Текст книги "Мираж"

Автор книги: Василий Викторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Да, из группы «Меркурио» мы создали идеальный механизм: ей принадлежали три главные ежедневные газеты Сантьяго и семь провинциальных, у нее же были и несколько радиостанций, рекламных агентств и агентство печати. У нас было три парня в «Меркурио»: Энно Хоббинк, бывший редактор «Лайфа», заведовал финансовыми вопросами; Альваро Пуга контролировал согласование пропагандистских тем с Лэнгли; третьим, под псевдонимом К., был я. Координатор…

…Да, «Меркурио»… С сорока полос она разрослась до ста двадцати, и мы чувствовали себя там так же уютно, как клоп в диване…

Двадцать седьмого июля семьдесят третьего года мы подбросили читателям «исключительное интервью»: лидер боливийских партизан признался, что они убили чилийского журналиста Эльмо Каталана… Кто поверил после этого боливийскому президенту, что Каталана и его жена были убиты нашими парнями?.. Да кто его слышал, это заявление? Мы-то уж его не напечатали, черт возьми!

Ну а уж за несколько недель до переворота мы нашли «заговор» левых партий против вооруженных сил. Коммунистическая партия Чили пыталась проникнуть в вооруженные силы как агент Москвы, ты слышишь, Чип? Оружие – «случайно найденное» – оказалось по совпадению в кубинских ящиках. План «Зет» предусматривал уничтожение главных военачальников с помощью президентской охраны.

Не ново? Ну и что? Электронно-вычислительная машина, потрудившись над планом «Зет», конкретизировала его вплоть до имен отдельных лиц. Каждый взятый ЦРУ на заметку офицер, потенциальный участник переворота, мог затем своими глазами увидеть в копии «списка намеченных жертв» свое имя, имена членов своей семьи. Реакция офицеров? Та самая, которую ждали…

Ты не помнишь Натаниэла Дэвиса? Он числился тогда послом Соединенных Штатов в Чили, так-то…

Седьмого сентября семьдесят третьего года моего друга срочно вызвали в Вашингтон, десятого он вернулся. Одиннадцатого сентября наша «четверка» начала мятеж, а мы с Натаниэлом нашли другое занятие: пили шампанское, которое тот приказал на радостях раскупорить…

Вирджил с интересом глядел, как Уэбб «опустился с небес на землю» и теперь молча смотрел на стол. Он прекрасно понимал разницу между собой, уважаемым аналитиком, и Питером, быстро спивающимся рядовым исполнителем. Но по-человечески ему было жаль этого одинокого человека, верно служившего ЦРУ и мечтающего служить ему и дальше.

– Пит, не будем пить больше. Если только за будущие подвиги в Латинской Америке…

– …И в Европе, – нечленораздельно выговорил Уэбб.

– Да, и это в Европе в первую очередь, – согласился Вирджил. – Передний край борьбы сейчас – Польша. Устранить нависшую над Польшей советскую угрозу можно только мощным идеологическим наступлением.

– Терроризм? – Уэбб, не предлагая выпить, сам опорожнил свой стакан.

– Да, «Русские – международный терроризм», – назидательно и просто, как малому ребенку, растолковал Вирджил.

– Тогда… где-нибудь что-нибудь должно взорваться, – безапелляционно заявил Уэбб, ткнулся подбородком в грудь и задремал.

– ХОТИТЕ ОСВЕЖИТЬСЯ?

Не дожидаясь ответа, Инмэн встал с кресла, подошел ко встроенному в стенку холодильнику и достал из него две банки «фанты». Поставив себе на журнальный столик, он оторвал у банок жестяные язычки, из каждой налил в отдельный стакан. Взял один и вернулся в кресло за рабочим столом.

– Отвратительный напиток, я понимаю вас. Но это привычка. Интересно, какие чувства испытывал дегустатор этого желтого суррогата? А что он за это получил?.. Ни славы, ни известности. Вот полковник Джонсон…

– Из военной разведки? – продемонстрировал свою осведомленность Хьюджел. – Я его знаю.

Инмэн пожал плечами:

– Вряд ли. Роберт Джонсон из города Сейлем двадцать шестого сентября двадцатого года на глазах у изумленной публики попробовал помидор. В то время томат, что интересно, именовался «иерусалимским яблоком», «яблоком любви» и считался ядовитым. Многие из двух тысяч собравшихся горожан отговаривали Джонсона от «необдуманного шага». Он умрет либо от воспаления мозга, либо от рака, рассказывал толпе врач Джонсона. Естествоиспытатель долго объяснял пользу помидора, потом съел один, другой… Все ждали, но он не умер. Оркестр пожарных грянул марш. Мы с вами любим помидоры и чтим Роберта Джонсона. Полковника. Только не из военной разведки, господин Хьюджел. Ни один человек в конкурирующей с нами организации не способен на подвиг. Впрочем, если все же ваш полковник Джонсон сумеет его совершить, вы тут же должны объявить его искателем дешевой популярности у нашего вашингтонского начальства. Мы делаем одно дело, но мы должны делать его лучше. И простите меня за лекцию о радиовещании. При следующей встрече мы проанализируем разведывательные аспекты существования РСЕ-РС…

Хьюджел, с интересом наблюдавший за пузырьками газа, выходившего на поверхность налитого в стакан «суррогата», воспользовался предоставившейся ему возможностью и открыл принесенную им папку:

– Кстати, о деле, по которому я вас побеспокоил. Московская резидентура предлагает произвести небольшой взрыв на нашей мюнхенской радиостанции в день открытия партийного съезда русских. Схема в двух словах такова. Взрыв. Естественно, Москва – организатор, ведь это они нас все время обвиняют во лжи и дезинформации. Плюс к этому Белый дом и государственный секретарь получают колоду козырных карт и разыгрывают вариант с «международным терроризмом». В СМР разделяют эту идею. Просят, чтобы в зоне взрыва оказалась телефонная станция, им, мол, позарез нужна новая, а конгресс не дает ассигнований. Потом «медные каски»…

Вопреки ожиданиям Хьюджела адмирал ответил мгновенно:

– Это класс. Идея великолепная. Жаль только, мы ее не вытянем. Взрыв – это просто. Но вот потом привязать к «мюнхенскому варианту» Москву… Сомневаюсь. Цепочка чересчур длинная, а звенья нужно подбирать прочные и очень быстро.

Теперь Инмэн говорил отрывистыми фразами, внимательно следя за реакцией собеседника.

– Но мы уже прикинули, и вроде всё… – теребя телеграмму, начал Хьюджел.

– Ну, если вы считаете, что все выстраивается, – не дал ему договорить адмирал, – тогда порядок. Пусть это будет ваш дебют в Управлении тайных операций. Идея и вправду ничего. Я не возражаю. Официальную санкцию получите у Кейси завтра – сегодня он уехал играть в гольф и больше на службу не вернется. Кстати, как вы решили назвать операцию?

– «Квадро», – выдавил опешивший Хьюджел.

– Ну да, «Моно» и «Стерео» – мелковато, – согласился адмирал. – Что ж, это будет ваш первый большой успех. Уверен, что не последний. Хотя я бы назвал «Проект Хьюджела». Как?.. Нет, не настаиваю.

Хьюджел резко встал и взял со стола папку с телеграммой, чуть не опрокинул при этом стакан с «фантой». Он понял, что проиграл, и единственный путь к отступлению вел к выходу из кабинета.

– Спасибо, господин Инмэн. Беседа была очень интересной, извините, что отнял у вас столько времени.

– Это я, по-моему, заговорил вас, – повел губами вправо адмирал. – Всегда рад вас видеть.

После ухода Хьюджела Инмэн, специально морочивший собеседнику голову пустяками, понял, что «страховой полис» он заполнял не напрасно.

«Жаль, он не выпил «фанты», – с огорчением вспомнил хозяин кабинета. – После этого он чувствовал бы себя еще хуже».

ВИРДЖИЛ проснулся ровно в половине седьмого. Поскольку он заснул, так и не расставшись ни с одной частью своего туалета, то он быстро вскочил с диванчика и пошел в гостиную. Пит Уэбб спал в кресле, положив ноги в туфлях в тарелку с миндальными орехами.

Чип не стал будить приятеля. Сняв пиджак, он пошел в ванную комнату. Вытащив из пластмассового стаканчика зубную щетку с красной ручкой, выдавил пасту и долго чистил зубы в тщетной надежде избавиться от тошнотворного привкуса после вчерашнего застолья. Прополоскав рот, Вирджил рискнул поглядеть на себя в зеркало.

«Вполне ничего, – решил он, увидев небольшие мешки под глазами и легкую щетину в тех местах, где ее полагается сбривать. – Один коктейль на дорогу и – вперед».

Умывшись и избавившись от щетины, Вирджил почувствовал себя гораздо увереннее, потому что теперь готов был показаться на работе, не опасаясь дурацких вопросов вроде: «Когда он, Чип, повзрослеет настолько, что приведет подругу к себе в дом, вместо того чтобы ночевать на чужих подушках?»

«Повзрослеет…» Ему уже исполнилось тридцать шесть, и его некогда стройная фигура начала потихоньку оплывать. На макушке образовалась откровенная плешь, начинающая блестеть от пота в жаркие дни, но тем не менее свои волосы пепельного цвета он на лысину никогда не зачесывал. Любимая Чипа короткая стрижка то входила в моду, то выходила из нее, о чем сам Вирджил не знал. Для семейной жизни, по его твердому убеждению, он не подходил. Бросившая его Барбара постоянно стремилась к общению, выражавшемуся в походах в гости и приеме гостей. Обычно через час, реже через два после начала «дружеской беседы» Вирджил впадал в состояние полного отупения – это у него шло от обостренной реакции на пустую болтовню. Тогда он или быстро напивался и тупо поддакивал любому, или же начинал «взъерошиваться» и уводил жену домой. Барбара же, работавшая секретаршей где-то в недрах Комиссии по атомной энергии, без «общения» не могла. Без Чипа, как выяснилось, она существовала вполне прилично…

Чип еще раз посмотрел на себя в зеркало, нашел в шкафчике со всякой дребеденью пузырек визина и закапал в оба глаза. Они подозрительно заблестели, но краснота, как ей и полагалось, через минуту совсем исчезла. Открыв дверь ванной комнаты, он учуял запах жарящегося омлета и вошел на кухню.

– Доброе утро, Пит.

Уэбб повернул лицо от плиты:

– По тебе никогда не скажешь, что вчера ты с приятелем выпил три бутылки водки на двоих.

– Не помню такого, – поддержал его Чип. – А разве мы вчера пили? У тебя глаза красные, но это от плиты…

– Глаза у меня что надо, – с гордостью поддержал Пит. – Стефан Кинг недавно издал свою «Поджигательницу», про девочку, умеющую воспламенять предметы взглядом.

– Интересно, а как она жарила омлет?

– Все понял. Можно к столу. – С этими словами Уэбб перебросил готовый завтрак на большое блюдо, а сковороду сунул в раковину. – Тарелки, приборы – в шкафу. Я мигом, только умоюсь. Но ты не жди, ешь.

Через пять минут, когда Вирджил уже доедал причитавшуюся ему половину омлета, Уэбб вернулся. В отличие от Чипа он не стал пользоваться визином, зато принес с собой бутылку водки, на две трети пустую.

– Понемногу? – предложил он и, не дожидаясь ответа, поставил на стол два стакана.

– Понемногу – да, – согласился Чип.

Они молча выпили, и Уэбб принялся за омлет.

– Скажи, Чип, – прожевав последний кусок, резко спросил Уэбб, – а ты не знал Трайгона?

Молчание после этой фразы длилось секунд двадцать. Все это время Вирджил в упор смотрел на приятеля блестевшими глазами.

– Нет, – равнодушно произнес он. – Конечно, я слышал об этом деле, но, пожалуй, это единственный случай, когда моему бывшему руководству удалось все надежно спрятать. А что?

Уэбб встал и пошел за чайником; банка с растворимым кофе уже стояла в центре стола.

– Ровным счетом ничего. Нездоровый интерес, а это плохо.

Кофе они пили молча. Вирджил смотрел только в чашку. Четыре года назад он был Трайгоном.

…Группу крайне правых бывших деятелей из разведывательно-оборонного истеблишмента США обычно называют «Братством». Искусно смешивая реальные факты с вымыслом, «Братство» может объявить предателем любого высокопоставленного деятеля, подсунуть во влиятельную газету клеветническую статью, а затем манипулировать своими союзниками на Капитолийском холме, с тем чтобы вызвать реальный скандал.

Оружие «Братства» – информация и дезинформация, рассказываемые шепотом секреты и сенсационные публикации. Одна из их «психологических стрел» была нацелена на двух деятелей: Генри Киссинджера и Дэвида Аарона, бывшего у Киссинджера главным экспертом по вопросам контроля над вооружениями, а затем заместителем Збигнева Бжезинского в Совете национальной безопасности.

«Стрела» представляла собой микрофильм – впоследствии бесследно исчезнувший, – который в апреле 1977 года был передан руководству ЦРУ его сотрудником по кличке Трайгон. На пленке была зафиксирована копия телеграммы одного из иностранных послов в Вашингтоне, в которой он сообщал о разговоре с вышедшим в отставку государственным секретарем США Киссинджером утром 11 апреля 1977 года. Киссинджер высмеял предложения администрации Картера о «новом подходе» к переговорам об ОСВ-2 с целью сокращения существующего уровня ядерного оружия. Согласно «телеграмме посла» Киссинджер назвал президента Картера «пленником его собственных иллюзий». Больше всего помощников Картера удивило то, что Киссинджер намекал: новая администрация не будет придерживаться принципа «равных совокупностей» стратегического оружия, о чем шла речь при предыдущей администрации.

Существование «телеграммы посла» держали в строгом секрете. Даже государственный департамент ничего не знал, пока в 1978 году ЦРУ не организовало «утечку» с целью помешать разрядке и переговорам об ОСВ-2. Информация о телеграмме была передана сенатору Джексону, ярому противнику Договора ОСВ-2, аналитиком ЦРУ Салливэном, специалистом по контролю над вооружениями.

Вот так за несколько дней до открытия предвыборной конференции республиканской партии и выстрелила стрела Трайгона. Сенатор Джесс Хелмс добивался того, чтобы не дать Киссинджеру выступить на конференции, приписывая ему все грехи – разрядку в отношениях с русскими, дружбу с Пекином, договоры ОСВ. Помощник сенатора Карбо заявил репортерам, что Киссинджера вот-вот разоблачат как «иностранного агента». Так и произошло. На следующее утро, 14 июня 1980 года, журнал «Ньюсуик» разразился сенсационной статьей о «первоклассном шпионе ЦРУ», который добыл для американской разведки информацию о тайной встрече Киссинджера с иностранным послом. Вскоре на ту же тему высказался Джек Андерсон.

Киссинджер реагировал бурно. Он, правда, подтвердил, что встречался с послом, но отрицал все, о чем говорилось в «телеграмме». Одним из его доводов был, в частности, такой: он не мог делать подобные заявления, так как ему доподлинно известно, что в данном посольстве установлены микрофоны для подслушивания.

Еще более резкими были обвинения, выдвинутые против Аарона, который был советником Киссинджера по переговорам об ОСВ и помощником сенатора Мондейла в комиссии по расследованию деятельности ЦРУ и ФБР.

Вирджил, подобно мавру, сделавшему свое дело, давно уже был «задвинут» подальше, чтобы его не достали. И с интересом наблюдал за тем, кто же станет жертвой «телеграммы», написанной им в течение часа…

– Видишь ли, Пит, – вкрадчиво сказал Вирджил, поставив пустую чашку, – Трайгон – дело вчерашнее, скоро эту операцию внесут в наши пособия для молодых, вроде нашего общего знакомого Уолтера Тромма. Не в том дело. Что бы мы ни делали, в большинстве случаев мы бьем и будем бить по русским.

– Мне бы твою уверенность, Чип, – вздохнул Питер.

– Давай встретимся через пару дней и поговорим не только о делах общих, но и о наших. Тебе пора всплывать.

– Или тонуть, – уставившись на пустую бутылку, мрачно подытожил Питер.

– Пока не стоит, – посоветовал Вирджил. – Я потихоньку поехал в лавку, позвоню тебе.

Они вышли на лестничную клетку, и Уэбб вызвал лифт. Когда Чип уже влез в машину и завел ее, Уэбб вдруг отчетливо и громко сказал:

– Позвони, Трайгон!

Резко повернувшись, он пошел по улице, чувствуя на себе злой взгляд Вирджила Чипа.

РАЗЪЯРЕННЫЙ Макс Хьюджел вернулся в свой кабинет. Вопрос с операцией «Квадро» фактически был решен – так, как хотели его решить неизвестный ему «Бони М» и тугодумы – «медные каски», не идущий на панибратство с новичком в Управлении тайных операций Вирджил Чип и откровенно презирающий его, Макса, Бобби Инмэн.

Единственным человеком, который по достоинству мог оценить заботу начальника о себе, Хьюджел считал Уолтера Тромма, прославившегося среди коллег неуемным желанием попадаться на глаза руководству и, приторно улыбаясь, здороваться с ним. Правда, после возвращения из Пакистана в конце февраля 1979 года его имя склоняли на многих совещаниях – как образец исполнительности и чистоты оперативной работы.

Посол США в Исламабаде, столице Пакистана, получил письмо, из которого узнал: «Льюис Адамс, специальный агент, руководящий отделением Бюро по борьбе с распространением наркотиков в Лахоре, выехал в Пешавар», Адамс – он же Уолтер Тромм – должен был позаботиться о поводе для начала «тайной полувоенной операции» ЦРУ против Афганистана.

Им послужило хладнокровное убийство посла США в Афганистане Адольфа Дабса, совершенное в Кабуле 14 февраля 1979 года. Дабса принесли в жертву по настоянию ЦРУ с целью добиться полного разрыва отношений между Вашингтоном и Кабулом, возложив при этом вину на режим Нура Мухаммеда Тараки.

Дабсу не предоставили ни телохранителя, ни полицейской охраны в таком напряженном месте, каким был в то время Кабул, хотя афганские власти предлагали такую охрану. Когда машина Дабса остановилась у светофора, к ней подошел какой-то человек в форме сержанта полиции. Дабс отпер двери, и, прежде чем он осознал, что именно происходит, этот «сержант» и еще трое мужчин забрались в, автомашину, пригрозили шоферу револьвером и заставили его ехать в одну из крупнейших гостиниц Кабула.

Похитители установили срок – до 01.00 ночи – для освобождения посла в обмен на освобождение нескольких мусульманских лидеров, которые, по заявлению афганских властей, не содержались у них под стражей.

В 00.40 ночи афганские должностные лица, которые к тому времени прибыли в гостиницу, попросили Брюса Флэтина, дипломата из посольства США в Кабуле, который их сопровождал, крикнуть Дабсу по-немецки, чтобы тот через 10 минут ушел в ванную или лег на пол. Однако Флэтин отказался это сделать. Полиция штурмовала гостиничный номер в 00.50 ночи. Сильная перестрелка вспыхнула одновременно в гостинице и на другой стороне улицы. Когда вошли в гостиничную комнату, увидели, что и Дабс, и его похитители убиты.

Сыграть «в Льюиса Адамса» мог любой сотрудник ЦРУ. Подвернулся Уолтер Тромм, и лавровый венок достался ему…

– Два года назад вы отличились, – начал беседу с Троммом Хьюджел. – Подвиги забываются, позолота тускнеет. Я поручаю вам первоначальную разработку операции «Квадро». Запомните: как всегда, то, что вы делаете для «фирмы», вы делаете для страны. Для президента и американского народа. Я жду вас завтра утром. У вас есть ко мне какие-либо вопросы?

– Нет, господин Хьюджел, мне все ясно, – сказал Тромм и вышел.

Если бы в те минуты в кабинете Хьюджела находился человек посторонний, то он наверняка обратил бы внимание на гримасу брезгливости у него на лице. Мысли Хьюджела были далеки от его прямых обязанностей в ЦРУ. Человек, умевший делать деньги, он ненавидел людей, эти деньги проматывающих.

«Бесспорно, нужную нам оппозицию, где бы то ни было – в Чили, Никарагуа, диссидентов в России, – нужно поддерживать материально. Есть два «но»… Никто не знает, как переправленные им деньги расходуются, – это первое. И второе: никто не уверен, более того, все уверены в обратном – что за наши идеи бесплатно никто сражаться не будет. И нечего мне было читать лекции о методах работы «фирмы»! Каждая операция – это деньги, оружие и еще раз деньги. Примитив. Интересно, сколько будет стоить вариант «Квадро»? С прямыми и косвенными вложениями, наверно, тысяч двести долларов. А потом надо заставить конгресс принять закон о выделении дополнительных средств для Мюнхена: на восстановление «Свободы». Миллион? Два? Конгрессмены мелочами заниматься не станут…»

ПО ДОРОГЕ НА РАБОТУ Чип сделал две короткие остановки. В магазине он купил блок сигарет, а в кафетерии съел гамбургер и запил его кофе. Сегодня он должен появиться в своем кабинете вовремя.

Но Уолтер Тромм прибыл на службу все же на пятнадцать минут раньше. Из них десять он провел в тщетной попытке поправить стиль своей докладной записки «наверх» и пять минут – в ожидании Вирджила.

– Доброе утро, – откровенно заискивающим тоном произнес Уолтер, войдя в кабинет начальника.

– Как всегда, рад, – начал было с неприкрытым сарказмом Вирджил, но потом посмотрел на Тромма и решил его пожалеть. – Нужна моя помощь, Уолтер?

– Очень: пишу в муках план нашего «Квадро». Может быть, посмотрите? – просиял Тромм. – Я буду обязан вам бутылкой самого дорогого «сока из жуков»…

– «Ваше королевское величество, могу ли я представить вам свою сиятельную судомойку?» – ловко передразнил Вирджил. – Бутылку виски? А кто вам сказал, что в мои прямые обязанности уже не входит опека подчиненных?

Тромм молчал.

– Давайте и не забудьте сесть. Все будет не так быстро, как вы ожидаете.

Прочитав второй абзац, Вирджил, не отрывая глаз от текста, произнес:

– Одну бутылку? Лучше ящик… Не обижайтесь, Тромм. Мелко берете, тонете в деталях. Давайте так: сейчас буду по ходу сценария импровизировать, а вы фиксируйте, потом посмотрим, что у нас вышло.

Ни слова не говоря, Тромм полез в карман пиджака за ручкой.

– Итак, цели операции… пропускаем… заинтересованные ведомства… все верно… исполнители… Тут, как говорит Макс Хьюджел, «надо мыслить шире». Пишите так; консультации по категории взрывного устройства, его получению, установке и мерам безопасности персонала возложить на РУМО[6]6
  РУМО – разведывательное управление министерства обороны США.


[Закрыть] и военный атташат в Бонне. Теперь не забудем интересы Пентагона. Проверка готовности объектов РСЕ—РС к действиям в системе оповещения НАТО – отвечают Пентагон и резидентуры в Португалии, Испании, ФРГ.

– Это масштабы!

– Далее. Отбор и подготовка кандидата на роль свидетеля обвинения о причастности Москвы к взрыву возлагается на резидентуру в Бонне, соисполнитель – региональный центр во Франкфурте-на-Майне. Сбор и документирование доказательств – «Группа-шестьдесят шесть» и служба безопасности РСЕ—РС. Следующий пункт: пропагандистское обеспечение – наши точки в Англии, Франции, Испании, ФРГ, в общем, по списку. Меры по зашифровке акции: гриф секретности наивысший – «Космик»; перечисленных представителей других ведомств знакомить с планом «Квадро» только в части, их касающейся, не раскрывая всего замысла и существа мероприятия. То же относится к резидентам перечисленных выше точек.

Ну и что у нас получилось?

Через плечо Тромма он пробежал взглядом испещренные страницы. В конце первого листа он поставил в нужном месте запятую.

– Теперь о свидетеле, который скажет, что действовал по указанию Москвы. – Вирджил отложил ручку в сторону. – Давайте подумаем вместе.

Тромм с готовностью кивнул.

– Найти человека и подложить ему документы русского несложно. Однако даже «детский мат» делается не в один ход. Поляка? В нынешней ситуации это просто лишнее. Вот, быть может…

– Чеха? – с готовностью, но совершенно не подумав, предложил Чипу подчиненный.

– Знаете, Уолтер, в беседе с вами очень легко занять правильную позицию. Для этого нужно выслушать ваше мнение и высказать противоположное.

– А что, если… – еле слышно выдавил покрасневший Тромм.

– Вот именно! Смотрите, я вписываю сюда абзац: «Ответственность за подбор и подготовку непосредственного исполнителя акции, который бы выступал как агент восточных секретных служб, возложить на резидента в Бонне – Томаса Полгара. Лично. Взрыв совершить в период с двадцатого по двадцать третье февраля восемьдесят первого года». Все. Перепечатайте сами и несите, Я выеду в город на пару часов по делам, там и пообедаю. Когда вернусь, загляну к вам узнать, как среагировало начальство на ваш сценарий. Как видите, Уолтер, объем работы громадный, сроки ограниченны. Ну, в общем, желаю успеха.

Вирджил внезапно почувствовал, что очень соскучился по итальянке, с которой вчера так глупо поссорился: друзья всегда говорили Чипу, что он непоследователен. Дождавшись, когда Тромм выйдет, Чип набрал номер и сказал в трубку:

– Понимаешь, вчера я был не очень прав… Не совсем прав… Ну…

Больше он сказать ничего не успел, потому что абонент перебил его. Пока подруга итальянского происхождения говорила в трубку, Чип успел выкурить сигарету. Раздавив в пепельнице окурок, он произнес только одно слово:

– Еду!

И выскочил из кабинета не менее резво, чем пять минут назад это сделал Уолтер Тромм.

ВОЗДУХ БАД-ГОДЕСБЕРГА был настолько влажным, что казался водой. Он не давал возможности вдохнуть полной грудью, добавить ему кислорода, снять напряжение вчерашней перегрузки обычным коктейлем – смесью запаха сигар, сигарет, спиртного, женских духов. Усталость, обычно остававшуюся после нескольких внешне безмятежных светских разговоров, за которыми скрывались работа ума, фиксирование всего сказанного твоим собеседником, быстрое сопоставление уже известных и новых фактов, составление информации, которую шифровальщики уже на следующий день отправят в Вашингтон.

Несмотря на перенасыщенный рейнской влагой воздух, Джэкоб Эриксон продолжал бежать по аллеям парка. Советник политического отдела посольства США в ФРГ заставил себя заняться бегом пять лет тому назад, когда сердце начало давать первые сбои. Тогда на консультации у знаменитого профессора Дебейки ему было категорически рекомендовано сменить характер работы или в крайнем случае заняться бегом по утрам.

Джэкоб работу менять не собирался: она доставляла ему удовольствие, несмотря на потрясения и трудности, позволяя чувствовать себя полноценным человеком вопреки мнению жены Сьюзен, его вечной любви и вечного страдания. Поэтому он занялся бегом, хотя и считал это лишь данью моде.

Джэкоб постепенно втянулся в утренние пробежки – вначале по тихим скверам южной части Вашингтона, где у него был свой дом, перед отъездом на службу в Лэнгли. И вот теперь, уже больше года работая в ФРГ, он спозаранку бегал по аллеям парка на окраине Бад-Годесберга – тихого городка, расположенного рядом с Бонном. Затем в машине возвращался домой, принимал душ и ровно в восемь утра входил в просторный кабинет советника посольства и одновременно начальника секции главной резидентуры ЦРУ в ФРГ.

Джэкоб неторопливо свернул на главную аллею парка. О работе в эти минуты он старался не думать, заставляя себя вспоминать разные приятные эпизоды из своей жизни. Машинально замедлил бег, когда в конце аллеи в тумане появились два силуэта.

«Странно, – прикинул Эриксон, – в это время здесь обычно не бывает ни души, кроме меня».

Он побежал навстречу. Приблизившись к ним шагов на двадцать, советник посольства разглядел, что один из них – невысокий, в теплой зеленой куртке, джинсах и тяжелых ботинках армейского образца – держал в руке то ли велосипедную, то ли мотоциклетную цепь. Другой – долговязый, в темном плаще и в фуражке – стоял посреди аллеи, широко расставив ноги.

Эриксон тихо произнес: «Аллен!» Из-за кустов сразу же появился и добежал рядом с Джэкобом в таком же медленном темпе стройный, плотно сбитый, невысокий молодой человек, одетый, как и Эриксон, в легкий шерстяной тренировочный костюм.

– Спасибо, Аллен, – бросил на ходу Эриксон, – ты был прав!

Они приближались к незнакомцам. Тот, что повыше, продолжал стоять посреди тропы. Аллен обогнал Эриксона, и высокий нехотя отошел чуть в сторону. А второй в этот момент замахнулся цепью, целясь Аллену в голову. Аллен быстро присел, увернувшись от удара, затем бросился в сторону коренастого и ударил ему головой в солнечное сплетение. Тот тихо вскрикнул и начал падать. Высокий принялся что-то торопливо вытаскивать из кармана. Но Аллен мгновенно схватил его за правую руку и резко вывернул ее назад. Тот заорал от боли и выронил на землю какой-то предмет.

Стоявший рядом Эриксон поднял его и протянул Аллену:

– Кастет.

Когда Аллен вытащил из кармана носовой платок, Джэкоб положил в него кастет с выгравированными на нем серпом и молотом.

Не обращая внимания на лежавших незнакомцев, оба спокойно побежали трусцой к машине, унося трофей.

– Я не думаю, что это были… – начал Аллен.

– Разумеется, все гораздо сложнее. Тоже мне, «красные»!..

Они уже садились в автомобиль, когда раздался прерывистый вой сирен и рядом с их машиной с визгом затормозили два полицейских «мерседеса». Трое в полицейской форме и человек в штатском подбежали к машине американцев.

– К нам поступил срочный сигнал о нападении в парке, – сказал тот, что в штатском, на хорошем английском языке. – Но я вижу, что у вас все в порядке?..

– У нас – да, – не выходя из машины, ответил по-немецки Эриксон. – Но вот в парке лежат возле аллеи два человека, пытавшихся напасть на нас. Вернее, на меня. Вам лучше заняться ими. Думаю, они пока что никуда не убежали. О деталях прошу информировать меня через наш консульский отдел. – Джэкоб протянул человеку в штатском свою визитную карточку.

– Может, вас проводить до посольства? – спросил немец, но Джэкоб отрицательно кивнул головой, и машина американцев плавно тронулась с места.

Полицейские остались у «мерседесов», а человек в штатском быстро направился в сторону аллеи. Из полицейской машины вылез еще один и догнал первого. Вскоре они наткнулись на коренастого: тот сидел на ворохе мокрых листьев и надрывно кашлял. Долговязый, поддерживая правую руку левой, видимо, уже пришел в себя и торопливо разгребал ногой листья на дорожке, что-то высматривая.

– Что ты здесь еще ищешь?

– Кастет. Они его, видимо, прихватили с собой. – Лицо долговязого вновь скривилось от боли.

– Завалили дело! Идиоты! Одно утешение, что он вас обоих наказал.

– Да это не он, – внезапно заговорил сидевший на листьях коренастый. – Нам было сказано: американец будет один. Он и был один. Мы его ждали здесь на дорожке. И вдруг откуда-то появился тот второй – настоящий дьявол.

Коренастый замолчал и снова закашлялся, по его подбородку побежала струйка крови.

– Откуда взялся второй? – Штатский, беседовавший с Джэкобом, повернулся к своему коллеге.

Тот недоуменно пожал плечами:

– Ничего не могу понять. Зодиак целый год всегда бегал здесь в одиночку. Все зафиксировано документально. Второй появился только сегодня… Ковыляйте оба к машине, – приказал он двум пострадавшим.

Постояв еще минуту, оба в штатском лениво зашагали в сторону дороги. Беседа возобновилась.

– Не знаю, что теперь докладывать Фельбаху. Задание мы не просто завалили, но и насторожили наш объект. Но почему именно сегодня, а не вчера, позавчера здесь оказался второй, по всем ухваткам – профессиональный телохранитель?

– Вполне цивилизованный молодой человек. Третий секретарь посольства, Аллен Сандерс. Нам хорошо известен. В прошлом бейсболист и профессиональный автогонщик.

– Значит, все-таки телохранитель. Ведь рядом с Эриксоном оказался не какой-нибудь яйцеголовый хлюпик в очках. Но почему появился этот Аллен? Или объект заметил чей-то интерес к его утренним моционам? Вероятнее другое: произошла утечка информации. Но все равно делать нечего. Надо ехать писать докладную Фельбаху. Одним телефонным разговором тут не обойдешься. Этих двух ты опросишь сам.