355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валентин Томберг » Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма » Текст книги (страница 38)
Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 19:42

Текст книги "Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма"


Автор книги: Валентин Томберг


Жанр:

   

Эзотерика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 58 страниц)

Иными словами, различие между двумя традициями состоит в том, что восточная традиция стремится разорвать тесный союз между "истинной Сущностью" и "эмпирической сущностью", тогда как западная традиция считает такой союз нерушимым. Согласно западной традиции, "истинная Сущность" не может или не должна избавляться от "эмпирической сущности", отвергая ее. Обе они навечно связаны нерушимыми узами и вместе должны вершить труд восстановления "подобия Божьего". Идеалом западной традиции является не столько свобода в результате разрыва, сколько свобода воссоединения.

Итак, первородный грех имел место и привел к Грехопадению именно в воле. В Книге Бытия этот грех воли описывается как желание присвоить себе знание добра и зла и стать «как боги».

Однако описание, данное в Книге Бытия, не ограничивается первой стадией Грехопадения в раю, – хотя она и является решающей, – но добавляет три последующие стадии: братоубийство Каина, порождение исполинов и строительство Вавилонской башни (Быт. 4: 1-16; 6: 1-4; 11: 1-9).

Хотя три эти последующие стадии являются закономерным логическим развитием первородного греха, совершенного в раю, они тем не менее суть новые стадии – если именно как последствие первородного греха понимать всю земную эволюцию в духовной истории человечества. Ибо братоубийство Каина есть некий прафеномен («Urphaenomen» в терминологии Гёте), таящий в себе семена всех последующих войн, революций и мятежей в истории рода человеческого. Порождение исполинов есть первичный феномен, являющийся протоисторическим зародышем всех претензий в будущем человечества со стороны отдельных личностей, групп и наций на господство и богоизбранность и, следовательно, всех претензий на роль «сверхчеловека». Римские цезари, присваивавшие себе божеские почести и власть, «сверхчеловек» (Uebermensch) по учению Ницше и подобные им фашистские и коммунистические «фюреры» нашего века суть лишь частные проявления изначального «гигантизма», о котором говорит Бытие. А строительство Вавилонской башни (Быт. 11: 1-9) является прафеноменом, содержащим в себе зародыш всех последующих в истории рода человеческого тенденций к завоеванию небес с помощью сил, обретенных и развитых на земле.

Каиново братоубийство положило начало мятежу "низшей сущности" против "истинной Сущности" – падшего "подобия" против нетленного "образа". Изначальная суть и причина порождения исполинов – тесный союз "низшей сущности" с существами падших иерархий – вместо союза с "истинной Сущностью". А в истоках строительства Вавилонской башни таится коллективная воля "низших сущностей" к достижению замены "истинной Сущности" небесных иерархий и Господа сверхструктурой вселенского значения, сооруженной с помощью этой воли.

Мятеж, одержимость и замена того, что дано откровением, на самолично сооруженное, – с тремя этими грехами соотносятся три "падения" и вызванные ими последствия. Каин, убивший брата своего Авеля, стал изгоем – вечным странником. Порождение исполинов повлекло за собой потоп. Строительство Вавилонской башни повлекло за собой «удар грома» в виде «сошествия Господа», который «смешал языки строивших и рассеял их оттуда по всей земле» (Быт. 11:7-9), так что перестали они понимать язык друг друга.

Так же как строительство Вавилонской башни есть закономерный итог всех предыдущих стадий греха, – стадий мятежа и "гигантизма", – так и результат строительства Вавилонской башни – удар грома, рассеявший ее строителей и смешавший их языки, – есть закономерный итог двух вышеупомянутых грехов. Вот почему, по-видимому, шестнадцатая карта Старших Арканов Таро изображает только разрушенную башню и удар грома, опуская потоп и изгнание Каина. Ибо вида башни, разрушенной молнией, достаточно, чтобы посвятить серьезные размышления всеобъемлющему аркану взаимоотношения между волей и судьбой, между желаемым и действительным.

Ибо скитания есть неизбежный удел «низшей сущности», взбунтовавшейся против «высшей Сущности»; потоп – это удел тех, кто претендует на роль «сверхчеловека»; а поражение ударом грома – это столь же неизбежный, как два предыдущих, удел строительства – коллективного либо индивидуального – Вавилонской башни.

Аркан "Разрушенная башня" учит всеобщему и универсальному закону, который в доступной форме представлен в виде Вавилонской башни. Всеобщий и универсальный закон означает закон, действующий как в малом, так и в великом, как в биографии отдельного человека, так и в биографии человечества, а также равным образом в прошлом, настоящем и будущем. Согласно этому закону, тот, кто поднимает мятеж против своей «высшей Сущности», впредь будет жить не по закону вертикали, но по закону горизонтали, т. е. будет «изгнанником и скитальцем на земле» (Быт. 4: 12).

Тот, кто расторгает связь со своей "высшей Сущностью" и заключает союз с существом, принадлежащим к падшим иерархиям, – союз, который ведет к состоянию полной одержимости, – тот утонет, т. е. станет жертвой безумия. Так произошло с Ницше, вдохновенным автором трудов, воспевающих «сверхчеловека» и антихриста. То же самое произошло с человечеством, когда «на земле были исполины» – «это были сильные, издревле славные люди» (Быт. 6: 4). Ибо «воды», которыми потоп затопил землю, были не столько водой в обычном понимании, сколько «водами», затопляющими сознание и память, – теми «водами» беспамятства и слабоумия, которые затопили Ницше. Вот почему весьма развитая цивилизация Атлантиды канула в забвение, так же, как и сам континент, бывший колыбелью этой цивилизации, был поглощен океаном. Вот почему «примитивные» племена и кочевые народы, лишенные собственного прошлого и вынужденные все начинать сначала, начинали жить в пещерах или укрываться под деревьями. Некогда в Африке существовали могущественные царства и великолепные города, но их потомки утратили о них всякую память и полностью ушли в будничную жизнь «примитивных» племен – жизнь, состоящую из охоты, рыбной ловли, земледелия и войны. Еще более всепоглощающим было забвение, постигшее австралийских аборигенов.

Точно так же тот, кто строит "башню", чтобы заменить откровение небесное откровением, изготовленным им самим, будет поражен громом, т. е. будет подвергнут унижению и низведен к своей же собственной субъективности и к земной реальности.

"Закон Вавилонской башни" уже был сформулирован в тринадцатом письме, где рассматривались некоторые практические методы оккультизма, нацеленные на достижение своеобразного бессмертия посредством кристаллизации энергии, эманирующей из физического тела, вплоть до противостояния смерти. Тогда речь шла о строительстве индивидуальной "Вавилонской башни", состоящей из налагаемых друг на друга в восходящем порядке "двойников" физического тела. При этом предметом анализа был лишь один аспект "строительства" – без учета другого аспекта этого же закона, – аспекта "удара грома". Теперь же, в главе, посвященной Шестнадцатому Старшему Аркану Таро, представляется возможность рассмотреть весь закон, т. е. как аспект "громового удара", так и аспект "строительства".

Выше мы отмечали, что закон Вавилонской башни универсален, т. е. действует как в биографии отдельной личности, так и в масштабах всего человечества – и даже в иных иерархиях. Основной смысл этого закона заключается в том, что всякая автономная деятельность в дольнем, всякая самовольная инициатива "снизу" неизбежно сталкивается с Божественной реальностью горнего. То, что сооружено автономными усилиями "низшей сущности", должно рано или поздно столкнуться с Божественной реальностью и подвергнуться соответствующим последствиям. Закон – или аркан – Вавилонской башни проявляется, например, в пребывании в чистилище после смерти. Ибо каждый человек, если только он не святой и не совершенный праведник, строит своеобразную собственную "Вавилонскую башню". Его действия, суждения и устремления – автономные или личные – составляют его "личный мир", который он выстроил и уносит с собой в мир духовный после смерти. Этот субъективный мир должен пройти там испытание встречей с транссубъективной духовной реальностью – с "ударом грома". И эта встреча субъективности с духовной реальностью составляет сущность посмертного состояния, известного под названием "чистилище".

Чистилище, стало быть, есть состояние души, при котором действия, суждения и устремления прошедшей жизни видятся в истинном дневном свете транссубъективного сознания. Никто не судит ее; сама душа подвергает себя суду в свете полностью пробужденного сознания.

Нередко говорят о "тьме", в которую погружается душа, вступая в чистилище, и об "одиночном заключении", которому она в нем подвергается. В этих описаниях состояния души в чистилище заключена некая истина, но необходимо вначале понять их, чтобы затем должным образом оценить их истинность. Видимая извне, душа, вступающая в чистилище, исчезает из поля зрения других душ и таким образом погружается во тьму невидимости и недоступности. Именно в этом смысле, т. е. в смысле недоступности, можно, разумеется, сказать, что душа в чистилище подвергается «заключению». Ибо тогда душа находится вне контактов и связей со «свободными» сущностями духовного мира.

Но, будучи видимой изнутри, душа, вступающая в чистилище, погружается в абсолютный свет транссубъективного сознания, который настолько охватывает душу своей ослепительной яркостью, заставляя ее вспомнить себя, что она становится недоступной ни для кого.

О том, как происходит очищение души в чистилище, о том, каков характер тьмы и заключения в состоянии чистилища, и, наконец, о том, каков результат этого состояния, никто не дал представления более яркого и описания более убедительного, основанного на достоверном опыте, нежели данное Сан Хуаном де ла Крус в его "Темной ночи души". В главах, посвященных "темной ночи духа", мы находим ближайшую аналогию состоянию души в чистилище – описанный опыт во всех отношениях аналогичен опыту очищения, которому душа подвергается в чистилище:

"Темная ночь есть некий приток Господа в душу, очищающий ее от невежества и несовершенств – унаследованных, природных и духовных... Но можно спросить: почему душа называет Божественный свет, озаряющий и очищающий ее от невежества, темной ночью? Я отвечу, что Божественная премудрость в силу двух причин есть для души не только ночь и тьма, но также боль и мучения. Первая причина состоит в том, что Божественная премудрость столь высока, что превосходит наивысшие способности души и, следовательно, в этом отношении темна для нее. Вторая причина – низость и нечистота души, и в этом отношении Божественная премудрость для нее мучительна, болезненна и столь же темна. Чтобы доказать истинность первой причины, возьмем за основу философский принцип, согласно которому чем яснее и очевиднее суть предметы Божественные, тем, разумеется, более темными и сокрытыми они становятся для души. Так, чем ярче свет, тем более он слепящий для глаз совы, и чем сильнее сияет солнце, тем более оно слепяще для органов зрения, подавляя их по причине их слабости и лишая их способности видеть. Так и Божественный свет созерцания, проникая в душу не вполне еще просветленную, влечет за собой духовный мрак, ибо он не только далеко превосходит силы души, но также ослепляет ее и лишает естественных ощущений...Вот причина того, что светоносный луч скрытой премудрости, когда Господь посылает его от Себя в душу еще не преображенную, порождает в восприятии глубокую тьму... Душа по причине своей замутненности испытывает сильнейшие страдания, попадая в поток Божественного света. А когда лучи этого чистейшего света ударяют в душу, чтобы изгнать ее по роки, душа чувствует себя столь омраченной и ничтожной, что кажется, будто Сам Господь отказался от нее и сама она отказалась от Господа. Столь горько и болезненно это чувство – ибо теперь для нее ясно, что Господь покинул ее, – что оно было одним из тягчайших страданий Иова во время его испытаний: "Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость?" (Иов, 7:20). В этом ярком и чистом свете душа, видя уже отчетливо, хотя все еще словно сквозь дымку, свою порочность, признает свое ничтожество пред Господом и всеми тварями. Еще большую боль несет страх того, что она никогда не станет достойной и ее покинула милость Господня. Во-вторых, боль души происходит от ее природной, нравственной и духовной слабости; ибо когда Божественное созерцание пронзает ее с некоей силой, с тем чтобы укрепить и подчинить ее, она в своей слабости испытывает такую боль, что почти исчезает... для ощущений и духа, словно под тяжким и мрачным бременем, страдает и стенает в мучениях столь страшных, что сама смерть [полное уничтожение] была бы для нее вожделенным облегчением... [Это] дивно и достойно сожаления... Столь велики слабость и омраченность души, что десница Господня, такая нежная и ласковая, ощущается ею как тяжкая и давящая, хотя она не возложена на нее и не подавляет ее, а лишь слегка ее касается, да и то с великим милосердием: ибо Он касается души не для того, чтобы подвергнуть ее наказанию, а чтобы осыпать Своими милостями..." (67: II, ?, 1-4, б, 8-9; pp. 83-88).

"Луч солнца, проникающий в окно, тем менее заметен, чем чище и свободнее от пылинок воздух, однако чем их больше, тем заметнее солнечный луч для глаза. Причина в том, что самого света мы не видим, но с его помощью мы видим те предметы, на которые он падает, и когда они его отражают, сам свет становится видимым: не освети он их, он сам остался бы тогда невидимым... Итак, этот луч Божественного созерцания, превозмогая природные силы и пронизывая душу своим Божественным светом, погружает ее во тьму и лишает всех тех естественных привязанностей и опасений, которые она прежде испытывала в своем собственном природ-ном свете. Тогда душа остается не только во тьме, но также и в пустоте, которая открывается в ее способностях и желаниях как природных, так и духовных, и в этой пустоте и тьме она очищается и озаряется Божественным духовным светом, но не имеет представления о том, что же с ней происходит; напротив, она скорее полагает, что находится во тьме, ибо мы уже говорили о луче, проходящем через комнату, который невидим, если воздух совершенно чист и в комнате нет предметов, на которые он мог бы пасть. Однако если духовный свет попадает в душе хоть на что-нибудь, что может его отразить, т. е. на малейшую частицу совершенства, которая доступна пониманию, либо на решение, которое необходимо принять относительно истинности или неистинности чего-либо, – в тот же момент душа видит егои понимает его яснее, чем когда-либо прежде, до вступления в эту тьму. Таким же образом душа различает духовный свет, который дается ей с тем, чтобы она легче осознала свое несовершенство..." (67: II, viii, 5-6; pp. 104-106).

"...Божественный огонь созерцательной любви до того, как он соединится с душой и преобразит ее в себя, очищает ее от всех неблагоприятных качеств. Он изгоняет ее пороки, погружает ее в черноту и мрак, и ее состояние явно становится еще худшим, чем прежде, – более порочным и отталкивающим. Ибо в то время, как божественное очищение удаляет все злые и порочные склонности, которые, глубоко укоренясь в душе, ей не видны и не ощущаются ею, но теперь, с целью их изгнания и уничтожения, делаются ясно различимыми в тусклом свете Божественного созерцания, душа – хотя она не становится хуже ни сама по себе, ни в глазах Господа – видя, наконец, то, что она не видела никогда прежде, видит себя не только недостойной Его внимания, но даже предметом, заслуживающим отвращения, и что Сам Господь отвратился от нее..." (67: II, х, 2; 118).

"...Свет Господень, озаряющий Ангела, просветляет его и возжигает в нем пламя любви, ибо он есть дух, готовый к восприятию этого света; но человек, будучи слабым и порочным, обычно воспринимает такое просветление, как я уже говорил, во тьме, страданиях и боли – ведь и свет солнечных лучей причиняет боль слабым глазам, – пока очищающий его огонь любви не одухотворит и не усовершенствует его, с тем чтобы, очистившись, он мог со сладостью, подобно Ангелам, воспринять единение с этим притоком любви..." (67: II, xii, 4; р. 130).

Эти фрагменты из "Темной ночи души", т. е. из 5, 8,10 и 12 главы Книги II (где речь идет о "темной ночи духа"), мне кажутся, не считая всего остального учения Сан Хуана де ла Крус, особенно здесь уместными. Описанное в них очищение сводится к школе смирения, а присутствующий здесь Божественный свет, который погружает душу во тьму и тяжким бременем давит на нее, заставляя испытать всю тяжесть неотвратимого сопоставления человеческой природы с Божественной истиной, можно свести к образу башни, разрушенной ударом грома, и падения ее строителей, т. е. к карте Шестнадцатого Аркана Таро. Разящий удар грома есть Божественный свет, который ослепляет и рушит; разрушенная башня есть то, что сооружено человеческим разумением, воображением и волей, которые человек противопоставил Божественной реальности; поверженные строители олицетворяют «школу смирения» для человеческих способностей разумения, воображения и воли. Чистилище, путь очищения, который предшествует озарению и мистическому единению, великие исторические события, которые привели к тому, что человечество было вынуждено начинать все сначала, наконец, события в биографиях отдельных людей, при которых последних поражал удар грома – с тем, чтобы они вновь поднялись из праха силой озарения, подобно Савлу из Тарса, либо чтобы их постигло отчуждение, подобно Ницше, – все эти события, на первый взгляд столь несходные, суть лишь различные проявления одного и того же аркана: закона башни, разрушенной ударом грома.

Этот закон – лейтмотив славословия, которое я процитировал в начале этого письма (см. эпиграф) и в котором сказано:

"Рассеял надменных помышлениями сердца их; низложил сильных с престолов и вознес смиренных; алчущих исполнил благ, А богатящихся отпустил ни с чем" (Лк. 1:51-53).

В этом славословии воспевается вечный закон Вавилонской башни – закон башни, разрушенной ударом грома, и смиренного сердца, вознесенного тем же ударом к Божественному озарению. Ибо "Магнификат" – это песнь сердца, пораженного тем же громовым ударом, который "низлагает сильных с престолов и возносит смиренных".

Едва ли можно выразить сущность этого закона более точно и сжато, нежели в Евангелии от Луки: "Всякий возвышающий себя унижен будет, а унижающий себя возвысится" (Лк. 14: 11). Существует множество путей самовозвышения – и всего лишь один путь падения.

Например, в биологии установлено, что в процессе эволюции существует множество путей, ведущих к временному преимуществу вследствие специализации организма в определенном направлении, но всегда заводящих в тупик. Например, гигантские рептилии – ящеры – достигли безраздельного господства на земле, благодаря своей физической силе, подвижности и устрашающему природному оружию в виде челюстей и иных органов тела. Но они выжили лишь затем, чтобы уступить место маленьким существам, не обладавшим ни физической силой, ни природным оружием (то есть мощными челюстями и конечностями). Эти маленькие теплокровные существа, первые млекопитающие, не имели такой специализации, как рептилии, и по сравнению с ними были совершенно незначительными.

"Сама их незначительность позволила им выжить в течение длительного периода, когда на земле господствовали гигантские и специализированные виды рептилий" (64: р. 123).

К тому же свойственное им отсутствие специализации позволило приспособиться к резкому изменению климатических условий и к иным переменам, вызванным образованием горных массивов к концу мезозойского периода, к которым господствующие рептилии приспособиться не смогли; и вот они исчезли.

Таким образом, млекопитающие заняли место рептилий как хозяева земли. Однако гораздо позднее сформировались специализированные виды млекопитающих, и каждый вид, в свою очередь, возвышал себя, развивая те органы и способности, которые несомненно давали временные преимущества, но затем заводили их в тупик, т. е. они оказывались неспособными к дальнейшей эволюции. Но одна группа млекопитающих, которая, вместо специализации, включилась в процесс всеобщего роста, или в сбалансированную эволюцию физического организма и психических способностей, взлетела на гребень волны эволюции и в конечном счете породила организмы, способные служить вместилищами человеческих душ. Следовательно, говоря языком биологии, «возвышение себя» сводится к специализации, дающей временные преимущества, а «унижение себя с тем, чтобы возвыситься» означает всеобщий рост, т. е. сбалансированную эволюцию физических и психических способностей живых существ. А что справедливо в сфере биологии, справедливо и в других сферах.

По этой причине я подумал, что в начале этого письма уместно было бы добавить к формуле-эпиграфу "всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится" (Лк. 14: 11) следующий текст из Евангелия от Марка:

"Царствие Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю, и слит, и встает ночью и днем, и как семя всходит и растет, не знает он" (Мк. 4: 26-27).

Ибо таков путь всеобщего роста, или «унижения себя до роли зернышка», в противоположность путям специализации тех, кто "возвышает себя, строя башни", что особо подчеркивает этот текст. Расти или строить – вот тот выбор, к которому все сводится в конечном итоге: «путь спасения» и «путь гибели», или путь бесконечного совершенствования и путь, ведущий в тупик. Идея ада есть просто идея некоего духовного тупика; образ чистилища относится к идее отказа от тех тенденций, которые ведут тупиковые состояния специализации, – отказа с целью спасти и сохранить открытыми пути совершенствования – «пути спасения».

Возвысить себя или унизить, специализироваться ради достижения временных преимуществ или быть движимым одним лишь алканием и жаждой истины, красоты и добра, строить башню или расти, «спать и вставать ночью и днем ... не зная, как» (см. Мк. 4: 26-27), – вот выбор, который должен сделать каждый человек, каждая общность людей, каждая традиция или духовная школа.

Итак, мы, оккультисты, маги, эзотеристы и герметисты, – все те, кто хочет "делать" вместо того, чтобы ожидать, сложа руки; кто хочет "взять свою эволюцию в свои собственные руки" и "направлять ее к некоей цели", – стоим перед этим выбором в гораздо более, я бы сказал, драматической форме, чем люди, не занимающиеся эзотеризмом. Главнейшей (если не единственной настоящей) нашей опасностью является предпочтение быть «строителями Вавилонской башни» (неважно, в одиночку или в сообществе с кем-либо), нежели возделывателями, «как виноградари в винограднике Господнем».

По правде говоря, единственной истинной нравственно обоснованной причиной сохранения эзотеризма "эзотерическим", т. е. того, чтобы держать его вдали от дневного света и не допускать его профанации, является опасность тяжкого недоразумения – смешения башни с деревом, вследствие чего ряды эзотеристов пополнились бы «каменщиками» вместо «садовников».

Церковь всегда отдавала себе отчет в существовании этой опасности. Вот почему она всегда настаивала – вместе с тем высоко ценя и поощряя усилия как таковые – на принципе благодати как единственного источника продвижения по пути совершенствования. Вот почему она всегда с подозрением относилась к так называемым «братствам посвященных» и к подобным им группам, которые образовывались либо на периферии Церкви, либо вообще вне ее. Ибо даже если оставить в стороне соперничество и иные человеческие слабости, главным мотивом отрицательного отношения Церкви к братствам посвященных является опасность замещения роста – строительством; благодати -"деланием"; и, наконец, пути спасения – путем специализации. Я не знаю, этим ли объясняются преследования Ордена тамплиеров, но, вне всякого сомнения, этим объясняется оппозиция Церкви по отношению к масонству.

Но как бы там ни было в отдельных исторических случаях, здесь нас занимает аркан башни, разрушенной ударом грома, т. е. вся совокупность соответствующих идей и фактов, относящихся к стремлению "возвыситься", ведущему к специализации, которая, в свою очередь, неизбежно заводит в тупик. Речь, стало быть, идет о выборе между "строительством" и "ростом" в сфере эзотеризма.

Сошлемся на пример факиров, среди которых есть такие, которые не чувствуют гвоздей, на которых лежат, либо хоронят себя заживо на целую неделю и остаются совершенно здоровы, либо заставляют растение вырасти у нас на глазах. Такой факир реализовал отдельные преимущества; он может делать то, что мы делать не можем. Но он достиг этого за счет своего общего развития как человеческого существа, он «подверг себя специализации». Он никогда не внесет сколько-нибудь значительного вклада в философию, религию или искусство. В плане его общечеловеческого прогресса он находится в тупике, где остается разве лишь уповать на удар грома, который бы вытряхнул его из этого тупика.

Есть еще одна проблема, лишившая покоя Агриппу Неттесгеймского, автора классического труда по магии – "De occulta philosophia" ("О сокровенной философии"): как могло случиться, что автор этой книги, в которой можно найти множество сведений, основанных на аутентичном опыте, – как могло случиться, что он, восторженный адепт, стал разочарованным в жизни скептиком, написавшим в последние годы своей жизни едва ли не главнейший ее итог -труд, озаглавленный "De incertitudine et vanitate omnium scientiarum et artium" ("О недостоверности и тщете всех наук и искусств")?

Ответ на этот вопрос заключается в том, что Агриппа выстроил "Вавилонскую башню", которая впоследствии была разрушена "громовым ударом свыше". Это была высшая реальность, которая сделала в его глазах все "науки о сверхъестественном" – которым он посвятил лучшие годы жизни – тщетными. Башня была разрушена, но лично для него открылся путь к небесам. Он стал свободным, чтобы начать сначала, т. е. вновь отправиться по пути роста.

Факир и маг – оба нуждаются в освобождающем ударе грома свыше, чтобы вернуться на путь чисто человеческой эволюции, т. е. на путь всеобщего роста, где нет тупиков специализации. Это же относится к специалистам в мистике и гнозисе. Вот почему мы неоднократно повторяли в этих письмах, что практический (то есть живой) герметизм не является ни оккультной наукой, ни магией, ни гнозисом, ни мистицизмом, но их синтезом. Ибо он есть дерево, а не башня. Да и сам человек, весь человек – который в одно и то же время и философ, и маг, и гностик, и мистик, – он сам и есть это дерево.

В таком случае, уж не каббалистическое ли это Древо Сефирот? – Возможно. А может быть, Древо Знания и Жизни в центре сада Эдемского? Да. Но превыше всего я желал бы видеть в нем Древо Смерти и Воскресения, – Крест, усеянный побегами Розы. Это Крест одновременно умерщвляющий и оживляющий, – Крест, в котором соединены смертные муки Голгофы и слава Воскресения. Ибо Крест есть закон роста, закон вечного ухода и возвращения. Это путь, который ведет не к тупикам специализации, но к «проходам» очищения, ведущим к озарению и в конечном счете – к единению.

Практический герметизм есть мистицизм, гнозис, магия и наука Креста. Целью его исканий, его главной движущей силой и основой существования является великий труд роста, – осуществляющийся через духовную, психическую и телесную трансформацию, сублимацию, транссубстантивирование и трансмутацию. Да, алхимия, принцип алхимии составляет душу герметизма. Выражение этого принципа можно найти в Евангелии: «ничего не погубить... но иметь жизнь вечную» (Ин. 6: 39-40). Можно ли представить себе идеал или цель, в которой было бы заложено больше веры, надежды и любви? В то время как те, кому недостает совершенной веры, прибегают к хирургической мере отделения истинной Сущности от сущности низшей, как мы это видим в Санкхьеи Йоге, те, кому недостает надежды, восполняют отсутствие необходимых способностей и сил, прибегая к искусственным конечностям, т. е. создавая механизмы, призванные исполнять недостающие функции, – как это происходит с конструкторами машин и авторами философских систем, теми, кто совершает ритуалы церемониальной магии, и всеми строителями башен в целом. Адепты же «великих трудов» исповедуют «юродство Креста» (1 Кор. 1: 18), т. е. они веруют, надеются и желают «ничего не погубить... но иметь жизнь вечную».

"Благая весть", пришедшая в мир более девятнадцати столетий назад, ни в коей мере не является хирургической операцией освобождения от страданий; еще менее она обещает человеку успех в сооружении башни, – сколь бы ни была эта башня мала или огромна – "до самых небес"; это, скорее, воскресение из мертвых – великое алхимическое действо успешной трансмутации человеческого существа. Освобождение путем духовной хирургии, могущество, достигнутое с помощью умозрительных или иных механизмов, или воскресение благодаря Кресту, закону духовного роста, – вот тот выбор идеала, который обязана совершить всякая человеческая душа.

Касательно герметизма все это значит, что он сделал свой выбор. Он навсегда принял закон "живой жизни" – Креста – как свой путь. Поэтому в нем нет ничего механического, ничего "хирургического". В герметизме не возводят никаких башен, в нем отсутствует стремление к какому бы то ни было разделению. Речь в нем идет исключительно о трансмутации сил и способностей человеческой натуры, т. е. об эволюции человека как о Великом Делании, которое удерживает ее от тупиков специализации.

Я уже говорил, что в практическом герметизме нет ничего механического или хирургического. Это означает, что в нем не найти никакого "усовершенствования" -умственного, церемониального или физиологического, – посредством которого можно было бы узнать или совершить нечто, превосходящее пределы тех моральных и интеллектуальных способностей, которыми человек обладает в силу своего морального и интеллектуального роста, благодаря опыту, усилиям и воздействию благодати свыше. В нем, например, вы не найдете технических приемов пробуждения "центра лотоса" посредством произнесения мантр, сопровождаемых специально приспособленным к этому дыханием. "Центры лотоса" растут и созревают в свете, тепле и жизни истинного, прекрасного и доброго, без применения каких-либо технических приемов. "Лотос", как и человеческое существо в целом, развивается в соответствии со всеобщим законом:

"Царство Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю, и спит, и встает ночью и днем, и как семя всходит и растет, не знает он" (Мк. 4: 26-27).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю