Текст книги "Помощница лорда-архивариуса (СИ)"
Автор книги: Варвара Корсарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)
– Образцовый хук, Джаспер, – с удовольствием отметил Кассиус из-за плеча Освальда, который весь как-то сжался и обмяк, – хорош и без магических фокусов.
Старейшина не унимался.
– Освальд! – воззвал он, сплевывая красную жижу, – приведи собак, быстро!
– Да, приведи собак, – равнодушно проговорил господин Дрейкорн, – посмотришь, как животные реагируют на теургов. Но довольно; пора идти.
Не обращая внимания на старейшину и его сына, он приблизился ко мне. Я поднялась и стояла, пытаясь кое-как прикрыться разорванной сорочкой. Ужасно хотелось броситься к господину Дрейкорну на шею, но в то же время было мучительно стыдно предстать перед ним в таком жалком, неприглядном виде.
Хозяин молча снял пальто и накинул на меня.
– Камилла, – произнес он тихо – в голосе клокотала ярость. – Что он с тобой сделал? Он не…?
– Все в порядке, – проговорила я, задыхаясь, – вы пришли вовремя.
Господин Дрейкорн тут же успокоился и стал самим собой.
– Что ты за сокровище такое, Камилла, – проговорил с досадой, – что весь мир на тебя охотится? Один выход – приковать к себе кандалами, чтобы всегда была на виду и не лезла в гущу неприятностей. Ничему не учишься. Зачем отправилась с ним? Почему не дождалась меня, не предупредила? Это какой надо быть дурочкой, чтобы...
Я пробормотала дрожащим от счастья голосом:
– Я так рада вам, господин Дрейкорн, что готова слушать несправедливый выговор часами.
Он замолчал и вздохнул.
– Идем.
– Ты вторгся в частный дом, теург, – прошипел старейшина, плюясь от злобы, – тебе это с рук не сойдет.
– Похищение и попытка насилия караются жертвенным алтарем, Уго. У меня есть связи в высшем судебном триумвирате; я добьюсь, чтобы привести приговор в исполнение доверили мне. C редким удовольствием возьмусь за ритуальный нож.
Старейшина сдавленно зарычал и осекся. Я заволновалась, схватила хозяина за руку, привстала на цыпочки и горячо зашептала:
– Джаспер, прошу, не надо! Не стоит из-за него…
Он словно не слышал. Мягко поддержал за руку и повел вниз.
Ноги дрожали, я путалась в полах тяжелого черного пальто и чуть не упала на лестнице. Господин Дрейкорн наклонился, словно хотел подхватить на руки; я встрепенулась,выпрямилась из последних сил и выровняла шаг.
– Как вы поняли, что мне нужна помощь и куда я делать?
– Благодари свою закадычную подружку Крессиду. Она увидела, как этот тип тебя уводит, и послала в город слугу, чтобы найти меня. Как только вернулся, услышал альфина. Он поднял такой шум в виварии, что было слышно снаружи. Бился, кричал и плакал. Альфины чувствуют неладное, а ты ни за что не бросила бы его. Горничная рассказала остальное, вот мы и помчались сюда.
Он помолчал, затем добавил:
– Очень боялся, что не успеем.
Улица была полна зевак – стояли в отдалении, перешептывались, но подойти не смели.
Подошли к коттеджу, где когда-то жили мы с отцом. Дверь оказалась запертой снаружи. Замок ломать не пришлось: неловко, боком, из толпы выскользнула вторая жена старейшины – беременная, неуклюжая – протянула ключ и поковыляла прочь.
Господин Дрейкорн отомкнул дверь.
– Камилла! Меня заперли здесь, я не мог...
Тяжело дыша, громко стуча костылем, вышел отец. Глаза под морщинистыми веками беспокойно перебегали с меня на моего спутника.
Мужчины смерили друг друга нехорошими взглядами. Я знала, что хозяин производил впечатление человека жесткого, властного и неуступчивого, а в дурном настроении выглядел невыносимо надменным. Отцу господа подобного склада были как кость в горле, он начинал хорохориться, задираться и язвить. По тому, как отец крепче перехватил костыль и выпятил подбородок, я поняла, что перенесенные испытания мало повлияли на его характер.
Отец не до конца понял роль господина Дрейкорна в недавних событиях и собирался внести ясность в своей обычной манере. У господина Дрейкорна лицо окаменело, глаза прищурились. В памяти всплыли все нелестные слова, которыми в прошлом он не раз отзывался о моем отце; считал его эгоистом и никудышным родителем. Назревал неприятный разговор. Отцу вот-вот предстояло пережить унижение, от этой мысли стало тревожно и стыдно.
Я встрепенулась, намереваясь вмешаться; господин Дрейкорн заметил движение. Что-то он прочел на моем лице, потому что лоб его разгладился, взгляд смягчился. Он спокойно склонил голову и, почти не делая над собой усилия, произнес вполне почтительным тоном:
– Вы фельдшер, господин Изидор, и лучше знаете, как помочь вашей дочери. Камилле немало досталось. Ей нужен сон, еда, уход и компания близкого, любящего человека. Теперь вы в безопасности и беспокоиться не о чем. Сейчас я ухожу – мы с моим спутником разместимся на постоялом дворе в Олхейме. Вечером уедем и заберем Камиллу с собой. Всего хорошего.
С этими словами повернулся и вышел. Затопили облегчение и благодарность: чтобы не огорчать меня неприятной сценой, хозяин усмирил свой нрав.
Отец стукнул костылем о пол и неловко произнес:
– Кхм, кажется, господин Дрейкорн порядочный человек, даром что теург.
Затем, спохватившись, обнял меня, втянул со всхлипом воздух. Тут же выпустил из объятий, усадил на продавленную кровать, и со всей скоростью, которая позволяла больная нога, сходил к столу и принес чашку подогретого молока с медом.
Я кивнула – на слова сил уже не осталось. Как только опустошила и отставила чашку, упала на подушку и забылась сном.
Проснулась на следующий день около полудня. Болела голова, ныло разгоряченное тело, все еще укутанное в пальто хозяина. Мне было приятно чувствовать на плечах тяжесть принадлежащей ему вещи, и я с удовольствием потерлась щекой о шершавую черную ткань и втянула едва заметный аромат муската и гвоздики. Под пальто не было ничего, кроме сорочки, изодранной похотливыми руками старейшины; от воспоминаний передернуло. К счастью, возле кровати кто-то оставил традиционное платье, шаль и даже чепец.
Вышел отец, кивнул на одежду:
– Приходила твоя подруга Кендра. Вот, принесла наряд на первое время.
Затем сел рядом на кровать и сунул в руки тарелку с жидкой овсянкой.
Пока я ела, отец гладил меня по спине и молчал. Ему не терпелось приступить к расспросам, и я не стала томить его. Рассказала, как в столицу явился Освальд и обманом заставил приехать. О случившимся в доме старейшины поведала в общих чертах – не хотела тревожить.
Отец же рассказал, что последние недели старейшина устроил ему невыносимую жизнь. Пользуясь влиянием в округе, подговорил лавочников не отпускать продукты, настроил против него горожан и заставил хозяйку отказать в жилье. Затем явился и принялся лить мед: признал, что погорячился, каялся, что был низок и злопамятен, а после заявил, что ждет моего возвращения в общину со дня на день. Уверял, что я прислала ему письмо, просила принять обратно. В конце концов, обманом перевез отца в коттедж, запер и приставил псов для охраны.
Затем отец перешел к расспросам о моей жизни в столице. И вновь я не стала волновать его. О прошлых страданиях умолчала: исправить все равно ничего было нельзя. Горячо хвалила господина Дрейкорна, рассказывала, как мне повезло оказаться в его доме.
Тревога постепенно уходила с лица отца. Он лучился, жадно расспрашивал о том, что я успела повидать в Аэдисе, затем пустился в воспоминания. В столице отец провел лучшие годы своей жизни, и память о них оставалось светлой, хотя и окрашенной горечью утраты. Не могла я мучить отца откровениями о неприглядных сторонах столичной жизни, поэтому только вздыхала украдкой; знаю, господин Дрейкорн был бы мной недоволен.
Я огляделась и с тяжелым сердцем признала, что родной дом больше таковым не был. Когда отца изгнали из общины, а я уехала следом, в коттедже обосновалась Джейма, первая жена старейшины. Дом она приспособила для хранения свиных шкур, которые выделывала на продажу. В комнатах стояли рамы с натянутыми лоскутами кожи, валялись обрезки и мусор, уксусный запах дубильных веществ разъедал ноздри. По углам пыль и грязь, от моих картин и безделушек ничего не осталось. Запустение и уныние в комнатах поселило уныние и в сердце.
– Я сегодня поговорил кое с кем из послушников, – поведал отец с видом таинственным и злорадным, – в общине ходят слухи – совет старейшин решил, что Уго недостоин носить звание «просветленного». Поговаривают об изгнании. Не знаю, решатся ли они в конце концов, но прежнего доверия к нему нет.
Внизу раздался стук. Отец спустился открыть дверь, но вскоре вернулся.
– Теург спрашивал о твоем самочувствии. Заходить не стал, сказал, отправится посмотреть общинный дом собраний, – в голосе отца слышались недоумение и настороженность.
Я удивилась: что могло понадобиться хозяину в этом неприглядном строении?
Поднялась с кровати, переоделась, а затем отправилась на розыски, захватив пальто хозяина.
Господин Дрейкорн не успел уйти далеко: стоял у ворот и разглядывал соседские дома. Я робко приблизилась и вручила пальто. Он кивнул, накинул одеяние на плечи.
– Уже пришли в себя? Ваша жизненная энергия поражает. После тяжелых испытаний вмиг встаете на ноги и, судя по лицу, готовы к новым приключениям.
Встал рядом, протянул руку и осторожно стряхнул с моих волос снег, что падал крупными, редкими хлопьями, затем помог натянуть на голову шаль. Я улыбнулась и получила ответную улыбку, какую я раньше никогда не видела на суровом лице хозяина. Щеки залил жар: я смутилась, отвела глаза, но тут же встрепенулась – когда он отводил руку, успела заметить, что кожа на подушечках пальцев покраснела, как от сильного ожога. Вспомнила, как мелькали голубоватые искры, когда хозяин непостижимым образом вызвал ураган, атаковавший старейшину.
Не задумываясь, перехватила крепкое, мускулистое запястье и поднесла ладонь к лицу, чтобы рассмотреть:
– Господин Дрейкорн, кажется, вашу руку нужно обработать, – затем спросила робко. – Что произошло? Вы использовали демоново заклинание? Не знала, что им можно пользоваться таким образом… просто так, без ритуалов и жертв? Все теурги могут это?
Хозяин отнял руку и нехотя ответил:
– Никакой демоновой магии. Это был… особый фокус. Не стоило его проделывать. Не сдержался. Хотелось хорошенько припугнуть Уго. Прошу вас лишний раз не болтать об этом моем… умении.
Затем попросил, меняя тему:
– Проводите до дома собраний? Рассчитываю найти там кое-что любопытное, а ваши послушники бегут от меня, как от чумы.
Я кивнула, привычно взяла его под руку и незаметно прильнула к плечу. Было оно твердым, сильным, и это прикосновение дарило уверенность и покой.
Мы покинули двор. В воздухе повисла настороженная тишина, изредка подавали голос собаки. Когда миновали псарню сына старейшины, лай сменился тоскливым поскуливанием и рычанием – животные почувствовали присутствие господина Дрейкорна.
На улице ни человека. Робко мелькали знакомые лица в окнах, плющили носы о стекло, таращили глаза и тут же скрывались. Немыслимо: теург, отрок Тьмы на улице общины отроков Света!
– Удивительно, что в таком невеселом, суровом месте, как ваша община, смогла вырасти девушка, подобная вам, Камилла, – заметил хозяин.
Моя подруга Кендра всегда отличалась храбростью и безрассудством. Вот и сейчас она оказалась смелее остальных – решительно выскочила наперерез, словно нарочно ждала за калиткой. Мы крепко обнялись, отпрянули, заглянули друг другу в лица, разом улыбнулись. За прошедшие два месяца, которые казались вечностью, она не изменилась ни капли.
– Тебя не узнать, – с удивлением произнесла Кендра.
Разговора не получилось. Кендра косилась на господина Дрейкорна с боязливым любопытством, вести при нем беседы стеснялась, а из-за приоткрытой двери дома кто-то из родни непрестанно звал ее испуганным, свистящим шепотом. Я поблагодарила Кендру за платье и скомкано попрощалась.
С горечью призналась себе: в общине я стала чужой.
Дом собраний пустовал. В молитвенном зале было немногим теплее, чем на улице. Я вспомнила долгие часы, которые проводила здесь в толпе сонных притихших послушников, ежась от холода и желания уснуть. Захотелось уйти, я потянула господина Дрейкорна за рукав, но тот не спешил.
– Куда ведут эти двери?
– В келью Смирения. Там послушники проходят испытание терпением. Иногда отбывают наказания, если совет старейшин находит проступок тяжелым.
– Зайдем.
Господин Дрейкорн первым спустился в узкое, похожее на загон помещение с земляным полом и холодными скользкими стенами, с которых свисали ряды кандалов.
– Это еще что такое?!
– Испытание терпением назначается послушникам три раза в год, – объяснила я, – нужно провести в келье ночь в полной темноте, с закованными в цепи руками. Послушники должны искать Свет внутри себя и читать специальные молитвы, которые помогают сосредоточиться.
– С вами это тоже проделывали? – в его голосе звучал гнев.
Я невольно улыбнулась воспоминаниям.
– Конечно. Но вы напрасно хмуритесь – все не так страшно, как звучит. Это всего лишь обычай, игра, если хотите. Одновременно в келье проводят ночь шесть человек. Девушек запирали вместе с девушками. Мы с подругами не утруждали себя чтением молитв. Болтали и смеялись. Проводили время довольно неплохо. А кандалы… от их тяжести можно избавиться. Есть у меня один секрет….
– Тьма, что за жизнь вы вели! Хороша игра! Веселье танцев или девичьих посиделок в трактире вам заменяла ночь в кандалах в сыром подвале!
– Праздники у нас тоже есть, господин Дрейкорн. Жизнь в общине не так плоха, как вы вообразили. Мы живем вдали от мира, его опасности и страхи нас не касаются, а тревоги и заботы скользят мимо.
– Бывает, и узники рады остаться в тюрьме по тем же причинам.
– Здесь не умирают от голода, все знают друг друга и готовы прийти на выручку. Послушникам не приходится продавать свои жизни чернокнижникам в обмен на жалкие гроши.
– Видел я, как ваши добрые братья по вере пришли на выручку. Стояли как бараны, пока Уго тащил вас по улице. Старейшины делают из них людей без своего мнения, воли и желаний. Ведите к мощам Акселя Светлосердного – пришла пора познакомиться с этим немного неживым любителем давать советы из загробного мира.
– Рака стоит в задней комнате. Туда ходить не позволено.
– Сами видели эти мощи?
– Раз в год послушников допускают приложиться к руке Акселя, но покрыв не снимают.
– Идем.
– Но господин Дрейкорн…
Он не послушал; молча отворил неприметную деревянную дверь и вошел. Я закусила губу, на миг замешкалась, но тут же метнулась следом.
В последнем приюте Акселя Светлосердного, основателя общины Отроков Света, было темно. Потрескивал огонек в плошке с ароматным маслом, который не угасал ни днем, ни ночью; за этим следил приставленный мальчишка, который сбежал, как только увидел, что молельный зал осквернил посещением теург.
Посреди пустого помещения стояла рака из черного дерева, накрытая белым покровом. Под тяжелой тканью угадывались очертания длинного узкого предмета. Пахло ладаном и горелым маслом.
Светильник затрещал, задымил и погас. В кромешной темноте отчетливо проступил белый прямоугольник покрова, словно скрытое под ним источало бледный свет.
По спине пробежал тревожный холодок. Господин Дрейкорн достал из кармана ручной электрический фонарь и зажег.
Желтый круг света пробежал по краю раки, выхватил черную вязь рунического письма, похожую на раздавленных пауков.
– Что это за язык? Что здесь написано?
– Дракрид. Любимый язык Акселя Светлосердного. Он владел несколькими дюжинами наречий, но отчего-то уклады Отроков Света составил именно на дракриде. Может, потому, что его сложная письменность не каждому по зубам. Дракрид почти забыт в империи. Каждая руна означает слог, всего рун двести пятьдесят две.
– Вы можете их читать?
– Конечно. Здесь говорится: «помни завет отца-основателя: отверни дух свой от магии, обернись к Свету». Первая строка главной молитвы.
– Что ж, давайте поглядим на отца-основателя, ярого противника магии, – пробормотал хозяин, берясь за край покрова.
Охватило нехорошее предчувствие.
– Господин Дрейкорн, лучше не надо, – я вцепилась ему в руку, чтобы остановить. Хозяин мягко отвел мою кисть и легко сжал.
– Хочу узнать правду, Камилла. Ваша община – странное место. На Отроков Света не обращают внимания, дают жить, как хочется, но цели у ваших старейшин пугающие, хотя и выглядят благородно. Есть у меня некоторые подозрения. Нужно их проверить.
С этими словами господин Дрейкорн решительно стянул покров.
Взгляд не отвела: за последнее время довелось повидать столько ужасного, что еще одним высохшим трупом меня было не испугать. Однако увиденное не укладывалось ни в какие рамки.
Я ожидала увидеть скелет, кучу костей, обтянутых кожей.
В раке лежал высокий, неимоверно худой старик с безволосой головой и провалившимся беззубым ртом. Внешность его была ужасна. За прошедшие двести лет тление не коснулось тела, и этим труп пророка напомнил виденное в склепе императора Тебальта.
Но были отличия. Кипенно-белую высохшую кожу на руках и лице мертвеца покрывали страшные раны, трещины, в которых запеклась кровь – свежая, будто неведомый телесный недуг поразил пророка лишь пару часов назад. Бурые пятна крови проступали и на саване. Тело источало тусклое, неприятное сияние, заметное даже при свете электрического фонаря. Когда господин Дрейкорн склонился над ракой, сияние ощутимо усилилось.
Я обхватила себя руками и отшатнулась.
– Почему Аксель Светлосердный так выглядит?
Господин Дрейкорн изучал тело с непонятным выражением – на его суровом лице читалось не то отвращение, не то удовлетворение.
В ответ на мои слова он медленно произнес:
– Не Аксель, Камилла. Перед вами инквизитор Аурелиус собственной мертвой персоной.
У меня отвисла челюсть.
Послышался стук, шум шагов и в комнату ворвался старейшина Уго. Глаза с желтыми белками вращались в орбитах, рот дергался, дыхание вырывалось со свистом. Половина лица почернела от недавнего синяка.
– Теперь ты знаешь правду, теург, – выплюнул старейшина с ненавистью. – Доложишь своему незримому покровителю? Или Валефару? Или пожелаешь взять сторону ренегата Арбателя? Богатый выбор, теург! Какие возможности перед тобой открываются!
Я не понимала, о чем идет речь, но по лицу господина Дрейкорна поняла, что старейшина нес что-то ужасное. Старейшина тем временем заметил меня, попытался принять скорбный вид, и заговорил тоном, в котором смешивались желчь и патока:
– Жаль, что так вышло, Камилла. И все же ты глупа, неимоверно глупа, девочка. Я разочарован. Ведомо ли тебе, кто твой господин и что он хочет от тебя?
Хозяин мягко подтолкнул к двери:
– Бегите домой, Камилла. Нам со старейшиной лучше потолковать наедине. Глянем на ваши уклады и древние письмена. Не откажешь в любезности, Уго? Уверен, там найдется немало интересного. Будешь переводить, вашего древнего наречия я не знаю.
Старейшина бросил страшный взгляд, но возразить не смел. Не хотелось оставлять хозяина наедине с подлецом, но я подчинилась. От открытий голова шла кругом, растерянность сменилась тревогой; против воли я оказалась замешана в события, которые даже вообразить не могла. Хуже всего, что роль в них мне отведена одна из главных.
Не спеша побрела к коттеджу, вдыхая знакомые с детства запахи и прислушиваясь к привычным звукам. Радости от возвращения домой не было, как и не было ощущения, что община осталась местом, куда хочется вернуться после долгих странствий.
В доме встретили звуки оживленной беседы: к своему удивлению, на кухне я застала Кассиуса, который напористо втолковывал что-то моему отцу, сохраняя на лице преувеличенно вежливое выражение. Отец кивал с видом польщенным и растерянным. Время от времени пытался было возражать в силу характера – просто оттого, что не мог не ерепенится в присутствии людей выше его по статусу – но тут же замолкал.
Когда я вошла, разговор прекратился. Кассиус засмеялся, спросил о самочувствии и настроении, поинтересовался, куда я девала хозяина. Затем велел собираться в обратный путь и исчез, не отвечая на расспросы.
Я не знала, какие планы были у хозяина на меня, но одна забота грызла сильнее остальных.
– Папа, ты должен поехать со мной. Как-нибудь устроимся в Аэдисе вместе. Снимем квартиру, может, получиться найти тебе работу…
– Нет-нет, дочь. Зачем тебе обуза? Тебе надо веселиться, брать от жизни всё, а не ходить за никчемным инвалидом. Из-за меня, чего, доброго, упустишь блистательные возможности, которые ждут тебя в столице на каждом углу – о, я это точно знаю, не вечно же тебе быть на побегушках у теурга! Но нет, не скажу дурного слова о господине Дрейкорне, не беспокойся. Он все устроил наилучшим способом. Этот молодой человек, Кассиус, сообщил, что имел разговор с доктором в Олхейме. Тот согласился взять меня помощником, а господин Дрейкорн выкупил ту хибару, в которой я жил в последние месяцы; заявил, это самое малое, что он может сделать для нашей семьи после того, как из-за его недосмотра с тобой приключилось это… кхм… неприятное происшествие. Конечно, я расплачусь с ним – потом, постепенно.
– О, нет! – прошептала я в ужасе. Показной бунтарский дух отца не мешал ему принимать помощь как само собой разумеющееся, если предлагали с почтением. Я была расстроена. Теперь не только я, но и отец по уши увязли в долгах господину Дрейкорну. Сколь ни была глубока моя благодарность, такая зависимость не нравилась.
Когда хозяин заявился в коттедж, я попробовала завести разговор, но слушать он не пожелал.
– Камилла, сделайте одолжение – примите все, как есть. Не докучайте сегодня возражениями. У меня выдался тяжелый день. Битвы с вашей совестью я уже не выдержу.
Глянула на него внимательнее и забеспокоилась: хозяин провел в доме собраний несколько часов. Черты его странно изменились, он был бледен, скулы заострились, на лице печать глубокой усталости. Он заслуживал покоя, и я замолчала. Что за тайны общины Отроков Света открылись ему? Что произошло между ним и старейшиной после того, как я ушла?
«Стальной Аспид» отправлялся из Олхейма поздним вечером, когда навалились сумерки. В молчании наша небольшая компания стояла на вокзале. Проводить меня пришли только отец и Кендра. Без лишних слов мы обнялись, я по специальной платформе перешла в вагон, обер-кондуктор замкнул дверь, низко рявкнул гудок, поезд завибрировал,загрохотали сферы. Олхейм уплыл прочь.
Прошли в вагон первого класса.
– Поезд переполнен, придется, тебе, Камилла, делить с нами купе, отдельного не нашлось – извинился Кассиус.
Вагон первого класса ничем не напоминал тот сарай, в котором мне доводилось путешествовать. Вибрации и грохот сфер гасились и были едва слышны, в купе горел светильник, еле-еле рассеивая полумрак. Диваны с бархатной обивкой, занавеси на окнах, шкафчики для одежды; уют и роскошь в каждой детали.
Я в изнеможении опустилась на мягкое сиденье. Мысли в голове скакали, как белки, тревогу сменяло умиротворение, но радость меркла, стоило лишь подумать о том, что случилось недавно и о том, что ждало впереди.
Кассиус глянул на мое унылое лицо, сел ближе, ловким движением достал из заднего кармана колоду хорошо потрепанных карт и принялся веселить фокусами. Я вежливо улыбалась.
Господин Дрейкорн пребывал в угрюмом настроении: откинулся на бархатные подушки, скрестил руки на груди, вытянул ноги, прикрыл веки и будто задремал, но я видела, как время от времени его глаза блестели в полумраке – следил за мной исподтишка.
Кассиусу скоро наскучило сидеть на одном месте. Он спрятал карты и поднялся.
– Прогуляюсь-ка по вагону. Видел, в буфете собралась неплохая компания за партией в джингу – банкир, чиновник и теург третьего ранга, и все жаждут расстаться с деньгами. Готов им в этом помочь.
Мы остались с господином Дрейкорном вдвоем.
Я пересела к нему и осторожно потормошила за рукав. Хозяин нехотя открыл глаза и повернул голову.
– Господин Дрейкорн, вы не спите?
– Полагаю, ответ «сплю» вас не устроит, Камилла.
Его лицо скрывал сумрак и тон был неприветлив, но все же шестым чувством я поняла, что он улыбался, и осмелела:
– Прошу, господин Дрейкорн, утолите мое любопытство. Хочу знать, что произошло. Почему вы решили, что мощи основателя общины – это инквизитор Аурелиус? О чем вы разговаривали со старейшиной? Все так странно, не знаю, что и думать.
Затем запоздало раскаялась:
– Простите, что надоедаю. Вам нужен отдых, а я...
Хозяин вздохнул и сел прямо.
– Не стоит извиняться. С того момента, как мы зашли в поезд, я ждал, когда начнете приставать с расспросами. Заметил, как покусываете губы и поглядываете с нетерпением. Хорошо. Пора вам узнать правду. Вспомним, что вам известно об инквизиторе Аурелиусе, чей дневник мы так упорно собираем по листочку уже который месяц.
Итак, инквизитор Аурелиус заключил договор с демонами-архонтами Арбателем и Барензаром, чтобы обрести жизнь и могущество. В качестве жертвы он отправил на костер триста человек, затем провел ритуал Слияния – отдал свое тело демону Арбателю. Ритуал прошел вполне удачно, хотя обещанной безграничной силы инквизитору обрести не удалось. Считается, что дневник, который мы ищем, дает ответ на эту загадку.
После ритуала инквизитор разгромил пол-столицы и исчез. Теперь известно, что он не рассыпался в прах, как все одержимые; понукаемый своим демоном, он бежал, укрылся в провинции и создал вашу общину Отроков Света.
– Но зачем, господин Дрейкорн? Отроки Света выступают против магии и призывают отказаться от услуг демонов!
– Терпение, я к этому подхожу. Итак, бессмертие инквизитор не обрел, хотя неплохо продлил свои годы. После смерти Аурелиуса демон не пожелал покидать мертвое тело. Для вызова была принесена огромная жертва, жизненные силы погибших на костре магов питают демона до сих пор.
Освободись он, пришлось бы ему вернуться в незримое царство. Заключив договор с инквизитором, демоны Арбатель и Барензар нарушили правила и стали демонами-ренегатами, изгнанниками среди себе подобных. Третий демон-архонт Валефар жаждет мести.
Итак, демон Арбатель затаился – ждал, когда отыщется новый подходящий сосуд. Сложно найти человека, который может принять демоническое создание из другого мира. Случаю он решил не доверять. Вся ваша община, Камилла, служила одной цели – вырастить, подготовить для демона подходящего человека. Поэтому инквизитор, приняв имя Акселя Светлосердного, создал свою религию, специальные обряды и уклады, а старейшины служили его посредниками.
Отчего же запрет на использование магии, спрашиваете вы. Все просто – демон Арбатель не хотел, чтобы его пристанище открылось последнему демону-архонту Валефару. Мы мало знаем о мире демонов, но известно, что между архонтами существует зависть и соперничество. Ваши послушники живут в изоляции, чтобы не привлекать внимание других демонических сущностей. Из числа послушников демон Арбатель стремился выбрать новый сосуд, тело, которое ему подойдет. И, Камилла… он нашел это тело. Есть в вас какие-то свойства, которые делают вас или ваше будущее дитя идеальным сосудом. Демон нашептал это старейшине.
От услышанного меня охватила глубокая растерянность.
– В голове не укладывается, господин Дрейкорн. Откуда такие предположения?
– Просто поверьте, Камилла. Я знаю точно.
– Мне грозит опасность?
Господин Дрейкорн ответил не сразу, а когда заговорил, в голосе его звучала тяжелая усталость:
– Уже нет, Камилла. Не от старейшины, по крайней мере. Я не просто так остался у мощей инквизитора в компании с милейшим Уго. Пришлось нелегко... еще никто из теургов не делал то, что довелось сделать мне. Теперь все кончено – Арбатель покинул мир людей, а лже-Аксель превратился в горсть праха.
Мы помолчали. Я понимала, что господин Дрейкорн совершил нечто очень важное, что потребовало от него огромных усилий и решимости, но от мрачного мира теургов я была далека, и с трудом ухватывала значение того, что произошло. На что пришлось ему пойти, чтобы осуществить задуманное?
– Что теперь будет с общиной?
– Ничего. Полагаю, так и будут жить, как жили. Старейшина не станет открывать правду – пришлось заставить его молчать.
– Но почему?
Господин Дрейкорн всмотрелся в меня сквозь темноту – глаза сверкнули, как у затаившегося в логове хищника – и произнес с нажимом:
– Никто не должен знать о случившимся, Камилла. Именно поэтому я пощадил Уго и не стану сдавать его Совету Одиннадцати и судебному триумвирату. Прошу, пока не спрашивайте, почему так важно сохранить тайну Аурелиуса. В любом случае, с ним покончено.
Меня волновали и другие вещи.
– Что имел в виду старейшина, когда говорил о вашем незримом покровителе?
– Не стоит об этом, Камилла.
Я не отступала.
– А то лицо, что явилось мне в дыму? Кто это был?
– Пока не уверен. Вы видели его хоть раз после того ритуала в Адитуме?
– Нет, ни разу.
– Тогда не думайте об этом. Но если призрак объявится опять – дайте мне знать.
– Но почему…
– Довольно, Камилла. Слишком много вопросов. В свое время вы получите ответы. Смотрите, Кассиус забыл свою любимую фляжку с джином. Давайте-ка опустошим ее, пока он не хватился. Здесь довольно прохладно, я не прочь согреться. Вы пьете алкоголь?
– Однажды я попробовала пиво...
– Тогда хлебните один глоток, не больше.
Я нерешительно взяла фляжку и из любопытства сделала не один, а три глотка. Горло обожгло, я закашлялась. Стало жарко, в голове непривычно зашумело.
Хозяин забрал фляжку и сам хорошенько приложился несколько раз.
Разговор зашел на другие темы. Господин Дрейкорн заметно оживился и старался развеселить меня: расспрашивал об оставшихся в общине подругах, поведал пару забавных приключений, которые выпали на долю Кассиуса в ночных клубах.
– Плохой я друг, Камилла. Парень пропадает на глазах. Следовало давно пристроить его к себе на корабль. Там бы у него времени на игру и выпивку не осталось. Но нет – он уперся, как осел, и прожигает жизнь почем зря. Скажу откровенно, управляющий из него вышел никудышный.
Затем господин Дрейкорн согласился рассказать несколько морских историй, которые я так любила. Он говорил; я слушала и украдкой разглядывала его. Он был небрит и выглядел усталым. Темнели провалы щек, от черной щетины на скулах и подбородке, от падающих густых теней, его черты казались резче, чем обычно. Но все же он оставался привлекательным мужчиной, и мне нравилось его рассматривать – таясь, украдкой.
Постепенно я успокоилась, неприятные воспоминания и открытия последних часов сгладились. Стало весело: я не удержалась от смеха посреди истории о боцмане, которого капитан «Центавра», известный странным чувством юмора, на пари заставил нести вахту в женской юбке и чепце.
Неожиданно господин Дрейкорн замолчал, придвинулся – так близко, что его рука легла мне за спину – и наклонился, всматриваясь мне в лицо, словно рассчитывая разглядеть что-то новое.
