Текст книги "Ветер богов"

Автор книги: Василий Ефименко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Потом он улыбнулся и шутливо добавил:

– Видный ты мужчина стал, наверное, девки ещё больше на шею вешаются? Я помню, как ты тогда, в Муданьцзяне… Как её звали?

– Ацуко, – тихо ответил Ичиро и, чтобы переменить разговор, спросил: – Ты насовсем к нам, в Кобэ?

– Да нет, поживу полгодика, а может, и побольше. Когда завод восстановят, меня снова возьмут, я договорился.

– Жаль…

– Не могу иначе. Врос в ту землю всеми корнями. Я ведь уже дед, внук и внучка есть. Эх, жаль, рановато вышли мои дочки замуж, если бы младшая не поторопилась, увез бы тебя к себе.

– Хватит тебе, – рассмеялся Ичиро. – Ты и так мне как второй отец. Пошли домой – тебе ведь тоже завтра на работу.

– Смотри-ка, – притворно удивился Савада. – Раньше я его останавливал, а теперь он меня. Ну и дела…

3

Понеслись, побежали дни, как волны, которые море гнало к Кобэ. Днем грохот верфей и растущие стены корпуса, вечером – книги. Савада, как настоящий отец, следил за другом. Даже за книгами в дом Уэды ходил он.

– Тебе, Ичиро, неудобно часто появляться там, – шутливо заметил он. – Парень ты красивый, видный. Господин Уэда часто в разъездах, а его супруга одна. Я знаю, как она на тебя посматривает.

В партийном комитете учли желание Эдано учиться и не обременяли его поручениями.

– Стремление у тебя, товарищ Эдано, хорошее. Конечно, трудно будет, но держись, – сказал секретарь комитета. – Сейчас всем нам трудно – видишь, как снова на партию навалились? Газета «Акахата» запрещена – сам Макартур приказал. А провокация в Мацукаве? А «чистка красных» в редациях газет, на радио? Но ничего. Партия выдерживала и не такие атаки, выстоим.

Секретарь пристально посмотрел на Эдано и добавил:

– Есть одно тебе, товарищ Эдано, поручение. Ты о сессии Всемирного комитета в защиту мира в Стокгольме слыхал? Знаешь, какое там принято обращение к народам мира? Отлично. Сейчас и у нас по всей стране начался сбор подписей в защиту мира. Мы, коммунисты, не должны стоять в стороне. Дам я тебе подписные листы, включайся. Начни с товарищей по работе, с соседей по дому. Только учти: это не так просто. Были случаи, когда на сборщиков нападали хулиганы, разные подонки, отнимали воззвания, подписные листы. Я ведь, – откровенно признался он, – тебе поручаю это потому, что тебя хулиганы не испугают. Не так ли?

Эдано кивнул головой.

– Ну и прекрасно. Получай, – достал секретарь из стола стопку бумаг. – Не хватит, ещё придешь.

* * *

Савада одобрил порученное Ичиро дело:

– Очень хорошо. На стройке помогу тебе. Я уже знаю там двух парней, которым тоже можно дать подписные листы. Соседей и весь дом беру на себя, тут живет наш брат трудящийся. В другие места тоже вместе будем ходить. У тебя теперь будет законный повод хотя бы немного отдыхать вечером. Что касается хулиганов… нам ли с тобой кого-то пугаться. А знаешь, – рассмеялся он, – жаль, не сохранилась твоя повязка из-за сволочи Тарады. Представляешь картину – ты с повязкой камикадзе на голове собираешь подписи в защиту мира. А? К тебе очередь стояла бы.

Люди охотно ставили свои подписи под воззванием. На стройке только мастер колебался какое-то мгновение.

– В нашей фирме, – заметил он, – рабочие не занимаются политикой.

– Да какая же это политика? – возразил Савада, оглядывая прислушивавшихся к разговору рабочих. – Мы только выступаем за мир. Я уверен, сам Узда-сан подпишется под таким воззванием. Разве вы, господин мастер, хотите войны?

– Я? – опешил тот. – Да будь она проклята. На войне погибли мой сын и брат. Давайте подпишу!

И ещё сцена, запомнившаяся друзьям. Эдано приклеивает листовку с воззванием на забор рядом с многочисленными объявлениями, рекламами лавчонок, харчевен. Сзади незаметно появляется полицейский:

– Что вы здесь делаете?

– Мы? – нашелся Савада. – Да вот, – показал он на Эдано, – с братом открываем ресторанчик и доводим это до сведения будущих клиентов.

Друзья поспешно уходят, оставив полицейского читать «рекламу» нового ресторанчика. Через несколько дней у одного из домов, квартиры которого друзья обошли, собирая подписи, им попадается тот же полицейский.

– Кажется, влипли, – прошептал Савада другу.

– А-а… – осклабился полицейский – всё рекламируете ресторанчик?

– Так точно, – вежливо ответил Савада.

– Понятно, – полицейский оглянулся по сторонам. – Послушайте, а подписи, которые вы собираете, не будут публиковаться в газетах?

– Нет, – убежденно ответил Эдано. – Не хватило бы всех газет мира.

– Вот как? – удовлетворенно вздохнул полицейский. – Тогда знаете что? Давайте и я поставлю свою подпись!

Он вытащил авторучку, не торопясь расписался и, словно ничего не произошло, молча пошел дальше.

– Вот это да! – удивленно посмотрел ему вслед Савада.

* * *

Они сходили в партийный комитет и взяли новые подписные листы и воззвания.

Когда Савада рассказал о случае с полицейским, секретарь оживился:

– Очень интересно!.. Вокруг этого движения могут сплотиться самые различные люди. Робко ещё мы идем в средние слои, к интеллигенции. Эта наша вина. Как вы думаете, владелец вашей фирмы подпишет воззвание?

– Подпишет! – уверенно ответил Савада. – Ручаюсь, подпишет.

– Вот видите, и он не один такой. А неприятных инцидентов у вас не было?

Эдано пожал своими широкими плечами, а Савада рассмеялся.

– Ну, как вам сказать… Один тип пристал ко мне, но, как только увидел Эдано, сразу исчез. Мы вдвоем ходим. Некоторые отказывались подписаться, говорили, что не хотят вмешиваться в политику, боятся.

– Да… – задумался секретарь. – До многого мы ещё не доходим, многое упускаем. Всё-таки, маловато нас. Вот вы, товарищ, – обратился он к Саваде, – пока ещё не в партии?

Эдано удивленно смотрел, как по-юношески смутился его старый друг. Даже шрам на лице побелел – так бывало у него только при сильном волнении.

– Я ручаюсь за него больше, чем за себя, – поспешил он на помощь Саваде, – но его ещё мало здесь знают.

– Как это понять – больше, чем за себя?

На этот раз смутился Эдано:

– Понимаете, товарищ секретарь, всё вышло наоборот. Это Савада должен был давать мне рекомендацию, а не я ему. Но так получилось…

Выслушав эпопею Савады, секретарь оживился, его особенно заинтересовал рассказ механика о рыбаках.

– Вот вам ещё один пример, где мы слабы. Ведь и вокруг Кобэ немало рыбацких поселков, в которых распоряжаются всесильные амимото. А у нас до этих поселков руки не доходят… Ну, а вы, товарищ Савада, когда выполните поручение, приходите: ваше место в наших рядах.

– Спасибо, от всего сердца спасибо! – взволнованно воскликнул Савада.

– Вам тоже спасибо, товарищ! А вот вашему другу, – взглянул он на Эдано, – позже будет дано серьезное поручение: придется на некоторое время отложить книги. Кстати, как у вас с учебой?

– Не особенно хорошо, – признался Эдано, – но стараюсь. Вот Савада помогает.

– А скажите, хозяин может отпустить вас на один-два дня?

– Отпустит! – ответил за друга Савада. – Его отпустит.

– Прекрасно. Когда заполните подписные чисты, приходите.

Листы один за другим ложились в папку, хранившуюся в их комнате. Эдано искренне завидовал способности друга быстро сходиться с людьми. И люди охотна вступали с ним в беседу. А как он умел слушать их! Вот он, Эдано, жил в доме, знал даже, что едят соседи, невольно подслушивал их разговоры, но близко ни с кем не познакомился. Вот, например, соседка – жена ночного сторожа. Кто мог ожидать, что она так охотно будет собирать подписи под воззванием? Даже взяла на себя заботы о них, одиноких мужчинах. А всё Савада… Сколько, оказывается, вокруг них хороших людей. Теперь по вечерам в их каморке часто появлялись посетители. И Эдано трогало до глубины души, когда Савада, чтобы не метать ему, уводил кого-нибудь из них в коридор, и оживленный разговор продолжался возле лохани или старой бочки.

* * *

И снова они в партийном комитете с толстой пачкой листов, на которых стояли подписи их соотечественников в защиту мира. Среди них были подписи господина Уэды и его супруги. Савада специально показал их секретарю.

– А что сказал господин Уэда?

– О, Уэда-сан дипломат. Он сказал, что его фирма не производит оружия, а во время войны люди ничего не строят.

Секретарь улыбнулся:

– Да, ваш хозяин – человек осторожный. Есть люди, которые считают себя вне политики, но и они понимают, что мир – это главное. А вы молодцы, товарищи, хорошо поработали.

Эдано не выдержал:

– Простите, товарищ секретарь, вы мне обещали ещё одно поручение.

– Помню. Дело вот в чем, товарищ Эдано. Префектурный комитет защиты мира должен отправить собранные подписи в столицу. Нас просили выделить надежного человека – всякие случайности могут быть. Мы решили послать тебя. Согласен?

– В столицу? Конечно, – обрадовался Эдано и тут же поправился: – Я готов выполнить любое поручение партийного комитета.

– Я не сомневался, – поднялся секретарь. – Мы учли, что ты и отца сможешь повидать. Отпуск у фирмы проси сам, не удастся – скажешь… Заменим.

– Уже договорились, – вмешался Савада, – всё в порядке.

4

Вагон четко отсчитывал стыки рельсов, чуть кренился на многочисленных изгибах железнодорожного полотна, в окна прожекторами били лучи солнца. Эдано с удовольствием поглядывал на новых товарищей по заданию. Вначале, когда их познакомили в комитете, он был разочарован. Худенькая, коротко подстриженная девушка в больших очках, вежливо поклонившись, отрекомендовалась:

– Акико, студентка.

Пожилой мужчина с полным, нездорового цвета лицом чуть наклонил голову:

– Ивата Иосио, печатник.

Эдано удивился. Думая над заданием комитета, он полагал, что его спутники окажутся крепкими мужчинами: возможно, придется драться… Но внешне он не проявил никакого удивления и сердечно поздоровался с ними.

К поезду их проводила целая группа, доставившая два тюка с подписными листами. Они ничем не выделялись среди обычного багажа. И только позже, в поезде, до Эдано дошло, как их проводы выглядели со стороны. Пожилой Ивата мог легко сойти за отца студентки, а он, Эдано, за её жениха или мужа. «Неплохо придумано», – подумал он и сразу же стал играть роль «жениха». Ивата ему подыгрывал, бедная Акико смущалась до слез.

– Почему вам дали такое имя, Акико? – снова начал подшучивать Эдано. – Госпожа Осень! Такое имя больше подходит пожилой женщине. Вам же, по-моему, больше подошло бы Харуко – госпожа Весна. Не так ли?

Ивата, как отец, провел рукой по голове смутившейся девушки:

– Она родилась осенью, поэтому её и назвали так. Все пожилые женщины раньше были молоденькими девушками. Придет время, когда и Акико оправдает своё имя, только спешить незачем. Вы согласны?

– О конечно, кому же хочется, чтобы его жена старела.

– Не надо, Эдано-сан! – взмолилась студентка.

До Токио доехали благополучно. Ивата и Эдано бдительно охраняли доверенный им груз и внимательно рассматривали каждого нового пассажира. Они не нарушили ни одного закона, но разве нарушили какой-либо закон издатели сборника «Голос мира»? А их арестовали… Все трое облегченно вздохнули, когда из окна вагона замелькали первые дома огромного многомиллионного города, столицы их отечества.

Они ступили на токийскую землю, когда город уже заканчивал трудовой день. Нескончаемый поток людей, беспрерывные ленты машин, грохот и гром уличного движения ошеломили Эдано, хотя ему уже приходилось видеть в кино токийские улицы, да и Кобэ был большим городом. Ивата, не раз бывавший в столище, объяснил им маршрут и сразу превратился в руководителя группы.

Тюки не были очень тяжелыми, но они то и дело задевали ими прохожих. Однако это обстоятельство нисколько их не смутило.

– Не отставай, дочка! – кивнул Ивата студентке и двинулся к остановке автобуса.

Подтолкнув Акико, Эдано вслед за Иватой втиснулся в автобус. Спустя минуту тяжелая машина плавно тронулась по привокзальной площади. Мимо, дребезжа, промелькнул трамвай с рекламой канадского виски на стенке. За ним проследовали три грузовика, открытые кузова которых были плотно набиты солдатами из «резервного полицейского корпуса»; у солдат на спинах, как горбы, висели каски. Сверкая лаком, мчались роскошные лимузины. Дома, словно размалеванные «пан-пан», были усеяны рекламами, в которых английских слов встречалось больше, чем японских.

После бесчисленных поворотов-нырков автобуса то в широкие, то в узкие, как туннели, улицы Ивата наконец подал знак – на следующей остановке выходить. Они, извиняясь, протиснулись к выходу и, как только дверь отворилась, с облегчением покинули автобус.

– Ну вот, – довольно оглянулся Ивата, – три квартала пешком – и будем на месте. Пошли! – вскинул он тюк на плечи.

Они, очевидно, находились далеко от центра. Дома здесь были куда скромнее, не лезли вверх этажами со сверкающей рекламой. Только на первых этажах часто попадались лавчонки, на которых почти отсутствовали надписи на заморском языке. Да и узкий ручеек прохожих не блистал дорогими нарядами. Здесь жили те, кто обслуживал гигантский город, кто заполнял цехи его фабрик, большие и малые предприятия, бесчисленные конторы, кто вежливо кланялся покупателям за прилавками шикарных универмагов, водил машины, пек, варил, жарил.

– Так вы, Эдано-сан, покинете нас, как только мы сдадим тюки? – спросил Ивата и усмехнулся, заметив короткий взгляд, брошенный на его спутника студенткой.

– Да, мне надо повидать отца.

– Жаль терять такого «жениха», – пошутил Ивата и тихо засмеялся, увидев, как вновь смутилась девушка. – А где живет ваш отец?

– На улице Сандагая, в квартале Сибуя.

– О, это далеко отсюда, долго придется добираться. Хорошо бы вам взять такси.

– Ну нет, слишком дорогое удовольствие. Как-нибудь доберусь.

Так, перебрасываясь фразами, они свернули на ещё более скромную и пустынную улочку – их путь вот-вот должен был закончиться.

Внезапно из узкого прохода между домами выдавилась кучка женщин, детей, посередине ее происходила какая-то борьба.

Ивата остановился:

– Кажется, драка, перейдем-ка на другую сторону!

Они стали переходить на противоположную сторону улицы, но к ним метнулась пожилая женщина:

– Помогите! Она же собирала подписи за мир, а хулиганы отнимают листы!

Эдано остановился, снял с плеча тюк и сунул его в руки студентки:

– Возьмите, пожалуйста!

Ивата схватил его за рукав:

– Не вмешивайтесь, Эдано-сан, опасно!

– Наш товарищ в беде! – возразил Эдано. – Идите, я сам!

Он подбежал к толпе и решительно раздвинул женщин. В центре её два молодых парня старались разжать руки молодой женщины, которая, пригнувшись к земле, прижала к груди пачку листов. Белая кофточка, полы которой выдернулись из-под пояса черной юбки, была в нескольких местах порвана, черная волна растрепавшихся волос скрывала лицо.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что тут происходит. Эдано рванул за плечо одного из хулиганов и резким ударом, в который вложил всю внезапно вскипевшую ярость, сбил его с ног. Второй, бросив свою жертву, как хорек, прыгнул к Ичиро.

– Берегитесь, нож! – крикнул кто-то из толпы.

Эдано мгновенно отклонился в сторону, почувствовал, как обожгло левое плечо, но, сделав полуоборот, схватил нападавшего за кисть руки и вывернул её так, что хрустнула кость.

Нож звякнул об асфальт.

– А-а, рука, рука! – дико завыл хулиган и тут же умолк, захлебнувшись от удара по горлу. Он упал, корчась, открывая рот в беззвучном крике.

Другой парень, поднявшись, опять пошел на Эдано, но уже без прежнего нахальства. Ещё один удар уложил его окончательно.

– Бегите! Бегите! – закричали женщины.

– Сюда! За мной! – схватил за руку Эдано какой-то парнишка. Женщина, на которую напали, продолжала стоять, прижимая пачки листов к груди.

«В полицию попадать нельзя», – сообразил Эдано и тронул женщину за локоть:

– Надо уходить! Быстрее!

Они побежали за мальчишкой, который стремительно скользил в щелях-проходах между домами, какими-то постройками, в проемах дощатых оград и между мусорными ящиками.

Наконец он остановился и, переводя дыхание, радостно сказал:

– Всё! Теперь не найдут. Дальше выход на улицу. А у вас, – показал он на руку Эдано, – кровь. Но вы их тоже здорово!..

Женщина, ещё не отдышавшись от быстрого бега, движением руки откинула волосы, закрывавшие лицо.

– Ацуко!..

Листы, которые она так яростно только что защищала, один за другим посыпались на землю, но женщина, не замечая этого, замерла, глядя на Эдано расширенными от удивления глазами. Тот тоже стоял, не в силах произнести ни слова, потрясенный, растерянный.

– Что же вы? – укоризненно спросил парнишка, нагибаясь, чтобы поднять подписные листы.

Первой опомнилась Ацуко.

– Вы ранены? – тревожно проговорила она. – Снимите рубашку, я перевяжу.

– Пустяки! – Эдано не отрывал от неё глаз.

– Снимайте! – настойчиво повторила она. – В таком виде нельзя появляться на улице.

Эдано покорно подчинился. Ацуко решительно рванула край кофточки, отделив полоску материи. На предплечье Ичиро алел глубокий порез, из которого сочилась кровь.

– Как он вас… Больно?

– Да нет. Этот тип теперь не скоро сможет взяться за нож.

– Вы ему руку сломали, как палку, – подтвердил парнишка. – Сильный прием, жаль только, я не заметил, как это делается, – закончил он, глядя с восхищением на Эдано. – Простите, мне надо идти!

– Спасибо, друг, выручил! – поблагодарил его Ичиро.

– Мы тут все за мир! – серьезно ответил подросток и, передав ему бумаги, мгновенно скрылся.

– Ну вот и всё! – удовлетворенно сказала Ацуко, затягивая тугой узел. Теперь можно надеть рубашку. Вам не больно?

– Да нет! – отмахнулся Эдано.

Пока он заправил рубашку, Ацуко успела привести в порядок свою одежду и наскоро причесать волосы.

– Пойдемте! Задерживаться опасно. Идите справа, у меня кофточка разорвана с этой стороны, а у вас на левом рукаве следы крови. Дома я перевяжу вас получше, у меня есть аптечка. Это недалеко.

Эдано молча повиновался. Пройдя через подъезд какого-то дома, они вышли на улицу и влились в людской поток. Никто из прохожих не обратил внимания на степенно идущую пару. Оба были потрясены неожиданной встречей, оба не знали, с чего начать разговор.

Эдано, приноравливаясь к шагам Ацуко, изредка бросал на неё короткие взгляды. В наступающих сумерках её лицо казалось нисколько не изменившимся, как тогда в Муданьцзяне, когда они шли с ней мимо витрин «Марудзена». Замужем она или нет? Живы ли сынишка, мать и тетка? Простит ли она ему ту боль, которую тогда, в Муданьцзяне, он ей причинил? Как ей всё объяснить?

Ацуко шла молча, ни разу не взглянув на Эдано, и сердце его охватила тихая печаль. «Не простит!» – решил он.

Пройдя два квартала и свернув в тихий переулок, они оказались в тесном дворике небольшого одноэтажного дома, и Ацуко вставила ключ в замок:

– Заходите!

5

Эдано вошел, робея и смущаясь, как юноша. Квадратная комнатка была чуть побольше той каморки, которую занимал он с Савадой в Кобэ, но чистота и порядок выгодно отличали её от жилища друзей; один из углов комнаты был отделен занавеской.

– Ну вот, – сказала Ацуко, – теперь снова займемся вашей раной.

– Что вы, не беспокойтесь, она совсем не болит, – ещё сильнее смутился Эдано.

– Снимайте рубашку!

Ацуко тщательно промыла рану, залила йодом и забинтовала.

– Теперь всё в порядке, – удовлетворенно посмотрела она на повязку и, заметив, как Эдано потянулся за рубахой, показала на угол, отделенный занавеской. – Сначала умойтесь сами, потом я замою рукав.

Эдано покорно шагнул за занавеску. Там стоял рукомойник с тазом и небольшой столик с электроплиткой.

Когда он умылся и вышел, Ацуко, по-прежнему не глядя ему в лицо, деловито проговорила:

– Я тоже приведу себя в порядок, а потом будем пить чай. Рубашка за это время высохнет. Я быстро.

Гость присел около низенького столика, – ему даже показалось, что это тот самый, который был у Ацуко в Муданьцзяне, – и внимательно осмотрелся. В комнате, кроме этого столика и небольшого узкого зеркала на подставке, ничего не было. На столике – узкогорлая ваза с двумя цветками, от которых исходил тонкий аромат. Постель, как обычно, уложена в нишу, и только небольшой шкафчик для посуды дополнял меблировку. Чистенькие циновки и свежие веселые обои делали комнату необычайно опрятной, уютной. Из-за занавески доносился плеск воды: Ацуко стирала.

Наконец всё смолкло, занавеска раздвинулась – и Ацуко вышла из-за неё, неся в руках мокрую рубаху; она успела надеть простенькое домашнее кимоно в сине-белую полоску.

– Я её повешу у крыльца – быстро высохнет…

Вернувшись в комнату, она опустилась на колени перед шкафчиком, достала две чашки и тарелочки.

– Извините, Эдано-сан, угощать почти нечем.

– Ничего и не надо, я не голоден…

– Нет уж, так я вас не отпущу, – Ацуко поставила на столик посуду и впервые прямо посмотрела в глаза Эдано. – Знаете что? У меня есть немного сакэ – с подругами день рождения встречала. – Ацуко снова нагнулась над шкафчиком и вытащила из него початую бутылку. – Вот мы с вами и допьем его.

Ацуко налила сакэ и первой подняла чашечку:

– Спасибо за спасение…

– Что вы, каждый на моем месте поступил бы так.

Только сейчас Эдано заметил, что годы не прошли бесследно и для Ацуко: у глаз появились тоненькие лучики морщинок. Но по-прежнему на её лице сияли необычайно широкие глаза, разве что свет их стал более спокойным и – может быть, ему показалось – в их глубине таился какой-то невысказанный вопрос. Лицо чистое, без косметики, как и в первые дни их знакомства, чем-то неуловимым напоминало лицо Намико. Эдано смутился и, опустив глаза, выпил сакэ.

– Что постарела я, Эдано-сан? – по-своему поняла Ацуко его смущение.

– Нисколько! – отозвался гость.

Хозяйка улыбнулась и снова налила чашечки.

– Знаю, постарела… Сколько мы с вами не виделись? Больше пяти лет. Вы, Эдано-сан, почти не изменились, только возмужали и кажетесь даже суровее, чем тогда, когда были военным.

– А вы здесь одна живете? – не выдержал Эдано.

Ацуко поняла, о чем хотел спросить гость, но не ответила.

– Давайте выпьем, Эдано-сан, за то, что остались в живых после такой страшной войны.

«Не хочет отвечать, – опечалился Ичиро. – Она права, какое я имею право».

– Простите за любопытство, Эдано-сан, как вы оказались на этой улице? Вы живете в Токио?.. Вот не знала!

– Живу в Кобэ, работаю строителем, а в Токио привез с товарищами подписи за мир, собранные в нашей префектуре.

Глаза хозяйки округлились от удивления:

– Вы, Эдано-сан, привезли подписи в защиту мира? Простите моё удивление, но позже я узнала от жены господина Уэды, что вы были камикадзе. Это правда?

– Да, правда!.. Был камикадзе, а теперь стал коммунистом.

– Вот как!..

Помолчали. Потом Ацуко, отодвинув в сторону тарелочку, стала наливать чай.

– Вы, Эдано-сан, спрашивали, одна ли я живу? Да, одна. – Легкая тень пробежала по её лицу. – Мама и сын умерли в Маньчжурии, тетя уехала к родственникам, а я по-прежнему продавщица. Вот и всё.

– Примите мое сочувствие, – тихо промолвил Ичиро. – Все мы понесли утраты. Проклятая война…

Он обрадовался – и с трудом скрыл это, – что Ацуко не замужем. Желая увести хозяйку от тяжелых воспоминаний, Эдано вежливым, как и положено гостю, тоном решился задать вопрос:

– Удивительно, как это вы не вышли замуж?

– Что ж удивительного, – ответила хозяйка, – в нашей стране теперь много одиноких женщин…

– Это, конечно, так, но такую красавицу, как вы, каждый возьмет.

Ацуко снова улыбнулась и твердо сказала:

– Мне не нужен «каждый», Эдано-сан, я узнала любовь… Там, в Маньчжурии.

Эдано смущенно опустил глаза и почувствовал, как краска заливает лицо.

– Ну, а как вы жили эти годы, Эдано-сан? – раздался после минутного молчания тихий голос хозяйки.

– Я? – растеряйся Эдано. – Право, не знаю, с чего начать.

– Начните с нашей последней встречи. Помните? На пыльной дороге в Муданьцзян, когда ваш друг вывел нас из сопок. Вы не забыли?

– Нет, не забыл. Разве можно это забыть?

Близость женщины, о которой много думал в последнее время, странные обстоятельства их новой встречи – всё это заставило Эдано поделиться с ней, как с другом, пережитым и передуманным. Он начал скупо, коротко рассказывать, как вел в плен своих товарищей, как избил в сборном лагере Нагано. Постепенно его рассказ становился свободнее. Не глядя на Ацуко и механически вертя пальцами пустую чашечку, он вспоминал о долгом пути в рабочий батальон, о жизни там, о друзьях – Саваде и погибшем Адзуме. Он почти исповедовался и уже не стеснялся ни волнения своего, ни внезапной и такой непривычной для него откровенности с женщиной. Он умолчал только о мести главе «Кровавой вишни» Тараде и отом, что последнее время много думал о ней, Ацуко…

Рассказав всё, Ичиро почувствовал какое-то облегчение, словно одним махом преодолел огромное расстояние в пять лет, разделявшее сейчас их с Ацуко. В глазах женщины стояли слезы.

– Чай совсем остыл, я подогрею, – забеспокоилась она, собираясь встать и скрыться за занавеской, чтобы Эдано не увидел, как она потрясена и расстроена его рассказом о гибели Намико.

– Не надо, – остановил её Эдано. – Я ещё хотел сказать вам, что в Кобэ видел Хироко. Она мне всё рассказала… Я был неправ тогда, обидел вас. Если можете, простите.

– Не будем вспоминать об этом, – тихо ответила Ацуко, – а чай я всё-таки подогрею.

– Да не беспокойтесь, мне ещё до отца надо добираться.

– А где он живет?

– В квартале Сибуя, на улице Сэндагая

– Какой непочтительный сын, – пошутила Ацуко, – вместо того, чтобы навестить отца, он лезет в драку. Послушайте, – спохватилась она, – это же очень далеко отсюда, а сейчас уже поздно. Вы не сможете тудта добраться.

– Ничего, ноги у меня крепкие.

– Что вы, Эдано-сан, вам придется идти до самого утра, и потом, в Токио по ночам разгуливать опасно: столько бандитов!..

– Одним или двумя бандитами станет меньше! – самоуверенно заявил Ичиро.

– Нет, Эдано-сан, тут действуют целые шайки. Каждый день в газетах пишут об убийствах. Лучше оставайтесь.

– Остаться? – растерялся Эдано – Но соседи могут подумать…

– Могут, – согласилась Ацуко, – только всё равно мне придется перебираться в другой район.

– Почему?

– Эти мерзавцы станут искать меня, чтобы отомстить, а такого телохранителя, как вы, у меня уже не будет.

Ацуко убрала со стола грязную посуду, раскрыв нишу, достала постельное белье и постелила гостю у одной стены, а себе у другой.

– Раздевайтесь и ложитесь, Эдано-сан, я пока посуду помою. Завтра – трудный день: с утра – на работу, а потом надо занести в комитет списки, которые вы спасли. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – ответил Ичиро, быстро разделся и лег, укрывшись простыней.

Он силился уснуть, но уши улавливали каждый звук, доносившийся из-за занавески: позвякивание посуды, журчание воды… Потом стало тихо. Что она делает? Вытирает посуду? Или готовится спать?.. Через минуту он услышал шелест рядом с собой, щелкнул выключатель, и, не выдержав, Эдано чуть приоткрыл глаза: в полутьме к соседней постели вся в чем-то белом прошла Ацуко – и сразу же зашуршали простыни. До неё не больше метра. Протянуть руку?.. Нет, нельзя. «Спать, спать!» – уговаривал он себя, но спасительный сон не приходил, и Эдано продолжал лежать с открытыми глазами, перебирая в памяти подробности сегодняшней встречи.

Интересно, спит она или нет? Наверное, спит. Даже дыхания не слышно. Она сказала: «Я узнала любовь…» Значит, всё ещё любит?

– Ацуко! – тихо позвал он.

Она подходила медленно, очень медленно. Присела рядом с ним на циновку и вдруг шатнулась вперед, будто её толкнули в спину, уткнулась лицом в его ладони.

– Люблю, люблю, – только и сказала она…

6

Утром, открыв глаза, Ичиро увидел сидящую рядом Ацуко. Почувствовав, что он смотрит на неё, она в смущении закрыла лицо руками и прошептала:

– Я хотела увидеть, как вы проснетесь.

– Вот как, подсматривать! – с шутливой угрозой проговорил Ичиро, привлекая к себе.

– Не надо, милый, – слабо запротестовала она, – пора идти на службу…

– Плевать на службу, плевать на всё! Я теперь буду с тобой в любое время суток.

Ацуко, счастливо засмеявшись, прильнула к нему.

* * *

Позже, когда они сидели за столиком и пили чай, Эдано, покончив со своей чашкой, решительно сказал:

– Я задержусь ещё на один день, чтобы нам уехать вместе. В Кобэ тоже много магазинов, и тебя возьмут в любой. Дадим телеграмму Саваде, пусть подыщет квартиру получше. А сегодня занесем списки в комитет и пойдем в парк Уэно: сейчас там цветет сакура.

– Я согласна, милый, – подняла на него свои большущие глаза Ацуко, – но вам ведь надо повидать отца.

– Конечно. После обеда мы поедем к нему вместе. Я хочу, чтобы он познакомился со своей невесткой.

– Со мной? – растерялась Ацуко. – Но удобно ли? Так, сразу…

– Удобно, даже очень. Отец у меня славный, и, я уверен, он тебе понравится.

– Спасибо, милый…

* * *

Они долго бродили по парку. Не обращая внимания на смущение своей спутницы, Эдано не отпускал её ни на шаг и всё время пытался держать за руку, которую она мягко, но настойчиво отбирала у него.

– Неудобно, милый, на нас смотрят.

– Ну и пусть смотрят, пусть завидуют, – беспечно отвечал Ичиро.

На них действительно обращали внимание, иногда даже оглядывались. Эта молодая пара была так откровенно счастлива, что некоторые, очевидно, действительно завидовали им.

Они остановились у розовых облаков цветущей вишни и долго любовались ею. Рядом останавливались другие посетители, иногда целые семьи, благоговейно смотрели на сакуру и так же молча уходили.

«Цветы сакуры, – думал Эдано, – сколько легенд и преданий связано с ними, один только дед знает их тысячи. Поколения предков влюблялись в эти розовые облака. Очарованию цветов сакуры поддавался и надменный князь, проезжавший мимо во главе свирепой дружины, и бедняк, тащивший вязанку хвороста на плече. Жестокие правители тоже использовали в своих целях всеобщую любовь к цветущей вишне: «Воин падает на поле битвы во славу императора, как опадают лепестки сакуры». Тайные враги в лагере для военнопленных тоже назвали свою шайку – «Кровавая вишня»…»

– О чём вы задумались? – слегка прижалась к нему Ацуко, предварительно убедившись, что никого около них нет.

– Я думал, как много связано у нашего народа с цветами сакуры, теперь и для меня её цветы будут символом счастья.

– В стихах цветущая сакура всегда стоит рядом со словом «любовь».

– Прочитай что-нибудь.

– Я мало помню и читаю плохо.

– Но всё-таки.

– Хорошо, только не смотрите на меня.

Лишь там, где опадает вишни цвет, —

Хоть и весна, но в воздухе летают

Пушинки снега…

Только этот снег

Не так легко, как настоящий, тает!..

– Хорошо, – одобрил Эдано. – А кто написал?

– Право, не помню, какой-то старинный поэт.

– Хороший поэт, но ты говорила, что непременно будет про любовь. Ты знаешь такие?

– Знаю, – лукаво взглянула на него Ацуко. – Послушайте: