Текст книги "Ветер богов"
Автор книги: Василий Ефименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
Заметив недовольный взгляд сэндо[37], Савада юркнул в люк к мотору.
3
Ветер неотступно давил тугими ладонями на дощатую стенку хижины, словно стараясь прижать её к высокому обрыву. Холодные струйки просачивались в единственную комнатушку, остужая потертые циновки. Тусклый свет керосинового фонаря устал бороться со сгущающейся темнотой.
Старый Кодама плотнее запахнул куртку, подоткнул одеяло, укрывавшее внука, и придвинул к нему горшок с тлеющими углями – единственный очаг в лачуге.
– Может, кипятку согреть? – участливо спросил он…
– Нет, дедушка, не хочу, – чуть слышно прошелестели губы внука.
Старик посмотрел на его исхудавшее лицо, ещё раз пробежал руками вдоль одеяла и застыл, уставясь на тусклый огонек фонаря.
«Угасает мой род, угасает, еле теплится, как этот огонек», – горестно размышлял старик. Семья Кодамы испокон веков жила в этой рыбацкой деревушке, облик которой сложился много десятилетий назад, и время не изменило его. Сколоченные из досок домики, словно ракушки, нанизанные на нитку, тянулись вдоль крутого обрывистого берега. И, как ракушки, они похожи друг на друга: эти – чуть меньше, те – чуть больше. Только один дом выделялся из общей массы, словно богач с родовыми гербами на одежде среди рыбаков, одетых в просоленные куртки. Это дом Сибано, хозяина всей деревушки. Это ему принадлежат все лучшие рыболовецкие суда и сети, на него работают жители. Даже те, у кого есть свои лодки и рыбаки-сыновья: рыбу-то всё равно приходится продавать Сибано, а уж тот сам устанавливает цену. И ничего не поделаешь, так повелось из века в век. На деда и отца Сибано работали дед и отец Кодамы. Он и сам работал, пока были силы. Поработать на амимото успел и внук Эйдзи, который лежит теперь на циновке, укрытый одеялом.
В девятнадцать лет парень стал беспомощным и слабым, как старик, как камбала, наглотавшаяся воздуха. Не повезло парню. Он был ловцом на кавасаки Сибано, на том самом, мотор которого удалось починить их жильцу, механику Саваде. Полгода назад кавасаки попал в шторм – и Эйдзи здорово ушибло. Теперь он медленно угасает, и свеча его жизни становится всё короче и короче. Скоро она станет небольшим огарком, и тогда… Старый Кодама это твердо знает, ему так сказал два месяца назад врач из Сибецу. Тогда дед и внук с трудом добрались до этого городишка и, вручив господину доктору липкие от пота, тяжким трудом добытые иены, с тревогой и надеждой ждали ответа. Доктор попался старый и хороший. Ему не напрасно платили деньги. Не торопясь, он долго и внимательно выслушивал, мял и простукивал больного. Потом, выпроводив Эйдзи из приемной, сказал старику:
– Понимаете ли, уважаемый Кодама-сан, – это серьезный случай, очень серьезный. Да, весьма прискорбно, но это так. Поможет только операция, а для этого больного надо отвезти в Хакодатэ или Саппоро. Я дам вам адреса. К сожалению, операция дорогая, она будет стоить…
Когда Кодама услышал цену, в его глазах потемнело, таких денег в их роду никогда не видели.
– Искренне сожалею! – прощаясь, сказал врач.
* * *
Теперь Эйдзи умрет. Ну, где они могут взять денег? Кто им поможет? Мать Эйдзи работает на того же Сибано. У хитрого амимото ничего не пропадает. На окраине деревушки он построил фабрику удобрений – длинный деревянный сарай. Здесь от зари и до зари жены и дочери рыбаков перерабатывают рыбьи головы. Известно – женщина стоит дешевле, а работает столько же. Дыша зловонием, они выпаривают, потом высушивают рыбьи головы и, наконец, перетирают их в серый порошок. Удобрения нужны всем, после войны их не хватает, и ловкому Сибано рыбьи головы приносят большой доход.
В порыве горя мать Эйдзи как-то сказала:
– Я бы себя продала, чтобы спасти сына, но кому я такая нужна?
– Был бы у тебя муж умнее! – сердито ответил Кодама.
Старик не хочет и слышать имени покойного зятя. Тот после женитьбы стал слишком своенравным. Подумать только, отказался быть рыбаком и завербовался на поселение в Маньчжурию!.. Первые письма были хвастливыми – он получил землю, дом, лошадь. Но спустя два года весточки перестали поступать, вместо них прибыла дочь с маленьким внуком, которого старик ещё не видел. Зять же остался лежать в чужой, ещё более холодной, чем на Хоккайдо, земле. Лишь от дочери старик узнал правду. Им там действительно дали и землю и дом. Только сначала из деревни выгнали всех китайцев. Японцев-колонистов вооружили винтовками, чтобы защищать захваченное. В одной из перестрелок с бывшими хозяевами земли зять был убит. Да и остальные землей попользовались недолго – русские выгнали их, как захватчиков. Нет, чужое добро никогда впрок не пойдет. Это Кодама знал твердо. И если бы зять тогда его послушал, кто знает, как было бы… Ведь не всех на войне убивали. Вот на их деревню ни одна бомба не упала – боги миловали. И американцев в их деревне тоже не было. Только иногда по заливу Номуро скользнет серый силуэт военного корабля под их флагом.
«Кончается наш род, кончается», – снова горестно подумал старик. В море умер дед Кодамы, в море остались его отец, брат. Это судьба. Ведь судьба и тень следуют за человеком повсюду, и каждый настоящий рыбак должен быть готов к этому, у каждого свой удел. Но обидно, что он, Кодама, умрет на земле. А впрочем, не всё ли, равно. Что это за жизнь?.. Только вот внук, Эйдзи…
Море забрало всех в их роду. Оно ужасно в гневе. Штормы, тайфуны, страшная цунами – всё это знает Кодама. Он многое повидал. И льды в Охотском море, и пальмы на Гаваях, когда они отправлялись на лов тунца в теплые края. Море и теперь кормит его, но уже не так, как раньше, а как нищего – подаянием. Когда в отлив оно медленно отступает от берега, Кодама вместе с другими стариками, детьми и безработными роется в том, что оставляет море: водоросли, рачки, ракушки. При удаче он торопится домой, чтобы накормить Эйдзи, а тот просит рисового отвара. Да, полезней, чем рисовый отвар, на земле нет ничего. А теперь старый Кодама дошел до того, что может предложить внуку только кипяток. Когда поселился жилец, он хоть иногда подкармливал внука, делился последним. Но хороший человек Савада ушел в море…
Он ли, Кодама, не молит богов, чтобы они спасли Эйдзи? Каждый день посещает деревенский храм. Правда, храм небогатый – несколько пар столбов с перекладинами образуют ворота, за которыми навес для приношений богам. Проходя под воротами, Кодама старательно и громко хлопает в ладоши, оповещая богов о своём прибытии. Потом он страстно молит их вернуть здоровье внуку. Но, видно, и к богам молитва бедняка доходит позже других. Ни на земле, ни на небе бедному нет поддержки…
Старик очнулся от своих мыслей и нагнулся над внуком: тот спал, прикрыв глаза длинной, мосластой кистью руки. Дед осторожно встал, пошарил в кармане, достал щепотку табаку. Не спеша набил бамбуковую трубку, прикурил, приподняв закоптелый колпак фонаря, и вышел из дому. Ночь была густо-темной. Невидимое море грузно шумело тут же поблизости. Старик мог с точностью до сантиметра определить расстояние до уреза воды: так он узнавал время. По запаху мог найти, где вчера выгрузили сушиться морскую траву и где рыбаки разделывали для себя плоскотелую камбалу.
Кодама медленно прошел к морю, туда, где среди бесчисленных вытащенных на сушу суденышек стояла и его лодка, старая, видавшая виды посудина, – последнее, что у него осталось. Он хотел её продать амимото, но тот только усмехнулся и ответил, что для его кухни есть дрова получше, а такое просоленное старье и гореть не будет. Что правда, то правда. Это дерево уже не загорится, слишком много соли оно впитало. Старик нащупал в темноте нос лодки и ласково погладил шершавые доски. Потом сел на борт, отвернувшись от ветра…
Да, он уже почти смирился с неизбежным. «Так устроен мир, и ничего поделать нельзя. Так везде…»
Правда, некоторые утверждают, что так не везде. На новогодние праздники приезжал Нэгути. Парню повезло, он стал матросом на «Ниси-мару». Этот корабль ходит в русский порт Находка. Нэгутим рассказывал, что когда у них один матрос заболел аппендицитом, русские положили его в больницу, сделали операцию, вылечили – и всё бесплатно. Когда «Ниси-мару» пришел в следующий рейс, матрос был здоров и бодр, как дельфин. И всё бесплатно!
Ещё тогда Кодама подумал: «Как жаль, что Эйдзи не матрос на «Ниси-мару». Но всё же старик в эту историю до конца не поверил. Парень здорово оскорбился и клялся всеми богами.
И тут появился жилец, Савада. Оказывается, он был у русских в плену. Сколько он о них рассказал странного и удивительного! «Кто не работает, тот не ест». Разве это не удивительно? Выходит, амимото у русских умер бы с голоду. Разве это не странно? И русские действительно лечат бесплатно. Даже пленных лечили.
«Вот так, старик, – говорил Савада, – работал ты всю жизнь и у себя на родине не можешь вылечить внука. Он никому сейчас не нужен. А если бы он заболел в русском плену, поверь, русские оттащили бы его от порога смерти».
Механику Кодама поверил: человек в годах, отец семейства и, кажется, тоже уже дед. Но ведь то было в России, в плену. Не объявлять же ему, Кодаме, войну русским, чтобы сдаться в плен. Старик даже скупо улыбнулся при этой мысли.
Трубка погасла, и Кодама, тщательно выбив её, запрятал в карман. Затем он поднялся и пошел, шаркая ногами по гальке, к хижине. Уже ложась спать, беспокойно подумал: «Какая погода будет завтра?»
Утром старик хмуро, как уже о чём-то решенном, сказал собиравшейся на работу дочери:
– Сегодня вечером мы с Эйдзи, возможно, немного поплаваем, и если задержимся, не волнуйся.
– Что вы задумали? – встревоженно спросила дочь.
– Са! – досадливо поморщился старик. – Эйдзи будет полезнее подышать морским воздухом, чем лежать в такой копоти. Если море будет спокойно, доберемся до соседей. Я уже четыре года не видел старого друга. А гостей ведь угощают – пусть внук немножко полакомится.
– Это может повредить Эйдзи, отец.
– Я сказал! – категорически ответил старик и отвернулся.
Дочь покорно поклонилась и, вытирая набежавшие слезы, заторопилась на работу.
Посидев несколько минут, старик нахлобучил шапку и пошел к лодке. Он долго стоял, рассматривая каждую доску, словно видел их впервые. Выдержит, – говорил он сам себе, – непременно выдержит. Было бы слишком несправедливо, если б она не выдержала. Выходить надо вечером, чтобы морская охрана не задержала. Ну, а если задержит? А… с голого и семерым штанов не снять. Хуже не будет… Номуро для такой лодки – залив широкий. Это правда. Но разве его руки разучились держать весла? Сил у него маловато. Тоже правда. Но разве нет паруса, пусть латаного-перелатанного? Ему не в новогодних гонках участвовать. Лишь бы был попутный ветер! А он будет. Кому это и знать, как не старому рыбаку.
Куда плыть? Он тысячу раз там бывал до войны. Это в лесу можно заблудиться, а рыбаку в море?.. Только так, – окончательно решил старик, – только так!
Вернувшись в хижину, Кодама присел у постели Эйдзи.
– Сегодня мы с тобой немного поплаваем, внучек! – ласково проговорил он.
– Поплаваем? – удивился Эйдзи, и его бледные губы раздвинула чуть заметная улыбка. – Где?
– Э-э… – укоризненно покачал головой дед. – И это говоришь ты, рыбак, который полгода не был на воде? На море, конечно. Тебе свежий воздух будет полезнее, чем копоть фонаря, а если всё сложится хорошо, доберемся до соседей. Помнишь моего друга Киритани? Я его четыре года не видел. То-то обрадуется. А потом, поездка нас не разорит. Мы как большие богачи: можем делать всё, что хотим.
– Вы правы, дедушка, – немного оживился внук. – Для нас с вами – не убыток.
– Вот и хорошо.
Вечером, когда стемнело, дед, поддерживая внука, отвел его в лодку и помог улечься на дно – на заранее постеленные циновки, под которые бросил ворох сушеной морской травы.
– А почему мы отправляемся вечером? – вдруг заинтересовался Эйдзи.
– Чтобы люди не завидовали: у нас с тобой слишком красивые наряды.
– Вы стали шутить, дедушка? – устало сказал внук и закрыл глаза.
Кодама столкнул лодку, не торопясь вдел весла в уключины и сделал первый мерный гребок…
* * *
Смертельно уставший старик с нетерпением ждал рассвета. Он правильно оценил свои силы, ветер и парус тоже не подвели. Где-то рядом, в пределах видимости, должен быть остров, ставший снова русской землей. Ближе подходить было опасно, у берега много подводных камней. Старик терпеливо ждал, посасывая пустую трубку и борясь со сном. Постепенно его стало охватывать беспокойство, предчувствие беды. И он понял: ночью потеплело, и море окутал туман, густой, непроницаемый. То-то звезды сначала побледнели, как перед рассветом, а потом быстро погасли.
«Плохо, – подумал Кодама, – очень плохо. Туман может задержаться на несколько дней, и лодку снесет далеко, через весь пролив. Если так случится, значит, род Кодамы угаснет немного раньше. Только и всего», – закончил он свои горькие размышления.
Вскоре проснулся внук, и старик заботливо склонился над ним.
– Где мы, дедушка?
– В море, внучек.
– Я долго спал?
– Часа три.
– Прекрасно выспался, а есть как захотелось!.. Мы поплывем к твоему другу или домой?
– Конечно, к Киритани. А спал ты так, внучек, потому, что тебя укачивало море. Отдохни ещё.
Оба замолчали. Мысли Кодамы были горестными. Возможно, – думал старик, – они скоро умрут. И он не сказал Эйдзи, что сам, своими руками приблизил его смерть. О себе он не думал, с него хватит такой жизни. Дочь? Он, конечно, любит её по-своему, но без такой обузы, как они оба, ей будет легче. Один рот, не три…
– А почему мы стоим? – попытался поднять голову Эйдзи.
– Туман, внучек. Ты ведь рыбак и знаешь – в туман лучше отстояться.
– А… Вот мне говорили, дедушка, что американцы и в тумане видят, у них есть какие-то радары.
– А у русских они есть? – оживился дед.
– У русских? – В голосе внука послышалось удивление. – Не знаю, дедушка.
Время шло медленно, старик волновался всё больше и больше, скрывая это от внука. Туман! И море против них. Проклятие небу! Кодама ссутулился и закрыл лицо руками, не желая смотреть на крушение своей такой далекой, такой трудной и такой шаткой надежды. Последней надежды в жизни.
Прошел еще час, другой. Внук терпеливо лежал, не говоря ни слова. «Да, вот, оказывается, как, – пришла в голову деда новая мысль. – Всё-таки все Кодама закончат жизнь в море».
А море было такое ласковое, тихое. Оно чуть покачивало лодку, убаюкивая не только внука, но и деда. Нет, это не море виновато, море их не обидело, всю жизнь оно помогало им и даже сейчас старается утешить в последние часы. Это небо виновато, оно наслало туман. Это боги такие равнодушные к страданиям бедных людей, они очень жестоки, эти боги, как амимото Сибано. Он ли их не молил, не обращался к ним за помощью? «Видно, для бедняка нет справедливости ни на земле, ни на небе», – думал старый рыбак и еще крепче сжимал руками голову.
– Дедушка! – прервал его раздумья голос внука. – Ты слышишь?
– Что? – отнял руки от лица старик.
Далеко в море рокотал мотор. Туман приподнялся над водой, его длинная бахрома утончалась, светлела, становилась всё выше.
– Какой-то корабль! – радостно проговорил Эйдзи, приподнимаясь над бортом.
Кодама внимательно всмотрелся, напрягая свои по-стариковски дальнозоркие глаза: вдали вырастал серый корпус пограничного катера с красным флагом на корме.
– Это, это, – голос деда задрожал, – это жизнь нашего рода, внучек!..
4
«Ирука-мару» возвращался в Номуру полный рыбы. Три дня экипаж болтался в море, но им все же повезло. Саваде казалось, что даже мотор работает ровнее и как-то охотнее, хотя, конечно, не в пятьдесят сил, которые он имел, когда был новым. Все шесть человек команды чувствовали себя приподнято, да и какой рыбак не радуется улову. Правда, семь частей добычи достанется амимото Сибано, за пользование ботом, сетями, всем необходимым для рейса. Но так везде, и в этом отношении Сибано не хуже других. Да и в самой команде не все получат равную долю. Больше причитается сэндо, чуть поменьше боцману, еще меньше ему, мотористу, а то, что останется, – трем остальным. Так тоже везде, по всему Хоккайдо. Но эти трое, которые получат меньше всех, тоже рады – иначе ведь они не имели бы ничего. Да и рыбаки они ещёсовсем неопытные – пришельцы, ищущие работу, каких немало скитается по побережью.
А в доме Кодамы Саваду встретила плачущая дочь старика. Она рассказала об исчезновении отца и больного сына. Механик попытался успокоить её, говорил, что в тумане их могло отнести далеко и они в конце концов доберутся до дома. Только этой надеждой она и жила.
Ближе всех из рыбаков «Ирука-мару» Савада сошелся с Оямой, с ним рядом он спал на нарах барака и замолвил за него словечко, когда амимото комплектовал команду. Ояма был низкорослый, вся его тщедушная фигура свидетельствовала о слабосилии. Да еще постоянный кашель. Амимото взял его на пробу, а потом просто забыл о нём.
Ояма, подобно механику, перебрался на Хоккайдо в поисках работы. Раньше он жил в Кёто. На окраине этой древней столицы Японии, славящейся на весь мир старинными храмами и памятниками, целый район из века в век занимали ткачи, мастера шелкоткачества, известного под названием «нисидзин». Они изготовляли роскошные одежды с причудливыми изображениями птиц, сложными орнаментами, родовыми гербами. В этих одеждах щеголяла придворная знать, все те высокородные, кого носили в роскошных паланкинах, кто разъезжал в сверкающих автомобилях.
– Вот все удивляются, Савада-сан, – монотонным голосом рассказывал Ояма, – что я такой щуплый и слабый, как травинка, выросшая в темноте. Так откуда же мне было взять силу? Вы знаете, как мы жили? В нашем домишке всего одна комната. Посередине стоит станок. Есть такие деревянные, «Джакаро Тебата». Я к нему был приставлен с семи лет. Сначала заправлял челноки, помогая отцу. С четырнадцати лет сел за станок сам. С утра до ночи он не умолкал ни на минуту. Отца сменяла мать, мать – я. У станка ели, у станка спали. Отец тоже кашлял кровью – это беда всех ткачей. Потом ослеп – это тоже часто случается с нашим братом. Так откуда же сила? Её забирал «Джакаро Тебата»… У нас тоже был хозяин, вроде здешнего амимото. Он давал нам шелк, нитки, а платил, сколько захочет. Мы всегда были у него в долгу…
– А почему же вы уехали, Ояма-сан? Не выдержали?
– Что вы, почтенный, я человек несмелый, сам бы никуда не поехал, но жить стало совсем плохо. Амеко завезли свои товары, и мода пошла другая, американская. Говорят, – понизил голос Ояма, – даже во дворце его величества теперь ходят в европейской одежде. Подумать только! Ну, хозяин и отказал нам, говорит, нет покупателей, а в убыток он торговать не хочет.
– Да… – посочувствовал механик. – У каждого своё горе.
– Я не жалуюсь, Савада-сан. Спасибо вам за помощь. Теперь я работаю на свежем воздухе. Может, и кашель пройдет? – с надеждой спросил он.
– Будем спать, – не ответил на его вопрос Савада. – Завтра рано в море, сэндо не любит, когда мы приходим позже, чем он.
Лежа на жесткой циновке, Савада перебирал в памяти свою недолгую рыбацкую одиссею. Пока ему везло: устроился на работу, рыба идет неплохо, ещё два-три рейса – и он сможет уехать домой. Хватит рисковать каждый день: любой шторм шутя утопит развалюху, на которой они плавают.
Самый опытный среди команды – сэндо – потомственный рыбак. Говорят, он знал лучшие времена, имел шхуну. Её реквизировали в войну, и сэндо, гордившийся независимостью от амимото Сибано, стал его покорным рабом. Именно рабом, иначе не назовешь. Но сэндо – рыбак отменный. Если бы не он, они никогда не поймали бы столько рыбы. На судне сэндо – хозяин, повелитель, не терпящий даже намека на возражение. Боцман – равнодушный ко всему человек – пропивает на берегу всё, что заработал. Остальные два матроса – безгласные, покорные существа. «Загнанная мышь отваживается кусать кошку», но к ним эта пословица неприменима. А он сам? Разве он не смирился? Да, смирился. Ну, а что он может сделать? Для всех он здесь пришелец, которому повезло занять место, предназначенное другому – тому, кто всю жизнь отдал морю. Нет, ещё два-три рейса, и надо подаваться домой… Он даже написал жене, что через неделю-другую приедет. В последний раз «Ирука-мару» так трепало штормом, что они уже отчаялись увидеть землю. Но боги оказались милостивыми и не допустили гибели рыбаков. И вот уже три дня команда лихорадочно конопатила, ремонтировала свою посудину. Работали, не жалея сил: пока они на берегу, им ничего не заплатят.
Господин амимото Сибано лично осмотрел «Ирука-мару» после ремонта и сделал вывод, что судно ещё в хорошем состоянии и команда до конца сезона сможет неплохо заработать на его доброте и благосклонности.
* * *
Но амимото Сибано кривил душой. Неделю назад он по делам ездил в Саппоро и, как обычно, вечером отправился в ресторан «Мангэцу» – «Полная луна». Этот ресторан нравился Сибано по многим причинам. Цены там были высокие, и поэтому клиенты из низов его не посещали. Ресторан был уютный, в старом добром духе, в нем редко появлялись американцы. Это тоже поднимало в его глазах Сибано. Амимото не против оккупации вообще, – это дело правительства, – но иметь дело с подвыпившим амеко и нарваться на скандал – кому приятно? Господин амимото даже на коротких расстояниях предпочитал пользоваться такси – центр города буквально кишел американскими военными, как гнилое дерево червями. Наконец, в ресторане «Мангэцу» были такие гейши! Особенно одна из них, упитанная, с нежной, гладкой кожей, с лицом, как полная луна. Сибано специально днем звонил в ресторан и заказывал её на вечер. Для своих удовольствий амимото не жалел денег. Он вынужден жить в такой паршивой деревушке и в Саппоро бывает реже, чем ему хочется. А деньги… Он, например, не рассчитывал в этом сезоне на «Ирука-мару», а старая развалина дала доход больший, чем другие.
Господин Сибано сидел в отдельном номере, обставленном в традиционном японском стиле, вышколенная прислуга бесшумно подавала на низкий столик закуски, редкие и дорогие яства, подогретое сакэ в глиняном кувшинчике.
Вот-вот должна была появиться «полная луна», которая специально принимала ванну, прежде чем явиться к такому почтенному клиенту.
Раздался легкий стук. Расчувствовавшийся господин амимото промурлыкал: «Войдите», но за раздвинувшейся стенкой вместо девушки стоял улыбающийся незнакомец в золотых очках.
– Простите за вторжение, – учтиво извинился он, – господин Сибано из Номуры?
– Да. Это я.
– Ещё раз простите, – поклонился с самой любезной улыбкой незнакомец. – У меня короткий, но очень важный деловой разговор. Я вас отвлеку ненадолго. Еда на вашем столе ещё не успеет остыть, всё улажено.
– Пожалуйста, – заинтересовался удивленный амимото. – «Тут, кажется, действительно пахнет важным делом, хозяева ресторана не любят, когда нарушают покой их гостей», – подумал он. – Как ваше достойное имя?
– Называйте меня Коги, Коги-сан.
– Я весь внимание, Коги-сан.
– Мы – те, кого я представляю, – знаем, что ваши дела, Сибано-сан, идут хорошо, хотя, возможно, и не так, как вам бы хотелось. И мы думаем, что для вас бизнес это бизнес. Во всяком случае, нам известно – вы человек современный, без предрассудков и не заражены разными сомнительными идеалистическими взглядами. Не так ли?
Сибано важно кивнул головой:
– Наш род всегда был верен его величеству, и я чту традиции рода.
– Прекрасно! – воскликнул собеседник. – Перейдем к делу… Сколько, по-вашему, стоит «Ирука-мару»?
– Са… – удивился Сибано и умолк, лихорадочно соображая. «Э, тут дело не простое, если им понадобился такой плавучий гроб». Подумав секунду, назвал сумму.
Господин в золотых очках улыбнулся и иронически произнес:
– Согласитесь, Сибано-сан, что за дрова и старую керосинку цена довольна высокая, но мы согласны, если… если эта посудина с её командой выполнит небольшое задание, совсем пустяковое… Ну, например, высадит одного человека на одном острове…
– У русских?
– Да! – твердо ответил Коги, и в его голосе послышались властные нотки. – Для вас это выгодно: мы оплачиваем вам стоимость старья, и, кроме того, «Ирука-мару» застрахована… Вы выигрываете вдвойне, поэтому не жадничайте. От вас требуется только одно – полная тайна, она и в ваших интересах. Кроме того, нужно соответственно подготовить сэндо… И учтите – вы не один амимото на побережье.
Сибано вспотел от волнения. «Упустить такое дело было бы безумием, только идиот может отказаться».
– О, я согласен, Коги-сан, полагаясь на вашу мудрость и великодушие. Такого верного человека, как сэндо на «Ирука-мару», не найти на всем Хоккайдо. И остальная команда – тигры…
– Нам не нужен этот зверинец, кроме одного рейса, да и то в один конец. Понятно?
– Со, со… – поспешил успокоить собеседника Сибано, подумав: «Тем лучше – получу страховку, а от сэндо можно будет отделаться одними обещаниями. Великолепно!» – Разрешите угостить вас сакэ, Коги-сан.
Коги задержал руку Сибано, готового налить сакэ:
– Сначала покончим с делом. Через десять дней к вам прибудет человек с моей визитной карточкой. Он зайдет ночью, а жить будет до отъезда, как все искатели работы. Вы его включите в команду, пункт высадки он скажет вам сам. Деньги можете получить хоть сейчас.
– Долларами? – осторожно спросил амимото.
– Это же не патриотично, Сибано-сан, вы отказываетесь от иен?
Сибано замахал руками:
– Что вы, что вы, уважаемый, именно патриотично, я создаю запас валюты в нашей стране.
– Только треть суммы, уважаемый патриот, и расписку вы мне дадите… сумма в ней будет несколько иной. Понимаете?
– О да, – обрадовался амимото. – Бизнес, понимаю.
Нагысав расписку на указанную сумму и глубоко запрятав в карман чеки, Сибано, не удержавшись, спросил:
– Простите за назойливость и нескромность. Зачем вам понадобился именно «Ирука-мару». У меня есть лучшие суда и…
Коги-сан сам протянул руку к кувшинчику с сакэ.
– Видите ли, «Ирука-мару», да будет вам известно, никогда погрчничной зоны русских не нарушал. Это корыто примелькалось русским, они к нему привыкли.
– Очень, очень мудро, – согласился амимото. – Я ещё раз прошу, останьтесь, будьте гостем, знакомство с вами так ценно для меня…
– Ещё больше для моего шефа, – рассмеялся Коги. – Согласен!
– Весьма благодарен. Здесь такие девушки! – закатил глаза амимото.
* * *
Сэндо долго колебался. Он давно потерял надежду выбраться в ряды тех, кто сам разгуливал по земле, но присваивал добытое другими в море. Однако сэндо знал, что русские строго охраняют свою границу. Слухи о задержанных русскими судах, которые нарушили территориальные воды, ходили по всему побережью. Сами же американцы виноваты в этом: сколько участков объявили запретными. Сэндо был хороший рыбак и прекрасно знал места, где водится рыба. Он ни с кем не делился своими секретами. Ведь, если все будут ловить много рыбы, за неё не много дадут. Но разве он один хорошо знает море?
– Я не понимаю твоих колебаний, – доказывал амимото, подливая сакэ в чашечку сэндо. – Когда у тебя будет ещё такая возможность? И ты должен ценить моё хорошее отношение к тебе. Оно может измениться. Занять место сэндо всегда найдутся охотники…
– Но, понимаете, Сибано-сан… – робко возражал сэндо.
– Не понимаю. Я же тебе объяснил, после возвращения «Ирука-мару» твой. Разве этого мало? Посудина не новая, и мотор староват, но пару лет ещё походит. И эти два года семь долей твои, а если и сам водить будешь, то больше. Любой на твоем месте благодарил бы меня до третьего колена.
– Спасибо. Но, уважаемый Сибано-сан, если русские… – продолжал колебаться сэндо.
– Ха! Что русские? Рыбу в их водах ты ловить не будешь. Надо только приблизиться к берегу, да и то не вплотную. Пассажир – пловец. А если даже задержат, весь груз – в воду и заявить: «Туман, мотор…», да мало ли что можно сказать.
– Я согласен! – решился наконец сэндо. У него в самом деле не было другого выхода, а потом – такая награда… О, он ещё поплавает на «Ирука-мару», скопит денег и купит другой подержанный бот, а там…
Сибано облегченно вздохнул. «Получишь ты «Ирука-мару» и владеть им будешь. Только на дне», – злорадно подумал он.
– Кого оставишь на берегу? – деловито спросил амимото.
– На берегу? Ояму. Какой из него рыбак, одна видимость, – уже спокойно ответил сэндо. – И компас бы надо заменить – врать стал.
– Вернешься – заменим, – согласился Сибано. – Я готов всегда покровительствовать хорошим и достойным людям. Сайонара!
* * *
Сэндо терзался сомнениями и надеждами. Приказ амимото строго держать язык за зубами и не говорить ни слова даже жене давил на него тяжелым предчувствием. Поэтому протест Савады привел его в ярость.
– Когда станешь достойным, чтобы тебе доверили судно, тогда и рот будешь открывать. Даже на вора десять лет надо учиться!
Савада тоже возмутился. «А дьявол с ним, с последним рейсом. На дорогу деньги есть Не из-за чего рисковать».
– Возможно, – сдерживая себя, ответил он. – Поговорка хорошая, но вором я не собираюсь быть. Если Ояма остается на берегу – я с ним!
Сэндо опешил. Лишиться накануне рейса хорошего моториста – это в его планы не входило. Конечно, замену можно найти, но к старому мотору надо привыкнуть, а у этого механика он тянул исправно. «Уступлю, – решил сэндо, – но, как только вернемся; в шею выгоню».
– Ладно, – буркнул он. – Пусть остается. Я ведь ради всех. Зачем нам такой слабосильный?
На берег был списан другой рыбак. Ояма снова кланялся и благодарил Саваду.
5
Команда «Ирука-мару» нервничала. Ремонт был закончен, а сэндо не торопился выходить в море и одного из них почему-то уволил. Уволенный жаловался амимото, но ничего не добился и снова занял место на нарах в бараке, поджидая счастливого случая.
Новый рыбак появился под вечер, а сэндо получил окончательный инструктаж у амимото. Из команды только боцман вызывал у сэндо некоторые опасения.
– Простите за беспокойство, уважаемый Сибано-сан, – пояснил он, – остальные в команде ослы. Я могу повести «Ирука-мару» куда вздумается, и они не поймут, где находятся. Но боцман…
– Ерунда. Я дам тебе пару бутылок виски, а пьяный он сядет черту на рога. Всё будет о'кей! – щегольнул амимото американским словечком.
На рассвете следующего дня «Ирука-мару» покинул стоянку. Новый рыбак не вылезал из кубрика. Накануне отплытия сэндо заявил, что на этот раз они отправятся ловить акаси-тай. О, красный окунь – вкуснейшая рыба! Кто из рыбаков его не знает! Это пища, достойная богов; говорят, что её подают к столу самого императора. Господин амимото получил очень хороший и выгодный заказ на акаситай, поэтому их сейчас другая рыба не должна интересовать. Каждый дурак понимает, что рисом торговать лучше и выгоднее, чем репой. И он, сэндо, знает заветные места, где всегда можно найти большой косяк красного окуня. Нужно только терпение.
