Текст книги "Мираж"

Автор книги: Василий Викторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

– Какова же, по-твоему, роль «Проекта «Истина» в этом бизнесе?

– Въезжаем в город Атток, обрати внимание – справа от дороги красивая белая мечеть, на которой верующие развешивают многоцветные лоскутики. Не правда ли красивое зрелище? Слева от нас «Аттока рест хауз» – отель… Проезжаем мимо Аттокского форта. Сейчас в нем размещается большой военный гарнизон. Здесь в свое время Бхутто судил офицеров ВВС, которые, как он считал, готовили против него заговор. Обрати внимание на этот мост через реку Кабул. По мосту проходит граница штата Пенджаб, далее пойдет Северо-Западная пограничная провинция. Сейчас ты увидишь место слияния мутных вод Кабула с голубыми водами Инда.

Впереди показались полицейский пост и шлагбаум.

– Здесь ловят контрабанду. Проверяют в основном грузовики, а легковые пропускают беспрепятственно. – Харт продолжал исполнять обязанности гида.

– Говард, я же спросил тебя?

– Поставил бы ты вопросы прямо: если афганские моджахеды – это контрабандисты опиумом, которые растлевают Америку, то стоит ли нам их поддерживать? Для чего мы поставляем оружие афганским беженцам? Зачем мы убрали посты Агентства по контролю за распространением наркотиков в этом регионе? Да мало ли еще других вопросов можно было бы поставить, если мы хотим называться «Истиной», истиной в первой инстанции. – Харт начал притормаживать. – Тут есть местечко для отдыха, давай разомнем ноги.

Дальше потянулся безликий ландшафт, иногда только мелькали палаточные лагеря афганских беженцев. «Город Наутахра», – прочитал Чип на указателе. Безобразно грязная дорога неожиданно сменилась отличным асфальтом. Порядок царил во всем: крупная надпись на каждом здании, там пакгауз, здесь – столовая. На центральной площади городка они увидели регулировщика, первого за всю дорогу. Он лихо дал «зеленый свет» Харту и на всякий случай отдал честь. За городом асфальт сразу исчез.

«Почему мне ни разу такое не приходило в голову? – подумал Чип. – Ведь Говард по-своему прав. Иногда мы в своих планах видим лишь одну сторону дела, а если копнуть поглубже, поневоле задумаешься, чего же в них больше – пользы или вреда… Выходит, мы сами копаем себе яму. И только потому, что везде и во всем видим «происки русских». Живем в мире иллюзий? Выходит, строим козни против самих же себя. И упиваемся своей хитростью. Ах, какие мы умные и динамичные! А ведь я мог бы понять все это уже давно. Еще тогда, в Мексике…»

МАЛЕНЬКАЯ ПРИБРЕЖНАЯ ДЕРЕВУШКА, где была назначена тогда встреча, приютилась на берегу Тихого океана, ближе к заливу Тегусигальпа, милях в ста от курортного Акапулько.

Чип добрался туда к ночи. На машине страховой компании, за рулем которой был сам Гендерсон. Лишних не брали, чтобы не расширять круг осведомленных. Дело было весьма тонкое и щепетильное, и любая «утечка» грозила крупным скандалом. Выбор пал на Гендерсона вовсе не потому, что он сидел в Мехико под «глубоким прикрытием», числясь советником страховой компании. Таких в Мексике и сейчас немало. Гендерсон был весьма опытным сотрудником ЦРУ и весьма осведомленным человеком. Поговаривали, правда, что тот не чист на руку и постарается на этом деле сорвать куш и для себя, но в конце концов в Лэнгли решили, что «Париж стоит обедни» и не большая уж это беда, если Гендерсон немного поживится.

Гендерсон, с которым Чип встретился в мексиканской столице, был в полной уверенности, что службе безопасности Мексики до Вирджила нет дела. Но Чип все же настоял на предосторожностях.

Полдня они провели в курортном Акапулько, изображая из себя праздных гуляк. Благо, денег у Чипа было достаточно. И лишь к вечеру, неоднократно останавливаясь и проверяясь в пути, отправились вдоль побережья к Пуэрто-Эскондидо.

Гендерсон оказался прав. Никто к ним интереса не проявлял, и потому он не отказывал себе в удовольствии ворчать на Чипа за бездарно потерянные деньги, которыми он всегда измерял свое время.

В деревушке, где в это позднее время уже не было ни души, парень с фонариком остановил на въезде машину, перебросился парой фраз с Гендерсоном и попросил мигнуть фарами. В ответ где-то в полумиле замигал второй фонарь.

– Туда и езжайте, – сказал парень и, захлопнув дверцу машины, исчез в темноте.

В доме, к которому их привели огоньки, уже ждали.

– Кто из вас мистер Майкл? – спросил мужчина и, когда Чип назвал себя, пожал ему руку, затем Гендерсону, и пригласил к столу перекусить с дороги.

– Я – Эрнан, – сказал он позднее, разливая «текилу»[23]23
  Мексиканская водка, популярная и в США.


[Закрыть]. – Две недели назад меня предупредили, чтобы я был здесь. Я пришел. Вы мне нужны. Я вам тоже. Начнем с этого…

По принципу «лишь то, что необходимо знать», железному правилу разведки, Чипа ознакомили в Лэнгли с делами Эрнана. Он знал, что работу с ним ЦРУ начало уже через год после того, как Эрнан набрал банду в триста головорезов, с которой стал потрошить владельцев плантаций опиумного мака, уничтожая посевы. Себя он не обделял, всегда обладая достаточным запасом наркотиков, которые шли в обмен на деньги и оружие. Все это доставлялось ему особыми курьерами и по маршрутам, которых никто, кроме него самого да двух-трех человек в Лэнгли, не знал. Операция по обмену в каждом случае оговаривалась отдельно. На этот раз ее должен был проделать Чип.

Времени у Эрнана было немного. К утру он должен был исчезнуть из деревни. В его отряде после многих схваток с правительственными войсками оставалось не более двухсот человек. Поэтому торг начали сразу же. Собственно, споров не было: условия диктовал Чип, а 50 тысяч долларов в «атташе-кейсе» с цифровым замком, которые он передал Эрнану «от друзей с Севера», сделали того весьма покладистым. К рассвету все было оговорено: и очередной маршрут доставки оружия, и пароли, и суммы денег, необходимые «повстанцам». Но оставалась вторая часть задания, о которой даже Гендерсон знать был не должен. Тот же прекрасно чувствовал возможность поживиться, однако вершить свои дела при Чипе не хотел; выжидая удобный момент, он не отходил от него ни на шаг.

– Пожалуй, можно и в обратный путь, – сказал Чип. Взяв у охранника Эрнана большой сверток с марихуаной и героином, он с пониманием подмигнул Гендерсону: – Дайка ключ от багажника. Схожу пока припрячу…

Он дал Гендерсону пятнадцать минут и, когда тот, удовлетворенный, видимо, сделкой, с распухшими карманами появился в сопровождении Эрнана у машины, взял главаря под локоть:

– Прогуляемся вдвоем на берег.

Полагая, наверное, что Чип тоже намерен не упускать свою возможность, и отвечая по-джентльменски услугой за услугу, Гендерсон открыл капот машины и стал заботливо ковыряться в моторе, насвистывая себе под нос.

Отойдя на достаточное расстояние, Чип сказал Эрнану:

– Твои друзья с Севера недовольны, что ты забрался так далеко и перестал беспокоить власти. Они боятся, что, если и дальше так будет продолжаться, им не за что тебе будет платить.

– Они гоняются за мной, как койоты. Я теряю своих людей. Нет медикаментов, автоматов. Вы сплавляете мне всякое чужое старье. Почему не пришлете свое оружие, американское? – Эрнан нахмурился.

– Зачем оставлять следы? Если власти поймут, что это мы, они перекроют нам дороги, а ты останешься совсем без помощи. Пусть лучше думают, что твои революционеры получают все из Никарагуа, Кубы и Сальвадора. Отношение Вашингтона к Мехико не следует ставить под сомнение. А автоматы ты получишь другим рейсом. Позднее.

– Вот когда получу, тогда и вылезу из каньона.

– Твои друзья просили передать, – жестко сказал Чип, – что они одни, а таких, как «революционер Эрнан в Мексике», может найтись немало… Так что подумай…

На рассвете они покинули деревушку и утром снова гуляли по Акапулько. Гендерсон на этот раз расходы оплачивал сам…

– СЕЙЧАС ПРОЕХАЛИ поворот на город Рисампур. – Харт опять стал экскурсоводом. – Туда въезд ограничен: академия ВВС. А вот и Пешаварский форт, там, слева на холме. Неподалеку мост и железнодорожный вокзал. Собственно говоря, мы уже прибыли в Пешавар. Здесь размещен штаб ВВС Пакистана – на территории военной базы, с которой взлетал Пауэрс. Тот самый, кого русские сбили над Уралом. Четыре достопримечательности: дом губернатора, Пешаварский университет, отличная больница в местный краеведческий музей. Рекомендую заглянуть.

– Сколько я должен гиду-эрудиту?

– Два пива, сэр! – Харт рассмеялся.

Машина действительно незаметно оказалась в Пешаваре. Город, без упоминания которого не обходилась ни одна речь обитателей Белого дома или Капитолия, оказался заштатным старым городишкой: одна улица, петлей охватывающая облезлые строения.

Харт остановил машину у отеля. «Хайбер интерконтиненталь», – красовалось на фасаде.

– Приехали, Чип. Это наше пристанище. Лучший отель. Правда, несколько дорогой, больше пятисот рупий в сутки, но зато обслуживание, чистота – и никаких чаевых. Для пакистанца, мусульманина это – оскорбление.

Заполняя карточку приезжего, Чип заметил на стойке у администратора пачку «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост».

– Свежие газеты?

– О нет, сэр, получаем с некоторым опозданием.

– Разрешите посмотреть – целую вечность не читал газет.

– Пожалуйста, сэр.

– Говард, я бы подремал с часок.

– Какие вопросы! В два часа встречаемся за ленчем в ресторане. Пиво за тобой.

– Ну!

В номере Чип развязал галстук и прилег на кровать. Взял в руки газету… Он нашел. Нашел сразу же то, что искал:

«Канзас-Сити. Вчера был смертельно ранен полицейский Гарри Тронски. Неизвестный, которому удалось скрыться, выстрелил в него два раза, когда поздно ночью Тронски вышел из машины у своего дома.

Из надежных источников удалось узнать, что убийство, скорее всего, было совершено на почве ревности.

Гарри Тронски вел расследование убийства мисс Джудит Чип, совершенного при странных обстоятельствах…»

Тот, кто мог бы помочь ему, этот загадочный «Т» – Тронски, вежливый парень Гарри, уже никогда ничего не скажет. Остался Розендейл. Пора! Сказать Харту? Не стоит, помешает только или блокирует аэропорт.

Чип вышел из отеля. Он еще при въезде заметил стоянку такси.

– В Исламабад, – сказал Чип тихо.

Водитель посмотрел на него в зеркало заднего вида и понимающе резко рванул машину с места.

«Хватит, – сказал себе Чип. – Пора отправляться в путь за своей истиной…»

Приехав в Исламабад, Чип остановил такси за квартал до посольства. Был вечер, и Чип передал пакет для отправки дипломатической почтой дежурному – под предлогом того, что остальные уже ушли. Это был его последний отчет, который он писал несколько часов. Даже не столько писал, сколько редактировал и переписывал. У Чипа была тренированная память, которая не подвела его и на этот раз. Все три составленных им отчета были написаны в одном канцелярском стиле, сухом и лаконичном, но они ни в коей мере не повторяли друг друга.

По поводу Москвы он резюмировал:

«Проект не пользуется пока большой популярностью у наших сотрудников в Советском Союзе. Однако, несмотря на некоторые критические замечания, приведенные выше, конструктивных советов я не услышал. Это может объясняться тем, что журналисты, дипломаты и другие американские представители в Москве прежде всего озабочены выполнением своих заданий и проект – по их словам – пока не входит в круг их интересов.

Для повышения эффективности проекта следует, видимо, подумать, не включать ли в бюллетени «Внимание, советская угроза» новые пропагандистские разработки госдепартамента и «мозговых центров»…»

Дважды употребив слово «пока», Чип старался «самортизировать» резкие оценки деятельности УМС, которые он вынужден был привести в начале отчета. «Пока не пользуется» и «пока не входит в круг их интересов» звучало достаточно оптимистично.

«Из ситуации, сложившейся в Индии, следует: местная печать действительно противодействует нашей пропаганде, оперативно и квалифицированно откликается на основные события в мире, в том числе на внешнеполитические акции США.

Ориентировку большинства органов индийской прессы изменить практически невозможно, следует попробовать – не примут ли индийские журналисты тактику «ответа ударом на удар». Этот метод во многих случаях оказывался единственно разумной для нас альтернативой: сначала на проблему дается одна-две заметки по телетайпу или столько же комментариев по радио, а далее по нарастающей – массированная пропагандистская лавина. Практика показывает, что около недели все остальные разработанные нами темы будут проходить незамеченными. Только таким образом нам удастся свести их контрпропаганду к заметкам, написанным «от обороны». Они должны будут:

а) либо, не замечая наших уколов, контратаковать и разрабатывать свои собственные идеи;

б) либо погрязнут в каждодневных, никому не нужных опровержениях, доказывая, что белое – это вовсе не черное;

в) либо сами опустятся до той же тональности в своей антиамериканской пропаганде, что будет очень нам выгодно.

Варианты «б» и «в» полностью согласуются с целями проекта. Вариант «а», которого придерживается в настоящее время большинство органов индийской печати, крайне нежелателен».

Чип за время короткой командировки в Дели так и не понял, реально ли выполнение вариантов «б» и «в», но другого предложить не мог. Варианты были испробованы неоднократно и действительно в пятидесяти случаях из ста давали желаемый УМС успех.

«По мнению большинства сотрудников в посольстве, журналистов и влиятельных лиц в политических кругах Исламабада, крайне срочно необходимо найти новые направления проекта. Одной из наиболее удачных форм работы здесь считают командировки американских журналистов за кордон, в Афганистан, вместе с повстанцами, снаряжаемыми в Пакистане. Положительную оценку получила такая поездка Дона Разера и нескольких других репортеров.

Поскольку их работу по неизвестным причинам увязывают с деятельностью УМС, не может ли управление взять под свою опеку организацию подобных командировок?»

Завершив свой последний отчет из Пакистана вопросительным знаком, Чип понял, что работу он выполнил. Он собрал необходимые позитивные оценки, пусть не так уж и много. Оценки отрицательные Чип относил прежде всего на счет неприязни, которую традиционно испытывали журналисты и дипломаты к УМС, и еще конкретнее – к наезжим ревизорам из конторы «личного друга президента»…

– Дипломатическая почта уйдет сегодня вечером, мистер Чип, – сообщил ему дежурный по посольству.

– Хорошо. Если меня будут спрашивать, скажите, что я возвращаюсь в Пешавар. Я покинул общество моего друга Харта, чтобы поскорее завершить свою миссию. – И вышел.

Все, что Вирджил Чип усилием воли и при поддержке слабых транквилизаторов перекладывал «на потом», настигло его, как только он устроился на скамейке возле своей исламабадской гостиницы.

Прерванный отпуск – известие об убийстве Джудит от Александра Ситона…

Слежка блондинки-стюардессы и «хвост» в Канзас-Сити…

Письмо, написанное сестрой незадолго до смерти…

Срочная командировка в Москву и «конвоирование» в Дели и Исламабад…

Что дальше?

Для того, чтобы «просчитать» ситуацию, ему хватило десяти минут. Он сидел на лавочке согнувшись и смотрел в землю.

Блондинка-стюардесса – это не ЦРУ. Это «галоши» из ФБР, но кто дал им команду?

«Хвост» в Канзас-Сити, о котором он ни словом не обмолвился О’Брайену, – непонятно: либо те, либо другие.

С О’Брайеном, по крайней мере, все чисто. Впрочем, его помощь была просто добрым участием, и с таким же успехом он мог работать и в конторе по продаже недвижимости – профессия дела не меняла.

В Москве он прошел «чистеньким», благо, что у него оказался там друг. Дели? Куда хуже! В Исламабаде тоже все в порядке.

Да, но есть еще письмо. Из него многое понятно. Многое, кроме одного: кто же убил Джудит? Он не найдет убийцу и даже не будет пытаться его искать. Сам Чип ничего поделать не сможет. Разве что побеседовать с Кевином Розендейлом, у которого Джудит работала. Сразу из Канзас-Сити он хотел лететь к нему, в Сан-Франциско. Но вылетел в Вашингтон, а потом в Москву.

Ему надо выбираться из Исламабада. Чип чувствовал, что о его дальнейшем маршруте могут позаботиться «сверху», и тогда он не сможет «поменять билет».

Ему надо было улетать. Тихо, чисто и не мешкая.

Он встал, подошел к бровке тротуара, и первое же такси через минуту остановилось на взмах его руки. Чип даже не повернулся к гостинице, остававшейся позади в сотне метров, у входа которой стоял целый хвост таких же свободных такси.

– Куда, сэр?

– Аэропорт.

– Побыстрее?

– Не надо, я не спешу.

Расплатившись, Чип неспешно вошел в здание аэровокзала. Париж, Лондон, Мадрид, Рим, Токио – ему все равно. Просто Токио было бы удобнее. Через Тихий океан и – сразу в Сан-Франциско.

Париж – вылет через два часа. Лондон – посадка продолжается. Вылет в Мадрид – вечером. Рим – откладывается. Самолет на Токио покинул взлетную дорожку исламабадского аэропорта полчаса назад…

– Мистер Чип, вы бежите от нас?

Чип повернулся как можно медленнее и увидел человека в форме генерала пакистанской армии.

– Мистер Чип, вчера на приеме вы обещали пробыть у нас еще недельку, и вот?..

Было ли это искренней досадой или скрытой издевкой, Чип не понял, хотя всегда прекрасно чувствовал все оттенки речи собеседника. Всегда, но не сейчас.

– Да, так получилось… – «Служебные дела» не пройдут, понял Чип. – Не хотел говорить, но у меня погибла сестра…

– Господин Чип…

– Спасибо за сочувствие. И я хотел вылететь в Токио, а оттуда в Сан-Франциско.

Чип уже приходил в себя.

– Мистер Чип, я хотел сказать, что ваша сестра погибла уже давно. – Генерал теперь смотрел на него жестко, так же, как сверлил бы взглядом провинившегося подчиненного. – Как вы сами понимаете, это не мое дело. Совсем не мое. Мне очень жаль…

– Еще раз спасибо за соболезнования.

– Мне очень шаль, что самолет на Токио давно улетел. Впрочем, я лечу именно туда. Что может армия без авиации?

– У вас свой самолет?

– Не собственный, понятно. Маленькая «Чессна». Но очень уютная и надежная. Разве что без стюардессы. Вы ведь никак не можете, чтобы вам не предложили, обед на пластмассовом подносе?

– Могу. Сколько стоит одно место?

– Любое место на выбор – пять.

– Пять…

– Пять тысяч американских долларов, я хотел сказать. Вы, надеюсь, еще не привыкли считать пакистанскими рупиями? Вот я всю свою сознательную жизнь оценивал окружающие меня предметы в американских долларах.

– Чек в отделение «Чейз Манхэттен бэнк» – я заполню, когда мы будем заходить на посадку в Токио.

– Чек лучше заполнить сейчас, во время посадки может начаться болтанка. Я сказал пять тысяч. А ваш багаж?

– Он при мне.

Генерал понимающе усмехнулся:

– Извините, я должен был произнести «восемь».

Чип вытащил чековую книжку в черном чехле, быстро заполнил зеленый бланк и вырвал его:

– Восемь.

…Когда они взлетели, генерал, не глядя в лицо Чипу, произнес:

– Не обижайтесь. Я ведь везу контрабанду, а это очень дорого.

– Я не сомневался, – зло ответил Чип.

– Я везу вас, дорогой друг. Когда мне доложили, что посольство хочет придержать вас в Пакистане и затем отправить в Лондон, я ничего не мог понять. Вы занимаете высокий пост, исправно служите и числитесь на хорошем счету. Вы не в опале – и вдруг вас хотят сослать дальше? Когда вы сказали про сестру – я сообразил. Вы похоронили ее, только не поняли, почему она умерла… Теперь рветесь в Штаты, а вас хотят подержать на расстоянии…

– Откуда?.. – Чип схватил генерала за рукав. – Откуда вы знаете?

– Мой друг, я забыл сказать, что я генерал – генерал пакистанской разведки. И меня исправно учили ваши люди. Как вы считаете, научили?

– Да, – тихо сказал Чип и обмяк, выпустив рукав генеральского мундира.

Генерал пожал плечами:

– Я пойду в кабину пилота – страсть, как люблю управлять самолетом.

Чип прикурил сигарету от окурка, рассыпав при этом пепел на брюки.

«Я встречусь с Кевином Розендейлом. Что в этом такого? После этого прилечу в Вашингтон и покаюсь: да, я сделал все, что мне было приказано, сделал хорошо. Но я все же человек. Человек, у которого убили сестру и которому только-только дали ее похоронить перед тем, как отправить в длительную командировку. Что, некого было послать? Да, у меня есть опыт, умение слушать и запоминать мысли собеседника. У меня есть еще и работа, другая работа – ведь я же никогда не уходил из Лэнгли, разве сменил «крышу»… Что происходит? Что?.. Кто объяснит? Уик?.. Объяснит, почему за мной следили, отсылали подальше… Будет смеяться и предложит пойти к врачу… Мои ребята в Лэнгли?.. Никто ничего не скажет… Меня проверяют? За что? За Никарагуа?.. За неудачи в Москве?.. За… за Джудит?!»

Самолет нырнул в воздушную яму, и Чип потерял сознание.

– Вы лежали возле кресла, – услышал он голос генерала. – Вам плохо?

– Все нормально, – с трудом выговорил Чип. – Случайность. Я только недавно из больницы.

– Вы скверно выглядите, – всматриваясь в лицо Чипа, произнес генерал. – Гораздо хуже, чем во время нашей встречи в аэропорту. Вам дать успокоительное?

– Да… – Чип полез в задний карман брюк за носовым платком.

– Не доставайте чековой книжки. Лекарство бесплатно, – отрезал генерал. – Вот, проглотите и заснете. Чтобы было быстрее, посчитайте овечек, когда закроете глаза.

– Командир, а сколько «почты» мы берем в Таиланде?! – крикнул пилот из кабины.

– Пятьдесят килограммов. – Генерал посмотрел на Чипа и добавил: – Да, друг мой, раз уж мы везем одну контрабанду, то возьмем и другую. На этот раз героин.

– Вы за ним и летели…

– А вы, мистер Чип, думали иначе? – Генерал швырнул ему на колени плед с соседнего кресла. – Накрывайтесь и спите. Одна овечка, две овечки…

– «Джуди»! – закричал пилот.

– Что?! – Чип вскочил на ноги.

– Еще раз – спите! – Генерал толкнул его в кресло. – На летном жаргоне «Джуди» это значит «Вижу цель». Пилот увидел площадку, где нас ждут. Не дергайтесь, особенно когда мы приземлимся.

Генерал пошел в кабину и надел протянутые пилотом наушники.

– «Джуди», «Джуди»! Говорит «Летающая сковородка»! – произнес он в микрофон и выключил его, ожидая ответа.

Ответ, видимо, был коротким. Сняв наушники, он хлопнул пилота по плечу:

– Шлепаемся.

И обернулся в салон: в кресле спал бледный человек с густой синевой под глазами. Рядом с ним валялась связка ключей, пачка сигарет и какой-то конверт – все вывалилось, когда Чип потерял сознание и его выбросило из кресла.

Генерал нагнулся и взял конверт. Вытащил сложенный пополам листок бумаги и прочел. Положил письмо обратно и бросил его на пол:

– Ты ничего не понимаешь, стопроцентный патриот. Ты боишься понимать.

Чип зашевелился во сне, и генерал вновь удалился в кабину…

…– Сколько было овечек?

– Много, – не открывая глаз, ответил Чип. – Но только не овечек. С закрытыми глазами легче считать, вот я и прикинул: один грамм героина по нынешним ценам в Штатах тянет на шестьсот девяносто пять долларов, центы «туда-сюда» считать не будем. А вы взяли пятьдесят килограммов, итого – три с лишним миллиона. Не слишком ли круто?

– А я по простоте душевной думал, что овечек пересчитывать приятнее. – Когда генерал изобразил улыбку, уши его шевельнулись. Он сел в кресло рядом с Чипом: – Да разве в деньгах счастье? Не буду, не умею философствовать. Пример из жизни: пока вы спали, я услышал по радио интереснейшую передачу. В Лос-Анджелесе взяли за участие в сделке по продаже героина богатого человека. Более чем богатого – он владелец автомобильной компании. Джон де Лорен, не знаете такого?

– Вообще-то надо, чтобы я удивился, потому что моя машина называется «де лорен». Но сегодня, генерал, вы удивили меня гораздо больше. – Окончательно проснувшись, Чип увидел конверт, лежащий на полу: – Это когда я потерял сознание и упал…

Чип нагнулся за конвертом, потом взял ключи и засунул их в карман. Из пачки «Бенсон и Хеджес» он вытащил сигарету.

– Вы, мистер Чип, уже совсем пришли в себя. У вас фантастическая способность восстанавливать свои силы и, видимо, душевное равновесие. Завидую. Это хорошо, потому что скоро мы будем в Токио и скажем друг другу «прощай». И чем быстрее, тем лучше, памятуя случай с вашим де Лореном.

Казалось, Чип не слушал генерала, потому что неожиданно произнес:

– Ну и что вы скажете?..

– Интересное письмо, – спокойно ответил Чипу его собеседник. – Знаете, чем меня радовали американские журналисты? Сегодня они разоблачают ЦРУ, ФБР, Пентагон, конгресс, Белый дом и даже мафию. Посмотришь – ведь камня на камне не оставят. Повнимательнее посмотришь – все на месте. И журналисты, и ваши святыни. А новостью номер один уже становятся похождения бывшей жены бывшего конгрессмена из Вашингтона. Дева-великомученица, проповедница непорочного зачатия Рита Дженретт. Десять цветных фотографий в «Плейбое» и симпатичный рассказ, как конгрессмен-супруг нежно полюбил ее прямо на ступенях Капитолия.

Чип поморщился:

– Наша печать демонстрирует свою свободу. Не всегда удачно.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь и на вашу свободу не покушаюсь. Я радуюсь за американских журналистов – вместе с вами, разумеется. Извините, но мне придется быть грубым: а что, письмо вашей сестры точно так же напечатают, как и дневник Дженретт? Или, может, его уже напечатали?

– Джудит… Она заблуждалась. – Чип с трудом выискивал самые нейтральные слова, чтобы не осквернять память сестры.

– Она была права, мистер Чип. – В голосе генерала послышались нотки человека, привыкшего к тому, что он – истина в последней инстанции. – Только я не вижу ничего зазорного в ее письме. Работали на ЦРУ? Так надо. Так было нужно и будет нужно. А вы сами работаете в УМС? И только в УМС? Ну, смелее, смелее, какая-то Рита Дженретт не побоялась раздеться перед объективом. Скажите: «Да, я работаю исключительно в УМС», – и я отпущу вам все грехи. Но не поверю.

– Я сегодня не исповедуюсь, да и вы не прихватили епитрахиль, – хрипло произнес Чип. – Извините, я устал.

Ему опять повезло, потому что пилот крикнул: «Начинаем снижаться!»

– У меня есть повод удалиться, но прежде чем уйти, хочу сообщить: за час до нашего отлета из Исламабада в том же аэропорту взяли Клегга. Он вез оружие – вы его знаете? Ну наверняка слышали о нем. Его, понятно, отпустят, это глупость нашей таможни. Но кто ее навел? Вот ведь вопрос. Случаем, не в курсе? – Не дожидаясь ответа, генерал ушел в кабину, оставив Чипа прильнувшим к иллюминатору.

«Токио. – Чип расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил узел галстука. – Токио. И потом Сан-Франциско».

ИЗ ТЕЛЕГРАММЫ резидентуры в Японии, полученной и расшифрованной в Лэнгли через час после приземления «Чессны»:

«Субъект сломался. Сержант загнал его в угол. Предстоящие поступки непредсказуемы, но первая встреча состоится с Лохматым. Вылетает в Сан-Франциско сегодня».

Из телеграммы штаб-квартиры ЦРУ резиденту в Исламабаде (расшифрована через два часа после приземления «Чессны»):

«Благодарю за оперативность непредвиденных обстоятельств. Исполнение прекрасное. Сержанта поощрить».

ВИРДЖИЛ ЧИП стоял перед дверью, на которой была прибита скромная по размерам табличка: «Кевин Дж. Розендейл, журналист». Прошла минута после его звонка, прежде чем Чип услышал, как кто-то подошел к двери. Дверь открылась, и на пороге показался лысый мужчина лет тридцати, с круглыми очками на кругленьком лице. На нем была помятая ковбойка сиреневого цвета и, без единого пятнышка, белые джинсы. На ногах – шлепанцы.

– Меня зовут Вирджил Чип, здравствуйте. Вы – Кевин Розендейл?

Хозяин квартиры шмыгнул носом:

– Да-да, заходите… Кевин – это я, мистер…

– Нет, Вирджил.

– Вирджил, я ждал, что ты придешь, даже звонил тебе в Вашингтон. Там сказали, что ты в командировке.

– Меня отозвали, Кевин. Я хотел поговорить.

– Вирджил, проходи, проходи. Сюда, здесь мой кабинет.

Кабинет Розендейла оказался большой комнатой о пропорционально большим столом, заваленным бумагами. Еще одним украшением был шкаф с торчавшими из него папками. Остальная мебель состояла из стула и двух кресел.

– Как всегда, бедлам, Вирджил. Извини, пожалуйста. Ты знаешь, что такое бедлам? В пятнадцатом веке в Лондоне был приют для лунатиков, названный именем Святой Марии Бетлихемской. Бетлихем стал «бедламом»… Я чту традиции наших прародителей. – Розендейл тараторил, подтаскивая стул к креслу, где уселся Чип, и поставил на стул пепельницу. – Бедлам…

Чип молчал.

– Я знаю, что ты хочешь спросить, Вирджил. Все, что я могу, я расскажу.

Чип отрицательно покачал головой:

– Нет, я спрошу тебя о другом. Я ведь уже похоронил сестру, и мне не нужны святочные истории о том, какой хорошей она была при жизни. Это я знаю лучше тебя, поверь.

– Тогда я не…

– Объясню. Мне вручили письмо Джудит, написанное за несколько часов до смерти, причем она пишет, что ее, вероятно, убьют.

– О боже!

– Она написала, что, работая у тебя, познакомилась с несколькими журналистами, которые трудятся на ЦРУ. Не со слепыми щенятами, а с теми, кто не сегодня-завтра начнет кусаться. Это правда?

– Вирджил, это правда. Поверь, мне грустно, что я называю их своими коллегами. ЦРУ обеспечивает им карьеру, она заранее запрограммирована, разве что не вложена в компьютер. Студент – начинающий журналист – звезда первой величины. Ты ведь знаешь. Однако какой позор! Все, что происходит в журналистике, определяют не способности человека, а его желание или нежелание сотрудничать с ЦРУ. Чего говорить! В прошлом году в Лэнгли практически во всеуслышание уведомили: они будут приглашать на брифинги журналистов из тех, кто едет на работу за рубеж и готов потом «отдать долг»…

Розендейл смотрел на Чипа в надежде, что тот прервет его, но гость молчал.

– Да, я ничего не знаю, но ведь слепым надо быть, чтобы не заметить. Ты знаком с Андерсоном, считающим себя «совестью журналистики».

– Джеком Андерсоном? Нет.

– Я собрал большое досье на него. Интересует?

Немного помедлив, Чип кивнул. Розендейла надо было успокоить. Пусть думает, что его занимает рассказ об Андерсоне.

Розендейл выхватил из шкафа толстую папку и, боясь, что его могут перебить, начал:

– Здесь все свежатина, лезть глубже я не буду. Только вот одна заметка из «Таймс» за семьдесят пятый год. Джека Андерсона хотели отравить. И ты знаешь кто? ЦРУ. За его правдоискательство. Смотри, как все чисто сделано: то они решили смазать ядом руль его автомобиля, то подсыпать яд в лекарство, которое он принимает… Самое смешное в том, что они потом придумали подсыпать ему «снадобье» в коктейль. Тут-то и выяснилось, мол, что Андерсон не берет в рот спиртного. Отлично! Кретины, да? Не знали, что он не пьет, хотя знали о нем все! Как ты думаешь, Вирджил, кто надоумил «Таймс» напечатать такую липу? Ах, какой он чистый, «разгребатель грязи»! Но только «грязи», подбрасываемой из Лэнгли. Ну а сам Джек был «потрясен», узнав, что его собираются отравить по приказу администрации. Ты ведь знаешь, что все сработало: сколько газет и журналов во всем мире потом цитировали Андерсона, он ведь уже не просто разгребал грязь лопатой, а работал на экскаваторе…