Текст книги "Помощница лорда-архивариуса (СИ)"
Автор книги: Варвара Корсарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)
Император пожелал получить дневник, но отдать его Кастор отказался. Тогда Кастора заключили под стражу в собственном доме. Целый год он провел здесь, взаперти, в компании имперских вигилантов, не имея возможности выйти наружу. В «Доме-у-Древа» не раз проводили обыски, но дневник найти не удалось.
В девятом году Эры Магии Кастора казнили. Избрали для него новый, невиданный вид казни, который – вот ирония! – придумал и разработал сам Кастор и его демоны. Историю с дневником сочли выдумкой и постепенно забыли.
И вот, спустя двести лет, лорд-архивариус Клаудиус Дрейкорн сумел отыскать в императорском архиве заметки, начертанные рукой Филиона Кастора. Из них следовало, что Филион Кастор придумал хитрый способ спрятать дневник Аурелиуса. Он разобрал его на страницы и сокрыл их в собственных книгах – каким образом, ты уже видела. Он использовал запретную природную магию – не демоническую – чтобы сделать рукопись невидимой и пометить книги символом, который виден лишь тебе, Камилла. Старому лорду-архивариусу удалось найти несколько страниц из старинной книги с рассуждениями об общей природе демонической магии: на половине страниц есть пометки Филиона Кастора, на остальных нет. Он пишет, что его пометки на оставшихся страницах – точно такие же, что видны всем – откроются лишь «звездному двойнику небесного механика». Так придворный астролог и предположил, что следует искать человека с подходящей астрологической метрикой, и оказался прав. Ты единственная увидела скрытую рукопись Кастора во время испытания.
Нынешний император Антеон Второй – Свет, храни его! – и канцлер Моркант очень заинтересованы в том, чтобы получить эти записи.
Видишь ли, Камилла, на протяжении двух столетий теурги не прекращают попытки повторить обряд Слияния. Не проходит и недели, чтобы какой-нибудь чернокнижник-отщепенец не рискнул обрести бескрайнее могущество таким путем. Хватает и демонов-ренегатов, готовых пойти на такую сделку. Пока их попытки не увенчались успехом.
Несчастных ждет плачевный конец; полагаю, ты читала в газетах об одержимых. Никто не получает силы, которую удалось обрести инквизитору Аурелиусу; одержимые гибнут в течение нескольких часов в ужасных муках и корчах. Рассыпаются в прах, как сосуды из обожженной глины, в которые налили кипящую лаву.
Но есть предположение, что Филион Кастор знал условия, при которых ритуал мог пройти успешно для любого человека. По какой-то причине он утаил их от своего хозяина; может, сам желал обрести демоническую силу. Возможно, ответ отыщется на одной из этих страниц.
– Кошмарная история, – вырвалось у меня.
Господин Дрейкорн пожал плечами:
– Добро пожаловать в мир магии, госпожа Камилла.
– Зачем императору и канцлеру нужен этот ритуал?
– Камилла, только представь, какими возможностями будет обладать человек, получивший силу потустороннего мира! – горячо воскликнул Кассиус. – Не нужно вновь и вновь платить демонам; человек станет им равным. Первым этот путь пройдет самый сильный и одаренный теург – наш император.
– Но разве это будет человек? От него останется только оболочка.
– Вовсе нет. Демонам многого не нужно; обрести плоть, чувства, вот и все. Валефар обещал членам Совета Одиннадцати – верховным теургам Империи – что сознание человека остается прежним. Демоны забрать его не могут. Нет оснований не верить архонту; демоны всегда держат слово и безукоризненно выполняют свою часть сделки.
Дерево, которое наполняют весенние соки, остается деревом; сосуд, наполненный целебной жидкостью, остается сосудом. Нужно только найти способ, чтобы закалить этот сосуд – хрупкое человеческое тело, которое не может выдержать всю мощь потусторонней сущности. Церковь Благого Света учит наполнять душу светом. Современные прогрессивные церковники готовы признать, что магическая мощь демонов и есть тот свет, которые мы должны пустить в себя, чтобы достичь совершенства.
– Звучит, как ересь, – высказалась я откровенно.
– Прости, Камилла, нетебе об этом судить – ты выросла в общине, где люди живут, как отсталые, упертые дикари, и не хотят признавать мощь магического прогресса. Да и что ты смыслишь в магии и природе демонов!
Во время этой теологической дискуссии господин Дрейкорн молчал и со скучающим видом поглядывал на часы над камином.
Кассиус слез со стола.
– Если я тебе больше не нужен, Джаспер, пойду займусь своими делами. Камилла, я безумно рад, что Джаспер одумался, и ты остаешься в этом доме.
– Временно остается, – сухо поправил господин Дрейкорн. Затем, когда управляющий покинул комнату, обратился ко мне:
– Что теперь скажете, госпожа Камилла? Признаюсь, я не любитель религиозных измышлений и легенд. Император дал мне задание, я его выполняю. Вы готовы помогать или нет? Вижу, история эта вас изрядно смутила. Не бойтесь, вам не придется находиться у меня на службе дольше необходимого. Я крайне заинтересован в том, чтобы найти себе другого помощника, который, подобно вам, сможет видеть символы Кастора, но будет посмышленнее и принесет больше пользы.
– Я остаюсь, господин Дрейкорн, – ответила я с безукоризненной вежливостью, хотя кипела гневом. – Благодарю за оказанное доверие.
Против воли я была заинтересована; тайна дневника инквизитора Аурелиуса напугала меня, но и заворожила. Подумать только, к каким удивительным событиям я окажусь причастна! Настоящее приключение. Да и приятно чувствовать себя избранной, той, которой открываются потаенные знаки и письмена.
Что и говорить, я раздулась от чувства собственной важности, несмотря на то, что господин Дрейкорн не уставал напоминать – видеть меня в должности помощницы он не рад.
Вот уж не гадала, что главным моим достоинством окажется нелепый день, в который я появилась на свет; из-за него на меня косились суеверные обитатели общины, а по-настоящему праздновать день рождения я могла лишь раз в семь лет.
Что касается неприятного хозяина – привыкну. Все равно служить ему куда лучше, чем прозябать в общине Олхейма или помирать на окраинах Аэдиса от голода.
Глава 9 Обитатели вивария
Остаток дня прошел кое-как: я укрылась в библиотеке, перекладывала книги, угрюмо прислушивалась к суете в доме. Слышались шаги, голоса посторонних людей. Как только умолкал дверной молоток, раздавалось дребезжание звонка. О возвращении нового лорда-архивариуса стало известно в столице; посетители желали переговорить с господином Дрейкорном, решить застарелые дела или просто засвидетельствовать почтение. Дворецкий проводил по коридорам особняка служащих имперской канцелярии в строгих визитках, бледных, манерных теургов в черных одеяниях и крепких людей в морской форме.
Я мучилась от головной боли и желания уснуть, глаза смыкались, челюсти выворачивало от зевоты, в голове крутились тысячи мыслей и вопросов. В другое время я бы улизнула в комнату, чтобы вздремнуть часок-другой, но теперь, когда объявился хозяин, из библиотеки отлучиться не осмеливалась.
Вопреки моим опасениям господин Дрейкорн не потребовал находиться подле него и помогать с бумагами. Не появился он ни за обедом, ни за ужином; так я его и не видела до конца дня.
Ночь прошла беспокойно. В кошмарах собственной персоной явился ко мне инквизитор Аурелиус. Отчего-то одет он был в излюбленный традиционный балахон старейшины Уго. Безумец пытался схватить меня костлявыми, неестественно длинными руками и бросить на пылающий костер.
Проснулась с криком, в поту. Встала, жадно напилась холодной воды, но уснуть уже не смогла. Пришлось встать, одеться, и от нечего делать тащиться в библиотеку, хотя час был ранний. До завтрака просидела в каморке, бессмысленно листала учебник староимперского и пыталась понять хоть слово.
В столовую пошла нехотя – мысли о еде вызывали отвращение, настроение было подавленное, и оно ни капли не улучшилось, когда я увидела, кого хозяин пригласил на завтрак.
На приветствие господин Дрейкорн ответил довольно дружелюбно, а вот расположившийся по правую руку стряпчий Оглетон при виде меня оскалил зубы в кровожадной ухмылке.
Стряпчий был один, без верного бес-лакея; как я не приглядывалась, страшной тени за его плечами не заметила. «Господин Дрейкорн не терпит демонических слуг», вспомнила я.
– О-хо-хо! – вскричал Оглетон, горделиво проводя пальцем по кончикам усов, закрученных в немыслимые вензеля. – Госпожа Камилла, скромная отроковица Света. Не ожидал. Вижу, вы прижились в «Доме-у-Древа». Освоились, втерлись в доверие. Уже и забыли, наверное, как просили подаяние. Далеко пойдете, голубушка.
Две бессонных ночи плохо сказались на моем терпении. Неожиданно для самой себя я ответила в тон стряпчему, язвительно:
– Рада встрече, господин Оглетон. Где же ваш бес-лакей? Неужели вы наконец-то научились самостоятельно подносить ложку ко рту, вытирать нос и застегивать штаны?
Сидевший напротив Кассиус стукнул ладонью по столу и громко рассмеялся. Стряпчий Оглетон возмущенно ахнул и пошел красными пятнами. Господин Дрейкорн нахмурил брови.
Стало стыдно. Я показала себя грубиянкой, не умеющей с достоинством игнорировать выпад в мою сторону. Хорошее же мнение сложится обо мне у хозяина!
После секундной заминки наступила на гордость и произнесла сбивчиво и покаянно:
– Простите, господин Оглетон, не хотела вас оскорбить. Уверена, демонический лакей служит вам верно; разумеется, он стал вашей правой рукой во всем, даже в самых интимных сторонах жизни.
Кассиус захохотал еще громче, так, что кофе, который он в этот момент прихлебывал, пошел у него носом; управляющий закашлялся, не переставая смеяться.
Когда я осознала, что ляпнула, в ужасе подняла глаза на господина Дрейкорна. Тот по-прежнему хмурился, но уголки губ едва заметно дрогнули, а в глазах прыгали черти.
Оглетон надулся было, но затем произнес полуязвительно, полувосхищенно:
– Ого! Мышка отрастила зубки. Берегитесь, Джаспер, так она и вас слопает и не подавится.
Я аккуратно сложила салфетку и поднялась из-за стола.
– С вашего позволения, господин Дрейкорн, я оставлю вас. Нет аппетита. Пойду в библиотеку; много работы.
Господин Дрейкорн что-то буркнул под нос и милостиво отпустил меня кивком; пока я шла до двери, спиной чувствовала его взгляд. По затылку побежали мурашки.
Голодная и раздраженная, я вернулась в библиотеку, села за стол в каморке, уронила голову на руки и оставалась в полузабытье не меньше часа.
Когда-то я жаждала перемен, стремилась к ним всей душой. Теперь события сменялись с такой головокружительной быстротой, что я и рада бы передохнуть, но спокойная, размеренная жизнь навсегда осталась позади. Я гадала, чем обернется для меня возвращение хозяина, как сложатся наши отношения и не ищут ли меня в этот самый миг новые неприятности.
Наконец, отлепила голову от стола и нехотя встала. Пора приниматься за дело.
Я подошла к небольшому зеркалу на стене, которое раздобыла в заброшенной комнате восточного крыла. Отражение не порадовало: лицо бледное, осунувшееся. Я привыкла считать себя миловидной, поэтому увиденное расстроило. Одно хорошо: подпаленные по милости мерзкого Оглетона брови и ресницы отросли, стали даже лучше прежнего – чернее и гуще.
Не раскисать!
В каморке имелась спиртовая горелка, я поставила на огонь миниатюрный медный кофейник. Стоит немного взбодриться, раз уж пришлось отказаться от завтрака.
Когда наливала воду, раздался стук в дверь. От неожиданности я подпрыгнула. Кого принесло?
– Камилла, это я, – в каморку протиснулся взъерошенный Кассиус. – Позволь, спрячусь у тебя на часок. Хочу передохнуть. Джаспер загонял так, что я скоро свалюсь камнем. Он неутомим: делает сто дел одновременно, ворчит, придирается!
Управляющий рухнул на стул и расслабился.
– Он всегда такой? – спросила я, отвернувшись, чтобы достать пакетик с черным ароматным порошком.
– Какой – такой? – недоуменно переспросил Кассиус.
– Неприветливый. Жесткий. Требовательный.
– Джаспер? Он бывает разный. В целом он очень даже неплох, уверяю тебя. Поймешь сама, когда узнаешь ближе.
– Отчего вы сказали, что он похож на своего отца? Я видела портреты покойного Клаудиуса Дрейкорна. Ни малейшего сходства.
– Я имел в виду характер. Ты верно отметила – придирчивый, требовательный. Но Джасперу, разумеется, далеко до сварливого подлеца и брюзги, каким был его отец. Таким, слава Свету, он не станет никогда.
– Кофе? – предложила я, обдумывая ответ Кассиуса.
– Не откажусь. А не держишь ли ты, случаем, в этом миленьком ржавом сейфе бутылку-другую напитков покрепче? Куда лучше меня взбодрил бы глоток джина.
Я улыбнулась.
– Чего нет, того нет.
Кассиус встал и прошелся по каморке. Остановился у модели Небесных Часов на стене, восхищенно присвистнул, тронул пальцем медную шестеренку. Древняя конструкция внезапно ожила, загремела. Закрутились диски, со скрипом двинулись маховики, дернулись маятники и подвесы, замелькали астрологические символы и цифры; затем движение замерло и все стихло.
– Провалиться мне на месте, если эту штуку не сделал сам Филион Кастор. Представляю, сколько за нее дадут на аукционе! Интересно, Джаспер помнит об этой старинной железяке?
В этот момент в дверь сильно и требовательно стукнули пару раз, и в проходе появился гран-мегист Джаспер Дрейкорн собственной персоной. Он был так высок, что головой почти задевал притолоку; в каморке стало теснее и темнее.
Кассиус скривился от досады.
– Уже иду, Джаспер. Что там теперь? Журналы учета пятого портового склада?
– Потом, – ответил господин Дрейкорн, оглядываясь по сторонам. – Как вы устроились, госпожа Камилла? Вам удобно работать в этой комнате? Покажите, что успели сделать за тот месяц, что хозяйничаете в библиотеке.
Тон гран-мегиста был неласков, как будто он заранее готовился выговорить мне за лень и неаккуратность. От его пристального взгляда я вновь ощутила в груди и животе тянущее, мутное чувство.
За спиной раздалось шипение, повалил дым; я метнулась к горелке. Вот незадача: отчего стоит появиться хозяину, сразу случается катастрофа?! Из медного кофейника пошла пена и залила огонь.
Я торопливо схватила кофейник за ручку и убрала на подставку.
– Хотите кофе? – предложила убитым голосом.
– Ни в коем случае, – ответил господин Дрейкорн с явным отвращением.
Я подняла глаза и удивилась: хозяин внезапно побледнел и сделал шаг назад, словно отступая от заполнивших каморку клубов белесого дыма. Дальше – чуднее: он повернулся, заметил свое отражение в зеркале на стене, и вздрогнул так, словно увидал самого черта. Тряхнул головой, отгоняя наваждение, поспешно отступил.
Что за дела?
– Здесь мало места, – бросил господин Дрейкорн, – в библиотеке будет удобнее. Расположимся там.
Он вышел, а я вопросительно глянула на Кассиуса: что такое с хозяином?
Кассиус помялся, развел руками и пояснил:
– У теургов бывает много причуд. Джаспер, например, не выносит двух вещей – дыма и зеркал. Давняя история. Что-то нехорошее произошло с ним однажды в жертвенном зале, какой-то ритуал был проведен неудачно – прости, не знаю подробностей. Он даже бреется без зеркала.
Я была так изумлена, что прямо поинтересовалась:
– У него есть еще какие-то странности, о которых мне следует знать? Грызет ногти? Рычит на луну? Во сне разгуливает по крышам в исподнем?
Кассиус засмеялся.
– Узнаешь сама. Идем! Джаспер уже заждался.
Мы вышли в библиотечный зал. Господин Дрейкорн стоял у входа и с кислой миной разглядывал стражей-некроструктов.
– Зачем они здесь, Кассиус? Я просил убрать их с глаз долой.
– Прости, Джаспер, канцлер настоятельно потребовал, чтобы они охраняли книжные сокровища твоего отца.
– Довольно я насмотрелся на механических мумий Крипса, чтобы терпеть их еще в своем доме. Нужно от них избавиться – если моя новая помощница не против. Что скажете, госпожа Камилла? Нравится вам это совершенное творение демонической магии?
– Я к ним привыкла, – выдавила я. – Но нет, они мне не нравятся.
– Вот и славно. Долой их.
Господин Дрейкорн не пошевелился, лишь губы беззвучно выговорили какое-то короткое слово – и гигантские магомеханические создания ожили.
Я охнула. За все время, что я пробыла в особняке лорда-архивариуса, Калеб и Кальпурния ни разу не подавали признаков жизни; я привыкла считать их обычными чучелами. Я вздрогнула от испуга и неожиданности, когда они разом шагнули вперед, грозно и неотвратимо, сошли со своих мраморных пьедесталов и замерли перед теургом.
Мощные ноги согнулись под странным углом, уродливые головы медленно поворачивались налево и направо. Запахло нагретым металлом, смазкой и формалином. С шипением ходили шатуны, ритмично пульсировала коричневая жидкость в прозрачных трубках, пощелкивали скрытые пружины. Двигались некрострукты так плавно, что сразу становилась понятно – в их упругой мертвой плоти и металлических суставах таится неслыханная сила. Окажись прошлой ночью в библиотеке настоящий грабитель, ему бы не поздоровилось.
Магические стражи одновременно повернулись, нагнулись, подняли тяжеленные мраморные подставки, на которых стояли еще секунду назад, выпрямились и снова замерли.
– Кассиус, отведи их в восточное крыло или в каморку входа. Пусть остаются на посту там.
Кассиус кивнул и пошел к выходу; некрострукты последовали за ним, грозные, нелепые, но удивительно ловкие – ступали они легко, почти беззвучно, и несли тяжелые каменные глыбы так, словно те были сделаны из дерева.
Когда Кассиус и его страшный конвой ушли, хозяин прошелся по библиотеке, заглянул во все шкафы и уголки. Я ходила следом. Иногда мне задавали короткий вопрос; я без запинки отвечала, но мысли мои были далеко.
Когда хозяин отворачивался, я украдкой изучала его.
Господин Дрейкорн совершенно не походил на теургов, какими их знали и привыкли видеть в Аэдисе. Теурги в большинстве своем отличались бледностью и субтильным сложением; лица у них были изможденными, глаза отсутствующими: говорили, что многолетнее общение с потусторонними существами накладывало отпечаток и отнимало здоровье. К тому же многие теурги не гнушались платить демонам толикой собственной жизненной силы, если в том возникала необходимость, и оттого имели болезненный вид.
Гран-мегист Дрейкорн телосложение имел крепкое, поджарое. Сегодня хозяин надел строгий сюртучный костюм полувоенного кроя, который не скрывал, как под плотной тканью на спине, руках и бедрах перекатывались мышцы. По-видимому, человеком он был очень сильным и знакомым с физическим трудом не понаслышке. Что за жизнь он вел?
В лице, казалось, отсутствовали любые мягкие линии. На коже – здоровый морской загар. Черты резкие, но следовало признать – была в них своеобразная мужская красота.
Меня подобная внешность настораживала и пугала. Я верила, что лицо отражает характер и решила, что господину Дрейкорну свойственна непреклонность, чрезмерная суровость и, вероятно, скрытая жестокость; такие качества хозяина сулили мне, его нежеланной помощнице, тяжелое время. Его поведение и манера обращения только укрепили меня в этом мнении.
Обойдя библиотеку, хозяин расположился за восьмиугольным столом и принялся перелистывать страницы заполненного мной каталога.
Я топталась рядом и с тревогой ожидала вердикта.
К моему немалому удивлению господин Дрейкорн сдержанно, но вполне искренне похвалил за трудолюбие и аккуратность.
– Неплохо, – коротко произнес он, откладывая бумаги в сторону. – Вижу, вы время зря не теряли. Поработали на славу. Библиотека почти в идеальном состоянии. Теперь займемся тем, что действительно важно.
Он указал на черную папку, которую принес с собой. Внутри оказалась стопка знакомых тонких листов, исписанных мелким почерком – страницы дневника безумного инквизитора Аурелиуса.
– Пока вам удалось найти семьдесят страниц утраченного дневника; по моим сведениям, осталось найти еще тридцать пять, – пояснил господин Дрейкорн. – Вы продолжите поиск нужных книг в библиотеке, а также начнете переписывать найденные тексты. Как уже знаете, видны они лишь вам. Придется постараться. Начинайте. Посмотрю, как вы справляетесь.
Я села за стол и приступила к делу. Теперь, когда я знала, какая история стоит за этими листками пожелтевшей бумаги, касалась я их с трепетом и даже страхом.
Что может быть сложного в том, чтобы скопировать текст? Оказалось, все. Я решила, что староимперскую письменность придумали ученые мужи с извращенным умом, которые ненавидели все простое, удобное и понятное; их каллиграфические изыски могли довести до исступления кого угодно. Почерк у инквизитора Аурелиуса был неразборчивым – болезнь, которая позднее вынудила инквизитора совершить ужасные поступки, ослабила его руку. Я не могла разобрать каждое второе слово, а если учесть мои скудные знания староимперского, задача оказалась почти непосильной. Смысла текста я не понимала вовсе.
Хуже всего было то, что господин Дрейкорн сидел рядом все время, пока я мучилась с первым листом, и наблюдал, как я неуклюже переписывала строку за строкой толстым, неудобным самопишущим пером. И хотя глаза его не могли видеть оригинал, время от времени он помогал угадывать слова по моим невнятным объяснениям; я убедилась, что хозяин обладал острым и быстрым умом, но характер при этом имел невыносимо дотошный.
Ошибки он отмечал моментально, при этом порой придирался на пустом месте: слишком длинное тире, пропущен диакритический знак, завитушка в заглавной букве смотрит не в ту сторону. Каждый раз приходилось начинать заново. В конце концов, он довел меня до белого каления. Испортив не меньше дюжины листов, я мысленно стонала каждый раз, когда слышала слова, произнесенные сухим тоном:
– Здесь ошибка. Внимательнее!
В библиотеку заглянул Кассиус, чтобы задать хозяину какой-то вопрос; посмотрел на меня сочувственно и произнес:
– Джаспер, у Камиллы все получится лучше, если ты не будешь стоять у нее над душой.
– Не беспокойся, Кассиус, – ответил господин Дрейкорн с легкой насмешкой. – Я ее не съем. Мы отлично ладим: госпожа Камилла уже почти отказалась от мысли чем-нибудь огреть меня в ответ на следующее замечание. Она все реже переводит кровожадный взгляд с этого тяжелого учебника староимперского на мою голову. Я, в свою очередь, получил бесценный опыт. Теперь на собственной шкуре знаю, как тяжело приходится учителям чистописания в школах. Лучше отстоять две вахты подряд в штормовую погоду, чем смотреть на пьяных хромоногих жуков, которые с трудом выползают из-под пера госпожи Камиллы.
Я непроизвольно испустила тяжкий вздох. Оказывается, он все это время читал эмоции на моем лице; а я-то думала, что удачно прячу нехорошие мысли под маской спокойствия и невозмутимости, как и полагается личной помощнице.
Управляющий ушел, а господин Дрейкорн откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и произнес холодно, уже без следа улыбки:
– Старайтесь лучше, госпожа Камилла. Переписанный текст будет читать император. Я плачу вам немалое жалованье и не собираюсь дополнительно нанимать переписчика для ваших каракуль. Ладно. Сегодня больше не буду вас мучить. Отложите перо и бумагу. Давайте поговорим. Расскажите о себе. О вас мне известно не так уж много.
Я растерялась.
– Что вы хотите узнать?
– Почему вы сбежали из Олхейма? Вам там плохо жилось? У вас есть отец – где он сейчас? Как получилось, что вы родились в Аэдисе?
– Отца изгнали из общины.
– Почему?
– Ему не нравились порядки, которые установил в последние пятнадцать лет старейшина Уго. Прежний старейшина, Гилеад, был куда человечнее. В молодости отец ушел из общины – решил повидать мир. В Аэдисе он устроился помощником доктора, познакомился с моей матерью. Она из семьи зажиточных лавочников. Родня была против их брака, но они поженились; вскоре родилась я. Когда мне исполнилось полгода, в столице разразилась эпидемия костяной чумы. Мать умерла. Отец выжил, но ходит с трудом – левая нога высохла ниже колена. Он остался один, искалеченный, с младенцем на руках. Ему пришлось вернуться в общину. Братья по вере приняли его обратно, оказали помощь, дали кров и защиту. Тогда порядки в общине были не такими строгими. Потом старейшина Гилеад умер, его место занял просветленный старейшина Уго. Отца моего он ненавидел всегда. С годами отец все чаще критиковал Уго, не подчинялся его приказам. Получил два предупреждения, на третий раз его изгнали.
– А вас?
– Я могла остаться… на определенных условиях. Но не захотела. Всегда мечтала получить свободу, повидать мир. В Олхейме сложно найти работу; тогда я решила уехать в Аэдис, чтобы заработать денег. Отец согласился. Я высылаю ему деньги, когда могу.
Господин Дрейкорн медленно произнес:
– Я правильно понял – отец разрешил вам уехать в столицу одной, безо всякой защиты и поддержки, чтобы вы как-то устроились в этой проклятой клоаке, которую принято называть городом Магии и Прогресса, и в поте лица стали зарабатывать на вас двоих?
– Ну да, – ответила я растерянно.
– Ваш отец – удивительный эгоист, и притом невероятно беспечный и безответственный.
Я вспыхнула.
– Вы не знаете его. Как можете так говорить?!
– Что я должен узнать о человеке, который отправляет свою дочь на верную погибель, чтобы перестать считать его эгоистом? Ваш отец сам жил в Аэдисе и должен понимать, как опасны окраины этого города для одинокой юной девушки. Котлы, Предгород, Пристанище – это нищета, безработица и преступность. Найти приличную работу необычайно сложно, особенно приезжим. Каждый день в руках подпольных торговцев жертвенной человечиной оказываются сотни несчастных. Ума не приложу, как вы сумели выжить эти недели в столице, пока не попали ко мне в дом?
– Отцу пришлось тяжело. Не вам его судить. Он воспитывал меня. Укрыл в общине, – упорно произнесла с неприкрытой неприязнью.
– Скорее, сам укрылся там от невзгод и необходимости нести ответственность. Вы говорите, он хромает – но руки у него в порядке? Голова? Полагаю, он нестарый еще человек. Отчего же он не поехал с вами, чтобы попытать счастья здесь? Из-за своей гордости и неумения придержать язык он лишился дома и обрек вас на такую жизнь. Зря вы покинули общину, госпожа Камилла. Там вам было бы безопаснее.
Достойно ответить не вышло. Неприятно признавать, что в словах господина Дрейкорна была горькая правда. После того, что случилось двадцать лет назад, отец боялся большого мира; несмотря на браваду и показное пренебрежение правилами, он сильно переживал изгнание из общины и опустил руки. Мое решение отправиться в Аэдис он горячо поддержал. Хвалил столицу, рассказывал о ее красотах, а об опасностях и темных сторонах даже не упоминал.
Я подняла голову, но тут же отвернулась – взгляд у хозяина был тяжелым, непроницаемым, и когда он смотрел на меня, я терялась. В черных глазах на миг промелькнуло удовлетворение, а на губах – усмешка, и я поняла, что господин Дрейкорн, потакая своей натуре, опять провоцировал меня в разговоре – а я попалась.
Не поддаваться! Спокойствие и рассудительность; вот лучшая тактика.
– Расскажите мне о жизни в общине. Вы получили скудное образование, но речь у вас правильная, и знаете вы не так уж мало для девушки ваших лет и образа жизни. Это меня удивляет. Я видел счета и документы, которые вы помогали вести Кассиусу – голова у вас варит неплохо.
– Меня воспитывали не так, как остальных девушек в общине. Отец дружен с почтмейстером в Олхейме, и частенько получал от него столичные журналы и газеты. Еще была тайная договоренность с одной ученой дамой в Олхейме – я ходила к ней заниматься математикой и географией два раза в неделю. Дома отец держал большую библиотеку. Когда старейшина Уго прознал об этом, вынес отцу первое предупреждение и велел избавиться от всех книг. Пришлось прятать их на чердаке.
– Что за человек этот просветленный старейшина Уго?
– Отвратительный! – с жаром произнесла я и стыдливо добавила:
– Он хотел, чтобы я стала его четвертой женой.
– Ого! Какой выносливый мужчина. Четыре жены! Для этого нужны стальные нервы. Он получил титул просветленного именно поэтому?
Против воли я улыбнулась.
– Просветленный может напрямую общаться с Акселем Светлосердным, основателем общины Отроков Света.
– Это еще что за персонаж? Разве он не помер лет эдак сто пятьдесят – двести тому назад?
– Его мощи находятся в особой комнате в храме, куда нет доступа посторонним. Два раза в день просветленный скрывается там и получает от Акселя наставления и советы.
– От трупа двухсотлетней давности? Вряд ли от такого наставника можно ожидать свежих и живых идей.
Господин Дрейкорн покачал головой и усмехнулся.
– Какие еще абсурдные вещи творятся в вашей общине? Чему вас там вообще учат? Вы проводите какие-то особые обряды?
– Отроки Света исповедуют имперскую религию Благого Света… за одним исключением – мы не приемлем демоническую магию. Да, есть особые обряды. Старейшины учат нас, как приблизиться к Свету, превратить душу в неугасающий светильник. У нас есть специальные молитвы, медитации и испытания… довольно неприятные. Женщин учат терпению, покорности и стойкости. Мужчин учат не обращать внимания на боль и неудобства, быть твердыми, сильными и сосредоточенными.
– Занятно. Знаете ли вы, что при подготовке теургов учат тому же самому? Но цели при этом, конечно, ставят другие. И что, получается у старейшин превратить послушников в святых?
– Плохо. Старейшина Уго утверждает, что Аксель Светлосердный недоволен своими отроками и требует большего усердия. Аксель поведал ему, что все мы убогие ничтожества, и ни один из нас, слабоумных подлецов, не достоин стать новым пророком.
– Как погляжу, этот ваш святой Аксель изрядный сквернослов и брюзга, даром что сыграл в ящик две сотни лет назад. Ну, довольно на сегодня забавных историй.
С этими словами господин Дрейкорн поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
– Начиная с завтрашнего утра, работать будете со мной, в моем кабинете в башне. Так я смогу постоянно контролировать вас. Пройти туда можно через ход на галерее в библиотеке за книжным шкафом или через коридор на втором этаже. С полседьмого до восьми – набиваете руку староимперскими прописями. После завтрака и до обеда будете расшифровывать дневник, и помогать с другими бумагами и делами – вы все-таки моя личная помощница, и должны отрабатывать свое жалованье полностью. После обеда работаете в библиотеке. После ужина еще час-полтора прописей и урок староимперского. Да, еще вам придется научиться стенографии. Вопросы?
Я ошалело помотала головой. Он собирался загнать меня в гроб; как я это все выдержу?
Господин Дрейкорн заметил мой унылый вид и собрался отпустить очередное язвительное замечание, но его прервало появление Кассиуса. Управляющий был взволнован и запыхался, будто поднимался по лестнице бегом.
