Текст книги "Помощница лорда-архивариуса (СИ)"
Автор книги: Варвара Корсарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)
Вторую жертву я принес в девятнадцать. Ходил тогда в учениках у теурга-стратега Карадоса. Он призвал демона, чтобы освободить пленных. Враги захватили гарнизон на нашей территории. В плену оказались семьи офицеров, их жены и дети. Фаракийцы грозились убить всех до рассвета. Прислали посыльного с головой юной жены полковника Аргейма. Вызванный демон в два счета соорудил подземный проход, через который наши лазутчики проникли в гарнизон – сами демоны не могут уничтожать людей. Удалось спасти всех.
Эту жертву я тоже помню хорошо. Юный парень, почти мой ровесник. Не знаю, за какие прегрешения его приговорили к смерти – утешаю себя тем, что в те года за пустяки на жертвенный алтарь не отправляли. Он наверняка совершил что-то ужасное. Его в транс не вводили; он был угрюм и равнодушен. Своей жизнью он заплатил за жизнь тридцати других людей.
Господин Дрейкорн отвернулся и подошел к окну. Не глядя на меня, спросил:
– Довольны ответом, госпожа Камилла? Кроме тех двоих на алтаре я не убивал никого. Но без лишних раздумий расправлялся с жертвенными животными. Сотни раз присутствовал на ритуалах, входил в транс и договаривался с демонами. Молча наблюдал, как делают свое дело теурги-сакрификулы – во время призыва они исполняют лишь одну роль, за что их называют мясниками. При каждом удобном случае я сбегаю из церемониальных залов Адитума в море. Там, на кораблях, все устроено так, как двести лет назад. Магия почти не используется. Я провожу много времени на чужой земле. Демоны редко приходят к жителям других стран, они привязаны к нашему злосчастному полуострову.
Его голос звучал напряженно и хрипло, как будто он испытывал боль. Так оно и было – воспоминания причиняли ему страдание.
Душу затопили раскаяние и жалость.
Я поднялась; господин Дрейкорн оказался совсем близко – поймал мой взгляд и удержал. Он ждал каких-то слов, но я не знала, что сказать. Рядом с ним я чувствовала себя тростинкой в ожидании бури; стояла, выпрямившись как струна, задрав лицо вверх и не в силах отвести глаза.
Внезапно его черты смягчились.
– Вы совсем измучены, Камилла. Нелегко же вам пришлось эти дни. Под глазами тени, лицо бледное, – произнес он с жалостью.
Протянул руку и медленно отвел мокрые растрепавшиеся локоны с моей щеки.
– Ваша красивая прическа совсем испортилась, – его голос изменился, стал ниже, в глазах мелькнуло странное выражение. Длинные пальцы коснулись моей скулы и скользнули к шее.
Горячая, темная волна прокатилась по телу и взорвалась в груди; непроизвольно я отшатнулась и сделала судорожный вздох.
Он все понял не так. Губы побелели, по лицу скользнула тень печали. Опустил руку и произнес:
– Понимаю, вы в ужасе. Интересно, о чем думали, когда шли устраиваться помощницей теурга? Решили, ваш хозяин выращивает цветы и день-деньской распевает молитвы, как старейшины в общине? Да, вы работаете на человека, который резал людей на алтаре. У всех теургов руки по локоть в крови. Наконец, это до вас дошло? Пора вам вернуться к отцу, госпожа Камилла. Ничего хорошего в столице вы не найдете.
Покачал головой и вышел из комнаты.
Так я и просидела на кровати до вечера. Когда за окнами сгустились сумерки, явилась кухарка Сидония.
– Господин Дрейкорн рассказал, что вы нездоровы. Попросил, чтобы я провела ночь в вашей комнате, – в ее голосе слышалось недоумение. – Сказал, вас могут мучить кошмары.
Я вежливо, но твердо отказалась от ее компании.
– Все в порядке, Сидония. Ничего страшного. Отправляйтесь домой, господину Дрейкорну я все объясню.
Заботливость хозяина тронула и опечалила.
Раньше я старалась не думать той стороне жизни господина Дрейкорна, что проходила в жертвенном зале. И вот, теперь она открылась мне: дважды он был палачом, много раз присутствовал при казни, и опыт этот стал для него тяжелым грузом.
Я невольно ранила его, и понятия не имела, как все исправить.
Ночь оказалась тяжелой. Забыться удалось лишь на рассвете. Пришел странный, беспокойный сон.
Мне снилось, что я была лишена возможности двигаться, видеть и слышать – как Забытые, застывшие на века в подземельях Адитума. Но казненные стояли на своих пьедесталах без оков; во сне мое тело окружал камень.
Затем чувства вернулись – иные, чем наяву. Отовсюду доносились ночные шорохи особняка «Дом-у-Древа». Не имея ушей, я слышала ритмичный стук механического сердца особняка, дуновение ветра над крышей, шум подземных вод, шорох панцирей диплур, которые затаились в глубокой подземной пещере – я знала, что теперь они боятся меня, но готовы прийти по первому зову.
Хотелось вздохнуть полной грудью – каменные оковы давили крепко. Это было состояние между жизнью и смертью. Однако я чувствовала тлеющую искру, чувствовала благодарность невидимому существу, которое подарило ее мне. Искра начала разгораться. Тело наполнилось влагой и силой. Оказалось, что вместо привычных двух ног и двух рук я получила тысячи, кожа стала твердой и неуязвимой. Наконец, удалось сделать первый вздох – каменные оковы затрещали – я возродилась к жизни; ударил яркий свет.
Проснулась в поту,рывком села в кровати.
Небесные Часы за окном показывали девять, в дверь стучали.
Кое-как встала – во рту пересохло, но чувствовала я себя сносно. Удивительно: воспоминания о ритуале в Адитуме словно покрылись туманом и не мучали так остро, как я боялась. Словно мне рассказали страшную сказку, которая забылась утром.
За дверью оказался Кассиус.
– Джаспер велел проведать тебя. Что случилось? Заболела? Послать за доктором?
– Не стоит, благодарю. Прекрасно себя чувствую. Господин Дрейкорн в башне? Мне нужно с ним поговорить.
– Джаспер уехал на аудиенцию к канцлеру.
Хозяин вернулся вечеромв сопровождении баронессы Мередит. Она осталась на приватный ужин в башне, который затянулся до поздней ночи.
На следующий день я столкнулась с господином Дрейкорном в коридоре. Он прошел стремительно, в ответ на приветствие кивнул еле-еле, лицо холодное и отчужденное. Окликнуть его не посмела, поняла, что видеть меня он не рад и разговаривать не желает.
Беспокойство грызло сердце. Вечером все-таки решилась отправиться к хозяину; я тревожилась не за себя, а за него.
На втором этаже наткнулась на дворецкого, который сопровождал к господину Дрейкорну плотного мужчину лет сорока с военной выправкой. Отчего-то я насторожилась. Решила подождать возвращения Пикерна – вдруг получится узнать, кем был поздний посетитель.
Дворецкий обернулся скоро. Заметил меня и сообщил, опережая вопрос:
– У этого человека рекомендательное письмо от господина Таркона из имперского отдела учета подданных. Боюсь, это новый кандидат на ваше место, госпожа Камилла. Кажется, ему удалось пройти испытание.
На глазах разом закипели слезы, в горле застрял комок.
Пикерн вздохнул, неловко потрепал меня по плечу и сказал:
– Все обойдется, госпожа Камилла. Моя дочь работает на консервной фабрике смотрящей по цеху. Я попрошу у нее подыскать для вас место, если господин Дрейкорн не позаботится.
– Благодарю, господин Пикерн, – я подняла голову и шмыгнула носом. – Очень ценю вашу доброту.
Глава 13 Темные тайны Отроков Света
Бывают в жизни события, которые ощущаются, как четкая граница между прошлым и будущим: подведен итог, закончена глава, впереди – чистые страницы, и невозможно знать заранее, какими событиями, встречами и настроениями будут они заполнены.
Такой момент наступил. Итак, господин Дрейкорн решил от меня избавиться. Ничего удивительного: хлопот я ему доставила немало. Да и мне не следовало огорчаться – после ужасных приключений, что принесла должность помощницы лорда-архивариуса, переменам стоило радоваться.
Однако сердце сковала боль, душу – уныние. Я твердо решила поговорить с хозяином перед тем, как покину особняк «Дом-у-Древа» навсегда.
Ничего не вышло. Несколько дней хозяин вовсе не появлялся дома. «Пропадает в доках, ночует там же», – пояснил Кассиус. Никаких распоряжений насчет меня господин Дрейкорн не оставил.
Я продолжала работу в библиотеке, в полном одиночестве, под презрительным взглядом брата Борга на барельефе. Стопка книг, помеченных руной змеи, заметно выросла.
Но работа не приносила удовольствия, как раньше. Все валилось из рук, будущее казалось серым и неприглядным. Тяжело ждать, какое решение примут другие о моей судьбе; настало время решать все самой.
И вот, когда я пыталась найти новые силы в своих мечтах (которые изрядно поблекли за последние дни), пришло решение: последую совету господина Дрейкорна. Я должна вернуться домой. Даже срубленное дерево пускает новые ростки, если сохранились корни; мои корни остались в Олхейме, где все было знакомо и понятно. Я увижу отца, мы обсудим, как жить дальше и найдем выход. Можно попробовать удачи где-нибудь на юге, в небольших городах возле теплых озер. Мы уедем вместе и, наконец, все наладится. Когда хозяин рано или поздно надумает появиться дома, расскажу ему о своих планах и уговорю подождать с выплатой долга – сейчас он был подобен цепи, которая сковывала меня по рукам и ногам. Затем смело, собственной рукой, начну заполнять пустые страницы своей книги.
Стоило мне принять решение, как судьба пошла навстречу – но таким кошмарным и неожиданным способом, как я не предполагала.
Однажды вечером, когда за окнами тлел закат, в библиотеку явилась горничная Эрина и сообщила с видом хитрым и исполненным жгучего любопытства:
– К вам посетитель. Остался ждать снаружи, возле домика кучера.
– Кто? – внезапно я испугалась. Уж не господин ли Крипс явился меня проведать?
– Не назвал себя. Сказал, приехал из Олхейма.
Я вскочила. Кто-то из общины? Отец? Он не ответил на последнее письмо.
Как пуля я выскочила из библиотеки, сбежала вниз и, не одеваясь, понеслась по вечернему морозному воздуху к домику кучера.
Печаль последних дней закалила меня. Новую неприятность, которую послала судьба, удалось встретить с поднятой головой. Я не повернула назад, не сбежала и не спряталась, когда, приблизившись к домику, увидела на скамье Освальда – сына старейшины Уго.
Одет он был в мешковатую робу и картуз, какие носили фабричные. За полтора месяца, что я не видела его, Освальд приобрел еще более постный вид и отрастил козлиную бородку.
– Здравствуй, Освальд. Зачем ты здесь? Привез какие-то вести? Что-то с отцом? – через силу проговорила я.
Освальд встал и выпучил глаза. От него несло потом и перегаром – по-видимому, в столице сын старейшины решил махнуть рукой на заповеди Отроков Света. Прищурившись, окинул недоверчивым взглядом с ног до головы.
– Ты носишь мирское, Камилла. Где твой головной убор?
Стараясь подавить раздражение, я настойчиво повторила:
– Освальд, ты привез вести от отца?
– Твой отец,… да… – Освальд прикрыл веки. – Изидор болен. Отлучение от братьев по вере сказалось на нем плохо. Его нога… ты же знаешь, кто костяную чуму нельзя вылечить до конца. Омертвение пошло выше. Он почти не двигается. Изидор сейчас в общине. Старейшина был добр и позволил ему вернуться. Он сожалеет о том, что изгнал его, и теперь готов искупить вину. Мы молимся о твоем отце днем и ночью. Свет будет к нему милостив, но сейчас Изидору нужна ты.
Сердце сжала тревога.
– Я приехал за тобой, – продолжал Освальд, осторожно поглядывая на меня, словно оценивая – как восприняла новость, – нельзя терять ни минуты. Мы успеем на вечерний экспресс, если поторопишься.
– Да, Освальд. Мне нужно предупредить хозяина. Собраться. Жди здесь. Я быстро.
– Я пойду с тобой, – неожиданно заявил сын старейшины. – Свет Благой, Камилла, в какой дом ты попала! Работаешь на теурга, приспешника демонов. Немыслимо! Бедная, заблудшая овечка.
Несмотря на протесты, Освальд увязался за мной. Как только попал в холл, принялся крутить головой, теребить бородку и бормотать защитные молитвы. Пришлось провести его в свою комнату. На пути нам никто не встретился.
– Жди здесь, – велела я и понеслась в башню.
Покои хозяина пустовали. Кассиус отсутствовал. Пикерна найти не удалось. В отчаянии набросилась на Эрину и велела передать, что вынуждена срочно уехать. Горничная изнывала от любопытства, но расспрашивать не посмела.
– Я напишу записку и оставлю в своей комнате. Прошу, утром забери и отдай господину Дрейкорну или Кассиусу.
Когда вернулась в комнату, застала незваного гостя за изучением содержимого шкафа. Освальд ни капли не смутился. Пока писала записку, горестно качал головой и вполголоса сокрушался о моем грехопадении.
Когда покидали комнату, Освальд замешкался, но тут же нагнал. В «Доме-у-Древа» ему было неуютно, он без конца озирался и требовал поторопиться. Я не возражала: тревога за отца грызла сердце. Мне остро захотелось оказаться дома, в Олхейме, где я провела всю жизнь, где была моя семья и друзья, где дни текли спокойно,и я чувствовала себя в безопасности – роскошь, недоступная в столице.
Квартал Мертвых Магов миновали почти бегом. Когда пересекали мост, у особняка с горгульями мелькнул тощий силуэт – безумная Крессида увидела меня и принялась махать. Я отвернулась: еще ее не хватало.
Оказалось, сын старейшины неплохо ориентировался в центре города – к нужной станции конки привел безошибочно. Через полчаса мы были на Восточном вокзале, который я считала самым уродливым строением города Магии и Прогресса.
Купол дебаркадера – гигантский навес над платформой, возведенный демонами из переплетенных стальных арок и стекла – напоминал тенёта, а черное, приземистое здание вокзала – жирного паука, притаившегося в засаде.
Прошли к дальней платформе, которая предназначалась для пассажиров третьего класса и общих вагонов. Под куполом-паутиной толклись тысячи людей в бедной одежде: сезонные рабочие, торговки, солдаты, матросы. Потные от спешки и злые от сутолоки. Ругались, плевались, кричали, наступали друг другу на ноги. Громоздились башни поклажи, корзины, коробки, тюки с почтой, клетки с животными.
Толпа покорно расступалась, когда по перрону проходили угрюмые полицейские в сопровождении некроструктов всех мастей. Одну руку полицейские всегда держали на сабле у пояса, в другой был наготове свисток.
Сферопоезд «Стальной аспид» грозно шипел, тяжело дышал паром и гарью. Творение демонов поражало размерами: головной вагон, выполненный в виде морды доисторического змея, высотой немногим уступал особняку «Дом-у-Древа». Внутри размещались огромные сферы из неведомого материала удивительной прочности; демонова сила приводила их в движение и сферопоезда развивали невиданную скорость, когда с грохотом мчались по каменным колеям, что незримые слуги протянули во все стороны империи за известную плату.
Освальд выхватил у меня из рук саквояж и провел сквозь толпу к лавкам у дальней части перрона. Я насторожилась и замедлила шаг, когда у мусорного бака увидела одинокую фигуру, показавшуюся знакомой.
При виде нас человек не спеша встал и выпрямился во весь немалый рост. Я замерла на месте, как пораженная громом – старейшина Уго собственной персоной.
Освальд больно толкнул в спину:
– Вперед!
Старейшина наблюдал с нехорошей усмешкой.
– Отлично справился, мой мальчик, – снисходительно похвалил Освальда. Затем принюхался и брезгливо ткнул в него пальцем:
– Опять пил, демоново отродье!
– Я замерз, – начал оправдываться Освальд, – пришлось торчать в Магисморте до вечера, пока все не убрались. Хорошо, теург не появлялся несколько дней. Будь он дома, я бы туда не сунулся. Смотри, что она написала, – Освальд протянул старейшине бумажку, в которой я узнала свою записку для господина Дрейкорна. Вот зачем мерзкий слизняк замешкался в комнате!
– Вы приехали за мной, старейшина? – я обрела голос. – Что с отцом?
– Камилла, – старейшина уставился, как ястреб на жертву, – ты нас огорчила, девочка. Совершила ужасную ошибку. Аксель Светлосердный повелел вернуть тебя.
– Что с отцом?! – повторила я, свирепея. Я догадалась, что попала в ловушку. Старейшину и его сынка я не боялась; я знала их всю жизнь и знала границы, которые они никогда не переступали. Приготовилась дерзить, скандалить и кричать, если потребуется.
– Изидор был в порядке, когда мы уезжали. Я привез его в общину. Решил, что он может оказаться полезным, если вздумаешь упрямиться. Камилла, твой светильник души горит ярче, чем у всех послушников вместе взятых. Во время нашей последней беседы Аксель Светлосердный поведал, что в союзе со мной ты принесешь дитя, которое станет новым пророком света. Нам нужно твое лоно. Понимаешь, какая честь тебе выпала?Пришлось идти на крайние меры.
Я вскипела.
– Аксель Светлосердный – труп двухсотлетней давности, и советы дает гнилые под стать себе, – ядовито произнесла, вспомнив слова господина Дрейкорна. – Хватит морочить мне голову, старейшина Уго. Никуда я с вами я не поеду. Отдай саквояж, Освальд.
Ужасно осознавать себя добычей, которую преследуют все подряд. Словно цыпленок, сбежавший из курятника – не попадешь на зуб лисице, станешь обедом хорька. Спасешься от обоих – кончишь дни под топором хозяина. Кордо и Крессида Крипс, призрак в клубах дыма, старейшина – пропади они все пропадом. И Джаспер тоже. Он сказал, что несет за меня ответственность, дал понять, что будет защищать, но теперь я осталась сама по себе.
Старейшина покачал головой.
– Тогда Изидор умрет, Камилла, – жестко сказал он.
Охватил гнев, и я упустила момент, когда старейшина начал играть моим сознанием. Будь я наготове, ему не удалось бы раскинуть чары.
Старейшина был опытным гипноманипулятором; стряпчий Оглетон ему в подметки не годился.
Первую страшную фразу фразой он произнес неспроста – выбил почву у меня из под ног. Затем принялся увещевать. Голос использовал мягкий, обволакивающий. Говорил о том, как беспокоится, понимает мою тревогу и печаль. Незаметно копировал мою мимику, жесты, подстроился под ритм дыхания. Взял за руку и давил на особые точки на запястье.
У него все получилось. Я прекрасно понимала, что происходит, но сопротивляться больше не могла.
Руки и ноги налились свинцом. Все окружающее виделось четко, но словно на расстоянии. Глухой голос Уго настойчиво заставлял двигаться.
Старейшина и его сын взяли меня за руки и провели в последний вагон. Предъявили билеты равнодушному проводнику, усадили меня на узкую лавку, сами уселись по краям, неприятно навалились на плечи.
«Стальной аспид» взревел, задрожал так, что отозвалась каждая кость в теле, и тронулся.
В вагоне было людно, тесно. Ехали здесь самые бедные и непритязательные пассажиры. Вибрации сферы не гасились, лавки отчаянно трясло. Сама сфера громоздилась тут же, в железной клети посреди вагона, и вращалась так быстро, что казалась неподвижной. Старейшине и Освальду соседство с демоновым механизмом не нравилось; они принялись дружно бормотать слова защитной молитвы.
Морок начал понемногу спадать. Я дернулась, попыталась встать – старейшина зашипел и впился в плечо крючковатыми пальцами. На нас с любопытством глянула дородная крестьянка, которая возвращалась домой после рыночной недели.
– Эй, дочка, ты в порядке? – громко окликнула она. – Ты чего в нее вцепился, черт бородатый?
Нами заинтересовались. На мне была новая дорогая одежда, рядом со своими облезлыми спутниками я смотрелась странно. Румяный парень подошел ближе и уставился веселыми наглыми глазами. Освальд занервничал. Я воспряла духом.
– Прошу, помогите, меня увозят насильно, – быстро проговорила онемевшими губами и вскрикнула – Освальд больно ущипнул на нежную кожу повыше локтя.
Старейшина поднялся и заговорил. Он оказался в своей стихии – привык повелевать толпами послушников, и заговорить зубы случайным попутчикам для него было раз плюнуть.
– Добрая женщина, я возвращаю домой жену. Она сбежала с богатым любовником, попрала честь мужа, забыла о детях. Ты знаешь, что такое тяжкий труд, ты готова на все ради своей семьи. Разве не горько тебе видеть, как нерадивые матери забывают о долге, стремятся к легкой жизни, готовые пойти по головам, растоптать все святое?
Уго вложил в голос неслыханную мощь и силу, не отводил от крестьянки пристального взгляда из под набрякших век. Навыки магнетического воздействия не подвели – крестьянка глянула на меня злобно, сплюнула и отвернулась. Парень засвистел и ушел в дальний конец вагона. Остальные пассажиры перестали нас замечать. Уго ухватил меня за шею и надавил, в голове моментально помутилось.
Моя выходка его разозлила, он жаждал возмездия.
– Встань на колени, отроковица.
Я повиновалась. Уго заставил опуститься на пятачок, щедро засыпанный скорлупой от орехов, которые щелкали тощие ребятишки на соседней лавке. Острая шелуха больно впилась в колени, яшипением втянула воздух. Освальд улыбнулся, Уго довольно покачал головой и насильно сложил мне руки у груди, как того требовал ритуал покаяния.
Целый час я простояла в такой позе, пока спина не начала дрожать; пассажиры посматривали равнодушно, судачили, но вмешиваться не желали. В столице каждый сам по себе.
Тело казалось чужим, но боль в коленях резала, не давала забыться. Уго, наконец, сжалился и вернул меня на лавку; я охватила голову руками и замерла. Бешено искала выход и не находила.
Не так уж много хотела я от жизни: безопасный кров и капля свободы; простые, и такие недоступные вещи.
Происходящее не укладывалось ни в какие рамки, для поведения старейшины не находилось разумного объяснения. Всю жизнь я знала Уго как жесткого и властного человека. Он поддерживал порядок в общине железной рукой, не выносил, когда ему прекословили. От неугодных избавлялся быстро и безжалостно, – что и произошло с моим отцом, – но к откровенному насилию никогда не прибегал. Это было немыслимо, противоречило всем укладам Отроков Света! Если послушник желал покинуть общину, его не удерживали; он был волен уйти, и пути назад не было. И вот, теперь меня насильно и унизительно возвращали.
Дорога была долгой, в Олхейм прибыли поздним утром.
Старейшина и Освальд провели меня, как под конвоем, через весь городок до самого поселения общины. Талый снег чавкал под ногами, тусклое солнце пряталось за низкие тучи. После бессонной ночи охватило равнодушное оцепенение.
Прошли по знакомой узкой улице. Послушники толпились за заборами, глазели, перешептывались. Моя подруга Кендра бросилась было навстречу, но мать прикрикнула и утянула ее обратно в толпу сестер.
Миновали наш коттедж. Я с трепетом повернула голову: в грязном окне мелькнул силуэт отца. Стало легче; он тут, недалеко, хотя на его помощь рассчитывать не приходилось. Отец был таким же пленником, как и я.
Старейшина привел меня в свой дом и запер в комнате на втором этаже, где я провела больше суток. Комната была низкой, холодной; обе двери, что вели в нее, и дубовые ставни заперты на надежные замки.
Еды мне не давали, воду приносили в крохотной кружке. Каждые полчаса старейшина отпирал дверь, расталкивал, принуждать встать на колени и молиться. Делал он это с одной целью: окончательно подавить волю и лишить сил. К вечеру следующего дня я отупела от жажды, голода и бессонницы и с трудом понимала, что происходит и где нахожусь.
Когда в комнату вошли трое, я не смогла поднять головы. Старейшина приказал Джейме, своей старшей жене:
– Дай ей напиться и поесть. Отведи в купальню, вымой и приготовь. Срок пришел: сегодня она станет твоей сестрой.
Джейма подняла меня грубыми руками и потащила вниз. Сунула кувшин с водой и кусок сыра с хлебом. Затем сорвала одежду, долго мучила потоками холодной воды и жесткой щеткой. Прямо на мокрое тело натянула традиционную брачную сорочку – длинную, до пят, с узким разрезом ниже талии, который сейчас был затянут завязками. Я содрогнулась от отвращения, когда поняла, к чему меня готовили.
– Джейма, прошу, не надо, – зашептала лихорадочно, – дай мне уйти, отведи к отцу.
Джейма фыркнула и потащила наверх. Была она сильная, мускулистая, но все же мне удалось больно толкнуть ее в живот.
Старейшина уже ждал наверху – наряженный в такую же длинную сорочку с разрезом. Уклад предписывал не снимать ее во время брачной ночи. Когда Джейма затащила меня в комнату, пришло страшное осознание: все кончено. Я ничего не смогу сделать. Сейчас старейшина возьмет меня силой, затем запрет в своем доме, пока я не понесу.
Страх вернул силы, и когда Уго приблизился и попробовал заключить в объятья, я извернулась и впилась зубами в жилистую руку. Уго вскрикнул и наотмашь ударил меня по лицу.
Я упала, чувствуя вкус крови. На глазах выступили слезы.
– Кажется, ты сломал ей нос, отец, – раздался гнусавый голос. Оказывается, Освальд все это время сидел в углу и наблюдал.
В книгах, которые тайком давали подруги, в такие моменты трепетную героиню спасает благородный охотник или странствующий воин; но кто мог прийти на помощь мне? Господин Дрейкорн не получил записку, в которой я писала о печальной вести, которую получила, и просила позаботиться об альфине до моего возвращения. От горничной он мог узнать, что я уехала в Олхейм. Он решил, что я последовала его совету и вернулась домой, бросив альфина, чтобы избавиться от долга. Наверняка вздохнул с облегчением. Других покровителей в столице у меня не было, а послушники, как я уже убедилась, пойти против старейшины не посмеют.
Уго приблизился, поднял рывком и потянул к низкой кровати в углу. Я чувствовала, как его руки торопливо разрывают завязки на сорочке, потом он просто задрал подол, принялся ощупывать бедра, больно впиваться пальцами, навалился тяжелым жилистым телом так, что захрустели ребра. Меня сотрясало от ненависти.
В голове словно молния взорвалась. Внезапно я ощутила себя в том странном сне, что приснился мне в «Доме-у-Древа» несколько дней и словно вечность назад. Тело налила чужая сила, руки и ноги одеревенели, ярость приобрела физическую форму и вспыхнула,как огонь.
Случилось странное.
Старейшина вскрикнул и сполз на пол. Морщинистое лицо побагровело, глаза закатились, он со стоном схватился за голову. Я получила отсрочку. Поднялась, тяжело дыша и остро желая старейшине смерти.
– Отец? – Освальд подскочил к старейшине и принялся неуклюже поднимать долговязое тело Уго.
– Моя голова… сейчас пройдет. Это она сделала. Теург научил ее каким-то демоновым чарам. Порченая дрянь!
Старейшина пришел в себя быстро, кряхтя, поднялся. Уродливое лицо исказила ярость, всклокоченная борода торчала, как мочалка.
Я кинулась к окну, откинула засов и распахнула ставни. Внизу мелькнула тень. Кто-то из послушников болтался возле дома; я открыла рот, чтобы позвать на помощь, но старейшина оттащил меня прочь.
Больше он не церемонился: схватил за шею и надавил на нужную точку. Я начала терять сознание.
Сквозь туман услышала сильный удар в дверь внизу. Знакомый голос громко и бодро поинтересовался:
– Эй, хозяева! Есть кто дома?
Старейшина убрал руки и отпрянул. Я не верила ушам: спаситель все-таки явился! Нахлынули бурная радость и облегчение. Я закашлялась, втянула воздух и сумела крикнуть:
– Кассиус! Я здесь! На помощь!
Старейшина и Освальд переглянулись. Удар повторился, сильнее и настойчивее; вот-вот дверь слетит с петель.
– Разберись, – велел старейшина сыну, – много шума. Кто бы это ни был, нужно избавиться от него.
Освальд нехотя пошел вниз, а старейшина вытащил из-под кровати ружье, с которым по осени охотился на болотах. Я отползла к стене, сердце громко стучало.
Внизу послышалась возня, шарканье ног и шум перепалки. Быстрые шаги приблизились, дверь распахнулась, и на пороге появился человек, которому я была рада, как никогда в жизни – Кассиус Ортего, управляющий гран-мегиста Дрейкорна, явился на выручку.
Как всегда свежий и элегантный, он шагнул в комнату, отыскал меня взглядом и сердито присвистнул. За плечом у него мелькал Освальд и отчаянно жестикулировал.
Ружье щелкнуло и уперлось Кассиусу в грудь.
– Потише, юноша, – произнес Уго настороженно, – вас сюда не звали. В общине Отроков Света гостям не рады.
Кассиус отпрянул и поднял руки:
– Я пришел за девушкой. Не стоит так кипятиться.
Он оказался в ловушке. Старейшина и его сын были здоровыми, крепкими мужиками, закаленными деревенским трудом. Меня начала бить дрожь.
Однако Кассиус не казался испуганным. Он глянул поверх плеча Уго и кивнул. Лицо Освальда исказило сильное удивление.
За спиной послышался скрип. Старейшина переместился и вскинул ружье. Я повернула голову и едва не вскрикнула.
Вторая дверь в комнату, надежно запертая до этого момента, отворилась; из темноты выступил господин Дрейкорн, свирепый и готовый разорвать старейшину голыми руками – намерение эти легко читалось на его лице.
От облегчения и счастья закружилась голова. Из хозяина мог получиться удачливый взломщик: уже не раз я видела, как ловко он орудовал отмычкой, теперь же пробрался черным ходом незамеченным, пока Кассиус ломился через парадную дверь и отвлекал внимание.
– Вот и теург Дрейкорн пожаловал! – едко проскрипел старейшина и качнул ружьем.
Господин Дрейкорн мельком глянул на меня; лицо ничего не выражало, но злые глаза отметили и кровь на губе, и разорванную сорочку.
Он подошел к старейшине вплотную; дуло ружья рывком переместилось и теперь упиралось в грудь хозяина. Стало страшно, как никогда в жизни.
– Вижу, ты знаешь кто я.
– Конечно, я слышал про тебя, Дрейкорн, – оскалил желтые зубы старейшина, – и про твоего незримого покровителя. Думаешь, ты неуязвим? Посмотрим, как приспешники демонов умеют глотать пули. Всегда мечтал отправить на тот свет теурга.
Господин Дрейкорн не отводил от старейшины взгляда; Уго не уступал. Между ними развернулась молчаливая битва. Я видела, как старейшина свирепеет все больше, набрякшие веки прищурились, узловатые пальцы лихорадочно шевелились.
– За пределами ритуального круга ты обычный, слабый человек, Дрейкорн, – прокаркал старейшина. Он начинал нервничать.
– Ты непозволительно много знаешь о магии, Уго, но далеко не все, – холодно парировал хозяин, – у теургов немало секретов.
Господин Дрейкорн поднял ладонь и не спеша провел перед лицом старейшины, как по невидимому стеклу; Уго отшатнулся, осклабился, но тут же замер. Замерла и я: неопрятные длинные волосы Уго зашевелились, словно от порыва ветра, все сильнее и сильнее, и вот он уже стоял, точно под ураганом – хлопали полы сорочки, глаза заслезились, борода разделилась надвое и облепила жилистую шею. Больше ничего не происходило,но старейшина не смел пошевелиться. Его губы беззвучно шептали защитные молитвы, но магический шквал заставлял его задыхаться и глотать воздух.
На кончиках пальцев теурга мелькнули голубые искры и тут же пропали; удивительный ветер, поразивший старейшину и никого больше, начал стихать. Хозяин плавно опустил ладонь, тут же молниеносно перехватил дуло и сильно дернул. Ружье полетело в угол, Уго едва не упал. Джаспер сделал шаг вперед, занес руку и нанес расчетливый, молниеносный удар с безжалостностью человека, приученного не обращать внимания на чужие страдания. Старейшину отбросилок стене, он захрипел, как удавленник, из кривого носа потекла кровь.
