Текст книги "Мираж"
Автор книги: Василий Викторов
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
Тот утвердительно кивнул головой.
– Свяжешься с ним от моего имени, а потом проработаешь всю линию операции с водопроводчиком. Заявку на болгарский паспорт отошлем во Франкфурт-на-Майне сегодня. Там быстро подберут либо сделают. Пусть Джакыр поручит этому «оглу» наблюдать в городе за армянами, работающими на РСЕ—РС. Пусть тот думает, что это боевое задание от «серых волков». Все делай только через Джакыра. О тебе тот водопроводчик и понятия не должен иметь. На самой радиостанции «оглу» не должен показываться.
Дальше. Ты должен подыскать кого-либо из наших старых агентов, обитающих в районе Английского парка. По-моему, там живет кто-то из старушек – весьма лихих девиц еще лет двадцать пять тому назад. Из них выбери самую надежную, чтобы свидетельница заранее была готова. Ко всему, естественно. Ей – никаких деталей.
И последнее: у тебя хорошие отношения с Ричардом Каммингсом. Его в план операции «Квадро» посвящать не рекомендовано после фиаско в Иране. Не знаю уж, что там у него произошло, но Лэнгли старается держать его на расстоянии. А он весьма ревностный служака и, если его не остановить, может, как хороший пес, взять след. Пса следует пустить по другому следу – «болгарскому».
– Есть вопрос: а как быть с местными властями, ведь к месту происшествия съедутся все, кому не лень: «Очередная акция террористов!», «И снова в Мюнхене»? Уверен, что в Английский парк пожалует и лично Франц-Йозеф Штраус.
– За это ты не волнуйся. Баварским земельным ведомством по охране конституции, мюнхенской прокуратурой и полицией я займусь лично. Придется подключить людей, к которым я обращаюсь в исключительных случаях. Но это как раз тот самый случай. Ну а в Пуллахе, с БНД, договориться – но только после акции – будет проще простого: они как будто в стороне – формально.
ТОМАС, он же Тамаш, Полгар был не просто главным резидентом ЦРУ, как в других крупных странах, а являлся региональным руководителем: на него выходили по многим вопросам резиденты ЦРУ двадцати пяти европейских стран. Громадный аппарат располагался во Франкфурте-на-Майне, в здании, которое раньше принадлежало химическому концерну «ИГ Фарбениндустри». Началось все со скромного и незаметного заведения «Текникэл интеллидженс бранч», а разрослось до громадного спрута, охватившего Европу, да и не только ее, своими невидимыми щупальцами.
Здесь сосредоточены группы аналитиков, изучающих военно-стратегические и политические проблемы стран Варшавского Договора, многочисленные службы радиоперехвата и дешифровки. Здесь же находилась компьютерная служба, располагавшая данными на всех людей, когда-либо попавших в поле зрения ЦРУ.
В бывшем здании «ИГ Фарбениндустри» региональный центр ЦРУ содержал свои специальные отделы подслушивания телефонных разговоров между гражданами ФРГ и социалистических стран, перлюстрации и обработки писем. Кроме того, сотрудники вели централизованный учет граждан, проживающих в странах НАТО и поддерживающих какие-либо контакты с кем-либо по ту сторону «железного занавеса».
В самом же посольстве США, расположенном неподалеку от Бонна в небольшом городке Бад-Годесберг и насчитывающем более тысячи сотрудников – самое многочисленное посольство США за рубежом, – находится штаб регионального центра ЦРУ в Западной Европе. С 1980 года им руководил Томас Полгар.
Томас (Тамаш) Полгар. Руководитель политического отдела посольства США в ФРГ, кадровый сотрудник ЦРУ.
Родился в 1924 году в Венгрии. В 30-е годы эмигрировал в США. Во время второй мировой войны был зачислен в Управление стратегических служб, до этого был агентом-осведомителем. Перед зачислением в УСС получил американское гражданство. Владеет кроме венгерского и английского также испанским, французским, немецким и греческим языками. В годы войны забрасывался в Германию под видом венгра-салашиста. С заданием справился успешно. После войны работал в Западном Берлине под «крышей» офицера американской оккупационной армии в Германии, участвовал в опросах немецких военнопленных и перемещенных лиц с Востока. В конце 50-х годов выполнял особые задания ЦРУ в Вене. В 1954—1972 годах был резидентом ЦРУ в Аргентине и в Мексике. Награжден медалью «За храбрость». В 1972—1974 годах был главным резидентом ЦРУ в Южном Вьетнаме. Руководителем регионального центра в ФРГ назначен по личному указанию президента Джеймса Картера.
Вот эта личная рекомендация бывшего президента больше всего беспокоила сейчас Полгара. Могло отрицательно сказаться и то, что он, Полгар, не был стопроцентным американцем. Совсем недавно, когда важнейшие посты в государстве занимали такие же пришельцы – Киссинджер, Бжезинский, – это почти ничего не значило. Но теперь служебные кабинеты в Вашингтоне заполнила «калифорнийская мафия», стремившаяся везде и всюду доказать, что именно она и есть воплощение настоящей, подлинной Америки. Вдруг какому-нибудь идиоту из окружения президента придет в голову мысль посадить в кресло руководителя регионального центра в Бонне тоже выходца из Калифорнии?
Правда, во время недавней поездки в Вашингтон Полгар сумел произвести на Хьюджела да и на самого Кейси благоприятное впечатление. Кроме того, Хьюджел с удовольствием принял в подарок от Полгара старинную русскую икону, о происхождении которой даритель скромно умолчал. Не расскажешь ведь, что она приобретена в Вене на черном рынке по спекулятивной цене, а затраченные марки хитрая Кобра списал на «дополнительное вознаграждение» информаторам.
В Вашингтоне Полгару удалось встретиться с ближайшим советником президента. Тот внимательно выслушал рассказ Полгара о работе регионального центра. Выслушал не перебивая. Деловой доклад Томаса ему, видимо, понравился, и, глядя на Полгара своими темными печальными глазами, Линн Нофцигер сказал, что, на его взгляд, ЦРУ надо побольше иметь таких руководителей за океаном, как Томас.
Полгар считал своей удачей «случайно проявленную инициативу» – назначить своим первым заместителем Эриксона, старого знакомого Кейси, о чем Полгару своевременно сообщили его друзья из Лэнгли. Тем самым он прикрыл себе два фланга: реверанс в сторону Кейси к служебный гешефт Джэкобу, за который Эриксон должен быть ему благодарным.
Но независимо от всех этих соображений для него, Полгара, ветерана ЦРУ, было ясно: успех или неуспех операции «Квадро» станет для него и, разумеется, Эриксона решающей проверкой.
Он очень рассчитывал на педантичность и пунктуальность Эриксона. Полгар убедился в том, что Джэкоб действует, как хорошо отрегулированные швейцарские часы, тщательно продумывает свои действия, прорабатывает до мельчайших деталей все этапы той или иной операции, независимо от ее значения и размеров, заставляет исполнителей – подчиненных и агентуру – намертво усваивать свои функции. Именно поэтому Полгар был уверен, что в этой операции, одной из наиболее крупных в его биографии, Джэкоб не подведет.
Куда больше Полгара волновало пропагандистское обеспечение операции. Он мало верил в организаторские способности молодого Сандерса, отвечавшего за работу с прессой.
САНДЕРС вошел в кабинет Полгара, где уже сидел в кресле и Джэкоб Эриксон, уверенной походкой молодого разведчика, которому предстоит большое будущее. Для этого были все основания: Джэкоб намекнул, что намерен предложить его кандидатуру на свое прежнее место руководителя секции.
«Парень слишком самоуверен, – прикинул, глядя на вошедшего, Полгар, – вряд ли он потянет участок Эриксона. Но уступить, видимо, придется. Уж больно горячо мой заместитель рекомендует этого молодца. Да и связи у него в Лэнгли большие».
Он улыбнулся вошедшему Сандерсу и предложил сесть.
– Господин Сандерс, – сказал он, согнав с лица улыбку, и перейдя на официальный тон, – вас предлагают назначить на должность руководителя секции. Вы знаете, кто предлагает. Не скрою, что в ваши тридцать четыре года такое продвижение было бы весьма успешным. Во всяком случае, мы с господином Эриксоном ползли по всем ступенькам нашей бюрократической лестницы гораздо медленнее…
Сандерс сидел не шелохнувшись, и лишь на шее у него начала пульсировать жилка.
«А парень, видно, волнуется, – с удовольствием подумал Полгар, – это неплохо. В нем есть здоровое тщеславие».
– В принципе, я поддерживаю предложение господина Эриксона, – продолжил главный резидент. – Однако перед прыжком вверх вам предстоит выполнить очень ответственное задание, к которому вы уже в определенной степени причастны.
Заметив недоумение на лице Сандерса, Полгар сразу пояснил:
– Вы участвовали в проведении встречи с нашим агентом – «серым волком». Это первый шаг в осуществлении операции «Квадро». Следующие шаги должны быть крупнее, и идти придется быстрее. В главной резидентуре в детали посвящены только трое – сидящие в кабинете. На вас возлагается обеспечение максимального участия всех органов печати, радио и телевидения Федеративной Республики в кампании, которая должна начаться сразу же после акции.
– Господин Полгар, я понимаю всю ответственность задачи. Но меня смущает одно: вы потребовали, чтобы я обеспечил участие всех средств массовой информации, – Сандерс сделал ударение на «всех», – а лично я располагаю позициями далеко не везде. Надо бы сюда подключить и Роберта Редлиха с радиоцентра в Мюнхене.
– Хорошо. Но учтите, что задания журналистам придется давать на строго секретной основе. Разумеется, мы можем переговорить с ведомством печати при федеральном канцлере, они помогут передать в прессу наши рекомендации без ссылки на нас, но вы сами представляете себе размеры последствий, если обнаружится наше участие в кампании еще до начала операции. Итак, кому вы можете поручить эту работу?
– Непосредственно у меня на связи агенты Граф, Густав, Шторман, Хондже, Джэкоб… – Сандерс, извиняясь, посмотрел на Эриксона.
– Ничего, продолжайте.
– Кроме того, у меня есть агентурные позиции на ТВ-два, в западноберлинской газете «Абенд», разумеется, в гамбургской «Дойчес альгемайнес зонтагсблат». Автоматически, я в этом не сомневаюсь, к акции подключится мюнхенская «Байерн-курир». Штраус очень любит такие события. Что же касается концерна Акселя Шпрингера, то этот участок работы…
– Его поддержку, – перебил Сандерса Полгар, – мы обеспечим сами. Вы еще молоды для работы с могучим газетным Цезарем. Труднее нам будет со «Шпигелем» и «Штерном», но мы управимся.
– Извините, у меня вопрос, связанный с дефицитом времени. Сейчас я «веду» агентуру из числа журналистов, работающих непосредственно в Польше. Буквально завтра мне надо лететь в Вену на встречу с Моникой. Она приезжает из Варшавы на три дня.
– Даю вам один день на работу о ней. Зачем три? Надеюсь, вы не собираетесь…
– Ну что вы! Мне трудно представить себе человека, который мог бы соблазниться этой особой. Я уложусь в сутки.
– И немедленно обратно. Можете идти.
Когда Сандерс вышел из кабинета, Джэкоб, почти все время молчавший в ходе разговора, сказал Полгару:
– Вы можете положиться на этого парня. Он умеет работать.
САНДЕРС действительно умел и любил работать. Еще в студенческие годы, учась в Гарвардском университете, он обратил на себя внимание нескольких преподавателей, работавших на ЦРУ и подбиравших кадры для управления, своими блестящими способностями в области истории и лингвистики, умением быстро сходиться с людьми, в том числе и с иностранцами.
А иностранным студентам, тысячами приезжавшим в Америку из развивающихся стран за счет многочисленных частных фондов, за которыми укрывалась разведка, в Лэнгли всегда уделяли большое внимание. Завербованные студенты должны были в будущем стать послами, министрами, генералами – людьми, делающими политику в своей стране, руководителями служб безопасности и разведки.
Сотни американских преподавателей в университетах и колледжах числились в платежных ведомостях ЦРУ как опытные агенты, имевшие на своем счету по десятку, а то и более завербованных студентов откуда-нибудь из Сьерра-Леоне или Заира, Пакистана, Парагвая или Южной Кореи.
В этой работе Сандерс оказался незаменимым человеком. Рубаха-парень. Свои деньги – а они у него водились – он тратил на студенческие кутежи. Он не был навязчив, но иностранцы, оторванные от дома, сами тянулись к этому простодушному, веселому парню, щедрому, открытому. Кроме того, он всегда осуждал ушедшую в прошлое колониальную эксплуатацию стран, откуда приезжали его друзья.
Преподаватель университета, который руководил работой Сандерса в интересах ЦРУ, был очень доволен своим агентом. Работа Аллена с иностранными студентами вызвала одобрение в отделе ЦРУ, отвечавшем за Гарвардский университет. После его окончания Аллена тут же зачислили в кадровый аппарат Лэнгли. Вначале предполагалось готовить из него сотрудника аналитического департамента: сам Аллен с удовольствием принял это предложение. Он знал, что специалисты по анализу и политическим прогнозам высоко котируются в Лэнгли, их труд хорошо оплачивается. Продвижение вверх по служебной лестнице обеспечено.
Однако судьба в лице родного брата Аллена – голливудского кинопродюсера – многое перетасовала. Аллен с малых лет знал и любил кино, повзрослев, стал отлично разбираться в теоретических проблемах киноведения. Особый его интерес вызывал политический кинематограф, начавший расцветать в середине шестидесятых годов. Однажды, уже будучи сотрудником отдела методики и прогнозов Информационно-аналитического управления ЦРУ, Аллен написал и отправил в один из журналов американских кинематографистов статью, в которой пытался проанализировать основные тенденции в развитии политического кино США, Италии и Франции.
Подписал он статью своим именем, не очень рассчитывая на то, что его материал напечатают. Через два месяца, когда Сандерс уже и забыл о нем, его неожиданно вызвали в Управление психологических операций ЦРУ. Принимавший его пожилой мужчина в великолепно сшитом темпом костюме с галстуком-бабочкой очень тепло встретил Сандерса, поздравил его с опубликованным материалом – о чем автор и не знал, поскольку журнал вышел лишь вчера, – а потом слегка пожурил его за то, что молодой работник «компании» подписался своим настоящим именем, не согласовав это с руководством.
Сразу же после этого краткого вступления, не задавая никаких вопросов, этот пожилой руководящий сотрудник департамента предложил Сандерсу перейти в его подразделение и стать… кинокритиком.
Увидев на лице собеседника сомнения и уже готовый сорваться с губ отказ, хозяин кабинета вновь широко улыбнулся и сказал:
– Извините. Я совершенно забыл вам представиться: Генри Плейзантс. Театральный и музыкальный критик.
Сандерс с изумлением посмотрел на Плейзантса. Разумеется, он знал это имя. Изданная несколько лет назад его книга «Агония современной музыки» наделала немало шума. Сандерс прекрасно помнил, какие споры вели вокруг этой книги приятели его брата: музыканты, композиторы, пишущие для кино, музыкальные критики.
И вот сегодня он лично познакомился с этим знаменитым музыкальным критиком… на восьмом этаже штаб-квартиры ЦРУ.
Потрясенный Сандерс тут же согласился, и уже через несколько недель, после оформления разных довольно сложных вопросов, связанных с перемещением оперативника ЦРУ под «глубокое прикрытие», Аллена уже можно было встретить в театральных салонах Нью-Йорка и Голливуда, в кабинетах кинопродюсеров, в компании кинозвезд.
Войти в эту среду для него, брата продюсера ковбойских фильмов, не составило никакого труда. Кроме того, от статей Аллена – с чьей-то легкой руки театральные и киножурналы их охотно печатали – веяло глубоким знанием дела и в то же время простотой. Сандерса с удовольствием читали: свидетельством тому были многочисленные письма, поступавшие в редакции журналов.
Через год с небольшим, когда Сандерс полностью акклиматизировался в этой пестрой среде, он снова встретился с Плейзантсом. Но не в штаб-квартире в Лэнгли, а в скромном коттедже на одной из окраин Вашингтона, который по внешнему виду мог бы принадлежать среднего достатка предпринимателю. Плейзантс, как всегда, был воплощением любезности. Из разговора Аллен сразу же почувствовал, что тот прекрасно осведомлен о творческих достижениях молодого оперативника и одобряет их.
– Дорогой Аллен, – обратился к нему с некоторой фамильярностью, простительной в отношениях между пожилым джентльменом и молодым человеком, Плейзантс, – у меня к вам новое предложение. Но, надеюсь, оно вас не ошеломит, как во время нашей первой встречи. Речь пойдет о вашем более активном и, я бы даже сказал, непосредственном участии в создании столь модных сейчас политических фильмов. Прямо скажу, что нам, – Плейзантс любил делать акценты на слове «нам», – очень не нравятся некоторые тенденции в этом киножанре, особенно в так называемых «честных» фильмах. Нам известно, что в производстве находятся еще несколько лент, в которых горстями швыряют соль на нашу вьетнамскую рану.
– Но что мы можем сделать с неуправляемыми ребятами из Голливуда?
– Почему это вы решили, что они неуправляемы? – с явным сарказмом спросил Плейзантс. – Дело прошлое, поэтому теперь уже могу вам сказать, что только благодаря нашей «фирме» мир увидел такие фильмы, как «Самый длинный день» и «Генерал Паттон».
– Я видел эти ленты. Обычные военные фильмы, О героизме наших солдат во вторую мировую войну.
– Совершенно верно: обычные военные фильмы, посмотрев которые зритель в США, Мексике, Франции или Люксембурге уходит домой в полном убеждении, что главную и решающую роль в победе над Гитлером сыграла наша армия. И никто при этом не вспоминает о русских. Что и требовалось.
Плейзантс мог бы еще многое рассказать Сандерсу о сложных связях между ЦРУ и многими деятелями кино в США и Западной Европе, о том, как разрабатывалась стратегия создания фильмов-ужасов и порнографических лент, как сотрудники ЦРУ из «глубокого прикрытия» проникали в жюри фестивалей в Венеции, Каннах и Западном Берлине, обеспечивали призы для «нужных» фильмов; как они же, расточая лесть, комплименты, присуждая специальные премии, кружили головы некоторым молодым и не очень молодым режиссерам из социалистических стран. Тот же Плейзантс в 1972 году был поощрен руководством ЦРУ за удачную обработку двух югославских режиссеров – Александра Петровича и Душана Макавеева. Первый из них, очень амбициозный и самоуверенный человек («Типичный непризнанный талант», – говорил о нем Плейзантс), поставил фильм «Мастер и Маргарита» по роману Булгакова. Сценарий, впрочем, имел лишь самое отдаленное отношение к произведению. Разве что название известного романа… Так, собственно говоря, и было задумано. Фильм снимался в Югославии, а деньги на его производство дала неведомая до того времени итальянская фирма «Эуро интернационале филмз», которую создали люди Плейзантса.
Другой югославский режиссер, Душан Макавеев, – большеголовый, с рыжей густой бородой, якобы русского происхождения, – поставил с помощью этой же фирмы фильм «ВР, или Мистерии оргазма», вызвавший скандал в Югославии и даже был срочно переименован в «Мистерии организма»…
Теперь же возникла срочная необходимость быстро сделать фильм на «вьетнамскую тему».
– Надо подыскать молодого, незаезженного режиссера, – мягко советовал Плейзантс своему подчиненному. – Не избалованного славой и голодного. Подкормить его. И пусть творит. Под нашим контролем и без солдафонства.
Тогда, в 1978 году, Сандерс блестяще справился с заданием. Ему удалось через многочисленные связи в киномире найти молодого Майкла Чимино, американца итальянского происхождения, который до того зарабатывал себе на хлеб в качестве ассистента режиссера. Но знающие люди утверждали, что его талант, помноженный на чувство голода и жажду славы, может дать неплохие результаты.
Так появился на свет фильм «Охотник на оленей», который шквалом пронесся по международным фестивалям, вызвал бурю протестов и волну хвалебных рецензий. Чимино оправдал вложенные в него деньги. Правильным оказался и расчет на его молодость, ибо он не чувствовал себя скованным старыми клише. Поэтому фильм не бил в лоб и прямо не оправдывал войну Соединенных Штатов во Вьетнаме.
Худенький, невысокого роста, лохматый Чимино, вечно одетый в джинсы и вытертый свитер, построил свой фильм иначе. Да, война во Вьетнаме – нехорошая штука. А воюют в фильме американцы – три простых парня. И все трое – рабочие-сталевары, и все трое – русские по происхождению. Получалось: войну против вьетконговцев ведут пролетарии, да плюс к тому той же крови, что и советские русские – главные союзники вьетнамцев.
Утверждая эту «русскую» линию фильма, Чимино все же не удержался от штампа при изображении американских русских: почти целый час в фильме длилась свадьба одного из героев – сначала в православной церкви, а потом в русском ресторане с неизменным «казачком» и криками «Пей до дна!». Но это была небольшая передержка «для экзотики».
Продолжая работу над фильмами на русскую тематику, Сандерсу пришлось познакомиться со множеством эмигрантов из стран Восточной Европы и России. Их привлекали в качестве консультантов по русскому быту, характеру, костюмам, манерам.
В начале Сандерс попытался использовать в этих целях особо засекреченных русских на службе ЦРУ: они участвовали в подготовке кадровых разведчиков для работы под различными «крышами» в Москве. Однако заполучить этих специалистов в Голливуд из многочисленных разбросанных по стране разведывательных школ было невозможно. Маразматические же старики, эмигрировавшие из России сразу после революции, на роль консультантов были абсолютно непригодны. Как-то Сандерс попытался проконсультироваться у одного престарелого князя относительно того, как выглядит русское застолье. Но старик стал пороть какую-то чушь о шикарных ужинах, которые он закатывал во время первой мировой войны в лучших ресторанах Петрограда.
И тогда Джеймс Кричлоу, один из близких друзей Сандерса, ранее работавший на радиостанции «Свобода» в отделе радиоперехвата, посоветовал ему съездить в Мюнхен и посмотреть тамошние кадры. Сандерс последовал совету и не пожалел: он нашел богатейший выбор типажей, пригодных на роль солдат – головорезов и убийц.
Вернувшись из Мюнхена, Аллен долго не мог прийти в себя. Перед глазами мелькали лица людей, которых он встретил на радио «Свобода», в филиале Толстовского фонда и Еврейской культурной общины в Мюнхене, в разных прокуренных комнатах в Париже: лысые и с густыми, кучерявыми волосами, вздернутыми и обвислыми носами, усами и бакенбардами, разного роста и возраста, характера и темперамента. Но у всех было общее: какая-то внутренняя неуверенность, заискивающие взгляды, бросаемые на него, американца, ничтожное раболепие одних и показное стремление выглядеть значительнее, чем ты есть на самом деле, других.
Естественно, для «киноконсультанта» Сандерса главное заключалось не в том, чтобы выискивать подходящие типажи для фильмов «на русскую тему». Плейзантс поставил перед ним другую задачу: во время поездок в Мюнхен, Вену, Париж и другие места сосредоточения беглецов с Востока тщательно изучать и анализировать эффективность их использования, коэффициент полезного действия.
По мнению Генри Плейзантса, длительное время руководившего работой главной резидентуры в Бонне и, естественно, отлично знавшего дела резидентуры в Мюнхене, этот кпд в последние годы значительно снизился.
– Я опасаюсь, – говорил он Сандерсу, – что по мере того, как вымирают и стареют наши проверенные кадры, которых мы взяли у немцев в сорок пятом году, и на смену им приходят их дети или лица, выехавшие из России в последние годы, уменьшается накал ненависти к большевизму, его отрицания. Все эти вновь прибывшие из СССР идут работать на РСЕ—РС не в силу глубочайшей внутренней убежденности или полной безысходности, как это было с власовцами или бандеровцами, которые готовы были служить за чечевичную похлебку. Нет, нынешние – очень практичные люди. Им подавай жизненный уровень гражданина США, в них неуемная потребительская жадность и даже ненасытность. А непримиримость борьбы с коммунизмом – это так, игра, оправдывающая их непомерные претензии, алчность.
– Позвольте, – возразил тогда Сандерс, – я читал их статьи, комментарии, тексты радиопередач, наконец, их книги – все это очень злые, беспощадные к большевизму опусы.
– Вы меня не совсем поняли. – Плейзантс досадливо поморщился. – Конечно, их «труды» полны желчи и злости. Но все это жалкие потуги, песок, скрипящий на зубах, не больше.
Разговор кончился тем, что по предложению Плейзантса Сандерс срочно уехал в Бад-Годесберг на должность третьего секретаря политического отдела посольства США в ФРГ. Ему поручили руководство агентами главной резидентуры из числа местных журналистов и представителей органов печати, регулярно выезжавших в страны Восточной Европы. На этой почве он сошелся с Робертом Редлихом, выполнявшим также функции в подрезидентуре ЦРУ под «крышей» радиоцентра РСЕ—РС в Мюнхене. Кроме того, Сандерсу было вменено в обязанность, независимо от официальных отчетов руководства РСЕ—РС и мюнхенской подрезидентуры, контролировать эффективность использования эмигрантов, работающих на радиостанции.
ВО ВРЕМЯ ПРИЕЗДОВ В ВЕНУ для встреч со своими агентами-журналистами Сандерс обычно избегал клуба иностранной прессы, где в баре подавали отличный кофе, куда часто заходили «на огонек» журналисты из разных стран, в том числе русские, поляки, венгры, чехи, но где место было неподходящим для обсуждения «деликатных» вопросов, в особенности когда речь шла о подготовке секретных поездок за границу.
Вена давно, с 1956 года, считалась идеальным трамплином для подобных вояжей западных журналистов в социалистические страны. Многих иностранных корреспондентов из ФРГ, Англии, Швейцарии, США, постоянно аккредитованных в Вене, меньше всего привлекала жизнь нейтральной Австрии. Их интересы были на другой стороне Дуная.
Еще во время событий в Венгрии, в октябре 1956 года, в ЦРУ поняли значительные преимущества «выдвинутого форпоста», с которого можно было легко устраивать «набеги» на Будапешт и Прагу, Бухарест и Белград, Софию и Варшаву. Каких-то пятьсот – шестьсот километров, полдня за рулем автомашины или один час полета – и корреспондент мог приступить к выполнению своих задач: в интересах газеты или журнала, которые он представлял, а также в интересах ЦРУ, БНД, английской или французской секретных служб.
– Журналист, подобно воде, может просочиться в любые капилляры, – подчеркивал Плейзантс в беседе с Сандерсом накануне отъезда Аллена в Западную Германию. – Вам будет необходимо в первую очередь получать от них информацию о положении в странах социалистического лагеря. Однако было бы ошибкой использовать наших журналистов исключительно в этих целях. Их возможности гораздо шире. Конкретный пример: тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год. Чехословакия. Тогда возникла срочная необходимость поддерживать постоянный контакт с нужными нам людьми в некоторых руководящих группах в Праге. Западные дипломаты или журналисты, постоянно аккредитованные в Праге? Это исключалось, поскольку министерство внутренних дел Чехословакии, несмотря на противодействие нового министра Павела, держало наших людей под жестким контролем. И тогда мы перебросили из Вены в Прагу нескольких наших особенно пробивных людей из числа журналистов. Они прибыли туда и сумели беспрепятственно встречаться с нужными нам людьми, передавать им наши советы и рекомендации, получать нужную информацию. Возьмите хотя бы работу Графа…
Дело Графа Сандерс уже успел тщательно изучить.
Андрей Разумовский, гражданин Австрии и корреспондент западногерманской газеты «Франкфуртер альгемайне», проходил по списку особо ценной агентуры ЦРУ. Псевдоним был выбран с учетом его происхождения: он был действительно «русским графом» – потомком знаменитого вельможи времен императрицы Елизаветы, который был братом фаворита царицы, бывшего певчего Разумовского, украинского парня, причудами судьбы заброшенного в Петербург. За собой он потащил и своего брата, который впоследствии переселился в Вену и там доживал свой век, щедро растрачивая в столице Австро-Венгрии доходы с громадных поместий на Украине. В память о нем в Вене сохранились улочка – Разумовский-гассе и мост – Разумовский-брюкке.
Потомку графа Андреасу мало что досталось в наследство. Он стал журналистом – не слишком талантливым, но зато очень пробивным и настойчивым. Граф, заброшенный в Прагу, сумел установить контакты с главными действующими лицами «пражской весны»: Шиком, Цисаржем, Кригелем и Гольдштюккером. Через Графа, других западных журналистов поддерживался контакт с наиболее активными оппозиционерами, объединившимися тогда в разные клубы, кружки и даже партии: Клуб-231, Клуб беспартийных активистов, Кружок критически мыслящих личностей, Организация в защиту прав человека, Подготовительный ЦК Социал-демократической партии.
Правда, Графа вскоре с шумом выдворили из Чехословакии. После недолгого пребывания здесь он вновь оказался на юго-востоке Европы – на этот раз в Белграде.
К моменту приезда Сандерса в Бонн Граф успел покинуть – не совсем по своей воле – Югославию. Путь в соцстраны для него оказался закрыт, и поэтому для практичного Сандерса Граф представлял, скорее, исторический интерес.
В Лэнгли, а затем в Бад-Годесберге Аллен тщательно проработал картотеку и личные дела на агентов-журналистов, с которыми ему предстояло регулярно встречаться, готовить для них задания, получать донесения по их возвращении откуда-нибудь из Кракова, Гданьска или Бухареста… На небольших карточках мелькали фамилии и псевдонимы.
«Манфред фон Конта, гражданин ФРГ, обедневший дворянин, корреспондент газеты «Зюддойче цайтунг». В 1968 году выезжал в Чехословакию, поддерживал контакты с некоторыми местными публицистами. Был инициатором посещения группой пражских журналистов из еженедельников «Студент» и «Обрана лиду» радиостанции «Свободная Европа» в Мюнхене, после чего в этих органах печати появились публикации, выгодные РСЕ».
«Энно фон Левенштерн, корреспондент газеты «Вельт», полезен публикацией комментариев, доказывающих необходимость политической, экономической и военной консолидации «свободного мира» перед лицом угрозы коммунизма. Основное использование: против СДПГ и левых сил в ФРГ».
«Герхард Левенталь, политический редактор ТВ-2 в ФРГ, официально занимает крайне правые позиции».
«Кирилл фон Радцибор, «свободный журналист». Полезен возможностью частых поездок в социалистические страны, где пока не расшифрован. Недостаток: статус бесхозного журналиста вызывает недоверие к нему собеседников».
«Герберт Кремп, главный редактор газеты «Вельт». Ценен тем, что через него в газете можно регулярно помещать выгодные материалы. Через Кремпа сотрудники редакции регулярно направляются в страны Восточной Европы с разовыми поручениями разведки».
«Адальберт Бэрвольф, иностранный корреспондент газеты «Вельт». Специалист широкого профиля. Зарекомендовал себя как исполнительный и инициативный агент. Склонен к накопительству. Выставляет повышенные требования при оплате его услуг».
В этой же картотеке значились имена других западногерманских «свободных журналистов», людей, не состоящих в штате газеты или журнала и пишущих для многих. Среди длинного списка Сандерс специально выделил для себя Гюнтера Эрнста Спековиуса, Гюнтера Хайзинга, Ульриха Шиллера, которые были готовы по первому сигналу выехать в любую точку земного шара.








