Текст книги "За все в ответе"

Автор книги: Валентин Черных

Соавторы: Александр Гельман,Ион Друцэ,Азат Абдуллин,Михаил Шатров,Алексей Коломиец,Афанасий Салынский,Диас Валеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

П е т р о в. А почему ты думаешь, что я ученый, я еще лично об этом не знаю.

О л ь г а. Вообще-то, пора бы уже знать…

П е т р о в. Удивительно! Ну и поколение! Знают, когда пора и когда не пора. Знают, как жить и что делать. Вот Лев Толстой, тот не знал. Он до восьмидесяти лет все чего-то искал, искал…

О л ь г а. Ну что же, ищи… Кстати, ты говорил с Прокопенко?

П е т р о в. Конечно. И не раз.

О л ь г а. И наши соображения ему высказывал?

П е т р о в. А чего здесь темнить?

О л ь г а. А ты знаешь, что подготовительный уже несколько дней дает план?

П е т р о в. Это не имеет значения. Прокопенко не прав в главном. Это временное улучшение.

О л ь г а. Но победителей не судят. Ты не думаешь, что вся наша работа пойдет насмарку?.. Как у тебя с ней?

П е т р о в. Хорошо… Думаю, что я ее люблю. Тебя устраивает этот ответ?

О л ь г а. Меня-то это совсем не устраивает…

На улице.

П е т р о в  провожает  Т а т ь я н у.

П е т р о в. С тобой Федор говорил?

Т а т ь я н а. Поговорили…

П е т р о в. На чем порешили?

Т а т ь я н а. Я ему сказала, что выйду за него замуж, потому что, судя по всему, ты меня брать не собираешься.

П е т р о в. Лазейку оставляешь?

Т а т ь я н а. Оставляю. Мы ведь, бабы, жалостливые. А потом, для нас ведь важнее, когда нас любят, а не когда мы.

П е т р о в. Все наоборот. Главное, когда сам любишь. А совсем хорошо, когда все это взаимно.

Т а т ь я н а. Я тоже так думаю.

П е т р о в. Ты же только что утверждала совсем другое?

Т а т ь я н а. А я очень восприимчивая к другим идеям. Как скажешь, так и буду думать. А чего это ты все время людей рассматриваешь?

П е т р о в. А интересно.

Т а т ь я н а. А чего интересного?

П е т р о в. Просто интереснее людей ничего на свете нет!

Т а т ь я н а. Так уж и нет?

Они остановились у дома Татьяны.

П е т р о в. Не раздирайся сомнениями. Я пойду в гостиницу.

Т а т ь я н а. А я и не сомневаюсь.

П е т р о в. Сомневаешься. Пригласить или не пригласить? Можно и пригласить, мать в ночной смене, соседи спят, но ведь неизвестно, как он себя поведет, а с другой стороны, интересно: как он себя проявит, когда одни останемся…

Т а т ь я н а. Да ну тебя. Пошли, чаем напою.

Уходят в дом.

По пустынной улице идет  О л ь г а.

В комнате Татьяны.

П е т р о в  и  Т а т ь я н а  лежат в постели.

Т а т ь я н а. А знаешь, как это показали бы в кино?

П е т р о в. Что показали бы?

Т а т ь я н а. То, что у нас с тобой сейчас было. Значит, так. Он входит, за ним закрывается дверь, и сразу он ее встречает у родильного дома. Они всегда пропускают самое интересное. Ой, только бы мать не узнала!

П е т р о в. Все равно когда-нибудь узнает.

Т а т ь я н а. Пока не надо. Она у меня напуганная жизнью. Боится, как бы и я на бобах не осталась. Она красивая была в молодости.

П е т р о в. Она и сейчас красивая.

Т а т ь я н а. Ее тут все бабы боялись. Как бы не отбила. Ведь ее всех женихов на войне поубивало. Что ей оставалось делать? А она женщина энергичная. Ей очень хотелось замуж выйти и чтобы семья была и дети. Не получилось. Ее очень за это презирали, я думаю, что она и меня родила, когда отчаялась.

П е т р о в. Ну, твой отец красивый был, перед ним было, наверное, трудно устоять.

Т а т ь я н а. А это не мой отец.

П е т р о в. А чей?

Т а т ь я н а. А ничей. Может, у него и детей никогда не было. Я это недавно узнала. Наверное, она его выдумала, чтобы передо мной оправдаться и чтобы соседи уважали. Она у меня самолюбивая.

П е т р о в. А кто же этот моряк?

Т а т ь я н а. А никто. Актер. Был такой старый фильм «Голубые дороги». Он там не главную роль играл, но очень запоминался. Она и добыла его фотографию. Я этого «отца» недавно в новом фильме видела. Постарел. Толстый, с животом – кулака играл. Ты только не проговорись. Пусть думает, что я не знаю. Ей тяжело досталось. У мамы ведь никого из родных нет. Все погибли в войну. А знаешь, как хочется куда-то поехать, чтобы тебя ждали, чтоб встречали, как родную…

П е т р о в. Чего-чего, а родни у меня хватает. Я с тобой поделюсь.

Т а т ь я н а. А теперь она боится, что я замуж тоже не выйду.

П е т р о в. Ну, я думаю, что тебе это не угрожает.

Т а т ь я н а. Не скажи. Конечно, я не уродка, можно сказать, даже красивая, но ведь вы-то больше всего красивых и боитесь. Погулять – да. А в жены берете поскромнее. Тогда можно себя и королем почувствовать… Я раньше думала, если парень, так он уверенный, а вы такие же неуверенные, как и мы.

П е т р о в. Я уверенный.

Т а т ь я н а. Какой ты уверенный? Ты просто наглый…

Затемнение.

Проснулись они от хлопанья двери. О л и м п и а д а  пришла после ночной смены.

О л и м п и а д а. Молодой человек! Я думаю, вам пора возвращаться в гостиницу. (Отвернулась, давая Петрову возможность одеться.)

П е т р о в. Пожалуй, я прямо на завод пойду.

О л и м п и а д а (не оборачиваясь). Вы еще не ушли?

П е т р о в. Простите… А может, мы все-таки позавтракаем?

Татьяна хихикнула. Олимпиада уничтожающе взглянула на нее и, демонстративно звеня чашками, начала накрывать на стол. Потом они втроем молча завтракают. Татьяна размешивает кофе.

П е т р о в. А молока нет?

О л и м п и а д а. Да!.. Я думаю, этот товарищ не пропадет в жизни.

П е т р о в. Не пропаду, не пропаду…

В отделе кадров.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а  и  П е т р о в  просматривают личное дело Кашкина.

П е т р о в. Интересно! Очень интересно. Как только где заваливаются дела, так туда бросают Кашкина.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а. Это понятно. Он хороший работник, любой участок вытянет.

П е т р о в. А чего он всю жизнь в заместителях?

Л ю д м и л а  И в а н о в н а (ткнув пальцем в потолок). Это решаю не я, а там…

П е т р о в. На небе, что ли?

Л ю д м и л а  И в а н о в н а. У высокого начальства.

П е т р о в. А высокому начальству тоже иногда надо подсказывать.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а. Как? Приду я, что ли, к директору завода и скажу: «Иван Степанович, Кашкина надо начальником ставить». Так, что ли?

П е т р о в. Именно так.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а. Да вы что? Да директор мне скажет: «Ты чего, Людмила, чокнулась, что ли? Твое дело – подготовить документы, а решать будем мы».

П е т р о в. Правильно. Решать будут они. Но подсказывать им надо обязательно.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а. Вы что, серьезно?

П е т р о в. Вполне.

В гостинице.

П е т р о в  лежит на кровати, смотрит в потолок. В дверь постучали. Петров не ответил.

Г о л о с  О л ь г и. Я знаю, что ты у себя.

П е т р о в. Если знаешь, тогда входи…

О л ь г а (входя). Мне надо с тобой поговорить.

П е т р о в. Мы уже говорили.

О л ь г а. Что у тебя с этой девочкой?

П е т р о в. Ольга, это мое личное дело…

О л ь г а. Уже не личное. Константинов сказал мне сегодня, что этот парень хочет устроить скандал.

П е т р о в. А это его личное дело.

О л ь г а. Извини меня, но этот командировочный роман несколько затянулся. Не пора ли тебе спустить на тормозах. Не собираешься же ты на ней жениться?

П е т р о в. На этот вопрос я тебе ответить еще не могу. Он у меня в процессе осмысления…

О л ь г а. Может быть, мои доводы тебе в чем-то помогут…

П е т р о в. Давай доводы.

О л ь г а. Ты собираешься ее брать в Москву?

П е т р о в. Такой вариант не исключен.

О л ь г а. Куда? У тебя же нет даже квартиры. В ту клетушку, которую ты снимаешь? Большая для нее будет радость? А что она будет делать в Москве?

П е т р о в. Что делать? Наверное, то же, что и здесь, – работать на заводе.

О л ь г а. Извини за банальность, но так и напрашивается: зачем же в Тулу везти самовар? В Москве восемь миллионов жителей. Половина из них – женщины. Отбрось старух и детей, и то останется не меньше миллиона молодых и прекрасных женщин. Ты только вдумайся: миллион. Какие возможности для выбора. А если серьезно… Я понимаю, каждый может увлечься, но увлечения проходят. Потом остается главное: чтобы с тобой рядом был человек, который бы тебя понимал. А умение варить борщи – это еще не самое главное.

П е т р о в. Я не знаю, как она варит борщи. Хотя мне хотелось бы, чтобы она это делала хорошо. Моя мать готовила великолепно.

О л ь г а. Ну, опыт наших матерей, к сожалению, не очень годится.

П е т р о в. Годится, годится. Этот опыт проверен веками! Как бы вы ни эмансипировались, мы по-прежнему любим добрых, нежных и верных… А кстати, умение готовить совсем немаловажно в нашей мужской жизни, учитывая, что общепит у нас еще на недосягаемой высоте, а язвенников становится все больше.

О л ь г а. Я-то думала, что понятие «любовь» в наше время чуть сложнее и многозначнее.

П е т р о в. Не верь тому, кто это говорит. Все даже проще и однозначнее: хочется или не хочется…

О л ь г а. Ну а тебе…

П е т р о в. Эту проблему я буду решать все-таки один на один с собою.

О л ь г а. Ну что же… мне почти все ясно, хотя, честно говоря, я этому вначале не придавала особого значения.

П е т р о в. Я тоже… (Уходит.)

О л ь г а (подходит к телефону, набирает номер). Подготовительный? Позовите Таню Елкину… Она в другой смене? (Снова набирает номер.) Таня?.. Это Ольга Петровна Бурцева. Мне надо с вами срочно поговорить.

Вечер. П е т р о в  провожает  Т а т ь я н у.

Т а т ь я н а. Как ваши исследования продвигаются?

П е т р о в. Заканчиваем. Через два дня будут слушать нас на парткоме.

Т а т ь я н а. Вика говорила, что вам уже билеты заказаны на воскресенье.

П е т р о в. На воскресенье? Раз, два, три, четыре, – пожалуй, успеем закруглиться.

Они подошли к дому Татьяны.

Ты меня не приглашаешь?

Т а т ь я н а. Нет… В восемь часов мы с Федором в кино идем. Я прошу тебя больше не приходить сюда.

П е т р о в. Очень интересно! Что случилось?

Т а т ь я н а. Ничего не случилось. Я так решила. То, что между нами было, не имеет никакого значения. Я уже забыла.

П е т р о в. Но я не забыл.

Т а т ь я н а. И ты забыл. За восемь дней ты даже не вспомнил обо мне…

П е т р о в. Извини. Все как-то навалилось, одно за другим.

Т а т ь я н а. Если хочешь знать, это самое оскорбительное, когда тебя ставят в очередь со всеми делами… Я все обдумала. Никаких обязательств мы друг другу не давали. А мне пора думать, как жить дальше. Мне ведь уже двадцать пять. И если не получилось большой любви, пусть будет хоть крепкая семья. А мне очень хочется, чтобы была семья. И у нас с Федором она будет. Дерево рубят по себе. Я ведь нормальная, обыкновенная баба с восьмилетним образованием и учиться дальше не хочу. Что бы ни говорили, у всех наших инженеров жены с высшим образованием. Да это и понятно. Больше общих интересов. И ты женишься на образованной. Будете вместе исследовать, обсуждать…

П е т р о в. Ну, женятся в основном не для обсуждений. О делах можно поговорить на работе и совсем не обязательно – в постели.

Т а т ь я н а. Прости меня… Мне было с тобой и приятно и интересно, но я, дура, замуж хочу…

П е т р о в. Ты хочешь сказать, что я должен тебе сделать предложение?

Т а т ь я н а. Вот видишь – должен! А никто никому и ничего не должен. Человек хочет или не хочет… Так вот: нам надо сегодня разойтись. Так будет лучше для меня. Ты же знаешь, у нас в городе все и про все знают. Пусть лучше люди не думают, что ты меня бросил, со мной такое уже один раз случилось, а если еще раз случится, мне отсюда уезжать надо. Люди как ведь рассуждают: если у нее с двумя не получилось, наверное, у нее дефект какой есть. А мне и вправду замуж пора… Спасибо тебе за все. Только больше никаких действий не надо. Я тебя очень прошу об этом… Двадцатого мы с Федором подаем заявление в загс. О тебе я ему рассказала. Он мне простил. (Убегает в дом.)

В отделе кадров.

П е т р о в  занят подсчетами на обычных конторских счетах, В кабинет врывается  Л ю д м и л а  И в а н о в н а.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а. Михаил Петрович, скандал. Надо милицию вызывать. Пусть их проучат на пятнадцать суток. Это же мелкие хулиганки.

П е т р о в. А что случилось?

Л ю д м и л а  И в а н о в н а. Три дня назад мы двух абитуриенток приняли – Лукашину и Тимакову.

П е т р о в. Как же, помню! Тимакова, блондинка с хорошенькими ножками.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а. Так вот, эта, с хорошенькими ножками в Самсонова пепельницей запустила.

П е т р о в. Я ее понимаю. Мне самому очень хочется в Самсонова пепельницей запустить. Давайте их сюда.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а  вводит  д е в у ш е к  в комнату и встает за ними.

(Девушкам.) Вы совершенно правы.

Л у к а ш и н а. Вы же не знаете, чего мы требуем?

П е т р о в. Знаю. В подготовительном надо наводить порядок. Я с вами совершенно согласен.

Т и м а к о в а. Конечно, мы как угорелые кошки бегаем за тарой по площадкам. А пришли к Самсонову – он начал на нас кричать и топать ногами. На меня в жизни еще никто не кричал. Какое он имеет право?!

П е т р о в. Никакого! Это позор!

Т и м а к о в а. Поэтому мы требуем нас уволить. Мы не намерены работать с таким хамом.

П е т р о в. Вы совершенно правы. Давайте ваши заявления.

Девушки протянули заявления.

А теперь идите работать. Через две недели мы вернемся к этому вопросу.

Т и м а к о в а. Мы протестуем! Мы требуем нас уволить немедленно.

П е т р о в. Это невозможно. Есть закон. (Достает сборник постановлений КЗОТа, раскрыл его и показал девушкам.) Только через две недели с момента подачи заявления.

Л у к а ш и н а. Мы этого не знали… Но мы все равно уйдем.

Д е в у ш к и  вышли.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а. Удивительные вещи. Вот Самсонов – работник ведь хороший, а характер у него дурной.

П е т р о в. Дурной характер товарища Самсонова обошелся заводу за прошлый год в семь тысяч рублей. Академик обходится государству дешевле, чем товарищ Самсонов. (Набрал номер телефона.) Константинова, пожалуйста. Это Петров. Мне надо с вами поговорить. Хорошо. Я буду на месте. (Повесил трубку, и тут же раздался телефонный звонок. Послушал.) Это вас, Людмила Ивановна.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а (в трубку). Да!.. А какие?.. Бегу!.. (Вешает трубку.) Михаил Петрович, можно я отлучусь минут на двадцать?

П е т р о в. Можно. А что случилось?

Л ю д м и л а  И в а н о в н а. Сосиски привезли. Молочные. Вам взять?

П е т р о в. Спасибо, не надо.

Входит  К о н с т а н т и н о в.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а. Я вам нужна, товарищ Константинов?

К о н с т а н т и н о в. Это вы с Михаилом Петровичем решайте.

П е т р о в. У нее срочное производственное задание.

Л ю д м и л а  И в а н о в н а  благодарно улыбнулась Петрову и исчезла.

К о н с т а н т и н о в. Побольше бы таких работников. Я ее буквально отвоевал в заводском музее.

П е т р о в. Конечно. Все завоеванное дорого.

К о н с т а н т и н о в. Ты что, недоволен ею?

П е т р о в. Доволен – не доволен. Не в этом суть. Вопрос надо ставить точнее: годится или не годится.

К о н с т а н т и н о в. Тогда я не знаю. Кому же, как не учительнице, здесь работать. А она – учительница, значит, воспитатель.

П е т р о в. Именно поэтому.

К о н с т а н т и н о в. Разве это плохо?

П е т р о в. Это не плохо. Но когда человека воспитывают непрерывно, это раздражает. А раздраженный человек очень часто поступает наоборот. Она учительница и говорит истинами. Она привыкла иметь дело с детьми, а здесь взрослые, которые сами знают, что можно и чего нельзя, что хорошо и что плохо. Но не получается иногда. И у меня не получается и у тебя. И надо хотя бы понять – почему? А это, между прочим, самое сложное. А у нас часто работают с людьми те, которым просто противопоказано работать именно с людьми. Машину не доверяют человеку, у которого нет шоферских прав, даже перекрывать вентили в котельной и то нужны специальные знания. Людмила Ивановна – добрая, порядочная женщина, но она не подготовлена, чтобы работать с людьми, правда, ее можно еще научить. А вот ее начальник Гладков, который всю жизнь занимался охраной мясокомбинатов, почему он у вас руководит отделом кадров? Почему эксперт по охране должен быть экспертом по работе с людьми? Или Самсонов?

К о н с т а н т и н о в. А что опять Самсонов?

П е т р о в. Сегодня снова с его участка две работницы подали заявления об уходе. Вчерашние абитуриентки Тимакова и Лукашина.

К о н с т а н т и н о в. Жаль… Тимаковых целая династия на заводе. А что случилось?

П е т р о в. Накричал на них. Когда двадцать лет назад он кричал на их матерей, те даже не волновались. Мало ли, накричал – не рассыплюсь, может, у человека настроение плохое. И вообще, мужик – хозяин. Сейчас все изменилось. Неужели такие, как Самсонов, этого не понимают? Сегодня эти мальчики и девочки понимают, что такое хорошо, что такое плохо, их этому научили. Теперь они приходят не просто работать, они еще ищут в этом смысл.

К о н с т а н т и н о в. Ты думаешь, мы этим не занимаемся? Да мы все делаем для выпускников школы. Пришли на завод самые совершенные полуавтоматы. Мы на них ставим только молодых. А они поработали и разбежались. Видите ли, неинтересно! Поставил, снял, поставил, снял.

П е т р о в. Ну и прекрасно! Знаешь, в геологии существует принцип: важно не только найти руду, не менее важно доказать, что в данном месте нет руды и искать ее здесь больше не надо. И что вы прицепились к этим полуавтоматам? Пусть на них работают женщины. Приятная, привычная, почти механическая работа, почти как стирать или гладить. А молодых надо бросать на узкие участки, где еще надо искать выход из трудных положений. Ведь искать же всегда интересно. Да и себя можно показать.

К о н с т а н т и н о в. Ты прав. Мы это делаем, только мало и медленно. Этим надо специально заниматься…

П е т р о в. Надо. И в первую очередь – парткому.

К о н с т а н т и н о в. С удовольствием. Только кому? Вот состав парткома. Три мастера, дай бог им на своих участках разобраться. О начальниках цехов и говорить не приходится, два литейщика, три токаря, директор завода, сборщица, наладчик, фрезеровщик. Они специалисты в другом деле. Я, например, технолог по холодной обработке металлов и год всего, как секретарь парткома, Вот ты все понимаешь. Приходи на завод, создадим тебе лабораторию, выделим экспериментальный участок. Пробуй, ставь все по науке. Так ведь ты не придешь на завод. Ты наукой будешь заниматься в тиши кабинета. Это чуть-чуть проще. Ты слышал, что вчера в подготовительном заваруха была?

П е т р о в. Еще не знаю.

К о н с т а н т и н о в. Борис Чернов с наладчиками потребовали у Прокопенко объяснить свое распоряжение. Тот, конечно, уперся. В результате всего этого базара два часа станки не работали. Дневной план, конечно, завалили.

П е т р о в. Очень интересно!

К о н с т а н т и н о в. Ничего интересного. В горкоме уже знают об этом. Прокопенко и Самсонов написали заявление в партком, где всех кошек вешают на тебя. На послезавтра я партком назначаю.

П е т р о в. Что ж, поговорим…

К о н с т а н т и н о в. Ты подготовься… Прокопенко и Самсонов сильно против тебя настроены. Да и еще кое-кого у нас ты раздражил, наверняка всплывет вся эта история с Елкиной Татьяной.

П е т р о в. Ну, уж в этом-то я разберусь сам…

О л ь г а  за столом. В кабинет входит  К о н с т а н т и н о в, заулыбался.

О л ь г а. А чему вы улыбаетесь, Константинов?

К о н с т а н т и н о в. Вы сегодня такая яркая и красивая, что у меня мгновенно улучшилось настроение.

О л ь г а. Ну, все! Теперь вы для меня самый лучший секретарь парткома на свете. Но вы же без дела не заходите. Выкладывайте.

К о н с т а н т и н о в. У меня сразу два дела. Кстати, Ольга, а откуда вы знаете производство?

О л ь г а. Откуда все. Я ведь инженер. Кончила политехнический. Девять лет проработала на заводе. Прошла путь от мастера до начальника цеха. Я ведь даже орденоноска. Имею «Знак Почета». За труд.

К о н с т а н т и н о в. Да ну?

О л ь г а. Вот и ну! Вы думали, я какая-нибудь вертихвостка? А я женщина трудовая. Ой, был смешной случай. Я раньше жила в коммунальной квартире. Так соседи-старушки меня очень презирали за короткие юбки. Однажды я прикрепила орден и вышла на кухню. Вы представляете, что было?

К о н с т а н т и н о в. Представляю! Зауважали.

О л ь г а. Еще как.

К о н с т а н т и н о в. Ольга! Вы мне понравились сразу, как только вас увидал.

О л ь г а. Не надо, Константинов.

К о н с т а н т и н о в. Почему – не надо? Вы не замужем, я не женат…

О л ь г а. Я люблю другого.

К о н с т а н т и н о в. Понятно… он в Москве?

О л ь г а. Он здесь.

К о н с т а н т и н о в. Понятно.

П е т р о в… Так ведь у него здесь…

О л ь г а. Я знаю.

К о н с т а н т и н о в. Может быть, мне с ним поговорить… А впрочем, о чем? Если только о том: Петров, она мне нравится, но женись на ней ты. Так, что ли?

О л ь г а. Ну, одно дело мы с вами, кажется, решили, а какое второе?

К о н с т а н т и н о в. Второе? Да, второе… На послезавтра назначено заседание парткома. Возможно, возникнет вопрос о ваших предварительных выводах.

О л ь г а. Я, как руководитель бригады, категорически возражаю.

К о н с т а н т и н о в. Ольга, а вы разве не уверены в своих выводах?

О л ь г а. Поймите, Константинов, мы собираем данные, а потом будем участвовать в их обработке еще с целой группой специалистов. И только после этого вы получите анализ и рекомендации.

К о н с т а н т и н о в. Когда мы их получим?

О л ь г а. Месяца через три.

К о н с т а н т и н о в. Через два месяца мы обязаны запустить уже несколько серий. И если ваш предварительный прогноз окажется верным, мы завалим программу еще десятков заводов, с которыми мы скооперированы.

О л ь г а. А если мы ошиблись в чем-то? Я привыкла отвечать за свое дело.

Цех.

П е т р о в  и  Т а т ь я н а.

Т а т ь я н а. Я тебя просила не приходить.

П е т р о в. А я не к тебе. Это объект моей работы. Я тебя подожду до конца смены.

Т а т ь я н а. Нет.

П е т р о в. Не дури.

Т а т ь я н а (отложив деталь, подошла к телефону, набрала номер). Федор! Ты что делаешь? Да, смена кончается через сорок минут. Хорошо. Тогда я – у проходной.

П е т р о в  молча уходит.

Партком.

П е т р о в  развешивает схемы и графики. Входит  О л ь г а.

О л ь г а. Послушай, у меня есть предложение. Доложим данные, но без выводов и рекомендаций. В конце концов, партком – коллективный орган, пусть он и решает.

П е т р о в. Он и будет решать. Но свою точку зрения мы высказать обязаны.

О л ь г а. Миша, совсем не обязаны! Да, они завалят программу. Предположим, здесь ты подложишь свои руки. Но в других местах, в десятках других мест, где также заваливаются программы, ты ведь рук не подложишь. Не на каждом участке найдется такой самоотверженный борец, как Петров.

П е т р о в. Ты не права. Эта фамилия довольно распространенная.

О л ь г а. Тогда еще один вопрос. Последний. Почему ты взбеленился именно здесь? Что, у нас в институте, даже в нашей лаборатории, меньше прорех и дыр? Ты что, не знаешь, что наш начальник Сахно – дурак и перестраховщик, что его главная цель – дотянуть до пенсии, а до пенсии ему тянуть еще семь лет! Ты что, не знаешь, что половина нашей лаборатории состоит из папиных сынков и дочек, от которых и сейчас никакой пользы, а через несколько лет, когда они высидят свои начальственные оклады, от них уже будет конкретный вред, потому что они пришли заниматься не своим делом. Почему же ты молчал у себя дома?

П е т р о в. Да, молчал! А теперь не буду молчать. Приеду и скажу: Сахно, вы дурак. И пусть он на меня подает в суд.

О л ь г а. Я серьезно.

П е т р о в. А если серьезно, – если я отступлюсь, я себя уважать перестану.

О л ь г а. Ну, что же… размахнись… Я на парткоме не буду. Я не обязана отчитываться перед ними. Я выполняю конкретную хозрасчетную работу и ею отчитаюсь. А тебя пусть как следует высекут, чтобы не мешался под ногами. Может быть, поумнеешь… Хочешь, я предскажу результаты этого заседания?

П е т р о в. Не ошибись.

О л ь г а. Не ошибусь. Все останется как прежде. А если ты будешь слишком настойчивым, они напишут в парторганизацию института, что коммунист Петров, вместо того чтобы заниматься своим делом, устроил на заводе склоку. А когда получат наш анализ, попробуют доказать, что он выполнен некачественно! Я буду ждать тебя в номере, ужинать не ходи, я приготовлю поесть. (Уходит.)

Петров остался один в круге света.

А когда сцену залил общий яркий свет, п а р т к о м  уже в полном составе. Говорит  П р о к о п е н к о.

П р о к о п е н к о. Товарищ Петров, доказывает, что состояние, в котором мы сейчас находимся, ненормально, он это даже внушил члену парткома Чернову.

Ч е р н о в. А у меня своя голова, есть на плечах. Что же получается? Когда вы не согласны, это естественно и нормально. Когда с вами не согласны, это уже чепе, и вы сразу же принимаете меры.

П р о к о п е н к о. У нас высоко развито чувство справедливости. Зло должно быть и будет наказано. Когда у нас в доме не работает лифт, жильцы пишут сразу в Верховный Совет или лучше – в Политбюро. Оттуда, мол, наведут порядок. А порядок надо наводить отсюда. Если товарищ Петров очень хорошо объяснил, как надо правильно работать, от этого немногое изменится, если мы сами не научимся работать. Я согласен с товарищем Петровым, что труд – это радость, но труд – это еще и дисциплина, и умение подчиниться приказу, и высокий профессионализм, которого у нас нет. Да, я готов кланяться в пояс каждому, кто умеет и хочет работать. Ведь немного у нас таких.

Б а й к о в. Куда же они делись?

П р о к о п е н к о. Вот данные товарища Петрова. Состав рабочих цеха за год обновляется больше чем наполовину. Часть рабочих дает деревня, но они с трудом приспосабливаются к современным ритмам производства. Каждую осень, проваливаясь на экзаменах, приходят в цех абитуриенты, чтобы уйти через год снова.

П е т р о в. Вы хоть задавали себе вопрос: «Почему?»

П р о к о п е н к о. Все мечтают о космосе, о лазерных установках, о генетике. Простите, но надо еще работать на станках и стоять у конвейера, и надо давать план. Каждый день. И это очень конкретно. У меня точная программа выпуска продукции. И я ее выполняю. Пока с трудом. И не могу обещать, что в ближайшее время будет легче. Может быть, у вас есть рецепт, как коренным образом изменить обстановку? Только конкретно, исходя из конкретных обстоятельств, которые существуют в цехе, учитывая, что мы работаем с конкретными людьми. Если есть, – пожалуйста, я его с удовольствием приму.

П е т р о в. Рецептов нет. Правда, мы выработали рекомендации, исходя именно из конкретной обстановки, но не думаю, что вы их примете с удовольствием.

К о н с т а н т и н о в. Пожалуйста, предлагайте!

П е т р о в. Пункт первый! Освободить от занимаемой должности начальника цеха Прокопенко. Желательно это сделать немедленно, потому что вред, наносимый сегодняшним руководством цеха, с каждым днем становится все ощутимее.

Прокопенко поднял голову и улыбнулся.

Естественно, возникает вопрос. Почему? Сегодня, когда подготовительный наконец начал выполнять план и даже наращивает темпы. Это уже успех? Да. Временный. Сегодня пятнадцатое августа. Двадцать пятого сентября вы запускаете новую серию. С двадцать второго сентября конвейер у вас будет простаивать сорок минут в смену, к пятнадцатому октября – более часа; с десятого ноября, когда вы запустите все серии, у вас произойдет полный завал.

К о н с т а н т и н о в. Пожалуйста, объясните.

П е т р о в. Пожалуйста. На сегодня номенклатура изделий подготовительного – две тысячи двести единиц. Цех дает их с огромным напряжением. Почти тридцать процентов рабочих сегодня перерабатывают, рабочий день мастеров и начальников участков увеличился с восьми практически до двенадцати часов.

П р о к о п е н к о. Переход на новую продукцию всегда требует известного напряжения. И это вполне естественно.

П е т р о в. И главную причину ухудшения работы цеха мы видим в сегодняшнем руководстве цеха. Мы проанализировали работу товарища Прокопенко на прежнем его месте. Уже там проявлялись его тенденции к прямолинейному администрированию, полному единоначалию, когда любой вопрос никто, по сути, не имел права решать без него. А для пользы дела нужно делиться ответственностью. И из подготовительного начали уходить инициативные работники, резко возросла текучесть, в цехе – нервозная обстановка. Анкетирование показало, что девяносто два процента рабочих не согласны со стилем руководства товарища Прокопенко…

К о н с т а н т и н о в. Вы считаете, что дирекция и партком ошиблись, выдвинув молодого, способного инженера Прокопенко?

П е т р о в. Да!

Б а й к о в. А вы знаете, что прежний начальник цеха Большаков был бездельником и пьяницей и, как только его перевели на другую работу, он с треском ее завалил?

П е т р о в. Мероприятия, которые были подготовлены прежним руководством цеха, были разумны и своевременно предусматривали модернизацию и переход на выпуск новой продукции. Большаков, кроме того, что бездельник и пьяница, был, по-видимому, еще и неглупым человеком. Он умел подбирать заместителей. За него работал Кашкин.

Б а й к о в. Что значит – подбирал? Ему подбирали.

П е т р о в. Тем более. Продолжаю! Пункт второй. Предлагая освободить от занимаемой должности товарища Прокопенко, мы рекомендуем на эту должность товарища Кашкина.

С а м с о н о в. Товарищ секретарь! Товарищи! Что же это происходит? Я хоть не член парткома, только приглашенный, но, как член партии, не могу молчать и не буду! Откуда эти люди? Кто они? Ученые. Хорошо. Но они-то приехали, заварили кашу и уехали, а нам теперь все расхлебывать! Вот вы, товарищ секретарь, сказали, что к нам в подготовительный придут двое ученых, посмотрят, что к чему, что хорошо у нас, что плохо, и потом они нам все научно объяснят. Ну, думаю, ладно. Ходите, посматривайте. Куда там! Я, значит, приказываю, что и как делать… а рабочие в ответ: «А вот товарищ Петров говорит…» А мне наплевать, кто и что говорит. У меня лучший участок в цехе. А вот после мероприятия с пивом молодежь вообще стала самовольничать: пресс остановили, каждый приказ обсуждают. Что ж я, прежде чем отдать приказ, должен подумать, как примут его рабочие? И еще: другая товарищ ученая все к Олимпиаде Елкиной приставала. Вот почему у вас инструментов не хватает, а рабочие в цехе все вами довольны, а вот работой вашей сменщицы недовольны? И невдомек товарищу, что Олимпиада досконально знает, как надо инструмент регулировать.

П е т р о в. Не надо регулировать, надо просто выдавать.

Б а с о в. Вот с Елкиной я чего-то не понял. Зачем ей всю эту свистопляску надо было с инструментом устраивать?

П е т р о в. Опять же – желание решать что-то самому. И для уважения.

С а м с о н о в. У нас каждый труд уважаем.

П е т р о в. Но в данном случае это положение не сработало. В инструментальной Елкина работает пять лет. Ни одной премии и благодарности. Человека не замечали – работает и работает. Но когда не стало хватать инструментов, все переменилось. Теперь от нее что-то зависело. Ее заметили. Ее стали уважать, потому что она могла обеспечить или не обеспечить. Она почувствовала себя человеком. Она даже специально все запутала, чтобы могла разобраться только одна она, и тоже для уважения, чтобы ее хвалили. К тому же она человек деятельный и энергичный, а это еще больше усугубило тот хаос, который на сегодня имеется в инструментальной.