Текст книги "Ветер богов"

Автор книги: Василий Ефименко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

– Ты стал заместителем заведующего?..

Акисада рассмеялся:

– Да где там. Я сам это выдумал. Когда подаешь такую визитную карточку, к тебе иначе относятся. Даже Рябая теперь со мной уважительнее стала говорить: подумывает о строительстве крахмального завода. Это будет выгодный подряд фирме. Усадьбу мы ей уже строим.

Дед залился смехом, дребезжащим, прерываемым кашлем. Этот смех отозвался болью в сердце Ичиро: как постарел ты, родной!

– Ну и ловкач! – продолжал хихикать дед. – Умеет пыль в глаза пустить. Вот уж правду говорят: «Даже у дурака может быть какой-нибудь талант».

– Это я, заместитель заведующего, дурак? – нахмурил брови Акисада.

– Ладно, – улыбнулся Ичиро. – В нашем доме живут только умные. Договорились? – И, положив руку на хрупкое плечико сына, ласково сказал: – Давно мы не боролись с тобой, сынок. Ты, наверное, стал очень сильным и поборешь меня?

– Я?.. – задохнулся от счастья Сэцуо и принял борцовскую стойку.

* * *

В тот же день Ичиро показал Оданаке и Умэсите заявление о вступлении в партию, а после работы они торжественно вручили ему свои рекомендации. Волнуясь, Ичиро взял их обеими руками, как когда-то их сосед, отец Намико, красный листок – повестку о призыве в армию. Только под торжественностью отца Намико таилась глубокая сердечная боль, а Эдано радовался, и ему не надо было скрывать свои чувства. Он от души благодарил товарищей, заверяя, что оправдает их надежды, и, наверное, ещё долго говорил бы, но Оданака шутливо толкнул его кулаком в бок:

– Вот не ожидал, что ты можешь быть таким красноречивым!.. Но дело не в этом… Знаешь, лучше бы тебе самому поехать в префектурный комитет партии. У нас часто посылают рабочих в Кобэ за грузами. Я попрошу сержанта, чтобы он взял тебя с собой.

– Большое спасибо, друг!

2

Автоколонна из десятка «студебеккеров», ревя моторами и оглушая прохожих клаксонами, бешено неслась к Кобэ. Встречные машины опасливо прижимались к обочине дороги и сбавляли ход, крестьянские тележки просто останавливались, а некоторые из их хозяев на всякий случай кланялись мчавшимся мимо грузовикам, за рулями которых сидели военные-янки.

Тресясь в кузове, Эдано недоумевал: «Шалые какие-то, ведь не по боевой тревоге их послали. Неудивительно, что столько людей калечат, если трезвые мчатся с такой скоростью». Другой грузчик, неразговорчивый, хмурый человек, равнодушно смотрел по сторонам – он уже не первый раз сопровождал машины в Кобэ и привык к американской манере езды.

В Кобэ бег колонны был замедлен полицейскими-регулировщиками, вернее, не ими, а внушительными фигурами здоровенных парней из эмпи. Американские водители предпочитали не иметь дело с отечественной военной жандармерией: это не японская полиция. У порта автоколонна остановилась, и сержант, разминая ноги, пошел в комендатуру. Появившись через полчаса, он кивком головы подозвал водителей и грузчиков:

– Вот что, парни, придется нам здесь немного потоптаться, груз получим часов через шесть, не раньше. Понятно? Если кто из вас успеет напиться – дело будет иметь со мной, – покачал он огромным кулаком. – Понятно? Чтоб через шесть часов все были на месте!

– Понятно! – дружно гаркнули шоферы.

Японцы-грузчики вежливо поклонились и стали быстро расходиться.

Напарник Эдано, буркнув: «Эх и высплюсь», полез а кузов.

Неожиданная задержка обрадовала Эдано: теперь не надо было обращаться к сержанту с просьбой об увольнении. Оглядевшись, он зашагал в префектурный комитет партии. Вот и нужная улица. Секретарь охотно уединился с ним на ящиках у стенки сарая. Дотошно расспрашивал о положении в Итамуре, о семье Эдано, о товарищах. И нашел теплые слова, чтобы выразить соболезнование Ичиро по поводу гибели его жены.

Выслушав рассказ об Умэсите, секретарь сцепил пальцы:

– Это всё правда, товарищ Эдано. Партия допустила ряд ошибок по крестьянскому вопросу. И здесь нет вины товарища Умэситы. Шестая партийная конференция признала ошибки, и теперь мы стараемся выправить положение. Ито Рицу изгнан из партии, как полицейский агент. Вот как иногда получается. А вас, – голос секретаря потеплел, и он внимательно посмотрел на Ичиро, – мы сегодня же примем в кандидаты, напрасно вы медлили. Мы ценим, что вы вступаете в партию в тот момент, когда на неё снова начались гонения. Вот в России, когда умер Ленин и враги подняли злорадный вой, сто тысяч человек стали коммунистами. Вы приехали удачно, сейчас собралось большинство членов комитета.

3

Ичиро шёл, не замечая вокруг себя пестрой шумливой толпы, заполнившей тротуары. Он словно со стороны присматривался к себе и всё время ощущал в нагрудном кармане куртки карточку кандидата в члены партии. Через три месяца он станет полноправным коммунистом, солдатом революции. И ничто, никакие испытания и опасности, не заставит его покинуть строй бойцов.

Постепенно Эдано успокоился, и в его голове замелькали более прозаические мысли: «Надо такое событие непременно отметить. Куплю хорошего вина, позовем друзей… Хватит горевать. Если бы Намико была жива, она тоже радовалась бы сейчас».

Мысль о жене отозвалась уже не острой болью, а легкой грустью в душе и не замедлила на этот раз стремительный шаг Ичиро.

– Эдано-сан!

Женский голос остановил его. Он оглянулся. Звали его или нет? Очевидно, послышалось.

– Эдано-сан! – снова раздался тот же голос.

Ичиро ещё раз оглянулся. У пестрой витрины магазина стояла невысокая женщина. Яркая одежда и такая же яркая раскраска лица не вызывали сомнения в её профессии. «Пан-пан, – сразу же определил Эдано. – Неужели она зовет меня?»

Виновато улыбаясь и кланяясь, натыкаясь на прохожих, женщина подошла к Ичиро, и на него пахнуло резким запахом дешевых духов, пудры, помады.

– Извините, пожалуйста, Эдано-сан, что я остановила вас… Вы меня не узнаете?

– Нет! – недоуменно смотрел на неё Ичиро.

Женщину снова довольно грубо толкнул какой-то прохожий. Эдано поддержал её за локоть.

– Я очень прошу вас уделить мне минуту вашего драгоценного времени, только здесь неудобно, если бы мы зашли за этот дом…

– Пожалуйста, – неохотно согласился Ичиро и пошел за женщиной, которая, стараясь никого не задеть, заторопилась вдоль витрин, свернула за угол, в узкий проезд между домами, и остановилась.

– Так вы меня не узнаете, Эдано-сан? – снова спросила она.

Ичиро пристально смотрел на неё. Густо усыпанный пудрой приплюснутый носик и торчащие скулы о чем-то напоминали, но он никогда не видал таких необычно широких глаз. Кто она?

– Не узнаете, – с легкой горечью прошептала женщина. – А помните Муданьцзян, магазин «Марудзен». Я – Хироко.

– Хироко! – Мысли Эдано помчались в прошлое. Подруга Ацуко, девушка, которую любил Адзума!

А она продолжала молча смотреть на Ичиро и, видимо догадавшись о его мыслях, подсказала:

– Это из-за глаз… Такая мода пошла, все стараются походить на американок. Операция несложная, её многие делают, особенно подобные мне…

– Теперь узнаю, и вы теперь…

– Проститутка, – спокойно ответила Хироко, – уличная. Нас называют «пан-пан».

Невозмутимый тон Хироко вызвал у Ичиро злость.

– Вот как? Значит, вы, Хироко, укрепляете взаимопонимание с амеко, выполняете государственную задачу?

Глаза женщины затуманились.

– Не надо, Эдано-сан, – печально продолжала она. – Вы же умный человек. Просто я оказалась слабовольной и не смогла покончить с собой… Когда вернулась на родину, поступила в американский госпиталь; там познакомилась с одним лейтенантом. Поверила ему, год прожила с ним, родился ребенок. Потом его перевели в Америку, он обещал взять меня с собой, но… А жить надо, родственники от меня отказались.

– Извините, Хироко, я понимаю… Я не хотел вас обидеть.

– Да разве я одна? Нас много. А обидеть… Мы тоже защищаемся.

– Вы?.. Защищаетесь?

– Да, – в голосе Хироко послышалась нотка гордости. – От хулиганов и разных других…

Эдано недоверчиво посмотрел на её маленькую, щуплую фигурку.

– Мы объединяемся в группы. У нас есть свой босс, и его парни не дают нас в обиду. Конечно, мы платим, и даже дорого. Но, простите, Эдано-сан, я остановила вас не для того, чтобы пожаловаться, – у каждого своя судьба. Я хотела спросить, узнать… где сейчас Адзума-сан? Я его любила.

Эдано растерялся: падшая женщина всё ещё помнит о любимом! О его друге!

– Его нет, Хироко, он погиб.

– Погиб? – Губы женщины задрожали. – Я буду молиться за него, Эдано-сан, поверьте, – она достала платочек, чтобы вытереть навернувшуюся слезу, – мне очень горько, что после моей смерти наши души не окажутся вместе…

Ичиро стоял, не зная, что делать; ему по-человечески было жаль Хироко, жизнь которой так надломилась. Ведь даже вера в то, что она встретится в загробном мире с человеком, которого любила, и та была растоптана. Но и стоять с ней дольше становилось неудобным: прохожие иногда бросали в его сторону любопытствующие взгляды.

Женщина, видимо, поняла состояние Ичиро:

– Извините, но я не могла не остановить вас. Это получилось так неожиданно. Спасибо за любезность.

Она церемонно поклонилась Эдано и торопливо пошла от него, затем снова вернулась:

– Простите, Эдано-сан, может быть, мне и не следовало это говорить, но вы тогда были несправедливы к Ацуко. Полковник Такахаси ничего от неё не добился, и у Ацуко были большие неприятности в магазине. Она любила только вас…

Эдано медленно двинулся к улице. Радостное настроение сменилось раздумьем над тем, что открылось ему после встречи с Хироко. Он даже забыл, куда идет, механически сворачивая с улицы на улицу, и опомнился только тогда, когда оказался около порта и попал в толпу грузчиков. На их плечах лежали кабури – рваные матерчатые подушки, предохраняющие тело от острых углов ящиков и грубой рогожи тюков. Головы были обвязаны полотенцами, чтобы потные, слипшиеся волосы не лезли в глаза, не мешали работать. Даже без груза на плечах их фигуры сутулились, а ноги, обутые в старые, серые от пыли туфли, шаркали по асфальту. Это были крепкие, выносливые парни, без единого грамма лишнего жира. Они прошли мимо Эдано тесной группой, насупясь и не уступая дороги.

Около автомашин Эдано никого не увидел, только в кузове «студебеккера», на котором он приехал, продолжал похрапывать его напарник.

Он снова побрел по городу в поисках магазина, ресторанчика или харчевни, где можно было бы поесть подешевле. Свернул на незнакомую улицу и попал в толпу, которая глазела на процессию. Ичиро в недоумении остановился: по центральной части улицы неторопливо шла группа прилично одетых мужчин и женщин. В руках их были флажки «хи но мару»^[39] и бумажки с текстом. На мотив песни «Боевые друзья» они нестройно и гнусаво тянули:

Землю отобрали у отца.

Он не мог перенести удара.

Слезы лью теперь я без конца

При заходе солнечного шара.

Продолжая недоумевать, Ичиро узнал из песни, что позже в доме её героини обвалилась крыша, умерла мать, а старшая сестра отправилась в чужие страны, и сирота лунными ночами, когда в небе летят гуси, выходит на улицу и ждет, не вернется ли сестра. Процессию замыкало десятка два людей, одетых в жалкие отрепья.

– Кто это, уважаемый? Крестьяне? – не выдержав, спросил Ичиро у стоящего рядом мужчины в куртке со следами масла и металла.

– Крестьяне? – хохотнул тот. – Помещики. Они считают, что им мало заплатили за землю, и идут в префектуру требовать надбавки. Вот пауки!

– И эти, – показал Ичиро на хвост колонны, – тоже помещики?

– Да нет, – рабочий даже сплюнул от злости, – наняли безработных, чтобы жалость вызвать. Привыкли всех обманывать.

– Ну и ну! – усмехнулся Ичиро.

Вскоре он нашел маленький, на три столика, ресторанчик, убогая обстановка которого свидетельствовала, что он предназначен не для местных богачей и не для туристов. Так и оказалось. Усевшись за столиком у единственного окна, Ичиро не спеша поглощал скромный обед, который официантка, жена владельца ресторанчика, подала с поклонами, словно он, Ичиро, сделал заказ, приличествующий знатному вельможе. Но он не обратил внимания на любезность хозяйки, его мысли были прикованы к событиям, нахлынувшим на него в Кобэ.

Снова в памяти, заслоняя все, возникла Ацуко. Как он был неправ, и как ей, наверное, было больно. Где она? Жива? Даже не спросил, растерялся. Поискать Хироко и узнать?

Ичиро рассеянно посмотрел на улицу. Мимо ресторанчика ковылял человек, лицо которого показалось ему удивительно знакомым. Когда прохожий поравнялся с окном, Эдано вздрогнул: Нагано! Поддавшись первому порыву, он выскочил на улицу и крикнул: «Нагано! Нагано-сан!» Человек остановился. Ичиро подошел к нему.

– А… Эдано, здравствуй! – равнодушно произнес Нагано.

– Ты не торопишься? Зайдем на минутку сюда! – показал Ичиро на дверь ресторанчика.

Усадив его за столик, Ичиро весело проговорил:

– Мне сегодня везет на встречи. Хотя мы и не были друзьями, но всё-таки есть что вспомнить: Маньчжурия, плен… Давай немного выпьем!

Нагано отрицательно покачал головой.

– Да брось, – настаивал Ичиро. – Мой дед сказал бы: «Церемонный всегда остается голодным».

– Боюсь охмелеть, – нехотя ответил Нагано, – я сегодня ещё ничего не ел.

– Вот как!

Веселость, которая внезапно охватила Ичиро, исчезла. Только сейчас он обратил внимание, что перед ним сидела тень Нагано. Вместо толстомордого здоровяка, грозы всего авиаотряда, за столом сутулился изможденный полускелет с серым от недоедания лицом, глаза смотрели тускло и равнодушно, как у человека, воля которого окончательно сломлена.

– Извини, пожалуйста, – виновато проговорил Ичиро и подозвал официантку. – Повторите мой заказ и подайте нам сакэ, хорошего!

Эдано смотрел на собеседника и не решался задать какой-нибудь вопрос. Почему он остановил Нагано? Такой уж необычный день сегодня выдался ему.

Молчание стало просто томительным, но выручила официантка, подавшая еду и сакэ.

– Ну, выпьем за встречу! – предложил Ичиро.

Нагано мгновенно опрокинул чашечку и принялся за еду, стараясь сдерживать себя. Только после третьей чашечки, когда на его обтянутых кожей скулах появился румянец, Ичиро рискнул задать вопрос:

– Что с тобой произошло? Ведь, когда мы расстались в Майдзуру, ты был таким здоровым парнем, такую речь произнес!..

Нагано промолчал, буквально вылизывая посуду, и, чуть икнув от сытости, лениво проговорил:

– Если угостишь сигаретой, расскажу.

– Пожалуйста!

Затянувшись, с наслаждением пуская дым и выкурив почти половину сигареты, Нагано проговорил:

– Интересуешься? Ладно, расскажу. Мне теперь терять нечего, да и самолюбия больше нет.

– Не понимаю тебя.

– Да всё просто. Я тебе ещё в госпитале рассказывал, что до армии батрачил и почувствовал себя человеком, только когда стал летчиком. Что мне оставалось делать, вернувшись из плена? Опять в батраки? Сволочь Тарада обманул, обещал позаботиться обо мне, а сам, мерзавец, куда-то делся. Это ведь по его приказу я тогда тебя кирпичом… А жрать надо. Поехал в деревню, к своим. Думаешь, обрадовались? Им самим есть было нечего. А я что умею? Только летать. Три месяца с ними промучился. Потом узнал – есть разные фермы, где собрались бывшие военные. Мне удалось к одной из них пристать. Свиней разводили.

– Свиней? – удивился Ичиро. Он внимательно слушал всё, что говорил ему бывший подчиненный. В Нагано сломалась какая-то внутренняя пружина, и перед ним сидел совершенно другой человек.

– Да, свиней, – криво улыбнулся Нагано. – Главный свиновод – бывший генерал, его помощники – полковники, свинарники – в перегороженных ангарах, на аэродроме… Да это тебе, наверно неинтересно.

– Нет, почему же?

– Работали только те, кто раньше был солдатом, ефрейтором, унтер-офицером… Ну и отдельные офицеры тоже.

– А много было свиней?

– Порядком. Правда, одной свининой мы бы не прожили. Начальство откуда-то добывало деньги. Нам-то что – кормили прилично.

– И больше ничем не занимались?

– Ещё как. Изучали новую тактику, слушали лекции о реактивной авиации. Даже два тренажера было – тренировки на них называли спортчасом, дисциплина железная.

Нагано умолк, и Ичиро вопросительно посмотрел на него.

– А дальше появился у нас на ферме один тип, из «потухших сердец», вербовщик. Я тоже согласился полетать. Думал: «Как же так? Война прошла, а я ни одного боевого вылета не сделал». Да и платить обещали хорошо… И я попал к Чан Кай-ши. – Голос Нагано окреп и стал жестче. – Там летал, бомбил, целый месяц. Могу похвастать – отвел душу. Видел бы меня подполковник Коно… Потом… потом, – голос Нагано снова сник, – у красных появились самолеты, и один из них влепил мне заряд в ногу, в ту, что русские вылечили.

Он снова зажег потухшую сигарету:

– Вот когда я им стал не нужен, только тогда понял, куда попал. Еле выкарабкался. Вернулся и снова не знал, что делать. Кому нужен инвалид? Ты видел, как я теперь хромаю?

Ичиро кивнул головой.

– Чем я только не занимался, за что только не брался, даже кровь сдавал, но теперь у меня самого её мало. Посмотри!

Он встал и повернулся спиной: на куртке был крупный иероглиф «Тоби» – «Коршун».

– Коршун? – переспросил Ичиро. – Это что – наименование фирмы или организации?

– Какой к дьяволу фирмы! – снова опустился на стул Нагано. – Человек с таким знаком на спине готов за деньги на всё – есть стекло, глотать огонь, лишь бы платили. Понятно? Я за деньги человека готов убить.

– Ты уже убивал за деньги! – не выдержал Ичиро.

– Ну и что? – равнодушно ответил Нагано. – Все друг друга убивают именно из-за денег. Я знаю, что ты скажешь, только это одни посулы, а нарисованной лепешкой сыт не будешь. Знаешь такую поговорку?

– Знаю. Знаю и другие.

– А, брось, – поднялся Нагано. – Лучше дай ещё сигарет. Если бы не сволочь Тарада, который только один знал, что я был в «Кровавой вишне» и по его приказу хотел убить тебя, я бы сейчас… А тут еще сам с дурацкой речью вылез в Майдзуру.

– Что бы ты сейчас?

– Ну, например, – выпрямился Нагано, – служил в полиции и ловил бы тебя, красного. Ведь ты красный?

Ичиро промолчал.

– Спасибо, накормил! – бросил уже от дверей Нагано. – Я бы на твоем месте этого не сделал!

Долго сидел Эдано, размышляя над судьбой Нагано. Сколько их таких, готовых на всё, бродит по стране? Ну, генералы, офицеры, сыновья помещиков, дельцов, чиновников, кулаков – те понятно. А этот наемный убийца – бывший батрак. Как его сделали таким? Как?

Ичиро взглянул на часы: времени оставалось мало…

Солдат-водитель всё-таки нализался. На потеху одним и в поучение другим сержант надавал ему великолепных оплеух и, забросив пьяницу в кузов, сам сел за руль.

4

Эдано Ичиро готовился встретить друзей. Исполнился год со дня гибели Намико, и он, по совету деда, решил почтить память жены. Старик ворчливо командовал служанкой, а довольный Акисада, мурлыча что-то под нос, разбавлял спирт водой. Инвалид явно процветал, это было видно и по округлившейся физиономии и даже по тому, что вместо деревяшки он теперь носил довольно дорогой пластмассовый протез. «Престиж фирмы заставил купить», – объяснил он.

Но первый гость был неожиданным – господин Нобору Фумидзаки, секретарь клуба «Соколов с потухшими сердцами».

После обычных приветствий гость сказал:

– Я очень сожалею, Эдано-сан, что вы так и не вступили в наш клуб. Но я понимаю – молодая жена, семья… Я, признаться, сам первый год после женитьбы не любил покидать свой дом, хотя это и не в нашем национальном характере.

– Моя жена погибла, – сухо ответил Ичиро.

– Ах, вот как! – лицо Фумидзаки выразило скорбь. – Весьма жаль, примите мое сочувствие. Простите за любопытство, вы снова женаты?

– Нет!

Гость потер руки, словно подобное обстоятельство ему понравилось. Он этого и не скрывал.

– Тем проще. Вы меньше связаны.

– Я вас не понимаю.

– Сейчас всё объясню, – снова перешел он на деловой тон. – Помните наш первый разговор, Эдано-сан? Вы тогда сомневались в осуществимости целей, которые поставили перед собой члены нашего клуба. Не так ли?

– Возможно!

– Ха, «возможно»! На днях американский командующий Макартур направил правительству его величества директиву о создании резервного полицейского корпуса численностью в семьдесят пять тысяч человек, а штат морской полиции будет увеличен на восемь тысяч человек.

– Полицейский корпус?

– Да, полицейский, – самодовольно улыбнулся гость. – Но разве дело в наименовании? Просто дань разумной предусмотрительности.

Эдано уже знал о резервном полицейском корпусе, но ему хотелось подробнее услышать, что за этим кроется.

– Я никогда не служил в пехоте, тем более в полиции.

Гость оживился.

– В этом и нет нужды! В корпусе предусмотрены самые различные рода войск.

– И авиация?

– Конечно. Могу вам доверительно сообщить, что если вы захотите поехать в Читосе на Хоккайдо или в Цуики на Кюсю, то сможете пройти хорошую переподготовку на реактивных самолетах.

– Вот как? – удивился Эдано. – Ведь это американские базы.

Гостю нравилась наивность хозяина:

– Конечно, Эдано-сан. Вы не ошиблись.

– И это делается официально? Ведь иначе могут быть неприятности? – снова задал «наивный» вопрос Эдано.

Гость на секунду замялся:

– К сожалению, пока неофициально. Наши политиканы, как всегда, осторожничают. Подготовка проводится под шифром «Цветущая вишня». Правда, это звучит поэтично?

Эдано вспомнил «Кровавую вишню» в лагере. «Ничего святого у мерзавцев нет, – подумал он, – всё могут испохабить». Но его лицо осталось таким же спокойным, и мысли бывшего камикадзе не открылись гостю, который внимательно смотрел на него, стараясь проверить эффект своих слов.

– Ну так как же, Эдано-сан?

– Простите, но снова учиться, снова казарма и все прочее…

Гость неожиданно охотно согласился с возражениями хозяина:

– О, я понимаю, но у вас, очевидно, мое предложение вызвало воспоминание об авиаучилищах императорской армии. В них готовили прекрасных летчиков, но требовательность и дисциплина там были действительно слишком суровы. Но пусть подобная ассоциация с прежним авиаучилищем вас не пугает.

– Меня трудно испугать.

– Понимаю, – снова согласился гость. – Именно поэтому вы в годы войны были в числе самых любимых его величеством и нацией воинов… Поэтому и я пришел к вам.

Эдано смотрел на Фумидзаки, и он ему казался обломком прошлого, но обломком опасным – одним из тех, кто снова готов лечь в фундамент стены гнета.

А гость, сделав многозначительную паузу, продолжал:

– Для вас, Эдано-сан, для всех героев, подобных вам, у меня есть другое, более достойное предложение.

– Слушаю вас.

– Предложение прекрасное, – внушительно подчеркнул Фумидзаки. – Мы предлагаем это только настоящим летчикам. Вы сможете летать без всякой переподготовки и не как военнообязанный, а за очень приличное, можно сказать, большое вознаграждение.

Эдано понял, о чем идет речь. Ему вдруг захотелось указать на дверь и молча выпроводить вербовщика, но, сделав над собой усилие, он сдержался.

– Всё же где летать? – сухо осведомился он.

Гость, тронув хозяина за колено, раскрыл рот в улыбке:

– В небе, Эдано-сан, в небе. Оно везде одинаково, а земля… на ней есть взлетные полосы, которые тоже всюду одинаковы.

– Но все-таки, – настаивал Эдано. – Чан Кай-ши китайцы дали под зад, и ему надо думать, чем кормить свою армию на Формозе.

Улыбка гостя погасла, и он гуманно пояснил:

– Мир велик, а небо, повторяю, везде одинаково. Важно, что вы будете летать, и, подчеркиваю, платить будут просто замечательно.

– А чем будут платить? Долларами, иенами или другой валютой? – продолжал расспрашивать Эдано.

– Все валюты мира сейчас равняют свой курс на доллары.

– Понятно, уважаемый, но отправляться надо ещё дальше Китая…

– О, не беспокойтесь, это близко, – перебил Фумидзаки.

– К Ли Сын Ману! – догадался Эдано. – Понятно… – Гнев его все нарастал, и он чувствовал, что больше не может сдерживать себя. – А сколько вы, уважаемый, получаете за голову?

– Не понимаю вас, – насупился тот.

– Ну, например, за голову Нагано, которому вы исковеркали жизнь, а потом выбросили его на свалку, как старую циновку?

– Не забывайтесь! – Глаза гостя сверкнули, и он встал. – Я поступаю как патриот и борец против коммунизма.

Эдано тоже поднялся:

– Патриот? Ты мерзавец, а не патриот! Таких, как ты, нужно сажать в сумасшедшие дома, судить как преступников…

Фумидзаки торопливо сунул руку в карман. Эдано рванулся к нему и успел вывернуть занесенную для удара руку… На пол, глухо звякнув, упал кастет. Подтолкнув согнувшегося от боли вербовщика, Ичиро рывком распахнул дверь и дал гостю такого пинка, от которого господин секретарь клуба «Соколов с потухшими сердцами» растянулся в пыли.

Несколько секунд Фумидзаки пролежал неподвижно, потом медленно поднялся и с налитыми кровью глазами двинулся к Эдано. Но тут чья-то тяжелая рука схватила его за плечо и повернула к себе. Сзади вербовщика стояли Харуми и Оданака, чуть подальше Сатоки и Умэсита держали за руки шофера Фумидзаки, который с гаечным ключом хотел броситься на выручку.

– Что за тип? – спросил Харуми.

– «Сокол с потухшим сердцем», предлагал мне наняться к Ли Сын Ману.

– Понятно! – насупился Харуми и, поднеся большой, мосластый кулачище к лицу Фумидзаки, с расстановкой проговорил: – Послушай, ты, сокол, если ты и твои дружки будут приставать к Эдано, мы придем все – а нас тысячи – и разнесем в пух и прах ваше гнездо, а у тебя не только сердце – глаза потухнут. Понял? – спросил он, ещё сильнее сжав плечо Фумидзаки. Тот, кривясь от боли, молча кивнул головой.

Харуми толкнул вербовщика к машине, а Сатоки, не удержавшись, отвесил звонкую оплеуху шоферу.

– На память!

Машина рывком тронулась с места и скрылась за поворотом.

– Нехорошо получилось, внучек, – упрекнул Ичиро дед.

– Э, почтенный, не всегда же и нам молча всё сносить, – успокоил старика Харуми. – Пусть знают, в другой раз близко не подойдут.

Даже спокойный и выдержанный Оданака на этот раз поддержал друзей:

– С такими мерзавцами иначе нельзя, они смелые только с робкими.

– Забудем, – подвел итог Ичиро. – Пошли в дом!

И они больше не вспоминали о «соколе с потухшим сердцем» весь вечер. Только припоздавший Акисада, узнав о случившемся от деда, искренне огорчился:

– Жаль, меня не было. Нового протеза не пожалел бы. Деревяшкой я одного негодяя хорошо обработал.

– Кого? – поинтересовался Ичиро.

– Да так, – уклонился инвалид. – Попался тут один, ты его не знаешь.

Губы Сатоки дрогнули в едва заметной улыбке.

5

Полковник Дайн был взбешен – контрразведчик доложил ему, что в профсоюзном комитете, который создали японцы на его базе, оказался коммунист, а другой красный избран советником комитета.

– Кто это? – отрывисто спросил он.

– Эдано и Оданака, сэр!

– Немедленно уволить, и предупредите комитет: если их не исключат, я не буду признавать никакого профсоюза!

– Слушаюсь!

* * *

Эдано был в недоумении, когда часовой отобрал у него пропуск и, повернув за плечо, молча показал ему на дверь канторы. Только войдя и увидав там Оданаку, Эдано начал догадываться, в чем дело. Сержант, подав им конверты с расчетом, спросил:

– Вы что натворили такое, парни?.. Вас уволили.

– Не знаю, господин сержант, – пожал плечами Оданака.

– Гуд бай, парни!

Они решили дождаться обеденного перерыва, чтобы увидеть Сатоки и других членов комитета. Ожидание было томительным, как всегда бывает у человека, внезапно оставшегося без дела, выбитого из привычного ритма. Обоим было понятно, что уволены они по политическим мотивам, так как у них не было замечаний по работе, а Оданака к тому же был старшим у грузчиков. Их догадку подтвердил появившийся у конторы нисей.

– Вы – коммунисты, – довольно высокомерно пояснил он, – и наше командование не может рисковать безопасностью базы. К тому же вы пролезли в руководство профсоюза.

– А где же хваленая американская демократия? – насмешливо спросил Оданака.

– Оставьте свою пропаганду. В Штатах тоже коммунистов не допускают на такие объекты. Понятно?

– Но здесь не Штаты, это японская земля.

Нисей надулся и, показав рукой в сторону ворот базы, отчеканил:

– Эта территория находится под юрисдикцией американских законов, и так в любой стране, где развевается наш звездно-полосатый флаг.

Эдано не сдержался, его бесил этот тщедушный человечек, который стремился всегда показать своё превосходство только потому, что родился за океаном.

– Вы, японец, больший патриот Штатов, чем чистокровные янки.

– Я – американец! – гордо задрал острый подбородок нисей. – Ещё раз повторяю – для коммунистов наша база неподходящее место. Сайонара.

– До свидания, господин янки! – бросил ему велел Эдано.

Нисей остановился, повернулся к ним, но, смерив глазами две крепкие фигуры, видимо, решил, что связываться с ними не стоит.

В обеденный перерыв уволенных окружили взволнованные товарищи. Их возмущение искало какого-то выхода, но все ждали Сатоки, который, как председатель комитета, пошел выяснить причину увольнения двух членов их профсоюза. Возвратился он мрачный и злой, с трудом владея собой:

– Вот негодяи!

– Спокойнее, товарищ Сатоки, – прервал его Оданака, – гнев – плохой советчик, а ты наш председатель.

– Да ведь… – нетерпеливо продолжал Сатоки.

– Знаем, – снова остановил его Оданака, – господин нисей нам уже подробно объяснил причину увольнения. Зря пороть горячку не стоит.

– Хорошо! – уже спокойнее сказал Сатоки. – Сегодня вечером соберем комитет. Я думаю, мы им покажем, что с нами нельзя так обращаться, как обращаются они с неграми в своей Америке.

Грузчики одобрительно загудели.

Заседание комитета было бурным, накопилось много претензий к администрации базы. Грузчики и рабочие приводили факты грубости, унижений, которым подвергались они и их товарищи, требовали оплаты за каждый час сверхурочной работы. Голоса робких потонули в решительном хоре тех, кто говорил, что надо не просить, а требовать и, если требования не будут удовлетворены, бастовать.

По решению комитета на следующий день было общее собрание. Впервые они встретились все вместе. Никто из них раньше не представлял себе, как много их соотечественников работает здесь на оккупантов.

Сатоки доложил о событии, по поводу которого они собрались, зачитал требования, выработанные комитетом, и призвал бастовать, если американцы их отвергнут

Все поддержали комитет, голосовали даже те, кто в душе боялся.

Сразу же после собрания комитетчики отправились на переговоры, которые, однако, не состоялись. Командование базы, через нисея, категорически отвергло все претензии профсоюзных вожаков.

На следующий день ни один японец не вышел на работу. Пикеты забастовщиков кучками уселись неподалеку от ворот базы.

Полковник Дайн был непреклонен.

– Уволить всех, нанять новых! Немедленно! – приказал он своему заместителю подполковнику Кроссу. – А вы, – накинулся Дайн на нисея, – чем вы занимаетесь? На дьявола вас тащили сюда через весь океан? Со своими не можете управиться?!