Текст книги "Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма"

Автор книги: Валентин Томберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 58 страниц)

На этом, дорогой неизвестный друг, я умолкаю, препоручая вас вашему Ангелу-хранителю. Мой человеческий голос недостоин произносить то, что было бы дальнейшим, более глубоким раскрытием бегло очерченного в этом письме.

Письмо IV. Император

«Благословен Грядый во имя Господне».

Лк. 13: 35

Дорогой неизвестный друг!

Чем менее поверхностен человек – чем большими знаниями и способностями он обладает, – тем больше его власть: его авторитет^{37}. Быть, т. е. являть собой нечто, знать нечто и нечто мочь – т. е. быть способным к его осуществлению – вот самооснование того или иного авторитета, которое и наделяет властью. Говоря более конкретно, величина и соответствующая сфера доступной человеку власти пропорциональны тому, насколько в нем соединяются глубина мистицизма, мудрость непосредственного познания – гнозиса – и действенная сила магии. Каждый, кто обладает этим в определенной степени, может основать «школу»; обладающий же этим в высшей степени получает власть «устанавливать законы».

Власть как таковая – вот подлинная и безусловная сила закона. Понуждение от имени власти уместно лишь как необходимая мера ее восполнения. Оно излишне там, где налицо истинная власть, где ощущается дыхание священной магии, пронизанной светозарным гнозисом, исходящим из пламенных глубин мистицизма.

Вот почему у Императора – фигуры Четвертого Аркана Таро – нет ни меча, ни вообще какого-либо оружия. Орудие его власти – скипетр; в ином он не нуждается. Такова первая идея, с которой мы сразу же сталкиваемся при анализе изображенного на карте: в основе закона – власть (authority). В контексте же медитации над тремя предыдущими Арканами это необходимо выливается в тезис: источник всякой власти (а значит, источник и основа всех законов) – неизреченное Имя Бога .

Смысл этого заключается в том, что человек, обладающий подлинной властью, подлинным авторитетом, не замещает собою власть божественную, но, напротив, сам предоставлен в ее распоряжение; т. е. он уступает ей место, ибо единственное средство доступа к ней – самоотречение.

Фигура Четвертого Аркана прежде всего выражает ту идею, что Император как воплощение власти несовместим с насилием и принуждением. У него нет оружия. Его взор устремлен на скипетр в правой руке, простертой в повелительном жесте; левая рука покоится на крепко затянутом поясе. За Императором – невысокий трон, на который он опирается, стоя на земле одной ногой; с нею скрещена другая; рядом – щит с изображением орла. На голове у Императора – массивная корона.

В целом изображенное на карте символизирует не столько идею неприятия насилия вообще, насилия как такового, сколько идею активного самоотречения. Нельзя сказать, что Император пребывает в состоянии покоя: он не сидит. С другой стороны, его поза плохо ассоциируется и с какой-либо свободой передвижения: он опирается на трон, к тому же ноги его скрещены, – т. е. он лишен возможности как самоутверждения (движение вперед), так и отступления (движение назад). Император, так сказать, привязан к своему месту, как к посту часовой: здесь его престол и герб (орел на щите).

Развивая эту мысль, можно сказать, что Император – страж скипетра, который в данном случае не просто знак власти и соответствующей свободы выбора, т. е. ее применения по назначению: символизируемая скипетром функция не сводится к одному лишь плану практической реализации. Иначе говоря. Император выше какого-либо конкретного действия: в его правой руке – скипетр, которым он как бы приносит присягу; левая рука – на затянутом поясе. Этим поясом Император как бы стягивает, ограничивает себя, поскольку пояс – нечто противоположное свободе, нечто обуздывающее порывы импульсивной и инстинктивной натуры, и в символическом смысле именно он, не позволяя ими увлекаться, не позволяя вмешиваться в ход событий, привязывает Императора к его сторожевому посту – к его престолу.

Поэтому ноги Императора – так, как они изображены, – естественно символизируют нечто противоположное движению, а руки – нечто противоположное действию. Кроме того, его голова увенчана массивной короной, двойственное значение которой уже было нами раскрыто в медитации над Третьим Арканом – Императрицей: корона – знак не только законности власти, но и связанного с нею долга, т. е. миссии свыше, возлагаемой на того, кто ею увенчан. Поэтому, собственно говоря, любой венец – терновый: корона не только тяжела, но и понуждает к строжайшему, порой мучительному обузданию каких-либо личных помыслов, фантазий, страстей. Исходящие от нее лучи – зубцы короны – оборачиваются во внутреннем мире ее носителя острыми шипами. Они словно гвозди, пронзающие и распинающие любой помысел или образ, возникший в его воображении. Здесь всякая мысль, если она верна, всякий благочестивый помысел получает подтверждение в ответном озарении, а мысль случайная и ложная отвергается и возвращается в ничто. Как положение рук и ног Императора символизирует отречение от свободы движения и действий по собственной прихоти, так его корона есть символ отречения от свободы движения интеллекта. В итоге получается, что Император лишен всех трех так называемых «естественных» человеческих свобод – убеждений, или мнения ( в учении Платона), слова и движения. – Этого с неизбежностью требует власть.

Кроме того, в отличие от предыдущей карты Таро, где щит с изображением орла мы видим в руках Императрицы, на карте «Император» этот же щит – у его ног. Щит необходимо присутствует, но здесь он атрибут скорее самого престола, нежели властителя. Это значит, что собственно цель всякой власти, олицетворяемой Императором, определяется не какими-либо личными мотивами, а самим престолом, символизирующим эту цель. У Императора нет какой-либо личной миссии, личной цели; он отрекся от нее в пользу престола. Или, пользуясь эзотерической терминологией, у него нет имени, он анонимен, поскольку имя – а оно и есть миссия или цель – является прямой прерогативой престола, во имя и ради которого, а отнюдь не ради себя и во имя себя, присутствует здесь Император. Таково его четвертое отречение – отречение от личной цели, или имени в эзотерическом смысле слова.

Существует известный афоризм: «Природа не терпит пустоты» (horror vacui). Его переосмысление в духовном плане дает обратную картину: «Дух не терпит полноты». Чтобы дать духовному возможность проявить себя, необходимо вначале подготовить для него естественную пустоту – а это и есть то, что достигается посредством самоотречения. Именно эта основополагающая истина указана в Нагорной Проповеди (Мф. 5:3—12) – в перечне так называемых «заповедей блаженства» . Первую заповедь – «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» – следует понимать в том смысле, что Царство Небесное недоступно тем, кто «богат» духовно – т. е. душа которых уже заполнена «духовным царством человека». Откровение невозможно без предварительной пустоты – без предоставленного в его распоряжение пространства. Вот почему необходимо отрешиться от собственного мнения, чтобы получить откровение истины; от собственного действия – чтобы стать причастным священной магии; от собственного пути (или метода) развития – чтобы вернуться под руководство Того, Кто есть Господин всех путей; и, наконец, от собственной цели» диктуемой личным выбором, – чтобы удостоиться миссии свыше.

Именно такую пустоту о четырех гранях создал в своем внутреннем мире Император. Потому он само олицетворение власти, а именно авторитета. Он освободил в своем внутреннем мире место для ее единственного подлинного, изначального источника и символа – священного Имени , – ЙОД-ХЕ-ВАУ-ХЕ, – отрекшись, во-первых, от личной инициативы в интеллектуальном плане, так что образовавшаяся пустота заполнилась инициативой высшей, священной, – первой буквой Тетраграмматона (ЙОД); во-вторых, от какого-либо личного действия или движения, так что образовавшаяся пустота заполнилась действием Откровения и магическим движением свыше – второй и третьей буквами Тетраграмматона (ХЕ и ВАУ); и наконец, от личной цели, став анонимным, – и образовавшаяся пустота заполнилась в итоге властью как безусловным авторитетом (четвертая буква Тетраграмматона, второе ХЕ), т. е. обладающий ею устанавливает закон и порядок, ибо получил доступ к их непосредственному источнику.

Об аркане власти говорится в трактате Лао-Цзы «Дао-дэ Цзин»:

«Тридцать спиц соединяются в одной ступице, [образуя колесо], но употребление колеса зависит от пустоты между [спицами]. Из глины делают сосуды, но употребление сосудов зависит от пустоты в них. Пробивают двери и окна, чтобы сделать дом, но пользование домом зависит от пустоты в нем. Вот почему полезность [чего-либо] зависит от пустоты. (...) "Ущербное становится совершенным, кривое – прямым, пустое – наполненным, ветхое сменяется новым; стремясь к малому, достигаешь многого; стремление получить многое ведет к заблуждениям". Поэтому совершенномудрый внемлет этому поучению, коему необходимо следовать в Поднебесной. Совершенномудрый исходит не только из того, что сам видит, поэтому может видеть ясно; он не считает правым только себя, поэтому может обладать истиной; он не прославляет себя, поэтому имеет заслуженную славу; он не возвышает себя, поэтому он старший среди других. Он ничему не противоборствует, поэтому он непобедим в Поднебесной» (8: XI, XXII; с. 114—138) – ибо, добавим мы, он обладает подлинной властью – подлинным авторитетом.

Не силой власти, но властью авторитета Бог правит миром, – иначе в мире не было бы ни свободы, ни закона, и потеряли бы всякий смысл первые три обращения (или прошения) в Молитве Господней («Отче наш»): «Да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое; да будет Воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф. 6: 10). Ведь тот, кто возносит эту молитву, тем самым прибегает к священной власти как авторитету, но не как силе. Господь, Который всемогущ – не образно, но актуально, – нимало не нуждается в чьих-либо прошениях о том, чтобы Царствие Его пришло и исполнилась Воля Его. Значение и смысл этой молитвы в том, что Бог всемогущ именно постольку, поскольку свободно признается и принимается Его власть. Таким актом ее признания, ее приятия и является молитва. Каждый волен верить либо не верить. Ничто и никто не может принудить к вере, – ни научные открытия, ни логические доводы, ни даже физические пытки не могут заставить нас уверовать, т. е. свободно признать и принять власть Бога. Но с другой стороны, как только эта власть признана и принята, немощное становится всемогущим, – и тогда именно как могущество может проявить себя божественная власть; вот почему сказано, что горчичного зерна веры довольно, чтобы двигать горы.

Итак, в проблеме власти (authority) нераздельно слиты все четыре ее значения: мистическое, гностическое, магическое и герметическое. С нею теснейшим образом связано таинство Распятия – или, в толковании знаменитого каббалиста Лурии, «таинство ухода» (sod ha'tsimtsum). В попытке помочь уяснению этой проблемы приведем несколько соображений.

В центре христианского мира – поклонение Распятию, т. е. образу, который есть воплощение непостижимого парадокса: всемогущий Бог нисходит до крайней немощи. Но именно в этом парадоксе мы видим высочайшее во всей истории человечества откровение Божества – совершеннейшее откровение Бога любви. В «Символе веры» говорится:

«... распятого за нас при Понтии Пилате, и страдавшего, и погребенного...».

Единородный Сын предвечного Отца был пригвожден к позорному кресту «за нас», ради нас, – вот что повергает в благоговейный трепет все открытые души, вот чем был обращен даже разбойник, распятый одесную Христа. Такой отпечаток в душе неизгладим и невыразим словами. Это само дыхание Господа, вдохновлявшее и до сих пор вдохновляющее тысячи мучеников, исповедников, пустынников и дев.

Впрочем, как во времена Голгофы, так и по сей день далеко не каждый, кто обращает взор к Распятию, испытывает священный трепет; есть и такие, реакция которых противоположна.

«Проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря: ...Если Ты Сын Божий, сойди с креста» (Мф. 27: 39—40).

Первосвященники, книжники и старейшины также издевались над Ним, говоря:

«Других спасал, а Себя Самого не может спасти! Если он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в него. Уповал на Бога: пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему!» (Мф. 27:42—43).

В этом – сама суть противоположной реакции. В наше время мы сталкиваемся с совершенно сходным – например, в радиотрансляциях на Запад из Москвы. Доводы в этих передачах всегда одни и те же: если Бог существует, то должен знать, что нами, коммунистами, Он окончательно свергнут и, стало быть, в самом деле не существует, – иначе почему не даст никакого знамения, никакого доказательства Своего если уж не могущества, то хотя бы существования? Почему не защищает Свои интересы? – Иными словами, все та же песня: «Сойди с креста – и мы уверуем в Тебя».

Я привожу эти прописные истины потому, что в их основе лежит некий философский принцип, превратившийся в своеобразную догму, а именно: истина и сила суть одно и то же, – что обладает силой, то и истинно, а что немощно, то ложно. В соответствии с этим принципом, который положен в основание современной технической науки, сила и есть абсолютный критерий и высший идеал истины. Божественно лишь то, что обладает силой.

Идол силы (ибо сила как таковая – не то что идол в чистом виде, а самоё источник всякого идолопоклонства) находит явных или тайных почитателей не только в сфере науки или политики, но и в христианских движениях, вообще в религиозных и духовных кругах. Я не говорю о религиозных (пусть даже в христианстве) или духовных вождях, – политиках, которые откровенно домогаются власти, – я говорю вообще о последователях тех учений, которые так или иначе сводятся к утверждению верховенства силы. Эти последователи разделяются на две категории: те, кто стремятся к идеалу «сверхчеловека», – и те, в понимании и согласно вере которых Бог всемогущ актуально – а следовательно, несет ответственность за все происходящее.

Идеал сверхчеловека составляет явную или тайную цель стремлений множества эзотеристов, оккультистов и магов, которые, как правило, тем самым претендуют на роль учителей или во всяком случае посвященных, личным примером указующих многотрудный, но благородный и неизбежный путь к его единственно достойному усилий воплощению. В частности, для них характерно некое особое возвышение Бога – вплоть до выведения за пределы Абсолютной Абстракции, дабы Он не досаждал им Своим слишком уж конкретным присутствием, поскольку на фоне величия Самого Божества эти самые претензии на величие собственное выглядят достаточно нелепо. Каждый из них, в сущности, строит собственную Вавилонскую башню, которая, как ей и надлежит, по подобию своего прообраза неминуемо рушится, так что ее возведение завершается спасительным падением – возвращением на землю, согласно закону, о котором учит шестнадцатая карта Таро. Такое падение, впрочем, не есть падение с реальной высоты в реальную бездну; в данном случае «высота» существует лишь в воображении, и если с нее падают, то всего лишь на землю, получая тем самым урок, из которого следует вывод – все ли постиг человек или же ему надлежит еще многому учиться.

Поклонение тому идолу власти – власти как силы, – который воплощен в образе сверхчеловека (а это происходит главным образом благодаря личному с ним отождествлению), сравнительно безобидно, поскольку в основе своей инфантильно. Иначе обстоит дело с другой категорией поклонников силы – теми, кто собственно проецирует этот идеал ужена Самого Бога. Такая «вера в Бога» зависит, в сущности, только от Его могущества; не будь Бог всемогущ, не стоило бы и верить. В понимании такого рода «верующих» одни души, сотворенные Богом, обречены на вечное проклятие, тогда как другим заранее уготовано спасение. Именно они возлагают на Бога ответственность за всю историю человечества, в том числе и за все сопутствовавшие злодеяния. По их убеждению, посредством войн, революций, тиранов и т. п. Бог «карает» Своих непослушных детей. Да и как иначе? Если Бог в самом деле всемогущ, тогда все, что бы ни происходило, может происходить только по Его воле или с Его попущения.

Идол силы обладает такой властью над умами многих, что они предпочитают Бога, в Котором нераздельны добро и зло – лишь бы Он был достаточно всемогущ, – Богу любви, Который правит только прирожденной властью Божества – властью истины, красоты и блага, – иными словами, актуально всемогущего Бога они предпочитают Богу распятому.

Мы знаем, однако, что блудный сын в библейской притче не был изгнан из отчего дома, – он самовольно отправился на чужбину вести там разгульную жизнь; с другой стороны, отец и не препятствовал его уходу, не принуждал к такому образу жизни, который был бы угоден только отцу. Отец лишь терпеливо дожидался возвращения сына, а когда тот приблизился к отчему дому, вышел ему навстречу. Только возвращение блудного сына не противоречило воле отца.

В сущности, в этой притче – вся история человечества после Грехопадения. Речь здесь идет не о том «законе инволюции и эволюции согласно божественному плану», о котором толкуют современные теософы, но скорее о злоупотреблении свободой, аналогичном неразумию блудного сына. И ключевую формулу истории человечества можно отыскать не в прогрессе цивилизации и не в процессе эволюции (да и вообще каком угодно «историческом процессе»), но скорее в притче о блудном сыне, сказавшем:

«Отче! я согрешил против неба и перед тобою; и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих» (Лк. 15:18—19).

Несет ли человечество полную ответственность за свою историю? – Несомненно: ибо такова она не по воле Господа – Того, Кто Сам был в ходе этой истории распят.

И это вполне понятно, если принять во внимание всю значимость самого факта человеческой свободы, а равно и свободы существ духовных иерархий – Ангелов, Архангелов, Начал, Властей, Сил, Господств, Престолов, Херувимов и Серафимов. Бытие всех этих существ, включая человека (в каббалистическом наименовании – Ischim), либо реально, либо призрачно. Если их бытие реально, а не иллюзорно, то в таком случае они суть независимые сущности, причем эта независимость не только феноменальная, но и ноуменальная, – а это и есть то самое, что мы понимаем под свободой. По сути, свобода есть не что иное, как реальное и полноценное, самодостаточное тварное бытие, или бытие твари – существа, сотворенного Богом. Быть свободным и быть – понятия с нравственной и духовной точки зрения синонимичные. Как нравственность невозможна без свободы, так и несвободная духовная сущность – душа или дух – не существовала бы сама по себе, но лишь как часть иной, свободной духовной сущности, т. е. той, которая действительно существует. Свобода – это духовное бытие сущего.

В словах Писания о создании Богом всего живого – всех тварей, всех существ – главный смысл заключен в том, что этим самым Бог дал каждой твари ту свободу, которая и есть бытие, «существование» (existentia). И этот дар полученной от Бога свободы не подлежит возврату. Потому и существа вышеупомянутых десяти иерархий бессмертны. Смерть не сводится к одному лишь отделению от тела: истинная смерть – это абсолютное лишение свободы, т. е. полный распад бытия, дарованного Господом. Но кто или что может отнять у сотворенного существа божественный дар свободы, священный дар бытия? Свобода и бытие нераздельны, и потому существа десяти иерархий подлинно бессмертны. Эту нераздельность свободы и бытия можно понимать как бесценный дар, как наивысшую ценность, какая только может быть доступна воображению, – и тогда она становится прообразом и преддверием рая; или же как обреченность «неизбывному кругу бытия» – и тогда это бытие и эта свобода становятся прообразом и преддверием ада. Ибо нас, как и блудного сына, никто ни к чему не «принуждает»: свобода – не театр. Мы сами делаем выбор. Возлюбив бытие, мы выбираем рай; возненавидев бытие, выбираем ад.

Поэтому для тварных существ Господь, сообразно их изначальной свободе, есть либо Царь (в том значении власти, которому учит Четвертый Аркан Таро), либо Распятый: Царь – для тех, кто «уверовали» – т. е. свободно, по своей воле приняли Его власть, – и Распятый – для тех, кто злоупотребляет своей свободой, «сотворив кумира», т. е. подменив божественную власть ложными ценностями.

Распятый – и Он же Царь – вот тайна надписи Пилата на кресте Голгофы: lesus Nazarenus Rex Judaeorum – «Иисус Назорей, Царь Иудейский» (Ин. 19:19). Всемогущий и немощный одновременно – вот то, благодаря чему на протяжении всей человеческой истории, в самой гуще кровавых войн и всевозможных бедствий святые совершали чудеса исцеления.

Свобода! Свобода – вот истинный престол Господа, и она же – Его крест. Свобода – ключ к пониманию роли Бога в истории – Того Бога, Который есть Бог любви и Бог-Царь, а не Тот, Которого кощунственно провозглашают тираном, Которого хулят, сомневаясь в Его могуществе и самом Его бытии... Бог всемогущ в истории человечества ровно настолько, насколько велика вера в Него; и настолько же велика Его крестная мука, которой Он предан теми, кто от Него отрекся.

Итак, божественное Распятие есть неизбежное следствие самого факта свободы, т. е. реального бытия существ десяти иерархий, если только мы говорим о мире, управляемом не принуждением, но божественной властью.

Вернемся теперь к идее tsimtsum – идее «оставления Богом»» говоря языком каббалиста Лурии. Tsimsum – в Каббале одно из основополагающих «трех таинств»: sod ha'jichud, – таинство единения; sod ha'tsimtsum, – таинство сосредоточения, или оставления Божеством; sod ha'gilgul, – таинство перевоплощения, или «круговращения душ». Из них первое и третье – таинство единения и таинство перевоплощения – будут рассмотрены позже, в следующих письмах (в частности, в десятом); что же касается «таинства оставления Богом» (или «таинства сосредоточения»), которое нас сейчас интересует, то речь здесь идет о тезисе, согласно которому мир возник к бытию единственно возможным образом – в некоем акте «сжатия» Бога в Самом Себе; т. е. Бог, так сказать, посредством своеобразного «Самоотречения», или «оставления», предоставил «место» миру, покинув некое пространство в Самом Себе.

«Таким образом, первичный акт «Айн-Соф», Бесконечного Существа, не есть какой-либо выход вовне, но есть движение вовнутрь, движение свертывания, ухода в Себя, вовлечения в Себя. Не эманация здесь имеет место, но, напротив, некое стягивание... Изначальный, лежащий в самом истоке Творения акт не есть акт откровения, но акт ограничения. Лишь затем Бог посылает луч Своего света, полагая начало Своему Откровению» или, точнее. Самораскрытию как Бога-Творца в предвечном пространстве Творения. Более того: подобный акт сосредоточения и отречения предшествует каждому последующему акту эманации и проявления« (124: р. 261).

Иными словами, чтобы создать мир «ex nihilo» («из ничто»), Богу предстояло вначале создать пустоту, а для этого Ему необходимо было пройти через некий процесс стягивания, «оставления», т. е. ухода вовнутрь Себя с тем, чтобы создать некое мистическое пространство, лишенное Его присутствия: пустоту. Уже обдумывая эту мысль, мы соучаствуем в рождении свободы; как сказал Бердяев:

«Свобода не детерминирована Богом, она в том ничто, из которого Бог сотворил мир» (2: с. 39).

Пустота есть мистическое пространство, оставленное Богом в акте tsimtsum; это место зарождения свободы, т. е. того существования («ex-istence»), того бытия, которое есть абсолютная потенциальность, недоступная никакому определению. Именно в этом смысле все существа десяти тварных иерархий суть дети Божьи и дети свободы, рожденные от божественной полноты и от божественной пустоты. Они несут в себе «каплю» пустоты и «искру» Божию. Их бытие (existentia), их свобода – это их глубинная пустота. Их сущность (essentia), их искра любви – это наполняющая их божественная «кровь». Они бессмертны, ибо пустота недоступна разрушению, и так же неразрушима всякая монада, от Бога одаренная бытием. Причем эти два элемента – мэонический ( – «пустота») и плеромный ( – «полнота») – не только неразрушимы, но и составляют неразрывное целое.

Идея tsimtsum – ухода Бога для предоставления свободы – в точности совпадает с идеей Его Распятия во имя свободы же. Ибо создание Богом пространства, где могла бы родиться свобода, и Его отказ использовать силу против злоупотребления свободой (в положенных Им пределах) суть два аспекта одной и той же идеи.

Разумеется, в пантеистском толковании идея tsimtsum и идея Распятия лишены всякого смысла. Пантеизм, равно как и материализм, несовместим с признанием реального существования индивидов. Поэтому сам факт свободы – не просто видимой, но подлинной свободы – в пантеизме отвергается и вообще не подлежит рассмотрению. Для пантеистов, как и для материалистов, вопрос об уходе Бога и Его Распятии совершенно абсурден. В свою очередь, каббалистическая доктрина tsimtsum является не только единственным известным мне серьезным объяснением, которое можно противопоставить откровенному и элементарному пантеизму, но и прочным связующим звеном между Ветхим и Новым Заветом, которое освещает космическую значимость идеи самопожертвования.

Итак, как мы могли убедиться, в Четвертом Аркане Таро («Император») мы находим отражение идеи ухода Бога и Его Распятия. Император правит посредством чистой власти; он правит свободными существами, – не мечом, но скипетром. На верхушке скипетра шар, увенчанный крестом. Скипетр, таким образом, выражает в предельно наглядном виде основную идею Аркана: как миром (шар) правит крест, такова же и власть Императора над земной сферой, осененной знаком креста. Сила Императора есть отражение силы божественной. И как на силу божественную воздействует «сжатие» Бога (tsimtsum) и Его добровольная немощь (Распятие), таким же образом на силу Императора воздействует ограниченность его собственных сил (туго затянутый пояс) и добровольная неподвижность (скрещенные ноги) на своем посту (трон, или престол).

Пост Императора... Какое множество идей, связанных с этим понятием (сан первоверховного владыки христианской империи, его историческая миссия, его функции в свете естественного права и его роль в свете права божественного), можно найти у средневековых авторов!

Как для устройства города или царства надлежить руководствоваться моделью мироздания, таким же образом порядок (ratio) управления городом необходимо черпать из принципов божественного правления – таково основное соображение, выдвинутое по этому вопросу Св. Фомой Аквинским (De regno XVI, 1). Вот почему средневековые авторы не могли себе представить христианский мир без Императора так же, как не, могли они представить Вселенской Церкви без папы. Ибо, если мир управляется по иерархическому принципу, то и христианский мир – Sanctum Imperium^{38} – не может управляться иначе. Иерархия – это пирамида, которая существует только при условии ее полной завершенности. И на вершине пирамиды стоит Император. От этой вершины вниз по иерархии следуют цари, князья, знать, горожане, крестьяне. Но лишь от короны Императора получают царское достоинство короны королей, а от них наделяются властью короны князей и прочие.

Однако пост Императора не является всего лишь последней (точнее, первой) инстанцией единственной законной власти: первоначально он был прежде всего магическим, если понимать под магией актуализацию соответствий между «тем, что внизу», и «тем, что вверху», т. е. сам по себе он был тем принципом власти, в котором все нижестоящие властители черпали не только свои законные полномочия, но и влияние на сознание людей, свой авторитет. Вот почему вслед за померкшей имперской короной одна за другой безвозвратно меркли и уходили во тьму короны королей. Монархам недолго царствовать без Монархии. Королям не разделить корону и скипетр Императора и не воссесть императорами каждый в своей стране, ибо их неотступно преследует его тень – тень Императора. И если в прошлом от самой его идеи загорались блеском и великолепием царские венцы, то с уходом Иператора на них упала его тень и увлекла за собой, а за ними ушли во мрак и венцы низших властителей – герцогов, князей, баронов и прочих. Пирамида несовершенна без вершины; иерархия не существует, когда она лишена своего первоначала. Без Императора рано или поздно не станет королей. Нет королей – рано или поздно не станет знати. Исчезнет знать – рано или поздно не станет ни буржуазии, ни крестьянства. Вот так все и заканчивается «диктатурой пролетариата» – класса изначально враждебного иерархическому принципу, тогда как этот принцип есть не что иное, как отражение божественного порядка. Неудивительно, что пролетариат исповедует атеизм.

Тень Императора бродит по Европе. Его отсутствие ощущается столь же остро, как в былые времена ощущалось его присутствие. Ибо пустота душевной раны не может остаться безответной; то, чего нам не хватает, знает, как о себе напомнить.

Наполеон, ставший очевидцем Французской Революции, понял, куда движется Европа: к полному разрушению иерархии. И он чувствовал на себе тень Императора. Он знал, что следует восстановить в Европе: не столько французский престол – ибо без Иператора королям править недолго, – сколько имперский трон Европы, – и поэтому решил сам заполнить эту пустоту, сделав Императором себя, а королями – своих братьев. Однако затем, вместо того, чтобы сделать единственным орудием своей власти скипетр – шар, увенчанный крестом, – он решил править мечом. Но «все взявшие меч, мечом погибнут» (Мф. 26:52). Гитлер также был одержим идеей занять опустевший трон Императора. Он верил в свою миссию – создать мечом «тысячелетнюю империю», которая была бы империей неслыханной тирании. Но и на нем подтвердилась неизменная правота Писания.

Нет, пост Императора не принадлежит более ни тем, кто сам возжелал его занять, ни тем, кого избрал народ. Взойти на императорский престол можно лишь по воле небес; поэтому за ним окончательно закрепилось его оккультное значение. А корона, скипетр, трон и герб Императора ныне скрыты в катакомбах... там, где они недоступны тиранам и самозванцам.

Итак, на четвертой карте Император один, без придворных и свиты. Трон его явно расположен не в покоях императорского дворца, но скорее под открытым небом – на открытом невозделанном поле, вне городских стен. Пучок иссохшей травы у его ног – вот и весь имперский двор – свидетель его имперского величия. Но над Императором распахнуто чистое небо. Он – лишь силуэт на его фоне. Наедине с небом – вот удел Императора.