилось.
Ф о т о г р а ф. Дай я тебя поцелую.
О л ю н я. Как-то это, знаешь, укрепляет веру в вечные идеалы.
Н а д е ж д а. А ты о нем думала бог знает что!
О л ю н я. Тебе надо умыться, папочка. И поесть. (Надежде.) Я скажу тете Симе?
Н а д е ж д а. Да-да! Скажи, что он приехал! Тете Симе и всем им там! Витечка, ну как же она написала!..
Олюня возвращается в дом, где молча сидят Евгений, Серафима, Ольга Ивановна и Фрося.
О л ю н я (строго). Я вас очень прошу. Я вас никогда ни о чем так не попрошу. Пожалуйста, примите его как маминого мужа. Как моего отца. Он побудет недолго. Они уедут.
Е в г е н и й (с деланной веселостью). Детеныш, ну ясно! Как может быть иначе!.. У нас была еще одна раскладушка?
О л ь г а И в а н о в н а. Надя несчастная! Опять все сначала! (Уходит в другую комнату, Евгений за нею.)
Ф р о с я. И всего ничего ей пришлось передохнуть. И какая синяя птица из рук улетела! (Уходит за ними.)
С е р а ф и м а (взволнованно). Тебе, я считаю, ехать бессмысленно. Безумно! Так славно пошла у нас учеба. Такие у тебя ясные перспективы...
О л ю н я. Тетя Сима, зачем вы уговариваете? Если вы меня не прогоните, никуда я не поеду.
С е р а ф и м а. Им будет больно.
О л ю н я. Всем нам будет больно. А что делать?
С е р а ф и м а. Хочешь, я поговорю с ними?
О л ю н я. Нет. Я сама.
С е р а ф и м а. Как же ты скажешь?
О л ю н я. Так и скажу, что же тут крутить. Скажу – мама и папа, простите, что я не могу жить, как вы живете.
С е р а ф и м а. А если они скажут...
