Текст книги "Ветер богов"
Автор книги: Василий Ефименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)
– Хватит! – опомнился первым Харуми, оттаскивая Акисаду, который ещё старался пнуть Майлза деревянной ногой. – Мы же не собирались его убивать.
– Его мало убить! – вызывался Акисада.
– Надо уходить, – твердо повторил Харуми. – Можно попасться!
– Ладно, – согласился тот, спрыгивая с «джипа». – Быстрее снопы и шесты на место!
Когда Сатоки и Харуми вернулись к «джипу», они увидели нагнувшегося над Майлзом Акисаду. Вначале Сатоки не понял ничего, потом ринулся к инвалиду.
– Ты что? Грабить? – прошипел он.
– Не будь идиотом, – огрызнулся инвалид. – Всё это я запрячу сейчас в иле, – показал он на кошелек и часы лейтенанта. – Пусть думают, что его обобрали.
Акисада заковылял на обочину дороги и, возвратившись, успокоил:
– Люди все равно поймут, а полиция пусть поломает голову.
– Быстрее, поехали! – торопил Харуми. – Не будем терять время…
На окраине деревушки они, облегченно вздохнув, почувствовали, как на их лица упали капли редкого в это время года дождя.
– Отлично, дождь смоет все следы, – обрадовался Сатоки. – Как ты думаешь, – обратился он к Харуми, – мы его не пришибли насмерть?
– Нет, – успокоил его фронтовик. – Выживет. Да и дождь ему поможет. А если и подохнет, траур носить не будем.
Они закурили и не торопясь двинулись по деревне.
– Вот что, – остановил друзей Сатоки. – Сейчас снова пойдем пить, подымем хозяина. Ещё одно свидетельство в нашу пользу в случае чего.
– Такому свидетельству я всегда рад, – пошутил Акисада. – А то ведь обидно – на свои деньги и выпить не пришлось. К тому же я, кажется, ноту повредил об этого негодяя.
– Какую ногу? – переспросил задумавшийся Харуми.
– Да деревянную! – захохотал Акисада.
– Всё! – прервал их Сатоки. – Об операции «Молодой месяц» больше даже между собой ни слова. Её не было, мы ничего не знаем и не видели. Начинай концерт, Харуми!
Харуми затянул сиплым голосом песню, ис ней они подошли к харчевне.
– Эй, хозяин!
7
Лейтенанта Майлза обнаружил под утро связной мотоциклист. Разбуженный раньше обычного полковник Дайн приказал немедленно позвонить в полицию и вызвать следователя, а к лейтенанту послать врача базы, чтобы оказать первую помощь. Потом, не выдержав, поинтересовался:
– Как всё-таки Майлз? Что говорит?
– Непонятно, сэр, – почтительно ответил дежурный. – Всё время стонет и бормочет о какой-то обезьяне.
– Он пьян?
– Слегка трезв! – рискнул пошутить дежурный, недолюбливавший кичливого Майлза. – Ему очень здорово досталось. Простите, сэр, я позже доложу результат осмотра.
– К дьяволу вас, Майлза и результаты. До утра не сметь мне звонить! – рявкнул полковник и бросил трубку.
* * *
Придя утром в штаб, он вызвал капитана Хайгинса, врача и контрразведчика Те уже были наготове и явились немедленно, вытянувшись перед своим шефом.
– В каком состоянии Майлз? – спросил полковник врача.
– В тяжелом, сэр. Мы вынуждены будем отправить его в госпиталь. Он сильно избит каким-то тупым предметом. Боюсь, сэр, он не сможет больше летать.
– Так… – нервно похлопал ладонью по столу Дайн. – Ну, а вы, Хайгинс, как вы объясните происшествие с вашим подчиненным?
– Я, сэр, – начал капитан, – уже неоднократно докладывал вам о том, что Майлз слишком увлекся спиртным, а пьяный он любил побуянить в ресторанах и, может быть…
– Ерунда! – прервал его полковник. – Вы плохо разбираетесь в обстановке. Это, по-видимому, террористический акт коммунистов.
– Скорее всего ограбление, сэр! – вмешался контрразведчик. – Лейтенант был ограблен. Исчезли деньги, часы, пистолет.
Полковник внимательно посмотрел на контрразведчика. Ограбление, как причина происшествия, его больше устраивало – просто обычное уголовное дело, и никакой политической подоплеки. Версию о коммунистах он выдвинул так, на всякий случай. Конечно, если бы удалось доказать, что в нападении на лейтенанта участвовали коммунисты, то из Майлза можно было бы сделать героя и нажить на этом политический капитал, но увы…
Контрразведчик словно прочитал мысли полковника:
– В окружающих базу деревнях ещё нет коммунистических ячеек.
– Коммунисты и Майлз… – пожал плечами Хайгинс. – Да на дьявола он, пьяница, им нужен. Уж если бы они что затеяли, то нашли бы объект поважнее.
– Вы правы, – согласился Дайн, – они, скорее, выбрали бы меня. Но я не боюсь ни черта, ни дьявола, и они это, конечно, знают. Будем считать, что это уголовный акт, но, – подчеркнул полковник, – виновников надо найти. Такие вещи прощать нельзя, они отражаются на престиже нашей армии!
– Так точно, сэр, – согласился контрразведчик. – Мы привлекли японскую полицию – она лучше разбирается в местных делах, тем более в уголовных. Сами мы тоже кое-что предпримем.
– А что говорит пострадавший? – вспомнил полковник.
– Только то, сэр, что нападение было внезапным.
– Был «слегка трезв»? – иронически переспросил Дайн, вспомнив остроту дежурного.
– Вообще-то он был изрядно накачан, но лежал до утра, и дождь… Нет, тут дело не только в алкоголе, – развел руками врач.
– Ладно, – подвел итоги Дайн. – О ходе следствия доложите. Майлза госпитализируйте. Всё!
Подчиненные вышли. Капитан Хайгинс в душе даже был рад, что хоть таким образом избавился от беспокойного и заносчивого подчиненного. Тогда, при аварии с самолетом, во время операции «Восходящее солнце», Майлзу всё удалось свалить на неполадки в машине. Это было выгодно и командованию, но шишки достались Хайгинсу, хотя он был уверен в механиках эскадрильи.
– Скажите откровенно, – обратился он к контрразведчику, – действительно было ограбление? Тогда почему его так избили?
– Бандиты иногда и убивают, – нехотя ответил контрразведчик. – Во всяком случае, пока больше похоже на грабеж. А впрочем, – пожал он плечами, – для вас ведь не секрет, что нам здесь не очень рады. Даже те, кому мы необходимы.
– Пожалуй! – согласился Хайгинс.
Выйдя из штаба, капитан догнал врача и, изобразив на своем лице скорбь, спросил:
– Неужели бедняга Майлз больше не сможет летать?
– Это я вам гарантирую, – уверенно ответил врач. – А жить будет. Но не так резво, – добавил он, подумав.
– Жаль. Классный пилот был!
– Майлз? – удивился врач.
– Да. Кому же это и знать, как не мне! – твердо ответил капитан, а сам подумал: «Ну, отлетался наконец, скотина…»
А действительно, за что было побить капитану Майлза?
С невеселыми мыслями шел на авиабазу следователь из полицейского управления. Он сделал всё, что мог, но никаких следов и даже намеков обнаружить не удалось. Его профессиональное чувство было уязвлено, да и начальство будет недовольно. Одно-два таких дела с такими же результатами – и карьера окончена… Эдано и его друзья проверены – у всех неотразимое алиби, вне всяких подозрений. Рябая помещица отомстила за погибшую семью?.. Но она памятник должна поставить лейтенанту, ведь, если бы не он, она так и осталась бы батрачкой, а сейчас важная госпожа. Другие, пострадавшие от Майлза? Ну хотя бы тот из «Соколов с потухшими сердцами», избитый им? Тот мог бы не простить, такие на всё способны, но он уехал на Тайвань к Чан Кай-ши. Его друзья? Всё может быть, но не похоже. И всё же чутье полицейского подсказывало ему, что случай с лейтенантом Майлзом не обычное нападение уголовников.
Разговор японца-следователя и американца-контрразведчика носил довольно откровенный характер.
Контрразведчик принял своего коллегу сухо и насмешливо:
– Так каких же результатов добилась хваленая японская полиция?
– К сожалению, – невозмутимо ответит следователь, – пока похвастать нечем. Случай очень серьезный и трудный.
– Такой уж трудный? Просто ваша полиция неумело работает, – пренебрежительно взглянул на собеседника контрразведчик. – Вам бы не мешало поучиться у нас. Вы отстали во всех сферах государственной организации.
– Возможно, – согласился японец. – Но, простите, у ФБР нераскрытых преступлений больше, чем у нашей полиции. Группа наших высших работников уже ездила обмениваться опытом в вашу великую страну, куда её любезно пригласили. В результате подразделения нашей полиции вооружили дубинками и бомбами со слезоточивым газом. Это, конечно, более современно…
Контрразведчик решил, что лучше перейти на деловой тон:
– Ближе к делу. Что же вам удалось выяснить?
Следователь не спеша раскрыл папку и достал пачку исписанных листков.
– Я уже имел честь доложить, что случай трудный. Если бы пострадал другой офицер, задача была бы проще.
– Почему? Говорите, не стесняясь. Мы коллеги! – заинтересовался контрразведчик.
Следователь передал листки собеседнику.
– Вот список инцидентов, во время которых некоторые местные жители имели, простите, неосторожность попасться на глаза господину лейтенанту.
Контрразведчик внимательно прочитал листки и присвистнул. «Ну, натворил парень, – мысленно сказал он сам себе. – Как это его раньше не угробили?..»
– А вот последний случай, – ткнул он пальцем в список. – Эта женщина…
– Она умерла, – спокойно ответил следователь.
– Странно! Мы ничего не знали.
– Я констатировал, – чуть улыбнулся следователь, – что это результат неосторожности самой пострадавшей.
– Вы поступили умно, – согласился американец.
– Возможно. Правда, её похороны были необычно многолюдными, и боюсь, что местные жители не совсем согласились с моим заключением. К счастью, этот случай пока не попал в газеты, но никто не гарантирован…
– Ваши газеты слишком любопытны и болтливы?
Следователь тонко улыбнулся.
– Согласен. Раньше, – подчеркнул он, – они были более дисциплинированны.
«Умный, бестия, – подумал контрразведчик с уважением. – Сами виноваты, слишком много воли дали им с самого начала».
– Господина лейтенанта, – продолжал спокойно японец, – во всей округе называли, – простите, это не я выдумал, – «Бешеной обезьяной».
– Обезьяной? Почему?
– У него на стекле «джипа» висела обезьянка, ну её и приметили. Я расследовал несколько линий, – продолжал он сухо. – Естественно, в первую очередь проверил родственников последней пострадавшей, тем более, что её муж камикадзе, а они отчаянные парни! Полное алиби! Проверил ряд других версий, но… Разрешите курить?
– Пожалуйста! – протянул контрразведчик пачку сигарет и зажигалку.
Следователь не спеша закурил и, глядя в глаза собеседнику, продолжал:
– Я буду откровенен. Мне кажется, что не в интересах американского командования, не в интересах местных властей поднимать шум о прискорбном случае с господином лейтенантом Дело в том, что материалы, которые я собрал о господине лейтенанте, может легко собрать любой репортер, особенно из коммунистической газеты, – подчеркнул он. – Да и остальные ради сенсации могут клюнуть на это дело. Вы меня понимаете?
«Совсем не глуп», – окончательно решил контрразведчик и убежденным тоном произнес:
– Да, это типичное уголовное происшествие. Очевидно, какие-либо проезжие гастролеры.
– Вы так доложите своему командованию?
– Конечно, – поднялся контрразведчик. – А эти материалы, – показал он на листки, – я оставлю у себя.
– Пожалуйста. У меня есть копия. Простите за беспокойство.
– Рад был познакомиться, – подал на этот раз руку контрразведчик.
Глава четвертая
1
Уныние прочно осело в семье Эдано. Дед снова стал суеверным и без конца твердил молитвы, заклинания, которые, по его мнению, только и могли оградить их дом от новых бед.
Старик ещё более осунулся, стал суетливым, и в голову Ичиро приходила горькая мысль, что и жизнь другого любимого человека подходит к своей предельной черте.
Сам он тяжело перенес смерть жены. Стал молчаливее, угрюмее. Механически ел дома, что ему предлагали, соглашался с любым предложением деда, Акисады. Он и сам понимал, что усугубляет уныние, воцарившееся в его семье, но ничего не мог с собой поделать. Он узнал, почему к нему приезжал следователь, и догадался о причинах нападения на лейтенанта Майлза. И ему стало ещё горше – даже за смерть жены отплатили другие.
Ичиро понимал, что избили Майлза его друзья. Кому же ещё? Он был уверен, непременным участником был Сатоки. Ведь недаром тот просил его тогда побыть в субботу у старосты. Но ни Сатоки, ни Акисада не обмолвились ни словом.
Вскоре из Кобэ возвратился Оданака. Рассказав о своем посещении профсоюзного комитета префектуры и о том, что скоро к ним приедет представитель центрального комитета, чтобы оформить профсоюзную организацию и у них, Оданака, не предъявляя никому обвинений, осудил нападение на Майлза.
– Мы не должны давать никаких поводов для провокаций, – жестко закончил он. – Реакция и американцы используют каждую оплошность, способны на любую подлость, чтобы подорвать наше единство. Вот в сегодняшних газетах опубликовано сообщение о «деле Мацукава». Вы, очевидно, уже знаете? После крушения около станции Мацукава, которое несомненно инспирировано, арестовано двадцать активистов из профсоюза железнодорожников. Смотрите, какую свистопляску устроили вокруг этого реакционные газеты. Как по команде. Разве это случайно? Кто может гарантировать, что в наши ряды не проникнут шпики и провокаторы?.. А тут расправа с Майлзом. Хорошо, если в ней виноваты уголовники. Разве дело только в этом лейтенанте? Вы же сами прекрасно все понимаете.
По дороге домой Оданака, прощаясь с Эдано, признался:
– Я снова в партии. Приняли… Поверьте, мне было стыдно: рекомендации дали те, кого я покинул в своё время. Поэтому я так долго не решался… И уверен – не долго я буду одинок теперь. Не так ли?
– Конечно, – согласился Ичиро. – Вы ведь не один. У нас много достойных товарищей.
– А вы?
– Я? – смутился Ичиро. – Разве может идти речь обо мне?..
– Я лично верю вам! И товарищи тоже! – подчеркнул Оданака.
На этот раз Ичиро возвращался домой в необычно приподнятом настроении. Эту перемену заметил даже дед.
«Хвала богам, – подумал он, – кажется, парень начинает приходить в себя».
Вечером к ним неожиданно явилась с визитом Рябая. Возмущенный Акисада, увидав её, демонстративно ушел из дому. Помещица держалась с достоинством, но в то же время скромно. Она вновь выразила соболезнование семье по поводу тяжелой утраты и тут же перешла на деловую тему. Как известно почтенному Эдано, она хочет отстроить усадьбу, и её вполне удовлетворила работа артели по закладке фундамента. Эдано-сан оказался дельным строителем, и было бы совсем хорошо, если бы он взялся за новый подряд. Да и вообще ей, женщине одинокой, трудно за всем усмотреть, ей нужен опытный помощник с неограниченными полномочиями, советам которого она будет следовать. И вот если бы уважаемый Эдано-сан…
Изуродованное оспой лицо помещицы было густо покрыто белилами, кремами, пудрой, но и сквозь этот слой от волнения проступил пот.
Вежливо, но твердо Ичиро отклонил лестное предложение, и огорченная помещица, посидев для приличия ещё немного, ушла, заявив, что, к сожалению, она вынуждена будет обратиться в какую-либо строительную фирму и тем самым лишить своих односельчан хорошего заработка.
– Э-э… – впервые за последние дни улыбнулся дед. – Похоже, что она хотела иметь не только приказчика. Видал, как она на тебя поглядывала?
– Оставьте, дедушка, – возмутился Ичиро. – Просто ей это выгодно. Любая фирма возьмет с неё дороже.
– Так-то оно так, – не унимался старик, – но и я ещё не слепой…
Ичиро встал и вышел на улицу. Над деревней сгустились сумерки, и только ближайшие дома ещё проступали темными силуэтами. Вечер был такой же теплый и синий, как и тогда, пять лет назад. Где его окликнула Намико? Вон там, у своей хибарки. А здесь он под утро прощался с ней, настаивал на немедленной свадьбе.
А она отказалась…
Мысль о жене вновь вызвала боль в сердце. Да, он стал уже постепенно привыкать, что её нет, что она не вернется, но всё ещё ходит сам не свой, невидимой стеной отгородившись от деда и сына… Так нельзя. Нельзя перекладывать свой груз на их плечи. Да и какие это плечи – детские и стариковские…
Выкурив сигарету, Ичиро вошел в дом. Дед продолжал молча сидеть за столом. Услышав шаги внука, он поднял на него выцветшие от старости глаза.
– Ты извини старика, – проговорил он смущенно. – Ведь я любил Намико, как родную дочь. Но её нет, а жить надо. И о Сэцуо следует подумать.
– Ладно, дедушка, – примирительно ответил Ичиро. – Не будем об этом говорить. Подумать только, Намико – и Рябая… Ты ведь тоже вырастил сыновей без жены?..
– Э-э, – снова заворчал дед. – Когда твоя бабка умерла, мои парни были уже большими. Да и служанки такой, как Тами, теперь нигде не найдешь. Хотя, – мягко закончил старик, – и вправду, какой из тебя помещик? И отец у тебя такой же. Коммунист. И где он этому научился?.. Ну, ты – понятно, ты был у русских.
– Сын Тарады тоже был у русских.
– Э, внучек, вороны везде черны, а змея не станет прямой, даже если её посадить в бамбуковую трубку. Лучше попьем чая, – уже мирно закончил дед.
В воскресенье, когда семья Эдано и Акисада готовились обедать, перед домом остановился человек в дорогом европейском костюме.
– Простите за беспокойство, – проговорил неизвестный, заглянув в комнату. – Могу я видеть господина Эдано Ичиро?
Ичиро поднялся и с недоумением посмотрел на гостя, лицо которого показалось ему удивительно знакомым.
– Здравствуйте, – еще раз поклонился тот. – Не узнаете?
Теперь Ичиро узнал его: это был бывший его командир капитан Уэда.
– Господин капитан! Мы рады вас видеть. Пожалуйста, проходите!.. Это мой командир, – пояснил Ичиро остальным.
– Да, – весело сказал Уэда, усаживаясь за стол, – мы вместе служили в Маньчжурии, были в плену у русских. Ваш сын, – обратился он к деду, – ах, простите, внук, – был отличным летчиком. И строителем стал хорошим. В этом я сегодня лишний раз убедился.
– Вот как? – удивился Ичиро, всматриваясь в лицо бывшего командира батальона пленных. Капитан располнел, дорогая одежда и обувь свидетельствовали, что он процветает.
«Чем он занимается? – подумал Ичиро. – Неужели тоже какой-нибудь «сокол с потухшим сердцем»?»
– Я ведь тоже строитель, – подал бывший капитан визитную карточку. – До армии был инженером, работал в небольшой фирме отца. Теперь я её глава. Госпожа Тарада обратилась к нам с предложением отстроить её усадьбу. Интересно, на каких условиях вы у неё работали?
Заметив, что Ичиро улыбнулся, Уэда откровенно рассмеялся и продолжал:
– Если не хотите, не говорите. Я интересуюсь этим потому, что ваша артель невольно стала конкурентом нашей фирмы.
– Видите ли, – снова улыбнулся Ичиро, – наша артель явление нехарактерное. Нам очень дешево достались строительные материалы…
– Понимаю, – догадался опытный Уэда, – рядом авиабаза. Да… источник снабжения не постоянный.
Дед, расстроенный тем, что не может достойно угостить бывшего командира своего внука, порывался встать из-за стола, чтобы пойти купить чего-нибудь, но его остановил Уэда.
– Простите, Эдано-сан. Я знаю, что поставил вас в неудобное положение, явившись в ваш дом неожиданно. Я это предусмотрел, – закончил он, доставая из объемистого, портфеля плоскую бутылку виски и две банки консервов. – Не обижайтесь на меня, – продолжал он, – за то, что я преследую корыстные цели. Мне не только хотелось увидеть моего боевого соратника, но и кое-что выведать. Я, как говорят американцы, теперь настоящий бизнесмен.
Старик не знал, что такое бизнесмен, но с доводами гостя скрепя сердце согласился.
– Виски – серьезный напиток, дедушка, – постарался помочь старику Ичиро, – американский!
– Э, – успокоился дед. – Мы с тобой русскую водку пили – и то ничего!
– Правильно, Эдано-сан, – подхватил Уэда. – Никакое виски не может сравниться с русской водкой. Вы совершенно правы.
Дед быстро захмелел и, чтобы не наговорить чего-нибудь лишнего, ушел к правнуку. Вежливо откланявшись, удалился и Акисада. Оставшись вдвоем, гость и хозяин минуту помолчали. Потом заговорил Уэда:
– Я к вам зашел и по другому поводу. Есть деловое предложение – нам нужен свой представитель в этом районе. От каждой заключенной сделки моя фирма будет платить вам проценты. Как вы на это посмотрите? Или, может быть, согласитесь стать одним из постоянных служащих фирмы?
Ичиро задумался. Уэда был довольно мягким по сравнению с другими офицерами человеком. Он хорошо, руководил трудовым батальоном в России. Пленные сами тогда предложили его на этот пост. Но каким он стал теперь? Хозяин фирмы. Значит, капиталист, эксплуататор.
– Скажите, господин капитан, – начал он по привычке, но гость протестующе поднял руку. – Хорошо, Уэда-сан. А вы не боитесь, что я организую забастовку среди ваших рабочих?
– Вы коммунист? – быстро переспросил Уэда.
– Пока нет! – ответил Ичиро.
Уэда мгновение подумал, вертя в руках хаси, затем, отложив в сторону, спокойно сказал:
– Коммунист вы или нет – для меня не играет роли. Главное – вы умеете хорошо работать и знаете некоторые методы русских строителей, а это важнее всего.
Бывший капитан сам долил в чашечки остатки виски и залпом выпил. Вытерев губы бумажной салфеткой, он продолжал:
– А вообще… Я ведь и там, в плену, многим интересовался. Только не делился ни с кем. Признаю, что у русских более совершенная социальная система. Могу сказать больше – считаю императорскую систему анахронизмом в нынешний век технического прогресса. Признаюсь откровенно, я тоже в душе желаю мира, я против засилия американцев на нашей родине: оно оскорбительно для каждого японца, независимо от того, коммунист он или нет. Но я глубоко убежден – то, что удалось русским, пока невозможно в нашей стране. Во всяком случае, в ближайшие десятки лет, может быть, полвека. Так зачем же мне вмешиваться? Я ведь полвека не проживу. На нашу долю и так выпало немало, и… мне наплевать, кто виноват в этом. А что вы можете сделать сейчас? Ничего. От крика тысячи людей гора не пошатнется. Разве ваш крик сильнее пушек?.. Кстати, – оживился Уэда, доставая денежную купюру в десять иен, – один мой знакомый доказывает это очень образно. Вот смотрите, – протянул он деньги. – Видите линию зигзагов по краям? Это проволочное заграждение или решетка. Внутри птица, птица – наша родина. А вот по углам с птицы не спускают глаз две головы в касках – это оккупанты-американцы, и они, как часовые, удерживают птицу в клетке. Правда, остроумное толкование?
– Остроумное, – согласился Ичиро. – Но, например, русские сидели и не в такой клетке, а все же сами знаете, что произошло.
– Что русские! – прервал Ичиро гость. – Русские вырвались из клетки, как львы, они сломали её и остались львами. А нас, японцев, выпустили после войны из клетки, как баранов, ими мы и остались…
– Вы плохо думаете о своих соотечественниках, Уэда-сан.
– Я? Нет! Я люблю свою родину, считаю наш народ самым трудолюбивым, наших женщин самыми скромными и прекрасными, но, понимаете ли… А, оставим этот разговор. Это мои личные убеждения, и менять их я не собираюсь.
– Жаль, – искренне ответил Ичиро, – мне хотелось бы доказать вам обратное. Вы, занятый бизнесом, ещё многого не видите. Впрочем, извините, вы мой гость…
– Согласен, – Уэда, успокаиваясь, взял чашку с чаем. – Я впервые так разоткровенничался. Очевидно, потому, что у нас с вами много общего, связанного с прошлым. И вы с Савадой спасли жизнь моей семьи. Я его тоже с удовольствием взял бы на работу – прекрасный специалист. Кстати, где он?
– Вернулся на родину, но писем я пока не получал от него. Будет очень прискорбно, если с ним что-либо случилось. Поверьте, он замечательный человек.
– Я знаю, – поднялся гость. – Очень сожалею, что вы отказались стать моим представителем здесь.
– Я тоже, – поднялся и хозяин. – Но у меня к вам просьба. У меня есть знакомый инвалид, которого вы видели здесь. Он будет прекрасным агентом вашей фирмы. Ведь это он торговался с нашей помещицей относительно фундамента. Он честен, не подведет. Испытайте его, Уэда-сан.
– Согласен! Пусть напишет мне. Да и вы не потеряйте мою визитную карточку. Я всегда готов быть вам полезным. Если разыщется Савада-сан, сообщите ему мое предложение. Был рад встретиться с вами.
Ичиро проводил гостя и, вернувшись, крикнул:
– Эй, Акисада! Спишь, хромой воин?
Протирая глаза, появился инвалид.
– Ты что? Упился виски? – недовольно спросил он. – Сэцуо и дед уже спят, а ты кричишь.
– Чудак! – хлопнул его по плечу Ичиро. – Я тебе нашел работу. Отныне ты агент фирмы Уэды. Понял, деревянная нога?
Акисада растерялся. Он так страстно хотел иметь работу, так тяготился ролью иждивенца в семье Эдано, что чуть не прослезился и начал церемонно кланяться:
– Спасибо! Спасибо! Постараюсь оправдать рекомендацию!
– Ты совсем одурел! – рассмеялся Ичиро.
– Одурел. От радости! – покорно согласился инвалид.
* * *
Встреча с Уэдой взволновала Ичиро и отвлекла от тягостных мыслей, которые одолевали его после смерти Намико. «Нет, капитан неправ, – размышлял он. – Взять хотя бы нашу деревню. Как изменились люди за последний год! И так везде, во всех, даже самых глухих местах империи. «Выпустили из клетки, как баранов», – вспомнил он слова Уэды. – Нет, никто никого не выпускал. Наоборот, одну грубо сколоченную клетку заменили другой, с тонкой, но не менее прочной решеткой. Возле неё поставили чужих сторожей. Чтобы вырваться из новой клетки, надо бороться…».
Уже ложась спать, Ичиро вдруг ощутил, что забыл о чем-то важном, очень нужном. О чем же? Это подсознательно беспокоило его всё время после беседы с Уэдой. Как видно, дела у бывшего комбата идут недурно. Ишь как шикарно одет, да и пополнел изрядно. Ему хорошо проповедовать безразличие ко всем событиям в стране, оставлять все острые вопросы будущему поколению. Над ним не каплет. Впрочем, что от него можно было ожидать? Другие стали гораздо хуже, а этот по-своему честен. И пришел с добром, был откровенен, предложил работу ему и Саваде. Савада! Друг! Вот что, оказывается, мучило Ичиро сегодня. Как он мог забыть о своем верном друге? Почему? Сначала из-за счастья, а потом из-за горя? Завтра же надо непременно написать, разыскать…
Успокоившись, Ичиро заснул без сновидений.
2
Савада выглянул из люка моторного отсека. Развязав полотенце на шее, он вытер пот с лица и жадно вдохнул свежий морской воздух. После духоты и копоти там, внизу, голова немного кружилась, подступала легкая тошнота. Обрывистый берег, удаляясь к горизонту, стал узкой темновато-зеленой полосой, сливавшейся с морским простором.
Мотор ровно гудел, и механик присел на палубу, устало опустив плечи. Рыбацкий бот чуть покачивался на пологой длинной волне и неторопливо, как опытный бегун на марафонской дистанции, продолжал свой путь.
Савада ещё раз посмотрел в сторону берега. Он уже почти не различался – всё скрыла бескрайняя синева моря. Год назад механик ступил на землю своей родины, а сегодня вокруг него плещут беспокойные волны. И он даже рад, что рядом нет суши, ибо там, на этой суше, именуемой берегом Хоккайдо, остался год лишении, скитаний, унижения. Кто мог предполагать, что так получится?
Хоккайдо! Горы с белыми вершинами, мороз почти как в Маньчжурии, снег и слякоть зимой и березы, которые он раньше видел только в России, – правда, те были белее и стройнее. Он побывал во многих местах этого сурового острова: и на угольных шахтах Юбари, и в пыльном, грязном Саппоро, и в портах Отару и Хакодате. Но всюду люди жили трудно, голодно. Даже для такого умельца, как он, не нашлось дела.
Особенно резко он почувствовал это в шахтерском поселке Синюбари. В нём, как и в других окрестных селениях, властвовала компания «Хоккайдо Танко Кисен». Это было страшное царство, населенное людьми без улыбок и смеха, с глазами, полными горькой тоски и отчаяния.
Да и разве могло быть иначе, если шахтерские сердца денно и нощно гложут забота и страх. Забота о том, как бы прокормить семью, страх потерять работу. Казалось, даже к несчастным случаям на шахтах жители Синюбари относятся буднично-равнодушно и, вероятно, в душе радуются, если беда не коснулась никого из их близких. А над всем этим человеческим горем висит черное, угольное небо, кругом темнеют отвалы породы, возвышающиеся над пропыленными надшахтными постройками, длинными бараками и жалкими домишками.
А разве в Саппоро – главном городе Хоккайдо – было лучше? Конечно, в центре, где стоит красное здание генерал-губернатора, жить неплохо. Но это не для Савады и ему подобных. Центр города заполнен американскими военными с черными эмблемами лошадиной головы на рукавах мундиров. Говорят, это кавалерийская дивизия, хотя в ней нет ни одной лошади…
Саваде пришлось жить в землянке у реки Тиохорогава, за городским валом. Здесь обитают бедняки, у которых нет денег, чтобы платить налоги за жилье. Нет, и Саппоро не оправдал надежд механика; он снова подался на побережье. Сколько рыбацких селений пришлось ему обойти в поисках работы, перебиваясь случайными заработками…
Наконец удилось зацепиться в прибрежном поселке Номура, похожем на множество других, встретившихся на пути Савады. Помог случай. Холеный рыбопромышленник – амимото, как их здесь называют, – гроза всей деревни, узнав, что Савада опытный механик, подвел его к боту и сказал: «Если сумеешь отремонтировать мотор, возьму мотористом. Правда, кое-кто уже пытался это сделать, но ничего не получилось».
Амимото ничего не терял: бот был стар, и его давно следовало поставить на прикол, новый мотор покупать для него не имело смысла. Но попытка не пытка: если пришельцу удастся справиться с ремонтом, можно попробовать выпроводить эту развалину на рыбную ловлю.
Савада возился с мотором несколько дней, почти целиком перебрал его и в конце концов заставил работать. Появилась надежда отправиться на этой посудине в море, сколотить немного денег на проезд домой.
Безработные рыбаки, ютившиеся в длинном холодном бараке, с надеждой смотрели, как Савада возится с мотором, заискивали перед ним, хотя он ничего не решал. Но ведь ещё один бот, вышедший в море, – работа для нескольких. Механик знал их всех хорошо, вместе с ними спал на одних нарах. Правда, последнюю неделю он жил в лачуге старого Кодамы, коренного жителя деревушки. Старик был нищ, и у него умирал внук – молодой рыбак…
Немного освежившись, Савада достал бутылку и выпил теплой воды. Море показалось ему тоскливым и неприветливым, а скрип корпуса судна тревожным, ненадежным. Так рваться домой из плена – и для чего? Лучше бы ещё на год задержаться в России, чем торчать сейчас на этом кораблике, на котором согласились плыть только отчаявшиеся вроде него.
Воспоминание о русском плене вызвало в памяти образ Эдано. Где ты, друг? Счастлив ли? Как сложилась твоя жизнь, нашел ли ты своих близких? Удастся ли с тобой встретиться?.. Где там! Друг живет около Кобэ, далеко отсюда. Да что Эдано! Вот сам он вернется из плавания и, может быть, не увидит старого Кодаму с внуком, хотя будет в Номуре через несколько дней. Может и сам не вернуться. Вряд ли бот выдержит, если попадет в шторм.
