Текст книги "Ветер богов"
Автор книги: Василий Ефименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
– А твоя невеста?
Адзума рассмеялся:
– Где вы видели поэта, постоянного в своих увлечениях? Да и увидим ли мы наших невест?
Они вышли из дверей ресторанчика, пытаясь, как почти все подвыпившие люди, держаться прямо, и козыряли изредка попадавшимся навстречу офицерам. Адзума привел Ичиро в магазин “Марудзен” и на втором этаже подошел к круглолицей продавщице, в черные волосы которой был воткнут цветок.
– Здравствуй, Хироко! – окликнул её Адзума.
– О, Нобоюки-сан! Сегодня вы позднее обычного… Стали меньше меня любить?
– А вот с приятелем задержался. Выпили немного.
– Немного? А по-моему, вы пьяны!
– Но, но, – Адзума протестующе махнул рукой. – Нас не свалит и цистерна сакэ. Правда, командир? – И добавил: – Познакомься, этой мой командир, унтер-офицер Эдано Ичиро.
Девушка с любопытством взглянула на Эдано и кокетливо поправила цветок в волосах. По-видимому, приятель Адзумы произвел на неё хорошее впечатление.
– Если вам сакэ дороже, чем я, могли бы и вовсе не приходить! – капризно сказала Хироко.
– Брось сердиться, красотка. Всё равно освободишься не раньше, чем через полчаса. Мы обождем тебя. Да пригласи кого-нибудь из своих подружек, – спохватился Адзума. – Мой командир тоже не должен скучать.
– Ладно, ладно. Ждите нас, – оказала девушка и устремилась с вежливой улыбкой навстречу вошедшему в магазин покупателю.
Хироко не понравилась Эдано: слишком бойка в разговоре. Адзума на улице, когда они задымили сигаретами, заметил:
– Хироко очень хорошая и скромная… Но вот приходится… Робких в продавщицах не держат. Она окончила гимназию, хотела учиться, а тут война. Отца призвали в армию. Хироко одна кормит мать и братишку.
– Она тебе нравится?
– Очень. Вы обратили внимание на её глаза?
“Глаза как глаза, – подумал Эдано, – всегда влюбленные видят то, чего другие не замечают”. А вслух произнес:
– Хорошие глаза.
– А фигура?
– Вот на это я не обратил внимания. Прилавок помешал, – улыбнулся Ичиро.
Через полчаса в дверях магазина показалась Хироко с подругой – стройной и высокой девушкой.
– Са… – удивился Адзума. – Да это Ацуко. Самая красивая из продавщиц. Везет вам, командир!
Церемония знакомства закончилась быстро. Сложнее было решить, куда пойти. После шутливого спора новые знакомые Эдано согласились зайти в небольшой чистенький ресторанчик.
Девушки весело щебетали. Адзума был в ударе: его шутки встречались дружным смехом, и час пролетел незаметно. После скромного ужина – сладости и чай – они немного погуляли по улицам. Эдано вызвался проводить Ацуко. Девушка согласилась, выразив надежду, что провожатый не из пугливых. Весь путь Ацуко рассказывала о службе, о подружках, о себе. Около дома, где она, по её словам, жила с теткой, Ацуко, поблагодарив Эдано, пригласила в очередной его свободный день зайти в магазин.
На условленном месте Эдано пришлось ждать замешкавшегося Адзуму. Он стоял, вспоминая разговор с Ацуко. Девушка его заинтересовала. Чем, он и сам не знал. Может, потому, что напомнила ему Намико.
– Простите, пожалуйста, – заговорил подбежавший Адзума. – Я заставил вас ждать. Трудно влюбленному расстаться со своей девушкой-мечтой. Ещё раз простите!
– А, ерунда! Пошли.
Они двинулись обратно по знакомой дороге. Когда вышли за город, Адзума закурил и, рассмеявшись, сказал:
– Везет вам, командир. Вы очень понравились Ацуко.
– Откуда ты можешь знать?
– Это сразу видно. Она успела шепнуть Хироко, а та передала мне. Хорошо быть красивым парнем! – с завистью закончил он.
– А что это она мне говорила о смелых провожатых?
– Са… – остановился Адзума. – За ней ведь целый год уже таскается Нагано, хотя девушка его терпеть не может. Он только офицеров боится, с остальными, кто рискнет провожать её, лезет в драку, буйвол чертов.
– Плевал я на Нагано!
– Нет, командир, он человек опасный, подлый.
– Ничего…
– Смотрите, командир. Я предупредил…
5
На следующий день у самолета Савада лукаво посмотрел на летчика.
– Говорят, твоя новая знакомая – самая красивая девушка в “Марудзене”?
Эдано смутился:
– Вот проныра. Откуда ты узнал?
– Солдатский телеграф. Ну и правильно. Разве можно такому молодому парню киснуть здесь, в казарме, подобно кающемуся монаху. За тобой любая девка на край света пойдет.
– Да оставь ты. Выпил я вчера сильно.
– Ты воин. А что это за воин императорской армии, если он не пьет?
– Я серьезно говорю.
– Если серьезно, тогда слушай. Вчера Нагано весь день крутился около меня. Такой вежливый стал и всё расспрашивал о тебе. Откуда ты, где раньше служил, какую школу кончил и прочее.
– Ну и что?
– Да уж я наплел ему. Сказал, что знаю тебя мало, но человек ты грубый и с подчиненными в разговоры не пускаешься. Сказал, что ты такой тип, с которым опасно связываться. Ты головорез и чуть ли не был в соси[20]. Тебя даже генерал Томинага использовал как своего телохранителя.
– Напорол чуши. Зачем?
– А что? Пусть он тебя боится. Лучше пустить ищейку по ложному следу.
…Эдано ещё несколько раз встречался с Ацуко. Капитан Уэда симпатизировал ему и охотно отпускал. Ацуко всё откровеннее давала понять, что Эдано ей нравится. Их беседы становились интимиее, прогулки продолжительнее. Она настояла на том, чтобы они проводили время отдельно от Адзумы с Хироко. “Им одним тоже лучше”, – лукаво улыбнулась она.
Эдано льстило, что такая красивая девушка предпочла его всем. С ней ему было не скучно. Вел он себя с нею сдержанно, был внимательно предупредительным – такое поведение было для него естественным. Если бы Эдано задумал завоевать сердце Ацуко, то лучшего ничего придумать бы не смог. Избалованной мужским вниманием девушке льстило такое рыцарское с ней обращение. Встречи с Ацуко хоть на время нарушали надоевший ему ритм казарменной жизни. Девушка отвлекала Эдано от грустных размышлений, и за одно это он был очень благодарен ей. Они беспечно проводили вместе всё время, которое удавалось Эдано отрывать от казармы. Однажды Эдано заметил тень человека, упорно следовавшего за ними. “Это Нагано'” – испуганно сказала Ацуко, схватив спутника за руку
– А… пустое! – успокоил её Эдано. – Не обращай внимания!
До их разлуки в этот вечер девушка оставалась задумчивой и грустной.
Но в следующий раз Ацуко снова была радостной и веселой. Она была так хороша, что Адзума не удержался:
– Везет вам, командир! – И нотки откровенной зависти прозвучали в его голосе.
Дождавшись окончания работы подружек, они тут же у магазина разделились на пары.
– Куда мы сегодня пойдем, Ацуко? – спросил Эдадо.
– Сегодня – ко мне. Тетя уехала в Харбин, и я осталась одна. Вы будете моим гостем, – сказала девушка.
Квартира Ацуко состояла из небольшой комнаты, кухоньки и узенького коридорчика. “Как уютно здесь”, – подумал Эдано, снимая обувь.
Хозяйка, оставив гостя в комнате, пошла хлопотать на кухне. “Я быстро управлюсь”, – пообещала она. Действительно, ждать её долго не пришлось. На маленьком столике посредине комнаты Ацуко расставила закуски, среди них возвышался фарфоровый графин с подогретым сэкз. Потом она, смеясь, выпроводила ненадолго гостя на кухню и плотно задвинула за ним перегородку.
– Минуту обождите!
Когда Эдано вошел в комнату, сердце у него екнуло. Ацуко стояла посреди комнаты в серебристом кимоно.
Широкий пояс – оби – опоясывал талию девушки и квадратным бантом возвышался на спине. “Как молодая сакура в цвету”, – подумал Эдано. Он давно не видел женщин в кимоно. Девушка в этом наряде показалась ему ещё прелестней.
– Извините, пожалуйста. Садитесь. Простите за скромное угощение. Как смогла!
Они выпили по чашечке сакэ, щеки девушки разрумянились.
– Вы знаете, – задумчиво произнесла она, – я давно задумала встретиться с вами вот так, будто нет никакой войны… Хотите, я вам спою?
Ацуко взяла струнный инструмент – сямисен – и, аккомпанируя себе, приятным голосом запела: “Аки но хи но тамэ ики ни…” Это была простенькая и наивная песенка о том, как юноша, тоскуя в разлуке о милой, хотел стать падающим в лучах осеннего дня листом дерева. Он плыл и плыл бы по реке к дому, в котором живет его милая…
– Вам понравилось?
Эдано поблагодарил. Он чувствовал себя легко и свободно.
От выпитого сакэ, уюта комнатки, красивого наряда Ацуко у него замирало сердце… Вдруг ему показалось, что перед ним сидит не Ацуко, а Намико…
Они допили сакэ, и внезапно присмиревшая и притихшая Ацуко убрала со стола. Вернувшись из кухни, она погасила верхний свет, оставив гореть только небольшую лампочку-ночник. Потом подошла к Эдано и сказала, положив ему руки на грудь:
– Милый, сними с меня оби. Я ведь не девушка…
…Эдано ушел от неё поздно – времени оставалось в обрез, чтобы только успеть добежать до отряда. Он шагал в темноте, не различая дороги, иногда путаясь в траве. Неистовые ласки Ацуко поразили его. Вот, оказывается, какие бывают женщины.
“А если она и с другими так? – мелькнула вдруг ревнивая мысль. – Нет. Просто истосковалась в одиночестве”.
Ацуко говорила, что у неё есть ребенок, который живет у бабушки. Её подло обманул сын директора магазина. Вот негодяй! Его счастье, что теперь он живет в Дайрене. Эдано показал бы ему. Бедная. Что-то она рассказывала ему об отце? Да, он погиб при штурме Сингапура…
В памяти всплыли слова танки:
Наш поцелуй прощальный был так долог!..
На улице, среди глубокой ночи.
М-да… До прощального поцелуя далеко!..
В казарму Эдано попал через минуту после команды “отбой”. Он влетел, на ходу снимая китель, и жадно припал пересохшими губами к чайнику. Когда он сел на нары, лежавший по соседству Адзума приподнял голову:
– Успели вовремя, командир.
Эдано шутливо погрозил ему кулаком, лег и мгновенно уснул крепчайшим сном.
6
Следующая неделя, впервые за службу в отряде, показалась Эдано необыкновенно длинной. Он считал дни, отделявшие его от новой встречи с Ацуко, и так тщательно одевался перед уходом в город, что удивил даже Адзуму.
– Теперь, кажется, вы торопитесь, командир.
Эдано рассмеялся и хлопнул его по плечу:
– Ладно, парень. Сегодня сакэ за мной!
Они сразу же отправились в “Марудзен”. Эдано не терпелось поскорее увидеть Ацуко, условиться о встрече и узнать, не вернулась ли тетка. Он взбежал на второй этаж, но Ацуко за прилавком не оказалось. На её месте сегодня стояла Хироко, которая, заметив Эдано, растерянно замигала глазами.
– Здравствуй! А где же Ацуко!
– Здравствуйте, Эдано-сан… Ацуко… Её сегодня нет!
– Нет? Что случилось? Она заболела? – забеспокоился Эдано.
– Да, да, кажется…
– До свидания! Бегу проведать её.
– Не надо, Эдано-сан. Ацуко нет дома. Она…
Всегда бойкая Хироко совсем растерялась.
– Что она? – Ичиро побледнел и схватил девушку за руку. – Говори правду.
– Только не выдавайте меня, Эдано-сан. За ней приехал полковник Такахаси. Он уговорился с господином директором, и её отпустили на сегодня…
– Понятно! – Эдано оттолкнул девушку, сбежал вниз и зашагал прочь от магазина.
Адзума поспешил за ним.
– Не обращайте внимания, командир, – попытался он утешить Эдано. – Все девки таковы. Появится кто чином повыше да с набитым карманом – и поминай как звали.
– Плевал я на неё. Пойдем выпьем! – оборвал его Эдано. – Я говорил, что сакэ сегодня за мной!
В этот раз он так усердно накачивался спиртным, что Адзума только с тревогой посматривал на него. Молчание тяготило летчика, но командир пресекал всякие попытки затеять разговор. В конце концов Эдано заметил, что его собутыльник часто поглядывает на часы, и смягчился.
– Эй! – крикнул он официантке. – Бутылку сакэ и ханжи с собой! Сколько с нас!
– Можешь идти куда хочешь, – сказал он Адзуме, расплатившись, – только помни: этим вертихвосткам верить нельзя.
– Спасибо, командир. Я провожу вас за мост.
Эдано плелся по пустынной дороге. В душе было пусто. Думать ни о чем не хотелось.
На полпути навстречу Эдано попался Нагано. Что-то, видимо, задержало его в отряде, и теперь унтер-офицер торопился вовсю. Увидев Эдано хмельного и с бутылками в руках, он замедлил шаг, потом перешел на другую сторону.
– Эй, ты! Гроза желторотых! – окликнул его Эдано. – Подойди сюда!
Нагано не двинулся с места. “Этот головорез пьян, – с тревогой размышлял он, – даст бутылкой по голове и утащит тело в гаолян. Не сразу и найдут!”
– Ладно! – согласился Эдано. – Хочешь – стой там. Я хотел тебе сказать вот что… Можешь снова увиваться за этой шлюхой. Я к ней больше не пойду, слово Эдано! Может, выпьем? – он махнул бутылкой.
– Спасибо! – буркнул Нагано и зашагал к городу.
Часовой у ворот отпрянул от пьяного унтер-офицера, который нетвердой походкой зашагал по плацу.
– Хорошо летчикам, – вздохнул солдат, – вино лакают в каждое увольнение.
Остановив первого попавшегося солдата, Эдано приказал немедленно вызвать из казармы ефрейтора Саваду и пригрозил, если его распоряжение не будет выполнено, невиданной расправой. Солдат стремглав кинулся в казарму и через несколько минут выскочил обратно. За ним спешил Савада, протирая на ходу очки. Механик подбежал к Эдано и растерянно вымолвил:
– Господин унтер-офицер! По вашему приказанию…
– Отставить! Пошли!
Эдано качнулся. Савада, недоумевая, последовал за ним. Они ушли подальше от казармы и уселись под кустом.
– Что случилось? – стал допытываться Савада. – Почему ты напился?
– Я хотел узнать… Ты пробовал ханжу?
– Ханжу? – удивился механик. – Не приходилось.
– Вот принес тебе, пей! – Эдано подал бутылку.
– Да, но…
– Ефрейтор Савада, приказываю пить!
– Ну ладно, ладно, будем пить! Да пью уже! – успокоил механик летчика, который сунул ему в руку несколько рисовых лепешек.
Савада отобрал у пьяного Эдано вторую бутылку и закопал её, приметив место, отвел командира в казарму, помог разуться и уложил в постель. Через минуту по казарме понесся заливистый храп, вызывая восхищение дневального.
Только неделю спустя механик узнал через дружков, почему его друг напился и больше не идет в увольнение. “Ах, подлая девка, – сокрушался он, – то-то, парень нос повесил”.
Поймав Эдано около казармы, он сказал:
– Господин унтер-офицер, допьем вино. Я ведь вторую бутылку тогда спрятал.
– Молодец, – обрадовался Эдано. – Не механик, а золото!
В бутылке оставалось вина на донышке, когда Савада решился заговорить.
– Ичиро, я знаю, почему ты тогда напился.
– Не хочу слушать. Не твоё это дело!
– Я тебе друг, – твердо заговорил Савада. – И больше тебя, мальчишки, знаю жизнь. Я должен тебе сказать, что думаю!
– И что ты откроешь, умудренный жизнью?
Шрам на лице механика побледнел, и глаза сузились:
– Например то, что ты ничего толком не знаешь об Ацуко. У неё ребенок и мать. Кто их кормит? Она! А знаешь ты, сколько зарабатывает продавщица? Разве она виновата, что её отца послали умирать под Сингапуром? На черта ему он был нужен – Сингапур! А тебе нужно Маньчжоу-Го? Твоему деду? Твоим односельчанам?
Савада со злостью вырвал кустик травы и тут же отбросил в сторону.
– Подлая жизнь! – продолжил он с горечью. – Попробуй Ацуко отказать полковнику, директор её в два счета выставил бы. Куда ей потом – в публичный дом? Да где ты жил до сих пор? – гневно допрашивал он Эдано. – Разве у нас, в нашей стране, бедняки не продают дочерей на фабрики и в публичные дома? И что ты думаешь, родители не любили своих несчастных дочерей? Нищета и подлая жизнь заставляют так поступать! Сволочи! – ударил он кулаком о землю. – “Освободим народы Азии от угнетателей”, “Весь народ одна семья”! Дьявол их забери! – Савада помолчал и, успокаиваясь, уже тихо закончил: – Ацуко не виновата. Она любит тебя, иначе не стала бы тратить на тебя время…
– Ты иди, – внезапно почувствовав слабость, сказал Эдано. – Я ещё посижу здесь.
Он лег в тени куста. Пахло какой-то душистой травкой. Синее небо казалось таким равнодушным к тому, что происходит на земле. Вот на ветку куста рядом с Эдано села птичка со светлыми подпалинами вдоль крыльев. Пичужка чирикнула несколько раз и, заметив человека, испуганно пискнула и вспорхнула.
Действительно, подлая жизнь, если она калечит человека, заставляет его поступаться честью и совестью. Ну, пусть страдают мужчины. Воины. А женщины – матери, жены, сестры, дочери? Почему они-то должны страдать. Та же Ацуко… Бесправная и беспомощная. Ему она так ничего и не сказала. А почему она должна рассказывать? Кто он ей? Муж, брат? Не она виновата, если так жестока жизнь…
Выбросить надо всё это из головы. Помочь бедняжке невозможно. У него свой удел. “Нет, кончаю на этом”, – приказал он себе, хотя сердце ныло от щемящей боли.
Поздно вечером Адзума передал ему записку от Ацуко. Эдано, не читая, порвал на мелкие клочки.
– Больше не напоминай мне о ней! Всё!
7
Так просто сказать “всё”. Сложнее отказаться от Ацуко и забыть её. Вопреки воле Эдано, она заняла своё место в его сердце. К тому же он понимал справедливость слов Савады. Ацуко действительно ничего от него не требовала, она была совершенно бескорыстна и, возможно, любила его.
Эдано старался ограничить свои интересы военным городком, аэродромом. В город он не ходил, чтобы не растравлять душу воспоминаниями. Гораздо внимательнее Эдано стал прислушиваться к тому, что вбивал в головы подчиненных подполковник Коно. Речь шла о новейших марках русских самолетов, об особенностях тактики русской авиации…
Коно всё более ожесточался, и даже в его всегда ровном голосе стали прорываться визгливые ноты. Подполковник понял, что время для нанесения удара по русским, планы которого столько лет вынашивались в штабах Квантунской армии, ушло. Сводки сообщали о десятках эшелонов с боевой техникой, прибывающих на восток к русским армиям. Те, кто разгромил гитлеровскую Германию, воодушевленные победой, спешили теперь на Дальний Восток. Зачем? Коно это было ясно. Русские в Приморье пополнили свои силы дивизиями ветеранов, авиацию – боевыми асами, уничтожившими гигантскую воздушную армаду Геринга. Против этих сил – Коно это тоже понимал – его летчики не смогут выстоять. И это приводило подполковника в бешенство. Он, не стесняясь, поносил тех наверху, кто, по его мнению, упустил удобный момент для нападения на русских и в своё время не захотел прислушаться к советам знающих дело офицеров. “Тупицы, чинуши!” – яростно бранился Коно.
Среда 8 августа 1945 года выдалась дождливой и пасмурной. Только к концу дня из-за туч проглянуло солнце и заиграло в листьях и на траве россыпью сверкающих капель.
Неподалеку от солдатской столовой Эдано встретил Саваду. Обычно избегавший на людях разговаривать с летчиком, механик, заметив, что тот один, подошел к нему.
Савада был чем-то озабочен.
– Ты знаешь, прошел слух, будто амеко сбросили на Хиросиму новую, огненную бомбу. Среди жителей много жертв, – взволнованно сообщил он. – У меня сестра там живет.
– Думаю, что всё это преувеличено! Все погибнуть не могли. Напиши сестре – и узнаешь! – успокоил друга Эдано.
Механик, сокрушенно пожав плечами, пошел в казарму поспать после суточного наряда.
Эдано бесцельно направился в сторону военного городка.
Навстречу шел сияющий Адзума.
– Предвкушаешь заранее увольнение, студент?
– Так точно, командир!
– А стихи новые пишешь?
– Писал, – рассмеялся тот. – Только любовные.
– Стихи понравились Хироко?
– Стихи-то нравятся, а сам я не очень. Пытался “пикировать”, но был отбит! – улыбаясь и разводя руками, ответил Адзума.
– А как живет Ацуко? – неожиданно для себя спросил Эдано.
– Скучает. Даже похудела. За ней снова таскается Нагано, да только впустую.
– Вот как! – стараясь казаться равнодушным, проговорил Эдано.
Адзума помолчал, потом заговорил снова:
– У меня большая просьба, командир. Походатайствуйте, пожалуйста, чтобы меня в воскресенье отпустили.
– Ладно, поэт! – улыбнулся Эдано. – Постараюсь.
В последнее время увольняли в город мало и неохотно. Чувствовалось какое-то напряжение. Участились проверки, учебные тревоги. Только в последние три дня, после отъезда подполковника по вызову в штаб армии, стало немного легче. Но завтра он должен был вернуться, и все ждали, что муштра начнется с новой силой.
“Завалюсь пораньше спать, – решил Эдано. – Да Адзуме поручу купить спиртного. Что-то Савада скис”.
Механик действительно был уже несколько дней мрачен и неразговорчив. Встречаясь с ним у самолета, Эдано старался расшевелить Саваду, а тот отвечал односложно или отмалчивался. Вот ещё эти слухи о какой-то огненной бомбе!..
После отбоя казармы замерли. Каждый дорожил минутами отдыха. Во сне каждый был свободен и, если повезет, мог в сновидениях увидеть близких, побывать в родных краях, встретиться с любимой. Только неудачникам мерещилась во сне разгневанная рожа ефрейтора или унтер-офицера…
Кто из обитателей казармы мог подозревать, что в это время в далекой Москве японский посол Сато, приглашенный в Министерство иностранных дел, выслушивает заявление Советского правительства. В заявлении указывалось, что Советское правительство, верное своему союзническому долгу присоединилось к Потсдамской декларации и этот акт Советского Союза является единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после её отказа от безоговорочной капитуляции. “С завтрашнего дня, то есть с 9 августа, – говорилось далее в заявлении, – Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией”.
Под утро весть о войне долетела до всего авиаотряда Такахаси. Сонный дежурный – низкорослый поручик – ошалело смотрел на врученную ему телеграмму.
Телеграмма из штаба армии была лаконична и заканчивалась словами: “Привести отряд в боевую готовность”. Важно и методично, словно шла обычная штабная игра, полковник Такахаси инструктировал командиров эскадрилий. Однако он был в явном затруднении и очень раздосадован тем, что в такую ответственную минуту рядам не оказалось Коно.
Все прежние планы отряда были рассчитаны на то, что Квантунская армия первой нанесет удар. Оборона игнорировалась, и сейчас было неясно, что следует предпринять.
Полковник любил поговорить. Но на этот раз он не успел исчерпать и половины запасов своего красноречия. Раздался воющий звук сирены – воздушная тревога.
“Эта не учебная”, – мелькнула у всех одна и та же мысль.
– По самолетам! – приказал Такахаси и кинулся к командному пункту – хорошо упрятанному и надежному убежищу.
В лучах восходящего солнца все заметили рой темных, увеличивающихся в размерах точек. Девять, восемнадцать, двадцать семь, – мысленно стал подсчитывать полковник и сбился.
Самолеты летели в два яруса.
Летчики и механики ещё только бежали к своим истребителям, а самолеты с красными звездами на крыльях уже были над аэродромом. В атаку пошла первая девятка. Судорожно закашляли японские автоматы и орудия ПВО, взметнулись трассы зенитных пулеметов. В тот же миг налетели русские истребители прикрытия. Шквальным огнем они гасили одну точку ПВО за другой. А на летном поле аэродрома творился ад. Тяжелые взрывы потрясали окрестности и грозным гулом отдавались в сопках. Взорвался склад с авиабомбами. Затем такая же участь постигла хранилище горючего – над ним взвилось яркое пламя. В воздух взлетали фонтаны щебня, обломки самолетов. Последняя тройка бомбардировщиков, отделившись от общего строя, скользнула в сторону штаба и казарм. В несколько минут авиаотряд подполковника Такахаси перестал существовать как боевая единица.
Эдано стал свидетелем катастрофы, постигшей отряд. Он вместе со всеми бросился к самолету.
“В воздух, – думал он на бегу, – скорее в воздух”.
Но перед ним поднялся смерч земли, закрыл горизонт и погасил восходящее солнце. Летчик провалился в бездонную черную яму.
Придя в сознание, Эдано, ещё не веря, что остался жив, увидел себя лежащим на пожухлой от жары жесткой траве. Он пошевелил одной рукой, второй подтянул ноги, сел. В ушах стоял непрерывный звон, словно там включен был зуммер телефонного звонка. Эдано поднялся, сделал несколько неуверенных шагов.
Над аэродромом уже не было ни одного самолета русских. Небо оставалось по-прежнему безмятежно синим, словно здесь, на земле, ничего и не произошло. Но так только казалось. С летного поля несло горечью пережженного масла, бензина, паленой краски и металла. Хранилище горючего пылало, вскидывая в небо фонтаны огня и черного дыма. Сизая стена дыма стояла и над Муданьцзяном. На взлетной полосе, подобно гигантским язвам, зияли широкие воронки. Среди изуродованных взрывами капониров и машин бродили люди, подбирая убитых и раненых. Эдано отыскал взглядом капонир со своим самолетом. “Уцелел”, – радостно подумал он. Около самолета копошился механик. “Савада!” И Эдано бегом, качаясь на ходу как пьяный, поспешил к нему.
– Эй, Савада! – крикнул ещё издали летчик. – Всё в порядке?
Эдано не расслышал ответа Подбежав вплотную, он повторил вопрос.
Летчику показалось, что губы механика шевелятся без звука.
– Ты что шепчешь? – взорвался он. – Говори толком.
Механик растерялся, потом, что-то сообразив, достал огрызок карандаша и бумаги. “Ты оглох, командир, – прочитал Эдано. – Это случается. Пройдет!”
– Как машина, исправна? – спросил Эдано, тряхнув головой, как после купанья.
“Машина вроде цела, – написал Савада на той же бумажке. – Но сперва надо засыпать воронку перед капониром”.
– Всех из звена сюда, на воронку! – приказал Эдано.
Он сидел в тени крыла и наблюдал, как выполнялось его распоряжение. Адзума приспособил под носилки кусок обшивки со своего разбитого самолета. Через час воронка была засыпана землей и общими усилиями самолет выкатили на бетонированную дорожку.
Эдано стал взбираться на крыло, чтобы проверить исправность мотора, и тут увидел стремительно выскочившую на взлетную полосу автомашину. В ней во весь рост, держась за ветровое стекло, стоял подполковник Коно.
8
Ещё в штабе армии, узнав о вступлении России в войну, подполковник Коно помчался в отряд. Скорее к самолетам, к подчиненным, чтобы они стали грозной для врага силой!
“Значит, неизбежное наступило, – лихорадочно размышлял он, трясясь в машине. – Но русские слишком самонадеянны, они ещё обломают себе зубы об укрепленные районы”. А он, Коно, во главе авиаотряда тоже не будет бездействовать.
Солнце поднялось над острыми гребнями сопок, когда подполковник Коно, оторвавшись от своих мыслей, увидел в стороне Муданьцзяна расползающееся широкое облако дыма.
– Быстрее, мерзавец! – закричал он шоферу.
И вот за крутым поворотом возник их военный городок. Но он ли это? На месте штаба и казарм – развалины. Машина влетела в ворота, и шофер то привычке хотел свернуть к домику подполковника.
– На аэродром! – крикнул Коно, ударив водителя кулаком по шее. “Успели ли машины подняться в воздух?” – прикидывал он.
Сердце у него словно оборвалось, – отряд разгромлен. Всё то, чему Коно посвятил жизнь, превратилось в груды обломков.
Стоя в машине, Коно перебегал взглядом от капонира к капониру. “Чисто сработали! – отметил он про себя. – Остается только покончить с собой, как это делали древние самураи”.
Тут его взгляд остановился на самолете Эдано. Уцелел! Есть исправная машина! Вот выход, более приемлемый, чем вспарывать себе живот.
– К самолету! – приказал подполковник.
Через минуту машина остановилась возле уцелевшего “Коршуна”. Эдано спрыгнул с крыла и бросился докладывать начальнику штаба.
– Отставить! Машина цела? – хрипло спросил подполковник.
– Так точно, цела!
– Заправка, боекомплект?
– Всё полностью, самолет готов к вылету!
– Прекрасно!
Подполковник выскочил из автомашины и отобрал у Эдано летный шлем. С ловкостью юноши вскарабкался он в кабину, захлопнул фонарь. Пропеллер сделал оборот, другой и превратился в сверкающий круг. Самолет медленно и осторожно вырулил на взлетную полосу, высокими нотами зазвенел мотор. Со стремительно нарастающей скоростью железная птица, скользнув вдоль уцелевшей кромки взлетной полосы, взмыла в воздух. Заложив крутой вираж, Коно устремился на восток.
Больше никто из отряда никогда не видел подполковника Коно, и судьба этого фанатичного служаки осталась неизвестной. О ней мог бы рассказать советский летчик капитан Сухих, но он тоже не знал, что в тот день ему встретился именно Коно. Во главе шестерки “Яков” капитан барражировал над заданным квадратом. Он первым заметил японского “Коршуна” и, подав команду ведомым, направил свой самолет на встречу с вражеским. Соколиным ударом сверху рубанул он длинной пушечной очередью, и “Хаябуса” – “Коршун”, как подстреленная на лету птица, переворачиваясь, теряя обломки, ринулся к земле.
Ни Эдано, ни Савада не видели этого. Они долго смотрели на восток.
– Бешеный какой-то… – прервал молчание механик.
– Подполковник – настоящий летчик-воин, – глухо произнес Эдано, даже не удивившись тому, что услышал голос Савады.
– Может быть, – согласился Савада. – Он предпочитает быть клювом петуха, чем хвостом быка. Только сумел ли он клюнуть русских хоть в зад.
– Хватит болтать! – резко оборвал механика Эдано. – Пошли.
– Эдано, а ведь ты слышишь! – обрадовался механик.
Только теперь Эдано осмотрелся как следует и увидел, что ни штаба, ни казарм больше не существовало.
В отряде все были подавлены случившимся. Такого начала войны никто не ожидал. Полковник Такахаси помчался в штаб армии. Зная суровый и требовательный характер командующего армией генерал-лейтенанта Симидзу, он ожидал для себя самого худшего. В штабе полковник увидел своего коллегу – командира авиаотряда из Бамяньтуня. “У меня всё уничтожено!” – сразу же пожаловался он Такахаси.
Адъютант командующего встретил их неприветливо, но сказал, что они прибыли вовремя – командиры соединений созываются на совещание.
Назад полковник Такахаси возвращался успокоенный. Командующий выразил твердую уверенность, что русские истекут кровью, штурмуя укрепленные районы, грандиозной мощи которых они не представляют. Разгром нескольких авиаотрядов, по его мнению, – это пока что только частный успех. Квантунская армия – самая лучшая в императорской армии – готовит тщательно продуманное и несокрушимое контрнаступление. Боевая выучка войск прекрасная, дух высокий, готовность сражаться непоколебимая.
Такахаси огорчало только то, что он и его коллега выглядели среди других неприглядно, и, вспоминая разнос, который им потом устроил командующий, полковник ежился, как от озноба. Он понимал, что карьера его может плохо закончиться, если отряд, временна переформированный в сухопутную часть, не отличится в предстоящем бою.
Вернулся Такахаси к себе после полудня. Он умолчал о той суровой взбучке, которую получил от командующего армией, и постарался успокоить подчиненных.
– Господа! – решительно заявил он, созвав уцелевших командиров эскадрилий. – Наша доблестная армия с честью выполнит задачи, и враг будет разбит. Но обстановка напряженная и сложная. Русские на нашем направлении штурмуют укрепленные районы в Пограничной, Хутоу и Мишане. Командование готовит контрудар. Командующий армией его превосходительство генерал-лейтенант Симидзу уверен в успехе. Нам, пока не получим новые машины, приказано переформироваться в боевой отряд. Перестраиваться будем по следующему принципу: каждая эскадрилья – усиленный взвод. Обеспечивающие службы составят роту. Сегодня же всем получить стрелковое оружие, боеприпасы. Обучать людей, не теряя времени, не жалея сил. И помнить о маскировке. Я уверен, – закончил он, – каждый из вас выполнит свой долг!