Текст книги "Мираж"

Автор книги: Василий Викторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Он налил сок, бросил туда крошки льда и удобно устроился в кресле. Чип с интересом следил за его рассуждениями.

– К сожалению, – сказал он, – интересы дела иногда требуют смещения акцентов. Ты знаешь, мы не раз прибегали к этому и, как правило, добивались нужного эффекта.

– А кто знает, Вирджил, где он, этот нужный эффект? – спросил Дик. – Недавно был в отпуске, побывал в своем департаменте. Я не узнал своих сводок. Вроде бы фактура та же, а выводы совсем иные. Мои выводы там подправляет какой-то молоденький прыщ из Гарварда. «Всего одна фраза», – сказал он мне. Но какая! В анализе внешнеполитических и военно-стратегических концепций русских я здесь писал, что, видимо, основой всей их политики и практики все же остается мир. Так вот, подводя черту, этот хлыщ дописывает следующее: «Тем не менее русские отказались от концепции гарантированного взаимного уничтожения и в настоящее время придерживаются теории возможности победы в ядерной войне». Спрашиваю его, как он родил этот перл. «Наша информация не ограничивается сведениями только нашей одной точки». И весь разговор. Хотел было устроить скандал, да коллеги удержали. Незадолго до этого из «фирмы» с треском выставили беднягу Хитера, который протестовал против исправления его оценок и подстройки их под интересы других ведомств. А незадолго до него за те же грехи они выгнали Лихти. Помнишь Лихти?

– Еще как! – Чип проштудировал в свое время всю историю «падения» Лихти…

…Бывший сотрудник Центрального разведывательного управления Филипп Лихти заявил, что администрация Джонсона и ЦРУ в 1965 году сфабриковали «доказательства» того, что война во Вьетнаме продолжается за счет поставок оружия из-за рубежа, чтобы подготовить почву для американского вмешательства.

В самом начале своей карьеры в ЦРУ, продолжавшейся 15 лет, Лихти нечаянно натолкнулся на документы, где в деталях описывались планы составления таких фальшивок.

В одном из документов, которые, как утверждает Лихти, он видел в начале 60-х годов, излагался план операции, в ходе которой предполагалось погрузить большое количество оружия, произведенного в странах коммунистического блока и собранного на складах ЦРУ, на судно, напоминающее вьетнамские суда каботажного плавания. Затем следовало инсценировать сражение о целью потопить судно на мелководье и показать западным журналистам захваченное оружие в качестве доказательства того, что Вьетнам получает помощь из-за рубежа.

В другом документе излагался план проведения чрезвычайно сложной операции, в ходе которой намечалось отпечатать в больших количествах почтовые марки с изображением вьетнамцев, сбивающих вертолет американской армии. По словам Лихти, выполнение этой задачи требовало высокой степени профессионализма. Он утверждает, что как раз профессионализм, требующийся для того, чтобы напечатать эту марку в несколько цветов, должен был, по замыслу авторов этой операции, указывать на то, что она отпечатана в Северном Вьетнаме, ибо южновьетнамские партизаны этого сделать не смогли бы из-за отсутствия необходимой техники.

Он сообщил, что ЦРУ напечатало целые листы таких марок, затем на них были нанесены вьетнамские штемпели, и эти марки были разосланы с почтой по всему миру. «ЦРУ позаботилось о том, чтобы они попали в руки журналистов», – категорично объявил он.

Если показания Лихти соответствуют действительности, то ЦРУ при помощи этой операции удалось одержать «крупную пропагандистскую победу». Увеличенное во много раз цветное изображение этой «северовьетнамской марки» появилось на обложке номера журнала «Лайф» от 26 февраля 1965 года – всего за два дня до того, как администрация Джонсона опубликовала свою «белую книгу» о вооруженной борьбе во Вьетнаме, озаглавленную «Агрессия с Севера». Лихти утверждает, что в досье, которое он видел, было несколько листов таких марок и что все они были отпечатаны «в типографиях ЦРУ».

В той же «белой книге» администрации Джонсона немало места уделялось и описанию инцидента 16 февраля 1965 года, когда «совсем недалеко от берега у побережья провинции Фуен в Южном Вьетнаме было обнаружено тщательно замаскированное и поставленное на якорь… подозрительное судно».

По поступившим сообщениям, это грузовое судно было «потоплено на мелководье» якобы после нападения южновьетнамских сил. Сообщалось, что на борту этого судна оказалось, по меньшей мере, 100 тонн военного снаряжения, причем «почти все оно было произведено в странах коммунистического блока, в основном в коммунистическом Китае и Чехословакии, а также в Северном Вьетнаме». В «белой книге» отмечалось, что «представители свободной прессы выезжали для осмотра потопленного северовьетнамского судна и осматривали его груз».

По словам Лихти, он, естественно, не мог представить документы, о которых идет речь и которые он, как утверждает, видел более 15 лет назад. Однако планом предусматривалась организация целого ряда таких акций, и описанный в «белой книге» инцидент был как раз одной из инсценировок. «Все детали полностью совпадают», – сказал он.

Когда представителю ЦРУ Дейлу Питерсону задали вопрос, верны ли утверждения Лихти, он сказал: «У нас не принято комментировать подобные утверждения»… «Больше всего меня поразил план, – говорил он Лихти, – изъять со складов тонны оружия, произведенного в коммунистических странах, купить судно, похожее на вьетнамское, инсценировать бой, потопить его на мелководье, а затем продемонстрировать журналистам». Все это оружие было приобретено различными путями и может быть использовано для того, чтобы инсценировать причастность практически любой страны к любым событиям, подкинув это оружие на место событий.

Проведение операции с потопленным судном дало, по словам Лихти, прекрасную возможность «доказать», что в Северный Вьетнам поступает оружие из многих стран.

Предполагалось, что эта операция даст «факты» в подтверждение того, что все происходившее во Вьетнаме инспирировалось, поддерживалось и направлялось из-за рубежа. Хотя в этих документах «не было указано, что эта операция должна была представить основания для начала отправки войск во Вьетнам, в конце концов выяснилось, что именно для этого она и проводилась», – утверждал Лихти.

По его словам, сначала он не решался открыто выступить с рассказом об этом случае, однако затем все же решил сделать это, так как то, «что происходит сейчас в Сальвадоре, сильно мне напоминает те действия ЦРУ по подготовке почвы для крупномасштабного вмешательства США во Вьетнаме, которым я был свидетелем».

Лихти против его желания уволили из ЦРУ…

– МОЖНО ПОДУМАТЬ, ЧТО ТЫ первый год женат и для тебя адюльтер – страх божий, – сказал Чип.

– Вовсе нет. Разведка, как и журналистика, – вторая древнейшая профессия. После проституции. Но в свое время я прошел школу старика Гарримана. Посол был вовсе не красным и даже не розовым. Но стоял за честность. И перед собой, и перед нацией. Интересы корпораций не должны превалировать над интересами всей нации. Ведь я же здесь вкалываю не на деньги «Бечтел» или «Боинг». Мне платит нация. Так почему же я должен работать на тех, кто вслед за президентом врывается в Белый дом и расхватывает теплые местечки? Я должен делать для них липу, а они будут на этом набивать себе мошну. У меня, к сожалению, долларов от этого не прибавляется.

– Ты намекни, они тебе прибавят, Дик.

– Я не хочу играть в их игры. Договориться до того, что Америке нужен триумф в ядерной войне хотя бы на развалинах цивилизации и что поэтому она должна ее начать?! Теоретически рассуждать, конечно, можно. А как это видится им практически? У меня растут сын и дочь. Тебе проще – ты один.

«Лучше бы он не трогал этого», – подумал Чип, болезненно хмурясь. В круговерти московских событий он вроде бы стал забывать о том, что стряслось дома. Не то чтобы забывать. Просто боль немного утихла. Хотя не покидало какое-то гнетущее чувство вины перед Джудит. Ее нет. Нет и того, кто пырнул ножом. Как просто все получилось! Но ее письмо, последнее письмо… Оно не давало ему покоя.

– Принеси мне что-нибудь покрепче сока, – сказал он внезапно Дику.

Тот осекся на полуслове, с удивлением посмотрел на Чипа, поднялся и вышел. Вернулся с бокалами виски…

– Ты извини, я не подумал, – виновато сказал Дик.

– Не будем об этом. Можно же раз в десять лет выпить.

– Давай кончим треп и включим телевизор.

– Отчего же? Время еще терпит. – Он вяло улыбнулся. – Так на чем у нас застопорило?

– Я говорил, что идея о возможности победы в ядерной войне провозглашена и усиленно протаскивается людьми сугубо гражданскими. Этими перлами, пайпсами, греями… Да кто они такие? Хотя бы Перл?

– Руководитель штата помощников сенатора Генри Джексона, разве нет?

– Сейчас. А откуда он взялся? Уж я-то знаю. Он пошел в гору, когда в средней школе в Беверли-Хилз познакомился с дочерью богатого калифорнийца Волстеттера. А ты знаешь калифорнийскую мафию.

– Она сейчас на виду.

– Тот же Волстеттер, его приятель Поль Нитце, который был заместителем министра обороны. И не сказать, чтобы Перл был особенно ловок или искушен в политике. Он был и остался поразительным невеждой в технических вопросах по стратегическим вооружениям. Тем не менее именно он и его банда начали нынешний «крестовый поход» против всего, что с таким трудом было создано. Как же так? А где же светлые головы?

– Видишь ли, Перл процветал в вакууме, оставшемся после «Уотергейта». Ты прав, мы недавно столкнулись с тем, что в стране почти не осталось толковых специалистов по Советскому Союзу. На серьезные должности и в госдепартаменте и у нас пришлось назначать недоучек. Первым забил тревогу Гарриман, сейчас создан его фонд. Будем надеяться, что появятся вновь корифеи.

– А пока они появятся, не заведут ли нас пайпсы в тупик?

– И что тебе дался Пайпс? Вполне милый человек.

– Пока не заходит речь о Советском Союзе. Тут он несет несусветную чушь.

– Он один из немногих пока специалистов по России.

– Вот именно: царской России. Обедневший польский эмигрант, уехавший в Америку в возрасте пятнадцати лет, он до сих пор живет представлениями девятнадцатого века. И тем не менее вместе с такими же, как он, «оракулами» заправляет нынче делами, формирует нашу политику. Бедная Америка! Польский эмигрант в Совете национальной безопасности США угрожает Советскому Союзу, что если он не изменит свою систему, то ему придется воевать. Словно главнокомандующий! А третий из той же банды? Полуангличанин? Переехал к нам на постоянное жительство с Гудзона, а теперь и член генерального консультативного комитета, группы неправительственных специалистов по контролю над вооружениями и ядерному оружию. Он утверждает, что в полномасштабной ядерной войне, которая, по всей вероятности, разразится, президент должен иметь возможность не просто закончить войну, но и выиграть ее.

– Он за неимением собственных концепций просто полирует многие старые безумные идеи, – сказал Чип. – Слава богу, не все они получаются такими уж гладкими. Думаю, что в Пентагоне их не совсем разделяют.

– Я понимаю, Вирджил, идет большая игра.

– Да, чтобы разорить Россию, впутать в долги, а затем диктовать условия.

– Ты прав. Действительно, видимо, у нас не осталось толковых специалистов по России. Да эти русские последние, штаны снимут, а не уступят. Вот из чего мы должны исходить. Я твержу об этом в каждом отчете. Неужели там не слышат? Или этот прыщ в департаменте оценок перекраивает все на свой лад?

– А другое ведь сейчас не пройдет. Другое никому не нужно.

– От таких разговоров можно заработать седину и язву желудка. Ведь это лоббисты катастрофы! Я не хочу в их команду, старик!

– Ты уже в ней. И ничего тут не поделаешь, Дик, музыку пока заказывают они. Плясать приходится всем. А нам в первую очередь. Ты ведь не захочешь оказаться на панели? Или у тебя уже такой солидный капитал, что можешь послать их куда следует и удалиться на покой?

– Какое там! Вшивый чиновник из высокооплачиваемой интеллигенции.

– Так что неси безропотно крест свой. И не очень-то высовывайся из форточки. Голову отхватят. Сейчас в Лэнгли трубят походные трубы, а дезертиров морально расстреливают на месте.

– Я об этом догадываюсь. – Маккормик приблизился к Чипу и заглянул ему прямо в глаза: – Могу на тебя надеяться? Ты ведь представляешь, что это значит, когда рядом нет никого, кому ты мог бы открыть душу? Мы же с тобой старые вояки. Я просто думаю, что происходит, куда мы катимся? Черт с ним, я буду катиться со всеми. Знать бы только – куда.

– Признаться, – сказал Чип, – не ожидал увидеть тебя в роли философа. Мы всегда о тобой были там, где жарче всего. Не ради же путешествий. И снова полезешь в драку, если придется.

– Конечно, полезу. Драки я не боюсь. Я стал бояться исхода драки. Как в той заварухе.

– Вьетнамский синдром? Не можешь избавиться?

– Это точка отсчета. Я больше не хочу поражений. Я буду играть только наверняка.

Раздался бой часов в соседней комнате.

«Половина первого, – определил для себя Чип. – Как говорится, дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?» Он был не прочь еще поболтать с Диком, но тот засуетился, «Ждет кого-то», – подумал Чип. И напрямую спросил:

– Я мешаю?

– Собственно, нет. Комнат много.

– Кто-то из наших?

– О, это пройденный этап. Нет, так, одна дама… Мать-одиночка. Из весьма приличной семьи.

– Один из твоих источников информации?

– Не брезгуем. Может, завтра что-нибудь накропаю о процессах и тенденциях среди здешней молодежи. Так сказать, и волки сыты, и…

– Привет овечке! – Вирджил шутя ткнул Дика большим пальцем в бок и шагнул к двери.

Дик, как у них было принято уже давно, выпятил грудь и взял под воображаемый козырек.

– ЛИЗ, ВЕЛИКИЙ ЗНАТОК русского языка, просвети полного невежду. – Паясничая, Чип исполнил низкий поклон и ударился лбом о «торпедо» ее красного «вольво».

– Не сломай машину, твердолобый. В чем дело?

Чип потер ушибленный лоб и уже без ужимок продолжил:

– Есть какая-то русская пословица, где упоминается Киев. Как она звучит и что означает?

– Запомнишь? «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Что значит две разные вещи, которые не имеют никакого отношения друг к другу, но которые твой собеседник упорно пытается склеить вместе. Улавливаешь? «В Сан-Франциско Тихий океан, а в Вашингтоне директор Уик».

– Ты меня расстроила. Я хотел использовать пословицу в ином контексте.

– Только не плачь, мы уже подъехали к пресс-центру, а там появляться с заплаканным лицом неуместно. Милиция нас не поймет…

– Ну ты, как старожил, меня проведешь.

Лиз за два метра до входа заготовила свою обворожительную улыбку, и, когда Вирджил, пропуская ее вперед, с подчеркнутой галантностью распахнул стеклянную дверь, она кокетливо покрутила своим аккредитационным удостоверением перед лицом молоденького милиционера. Тот подождал, пока вращение прекратится, и, как показалось Чипу, тоже доброжелательно улыбнулся.

– Это мой гость из Америки, – еще раз скокетничала Лиз, но страж порядка уже потерял к ним всяческий интерес.

Сняв плащи в холле, они прошли мимо доски объявлений. Чип скользнул по анонсу брифинга, который состоялся днем, объявлению о предстоящей поездке за город на уикенд и о фильме, который уже начался.

– Надо было приехать пораньше, – сказал он своей спутнице. – Все это весьма любопытно…

Поднявшись по небольшой мраморной лестнице, он уверенно зашагал к лифту.

– О нет! – остановила его Лиз.

Вирджил осмотрелся вокруг. Еще одна мраморная лестница вела куда-то вверх. Слева в просторной нише скучала сотрудница «Интуриста», как понял он из афишки. У входа в другой зал стояли закрытые крышками телетайпы.

– Там конференц-зал. – Лиз показала пальцем себе за плечо. – Пресс-конференции, брифинги, просмотры фильмов.

Чип еще раз оглядел холл, прошел к столикам, где лежали брошюры на иностранных языках, взял одну, другую, полистал и положил на место.

По светлому мрамору они прошагали пару лестничных пролетов наверх и очутились в длинном полутемном коридоре, в конце которого сиял рекламой и бутылками напитков бар. Элегантные парни, один постарше, другой помоложе, чистые, ухоженные, молодая женщина с мягкой улыбкой и теплым взглядом, казалось, давно уже их ожидали. Гости еще не успели выбрать один из многих пустующих столиков, как рядом оказался бармен постарше. Слегка склонив голову набок, он ждал, что ему скажут.

Объяснения с ним Лиз взяла на себя, и вскоре апельсиновый сок, кофе, бутерброды и орешки – для Чипа, запотевший бокал водки с лимонным соком – для Лиз уже стояли на низком столике. Бармен исчез.

– Хорошая школа, – отметил Чип, разглядывая бар.

Что-то показывали по цветному телевизору, но звука не было слышно: в полумраке бара среди горящих и оплывших невообразимыми стеариновыми сталактитами свечей торжествовал «легкий рок».

– Здесь уютно. Можно поговорить. Никто не станет к тебе приставать с комплиментами, как это у них принято в Доме журналистов. Мы туда почти не ходим.

– Официальная установка?

– Считай, что так.

– Выходит, вы сами избегаете общения, а затем жалуетесь на недостаток информации?

– А что нам остается делать? Если уж говорить честно, между нами, здесь не все так, как мы пишем. Скажем, отдел печати… Действует в строгом соответствии с Хельсинским заключительным актом. Они искренне пытаются нам помочь и в представлении информации, и в облегчении нашей работы, в решении даже бытовых проблем. По-человечески идут навстречу, но ты ведь знаешь, что наш госдеп и посольство иного мнения. Да бог с ними! Это их проблемы. Скажи-ка лучше, что будет дальше? Какова погода на завтра?

– А что с тобой может быть? Времена меняются. Уже изменились. Раньше твой вынужденный отъезд из Москвы стоил бы тебе новых хлопот. А теперь ты можешь смело утверждать, будто это не ты совершила наезд, а это тебе учинили провокацию, послав под колеса твоей машины тех несчастных. Сейчас, – Чип сделал особый акцент на этом слове, – сейчас тебе поверят и будут жалеть. Потому что хотят верить всему, что говорится «про этих русских».

– А наши дела? – уточнила Лиз.

– Тебя ведь за руку не поймали, – успокоил Чип. – Раньше они с вами не церемонились. Вспомни старых «боевых слонов», которые провалились здесь на шпионаже.

– Ну да! – возразила Лиз. – Они теперь просто «вычисляют», кто есть кто, и человек собирает чемоданы.

– Ваше счастье! Все тихо, спокойно. А мы в УМС можем «отмывать» вас и обвинять русских в провокациях. Вам же лучше.

– Наверное, – согласилась Лиз, но тут же возразила: – А Пайпер и Уитни, которых повели здесь на суд за клевету? Это же крах всей карьеры. Кто возьмет к себе на работу профессионала с клеймом клеветника?

– Эти двое сами вляпались в эту историю. Это их проблемы.

– Как будто не ваши!

– Наши проблемы, дорогая, в прошлом. Когда вы на всех углах трезвонили о нашей «редакции»…

– Ты имеешь в виду «общую редакцию»? – перебила Лиз.

– Ее. Последние президентские директивы по ней и закон об ответственности за «утечку» информации в прессу немного вас обуздали. Теперь вы сами будете бегать к нам за материалами, девочка. И с удовольствием и благодарностью печатаете все, что нам заблагорассудится. Мы теперь прочно уселись в одну лодку. Нам вместе плыть.

– Считай, что я уже приплыла. Ты ведь знаешь, с каким трудом я прорывалась в Москву на место шефа бюро. Я, баба! Правда, не без вашей помощи, как и многие другие здесь, которые корчат из себя гениев, а тоже становятся на четвереньки и лают, стоит вам щелкнуть пальцами.

– Много колкостей, Лиз. Тебе не идет.

– Как я там вписываюсь в ваши планы, Вирджил?

– Все так же, моя дорогая Лиз. Все так же. Но оставим, пришли соседи. – Чип кивнул на трех молодых парней, что сели за соседний столик с коктейлями.

– Ты прав, это мои «старшие братья» сверху, – показала она глазами в потолок. – Скроемся от них в ресторан.

Был еще сок. Было шампанское. Были, уже в ресторане, пельмени в чесночном соусе. Были разговоры. Просто так. О том о сем. Чип провожал Лиз в Штаты. Ее дело удалось замять.

Незадолго до закрытия ресторане они покинули пресс-центр.

– Хорошо здесь, – сказал Чип. – Тихо, уютно, сытно…

Уже в машине его осенило: надо будет включить в отчет иск против Пайпера и Уитни за клевету, о чем говорила Лиз. Не значит ли, что русские намерены активно использовать свои законы? А что, если они применят к кому-нибудь из наших людей свой параграф о пропаганде войны? Чип поежился. Он знал, что по советским законам она жестоко карается. Знал он и то, что по ряду тайных операций ЦРУ, которые он должен проталкивать под прикрытием УМС, не один и не два журналиста, значащиеся в бухгалтерии «редакции», призваны заниматься только тем, чтобы в воздухе все гуще пахло «советской угрозой». Эти люди проходили у них как «ночная стража». Немного по-библейски, как считал Чип, но тем лучше. Для простофиль, которых надо пугать.

«Додумаем завтра», – сказал себе Чип, узнав огни Калининского проспекта и огромный светящийся глобус.

– Нет-нет, Лиз. Давай в «Россию», – сказал он решительно. Мне надо еще поработать. А в аэропорт я тебя провожу. О’кей.

ПРИВАТНАЯ ВСТРЕЧА друзей, как назвал ее Дик, началась где-то в четвертом часу пополудни. На квартире одного из американских корреспондентов, на днях уезжавшего в отпуск в Штаты.

Накануне вместе с Маккормиком Чип тщательно отобрал кандидатуры приглашенных. Решили, что на встрече будут не только «свои люди». И не только «маститые», которые и сами знают, что и как им писать. Договорились, что будет лучше «для маскировки», если придут даже те, кто, не скрывая, симпатизирует Советам.

Считалось, что будут просто проводы коллеги, хотя приглашенные уже знали, что состоится нечто вроде инструктивного совещания или своего рода закрытого брифинга с участием высокопоставленного сотрудника УМС. Такие встречи «только в своем кругу» нередко проводятся в посольстве. На этот раз, однако, решили, что будет гораздо удобнее придать ей видимость частной встречи, поскольку приглашались два западных немца, два француза и скандинавы. Короче, лишь избранный круг. Главным образом те, кто задает тон в местном корпусе иностранной прессы.

Как и предполагалось, приехали все, кого хотел видеть Чип. Ему предоставили и еще несколько человек, фамилии которых он так и не запомнил.

Подали аперитив, сдобные домашние пирожки и кофе. Обстановка была непринужденной, гости распоряжались собой по своему усмотрению. Чип присматривался к ним, прислушиваясь к комментариям хозяйки дома.

Она знала многое и, судя по ее мимолетным фразам, не очень-то жаловала тех, кто собрался под ее крышей на правах самых близких друзей. По ней выходило, что вон тот слегка лысеющий парень в очках с какой-то славянской фамилией не очень утруждает себя верной службой собственной редакции, за что коллеги частенько косо посматривают на него, хотя и помалкивают.

Здесь, в Москве, тараторила хозяйка, не принято называть вещи своими именами, чтобы не портить отношений, ибо только господу богу известно, кто есть кто в этом котле и что есть что. Думаешь, новичок, чей-нибудь протеже, силою неведомых обстоятельств вскарабкавшийся на вершину журналистского олимпа, а глянешь позднее – фигура, оказывается, весьма колоритная в табели о рангах и, что крайне обидно, весьма влиятельная, когда речь заходит о чьей-нибудь карьере или о принятии решений по поводу различных житейских ситуаций, нет-нет да и приключающихся в милом семействе.

– Говорят, – продолжала хозяйка, – что он вхож в дома многих русских, начиная от тех, кого называют адептами древней русской старины, и кончая поклонниками самого современного стиля, столь часто меняющими свои симпатии, что за переменами в их семейной жизни уследить практически невозможно. Есть там даже какой-то князь, невесть каким чудом уцелевший в здешних условиях. Он так и представляется иностранным корреспондентам: князь такой-то.

Словом, парень этот весьма своеобразный, – не умолкала хозяйка. – Его публикаций о здешней творческой интеллигенции или популярных кумирах местной публики, пожалуй, никто не читал. Но, что касается самых последних советских сплетен, он может заменить любой дисплей с мощным блоком памяти.

А вот другой, слегка рыжеватый, – любезно просвещала Чипа хозяйка, – весьма импозантный и важный мистер, из тех, глядя на которых невольно подумываешь о величии социологической науки и глубоком проникновении в тайны этого мира. И тем не менее – пустышка, верхогляд. Правда, весьма трудолюбивый, со страшной скоростью делает деньги. Представляет здесь респектабельную газету. Его там публикуют не часто, да и то, что печатают – преимущественно скандальная хроника. Но мастер интриг. А стоит включить радио, только и слышно, что ссылки на него. Куда только не рассылает он свои опусы, и газета, как ни странно, никаких претензий к нему не имеет.

«Вообще, – думал Чип, – если верить этой осведомленной мадам, то во всем корпусе журналистов из Штатов найдется разве что два-три серьезных, вдумчивых корреспондента, не очень-то якшающихся с остальной братней и уверенно делающих свое дело».

– В наших кругах их тоже не очень-то жалуют, – объяснила ему хозяйка. – Одним своим видом они – немой укор остальным. Еще надо подумать, на кого они работают.

«А на кого работаешь ты, я-то уж знаю наверняка», – снова подумал Чип, но вежливо и с заметной долей признательности поблагодарил хозяйку, тактично напомнив, что остальные тоже рассчитывают на ее внимание и уже косо поглядывают на него. Не дай бог, побьют, если он не отпустит от себя столь очаровательное создание.

Подошел Дик, понимающе ухмыляясь:

– Ну что? Уже напичкан сведениями?

– Любопытно, но утомительно.

– Лучший мой источник информации обо всем, что происходит в корпусе журналистов. Я знаю о каждом, как он делает свои деньги, что ест и с кем спит. Однако нам пора. Того и гляди, напьются, и каши тогда не сваришь.

Компания действительно уже бурлила, взрываясь хохотом.

– Господа! – повысил голос Маккормик, и все на мгновение смолкли. – Я вновь представляю вам мистера Вирджила Чипа из УМС, близкого друга Чарльза Уика. Он любезно согласился уделить нам некоторое время, а если потребуется, то и ответить на ваши вопросы. Хочу при этом напомнить, что наша встреча носит частный характер, поэтому прошу никаких ссылок на мистера Чипа – ни как на ответственного чиновника УМС, ни как на дипломатическое лицо! Он очень будет вам признателен за ваши критические замечания и конструктивные предложения по проекту УМС.

– Начнем с того, что меня зовут просто Вирджил. Мы в своем кругу. Я, правда, несколько робею среди корифеев нашей журналистики, но рассчитываю на снисходительность и заинтересованное участие.

Все одобрительно зашумели.

– Ну! – воскликнул малый в очках. – Значит, можно ожидать, что мы не будем прибегать к оговоркам и умолчаниям, которые так любит пресс-секретарь Белого дома? Сначала – в чем суть проекта. Меня зовут Том.

– Браво, Том! Можно подумать, что Дик Маккормик специально просил вас задать именно этот вопрос, поскольку совершенно случайно ответ у меня заранее готов, как на брифингах президента!

Раздался взрыв хохота. Все прекрасно понимали, о чем речь: президенту во время пресс-конференций успевают задать вопросы только те журналисты, ответы для которых ему уже подготовлены пресс-службой Белого дома или другими ведомствами.

– О проекте многое уже известно. Но это всего лишь часть работы УМС. Мы пропускаем всю советскую пропаганду сквозь сито и пытаемся выделить самое существенное и потенциально взрывоопасное для нас, о чем своевременно предупреждаем всех и даем этому свою официальную оценку.

– Говорят, ваши предупреждения устаревают, – вмешался рыжеватый.

– То есть?

– Объясню. Но прошу понять меня правильно. Я вовсе не хочу сказать, что вы делаете пустое дело, – поправился он. – Я подумал о другом: о замкнутом круге…

– Простите?

– Я поясню. Мы готовим регулярные обзоры – о чем пишет советская печать. У нас их обычно забирают Дик и его команда из посольства. Они там делают сводную выжимку из наших обзоров и отправляют ее вам в Штаты. Там вы вставляете свои вводные слова и обороты, ставите эмблему УМС на титульном листе и рассылаете. Да и нам в Москву тоже. Красиво. А красиво жить не запретишь.

Увидев, что Вирджил что-то хочет сказать, он не дал ему раскрыть рта и торопливо закончил:

– Мы, конечно, все это аккуратно подшиваем у себя. Спору нет, когда-нибудь пригодится. Но все это стоит, видимо, немалых денег? Согласно последним данным, ваш годовой бюджет исчисляется в четыреста двадцать шесть миллионов долларов. Это из кармана налогоплательщиков. Только не вычисляйте, чтобы их не расстроить, ваш кпд.

– Сумма, которую вы называете, идет не только на «Истину», у нас больше двухсот культурных и информационных центров в ста двадцати шести странах плюс «Голос Америки». Плюс ежегодные семинары для «третьих» стран. Плюс стажировки для молодых иностранных ученых, которые в будущем могут занять высокие посты в своих государствах. Только фонд Хэмфри, обеспечивающий стажировку в нашем духе, съедает четыре с половиной миллиона. Три миллиона уходит на распространение книг. Надо к тому же подкармливать и тех, кто несет наши идеи в свои средства массовой информации. А готовые материалы, очерки, программы телевидения и радио, которые мы направляем тем, кто формирует общественное мнение у себя? В одной из стран, например, мы проводим еженедельную программу с участием политологов. Бесплатно они делать это не станут. Приходится каждого из них по окончании передачи снабжать конвертом со стодолларовыми купюрами. Так сказать, на транспортные расходы. Однако основную сумму пожирает информация, направленная на кризисные районы…

– Кстати, Вирджил, – перебил его англичанин, – с передачами на кризисные районы тоже не мешало бы подумать. От этого зависит репутация и престиж вашего радио.

– Думать о чем?

– В феврале восьмидесятого мой коллега Роберт Фикс из «Таймс» был в Кабуле. Он слушал в гостинице «Голос Америки», когда диктор сообщил, что в тот самый момент в центре города ведутся ожесточенные бои. Боб с балкона прекрасно видел это место. Не было ни дыма, ни огня, ни автоматной трескотни, ни взрывов. В форте Бела Хиссар было абсолютно спокойно. Единственный афганский солдат сидел и пил чай. Боб Фикс тогда позвонил в Лондон и сказал, что «Голос Америки» передает чепуху, если не сказать большего.

– А в июне того же года, – подал голос молчавший до сих пор западный немец, – ваше радио, а за ним и Би-би-си передали, будто один из афганских лидеров убит в перестрелке на заседании Революционного совета. Наш парень из гамбургского «Конкрет» через три дня брал у него интервью. У живого и невредимого.