Текст книги "За все в ответе"

Автор книги: Валентин Черных

Соавторы: Александр Гельман,Ион Друцэ,Азат Абдуллин,Михаил Шатров,Алексей Коломиец,Афанасий Салынский,Диас Валеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Х а р и с о в а. Вот именно…

В ь ю г и н. Три года назад в нашем колхозе проводили семинар. Руководителей колхозов, совхозов из нескольких союзных республик. Вместе с учеными. Что же они писали в нашей многотиражной газете? (Разворачивает газету.)

У л и н (председательствующему). Это отвлечение суда от существа дела.

Второй заседатель что-то шепотом доказывает председательствующему.

В ь ю г и н. Я займу всего минуту…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (Улину, извиняющимся тоном). Давайте послушаем. (Вьюгину, сухо и строго.) Только коротко.

В ь ю г и н. Директор павильона экономики сельхозпроизводства ВДНХ. (Читает, еле сдерживаясь.) «Павильон родился в муках. Скептики говорили – едва ли найдем материалы об экономических достижениях сельхозпредприятий. Не будь таких колхозов, как «Красный луч», не было бы и павильона». Профессор Института экономики сельского хозяйства: «Красный луч» отвечает всем современным требованиям». Председатель колхоза, Герой Соцтруда. Белоруссия».

Баимов оборачивается к Вьюгину, точно намереваясь что-то сказать.

(Упрямо.) «Когда я ехал в этот колхоз, думал – нам полезно будет посоревноваться. Теперь вижу: мы конкурировать не можем. Надеюсь, скоро товарищ Сагадеев будет носить звание Героя Труда».

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Достаточно.

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь (Вьюгину). Это где опубликовано?

В ь ю г и н. В многотиражке колхоза.

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь. Колхоза, где председателем был Сагадеев?..

В ь ю г и н. Да.

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь (заметно поморщившись). Спасибо.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Можете сесть.

Вьюгин уставился на первого заседателя. Рука с газетой так и замерла.

Б а и м о в. Позвольте мне? Председательствующий Пожалуйста.

Сжав губы, Вьюгин опускается на стул. На лице его нет торжества победителя.

Б а и м о в (поднимаясь). Я не навязываю суду своего мнения, но хочу сказать – «эмоциональный» суд здесь явно недостаточен, он не задевает самого существа явления. (Точно в кругу сочувствующих ему людей.) Дело с Сагадеевым осложнялось еще тем, что он имел вдохновителей; они расхваливали его, глядя на вещи со стороны, видя лишь то, что лежало поверху… Да, деньгами тебе дается сила. Только всегда ли она бесспорна, всегда ли сопутствует победе?.. Поневоле вспоминается мне признание одного – одаренного – писателя, как он стал зарабатывать деньги выступлениями. Шло время, и вот вдруг обнаружил: говорить стало легче, чем писать…

Я к у б о в (невольно). Хе.

Б а и м о в. Конечно, он приносил свою пользу. Но где же книги, его детища? Благополучие оказалось мнимым. Мастер обессилел. А слова ушли вперед… Когда побочное дело становится отцом благополучия, такой отец начинает поедать своих детей… Толкать крестьян на то, чтобы зашибали деньги побочным делом, – это значит отучать их от земли. Крестьянский труд оправдан, надежен только привязанностью к земле.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (раздумчиво и тихо). Да.

Б а и м о в. Что хотят доказать свидетели? Колхоз был богат. Но вот тот же факт с обратной стороны. Когда мы Сагадееву говорили: ты богат – забудем, за счет чего, – раз ты вырвался, то подтяни соседей, это даст вашему богатству глубину, протяни им руку, помоги, – он показывал чуть ли не кукиш… Хочешь далеко пойти – умей жить и ничего не выпускай из рук. Сила – вот источник права. Я – это то, что имею, а не то, что вокруг меня. При такой морали ускользает самое главное – духовное, идеологическое обеспечение твоего дела. Тогда даже случайность начинает работать с точностью закономерности. Я должен был сказать об этом, имея в виду, что понять это важно не только судебной коллегии. (Садится.)

В т о р о й  з а с е д а т е л ь (не допуская паузы). У меня снова вопрос к Закирову.

Улин, выразительно вздохнув, покачал головой. Закиров поднимается.

Какую позицию вы занимали, когда Сагадеева исключали из партии?

З а к и р о в (с каким-то смирением). На парткоме колхоза на какой-то момент казалось, что удастся спасти Сагадеева… Решил один голос. На бюро райкома, где я присутствовал, против исключения выступили двое – первый секретарь райкома комсомола и директор совхоза. Они были в меньшинстве.

Коротко прогремел гром.

(Теперь он более сосредоточен, чем когда бы го ни было; без укора.) Даут Усманович, вы же поддерживали его, советовались с ним. В первое время. Что потом-то случилось?

Б а и м о в (непринужденно). Мы с ним не конфликтовали. Лично мне он…

З а к и р о в. …не сделал зла?

Б а и м о в (невозмутимо). Что ж, пусть будет так.

З а к и р о в. Сагадеев не раз выручал район. Говорю «Сагадеев» – в последние годы я почти все время болел, после сотрясения мозга. Так вот, в год засухи, когда в других хозяйствах резали скот, он скупил у них более тысячи голов телят.

В т о р о й  з а с е д а т е л ь. У него не было засухи?

З а к и р о в. Предыдущий год был урожайным, соломы было очень много. Осенью и весной колхозы сожгли ее в скирдах – пахать мешала. А Сагадеев – нет. Хотя у нас был годовой запас кормов. На соломе и запасе он сохранил и свой скот и вырастил тех телят – в последний год пятилетки. И дал столько мяса… Я могу подтвердить цифрами. И район вышел в передовые. По мясу.

С а у б а н – а п а (с отсутствующим видом, тихо). Господи, куда все это ушло?..

З а к и р о в. Дауту Усмановичу тогда дали орден Ленина. А одному председателю колхоза присвоили звание Героя; хотя ему было далеко до Сагадеева. А Сагадееву – ничего…

Б а и м о в. Ты же знаешь…

З а к и р о в (будто и не слыша). Я вышел из больницы и пошел к нему… и застал в поле. «Друг ты мой, – вздохнул он, – когда-либо я ходил у них в любимчиках? Тем более сейчас – вон следствие ведут… – И глядел на колхозников, что в поле работали. – Вот они – мое счастье и награда. Больше я ничего не хочу». Это было сказано с такой грустью и достоинством – я не нашелся что ответить…

С а у б а н – а п а (глубоко задумавшись, слегка кивает). Он знал не только радость, но и горе своей победы…

З а к и р о в (задержав взгляд на Баимове). Вы помните, как у нас проездом был работник ЦК? Осмотрев хозяйства, собрал маленький актив и спросил: «Как же так, товарищи, у вас один колхоз, по подсчетам Госплана, ушел на двенадцать лет вперед?! Почему такой разрыв, другие отстают?» А в подтексте было: значит, вяло работаете?..

Баимов, оборачиваясь, намеревается что-то сказать, но не успевает.

(Ему в лицо.) Сагадеев бросил всем вызов и – как яркий маяк – высвечивал все вокруг и обессмысливал вашу работу. Вот почему его все одергивали – не вырывайся! – а он бежал, бежал вперед. Это граничило с безумием. Но то было «безумие», устремленное в будущее!

Все сидят не шелохнувшись.

И еще одно… (Пронзив Баимова коротким взглядом.) Сагадеев мыслил лучше и быстрее, чем мы с вами, и был образованнее. (Накаляясь.) Тома Ленина, тома ученых стояли у него все в закладках, это было его оружием. Обо всех переменах он имел точное, глубокое мнение, и плохо тому приходилось, кто пыжился перед ним – лишь по чину. На партконференциях его выступления ждали кто с нетерпением, а кто – с тревогой. Он называл стул – стулом, а боль – болью; прямое слово, считал он, – это и будет по-ленински. (Слабая улыбка кривит его рот.) Долго ли станут терпеть такого человека?.. (Лицо становится жестким и раздумчивым.) Да, необычность человека необычного не так страшна, оскорбительна, как необычность человека обычного…

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь. Простите, я не совсем…

З а к и р о в (не обращая на нее внимания). У него, как видите, внешность самого обычного смертного. И всего-навсего председатель колхоза… Как же он может, смеет пророчествовать, критиковать, учить! Он же опасный… И жизнь человека перелицевали в житие злодея…

У л и н. Товарищ председатель…

З а к и р о в. Партия сильна потому еще, что ценит сопротивляемость человека, его твердость. А для нас часто человек, попавший в номенклатуру, проваливший не одно дело, переставляемый с места на место, податливый, как вата, ценнее…

У л и н (решительно). Я заявляю протест.

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь. Поддерживаю.

Я к у б о в. Я тоже поддерживаю.

В т о р о й  з а с е д а т е л ь. Я против протеста.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Протест принят. (Закирову.) Вы что-то еще хотите сказать?

Сагадеев теперь полностью в происходящем. Отблески мук, отчаяния, прозрения колхозников еле уловимо отражаются на его лице. Оно то смягчается грустной улыбкой, то покрывается бледностью, то становится сосредоточенным, он ошеломлен неожиданной искренностью выступающих.

З а к и р о в (опустив голову, осевшим голосом). Я виноват перед Сагадеевым… Муратом Гареевичем. Будь жив мой отец, он бы это мне не простил… Да, я болел. Но это не оправдание. Мы все, его друзья, и те, кто шли к нему прислониться, набраться тепла, ума, когда в том нуждались, переоценили его силу. И верили: возьмет верх правда. Он был силен, когда за других боролся, а пришел день постоять за себя – у него силы и не оказалось. И мы прозевали эту минуту… Но одна мать сказала о своем сыне: хорошо, что ему разбили сердце – теперь он будет действовать. Драма произошла не в нашем колхозе, а обнаружилась в нашем колхозе. (Садится.)

У председательствующего брови наползли на глаза.

Х а л и д а (словно очнувшись, поднимает голову и встает; негромким голосом). Можно мне? (Голова ее чуть заметно дрожит, она точно в ознобе.)

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Простите…

Х а л и д а (ни на кого не глядя). Юнусова Халида… доярка.

К у д а ш е в. Та самая, которой корову подарили…

У л и н. Товарищ председатель, обвинение протестует против сообщения человека, не вызванного в суд.

Халида тем временем останавливается почти что возле Сагадеева, приглаживая волосы медленным, выжидательным движением, как человек, готовящийся к схватке.

В т о р о й  з а с е д а т е л ь (Улину). Я бы не хотела, чтобы присутствующие в зале ставили под сомнение даже справедливый приговор только потому, что мы кому-то не дали слова. Я прошу выслушать гражданку, если она хочет дать показания.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (посмотрел на первого заседателя, на Сагадеева и, видя, что оба, потупившись, молчат). Просьба удовлетворяется.

Х а л и д а (словно и не слыша). Я тоже виновата… Нас так обрабатывали, внушали: Сагадеев – противник нашей линии, преступник… капали, капали… я тоже поддалась. Что я понимала?.. (Тем же исповедальным тоном, ни к кому не обращаясь.) Глаза мои открылись, когда прошлой осенью новый председатель выступал на собрании, говорил, – колхоз получил небывалый урожай капусты, и Баимов расхваливал его; мол, колхоз является школой, образцом для других хозяйств, колхоз после Сагадеева идет вперед, а не назад, как путали некоторые. Тогда я не выдержала, выступила: какой же небывалый урожай, если посадили сто сорок гектаров, а показали – сто, чтобы превысить урожай? Какой же образец, если себестоимость молока – тридцать копеек, а продаем за двадцать пять? Был колхоз школой при Мурате Гареевиче, когда молоко обходилось в девятнадцать копеек. После Баимов отвел меня в сторону и сказал: «Ты что делаешь? Мы тебя депутатом райсовета выбрали, а ты что делаешь?» Я ответила: «Не могу черное называть белым, вот и все. Что сделал Сагадеев, то и есть. Нарастающего нет».

С а у б а н – а п а (глядя перед собой, шепотом). Господи… Господи…

Х а л и д а (застыв на мгновение). Когда Мурата Гареевича исключали из партии, я была членом парткома. Половина членов были уже новые, пришлые. Когда голосовали… (почти шепотом) я подняла руку. И это все решило. Потом я уснуть не могла, всю ночь проплакала… Назавтра дочка моя… от меня отвернулась… (Какой-то звук, как в удушье, вырывается из ее горла; глаза наполнились слезами, рот перекосился.) За что… за что… (плачет, не может вымолвить слова) в тюрьме… пять месяцев… (На грани безумия. Посмотрела на Якубова, на Баимова, срывающимся голосом.) Будьте вы прокляты! (Как бы надломившись, упала Сагадееву на плечо, обхватила его руками и завыла.) Это я… я погубила-а-а…

Колхозники зашевелились, завздыхали. Конвойный снова растерялся.

Прости… прости меня… (Плачет навзрыд.) Умереть… лучше умереть…

Зашумел дождь.

С а г а д е е в (поглаживает ее по голове). Успокойся, Халида, успокойся. (Кадрии.) Воды.

Второй заседатель быстро наливает из графина воды и протягивает стакан Кадрии. Она подходит к Халиде, та отстраняет стакан.

К а д р и я. Пожалуйста, Халида, родная, успокойся… ну прошу тебя, пожалуйста… (Ей наконец удается усадить Халиду; поправляет ей волосы и садится рядом.)

На протяжении этой сцены Баимов не смотрит ни на кого. Улин украдкой поглядел на него. Саубан-апа вытерла глаза. Второй заседатель встала и, скрестив руки и сжав губы, прохаживается. Председательствующий сидит, обхватив голову руками.

Дождь шумит за окном.

Х а р и с о в а (встает, как бы про себя). Что еще?.. Одно чувство другое вызывает…

В ь ю г и н (вдумчиво). Как дважды два – четыре не выходит…

У л и н (осаживая его). Не надо передергивать.

В т о р о й  з а с е д а т е л ь (садясь). Скажите, как реагировали колхозники, когда Сагадеева исключили из партии?

Харисова колеблется.

К у д а ш е в. Скажи, не робь.

Х а р и с о в а. Трактористы побежали к машинам, завели моторы. Чтобы колонной ехать в город.

В т о р о й  з а с е д а т е л ь. И что же?

Х а р и с о в а. Мурат Гареевич встал посреди дороги. Прокричал: «Оставьте!» И пошел прочь.

К у д а ш е в (тихо). Все правильно.

Х а р и с о в а (только председательствующему, кивнув на Якубова). А этот три года назад вернулся в деревню – подполковником, с большой пенсией. Дом поставил – на особицу, с глухим забором, с овчаркой. Никогда у нас такого не бывало… Сперва без дела слонялся; пожуривал Сагадеева: зачем подсобные промыслы, зачем колхозникам норки продаешь? А норки эти – семь тысяч шкурок сдавали каждый год. Этого было мало. Норки – экспорт, валюта, не смей Давать колхозникам. Да, мы все в норках ходили. Сагадеева били за это. А он отвечал: мои колхозницы – не хуже английских принцесс, пусть радуются своему труду. Он на нас, на женщин, опирался; всегда говорил: мужчина состоятелен настолько, насколько сумеет договориться с женщиной, (коротко улыбнулась.)

В ь ю г и н. Истинная правда.

Х а р и с о в а. И вдруг этот (на Якубова) на звероферму стал рваться. В районе поддерживали – там он на задних лапках ходит…

Я к у б о в (побагровев, суду). Я прошу суд…

Х а р и с о в а (перекрывая его голос). Вернулся бы ты, если б не гремел колхоз?!

У л и н. Товарищ председатель…

Х а р и с о в а (быстро). У Сагадеева были враги в районе, да и в колхозе. Выжидали. Они-то и подняли голову (кивнув на Якубова) во главе с ним и с тем самым председателем – Героем Труда! Не мытьем, так катаньем! Слова разудалые – мысли короткие. (На Сагадеева.) А он, бедный, и сник, подкосило его. До общего собрания колхозников – как исключили из партии – выгнали его из его кабинета.

Кадрия встает и, не глядя ни на кого, приложив ладонь к щеке, как при зубной боли, делает круг перед стулом и садится снова. Все поглядели на нее с недоумением.

(Уставившись в одну точку.) Однажды, в эти дни, его увидели на кладбище. Он лежал (голос пресекся) у могилы жены и плакал…

Глухо прогремел гром.

В районе нам говорили: не он, это вы поднимали колхоз! Вы!

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь. По-вашему, все было наоборот?

Б а и м о в. Выходит, он один поднимал? Колхоз в единственном лице?..

Х а р и с о в а. Как-то наш учитель нам легенду читал. О Данко. Писателя Максима Горького. Он дважды прочел строчку: «И вот вдруг лес расступился перед ним… и остался позади». Потом спросил: «Почему перед ним, а не перед ними? Ведь Данко шел не один…» В этом слове, рассказывал учитель, – весь смысл легенды…

Вьюгин покачал головой.

Х а р и с о в а (размышляя). Всяким бывал Сагадеев. Он не бог, он человек. Но там, где нам казалось – тупик, выхода нет, он шел и открывал дорогу. (Садясь, тихо.) Все.

Не допуская паузы, Вьюгин тяжело поднимается.

В дверь просовывается голова  д е в у ш к и.

Д е в у ш к а. …рис… лманович.

Улин, чуть вздрогнув, оборачивается.

К телефону. (Исчезает.)

На взгляд Улина председательствующий кивает. Тот быстро уходит.

В ь ю г и н. Товарищ председатель. Тут наш истец – от имени правления колхоза – предъявил Сагадееву иск: на девять тысяч рублей, которые Сагадеев, как сказано в обвинении, растратил из корыстных побуждений. Разрешите сказать два слова.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Пожалуйста, но только коротко и по делу.

В ь ю г и н. Когда описали имущество Сагадеева… Якубов, какова стоимость имущества?

Якубов сидит надувшись.

(Четко.) Девятьсот семьдесят три рубля. Холодильник, телевизор, сервант и настенный ковер… Денег на сбережении не было… Перед тобой, Якубов, он просто бедняк.

В т о р о й  з а с е д а т е л ь (не сводя с Вьюгина глаз). С кем же он жил?..

В ь ю г и н. Вместе с дочерью. Она еще не замужем. (Переносит тяжесть тела на здоровую ногу, скрипнув протезом.)

Никто не осмеливается его прервать.

Второй факт. В шестидесятом году к нам приехали четверо девчат. По призыву комсомола. Сагадеев, помню, созвал митинг. «Товарищи, – сказал он тогда, – они – первые ласточки. Потому встречаем с цветами. Мы будем их любить. Но лет через семь кто захочет к нам приехать или вернуться – не примем, не сможем принять». До-олго смеялись мы над ним… И через семь лет, когда стали ломиться к нам, к двери правления мы прибили объявление: «В рабочей силе колхоз не нуждается».

Председательствующий, будто услышав собственный голос, смотрит на Баимова, потом на Закирова.

З а к и р о в. Да, это правда. Пока единственный у нас колхоз.

В ь ю г и н (с внезапной печалью). В общем, он совершил такое… только без славы и на чужую пользу. (Садится.)

К у д а ш е в (почти со злостью). Мы не чужие ему, дядя Назар!

Дождь затих. Солнечные лучи то копьями падают в окно и ложатся на пол и на людей, сидящих в зале, то снова угасают.

В ь ю г и н (будто только теперь поняв, вполголоса). Да, ты прав, Ильяс. (Кивнул самому себе.)

Слева освещается круглый столик с телефоном. К нему подходит  У л и н.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Сагадеев… хотите ли вы дать показания?

У л и н (в трубку). Что? (Ошеломленный.) Родила?..

Сагадеев поднимается.

Восьмимесячный?.. (Дрогнувшим голосом.) Но они, восьмимесячные, вроде не живут… (Смиренно.) Хорошо… да… хорошо. (Кладет трубку и, прислонившись к стене, вздыхает.)

Свет над ним гаснет.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (Сагадееву). Слушаем вас.

Появляется  У л и н  и садится на свое место.

С а г а д е е в (на лице его невозмутимое спокойствие). В первобытном обществе, как вы знаете, семьи не было… Но отцы были. Как же они появлялись? Женщина рожала, стонала, а какой-нибудь мужик ложился рядом и кряхтел. Рождался ребенок – тот становился отцом: он же сочувствовал…

Кудашев смотрит на него, вытянув шею.

Так бывало и с нами иной раз. Мы стонали, потом обливались, а кое-кто стоял рядом и кряхтел. Если рожали хорошо, они говорили: мы отцы, мы организовали!

Колхозники заулыбались.

Но бывает – рождается и урод… или раньше времени.

Взгляд Улина застывает.

Вот тогда они открещивались: нет, это он отец, он виноват!

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь (без паузы). Говорят, у вас колхозники получали по триста рублей.

С а г а д е е в (точно споткнувшись). Получали.

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь. Это как же так? Мы, например, юристы, получаем гораздо меньше, чем колхозники, у которых подчас нет даже среднего образования…

С а г а д е е в (деликатно). Простите, вы коммунистка?

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь. Да, конечно.

С а г а д е е в. Тогда к чему эти провокационные вопросы? (Смотрит прямо, как обычно, притягивающим взглядом.)

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь (задетая). Почему – провокационные? Я же училась, окончила университет.

С а г а д е е в (мягко осаживая). Если вы учились, окончили университет – считайте, это ваше счастье. (Показывая на колхозников.) Они не имели такой возможности. И не потому, что глупее… Вот Кадрия, Мечтала быть врачом. Она по натуре врач. Окончила школу с серебряной медалью. А на экзаменах провалилась. Всего полбалла недобрала… От отчаяния чуть себя не порешила.

С а у б а н – а п а (кивает самой себе, тихо). Да.

С а г а д е е в. Не один раз мне говорили: вот потолок – и выше не платить. А объясняли так: мы с тобой морально готовы получать и четыреста рублей, а некоторые до этого еще не доросли. Мол, от больших денег они могут развратиться, заразиться духом стяжательства. Это те колхозники, которые вынесли бремя Отечественной войны, чьим трудом мы питались, жили после войны, те, что давали источник жизни – хлеб, сами часто его не имея.

Все смотрят на него.

Не знаю, как думают на этот счет экономисты, ученые; я же себе отвечаю так: блага, заслуженные честным трудом, развратить человека не могут. Развращают они тогда, когда добываются нечестно и не трудом!

С улицы слышен останавливающий кого-то свисток.

Неравенство в зарплате не прихоть. Сельское хозяйство имеет элемент риска. Вы, юристы, видно, думаете, что дождь падает с неба…

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь. А что, разве не с неба?..

С а г а д е е в (коротко усмехнувшись). Дождь падает из тучи. А туча – она привольная. Здесь пролил, а там – нет. Значит, и колхозникам – нет. А у вас зарплата стабильная…

В ь ю г и н (многозначительно). Мда…

У л и н. Я протестую, товарищ председатель, это не имеет никакого отношения к делу.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (быстро посовещавшись и получив от первого заседателя положительный, а от второго заседателя отрицательный ответ, глядя перед собой). Протест отклонен.

Улин смотрит на него пронизывающим взглядом.

С а г а д е е в (с перепадами в голосе). Да, я виноват, что бог дал мне, неказистому, помятому войной мужику, такой проклятый норов, что оказывался ершистей, чем надо, и, бывало, режешь какому-нибудь чинуше правду-матку, а потом терзаешься, жалеешь его, ночь напролет не спишь, а назавтра сыплются на голову такие обвинения… За время моей работы председателем сменились шесть секретарей райкома. А у каждого – свой характер, свои взгляды. Если бы я подлаживался к каждому из них, я бы уже превратился в хамелеона…

К у д а ш е в (как бы сам с собой). Так рвут связь родства…

С а г а д е е в. На долгом опыте я убедился: если мы сами будем на должной высоте, то и с людьми будет все в порядке. Если мы с Закировым вот так, как прокурор, стали бы обрывать колхозников на полуслове, мы бы мало чего добились. У нас в колхозе бытовал другой закон: дать всем высказаться – чем они болеют, чего хотят. И снимали шепот. (Убежденно.) Открытость никогда не выродится в то, во что может выродиться скрытность. В уважении к открытости, к сомнению – сама молодость общества. Это – готовность спрашивать, а не уклонение от ответа, стремление к ясности, а не бегство от боли, это недовольство собой, а не самодовольство блаженного.

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь (решив овладеть положением). Вы признаете себя виновным в незаконном приобретении сантехники?

С а г а д е е в. Я признаю, что нарушил закон. От того, будет ли у нас сантехническое оборудование, зависела в тот момент судьба нашего колхоза. При том темпе, какой мы взяли, людям надо было дать возможность жить в тепле, не думать о топливе, вовремя мыться, иметь детсады и ясли. В тех колхозах, где сидели и ждали, сегодня заколачивают окна. Да, закон я нарушил.

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь. Признаете себя виновным в незаконной выплате зарплаты колхозникам?

С а г а д е е в. В первые три года моей работы в колхозе… люди не получали ни копейки. Именно тогда сложился костяк, опора колхоза, примерно из сорока человек. Мы говорили колхозникам: придет время – отблагодарим… Шли годы, мы многого добились. Я видел, как те люди поизносились, на моих глазах старели, седели… выходили из строя – с небольшой пенсией. Надо было отблагодарить. (Внятно.) Обещание – обнищает, когда его не исполняют.

И словно теплом дохнуло на колхозников. Но всего на один миг.

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь (усиливая драматизм). Признаете себя виновным в искривлении хозяйственной линии в колхозе?

С а г а д е е в (чуть подумал). Я приму на себя долевую вину.

У л и н (глядя зорко и бесстрастно). Что значит «долевую»?

С а г а д е е в. Искривление – если вы так считаете – происходило при товарище Баимове.

Я к у б о в. Демагогия. (И посмотрел на Баимова, рассчитывая на одобрение.)

Б а и м о в (Сагадееву). Разве мы тебя не предупреждали? Не наказывали?

С а г а д е е в (в глазах его мелькнул скрытый гнев). Наказания-то были журящие. Приняли вы хоть одно решение, что запретило бы подсобные промыслы? А вы имели такую власть. В одно ухо вы мне кричали: перестань, а в другое: выполняй план, доход не снижай. Это напоминает мне анекдот, как во время революции один мужик ходил в порт и кричал: «Долой царя! Долой царя!» Потом рассказывал людям об этом. А кричал он, когда пароходы давали гудок. Вот и разбери…

В ь ю г и н (забывшись). Гы-гы-гы… (Закрыв рот, смеется в кулак.)

П е р в ы й  з а с е д а т е л ь (не без язвительности). Да, хорошо вы защищаетесь…

Б а и м о в (приподнимаясь, с жесткой добринкой). Я не хочу повлиять на решение суда. (Сагадееву.) Значит, все, что ты делал, было единственно законно… и вне круга нашего понимания… Ты вправе так думать. Но ты не вправе выдумывать. (Пронзив его холодным, усмиряющим взглядом, садится.)

С а г а д е е в (облизнув пересохшие губы, глухо). Я выдумщик… (Уставившись на Баимова.) То, как в свое время, будучи инструктором обкома, ты приехал к нам, в район, ликвидировать лошадей, личную скотину и, как ни молили: смягчите удар, кампанию провел с блеском, оставив без молока детей, внуков, – выдумки? А теперь – без меня – снова… (дрожа от гнева) наш табун, спортивные лошади… (Словно поперхнулся.)

З а к и р о в. Что нам кровью достались…

К у д а ш е в. На них мы традиции предков поддерживали, детей воспитывали!

С а г а д е е в. То, что в колхозе с «искривленной линией» стабильный труд – когда не было у нас промыслов, люди работали в году сто пятьдесят дней, сейчас – триста, – с корнем вырвано пьянство, а в других твоих колхозах – зимой, от безделья, – водку глушат; что у нас привес скота, привес за сутки, был килограмм, а в других колхозах – триста грамм; мы забыли, что такое кредит, а другие твои колхозы жить без него не могут; у нас кругом асфальт, а в других твоих колхозах – грязь непролазная – это что, я выдумал?!

Его упорствующая напряженность словно парализовала всех. Баимов оборачивается к Сагадееву с изменившимся лицом.

Разве не вы осуждали нас за цветы? Но мы их не только ради денег растили. Возле них мы делились и горем, и радостью, успокаивались, возвращали забытые песни… и не вычеркивали день, а провожали и каждый уходящий день воспринимали как победу. Как это просто – и как бесконечно много… Народ, который цветы и песни считает своим богатством, – богатый народ! Народ, переставший петь свои песни, обречен на вырождение. (Баимову.) Вы этого хотите?! Я искривлял… Но в наших климатических условиях, когда в зимние месяцы колхозникам нечего делать, а еще столько недоделанного, столько неудовлетворенных потребностей, замыкать жизнь крестьян (с силой) только работой на земле – это равносильно заговору против народа!

У л и н. Вы что же, решили поднять здесь меч гнева?..

С а г а д е е в (уставившись на него). Меч гнева?.. Его поднимают от горечи (четко) поражения разума! Я еще не потерял в него веру.

Улин не в силах сказать что-либо.

Подо все, что мы делали, Баимов подвел идеологическую основу, исходя из того, что я не помогал соседям. Да, это верно. Не помогал… Принцип социализма: благо – по труду. У нас две руки, и у других – две. Когда мы, не жалея сил, работали круглый год, потели, а соседи в потолок поплевывали, нас никто не сравнивал; а как мы поехали на Черное море, стали жить богато – завопили…

В ь ю г и н (негромко). Маткин берег…

С а г а д е е в. Колхозников, крестьян можно развратить только одним – помощью со стороны.

Х а р и с о в а. Вот именно.

С а г а д е е в. Мы хотели помочь соседям. Опытом. Но нам сказали: не пропагандировать! По философии Баимова, чтобы общество развивалось, нужно каждому вносить свой вклад постепенно, жить без натиска и тревоги. Мы должны идти, не вырываясь из общего ряда. Но при таком вкладе мы передаем далеко не самое ценное. Это ценное мы не можем отдать, как мы отдаем пальто или передаем факел. Ибо человек – не факел, а само пламя!

З а к и р о в (самому себе, тихо). Да.

С а г а д е е в (тише). Я твердо решил не раскрывать рта на этом суде. Я молчал не потому, что нечего было сказать. А потому (кивнув на колхозников), чтобы они заговорили… Поэтому отказался от адвоката. Они не смирились, заговорили. Теперь я доволен.

Колхозники, радостно ошеломленные, переглянулись.

Что же касается реплики «хорошо же я защищаюсь»…

В открытую форточку откуда-то врывается приглушенная расстоянием песня. Старинный башкирский напев.

(С отрешенным лицом.) Я не раз умирал в этой жизни. Первый раз – в сорок втором году, на войне… Жаль, думал я, мало жил. Ничего не успел сделать… Из огня, из кошмара меня вытащила на себе хрупкая девчонка. Она стала моей женой… И я выжил. (Чуть помолчав.) Второй раз я умирал в колхозе, в шестьдесят четвертом. Отказало сердце. Руки-ноги уже холодели… Жаль, думал я, еще рановато. Но кое-что сделал… И все же судьба пощадила. (Тихо вздохнув.) Третий раз умирал пять месяцев назад в тюрьме, в первый день. Я упал там на нары и чувствовал: вот-вот сойду с ума… и потерял сознание… Первое, что я увидел, – цветение дня. День распускался, как цветок. Сначала алым цветом, потом голубым…

Халида утирает слезу.

И думал, сколько в своей жизни встречал талантливых председателей… Половина их здоровья, душевной энергии уходила на то, чтобы отбиваться, доказывать, противостоять… Может быть, ошибка состоит в том, что мы привыкли талант мерить удачей…

У л и н. Товарищ председатель, я категори…

С а г а д е е в. Но удача – кратковременна. Она не может быть мерилом систем и истин. С утверждением такого мерила жизнь была бы удручающе обеднена. (Достает из кармана пожелтевший листок ученической тетрадки.) В сороковом году, вступая в партию, я писал в своем заявлении (читает): «…я буду служить своему народу – во имя наших высоких идеалов». Бумага пожелтела, а слова свежи для меня до сих пор. (Садится.)

Сагадеев вдруг становится реальностью. Реальнее всех, кто сидит вокруг него и перед ним. Председательствующий понурил голову. По всему видно: его терзают сомнения. Песня стихла.