Текст книги "Ветер богов"
Автор книги: Василий Ефименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
– Нет, внучек, старый Эдано не покинет дома, в котором родился его отец и в котором он прожил всю жизнь.
Постепенно из его глаз исчезала влага, голос окреп, руки стали меньше дрожать.
– Я всё понимаю – жить молодым, а нам, старикам… Но в этом доме родился твой отец, твой непутевый дядя Кюичи, ты и Сэцуо. Из этого дома ушла в лучший мир моя жена – твоя бабушка. Как же я могу его покинуть? Да и сколько мне осталось жить? Я, наверное, первый из Эдано, который дождался правнука, да ещё какого! Настоящий Эдано будет.
Старик умолк, углубившись в думы о своей уже прошедшей жизни. Он не смотрел на внука и, казалось, забыл о нем: тени прошлого стояли перед его глазами. Ичиро боялся даже дыханием нарушить молчание деда. Ему хотелось встать, подойти, прижать к себе седую голову и просто помолчать вместе. Но разве к лицу настоящему мужчине такое проявление чувства?
– И ещё, внучек, – словно очнувшись, сказал дед, – ты вот уже успел побывать в тюрьме, а твой отец пробыл в ней много лет. Можешь ты мне обещать, что больше там не окажешься?.. Не отвечай – я знаю. А что будет с Сэцуо? Когда твоего отца арестовали, у меня были силы, а теперь… Пойми, я не осуждаю вас, у каждого своя дорога, судьба ходит за человеком, как тень. Так захотели боги, и нам ли, смертным, противиться их воле?
Дед снова умолк, углубился в себя. Он то чуть улыбался, то кривил губы в тонкой язвительной насмешке, то был бесстрастен.
Вот он снова ласково улыбнулся внуку:
– Умирать мне ещё нельзя, хотя я и прожил своё. Наверное, боги дали мне немного от жизней тех бесчисленных, что погибли в войнах. Нельзя мне умирать, потому что у Сэцуо ещё нет матери. Не обижайся на меня, но никуда я отсюда не поеду: старый Эдано отдаст этим стенам свое последнее дыхание. А ты поезжай… Твой отец после тюрьмы лишь раз посетил наш дом, а ведь он хороший сын, и я им горжусь. Только не уезжай надолго и оставь со мной Сэцуо. Обещай мне это. Обещай!
Ичиро схватил руки деда:
– Обещаю, дедушка, всё обещаю Хочешь, я совсем не поеду?
– Нет, поезжай, тебе надо жить! – И вдруг, словно подводя черту под разговором, старик ворчливо спросил: – А где же хромой? С тех пор, как купил новый протез, совсем от дома отбился, уж не за Рябой ли увивается? Говорят, они раньше ладили.
– Ну нет, дедушка, – Ичиро облегченно вздохнул, – Рябая теперь на него и не смотрит, теперь он ей не пара.
– Известно, – усмехнулся старик, – как говорят, блеск золота ярче сияния Будды. Только я тебе скажу да и Акисаде напомню ещё одну мудрую поговорку: «Плохая жена подобна неурожаю шестьдесят лет подряд». Понял?
– Понял, дедушка, – согласился внук. – Но разреши заметить тебе: лучше Намико трудно найти. Была бы она подобна «неурожаю», мне бы даже плохенький урожай понравился.
– Ну, на плохенький я не согласен.
– И я тоже, дедушка. И Акисада так, наверное, думает. Постараюсь не ошибиться… А вот чего бы мне хотелось, дедушка, так это показать тебя врачу.
– Меня? Врачу? – удивился дед. – Да я больше их всех понимаю, это тебе каждый скажет. А потом, внучек, запомни одно: «Зонтик нужен до того, как промокнешь», – махнул он рукой. – И больше не напоминай мне…
Припоздавший Акисада внимательно выслушал Ичиро и решительно поддержал его:
– Правильно, не вечно же тебе быть грузчиком, надо думать о будущем. Но, знаешь, дед тоже прав. Только молодое дерево можно пересаживать – так говорил мой отец. Куда ему, старику, уезжать? И Сэцуо надо оставить, хотя бы на время, пока ты не устроишься. Я за ними присмотрю, и потом… – замялся Акисада, – я, кажется, скоро женюсь…
– Молодец! – похвалил его Ичиро. – Давно пора. Ты теперь такой видный мужчина, – не удержался он от шутки. – А кто она?
– Ты её не знаешь. Вдова из соседней деревни, одинокая…
– Молодая? – полюбопытствовал Ичиро, которого забавляло смущение друга.
– Да. Всего полгода была замужем, муж умер…
– Жена да татами чем свежей, тем лучше, – авторитетно заметил дед.
– Ты ли это говоришь, дедушка?
– А что? – гордо выпятил тощую грудь старик. – Когда я взял в дом твою бабушку, ей было шестнадцать лет. А красавица была – Намико не уступит.
Ичиро и Акисада рассмеялись.
– Только вот что, – дед строго взглянул на Акисаду, – как твоя молодая отнесется ко мне и Сэцуо?
– Как? – обиделся инвалид. – Да я вас не променяю на всех вдов мира, и пусть только она хотя бы посмотрит косо… Но она не такая.
– Вот-вот, правильно, дедушка, – поддержал старика Ичиро, – ты обещал и ему напомнить, чему подобна плохая жена.
– Ты, внучек, лучше скажи, когда сам жену заведешь. Акисада женится. Твой отец и то женился, а ты… Запомни, я не умру, пока правнучка не появится.
– Эх, дедушка, – покачал головой Ичиро, – ну что ты говоришь? Придется мне вдовцом всю жизнь проходить, чтобы ты жил подольше.
– Э-э… – закряхтел довольный старик.
* * *
Через несколько дней, попрощавшись с товарищами и обняв ничего не понимающего Сэцуо, Эдано Ичиро снова покинул родной дом. Надолго ли? Он и сам этого не знал.
Нелегко расставался Ичиро с дедом, сыном, друзьями, с которыми было уже немало пережито. Но иначе нельзя.
Вот и отец в письме одобрил его решение и даже предлагал поселить деда и Сэцуо у себя. Но сейчас, когда на партию снова обрушилась волна репрессий, когда Токуда вынужден был эмигрировать, отец и сам опасался ареста… Да и дед не согласился бы переехать в Токио.
Ичиро даже не мог его представить себе на шумных, переполненных людьми улицах столицы. Кто знает, может, и ему не удастся найти подходящую работу в Кобэ. Тогда придется ехать в Токио. Но бывший капитан Уэда вновь, через Акисаду, пригласил Эдано к себе в фирму.
На вокзале и в поезде Эдано не встретил ни едкого американца в военной форме. «Век бы не видать здесь амеко», – подумал он, усаживаясь на своё место, и сразу же приник к окну, хотя его никто не провожал – он сам не захотел этого.
Неприятный осадок оставила неожиданная встреча с бывшим учителем Хасимото. Старик, увидав Эдано на перроне, засеменил к нему с самой любезной улыбкой и, поздоровавшись, сообщил:
– Еду в Кобэ, хочу снова работать учителем.
– Вот как, – улыбнулся Эдано, – даже в Кобэ? Разве вас теперь устраивают учебники? Вы, кажется, не хотели по ним учить, сэнсей!
– Да, да… – закивал головой старик, – но вы знаете, Эдано-сан, кое-что начало меняться.
– Что же именно, сэнсей?
– О, дело идет к лучшему. Министерство просвещения приказало по утрам исполнять в школах императорский гимн и поднимать флаг «хи но мару». Как вы думаете, наверное, всё скоро станет по-прежнему?
Эдано нахмурился:
– Нет, сэнсей, к прежнему возврата не будет.
– Почему? – насторожился старик. – Неужели не разрешат? Американцы, да?
– Мы не разрешим!
– Вы?..
– Да, сэнсей, мы, народ. Мы больше не разрешим калечить наших детей, готовить из них убийц. Запомните это, сэнсей. Сайонара!
Эдано отошел. Учитель показался ему тенью прошлого, водорослью, которая, цепляясь за ноги пловца, мешает ему выйти на берег.
Как только колеса поезда сделали первые обороты и вокзальчик с бетонной полосой отодвинулся назад, мысли Эдано переключились на будущее. Как его встретит Уэда, что предложит ему? Как себя вести с ним? Где жить? Может, сперва посоветоваться с товарищами из комитета?..
Вспомнились неожиданные встречи с Нагано и Хироко. Эдано был не прочь повидаться ещё раз с бывшим сослуживцем и поспорить с ним по-настоящему. Пожалуй, следует помочь разобраться парню, озлобленному на жизнь. А Хироко… Нет, о ней он вспомнил только потому, что она всколыхнула давно забытое. Когда была жива Намико и первое время после её гибели, воспоминания о короткой любви в далекой, холодной Маньчжурии не всплывали в памяти. Но теперь одиночество заставляло думать о женской ласке, и за этим всё чаше вставал полустёртый временем образ Ацуко. Где она, как сложилась её жизнь?..
Думы об Ацуко взволновали Эдано. Он то улыбался, то хмурился. Сидевший напротив пожилой пассажир, внимательно посмотрев на него, участливо предложил:
– Простите, пожалуйста, но, если у вас голова болит, могу предложить очень хорошие пилюли!
* * *
Едва Эдано вместе с другими пассажирами вышел из вагона, как вынужден был остановиться. По перрону ковыляли на костылях, бережно поддерживали перевязанные руки, несли, как тонкие стеклянные сосуды, головы в бинтах американские солдаты. Ичиро из газет уже знал, что все госпитали Японии забиты ранеными янки, но сам видел их впервые. Он смотрел на них, и в сердце у него не появилось ни капли сострадания, как, впрочем, и злорадства. Для него они были агрессорами, получившими по заслугам и сполна. Нет, Эдано нисколько не было жаль этих людей.
Глава шестая
1
Уэды в конторе не оказалось, и Эдано долго пришлось ожидать в приемной. Просторное помещение конторы, деловито суетящиеся служащие – всё свидетельствовало, что дела Уэды идут хорошо. «А прав был Акисада, – вспомнил Эдано слова друга, – фирма процветает. Не хвастал».
Когда он уже устал от ожидания, в дверях приемной показался шеф. Бывший капитан ещё больше располнел, но, по-видимому, чувствовал себя прекрасно Он сразу узнал своего бывшего подчиненного
– А, Эдано-сан! – шагнул он к Ичиро. – Я уже потерял надежду увидеть вас здесь, в приемной фирмы. Пройдемте! – показал он на кабинет, но тут же остановился, посмотрев на группу ожидавших его посетителей. – Нет, лучше зайдите сегодня часов в семь вечера ко мне домой, я хочу показать вас жене, там и поговорим! Согласны?
– Благодарю вас, непременно приду!
– Вот и хорошо! Сайонара!
Хорошенькая секретарша с прической американской кинозвезды и глазами, непомерная ширина которых могла быть только результатом операции, удивленно посмотрела на Ичиро: её шеф так любезен с посетителем, по виду обыкновенным рабочим? И она украдкой бросила на Эдано кокетливый взгляд.
* * *
Приглашение Уэды было лестным, но всё-таки Эдано предпочел бы более официальный прием. «Что ему надо? – думал он. – Если он поставит какие-либо условия, чтобы сделать меня своим доверенным лицом, то плевал я на его любезность». Такое решение успокоило Эдано, и он явился на квартиру шефа точно в назначенное время.
Уэда встретил его весьма тепло, познакомил с женой. Эдано напомнил хозяйке встречу в Маньчжурии, когда он увидел её у автомобиля с громкоговорящей установкой. Русские тогда собирали рассеянных по сопкам солдат императорской армии и жителей Муданьцзяна.
По лицу хозяйки – полной симпатичной женщины – прошла легкая тень. Когда муж рассказал ей, что именно Эдано и его друг Савада сообщили русским о группе беженок, среди которых была и она, хозяйка, вежливо поклонившись, поблагодарила Эдано.
Служанка бесшумно накрыла столик, пока гость и хозяин разговаривали на самые отвлеченные темы.
Полуевропейская обстановка дома сказалась, очевидно, и на обычаях: вместе с мужчинами за стол села и хозяйка. Это обстоятельство сразу бросилось в глаза Эдано: ведь дом Уэды, после поместья Тарады, был вторым жилищем богатого человека, которое он видел.
– Как ваши сын и дед? Он очень интересный старик, – вежливо поинтересовался хозяин.
– Сын и дед здоровы. Спасибо.
– Мне сообщил муж… ваша жена умерла? – вступила в разговор хозяйка. – За войну люди так ослабели, что до сих пор она собирает свои жертвы. Очень жаль…
– Она не болела, – спокойно ответил Эдано. – Её сбил американский автомобиль.
Хозяева переглянулись. Жена Уэды тоньше почувствовала горе собеседника, её не обманул его спокойный тон. Уэда отложил хаси.
– М-да… – задумчиво проговорил он. – Как говорили древние, горе побежденным. Кстати, в столице ежедневно вывешивают на улицах сообщения о количестве жертв уличного движения. Шоферы такси мчатся как сумасшедшие, и, откровенно говоря, я боюсь ездить на такси. Недаром сейчас таксистов называют камикадзе.
– Камикадзе? – удивился Эдано. – Они сами ищут смерти?
– Дело в другом, – разъяснил хозяин, – шоферы получают с выработки. Компании на них жмут, а движение давно переросло возможности улиц, вот и получается…
– Понятно.
Уэда переменил тему разговора:
– Знаете ли, Эдано-сан, поговорим сначала о деле, пока у нас свежие головы, – показал он на объемистую бутылку сакэ. – Согласны?
Хозяйка поднялась из-за стола и покинула мужчин, приступивших к деловой части встречи.
– На что вы рассчитываете, Эдано-сан?
– На немногое, господин Уэда. Хочу стать каменщиком, штукатуром или ещё кем-либо.
– А может быть, согласитесь десятником?
– Нет. Позже – может быть. Я ещё недостаточно владею ремеслом, вот подучусь, тогда… А так скажут, что попал по протекции…
Хозяин удивленно посмотрел на гостя. Этот человек своей простоватой наивностью понравился ему ещё больше.
– Ну что ж, хорошо, – согласился он, – я знаю ваши возможности, и, откровенно говоря, меня больше всего привлекает ваша честность. Бизнес развращает подчиненных. Помню, когда фирмой руководил отец, некоторые наши чисто японские традиции были весьма полезны. Не так ли?
– Не знаю. Я в те времена был слишком мал, – уклонился от ответа Эдано. – К тому же наша семья не была связана ни с какими фирмами.
Улыбнулся и хозяин.
– Кстати, рекомендованный вами Акисада оказался весьма расторопным представителем фирмы.
– За его честность я поручусь головой. Должен вас предупредить, Уэда-сан, я коммунист!
Лицо хозяина осталось невозмутимым.
– Вот как, – равнодушно ответил он. – Если вы примените коммунистический способ кладки кирпича и он окажется более выгодным, я буду только приветствовать это. Я вне политики, Эдано-сан, и меня не интересуют политические убеждения других. Для меня главное – дело. Будете хорошо работать – верьте во что угодно. Рабочим я плачу не меньше других, но и не больше. Бизнес есть бизнес, как говорят американцы, и я вынужден следовать конъюнктуре рынка. Понятно?
– Да!
– Тогда выпьем! Наша фирма получила подряд на верфях, строим новый корпус. Это первый настоящий промышленный подряд: фирма выходит на большую дорогу. Вы будете работать там.
– Спасибо!
– Учтите, Эдано-сан, – рассмеялся хозяин, поставив пустую рюмку, – «спасибо» вы сказали своему эксплуататору. Ведь так нас называют коммунисты?
– А вы говорите, что стоите вне политики, Уэда-сан, – отшутился гость.
– Хочется дать ещё один совет, – продолжил хозяин. – Учитесь, возможности у вас будут, если снова не женитесь и не обзаведетесь кучей детей.
– Это моя мечта – учиться, – серьезно ответил Эдано. – Постараюсь стать настоящим строителем.
– Да, – пошутил Уэда, – именно это вам нужно. Ведь коммунисты собираются построить новый мир? Меня, правда, вполне устраивает капитализм, и поэтому мне хватит того, что я знаю. Кстати, у меня имеется приличная техническая библиотека, и если вам будут нужны книги, пожалуйста. Но как посмотрят ваши товарищи-коммунисты на то, что вы будете общаться с эксплуататором, пользоваться его хранилищем знаний?
Эдано – возможно, сказалось и выпитое сакэ – почувствовал себя свободнее:
– Нет, Уэда-сан, коммунисты – не религиозная секта. Ленин говорил, что коммунисты должны взять у старого общества все достижения науки и культуры, ведь их создавал народ. А за книги я очень благодарен, если вам это не доставит лишних хлопот.
– Ну, – удивился хозяин, – вы стали настоящим марксистом. Где вы успели? А насчет книг скажу жене, я мало сижу на месте – дела. Так выпьем за знания, рад буду вас видеть дипломированным специалистом. Может, когда-нибудь и вы создадите свою фирму и будете прижимать меня или моего наследника конкуренцией.
– Нет, этого никогда не будет.
– Конкуренции или фирмы?
– Ни того, ни другого, Уэда-сан.
– Напрасно! Тогда выпьем просто за вас. До дна!
Уэда осушил рюмку. Сакэ оказало свое действие и на него. Он расстегнул ворот и ослабил ремень брюк.
– Вы попали в очень удачный день, Эдано-сан. Наша фирма заключила выгодный контракт, и я могу позволить себе сегодня выпить, поболтать. Признаться, Эдано-сан, мне даже импонирует, что вы не связаны с бизнесом. Бизнес подобен бегу на длинную дистанцию – если не можешь вырваться вперед, старайся держаться плечо в плечо с основной группой, иначе сойдешь с дорожки. Откровенность между деловыми людьми немыслима, каждый сам за себя и против всех. Особенно трудно приходится нам, владельцам мелких и средних фирм. Любимое дитя правительства – крупные корпорации, банки… Война в Корее, объективно говоря, влила в деловую жизнь нашей страны новые силы. Вы думаете, если бы не война, наша фирма смогла бы получить подряд на верфях?..
Чувствовалось, что хозяин дома упивается своим красноречием.
– Я не сторонник войны, Эдано-сан, но мои субъективные взгляды не могут помешать мне воспользоваться благоприятной ситуацией. Это объективная реальность, уважаемый Эдано-сан. Ведь вот взять нас с вами. Объективно мы антиподы – эксплуататор и эксплуатируемый, но субъективно мы можем относиться с уважением друг к другу, тем более что мы связаны многим пережитым в прошлом, воспоминаниями. Выпьем за это. До дна!
Уэда лениво поковырял закуску, достал пачку сигарет.
– Курите!
Эдано с удовольствием взял сигарету. Беседа по-настоящему заинтересовала его.
– Вы, коммунисты, всё-таки идеалисты, – переменил тему разговора хозяин. – Мне кажется, вы механически переносите коммунистические доктрины на нашу страну. Не учитываете, например, национальный характер японцев, традиции, привычки.
– Я и мои товарищи по партии тоже японцы, – возразил Эдано. – К тому же это общие слова, Уэда-сан. Так же можно сказать и о вас, что вы не знаете характера японцев.
Хозяин одобрительно кивнул головой. То, что гость возражает, ему понравилось. Разве может завязаться интересный разговор без столкновения мнений?
– Хорошо, – согласился он, – приведу несколько примеров проявления чисто японского характера. Ещё когда я учился, нам рассказывали такую историю. Один самурай любовался рекой. Неожиданно берег обвалился, он упал в воду и стал тонуть. Услыхав крик, случайно проходивший человек спас его, вытащил на берег. Самурай поблагодарил спасителя, но, когда тот пошел своим путем, он догнал его и задушил.
– Задушил? За что?
Хозяин рассмеялся:
– Вот видите, а вы ещё спорили со мной. Всё очень просто – самурай не хотел, чтобы был хоть один свидетель его позора: ведь он вынужден был просить помощи. Поняли?
– Нет! – честно признался Эдано.
– Хорошо. Вот вам другой пример. Вы знаете, что на Токийском процессе был осужден и казнен генерал Доихара Кэндзи. Он выходец из дворянской семьи, был очень способным молодым человеком. Но разве мало было способных молодых людей? Тогда он сфотографировал в обнаженном виде свою шестнадцатилетнюю сестру-красавицу и послал фотографии наследному принцу. В результате сестра стала первой наложницей принца, а её брат получил высокий пост. И все, понимаете, все были восхищены умом молодого человека. Вам такой пример тоже ничего не говорит?
– Нет!
– Ну хорошо, – голос хозяина утратил снисходительный тон, – только в императорской армии в войну были камикадзе. И вы ведь тоже были одним из них. Разве это не пример национальной особенности японского характера?
Эдано отложил в сторону сигарету.
– Извините, Уэда-сан, но вы меня нисколько не убедили. Позвольте заметить, вы сами плохо знаете наш японский характер. Самурай, потомок дворянского рада Доихара Кэндзи, камикадзе… А я мог бы привести массу примеров, как мои товарищи помогали друг другу и навсегда сохраняли благодарность. Да, бедняки тоже иногда торгуют своими дочерьми, но их вынуждает к этому голод, их сердца обливаются кровью, у них нет ничего общего с поступком Доихары. Ну, а камикадзе… Среди них много было простых парней вроде меня, но, вы ведь знаете, нас обманули. Что мы тогда понимали? А токийские шоферы, которых называют камикадзе… Дайте им сносный заработок, и никто из них не будет рисковать, выколачивая лишние иены. Национальный характер, японцы – единая семья, воля небес… Нет, нас этим больше не обманешь. Да какая же это семья? Разве братья – бастующий рабочий и полицейский? А владелец шахты и шахтер, вынужденный из-за нищеты продавать дочь? Или тот же шофер и хозяева компании… Нет, Уэда-сан, такая семья нас не устраивает…
Хозяин явно не ожидал, что получит отпор. Но он умел владеть собой: улыбнулся, вновь налил рюмки.
– Ну вот, опять мы ударились в политику. А скажите, Эдано-сан, вам не хочется снова подняться в небо, летать?
– Нет, Уэда-сан, как-то не думал об этом. Летчиком я стал случайно, на войне. Мирного неба, собственно, не видел. Конечно, стать гражданским летчиком заманчиво, но кто у нас доверит самолет летчику-коммунисту?
– Возможно, вы правы, – согласился хозяин. – А мне вот хочется полетать. Если дела фирмы и дальше пойдут хорошо, я непременно куплю самолет. Вы бы пошли ко мне пилотом? Я вас охотно возьму.
– Спасибо! Очень заманчиво. Теперь я буду искренне желать процветания вашей фирме.
– Нашей, Эдано-сан, нашей. С завтрашнего дня вы служите в ней. Обратитесь к начальнику отдела найма, я распоряжусь. И вы тоже будете гордиться фирмой, – не удержался хозяин, чтобы не похвастать. – У нас штат не особенно велик, но все отменные специалисты. Людей я подбираю сам. Кстати, на днях приедет ваш друг Савада. Он очень хороший специалист, я понял это еще тогда, у русских. И теперь могу сказать, что выполнил свой долг перед вами обоими.
– Савада приедет! Это самое приятное, что вы мне сказали. Я с ним потерял связь и очень волновался. Ещё раз спасибо и извините, я, очевидно, вам надоел. Простите, если был в чем-то невежлив: я не привык к такой обстановке.
– Ладно, – улыбнулся хозяин, – мы очень интересно поговорили. Я при вас скажу о книгах жене, и кстати вы попрощаетесь с ней. Откровенно говоря, это она настояла, чтобы я пригласил вас к себе домой. Но я тоже рад…
Уэда позвал жену.
– Скажите, пожалуйста, – решился спросить хозяйку Эдано, – в сопках с вами была одна молодая женщина, Ацуко… Вы ничего не знаете о её дальнейшей судьбе?
Лицо хозяйки оживилось:
– Ацуко? Конечно, знаю! Я так ей благодарна. Это для моих детей она тогда пошла искать воду. И потом много помогала мне. Мы расстались с ней только в Майдзуру…
Внимательно посмотрев на гостя, она вдруг догадалась:
– Так это о вас она мне рассказывала. Она очень любила вас, Эдано-сан.
Лицо Ичиро залилось краской, и хозяйка вежливо опустила глаза.
– Я бы хотела увидеть её за нашим столом. Попытайтесь разыскать её, – обратилась она к мужу.
– Ну вот, – шутливо проговорил Уэда, – никто в фирме не поверит, что мною дома так командуют. Вы уж не выдавайте меня, Эдано-сан. А «посошок» на дорогу, по русскому обычаю, мы всё-таки выпьем!..
2
Ичиро поднял шторку из тонких бамбуковых пластин, прикрывавшую единственное окно, но свежестью не повеяло. Вечерние сумерки, захлестнувшие город, густели на глазах. Кое-где уже вспыхнули светильники электрических фонарей. Их тускло-желтый свет выхватывал из темноты худосочные придавленные зноем деревца; грязно-серые от пыли стены домов, казалось, отдавали тот жар, которым пропитало их знойное солнце. На небе не было ни тучки. «Снова будет душная ночь, – подумал Эдано. – Даже звезды какие-то тусклые». Ему вспомнился их яркий блеск в бездонном небе России. Неужели там звезды в самом деле ярче? И тут же догадался: небо над Кобэ закрывает пелена испарений. Здесь они не успевают осесть благодатной росой.
Эдано отошел от окна. Узкая, как коробочка для веера, комната вряд ли предназначалась под жилье. Но он и ей был рад, как-никак свой угол. Правда, тонкие дощатые стены пропускали не только любой звук, но и запахи. Ичиро, например, мог с точностью сказать, что готовили своим мужьям на ужин обе его соседки. Вдоль обоих этажей старого дома тянулись длинные коридоры, заставленные ящиками, бочками, умывальниками, лоханями, разной рухлядью, которая могла представлять ценность только для бедняков, населяющих дом. В доме рано вставали и рано ложились, жизнь его обитателей строго регламентировал труд на верфях, текстильной фабрике, в порту. Только сосед справа составлял исключение – он спал днем и бодрствовал ночью, ибо работал ночным сторожем. За десять дней пребывания в доме Эдано успел достаточно ознакомиться с жизнью его обитателей.
* * *
Господин Уэда сдержал обещание. В конторе Ичиро встретили довольно любезно и тут же направили на стройку. Не пришлось заполнять никаких анкет. Просто мальчишка-рассыльный провел нового рабочего к инженеру – руководителю работ, а тот выдал Эдано пропуск на верфи.
– Только учтите, Эдано-сан, дирекция верфей не любит, когда наши служащие устанавливают тесные контакты с рабочими. Да и американское командование тоже… Особенно теперь, когда верфи выполняют военные заказы. Вы меня поняли?
– Да, конечно. Благодарю вас.
– Вы поступаете в распоряжение мастера Мацуды. Желаю успеха!
Верфи Эдано видел ещё до войны. Позднее этот район Кобэ ему посещать не приходилось. Однако кое-какие перемены бросились в глаза. На массивной чугунной решетке главных ворот не было больших иероглифов, составлявших наименование компании, вместо них красовались две английские буквы, как и на всех предприятиях, где командовала американская военная администрация. Поверх заводской ограды в несколько рядов была протянута колючая проволока, а по углам торчали дощатые вышки: прожекторы на них свидетельствовали, что охрана строга и бдительна круглые сутки. У ворот томились американский часовой и японец в защитной без знаков различия куртке.
– Вы, Эдано-сан, остерегайтесь этих в зеленых куртках, – шепнул рассыльный.
– А кто они такие?
– Охранники. Настоящие мерзавцы, их все боятся.
– Вот как! Спасибо, что предупредил! Я ведь пугливый.
– Ну да? Такой большой.
Эдано рассмеялся.
Мастер Мацуда, пожилой человек с нервным лицом, с сомнением посмотрел на бумажку, предъявленную Ичиро.
– Вам, уважаемый, э… Эдано-сан, приходилось работать с кирпичом?
– Приходилось, господин мастер, и порядочно.
– Извините, где?
Эдано твердо посмотрел в глаза мастера – от новых товарищей он решил не скрывать ничего: доверие можно завоевать только доверием.
– У русских, почти три года. Мы там даже в мороз клали стены.
В глазах мастера мелькнуло любопытство.
– Ну, тогда всё проще. Пошли, покажу ваше место, станете на кладку, посмотрим, что вы умеете.
И десять дней подряд – кирпичи, кирпичи, кирпичи. Только к концу недели Эдано вошел в ритм, уже не так ныли мышцы.
Мастер не делал ему никаких замечаний, но и не сказал ни одного слова одобрения. Работали все споро, молча – у господина Уэды действительно были хорошие специалисты. С работы уходили всей группой во главе с мастером, и только у ворот, не прощаясь, расходились каждый в свою сторону. Молчаливость новых товарищей не огорчала Эдано; он понимал: к нему присматриваются.
Даже в обеденный перерыв каждый молча доставал бенто – коробочку с едой, захваченную из дому, – и молча убирал, когда подымался мастер, чтобы продолжать работу.
Да и сам Эдано только к концу недели осмотрелся по-настоящему. Вокруг строительной площадки, в высоких грязно-серых корпусах с гигантскими воротами, выл, скрежетал металл. Дальше, у самого моря, высились ажурные шеи кранов, они нагибались, выпрямлялись, поворачивались и снова нагибались, и так без устали день за днем. Даже неопытному человеку было ясно – все цехи верфи работали на полную мощность.
Одна картина крепко запечатлелась в памяти Ичиро. По железнодорожной ветке, рядом со стройкой, тихо прокатили платформы с искореженными, обгоревшими танками с еле заметными эмблемами – лошадиной головой. Это кавалерийская дивизия американской армии прислала в качестве металлолома разбитую в Корее военную технику. Эдано, может быть, и не заметил бы платформ с остатками танков, но клавший рядом с ним кирпичи рабочий тихо присвистнул и сказал:
– Посмотри, здорово их!
* * *
Эдано перестал ходить по комнате и присел на постель. Ещё только десять часов, ложиться рано. Думы вернули его в родной дом, где остались дед и сын. «Как они там? Когда удастся их увидеть? Впрочем, это не так сложно, – решил он, – напишу – пусть дед с сыном приедут погостить. Вот как поехать на свадьбу Акисады, когда он пригласит? Не приедешь – обида на всю жизнь. Хромоногий, наверное, такую красавицу присмотрел, недаром по всем поселкам и деревням ездил».
Мысли Эдано прервал осторожный стук в дверь.
– Входите, пожалуйста, – удивился Эдано. К нему сюда ещё никто не приходил.
Дверь открылась, и перед ним с большой старой корзиной в руках предстал Савада.
– Савада! Неужели ты?! – не поверил сам себе Эдано, вскочив с койки.
Механик бросил корзину на пол и шагнул вперед.
– Ну, здравствуй, друг. Наконец-то мы встретились.
Они стояли, взволнованные, обхватив друг друга руками, не решаясь посмотреть в глаза.
– Ты, может, дашь мне сесть? – шутливо оттолкнул друга Савада. – Эта дьявольская корзина такая тяжелая.
– Сейчас, – засуетился Эдано, – сейчас ты умоешься, а я сбегаю тут недалеко. Такое событие. И не написал даже…
Савада улыбнулся, видя искреннюю радость друга:
– Умыться – с удовольствием. А бегать тебе никуда не надо. Напрасно, что ли, я тащил эту корзину.
– Неужели в ней целый ресторан?
– Инструмент свой прихватил. Я ведь всё-таки механик. Сакэ есть, – похвастал гость. – Конечно, если ты стал пьяницей, то… Но ведь и позже можно купить, тут не деревня, а Кобэ!
Эдано снова подошел к Савадеи обнял его за плечи:
– Всё-таки корзину твою сегодня трогать не будем. О том, что ты приехал, уже все соседи узнали, тут такие стены… Мне известно неподалеку одно местечко, где можно посидеть, там нам никто не помешает.
– Вот как? – рассмеялся Савада. – Хорош же твой дворец! Ну пойдем. Вот только умоюсь и всё-таки возьму кое-что с собой. Давно я хотел тебя накормить пищей, приготовленной моей женой. Жаль только, что делаю это не у себя дома.
* * *
Долго сидели друзья за столиком в пустой харчевне. Они честно делились пережитым, радостями и бедами, всем, что выпало на их долю за эти годы.
Савада мало изменился, только седина стала гуще да морщины на лице выделялись резче, рельефнее: на их фоне даже шрам был менее заметен. Механик умел слушать.
И Эдано был рад, что опять рядом друг, которому он может сказать обо всём, о самом сокровенном. Даже с Намико он не был таким откровенным. С Намико было другое…
В свою очередь и Савада присматривался к другу. Перед ним сидел по-настоящему взрослый мужчина. Эдано не обманул его ожиданий. То новое, что появилось в его характере за время разлуки, дополняло его цельную натуру.
– Значит, ты стал коммунистом, – подчеркнул он главное в рассказе Эдано. – А я вот как-то не успел… Мог ли я подумать тогда, на Лусоне, что ты, камикадзе, обгонишь меня в этом? А?! Из деревни уехал – правильно сделал. И непременно учись. Жаль Намико… Так я её и не увидал. Да что поделаешь. Живым надо жить. К деду твоему непременно съездим, в первый же выходной, и сынишку твоего я хочу посмотреть
