Текст книги "За все в ответе"

Автор книги: Валентин Черных

Соавторы: Александр Гельман,Ион Друцэ,Азат Абдуллин,Михаил Шатров,Алексей Коломиец,Афанасий Салынский,Диас Валеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

Л е н и н. Даже если бы этими крохами мы спасли одного рабочего от голодной смерти, надо было бы сократить штаты. Семен Ильич, все можно потерять, но только не доверие народа. Доверие народа – это, если хотите, основной капитал нашей партии. Белоруссию, Литву можно вернуть – все можно вернуть, а вот доверие народа… Не забываем ли мы об этом?

Молодой сотрудник молчит.

Значит, дело не только в том, что вы перепоручили своему аппарату и не проверили среднестатистические данные… Кого же вы обманываете, Семен Ильич?

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Владимир Ильич, вы не так поняли… Вы сами иногда идете навстречу, когда есть объективные причины. В данном случае, мне кажется, это делалось в интересах дела. Во главе каждого наркомата стоят испытанные большевики, и, если они берут людей, значит, для этого есть веские основания.

Л е н и н. Я очень хочу понять, как это делается в интересах дела… Мы принимаем декреты, а вы по-приятельски перезваниваетесь и превращаете эти декреты в пустопорожние бумажки. Затем мы печатаем в «Правде» ваши «опоэтизированные» сообщения о выполнении этих декретов, а люди начинают шептаться по углам и смеяться. Они читают наши слова, прекрасно зная ваши дела. Одним из самых больших зол и бедствий старого общества был полный разрыв печатного слова с практикой жизни. В книге все расписано в самом лучшем виде, а посмотришь вокруг – и вся отвратительная, лицемерная ложь как на ладони. Куда вы нас толкаете, Семен Ильич?

Молодой сотрудник молчит.

Наш принцип – говорить массам правду. Даже тогда, когда нам это невыгодно. Правда не должна зависеть от того, кому она будет служить. Мы будем непобедимы, если при всех поворотах истории будем говорить правду, не будем выдавать желаемое за сущее, не будем врать из так называемых «тактических» соображений. Наши люди способны на чудеса, они выдержат любые трудности, если вокруг будет царствовать правда.

Все молчат.

Нет, тут без подлинной школы коммунизма ничего не получится. Вон крестьянин – он эту школу на своей шкуре прошел, его теперь к господину Колчаку и караваем не заманишь! Он ее понял, выстрадал, осознал, а у нас сплошь и рядом… записываются… Не вступают, а записываются. Что можно ждать от записавшегося? Он на все готов – и на «поэзию» и еще кое на что похуже…

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Честное слово, вы напрасно так близко принимаете к сердцу эту глупейшую историю. И никакой подоплеки за ней, поверьте, нету.

Долгая, тяжелая пауза. Видно, что Ленин борется с желанием резко ответить.

Входит  Н а т а ш а, в руках у нее чайник с водой.

Н а т а ш а (Цюрупе). Александр Дмитриевич, вас к прямому проводу.

Л е н и н. Александр Дмитриевич, поручим Наркомтруду установить твердое количество пайков для каждого наркомата независимо от нынешнего наличия сотрудников. Только так сдвинем дело.

Ц ю р у п а. Согласен. (Уходит.)

Л е н и н (спокойно). Я получил сегодня письмо из Колумбии… (Берет со стола, читает.) «…Или вы переделаете мир, достигнув победы в установлении коммунизма, или же вы похороните идеалы большевизма в случае неудачи». Скажите, Семен Ильич, а вы чувствуете эту ответственность?

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Владимир Ильич, это оскорбительный вопрос…

Л е н и н. Бросьте!.. Мы не институтки, давайте говорить по-мужски! Самое легкое досталось нам – начать, вы молоды, на плечи вашего поколения ляжет самое трудное – построить. И если вы не добьетесь успеха, история поставит под сомнение и нас. В ваших руках успех всего дела. И разве не естественно наше желание, чтобы эти руки были чистыми и умными?

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Владимир Ильич…

Л е н и н. Вы прекрасно проявили себя в Октябре, а теперь прикрываете бюрократов! Вы – образованнейший большевик, а занимаетесь комвраньем! Вы считаете себя интеллигентом, а поступили просто непорядочно.

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Владимир Ильич…

Л е н и н. Я стал бы презирать себя, если бы не сказал вам всего, что чувствую сейчас. Если бы не ваша молодость, я полагал бы необходимым предать вас партийному суду!

М о л о д о й  с о т р у д н и к (вспыхнув). Я прошу не делать скидок на мою молодость!

Л е н и н (яростно). Тогда… (Усилием воли сдерживается, резко поворачивается и идет к столу.)

Ему навстречу попадается Наташа с чайником в руке, она порывается поднять его, чтобы вылить воду на голову Владимира Ильича.

Л е н и н. В чем дело?

Н а т а ш а. Вот… холодная вода…

Л е н и н. Какая вода?

Н а т а ш а. Вы просили… чтобы я налила чайник холодной воды… и вылила… вам… на голову… «На мою несчастную голову, – вы сказали, – будь она неладна»…

Л е н и н. Скульптуру! Скульптурную голову! Глина! Сохнет и трескается!

Н а т а ш а. Но вы так сказали… (Направляется к бюсту.)

Л е н и н. Виноват. Я виноват. Но все-таки не эту, а ту голову.

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Мне можно уйти?

Л е н и н. Идите. (Подождав, пока за молодым сотрудником закроется дверь.) Наташа, подождите, налейте мне в стакан воды…

Н а т а ш а. Владимир Ильич, вам плохо?

Л е н и н. Пустяки. Дайте мне воды! Пожалуйста. Спасибо. (Пьет.)

Н а т а ш а. Я позову…

Л е н и н. Не надо… Я немного устал. Отдохну, и все пройдет. (Садится на подоконник у раскрытого окна.)

Н а т а ш а. Ой, я так испугалась…

Л е н и н. Пустяки.

Н а т а ш а. Вам надо обязательно уехать на целый месяц и совершенно не думать о политике. Вот.

Л е н и н (задумчиво). Не думать о политике… Нет, Наташа, здесь я не властен над собой. Рига молчит?

Н а т а ш а. Молчит. Вам лучше?

Л е н и н. Совсем хорошо. Только рассказывать об этом… не надо. Хорошо? Обещаете?

Н а т а ш а. А это будет правильно?

Л е н и н. Очень правильно.

Н а т а ш а. Обещаю.

Л е н и н. А как фамилия той женщины из Моссовета?

Н а т а ш а. Сапожникова.

Л е н и н. И говорит, что я ее знаю?

Н а т а ш а. Вы разговаривали с ней на каком-то митинге.

Л е н и н. Сапожникова. Нет, не помню. А что там у нее?

Н а т а ш а. Точно не знаю, но ее должны дисциплинарно арестовать на тридцать шесть часов за какой-то проступок.

Л е н и н. Почему же молчит Рига? Знаете что, Наташа, позвоните-ка вы этой женщине, пусть приходит. В восемь часов вечера.

Н а т а ш а. Вы же хотели гулять в это время?

Л е н и н. Пойду завтра.

Н а т а ш а. Из-за каких-то пустяков и мелочей…

Л е н и н. Неверно, Наташа. Это такие мелочи, от которых зависит жизнь человека. Пусть приходит.

В кабинет входит  м о л о д о й  с о т р у д н и к.

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Владимир Ильич, простите…

Л е н и н. Я слушаю вас.

М о л о д о й  с о т р у д н и к. Я все понял.

Л е н и н (помолчав). Семен Ильич… Никто в мире не сможет скомпрометировать коммунистов, если они сами себя не скомпрометируют. Никто в мире не сможет помешать победе коммунистов, если сами коммунисты не помешают ей.

З а н а в е с.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Документы двадцатого года

Дискуссия

«Проблемы пола в переходный от капитализма к социализму период, с точки зрения молодежи Красной Пресни».

Председательствующий, он же докладчик – Т и х о н о в – Л у г о в о й.

Присутствуют: от Горздрава – д о к т о р  Э п ш т е й н, от райкома Союза молодежи – З я б л и к о в а, союзная и несоюзная женская и мужская  м о л о д е ж ь  К р а с н о й  П р е с н и.

Т и х о н о в – Л у г о в о й. Дорогие товарищи! Вопрос о любви и тесно связанный с ним и даже вытекающий из него вопрос о половых взаимоотношениях волнует всю молодежь нашей республики начиная примерно с четырнадцатилетнего возраста. И поэтому не к лицу нам, марксистам, уклоняться от разрешения этих вопросов как в плане теоретическом, так и практическом. Великая революция разрушила старое общество с его грязной и лживой половой моралью. У всех у нас в сердцах давно созрел протест против половых взаимоотношений а-ля буржуа, против Эверестов – это такая высокая гора – лжи, которую насаждала и насаждает в своих постелях буржуазия. Все мы – за свободу любви, за то, чтобы естественное биологическое чувство, связанное с половым удовлетворением, не наряжать опять в одежды буржуазных браков, гражданских оформлений и других предрассудков. У нас, у коммунистов, все должно быть просто, естественно, как сама жизнь. В том числе и удовлетворение любовного инстинкта. Только тогда человек полностью свободен, когда половая проблематика не будет отвлекать его от строительства нового мира. Я утверждаю, что любовь у пролетарской молодежи времени не отнимает, она ей мозги не сушит! Другое дело – буржуазная молодежь, мещанско-обывательская. Поглядите на какого-нибудь буржуазного сынка или буржуазную дочку, когда они находятся в периоде так называемого полового созревания. Он или она сидит целый день в тресте или на учебной скамье, вздыхает, мечтает, пишет записочки, а потом вечером идет на долгожданное свидание. Он очень долго изъясняется в чистоте своих чувств. А дама сердца за это озаряет его благосклонным взглядом и максимум разрешением поцеловать ручку. Больше этого она, буржуазно-мещанская обывательница, воспитанная в условиях патриархальной косности и глубокой заплесневелости, ему не позволяет. Почему? Потому что биологическое удовлетворение связано у нее с браком, с оформлением, с целым рядом упований и надежд на семейный уют и обстановочку, на фикусы и канарейку, на белые занавески и прочие спутники мещанской добродетели. Но так как парню восемнадцать-двадцать лет и одних вздыханий и поцелуев ему мало, то он прямо со священного свидания отправляется на поиски полового удовлетворения. Куда? На Трубную площадь, на Тверской бульвар, в притон, к проституткам. Там он получит вторую половину своей любви. Совершенно другое мы видим у рабочей молодежи. Ведь и на Страстной площади и на Тверском бульваре торгуются с проститутками прилизанные молодые люди в пенсне, в моноклях, в крепко заглаженных брючках, а рабочего парня там не найдешь. У каждого рабочего парня есть своя рабочая девушка, они из одного социального камня, она знает нужду, как и он, работают вместе, и взаимоотношения их абсолютно просты. Парень получает получку, половину отдает родителям, а из второй половины он своей Маньке покупает ботинки, берет ей билет в кинематограф, ходит с ней на балешник. Отношения у них без надрыва и разных там эмоций, без недоговоренностей и без всяких мудрствований. А если поссорятся, то девушка начинает дружить с его товарищем, и трагедий никто из этого не делает. Рефлексии в рабочей среде нет. Уместно задаться вопросом: кто же хуже – наша скромная пролетарка от станка, которая дружит с товарищем по классу или завтра, может быть, с его другом, или жеманная красавица, берегущая свою невинную добродетель в ожидании богатого жениха, жениха с положением? Безнравственность этой невинности нам очевидна. Товарищи, уже сегодня как положительный факт мы можем отметить, что чем комсомолка держит себя менее натянуто, чем меньше она бравирует своими женскими отличиями, тем проще и дружественнее к ней относятся все парни, и никогда мы не увидим, чтобы к такой девушке существовало отношение как к женщине. Вся жизнь отдана работе, борьбе за новое общество. Вот почему лживой буржуазной половой морали марксизм уже сегодня противопоставляет теорию, согласно которой удовлетворить половое чувство в обществе будущего будет так же просто, как выпить стакан воды. И тот, кто сегодня живет так, помогает нам зримо и реально приближать это долгожданное будущее!

Д о к т о р  Э п ш т е й н (с места). Почему я не умер маленьким!

Прения по докладу

Г о н ч а р о в. Прохоровская мануфактура. Товарищи, мне очень понравился этот доклад тем, что он в такой запутанный вопрос вносит абсолютную ясность. Что понял лично я? Каждый комсомолец, пролетарий может и должен удовлетворять свои половые стремления. Половое воздержание следует квалифицировать как реакционное мещанство. Каждая комсомолка, рабфаковка, пролетарка, на которую пал выбор комсомольца, должна пойти ему навстречу, как товарищу по классу и партии, иначе она мещанка и недостойна носить звание комсомолки. Когда женская половина нашего союза это поймет и осознает, мы продвинемся далеко вперед.

Х р и с т о в о й. Студент. А я считаю, что среди комсомолок совсем все не так, как обрисовал докладчик. Я Тихонова-Лугового уже однажды слышал и, будучи по натуре практиком, задумал на практике познакомиться со взглядами комсомолок на половой вопрос. Повертелся я с одной, стараясь доказать ей, что, мол, так и так, мы с тобой без предрассудков, да притом люди зрелые, обоим по двадцать, волыниться, однако, я с тобой не намерен, говорю это прямо, по-товарищески. И что же? Получил, товарищи, такой ответ, что пришлось уйти не солоно хлебавши. А кепку вообще на улицу через форточку выбросили. И так не две, не три, а почти все комсомолки ответили мне решительным отказом. Они, конечно, не воздерживаются, но нужно не менее полумесяца стрелять, что называется, дабы ошеломить и обмануть. Но тем, что комсомолки поддаются на обман, я лично недоволен и считаю это достойным презрения, хотя одна комсомолка мне это так объяснила: «Дурак, всем нам любви хочется, вот и ошибаемся». Но я лично считаю причину отказа комсомолки в удовлетворении как себя, так и комсомольца в том, что они боятся ребенка. Поэтому я настаиваю на необходимости общественного воспитания детей. Мы будем рожать детей, а отдавать их государству. И государству хорошо – народ будет, его как хочешь, так и воспитывай, и нам хорошо – соединим удовлетворение биологического инстинкта с полезной для общества работой. На этом заканчиваю.

В о д о н о с о в. Вопрос к Христовому и докладчику: чем тогда человек будет отличаться, допустим, от свиньи?

П и в о в а р о в а. Учительница. Здесь касались только комсомольцев и призывали их к половой распущенности как к примете будущего общества. Но я вот молодая учительница и хочу сказать, что все у докладчика напутано, хотя сегодняшние проблемы поставлены верно. Но это относится не только к комсомольцам. Этим страдают и старшие товарищи, уже пожившие. Они на половую связь смотрят как-то поверхностно, не признают продолжительную связь. Это, дескать, скучно, какие-то названия – муж, жена, одно мещанство. Их очень оскорбляет, когда спросишь, где работает ваша жена. Они или отделываются усмешкой, или говорят: «Которая жена?» Я знала одного ответственного работника, который где работал, там и была жена. Куда бы он ни приезжал, везде он находил свою жену. На вопрос, можно ли так жить, ведь это скотство, он обычно отвечал так: «Ты молода, не понимаешь, что хорошо и правильно. С одной женщиной я связан психологически, со второй – физически, а к третьей я питаю и то и другое чувство вместе». И в конце концов обругал меня дурой, мещанкой, которая не понимает коммунистической точки зрения на половые отношения и подходит к ним как обывательница.

Н а р е н к о в а. Прохоровская мануфактура. У нашего докладчика все гладко получается, да только на бумаге, а в жизни? Кто должен расплачиваться за ваши комсомольские шалости? Женщина! Или вы забыли, как дети делаются? Тогда я вам сейчас напомню. Ах знаете? Вспомнили. Только что же вы там, за этими стенами об этом не вспоминаете? Сегодня с одной дружит, завтра – с другой, а под сердцем уже стучит. Откуда у нас столько абортов? Кто нам дал право разрушать здоровье женщины? Ведь от нее все живое идет! Я Маркса не читала, а только не верится, чтобы у него такое было написано. И почему это вы нас свободы лишаете? Он на меня посмотрит, а я уже должна лапки кверху, иначе мещанка. На-кась выкуси! Вы на себя посмотрите – что докладчик, что Гончаров! Да какая баба с вами пойдет? Вы для этого и придумали «стакан», чтобы легче было. А я так вам скажу: кого полюбила, с тем и сойдусь! А комсомол не поп, свечей держать не надо! Захочу рожать – рожу! И вы мне для этого только на десять минут и нужны, а дальше я сама воспитаю. На то она и была революция, чтобы бабе – свобода была, свобода свою жизнь решать.

Шум в зале.

Чего говоришь? Против Маркса? Может быть, против вашего Маркса – и против, а по нашему Марксу, с бородой который, – в самый раз!

П р е д с е д а т е л ь. Доктор Эпштейн, вы выступать будете?

Э п ш т е й н. Я уже сказал.

П р е д с е д а т е л ь. Тогда так и запишем в протокол: «Речь доктора Эпштейна: «Почему я не умер маленьким!» На этом дискуссию объявляю закрытой.

Резолюцию по докладу принять не удалось из-за крайнего несогласия присутствующих друг с другом. Резолюция – «Всем присутствующим на дискуссии, в том числе и докладчику, отработать эту ночь в Петровском депо в помощь железнодорожникам» – была принята единогласно.

«ДА ЗДРАВСТВУЮТ ЗДОРОВЫЕ ПАРОВОЗЫ, ВЫЛЕЧЕННЫЕ КОММУНИСТИЧЕСКИМ ТРУДОМ!»

«БЕЙ ГОЛОД И ХОЛОД ТРУДОМ И ДИСЦИПЛИНОЙ!»

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Кухня в квартире Ленина в Кремле. Здесь всегда обедают, ужинают. А к т р и с ы, играющие в нашем спектакле роли  Н а д е ж д ы  К о н с т а н т и н о в н ы  К р у п с к о й  и  М а р и и  И л ь и н и ч н ы  У л ь я н о в о й, хлопочут по хозяйству.

Луч прожектора освещает у портала  а к т р и с у, которая будет играть роль  К л а р ы  Ц е т к и н.

А к т р и с а. Клара Цеткин застала жену и сестру Ленина за ужином, к которому тотчас же была приглашена самым сердечным образом.

У л ь я н о в а. Клара, заходите, пожалуйста. Мы всегда собираемся на кухне, здесь как-то по-домашнему.

К р у п с к а я. Присаживайтесь. По-русски говорится так: чем богаты – тем и рады.

Ц е т к и н (входит в кухню, садится). Благодарю вас.

У л ь я н о в а. Надя, а не поискать ли нам по этому случаю чего-нибудь сладкого?

К р у п с к а я. В шкафу должна быть баночка варенья.

Ц е т к и н. Уверяю вас, это лишнее, лишнее… (В зал.) Клара Цеткин не видела Крупскую почти пять лет. Ее симпатичное лицо с мягкими, добрыми глазами носило на себе неизгладимые следы предательской болезни, которая ее подтачивала. Но за исключением этого обстоятельства она оставалась такой же, как и раньше, – воплощением прямоты, простоты и скромности. Ее соединяла с Лениным самая искренняя общность взглядов на цель и смысл жизни. Она работала в Наркомпросе, несла заботы вместе с ним, пеклась о нем с чисто материнской заботливостью – вместе с его сестрой Марией, которая работала ответственным секретарем «Правды». Это они превратили ленинское жилище в родной очаг в самом благородном смысле этого слова. Конечно, не в смысле немецкого мещанства, а в смысле той духовной атмосферы, которая его наполняла. Здесь царил исключительный тон правды, искренности, понимания и сердечности. Когда позже пришел Ленин, Клара окончательно почувствовала, что она у себя дома. Но зная себя, она все время мысленно повторяла: «Главное, ни в коем случае не начать сразу же какой-нибудь спор, ведь мы так давно не виделись друг с другом…»

Появляется  Л е н и н.

Л е н и н. Здравствуйте, Клара!

Ц е т к и н. Рада видеть вас, дорогой мой друг!

У л ь я н о в а. Володя, только, ради бога, не начинай сразу же спорить! Ведь вы так давно не виделись… и вообще, Клара – наш гость!

Л е н и н. Никогда! Клянусь! (К Цеткин.) Чем вас угощают мои дамы? О! Варенье! Клара, вы не можете приезжать почаще? Настоящее варенье. Мама делала точно такое же.

Ц е т к и н (улыбаясь). Геноссе Ленин, вы должны быть выше этого.

Л е н и н. А я ниже. Каюсь. Меня уже целую неделю подмывало заглянуть в этот шкафчик, я выдержал настоящую битву с самим собой и, как видите, победил! А то чем бы мы вас угощали?

Ц е т к и н (в тон). Я всегда считала вас исключительно цельным человеком, но, оказывается, и вы не лишены противоречии и раздвоенности?

Л е н и н. Клара, это легенда: я вовсе не цельный и абсолютно раздвоенный. Когда Гёте сказал: «Ах, две души живут в моей груди», это он говорил и про меня. Я человек, раздираемый противоречиями. Ну например, я ужасно не люблю чистить обувь. Ужасно! С детства. И в то же время терпеть не могу ходить в нечищенных ботинках. И не могу видеть, если другие ходят в нечищенной обуви. И временами, Клара, просто не вижу выхода из этого противоречия. Спасает Надя. Посмотрит она на мои мучения и предлагает единственный выход: возьми щетку. Беру. И, проклиная все на свете, чищу, чищу эти дурацкие ботинки, будь они неладны!

Ц е т к и н (улыбаясь). Вы ужасный фантазер!

Л е н и н. Клянусь, это правда! Чем вы заняты?

К р у п с к а я. Маняша гранки статьи принесла, там все твои пятьдесят лет описаны, вот мы и начали фотографии перебирать.

Л е н и н. Что за статья?

К р у п с к а я. Чепуха сплошная.

У л ь я н о в а. Ну, Надя, не сплошная.

К р у п с к а я. Я эту статью в клочки разнесла, все напутано, и вообще затея зряшная…

Л е н и н (перебирая фотографии, Кларе Цеткин). Это отец. Он умер до ареста брата. Если бы он был жив, не знаю, что было бы…

У л ь я н о в а. Мама была крепче, у нее была громадная сила воли…

Л е н и н. Вы знаете, Клара, от нас отшатнулись все знакомые. Боялись здороваться. На улицах отворачивались, переходили на другую сторону. По вечерам всегда приходил играть со мной в шахматы вот этот старичок учитель… В семь часов вечера я сидел в столовой и прислушивался к каждому скрипу двери. Не пришел. И на следующий день не пришел. И – вообще… Я тогда многое понял… что такое в России быть родственником арестованного. С одной стороны, – страх, но с другой – были и помощь и сострадание…

К р у п с к а я (Ульяновой). А в статье что об этом написано? Читать стыдно. Откуда человек черпает свою нравственную силу? Из семьи. Для русских это особенно характерно.

Л е н и н (передавая Цеткин фотографии). Мама.

К р у п с к а я. Мы давно не были на маминой могиле.

Л е н и н. Я зимой поеду в Питер.

У л ь я н о в а (к Цеткин). А вот Надя перед Шушенским… Это село в Сибири, где они ссылку отбывали.

К р у п с к а я (взглянув). Ну и трепа же я…

У л ь я н о в а. Неправда. Очень хорошенькая. Володя, скажи.

К р у п с к а я. А как он Шушенское описал? Это смешно и стыдно. Сидим мы с тобой и с утра до вечера говорим только о революции и переводим с английского книгу Веббов о тред-юнионах. А ведь мы молодые тогда были, молодожены, только что поженились, крепко любили друг друга, первое время для нас вообще ничего не существовало, кроме поэзии молодой страсти. Неумен этот автор, Маняша, вот что я тебе скажу. Пусть свою молодость, голубчик, вспомнит!

Ленин молча целует жене руку.

У л ь я н о в а. Что же мне автору-то сказать?

Л е н и н. А что, если он поступит как Гоголь? Ручаюсь: потомки его не осудят.

У л ь я н о в а. Да ну вас, я – серьезно, а вам все шуточки. Ты вот лучше признайся, что тебе Обух сказал?

Л е н и н. Как я вам и говорил – ничего особенного. Гулять, отдыхать и так далее. Я вам сразу же после него позвонил, но никого обнаружить не смог.

К р у п с к а я. Я на собрании у железнодорожников была. Все тянут в одну дуду, а хочется, чтобы говорили по-своему. Наконец один нашелся: «Советская Россия непобедима на предмет квадратности и пространственности».

Л е н и н. Если бы еще – на предмет грамотности и культуры…

Ц е т к и н. Геноссе Ленин, не следует так горько жаловаться на безграмотность России. В некотором отношении безграмотность народа была для вас, большевиков, благом. Да-да, именно безграмотность облегчила вам дело революции.

Л е н и н. То есть?

Ц е т к и н. Безграмотность предохранила мозги рабочего и крестьянина от буржуазной пропаганды. Вы бросили свои большевистские семена на девственную почву. Легче сеять и пожинать там, где не приходится предварительно выкорчевывать целый первобытный лес.

Л е н и н (помолчав). Я не согласен с вами, Клара. На безграмотность мы не ставили. Безграмотный человек стоит вне политики. Безграмотность еще как-то уживалась с борьбой за власть, с необходимостью разрушить старый государственный аппарат. Но разве мы разрушали ради разрушения? Мы разрушали для того, чтобы создать нечто лучшее. А безграмотность плохо уживается, совершенно не уживается с задачей строительства. Это тупик. Сегодня мы народ нищий, абсолютно безграмотный…

К р у п с к а я. Володя, но сколько делается? (К Цеткин.) Ведем настоящую войну с безграмотностью. Библиотеки, избы-читальни, просветительские поезда…

Л е н и н. Капля в море при нашей квадратности и пространственности. Нам нужен второй Октябрь – культурный. А на безграмотность – молодежь направить.

К р у п с к а я. Этих учителей самих еще учить надо.

У л ь я н о в а. Но только не тому, чему их учат сплошь и рядом сейчас.

К р у п с к а я. Вот именно!

Ц е т к и н (заинтересованно). А чему их учат сейчас?

У л ь я н о в а. Есть у нас такие: все разрушено, вы пришли на пустое место, культуры прошлого нет.

Ц е т к и н. То есть как это?

У л ь я н о в а. А вот так: Пушкина – долой, Рафаэля – долой, Данте – долой!

Ц е т к и н. А что же не долой?

У л ь я н о в а. Ходят шарлатаны, изобрели какую-то особую, пролетарскую культуру и носятся с ней, как с писаной торбой. А Наркомпрос деликатничает, все боится по рукам ударить.

К р у п с к а я. Бить надо по нечистым рукам, а сложность в том, что в основном руки-то чистые…

У л ь я н о в а. Путано-перепутано тут у нас, Клара, и не раскопаешь. (В зал.) Пройдет несколько дней, и Владимир Ильич скажет: «Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которое человечество выработало…» Он еще не один раз будет говорить о том, что не надо забивать голову хламом, а надо брать и развивать лучшие образцы, традиции, результаты культуры прошлого, но мысли эти не сразу будут всеми поняты и приняты, еще долго будут кипеть страсти.

Л е н и н (с иронией). Вы просто старики и не можете понять запросов современной молодежи.

У л ь я н о в а. А ты понимаешь?

Л е н и н. Я тоже старик!

У л ь я н о в а. Вот они, современные запросы… Прислали в «Правду» объявление… (Достает из пачки бумаг листок, читает.) «В пятницу состоится дискуссия «Проблемы пола в переходный от капитализма к социализму период, с точки зрения молодежи Красной Пресни». Нашелся какой-то идиот докладчик, а юношество валом валит…

К р у п с к а я. Действительно… (Читает.) «…с точки зрения молодежи Красной Пресни».

Л е н и н (смеется). А вы как думали? Тут принцип городского районирования имеет первостепенное значение. Одно дело – половая зрелость в Сокольниках, другое – на Красной Пресне, и уж совсем ни на что не похоже – в Хамовниках.

У л ь я н о в а. Толчея на этих дискуссиях стоит, как Надя говорит, непротолченная, сидят до петухов и публично в речах заголяются. А доктор Эпштейн из Горздрава, бедняга, просто дара речи лишился, одно только сказал: «Почему я не умер маленьким!»

Л е н и н (смеется). Как-как? Ай да Эпштейн! А ведь лучше не скажешь!

Ц е т к и н. Но, может быть, в этих дискуссиях нет ничего плохого? Может быть, вам просто слишком сгустили краски? Ведь и через обсуждение половых проблем можно прийти к историческому материализму.

Л е н и н (весело). Что-что? Ну-ка, ну-ка, Клара, выкладывайте. Это какой-то новый, не скрою – очень интересный и своеобразный путь к историческому материализму.

Ц е т к и н (улыбаясь). Геноссе Ленин, не спешите иронизировать, я говорю достаточно серьезно. Разве марксистский анализ половых проблем буржуазного общества не может привести к анализу самого общества и затем к выводу, что «Карфаген должен быть разрушен?» А ну-ка попробуйте доказать, что это не так?

У л ь я н о в а. Да, Володя, попался ты.

Л е н и н (азартно). Клара, вы хороший адвокат своих товарищей по партии и вы мой друг, но истина дороже. То, что вы говорите, справедливо, но при одном условии – если анализ действительно марксистский! Ручаетесь? Ведь для этого нужны серьезные научные силы. Где они есть? У вас? У нас? И тогда все оборачивается не историческим материализмом, а копанием в этих проблемах.

Ц е т к и н. Ну, при такой постановке вопроса я разделяю ваши опасения. Скажу больше, в Берлине я ругалась со своими за чрезмерное выпячивание проблем пола, но вы же знаете, нет пророка в своем отечестве – я получила только упрек в мещанстве.

Л е н и н. Плюньте! Меня тоже в связи с этим подозревают в мещанстве и ханжестве. Но я к этому отношусь спокойно. Переживем.

К р у п с к а я. Володя, но тем не менее ты не станешь отрицать, что сегодня эти вопросы занимают умы молодежи.

Л е н и н. Да, это я должен признать. К сожалению, значительная часть нашей молодежи занята так называемой ревизией буржуазной морали в вопросах пола. Должен добавить, что значительная часть нашей лучшей, действительно многообещающей молодежи… Этакая своеобразная детская болезнь левизны… Пройдет, конечно, пройдет, но…

Ц е т к и н. Почему вас это угнетает? Давайте посмотрим на это явление как марксисты. Война. Революция. Все привычное сдвинулось с места, все дыбом. Старые ценности рушатся, теряя свою сдерживающую силу. Новые только-только рождаются. Грязь буржуазного брака, гнусная лживость половой морали старого мира наполняют лучших людей чувством глубокого отвращения. Люди восстают против этой мерзости. Особенно бурно восстает молодежь. Слишком бурно? Каков возраст – таков пыл. Не думаете ли вы, что все это, может быть, неуклюже по форме, но по сути является протестом против буржуазии и ее духовных ценностей?

Л е н и н. А вам не кажется, что подхлестывающая жажда разнообразия в наслаждениях начинает легко приобретать самодовлеющую силу? Эту жажду разнообразия пытаются прикрыть теорией «стакана воды», от которой наша молодежь взбесилась, просто взбесилась. Эта теория стала злым роком для многих юношей и девушек. Кто-то им сказал, что эта теория – марксистская. Спасибо за такой марксизм! Я меньше всего мрачный аскет, но так называемая новая половая жизнь молодежи, да и взрослых тоже, довольно часто кажется мне чисто буржуазной, действительно представляется разновидностью «добропорядочного» буржуазного дома терпимости. Вот во что выливается у нас тот протест, о котором вы говорите.

К р у п с к а я. Не надо забывать об общественной стороне этого «стакана», а то получится дичее дикого. Питье воды дело, в конце концов, действительно индивидуальное. Но в любви участвуют двое, а возникает новая, третья жизнь. Ее-то со счетов не сбросишь.

Л е н и н. Нет-нет, все это не имеет ничего общего со свободой в любви, как мы, коммунисты, ее понимаем.

Ц е т к и н. Геноссе Ленин, а как мы, коммунисты, понимаем свободу в любви?

Л е н и н. Жалко, нет с нами Инессы Федоровны. У нас с ней в пятнадцатом году, когда она писала брошюру по этому вопросу, была жаркая дискуссия.

Ц е т к и н. А где товарищ Арманд?

Л е н и н. Мы ее выгнали из Москвы в Кисловодск. Поехала отдыхать с сыном. (В зал.) Никто из них не знал, что именно в этот момент над полями и лесами России по телеграфным проводам летела в Кремль телеграмма, в которой было всего лишь шесть слов: «Товарищ Инесса умерла спасти не удалось». Тяжкое горе обрушится на них только завтра, и завтра вечером они узнают, что виной всему холера. Через две недели, в три часа ночи они встретят оцинкованный гроб на Казанском вокзале. Гроб установят на траурный катафалк. Владимира Ильича будут уговаривать сесть в машину, но он скажет так твердо: «Пойду пешком за гробом», что никто не осмелится возражать. И вместе с Надеждой Константиновной они пойдут за гробом через всю утреннюю просыпающуюся Москву. Потом тысячи людей пройдут через голубоватый зал Дома Союзов мимо закрытого гроба, но уже никто никогда не увидит это некогда прекрасное, одухотворенное лицо замечательной женщины, которую связывала с Лениным и Крупской верная дружба, пронесенная через долгие и трудные годы, женщины, которую и при жизни и после смерти вся партия звала просто по имени, просто Инесса. Люди увидят около гроба венок, на атласных лентах которого будет начертано: «Товарищу Инессе – от В. И. Ленина». Но это все будет потом, после телеграммы, которая придет завтра утром…