Текст книги "Собрание сочинений (Том 4)"
Автор книги: Вера Панова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
Н и н к а. Валерик. Ты не можешь мне сказать, что это за долг такой, что так тебя мучает?
В а л е р и к. Деточка! Я же просил – не спрашивай! Я осел. Сделал однажды колоссальную глупость, теперь выпутываюсь. Мне совестно рассказывать, так это глупо. Что всего гаже, прямо тошнит, – что эта бескультурная сволочь, ни в чем ни уха ни рыла, кроме своих махинаций, – и лезет, понимаешь ли, поучать, научные словечки вставляет. Вульгарный материализм... Идем в кино!
Н и н к а. Послушай. У меня серьезный разговор.
В а л е р и к. У тебя всегда серьезные разговоры.
Н и н к а. Правда, очень серьезный. Я ни разу не ставила этот вопрос. Но теперь я должна его поставить. Обязана.
В а л е р и к. Непременно сейчас должна? Сию минуту?
Н и н к а. Я больше не могу откладывать.
В а л е р и к. Что за вопрос?
Н и н к а. Когда мы поженимся?
В а л е р и к. Что от этого изменится?
Н и н к а. Мы будем – муж и жена...
В а л е р и к. Ты меня заставляешь говорить о пошлых вещах. Зачем ты меня заставляешь говорить об этих вещах? Ни у тебя, ни у меня нет даже своей комнаты.
Н и н к а. У меня есть.
В а л е р и к. Да, общая, твоя и брата! Такая и у меня есть: моя и мамина.
Н и н к а. У вас же, ты говорил, разгороженная?
В а л е р и к. Слава богу! Разгороженная! Ты бы видела! Повернуться негде!
Н и н к а. Если я попрошу, Костя перейдет в общежитие. Я знаю. Он это сделает. Он на меня смотреть не хочет – только потому, что он за меня беспокоится. Когда наша мама умерла в блокаду и нас по детским домам разобрали, он два раза из своего детдома убегал, чтобы меня повидать. Шел пешком через весь Ленинград – голодный, маленький, представляешь, – чтобы убедиться, что я жива. Он сейчас так беспокоится, что просто из себя выходит. Стоит мне сказать, что я вышла замуж, – уйдет сейчас же.
В а л е р и к. Тебе мало живого, свободного чувства, ты хочешь его запихать в клетку, привязать узлами.
Н и н к а. Мне это было не так уж важно. Я ждала, когда ты сам заговоришь.
В а л е р и к. А сейчас что – стало важно?
Н и н к а. Сейчас это необходимо.
В а л е р и к. Почему необходимо?
Н и н к а. Потому что у нас будет ребенок.
В а л е р и к. Боже мой. Как будто это неизбежность.
Н и н к а. Какой ты мальчик. Ясно – неизбежность.
В а л е р и к. Извини, но тысячи женщин от этого избавляются.
Н и н к а. Это их дело.
В а л е р и к. Деточка. Мне за тебя, честное слово, страшно. Ты хочешь натворить что-то безумное. Зачем это, помилуй! Пожалей себя!
Н и н к а. По-моему, ничего не безумное, наоборот – очень даже правильное.
В а л е р и к. Ты не соображаешь, что ты затеяла. Ужасно! Рыбка! Что ты с собой делаешь? Вместо того чтобы стараться сделать жизнь приятной себе же в первую очередь! – ты нагромождаешь трудности, проблемы...
Н и н к а. Что я затеяла? Что тут необыкновенного? Выйти замуж, иметь ребенка?
В а л е р и к. Я не хотел тебя огорчать. Но ты вынуждаешь... Деточка, я ни на ком не могу жениться. Я женат, уже женат, давно женат. И жена не даст мне развода.
Н и н к а. Ты женат?
В а л е р и к. Вот, представь.
Н и н к а. Ты правда женат?
В а л е р и к. Могу предъявить отметку в паспорте.
Н и н к а. Мне говорили. Но я не верила.
В а л е р и к. Почему не верила? (Пародируя.) Что тут необыкновенного?
Н и н к а. Почему ты раньше не сказал?
В а л е р и к. А ты спрашивала?
Н и н к а. Я была уверена, что ты бы сказал. Ты боялся, что я от тебя откажусь, да?
В а л е р и к. Я же говорю: не хотел причинять тебе боль.
Н и н к а. И она не дает развода? Ты просил ее, да?
В а л е р и к. В общем, она когда вдруг исчезла ни с того ни с сего...
Н и н к а. Она тебя бросила?
В а л е р и к. Она меня бросила. Была тихая девочка, вроде тебя, и вдруг проявила инициативу. Оставила записку, и, между прочим, написала, чтоб я на развод не рассчитывал.
Н и н к а. Почему же, раз она ушла сама?
В а л е р и к. Не знаю, у нее это сложно. Вообще трудный была человек. Тихая, тихая, а характер – железо.
Н и н к а. У вас был ребенок?
В а л е р и к. Ну что ты.
Н и н к а. Если ты захочешь развестись, то ведь, кажется, можно без ее согласия?
В а л е р и к. Нет, на это я не пойду, знаешь. Тащить наши с ней отношения в суд – без ее согласия... Я не могу так поступить с женщиной.
Н и н к а. Где она теперь?
В а л е р и к. Скорей всего в экспедиции. Она геодезист, или топограф, или что-то в этом роде, не скажу точно. Всегда в разъездах. Даже завидно, до чего приспособленный к жизни человек.
Н и н к а. Как называется учреждение, где она работает?
В а л е р и к. Откуда мне знать? Уже три года, как мы расстались.
Н и н к а. Такими молодыми поженились?
В а л е р и к. Молодость, глупость...
Н и н к а. Как ее зовут?
В а л е р и к. Кира.
Н и н к а. Она красивая?
В а л е р и к. Не знаю, как теперь. Была – чудная девочка.
Н и н к а. Покажешь карточку?
В а л е р и к. Покажу как-нибудь, если тебе интересно.
Н и н к а. Ты ее любил больше, чем меня? Она была твоя первая любовь! (Вдруг заплакала.)
В а л е р и к. Нет! Больше я не согласен! Как угодно! Прошу тебя! Если это может тебя утешить, – не была она моей первой любовью, не была, слышишь? Ни первой, ни последней. Ну, хватит, рыбка, хватит! (Вытирает ей глаза.)
Н и н к а. Не сердись. Я уже не плачу.
В а л е р и к. И не о чем. Абсолютно! Все это такие условности. Дурацкие слова, стыдно произносить. Женат, не женат, чепуха же это. Вставай-ка, пошли где теплей. Успеем на последний сеанс.
Н и н к а. Валерик, только у меня нет денег на билеты.
В а л е р и к. Как, у тебя ничего не осталось?
Н и н к а. Я думала занять у Жанны, а потом мы с ней поспорили по одному вопросу, я не захотела у нее занимать.
В а л е р и к (великодушно). Да ладно, есть же деньги. Я возьму билеты.
Идут.
Все-таки нельзя же тебе совсем без копейки, а?
Н и н к а. Я достану. Может быть, дадут еще немножко в кассе взаимопомощи.
В а л е р и к. А если не дадут?
Н и н к а. Вообще-то могут и не дать.
В а л е р и к. А у брата?..
Н и н к а. У Кости – нет.
В а л е р и к. Что ж, он не выручит сестренку?
Н и н к а. Он спросит, – а где твоя получка.
В а л е р и к. Знаешь, возьми себе из этих денег, а?
Н и н к а. А ты? Тебе и так не хватает.
В а л е р и к. Ну, немного. Ну двадцать пять рублей возьми. Нет, бери! Бери, бери, слышишь!
Н и н к а (берет). Спасибо, Валерик.
В а л е р и к. Главное, запомни: жить надо легче. Сегодня не хватает, завтра хватает. Сегодня плохо, завтра хорошо. Послезавтра, может быть, опять плохо, – и так все время: вверх, вниз. Качели! Качайся и не унывай. Абсолютное идиотство, в сущности. Так стоит слезы тратить, ну скажи мне?
Уходят.
4
Уголок кафе. Утро. О ф и ц и а н т к а убирает на столике. За соседний столик садится К и р а.
К и р а. Накормите, девушка?
О ф и ц и а н т к а. А, кого я вижу. Да уж придется накормить. С приездом.
К и р а. Здравствуйте.
О ф и ц и а н т к а. Давно вас не было видно.
К и р а. Почти восемь месяцев.
О ф и ц и а н т к а (подает карточку). Где побывали, опять на юге?
К и р а. На этот раз на востоке.
О ф и ц и а н т к а. А загорели – вроде из Сочи приехали.
К и р а. Там, где я была, солнце жарче, чем в Сочи.
О ф и ц и а н т к а. Это какое место?
К и р а. Возле Темир-Тау. Казахстан.
О ф и ц и а н т к а. Тоже какое-нибудь грандиозное строительство?
К и р а. Металлургический комбинат. Самые большие домны в Советском Союзе.
О ф и ц и а н т к а. Меня один старший лейтенант звал в Казахстан.
К и р а. Что ж не поехали?
О ф и ц и а н т к а. Думаете – мне бы там понравилось?
К и р а. И вам бы там понравилось, и вы бы там понравились.
О ф и ц и а н т к а. Думаете? Но мне не особенно понравился этот старший лейтенант.
К и р а. Ах, так.
О ф и ц и а н т к а. Уж очень легкомысленно: что такое, раза два всего зашел к нам покушать, и сразу – будьте моей женой. Я признаю только проверенное чувство. Надо присмотреться, узнать... а не выскакивать за первого встречного. В старину говорили, что пуд соли нужно съесть с человеком; это правильно! Конечно, сейчас другое время, старые люди во многом отстали от жизни, но кое к чему все-таки стоит прислушаться... Что кушать будем? Очень красиво загорели. Воображаю вас в летнем платье без рукавов.
К и р а. Да, это было неплохо. Будем кушать сосиски с горошком.
О ф и ц и а н т к а. Возьмите шницель. Сосиски сегодня жестковатые.
К и р а. Хорошо, пусть шницель. И омлет. И кофе.
О ф и ц и а н т к а. Что к кофе?
К и р а. Что-нибудь. По вашему выбору.
Оставшись одна, разворачивает журнал. К столику подходит Н и н к а.
Н и н к а. Здравствуйте. Мне нужно с вами поговорить.
К и р а. Вы не ошиблись, девушка? По-моему, мы незнакомы.
Н и н к а. Если вы жена Валерика, то я не ошиблась.
К и р а. Его до сих пор зовут Валерик?
Н и н к а. Конечно, а почему же...
К и р а. И он откликается?
Н и н к а. Я не понимаю.
К и р а. Валерик, Валерик. Мальчик, которого надо водить за ручку. Постареет, облысеет – а все будет Валерик, Валерочка.
Н и н к а (держась за спинку стула, тихо). Просто все его так зовут. Он не просит, чтобы его так звали.
К и р а. Человек получает имя, какое заработал.
Н и н к а. Разве это всегда так? Будьте справедливы: не всегда бывает так.
К и р а. В данном случае это так.
Н и н к а. Легче всего – обвинять.
К и р а. Он вас прислал? Что ему нужно?
Н и н к а. Он не прислал. Я сама вас искала. Он не хотел, чтобы я искала. Отговаривал.
К и р а. Сядьте, девушка. Тоже попалась в эту паутину, бедная мушка.
Н и н к а. Вы шутите... Я считаю – об этих вещах надо говорить серьезными словами. И красивыми.
К и р а. Согласна. Безусловно: серьезными и красивыми. Только так! А если мальчики Валерики учат нас говорить несерьезно и некрасиво?
Н и н к а. Валерик говорит как поэт! Вы же знаете. Вы не могли забыть.
К и р а. Ну сядьте! Вы славный ребенок. Мне вас жаль. Совершенно серьезно жаль.
Н и н к а (села). Вообще не думаю, чтобы Валерик мог вас учить. Вы такая самостоятельная, с характером, – как он мог на вас влиять?
К и р а. Откуда вам известно, что я самостоятельная и с характером?
Н и н к а. От Валерика.
Является официантка с подносом.
К и р а. Еще один такой же завтрак, будьте добры.
Н и н к а. Для меня? Спасибо. Я не хочу есть.
К и р а. А может быть?..
Н и н к а. Спасибо, нет. Я завтракала.
К и р а. Тогда – кофе на двоих.
Официантка уходит.
А я хочу есть. Вы не обидитесь?.. (Ест с аппетитом.) И что же ему, Валерику, нравится моя самостоятельность или не нравится?
Н и н к а. Он вас очень уважает. Он завидует вам. Бывает ведь и хорошая зависть. Он не говорит, но ему конечно бы хотелось быть таким, как вы.
К и р а. За чем же дело стало? Что ему мешает?
Н и н к а. У него не хватает силы воли.
К и р а. Какая особенная нужна сила воли, чтобы найти себе занятие по душе, что это – подвиг, что ли?.. Почему он ничем не занимается?
Н и н к а. Занимается.
К и р а. Чем?
Н и н к а. Английским языком.
К и р а. Прекрасно. А еще?
Н и н к а. Вы думаете – ему работать не хочется?
К и р а. Почему он уехал с Сахалина?
Н и н к а. К нему там было неважное отношение.
К и р а. А что он сделал, чтоб хорошее было отношение?
Н и н к а. Он говорит – ничего не мог сделать. Ему очень трудно было в непривычной обстановке. И климат для него тяжелый, он говорит.
К и р а. Он говорит, он говорит... Слушайте! Три года назад я взяла и – рраз! – вычеркнула из моей жизни всю эту муть. Вышла из дому с таким вот чемоданчиком, в кармане рубль сорок копеек... Вздохнула вольно – и вы не поверите: так радостно, светло мне стало, что всего-навсего рубль сорок и что чемоданчик не весит ничего! Не верите.
Н и н к а. Верю.
К и р а. Вы это понимаете?
Н и н к а. Понимаю. Что ничего-ничего с собой не унесли. Что все впереди. Что все в ваших собственных руках.
К и р а. Как свести концы с концами: понимаете такое, и любите этого Валерку.
Н и н к а. Вы тоже его любили.
К и р а. Мне было двадцать лет.
Н и н к а. Мне двадцать лет.
К и р а. Мне было двадцать лет, когда я с этим уже разделалась.
Н и н к а. А я не хочу разделываться, только в этом между нами разница.
К и р а. Это большая получается разница, если вы не хотите разделаться. Не хотите выпутаться из паутины.
Н и н к а. Вы вышли от него налегке и обрадовались, что вам легко. А его вы бросили с тяжестью.
К и р а. Какая у него тяжесть?
Н и н к а. Какая тяжесть? А его неустройство? А что он ни к чему не умеет прилепиться душой?
К и р а. Ничего этого он не переживает. Вы за него переживаете, а он живет себе посвистывая, как ему нравится.
Н и н к а. Нет, нет! Он мучается! И ему еще страшно не везет. Он просто иной раз в отчаянии от своего невезенья. За что, говорит, ни возьмусь, ничего не получается, ну ничего! Почти совсем уже устроился в "Смену" внештатным сотрудником. И, понимаете, написал корреспонденцию, и кто-то там чего-то не проверил, что-то, в общем, получилось не так, и ему теперь больше не дают заданий... Обещал один товарищ устроить на работу, и куда же устроил – в кино администратором, разве может Валерик администратором... Хотел уж поступить корректором, было место, – взяли женщину, какую-то со стажем... Просто он неудачник.
К и р а. Отвратительно.
Н и н к а. Отвратительно?
К и р а. Слушайте, что может быть противнее, чем неудачник!
Н и н к а. Вы, значит, любите удачников.
К и р а. Деятельных людей люблю. Которые знают, чего хотят. И добиваются своего. А не плывут по течению, как щепки.
Н и н к а. Вы правы в том смысле, что Валерик действительно не очень знает, чего ему надо... То хотел в "Смену", а теперь хочет в "Интурист", а куда захочет дальше, я даже не знаю.
К и р а. Вы так говорите, будто это очень хорошо и для Валерика, и для общества.
Н и н к а. Нет, я согласна с вами, что это плохо и для Валерика, и для общества. Но в общем вы страшно неправы. Бесчеловечно неправы. Это ужасно!
К и р а. Что ужасно?
Н и н к а. Вы их вычеркиваете из жизни.
К и р а. Кого?
Н и н к а. Неудачников.
К и р а. Вычеркиваю? Я говорю, что лично я их терпеть не могу.
Н и н к а. Вычеркиваете. Рраз! – и готово... отвернулись и пошли своей дорогой... налегке! А кто вам дал право вычеркивать? Почему вы беретесь выносить приговоры? Вы сами разве совершенство, чтобы судить других?
К и р а. Вы, ребенок, кажется, хамить начинаете. Давайте будем взаимно вежливы.
Н и н к а. Я не признаю за вами права судить Валерика. Все ваши слова, все поступки – эгоизм, больше ничего. Вам хорошо, и вы довольны, и считаете, что вы замечательная.
К и р а. Он вам карточку мою показывал?
Н и н к а. Да.
К и р а. Похожа я?
Н и н к а. Вы, по-моему, очень повзрослели.
К и р а. Еще бы. Фотография старая. Я была дурочка, ничего не соображающая. С первого взгляда врезалась, и тоже мне казалось, что он о любви говорит, как Пушкин.
Н и н к а. Как вы могли его бросить!
К и р а. Вот тебе на. Человек оскорбляет вас на каждом шагу, врет, обманывает, разрушает вашу веру в людей, веру в чувство человеческое...
Н и н к а. А вы ей не позволяйте разрушаться. Будьте сильней этого.
К и р а. Отравляет вас горечью. Заставляет с утра до вечера думать черт знает о чем. Делает вашу жизнь бесплодной, мелкой, презренной, никому, кроме вас, не нужной, и после этого упрекать женщину: ты его бросила, – нет, оставьте! Я больше не могла видеть его, слышать его, идти с ним куда-то, думать о нем, – ничего больше не могла!
Н и н к а. Вы, должно быть, к нему предъявляли очень большие требования.
К и р а. Я хотела жизни чистой и разумной. Это непосильные требования?
Н и н к а. А если человек не знает, если он еще не успел себе уяснить, что значит жить разумно?
К и р а. До какого же возраста человек себе это уясняет?
Н и н к а. Это же у всех по-разному. Иногда совсем уже старик, и то не знает, как надо жить. Почему вы со старого не спрашиваете, а с молодого спрашиваете?
К и р а. Его же учат, этого молодого! В университете учили, на хорошую работу послали, поле деятельности дали настоящее!.. Ничего не хочет понимать, болтается без толку, – да пусть пропадает в конце концов, кому он нужен, обойдется без него, противно только!
Н и н к а. Никому не нужен?
К и р а. Ничтожество!
Н и н к а. А если, например, война? Тогда не скажете – ничтожество, без тебя обойдется. Тогда скажете – иди, будь храбрый, умри за родину! Ведь родина-то у него есть, родину у него не отнимете, не можете отнять?! А раз есть у него родина – значит, он нужен родине! И ей не все равно, пропадет он или нет!.. Я вообще не могу понять, как это: чтобы человек такой красивый, такой прекрасный – такая молодая жизнь – только-только начинается, – ничтожество?! Никогда не поверю!
К и р а. По-вашему, я должна была нянькой сидеть около него?
Н и н к а. Как я могу учить, что вы должны, чего не должны? Не знаю!
К и р а. Слушайте. Что я вам расскажу. Вы ленинградка?
Н и н к а. Да.
К и р а. Куда выезжали из Ленинграда?
Н и н к а. В разные места. В Парголово. В Зеленогорск. В Петергоф...
К и р а. Это все пригородными поездами. Горы видела, ребенок? Степь видела?
Н и н к а. В кино.
К и р а. Вот слушай. Рано-рано утром выходишь из палатки – прямо в огромную-огромную степь... под огромное-огромное небо! Так и охватит тебя всю эта воля... Солнце на краю неба. Ветер прилетел откуда-то из-за тридевяти земель... Встают люди в палатках, человеческие голоса звучат. И ты с этими людьми, не зря сюда пришла. Цель у тебя есть, место есть на земном шаре – не по блату место, по заслугам.
Н и н к а. Вы всегда где-то там. Я вас насилу дождалась.
К и р а. Да, большую часть года мы в экспедициях.
Н и н к а. Вы геолог?
К и р а. Изыскатель-топограф. Когда я ушла тогда... с чемоданчиком, налегке! – до того не захотелось в университет возвращаться! Захотелось, чтобы все по-другому! Куда-то ехать, видеть другие лица, существовать не на стипендию, а на зарплату, – словом, выйти из приготовительного состояния, действовать. И чтобы зарплата была как следует, чтобы существовать, что называется, на высоте!
Н и н к а. Доказать.
К и р а. Доказать, если хочешь. Не кому-то, а себе доказать... Ну подготовилась. Мои два курса геологического помогли до некоторой степени. И хорошие люди помогли. Теперь я сама себе хозяйка и госпожа.
О ф и ц и а н т к а подает кофе.
Чего и тебе желаю. Давай кофе пить.
Официантка уходит.
А жена я была неплохая. Старалась на него плодотворно воздействовать... пока терпение не лопнуло. Ведь и я человек, как ты думаешь? И моя жизнь тогда только-только начиналась. Если он о моей жизни не беспокоился, должна же была хоть я сама побеспокоиться. И ты о себе побеспокойся, пока не поздно.
Н и н к а. А о нем кто побеспокоится?
К и р а. Не знаю, как сейчас, а в мое время – вполне достаточно было дур, которые только о нем и думали. Не пропадет, не волнуйся.
Н и н к а. Но это же совсем другое. Это, я думаю, не помогает человеку, а мешает. И как вы ничего ему не прощаете! Даже этих, как вы говорите, дур. Он же не виноват, если о нем думают. И они не виноваты. Идет по улице – изо всех выделяется... как же девочкам о нем не думать, они же не слепые... Я что-то хотела сказать. Да, вот что я хотела сказать: он не просто так занимается английским языком, от нечего делать, – он совершенствуется, чтобы поступить на курсы "Интуриста". Он будет гидом-переводчиком. Будет водить иностранцев по городу. Мне кажется, это интереснее, чем администратором в кино.
К и р а. Возможно, не знаю.
Н и н к а. Жаль – эта работа сезонная. Не на весь год.
К и р а. Ничего. Он больше одного сезона все равно не вытянет. Да еще и курсы одолеет ли.
Н и н к а. Вы на него совсем махнули рукой.
К и р а. Ему с детства внушили, что он – цветок жизни, что все блага будут ему поднесены в готовом виде, на блюдечке с голубой каемочкой. А вырос – говорят: то нужно, другое нужно, изволь трудиться, поезжай туда-то. А он не хочет! Он может только получать в готовом виде.
Н и н к а. А зачем ему внушили?
К и р а. Только тех будем винить, кто внушал? А своя-то голова должна быть на плечах?
Н и н к а. Вы сказали: постареет, облысеет... Я как-то подумала: а что, если он так-таки ничего для себя и не найдет? Для ума своего, для рук... Станет старым... и среди ночи вдруг проснется... как от разрыва бомбы: что же, спросит, получилось из моей жизни? И уже времени нет исправить... (Быстро.) Глупая моя фантазия. Все будет хорошо.
К и р а (хмурясь). Пей, ребенок. Остыло.
Н и н к а (глотнув из чашки). Почему вы не даете ему развода?
К и р а. А он не просит.
Н и н к а. А если попросит?
К и р а. Попросит, думаешь?
Н и н к а. Ну, если.
К и р а. А зачем разводиться?
Н и н к а. Вы написали, чтобы он не рассчитывал на развод, – просто назло ему, да?
К и р а. Чтобы других спасти от союза с ним. Акт женской солидарности. Вообразила по наивности, что это поможет.
Н и н к а. А сейчас?
К и р а. Сейчас – не воображаю.
Н и н к а. Значит, вы согласитесь на развод?
К и р а. Да к чему развод-то?
Н и н к а. Вам разве не тяжело, что вы связаны? С человеком, который вам не нужен.
К и р а. Я не чувствую себя связанной.
Н и н к а. А вдруг вы захотите выйти замуж.
К и р а. О, для этого много нужно, чтобы я опять захотела замуж.
Н и н к а. Ну, а вдруг.
К и р а. Тогда и будем говорить. А сейчас, по правде сказать, мне развод даже невыгоден. Женщина в моем положении чувствует себя уверенней, если может сказать: я замужняя.
О ф и ц и а н т к а (она возникала поблизости время от времени, прислушиваясь к разговору, и на этот раз не выдержала – вмешалась). Совершенно верно! По крайней мере, если ты улыбнулась на чью-нибудь шутку, он не будет воображать, что ты ему сию минуту повесишься на шею! И кое-кто подумает, прежде чем любезничать... когда ты не просишь, чтобы он любезничал! (Удаляется.)
Н и н к а. А если ему нужен развод?
К и р а. Для чего? Ну, для чего? На тебе жениться? Не женится. А женится, не дай бог – тебе же хуже. Сейчас у тебя хоть какие-то иллюзии... Вы с ним врозь? Под разными крышами?
Н и н к а. Да.
К и р а. И ты хочешь под одну?
Н и н к а. Я хочу, чтобы мы были – одно сердце. Одна жизнь.
К и р а. Там сердце – камень, лед.
Н и н к а. Неправда, неправда! Но если бы даже это была правда – вы разве не верите, что любовь может растопить лед? Вы никогда не будете счастливой, если не верите.
К и р а. Слушай. Вскоре после того, как мы поженились, ему понадобились деньги. Не хотел сказать, зачем. Твердил – очень нужно. Так метался, так искал этих денег, как в голод хлеба ищут. Я тогда тоже... хотела, чтоб одно сердце. Пошла, сдала кровь. Кровь, для больных, понимаешь? Принесла ему триста рублей. Вечером принес проигрыватель. Жаловался – на пластинки не хватило. Это тебе как?
Н и н к а. Он не посылал вас сдавать кровь. Вы это сами придумали. Здорово придумали. Мне в голову не приходило...
К и р а. Слушай. А когда я перестала быть для него предметом первой необходимости, – он стал меня знакомить с разными типами, своими приятелями. Нарочно знакомить. Ты понимаешь?! Чтобы самому быть посвободней. Ничего ты не понимаешь, бедная рыбка на удочке!
Н и н к а (просияла). Валерик меня тоже зовет – рыбка.
К и р а. А ну тебя. Не дам развод. Спасайся, пока жива. Ты ведь тоже можешь... как ты сказала, – вдруг проснуться, как от разрыва бомбы... Хочешь, в экспедицию устрою? Поедем с тобой далеко. На простор.
Н и н к а. Я никуда от него не уеду.
К и р а. Найдется другой: хороший, верный.
Н и н к а (встает). Он любит меня. Вы на него наговариваете разные ужасы... Он все время обо мне думает. Хочет быть со мной. Видит меня во сне... Он дарит мне цветы! Делится со мной последними деньгами! У нас будет ребенок.
К и р а (после молчания). Что ж. Пусть так. Пусть подает о разводе. Я подпишу, что там надо. Передай ему.
Н и н к а. Хорошо.
К и р а. Только потом не проклинай меня.
Н и н к а. Спасибо вам.
К и р а. Прощай. Как тебя зовут?
Н и н к а. Нина.
К и р а. Прощай, Нина.
Н и н к а. От нас обоих спасибо!
Она уходит. Приближается о ф и ц и а н т к а.
К и р а. Сколько с меня?
О ф и ц и а н т к а (подает счет). Славненькая девушка, и какая молоденькая, и уже любовные неполадки, извините, я краем уха слышала. И никто ее, бедняжечку, не предостерег.
К и р а (расплачивается). А, собственно, как предостеречь? Лекции читать насчет пуда соли?.. Стариковский опыт здесь не помогает.
О ф и ц и а н т к а. Да, что поделаешь. Каждая, волей-неволей, действует на свой страх и риск. Тянет свой лотерейный билет. Проходит курс самостоятельно. Кто же в таких случаях будет слушать стариков!
5
Звонит телефон. Кто-то терпеливо и настойчиво призывает кого-то. Потом звонок прекращается, и слышен недоумевающий голос Н и н к и: "Алё! Алё! Что такое? Алё!"
Нинка у себя в комнате. Стоит с трубкой возле уха, притворив дверь (аппарат за дверью, в передней), и выкликивает: "Да что такое? Алё!" – и дует в трубку.
В другой маленькой передней – тесной передней крошечной квартирки, построенной с помощью фанеры в недрах старого, доживающего свой век дома, – у телефонного аппарата В и к т о р и В а л е р и к. Сняв трубку и зажав ее рукой, Виктор спрашивает: "Ну, если она – что говорить?"
В а л е р и к (вполголоса). Скажи – дома нет.
Н и н к а (взывает). Алё! Алё!
В и к т о р (в трубку). Да.
Н и н к а (обрадовалась). Мне, будьте добры, пожалуйста, Валерика.
В и к т о р. Его нет дома.
Н и н к а. А когда он будет?
В и к т о р. Не могу вам сказать.
Н и н к а. Это не Витя?
В и к т о р. Витя.
Н и н к а. Здравствуйте, Витя. Это Нина говорит.
В и к т о р. Привет.
Н и н к а. Витя, а вы знаете, что сегодня день его рождения?
В и к т о р. Да, я вот зашел поздравить, а его нет. Я думал, он у вас.
Н и н к а (простодушно). Нет. У меня его нет.
В и к т о р. Думаю все же, что он пошел к вам.
Н и н к а. Почему вы думаете?
В и к т о р. Ну, а где ему быть? Я пришел – именинника нет, в доме никаких праздничных приготовлений... Матушка его нездорова... в лежачем состоянии... гриппует. Это она мне, собственно, сказала, что он, вероятней всего, к вам пошел.
Н и н к а. Он ей сказал, что будет у меня?
В и к т о р. Не то чтобы сказал определенно, но такое у нее предположение.
Н и н к а (в раздумье). Почему, интересно, она так решила... Витя, вы его будете ждать или уйдете?
В и к т о р. Да подожду немного, надо бы поздравить старика, я тут коньячку захватил...
Н и н к а (счастливо). А я ему купила галстук. Очень абстрактный. Как вы с ним любите.
В и к т о р. Роскошно. У меня к вам просьба: если он придет, велите ему позвонить мне сюда, чтобы я даром не ждал, ладно?
Н и н к а. Ладно! А если он придет домой, вы ему скажите, пожалуйста, что я давно уже с работы пришла и жду его звонка. Чтобы позвонил сейчас же! Пожалуйста!
В и к т о р. Есть, Ниночка. Будет сделано. (Вешает трубку.) Уф!
В а л е р и к. Ты гений. Что значит артист. Здорово сработано! Теперь – порядок: не нагрянет. Будет сидеть и ждать. Но в своей гениальности ты пересолил. Дело в том, что у нее дома я не бываю. Там этот братец, и во всех отношениях незачем мне там отсвечивать... Она удивилась, когда ты сказал, что я приду?
В и к т о р. Не очень.
В а л е р и к. Хотя они редко удивляются. То, что с ними произошло, кажется им таким великим чудом, что уж больше ничто их не поражает.
В и к т о р. Она тебе приготовила подарок.
В а л е р и к. Фу, черт.
В и к т о р. Абстрактный галстук.
В а л е р и к. Бедняжка.
Они перешли из передней в комнату. На небольшом столе приготовлены фрукты, выпивка, рюмки.
В и к т о р. Если хочешь знать мое мнение – время нам с тобой эту бодягу кончать. Поболтались, и хватит.
В а л е р и к. Если ты говоришь о Нинке...
В и к т о р. Вообще говорю. Хочу жизни строгой, собранной, целеустремленной.
В а л е р и к. Интонации Германа.
В и к т о р. Хочу быть настоящим актером. Хочу, чтоб уважали хорошие люди. Откровенно говоря, после вот такого телефонного разговора чувствуешь себя пакостно.
В а л е р и к. Ну, Витька! Я тебя тоже выручал!
В и к т о р. И я тебя выручил. И оба мы с тобой – сволочи первой марки.
В а л е р и к. Герман, Герман! Слова Германа, музыка Германа! Он и сегодня будет нас воспитывать... Ну почему мы сволочи? Спроси хоть у Нинки: была она со мной счастлива? Да она тебе скажет, что для нее солнце взошло, когда мы встретились!.. Напрасно ты его позвал. Кого бы нибудь повеселей.
В и к т о р. Ничего. Это полезно, чтобы совесть иногда беспокоилась.
В а л е р и к. Слушай, только не напускай на себя. Не выношу, когда ты на себя напускаешь. То про похороны, то про совесть. Даже Рэм говорит, что это старомодно. (Насвистывает весело и возбужденно.) Рэма я не позвал. Меньше поучений, меньше наставлений.
В и к т о р (оглядывая стол). А четвертый прибор для кого?
В а л е р и к. Увидишь, увидишь, увидишь.
В и к т о р (лениво). Секрет?
В а л е р и к. Сюрприз, сюрприз, сюрприз.
Звонок в дверь.
(Самодовольно.) Вот!.. (Идет отворять.)
Входит М а х р о в ы й и еще какой-то ч е л о в е к. Они одеты в поношенные полушубки, ушанки, неуклюжие подшитые валенки. На шапках и плечах у них снег. У Махрового в руке маленький старый чемоданчик. Человек, вошедший следом, безмолвен и невыразителен. Махровый пошаркал подошвами о половик у порога, и человек пошаркал. Как тень, держится он за плечом Махрового.
М а х р о в ы й. Здравствуй, Валерочка.
В а л е р и к. Здравствуйте...
М а х р о в ы й. Не ожидал?
В а л е р и к. Заходите, Алексей Аркадьич. Рад вас видеть.
М а х р о в ы й. Давно не видались.
В а л е р и к. Я все собираюсь.
М а х р о в ы й. Прособирался, Валерочка.
В а л е р и к. Заходите, пожалуйста.
М а х р о в ы й. Да я на минутку.
В а л е р и к. Да вы зайдите.
М а х р о в ы й. Не зайду, не уговаривай! Я именно на одну минутку. И по пустяковому делу. (Понизил голос.) Ты подумал – я насчет тех денег? Нет!
В а л е р и к. Тише...
М а х р о в ы й. Кто там – мамаша?
В а л е р и к. Товарищ один.
М а х р о в ы й (громко). Пустяковое дело. (Тихо.) Сунь эту штуку куда-нибудь. (Громко.) Мы тут с приятелем были в бане, а теперь спешим в приличное одно место, куда, понимаешь, с грязным бельем... (Тихо.) Получше куда-нибудь засунь. Головой отвечаешь, помни. Дней через несколько – либо я сам зайду, либо он. (Громко.) Я, конечно, извиняюсь за такую интимную просьбу.
В а л е р и к (отступает). Я не хочу.
М а х р о в ы й. А деньги – хотел?
В а л е р и к (отстраняет чемоданчик). Не хочу!
М а х р о в ы й (тихо, безмятежно). Деньги брал?
Его спутник молча придвигается к Валерику.
В а л е р и к. Я же отдам!
М а х р о в ы й. Тонуть будем вместе. Как камень на дно пойдешь. Быстро убирай, ну?! А слегавишь – жизни рад не будешь. Смерти запросишь не дадим. Ясно?
Он уходит, и его спутник за ним. На мгновение спутник оглянулся на Валерика. Дверь негромко хлопнула. Валерик стоит с чемоданчиком в руке... Возвращается в комнату.
