Текст книги "Ветер богов"
Автор книги: Василий Ефименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)
Летчики ожили, когда получили деньги, и с нетерпением стали ждать увольнения. Впрочем, Иссумбоси успел нализаться ещё раньше. “Этот чертов Миура за деньги что угодно достанет”, – объяснил он Эдано.
Капитан Танака пропадал в Маниле. Его малолитражный “дацун” подруливал к штабу только поздно ночью. Прапорщик Кида был тихим алкоголиком, и его в отряде редко видели. Всем заправлял старший писарь Миура – гроза солдат. Отряд был похож на заложенный в землю фугас или ракету. Он мог сработать только один раз, по команде – в первый и последний боевой вылет.
Эдано не тянуло в Манилу, не участвовал он и в попойках: деньги посылал старику. Летчик старательно осваивал самолет. Погибать, не совершив подвига, Эдано не хотел.
Его интересовал Савада. Ефрейтор знал гораздо больше, чем требовалось от простого механика. Иногда он – тактично и мягко – давал советы пилоту. Но на откровенность шел неохотно, на вопросы отвечал скупо. Чувствовалось, что Савада присматривается к летчику.
Однажды Эдано после обеда пошел к самолету, чтобы убить время и, главное, уклониться от участия в очередной попойке, хотя Иссумбоси на это обижался и даже стал холоднее относиться к нему.
У капонира Эдано увидел Саваду, по пояс голого, с лопатой в вырытой им щели. Над ним возвышался старший писарь Миура; не замечая подходившего летчика, допрашивал механика:
– Ты всё-таки, наверное, трусишь, жук навозный? Заранее копаешь себе могилу? Отвечай, старая сова!
– Положено по наставлению вырыть щель, господин унтер-офицер.
– А почему другие не роют?
– Не знаю, господин унтер-офицер!
– Как же ты, интеллигент, не знаешь? Ты забыл про заповедь из солдатской памятки: “Смерть на поле битвы приносит высшее блаженство”. А ты ведь в отряде особого назначения, среди тех, кто добровольно идет на смерть! Зачем тебе щель? Зачем тебе голова? Наверное, ноги вытирать! – и он водрузил свой грязный ботинок на голову ефрейтора. Тот стоял не шелохнувшись.
Эдано, схватив Миуру за плечо, рывком дернул к себе и отбросил в сторону.
– Это ты идешь добровольно на смерть, канцелярская крыса? Ещё раз прицепишься к моему механику, даю слово камикадзе: капитану Танаке придется искать нового старшего писаря. Понятно?
– Слушаюсь, господин унтер-офицер, – растерялся Миура, – но ефрейтор Савада…
– Ефрейтор Савада выполнял моё приказание. Уходи!
– Слушаюсь, господин унтер-офицер, – с затаенной угрозой ответил Миура и, четко повернувшись, побрел прочь от капонира.
Савада благодарно взглянул на Эдано и снова принялся копать землю.
– И всё-таки зачем тебе вторая щель? – спросил Эдано. – Действительно боишься налёта янки?
– Ведь это война, господин унтер-офицер, – выпрямляясь, задумчиво ответил Савада. – Зачем же вам гибнуть бессмысленно. Я удивляюсь, почему янки до сих пор не заглянули сюда. Ведь они сами строили эту площадку.
– Наверное, думают, что вряд ли найдутся идиоты, пожелавшие базироваться на ней.
– Так-то оно так. Да ведь отряд капитана Сэки Юкио отсюда вылетал, а у американцев, я слышал, есть радары, которые засекают даже вылеты самолетов.
– Да?.. Ну и кто был у тебя пилотом?
– Господин лейтенант Кухара. Ему было двадцать четыре года.
– Ты долго с ним служил?
– Почти год. Летчик он был классный. Сбил два американских самолета. А характером… характером он был похож на унтер-офицера Миуру. Простите, что я так говорю о герое, ставшем в один ряд со святыми…
– О героях действительно плохо говорить не следует. Но тебе, видно, было нелегко.
– Это пустяки, господин унтер-офицер. В армии даже в мирное время нелегко. Все мы исполняем свой долг.
– Тоже правильно. Знаешь что, – предложил Эдано, – а не сходить ли нам завтра вон на ту гору? Мне опротивела казарма и этот “П-47”, дьявол его забери. Да и в лесу я ещё не был.
– Осмелюсь высказать своё мнение, господин унтер-офицер, вы бы лучше в Манилу съездили. В лес… не опасно ли?
– Диких зверей здесь нет, а найдутся – мой пистолет любого заставит поджать хвост. Какая тут опасность?
– Дело не в зверях, господин унтер-офицер…
– Так в чём же?
Савада помолчал, потом, видимо, решившись, неохотно вымолвил:
– Простите, господин унтер-офицер, но я тут слышал от солдата из отряда ВНОС…
– Что же он сказал?
– Поблизости в лесах появились хуки и однажды уже обстреляли пост. Они скрываются в лесах и нападают на воинов императорской армии.
– Недобитые янки?
– Нет, господин унтер-офицер. Местные партизаны-филиппинцы!
– Не может быть. Филиппинцы рады нам. Мы их освободили от рабства янки.
Савада пожал плечами и продолжал:
– Наверное, так и есть. Но только мне говорили, что хуки не хотят ни американцев, ни нас, японцев. Понимаете ли, они утверждают, что здесь их земля и поэтому…
– Враньё! – нетерпеливо прервал его Эдано. – Мы освободили филиппинцев, и они благодарны нам. А те, кто скрывается в лесах, наверное, наёмники врага или просто бандиты. Дай срок, и доблестная императорская армия наведет здесь порядок.
– Так точно, господин унтер-офицер!
– Что “так точно”?
– Императорская армия наведет здесь порядок!
Ичиро внимательно взглянул на Саваду, соображая: действительно ли механик разделяет его мнение или соглашается, не смея спорить со старшим по званию? Лицо Савады было строгим и бесстрастным.
– Так пойдешь ты со мной или нет? Я не приказываю. Неужели нам, двум воинам, бояться каких-то бандитов?
– Я не боюсь, господин унтер-офицер!
…На следующий день после обеда Эдано и Савада, свернув с полевой дороги, карабкались по крутому склону на гору. Впереди шел Савада с карабином. Он с ожесточением ломал ветки кустов, рассекал плоским штыком лианы.
Эдано внимательно рассматривал незнакомую растительность. Нет, здешний лес совсем не похож на рощу криптомерии у его поселка, где расчищены все тропинки, подобран на топливо каждый сучок. Тут душные испарения растений и гниющего дерева, сильные запахи экзотических цветов кружили голову. В кустарнике пищали и верещали какие-то птицы, носились стаи ярко-пестрых попугаев.
“В таком лесу не только бандиты, целая дивизия может остаться незамеченной”, – подумал Эдано и расстегнул кобуру пистолета.
После часа утомительного пути они вышли на край поляны, за которой высилась стена, казалось, непроходимых джунглей. Савада остановился. Он тяжело дышал, но явно не хотел показать свою слабость. Он медленно вытер платком мокрое от пота лицо, шею, потом снял очки и так же тщательно стал протирать стёкла.
Эдано Ичиро раздумывал: идти дальше или нет? Он не предполагал, что это такое утомительное путешествие… Пожалуй, придется поворачивать назад. Вдруг он заметил, что ветви на одном из деревьев по другую сторону поляны качнулись и между ними что-то блеснуло. Ичиро рывком свалил Саваду на землю и упал сам. Раздался выстрел, и пуля мягко врезалась в дерево, около которого они только что стояли. Затем прозвучали новые выстрелы. Но теперь, видимо, стреляли наугад. Савада и Эдано были скрыты кустарником и высокой травой.
Эдано выпустил несколько пуль в крону дерева, но потом понял бесполезность такой стрельбы. Атаковать? Любой человек за одну минуту легко перещелкает их на открытой поляне. Обходить – долго и опасно.
Погибнуть в чужом лесу так бессмысленно? Нет!
– Идем назад, ефрейтор! – сказал Эдано, и они начали спускаться по склону. Чуть живые от усталости, выбрались наконец к полевой дороге. У поворота, с которого открывался вид на аэродром, они присели отдохнуть и жадно закурили.
Первым нарушил молчание Савада:
– Вы спасли мне жизнь, господин унтер-офицер! Я никогда этого не забуду!
– А, оставь! Это ведь была моя затея!
– Нет, господин унтер-офицер, я этого не забуду. Если когда-нибудь попадете в Ханаоку, вы будете для меня самым дорогим гостем.
– Я никогда не буду в Ханаоке! – с досадой ответил Эдано.
Савада растерянно замолчал. Механик снял очки и стал тщательно протирать стекла. Сам того не желая, он напомнил летчику то, о чём следовало помалкивать.
– Простите, господин унтер-офицер. Я забыл… Я тоже ведь не знаю, останусь жив или нет. Но всегда веришь и надеешься на лучший исход. Эх, будь моя власть, снял бы я с вас эту повязку! Простите за такие слова, они от души… Вы и ваши товарищи так молоды и должны… Не обижайтесь, господин унтер-офицер. Я ведь вам в отцы гожусь.
– Мы – надежда нации, ефрейтор. Мы, и только мы, призваны не допустить врага к берегам родины. О нас знает сам император! – убежденно проговорил Эдано. – Пошли!
– Слушаюсь, господин унтер-офицер! – Савада поднялся, тяжело опираясь на карабин.
3
Ночью после отбоя Савада долго лежал под пологом от москитов и не мог уснуть, размышляя о разговоре с летчиком. Ему нравился скромный, спокойный юноша. Эдано ни разу не нагрубил ему, не поднял на него руки. А какую отповедь получил Миура? Такого человека Савада ещё не встречал за годы армейской службы – ни на Филиппинах, ни в холодной Маньчжурии.
“Сын был бы такой, – подумал он, но набежали другие горькие мысли: – Сын, а зачем? Чтобы растить его, отрывая от себя каждую горсть риса, болеть каждой его болезнью, радоваться, что вырос такой славный человек, и потом вот так же отдать его на смерть? Живой снаряд, живая торпеда! Что может быть бессмысленнее? Бедная родина, жалка её судьба, если её сыновья обречены на такую гибель…”
Савада достал сигарету, закурил…
“Как странно устроен мир! Тысячи и тысячи километров океанской воды разделяют Японию и Америку, но кому-то стало тесно, и вот солдаты сошлись здесь, на чужой земле, чтобы убивать друг друга…”
Ему вдруг вспомнилась забастовка 1928 года. Тогда он был таким, как Эдано Ичиро, – молодым, здоровым. Демонстранты шли, крепко взяв друг друга за руки, и громко выкрикивали революционные лозунги, пели “Красное знамя”. Теперь он даже шепотом боялся произнести слова песни. А ведь был активистом. Потом поосторожничал, испугался, жил затаясь. Когда это случилось? Может быть, после того, как жандарм ударил его саблей, оставившей шрам на щеке? Или когда он обзавелся семьей?
Не напрасно ли он разоткровенничался с Эдано? Пожалуй, нет. Пилот, кажется, искренний, неиспорченный юноша и доносить не станет. Как жаль, что он убежден в необходимости такой глупой смерти… А может, лучше не разрушать этой его убежденности? Тогда Эдано будет легче. Ведь пути назад у него всё равно нет. Проклятие такой жизни, таким порядкам!..
А может, попытаться найти какой-нибудь выход, спасти, что-нибудь придумать?
Савада долго ворочался в постели.
Не спал и Эдано. Он никому не рассказал о случае в лесу. Хотелось самому понять, в чём тут дело. Неужели филиппинцы недовольны тем, что их освободили? Не может быть. Скорее всего, хуки – просто наемники янки. Хуки нападают на солдат императорской армии, рассчитывая на награду от американцев. Америка – богатая страна, у неё много золота, а охотники заработать везде найдутся
Может быть, стоит рассказать Иссумбоси о приключении в лесу? Пожалуй, это лишнее.
Вспомнились дед, Намико… Только эти двое были в его сердце. Дед, наверное, каждый день слушает известия. Особенно сообщения с Филиппин. А что он услышит?..
Тоска! С ума сойдешь! Ничто не изматывает так душу, как безделье.
…Эдано и Савада сидели в тени капонира. Каждый размышлял о своём. Воинская служба свела их на этом затерянном аэродроме, а вчерашний случай сблизил, и они не могли оставаться безразличными друг другу.
Летчик мрачно молчал, сведя к переносью брови, а Савада не знал, с чего начать разговор.
– Господин унтер-офицер, – наконец решился механик, – вы в училище газеты часто читали?
– Газеты? – Эдано очнулся от дум. – Нет, не до них было.
– У меня есть газета. Здесь это большая редкость. За пачку сигарет выменял у шофера. Только прошу вас никому (Не говорить. У нас в отряде чтение не поощряется.
– Ясно… Что там, на родине?
Савада, оглянувшись, достал из-под камня номер “Токио Асахи”.
– “Заявление премьер-министра Коисо, – внятно начал он читать, поблескивая очками. – Премьер-министр Коисо заявил: “Борьба на острове Лейте является решительной борьбой, которая определит исход тихоокеанской войны…”
– Это правильно, – согласился Ичиро. – Что там ещё пишут?
Савада пробежал глазами по заголовкам статей:
– “Председатель Всеяпонской женской лиги госпожа Яматака Сигэри высказалась следующим образом: “Сейчас самое главное – изучить вопрос о мобилизации девочек для трудовой повинности…” М-да… А вот ещё одно интересное сообщение. “Ассоциация помощи трону” разработала план ловли воробьев во всеяпонском масштабе. Воробьи будут в жареном и в сушеном виде отправляться для снабжения населения промышленных районов страны и армии”.
– Хватит, Савада, – прервал механика Эдано. – Мой дед сказал бы: “Источник скверного запаха не знает, как он пахнет”.
“Вот это да, – думал он, – победить в войне нам; призваны помочь девочки, а воробьи должны возместить недостатки в снабжении”. Эдано посмотрел на механика, не сводившего с него вопросительного взгляда, и, улыбнувшись, приказал:
– Выбрось ты эту газету!
– Эх, пропала моя пачка сигарет! – Механик с деланной досадой скомкал газету. – А всё-таки, господин унтер-офицер, съездили бы вы в Манилу. Красивый город!
– Понимаешь, ефрейтор, нет у меня желания ехать вместе со всеми, – признался Эдано. – Я ведь не гоняюсь за спиртным и девками.
– А зачем вам ехать со всеми? Машины почти каждый день туда ходят. Если бы вы смогли выхлопотать для меня увольнение, я показал бы вам город. Только Миура не даст мне увольнения.
– Даст! – решительно ответил Эдано.
…В воскресенье Иссумбоси снова пристал к другу:
– Поедем, Ичиро! Там такие кабачки и девочки! Пока у нас есть время – надо жить!
– Не могу. Я буду сегодня в Маниле, но по делу. Приказ капитана Танаки.
– Вечно у тебя дела! – проворчал Иссумбоси. – Ну, раз будешь в городе, ищи нас в кабачке “Звезда Лусона”. Около порта.
– Ладно. Найду!
Летчики, оживленно переговариваясь, уселись в автобус. Ичиро пошел к штабу. Там его должен былждать Савада.
Действительно, ефрейтор в новой форме стоял у “пикапа”.
– Я не знал, что ты можешь быть таким франтом, – пошутил Эдано.
– Здравия желаю, господин унтер-офицер! Разрешите спросить: увольнение у меня есть?
– Я же сказал – будет. Только тебе придется захватить накладную и сдать в городе груз по назначению.
– Это пустяки. Вы колдун, господин унтер-офицер. Чтобы Миура так раздобрился?.. Это чудо.
– Никакого чуда. Он трус и боится меня.
Через несколько минут у “пикапа” появился шофер. Он услужливо раскрыл дверцу кабины:
– Прошу сюда, господин унтер-офицер!
– Нет. Я поеду в кузове. Там все-таки свежий воздух.
4
Эдано и Савада тряслись на ящиках. Грузовичок торопливо катился по усыпанному листьями разбитому асфальту, осторожно, словно прощупывая колесами почву, объезжал воронки, наспех засыпанные землей и мусором.
С обеих сторон автострады росли пальмы. Скоро замелькали тростниковые крыши строений – там в зелени скрывались деревушки, поселки.
Перед разрушенным бетонным мостом “пикап” остановился. Посреди почти пересохшей речушки застрял грузовой форд. Возле него возились шофер и два чина из военной жандармерии. Пожилой, упитанный жандарм, очевидно старший, крикнул подъехавшим:
– А ну-ка вылезайте! Помогите нам выбраться из этого проклятого болота.
Эдано и Савада выпрыгнули из кузова. Старший из жандармов, заметив повязку Эдаио, почтительно поклонился:
– Простите, господин унтер-офицер. Мы тут застряли. Пока не сдвинемся с места, и вам не проехать.
За решетчатым бортом кузова Эдано рассмотрел два трупа, накрытые грязной циновкой. “Опять жертвы без боя”, – отметил он.
– Из какой части? – опросил он, показывая на трупы.
– Это не наши. Хуки!
– Где вы их подстрелили?
– Их удалось сперва взять живыми, господин унтер-офицер. Наш начальник господин поручик Накадзима пытался узнать, где их отряд, чего только с ними ни делал, но они молчали. А господин поручик мертвых умеет заставить говорить.
– Неужели бандиты такие стойкие?
Жандарм молча развел руками, а его мрачный и молчаливый напарник, сплюнув в воду, сказал:
– Чего вы хотите – коммунисты! Они молчат, хоть им кишки выматывай! Наши тоже такие. Приходилось видеть.
Эдано молча смотрел на два тела в кузове. Ещё недавно эти люди дышали, жили, чувствовали… Страшно вообразить, что они вынесли. Какая стойкость! Коммунисты… Отец тоже был коммунистом. И его, истерзанного пытками, наверно, везли вот так же, завернутым в грязную циновку. Ради чего они идут на такие страдания? Что у них за вера? Что придает им силу?..
Расторопный Савада нашел где-то слегу и вместе с жандармами раскачивал грузовик. Мотор натужно выл, из-под колес летели ошметки грязи. Медленно, сантиметр за сантиметром, автомобиль полз вперед. Достигнув твердого грунта, он рывком выскочил на берег.
Савада и Эдано вновь уселись на ящики. “Пикап” объехал колдобину, взобрался на косогор и покатил дальше по асфальту.
Дорога петляла по длинному и пологому склону. Так, никого не встречая больше, они с полчаса катили по шоссе. Неожиданно шофер притормозил, вышел из кабины.
– Эх, забыл воды долить в радиатор, пока стояли у речки, господин унтер-офицер. Машина старая, того и гляди развалится. Как теперь быть, сам не знаю.
– Ничего, вон в той лачуге попросим воды. Это баррио[12] Бао, – Савада показал на хижину.
– А поймут нас туземцы?
– Меня поймут.
Шофер подал Саваде брезентовое ведро, и механик зашагал к хижине. Эдано пошел следом. Интересно было посмотреть, как Савада станет объясняться с филиппинцами.
Хижина стояла на сваях с метр высотой. Остовом служили стволы бамбука, связанные гибкими лианами. Стены и крыша сплетены из листьев пальмы, широкое окно без стекол.
Эдано и Савада медленно поднялись по шаткой лестнице.
Единственную комнату устилали грубые циновки. В углу стоял ящик с песком, на котором остывали угли – очаг. С циновки поднялся изможденный человек в рваной рубашке. Он испуганно смотрел на вошедших.
К удивлению Эдано, механик заговорил на местном языке. Хозяин хижины кивнул и пошел к выходу. Гости двинулись за ним. Хозяин подвел их к родничку и наполнил ведро водой.
– Всё в порядке. Пошли! – сказал довольный Савада. – Я ведь говорил, что меня поймут!
– Никогда бы не подумал, что ты знаешь по-ихнему. Это чудо какое-то, – Эдэно с уважением посмотрел на механика.
– Никакого чуда, господин унтер-офицер. Немножко любопытства к стране, в которой прожил три года. Этого филиппинца – Игнасио – я знаю. Они вообще приветливый народ, если к ним с добром…
Шофер налил воды в радиатор, и “пикап” снова стал подминать под себя бесконечную ленту шоссе.
Впереди показалась колонна солдат. Шофер предупредительно остановил грузовичок, чтобы не поднимать пыль.
Солдаты приблизились, и Эдано увидел, что они разморены жарой: пот заливал лица, а кители на спинах и плечах были мокры насквозь. Командир взвода – молодой унтер-офицер – шел сбоку, не обращая внимания на то, как многие солдаты расстегнули воротники и несли винтовки не по уставу. Позади колонны тащилось несколько порожних повозок, запряженных низкорослыми лошадьми.
– “Азия для азиатов”, – проговорил Савада, указывая на оборванного филиппинца, шедшего впереди солдат, понурив голову и загребая пыль ногами. Он был обвязан веревкой, конец которой держал в руках дюжий ефрейтор.
Командир взвода замедлил шаг возле “пикапа”.
– Далеко ещё до баррио Бао? – спросил он. – По этой дьявольской жире самый короткий путь кажется долгим.
– Ещё около трех километров придется вам идти, господин унтер-офицер, – ответил Савада и поинтересовался: – Партизана поймали?
– Нет. Это мы проводника взяли и связали, чтобы не сбежал. Просишь их показать дорогу, а они бегут. Невежественные люди.
– А зачем вам тащиться до этого баррио? – вмешался Эдаио. – Мы только что были там – никаких хуков там нет, всё спокойно.
– Да мы не за ними охотимся. Рис идем добывать, – ответил командир взвода. – Саботажники! Сколько японской крови пролито, пока их освободили, а они не хотят теперь нас кормить. Все они заодно с коммунистами, негодяи.
– Желаю успеха!
– Да уж будьте покойны. Вырвем из глотки! Надолго запомнят, как не выполнять приказы императорской армии! – ответил унтер-офицер и широким шагом стал, догонять свой взвод.
Эдано смотрел вслед удалявшейся колонне. Вот она достигла поворота, и повозки скрылись за придорожными кустами…
“Как же так, – размышлял он – Ведь мы освободили филиппинцев от угнетателей-янки. Почему же местные жители так враждебно относятся к нам? Мы за их освобождение заплатили кровью, а они жалеют нам риса. Игнасио и этот проводник – бедняки, им доставалось при янки горше всех. Должны, кажется, они понять великую миссию Японии?”
– Господин унтер-офицер, – сказал Савада, – я показал вам “Азию для азиатов”.
– При чем тут “Азия для азиатов”? Ведь мы действительно сражаемся за избавление азиатских народов от белых угнетателей – англосаксов.
– Так точно, господин унтер-офицер!
– Оставь своё “так точно”. Говори толком, если понимаешь лучше меня. Ведь ты пробыл здесь три года и даже на их языке говоришь!
– Видите ли, господин унтер-офицер, раньше у этих крестьян рис отбирали для американцев. А теперь вывозим мы, японцы. Какая им разница, кто обирает их – белые или желтые?
– Вздор. Его величество предоставил Филиппинам независимость.
– Простите, но зачем этому крестьянину такая независимость? Чтобы его, как собаку, на поводке водили? Разве не всё равно ему, кто держит другой конек веревки? Ему нужна земля, на которой он мог бы вырастить рис и кормить семью. Ведь вы сами из крестьянского поселка, видели, как живут там арендаторы, Казалось, куда хуже. А эти…
– Они живут действительно беднее наших арендаторов… – согласился Эдано, но тут же резко оборвав разговор: – А остальные разговоры – вздор. Сейчас война!
– Так точно, господин унтер-офицер! Война!
– Ты хоть другим не мели ерунды, – с досадой сказал Эдано. – Дойдет до ушей кэмпейтай[13], тогда узнаешь. Это похуже Миуры будет.
– Слушаюсь, господин унтер-офицер. Вот вы понимаете, что такое жандармерия. Эти двое, что в машине лежали, – если бы вы их видели… А бедный Игнасио! Чем он виноват, что не хочет умирать с голоду? Покажите мне в любой стране, как живут крестьяне, и я скажу, счастлив там народ или нет. Но так я говорю только с вами. Робкий я человек. Смелые погибли или в тюрьмах блох кормят. А я… Вы мне спасли жизнь и вольны теперь ею распоряжаться. А я многое бы отдал, чтобы распорядиться вашей.
– Хватит об этом. Не хочу слушать! А тут, – показал Эдано в сторону ушедшей колонны, – трудности войны. Филиппинцы в конце концов тоже поймут нашу великую миссию. Им просто нужно объяснить. У нас это не всегда умеют. Поймут! – закончил он, успокаивая сам себя.
Но успокоение не приходило. В памяти опять всплыли два трупа филиппинских партизан, которые он видел час назад – в жандармском грузовике Живых их мучили жестоко. Но они молчали.
А смог бы он, Эдало, выдержать такие страдания? Да, если бы тайну у него вырывали враги. А если свои? Ведь отца тоже, наверное, пытали, – теперь он, Эдано, знает, что так и было… Японца пытали японцы. Ну, эти крестьяне, допустим, темные люди, хуки. Но его-то отец учитель.
Против кого он шел? Во имя чего?..
– А вот и Манила показалась, господин унтер-офицер! – прервал его мысли голос Савады.
Быстро промелькнула городская окраина – скопище хибарок из фанеры, жести, досок и разной рухляди. Нищета, обнаженная и кричащая, смотрела из подслеповатых окошек лачуг. Нищета была на лицах копошившихся в мусоре детей с рахитичными ножками и вздутыми животиками.
“Пикап” скользнул по дуге моста, переброшенного через канал, и они попали словно бы в другой мир – сытый и благоустроенный. Белые особняки прятались за изгородями из цветущих кустарников. В садах пестрели цветы.
Навстречу стали попадаться нарядные автомобили, экипажи-калесы. Изысканно одетые пассажиры свысока посматривали по сторонам.
– Вот для этих «Азия для азиатов» – вещь понятная, – не удержался Савада.
Промелькнул отель “Космополитэн”, и “пикал”, минуя гостиницу “Манила”, свернул к набережной. Путь грузовичку преградил полицейский патруль. С десяток легковых машин ожидали, когда разрешат проезд. Через несколько минут мимо стремительно пронесся черный лакированный лимузин и свернул к отелю “Манила”.
За зеркалыным стеклом мелькнуло холеное лицо старого японца.
– “Ниссан”, – завистливо посмотрел вслед лимузину механик. – Начальство какое-то!
Разница между роскошным лимузином и потрепанным “пикапом” свидетельствовала об огромной дистанции, разделявшей пассажиров.
5
В отеле “Манила”, на втором этаже, в апартаментах командующего четвертым воздушным флотом генерал-лейтенанта Томинаги Кёдзи все находились в тревожном ожидании. Генерал прохаживался по кабинету, который ему порядком осточертел. Когда-то он тешил себя тем, что этот отель прежде быт резиденцией самого Макартура – командующего американскими войсками на Филиппинах. (Газеты в США именовали его “Наполеоном лусонским”). Теперь это обстоятельство лишний раз напоминало о том, что прежний хозяин может вот-вот вернуться.
Пал японский гарнизон на острове Гуам янки захватили важную базу – остров Сайпан, атакуют Окинаву. Войска японской армии выбиты из Северной Бирмы. Самолеты “Б-29” бомбардируют Токио. Особенно беспокоило генерала то обстоятельство, что главная ставка объявила Филиппины ареной решающей битвы за Восточную Азию, когда войска врага уже на острове Лейте – в самом центре архипелага. Генерал пребывал в убеждении, что летчики четвертого воздушного флота сделали всё, что могли, для победы, но моряки и пехота действовали против вражеских десантов бездарно. Кёдзи с досадой признался, что не знает, что может теперь изменить ход событий. Очень неприятная ситуация. Подойдя к шкафу, генерал достал бутылку минеральной воды “Томин” – война войной, а про больной желудок забывать не следует – и вызвал адъютанта. Дверь тотчас же бесшумно отворилась, и в кабинет вошел майор Кобаяси.
– Проверьте, вышла ли машина с уполномоченным из порта?
– Наполнено, ваше превосходительство! – почтительно доложил адъютант и, взглянув на часы, добавил: – Через пять минут господин уполномоченный прибудет к штабу!
– Что же ты молчишь?
Едва командующий и его адъютант вышли из дверей отеля, как у подъезда, мягко зашуршав шинами, остановился черный “ниссан”. В лице пассажира, медленно вылезавшего из машины, угадывалось родственное сходство с генералом.
Кёдзи, поклонившись старику и втягивая в знак почтения воздух, произнес:
– Со счастливым прибытием в Манилу, дорогой дядя. Я счастлив видеть вас бодрым и здоровым.
– Здравствуй, племянник! Куда ты меня поведешь?
– К себе, конечно. Прошу сюда, второй этаж! – и командующий поспешил сам открыть дверь.
Старик шел бодро, и, глядя на его крепкую спину, генерал удивлялся: откуда в таком возрасте берутся силы? Трудно было угадать причину приезда дяди в столь опасное время. Ведь старик не любил тревог и острых ощущений. То, что дядя прибыл в качестве уполномоченного управления сводного планирования при кабинете министров, ни о чём ещё не говорило. Одно Кёдзи усвоил – дядя всегда появляется там, где есть возможность приумножить своё состояние. Недаром разоренные конкуренты называли старика “тако” – осьминог. О нём говорили, что он сказочно богат, хотя точных размеров его доходов никто не знал.
Когда дядя и племянник вошли в кабинет, гость жестом отпустил секретаря и адъютанта, не оборачиваясь даже, чтобы проверить, понят ли его приказ. Он уселся в кресло родственника, который продолжал подобострастно стоять перед ним.
– Садись, племянник! – сказал гость. – И не предлагай мне сейчас ни еды, ни постели. Я прибыл не за этим.
– Конечно, конечно, дорогой дядя. Я понимаю, что только исключительно важная причина заставила вас предпринять столь длительное путешествие. Я беспокоился за вас…
– Да, за последние пятнадцать лет я не покидал Найчи.
– Я знаю, добротой дядя! И особенно высоко чту милость и внимание, оказанные вами моей скромной и недостойной особе.
– Вот именно из-за твоей особы я и прибыл сюда! – проворчал старик.
Генерал опешил. Дядя прежде не баловал его вниманием и держался с ним довольно холодно. Правда, не раз он поддерживал Кёдзи… Например, в начале войны, когда генерала назначили заместителем военного министра. Если Кёдзи тогда проявил бы меньше активности, он мог бы, пожалуй, держаться и сейчас на этом важном посту. До сих пор. Но война началась так успешно, что и генералу захотелось получить свою долю славы… Кроме того, во вновь завоеванных странах предприимчивые люди ловко устраивали свои дела. Были же на Филиппинах у того же Макартура поместья, заводы, плантации. Всё это потом переходило к новым хозяевам, и Кёдзи хотя и с опозданием, но всё-таки кое-что всё же успел прибрать к рукам.
– Как ты думаешь, что мне от тебя надо? – задал вопрос влиятельный родственник. – Из-за чего я побеспокоил свою старость?
Генерал только вежливо улыбнулся и развел руками.
– Ты уверен, что здесь нас никто не услышит? – спросил старик.
– Конечно, дорогой дядя. Я сам выбирал кабинет. Мой адъютант – сын моего управляющего в Фукуоке. Человек преданный.
– Ну так расскажи мне, что у вас тут творится?
Генерал удивился. Ведь в столице известно о положении на Филиппинах! Или там скрывают истину от деловых кругов? А может быть, Ямасите уже не доверяют?
– Не хитри, племянник, – снова заговорил старик. – Будь откровенен!
– Вам, конечно, известно, дорогой дядя, что двадцать второго сентября главная ставка с высочайшего одобрения государя приняла решение сделать Филиппины местом решающей битвы. Были приняты четыре варианта операций, и план получил наименование “Сёгоку-сакусен”. Главными силами является здесь 14-я армейская группировка, которой командует генерал Ямасита Томофуми. Но что огорчительно – штабом экспедиционных войск и главной ставкой высказываются разные точки зрения на ведение предстоящих операций. Генерал Ямасита считает, что главное сражение произойдет на суше, здесь, на Лусоне, а главная ставка делает упор на победу в воздухе. У морского генштаба своя особая точка зрения.
– А ты как считаешь, племянник?
– Слава генерала Ямасита – завоевателя Сингапура – велика, но, по моему скромному разумению, на этот раз он неправ. Если бы мне дали достаточно самолетов, подчинили все наличные силы, я бы не допустил высадки янки на Лейте.
– Вот как? – иронически переспросил старик. – Ну, а что происходит на Лейте?
– На Лейте?
– Да!
Генерал подошел к карте на стене.
– Главная ставка дезориентировала нас в сроках возможной высадки. Нас уверяли, что янки попытаются высадить десант на Минданао не раньше января будущего года. А они уже двадцатого октября залезли в самые печенки архипелага, высадившись на Лейте.
