Текст книги "За все в ответе"

Автор книги: Валентин Черных

Соавторы: Александр Гельман,Ион Друцэ,Азат Абдуллин,Михаил Шатров,Алексей Коломиец,Афанасий Салынский,Диас Валеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Т а н я. Люблю литературу. Толстой, Достоевский, Джек Лондон, Фицджеральд, Сент-Экзюпери, Распутин, Гончар, Загребельный…

К л о к о в. Интересно.

Т а н я. Мечтаю стать стюардессой, взглянуть на планету с высоты полета лайнера. Люди оттуда будут казаться мне точечками, и даже вы, корреспондент, со своим аппаратом покажетесь мне чем-то вроде божьей коровки, муравья или даже блохи.

К л о к о в (сдерживает возмущение). Слишком много болтаешь. Ну, до встречи.

Т а н я. Надеюсь, ее не будет. (Прошла несколько шагов вслед за корреспондентом, имитируя его походку.)

Затемнение.

Раннее утро. П л а т о н, как всегда, что-то мастерит. Входит  К р я ч к о.

К р я ч к о. Не спится? Я тоже не сплю. Представляешь – во всем мире люди спят, а пенсионеры, словно совы, глаза выпучили, не спят. А если и переворачиваются на другой бок, то тихо, чтобы других не разбудить. (После паузы.) Вчера я позавидовал было, Что Павлик на работу поехал, а мой бездельничает. А оказывается, все не так… Павлик, оказывается, женился и ты его прогнал… Он жену привел, а ты их – из дому. Я своего пьяницу терплю, а ты трезвых – со двора… Сына – из дому! Дикий ты человек! Зашибать копейку ты, может, и научил своих детей, а вот чтобы полностью подчинить их своему авторитету – то уж пас! Что касается копейки – ты царь, а вот чтобы детьми управлять – пас! У нас, родителей, по отношению к ним столько же прав, сколько у английского короля: что напишут, то и читай! Вон мой два года не работает, а я что? Побить – уже не осилю. Голодом взять – мать накормит. А ему что: сорочка, джинсы, бутылка «чернил» – и кум королю!

П л а т о н. Перед детьми один раз спасуй, в другой они тебя и спрашивать не будут.

На крыльце появляется  Л и д а.

К р я ч к о. Пойду. (Уходит.)

Л и д а. Не надоел вам этот въедливый сосед?

П л а т о н. Да я уж и привык к нему, как к хронической болячке. Разбудил он тебя?

Л и д а. Я крепко сплю, если знаю, что спешить некуда.

П л а т о н. Выходит, любишь поспать: куда человеку спешить, если он вольная птица.

Л и д а. У меня тоже работенка не из легких.

П л а т о н. Так ты работаешь? А я и не знал.

Л и д а. Работаю.

П л а т о н. По какой же специальности?

Л и д а. Моя специальность – жена. Сложная специальность.

П л а т о н. Впервые слышу такое.

Л и д а. Уметь любить своего мужа не так уж просто и не так легко.

П л а т о н. А ну, давай примеры, как говорил один корреспондент.

Л и д а. Взять хотя бы нас о Петром. Что бы у него на работе ни случилось, он знает: дома его ждет мир, уют и тепло. Я изучила его привычки, его вкусы. Знаю, какой костюм ему нравится, какую сорочку приготовить, какой завязать галстук. Знаю, какие книги ему по душе, угадываю, что бы он хотел на ужин, на обед, на завтрак. Какое любит освещение, какой цвет терпеть не может. Он выбирает для меня платье, туфли – я разрешаю. Ему нравится это делать, а я рада вдвойне. Он часто подолгу задерживается на работе. Но, как бы поздно он ни пришел, всегда его ждет крепкий, горячий, по всем правилам заваренный чай. Ему не придется самому рыться в буфете, искать сахар, хлеб, масло, варенье. Я ему все приготовлю, все поставлю на стол, покрытый белой хрустящей скатертью. Если вернется раздраженный, опечаленный или возмущенный – на работе всякое бывает, – нужно уметь его успокоить. Согреть душу. Думаете – мещанская философия?

П л а т о н. Собрался я было подумать.

Л и д а. Если мужчина знает, что в тылу у него, то есть дома, все в порядке, он и на работе будет больше стараться. (Улыбнулась.) Вот бы завести такой порядок: когда человека берут на работу, требовать характеристику не только на него, а и на его жену. Потому что, если жена у него злая, бездельница или неряха, какой из него работник! Голова его одним будет занята: что там ждет его дома?

П л а т о н. Твоя лекция мне, Лида, понравилась. Аплодировать не стану, а вопросики есть. Получается так, что жене и работать-то не нужно? Пусть в тылу старается?

Л и д а. Именно в тылу и есть ее настоящая работа.

П л а т о н. А чтобы помочь мужу для семьи деньги заработать?

Л и д а. Иной раз заработать восемьдесят рублей втрое легче, чем крутиться с утра до вечера дома. Жаль только, не все женщины имеют такую возможность, приходится и им идти на трудовой фронт. (После паузы.) Крячко знает о Павлике?

П л а т о н. Правды не утаишь.

Л и д а. А может, Павлик завтра же и вернется.

П л а т о н. Не вернется.

Л и д а. Откуда вы знаете?

П л а т о н. Характер его знаю. Сын.

Пауза.

Л и д а. Пойду на озеро. Искупаюсь.

П л а т о н. Осторожно, там глубоко.

Л и д а  уходит.

(Бросил мастерить, садится на стул. Теперь видно, что он утомлен.) Думал, у меня дети послушные… А Павлик… (Берет куртку, снова вешает на стул.) То ли недоглядел чего… то ли не понимаю я их, молодых?..

Входит  К р я ч к о.

К р я ч к о. Снова я. Увидел, что Лида на озеро пошла, вот и вернулся. Только не на добро тебе вернулся. Павлик – еще не все твое горе… Хотел было не говорить, так ведь собаке и той хвост не по кусочку обрубают, а сразу, весь. Так и я: пусть будет все сразу, знай! О Федоре твоем разговор… Я сначала не поверил. Работяга из работяг, серьезный, рассудительный, не пьяница. Да еще в такой семье, как твоя… В общем, я коротко, Платон: врачиху нашу участковую знаешь? У нее муж – маляр, квартиры красит, белит. Знаешь или нет?

П л а т о н. Знаю.

К р я ч к о. Так вот, твой Федя за врачихой волочится. А маляр – что? Красит, белит, ему и невдомек, что его благоверная другого райскими яблочками угощает. Федя ее тайком то на машине подвезет, то проводит вечерком переулками, что поглуше да потемнее, а люди все видят, все замечают. Одним словом, кроме тебя да маляра, почитай, все знают об этой парочке. И откуда оно берется: в твоей семье – и такой моральный конфуз? В общем, держись, Платон! Если что, я всегда с тобой! (Уходит.)

Платон сидит некоторое время молча, потом берет ложку, принимается стругать. Входит  Ф е д о р.

Ф е д о р (снимает пиджак). Смешная работа – хлеб разгружать; вроде бы и легкая, а не приловчишься.

П л а т о н. На завод успеваешь?

Ф е д о р. Конечно. Правда, теперь мне пораньше приходить надо. Мальца одного взялся делу обучить.

П л а т о н. В наставники записали?

Ф е д о р. Сам, добровольно взялся. Заводу хорошие слесари-инструментальщики ой как нужны!

П л а т о н. Толковый парень?

Ф е д о р. Присматриваюсь, вроде бы берется.

П л а т о н. Почему-то считают, что для музыки нужен талант, для песни – стих, а мастеровым вроде бы любой может стать… Смотри, человека учить – не резьбу нарезать.

Ф е д о р. Понимаю. (Хочет идти в дом.)

П л а т о н. Погоди, Федор. (Помолчал, окинул сына тяжелым взглядом.) Правду говорят, что у тебя с врачихой… (подыскивает слово) шуры-муры?

Федор взглянул на отца.

(Понял, что оскорбительным показалось сыну это слово.) Называй как знаешь, по-своему.

Федор молчит.

Что же ты себя и отца срамишь? С замужней женщиной. На смех и пересуды семью нашу выставляешь… Что молчишь, язык проглотил?

Ф е д о р. Я люблю Клаву.

П л а т о н. Девчат тебе мало?

Ф е д о р. Я Клаву люблю.

Пауза.

П л а т о н (едва сдерживает себя). Любишь?.. Любовь не водят по закоулкам, не прячут! Любовь не крадут, Федор!

Ф е д о р. Мы с Клавой еще не знаем…

П л а т о н. Среди дороги остановились? Ни туда, ни сюда? Жизнь наедет и раздавит вашу любовь, коль она у вас такая!..

Ф е д о р. Мы с Клавой подумаем, решим…

П л а т о н. Единый советчик во всем, и в малом и в большом, – правда! Слышишь – правда!

Ф е д о р. Да. Правду сказать надо. А как это сделать?

Затемнение.

Ранний вечер. П л а т о н  что-то мастерит.

Входит  м а л я р.

М а л я р. Добрый вечер, Платон Никитич. В трудах и заботах? Правильно, надо же как-то время убивать. Человек на пенсии – все равно что в чистилище: впереди – либо рай, либо ад. Третьего не дано. Трудитесь, дай вам бог здоровья. А что же это ваших не видно?

П л а т о н. Невестка повела мать и Таню на концерт – японцев слушать. Говорят, поют хорошо. А Федор скоро будет.

М а л я р. Пусть себе поют, а у нас свое дело. Знаете, я даже не поверил, когда вы позвонили…

П л а т о н. Почему?

М а л я р. Известное дело: вы любите деньги в свой карман складывать, а вынимать… (Жест.) А тут раскошелиться придется. Вам побелка-покраска?

П л а т о н. Да.

М а л я р. Даю материал для размышлений: если будем договариваться официально, побелка затянется на месяц, а то и на два. Если же договоримся по-человечески, три-четыре дня, знак качества – и будь здоров! Вот и вся история с эпилогом!

П л а т о н. А успеете и на работе и здесь?

М а л я р. Ассигнации ваши – дело наше. Каждому хочется не просто хлеба, а хлеба с маслом.

П л а т о н. Крадешь, воруешь?

М а л я р. Кручусь! Темными, запутанными дорожками приходится человеку бродить в поисках масла к хлебу, Платон Никитич. У меня семья: жена – врач, дочь в школу ходит. Деньги мне очень нужны.

П л а т о н. Жена тоже зарабатывает?

М а л я р. Не зарабатывает, а зарплату получает. Зарабатывать, я считаю, – это то, что сверх зарплаты. Она, бедняжка, ходит по домам, людей обслуживает, ищет всякие недуги в человеке, а пользы от этого – ноль целых… У меня закон: зарплату-до последней копейки семье, а навар – это уже мое.

П л а т о н. Куда же ты расходуешь свой навар?

М а л я р. Вы уже в таком возрасте, что долговато вам объяснять придется. Ближе к делу. Магарыч! Потом уж разговор – таково правило трудящегося человека.

П л а т о н. Хорошо. (Выносит бутылку и какую-то закуску.) Ты почему с завода ушел?

М а л я р. Ямку нашел. (Наливает рюмку.) Если бы вы рыбачили, то знали бы: рыба, как правило, ямки любит. Почему? Там корм собирается. Я откровенно с вами, потому что вы мне почти крестный отец. Помните, в детстве меня пацаны дубасили, а вы защищали? (Кивнул на бутылку.) Еще по маленькой.

Платон наливает рюмку.

А себе?

П л а т о н. Не могу.

М а л я р. Неволить не стану. Водка – это лекарство: от хандры, от горя, от счастья, от безделья, от переутомления, от любви, от ревности… Единственное универсальное лекарство. (Пьет.) К нему привычка нужна. (Налил еще рюмку, выпил.) Говорите, ворую? Все воруют. Кто может, кто умеет, кому есть где украсть, тот и ворует. С ними борются, а они воруют… Один потянет – ему выговор. Другой – его с работы, третий – его в кутузку… А сколько неуловимых? Платон Никитич, их легионы! Я как раз из тех, которые вроде бы и крадут и не крадут. На грани… Для меня статьи не существует.

П л а т о н (увидел кого-то). Ну, закусишь потом, иди обмерь комнаты, осмотри, чтобы знать, какова работа.

М а л я р. Что мне обмерять… Я глазом поведу – и дело в горшочке. (Идет в дом.)

Входит  К л а в а, красивая женщина лет тридцати.

К л а в а. Немножко задержалась.

П л а т о н. Простите, что я в выходной вас позвал.

К л а в а. У болезней нет выходных, да и у врача тоже. Сердце пошаливает, наверное?

П л а т о н. Все, что ни есть, на сердце ложится, Клава.

К л а в а. Пойдемте в комнату, я вас послушаю.

П л а т о н. И здесь можно.

К л а в а (раскрывает чемоданчик). Измерим давление?

П л а т о н. Не трудись, Клава.

К л а в а. Надо обязательно.

П л а т о н. Обойдемся.

К л а в а. Вы недооцениваете медицину…

П л а т о н. Человек и без врача знает, что к чему.

К л а в а. Зачем тогда вы меня позвали? Чай пить?

П л а т о н. Можно и чаем угостить.

Из дома выходит  м а л я р.

М а л я р (увидел жену). Клава, Клавочка, Клавуся, за мной пришла?

К л а в а. К больному.

М а л я р. Это кто – больной? Платон Никитич? Да он и в двадцать первом веке будет пополнять свою сберегательную книжку.

П л а т о н. Если доживу – буду.

М а л я р. Вовремя ты явилась. Будешь теперь знать, почему иной раз я прихожу домой не в форме. Разве я собирался выпивать? И в мыслях не было! А вот Платон Никитич выставил. Видишь?! (Жест.) Садись, Клавочка, с нами.

К л а в а (Платону). Выходит, я вам не нужна?

П л а т о н. Нужна. Садитесь, я вас чаем угощу. С земляникой.

К л а в а. Вызвали врача, чтоб земляникой угостить?

П л а т о н. А почему бы и нет? (Идет в дом.)

М а л я р. Видишь, не мог я отказать, пригласил человек о работе договориться – и сразу рюмку на стол.

К л а в а. Пей, пей… И вторую, и третью, и четвертую…

М а л я р. Ты вот меня ругаешь, а я тебя люблю. Знаешь за что? Красивая ты! Я ведь настоящий художник, хоть и пошел в маляры. Но талант во мне живет… До сих пор меня волнует твоя фигурка, твои губки…

К л а в а. Не болтай.

М а л я р. А молодцы мы с тобой, Клавочка: грыземся, грыземся, а все равно нас водой не разольешь! (Наполнил рюмку.)

П л а т о н  выносит самовар.

П л а т о н. Чаю выпьем, спасибо, что заглянула, Клава, сейчас я чашечки…

К л а в а. Дайте я помогу.

П л а т о н. Чашки на кухне.

К л а в а  ушла в дом.

М а л я р. Красивая у меня жена, правда?

П л а т о н. Дружно живете?

М а л я р. Не без ссор, но ничего… Она мне многим обязана. Я ее воробышком общипанным взял, выучил. Институт закончила – врач… Не так просто было…

К л а в а  приносит посуду, ставит на стол.

Входит  Ф е д о р. Увидел гостей, на какое-то мгновение растерялся.

Ф е д о р. Добрый вечер…

М а л я р. Ну вот, будет с кем рюмку выпить. Не люблю с бутылкой один на один.

П л а т о н. Иди к нам, Федор.

Федор садится за стол.

М а л я р (наливает Федору). Давай.

Ф е д о р. Я не пью.

М а л я р. Пей, пока неженатый… Женишься – сразу под боком окажется милиционер в юбке. Кстати, знакомься, это Клава. Может, узнаешь ее? Врач. Моя жена. (Целует Клаву.) Мы любим друг друга. Я – ее, а она – меня. Выпьем за нее.

К л а в а. Тебе уже хватит.

М а л я р. Между прочим, Клавочка, больше я пить не стану… Сейчас мы зайдем домой за дочкой – и айда все вместе в парк… Я вас на чертовом колесе покатаю. Люблю радовать семью. А сегодня просто удача: пришел, договорились, выпили, а тут тебе и супруга. История с эпилогом. Давайте еще по одной. (Берет бутылку, наливает.)

П л а т о н (забирает бутылку). Успеем. А сейчас поговорите… У вас есть о чем поговорить.

Пауза. Федор и Клава поняли намек Платона.

М а л я р. Хитрец ты, Платон Никитич, устроил театр на дому. Захотелось интересные истории послушать. Вот я расскажу одну: дело было в СМУ-3. Узнает один парень, что товарищ к его жене, так сказать, неравнодушен и она тоже, взаимно… Что делает парень? Покупает жене билет на БАМ и говорит: поезжай, поостынешь там, одумаешься, вернешься через год, упадешь передо мной на колени, а я посмотрю, простить тебя или нет. Что было дальше, и не угадаете. Взяла она билет и поехала. А дальше… еще удивительнее! Его дружок тоже махнул на БАМ. И, наконец, – балдеж! Муж бросил все – и вдогонку за ними. Что там в тайге между ними тремя происходит, одни медведи, поди, знают. Вот вам и история с эпилогом. Понравилась?

П л а т о н. Понравилась.

М а л я р. А теперь о деле! Триста целковых… Пять дней… Я знаю, вы тугодум. Завтра забегу, скажете – да или нет. Пошли, Клавочка.

П л а т о н. Может, еще у кого-нибудь есть история с эпилогом?

М а л я р. Бутылку на стол – и у меня историй до рассвета хватит. (Наливает рюмку.) Пей, Клава, для общности духа. Сердись, Клавочка, только люби меня. (Целует ее.)

Пауза.

К л а в а. Я Федора люблю.

М а л я р. И я люблю Федора, хороший парень. (Хотел выпить, но поставил рюмку.) Клавочка шутит – хорошая примета.

К л а в а. Я не шучу. Федор – родной мне человек. Я все думала, как тебе об этом сказать. Теперь ты знаешь.

М а л я р. Что за театр?! Что за комедия?! Поиздеваться решили над пьяным? Да я трезвее вас всех! Я пью, потому что хочу, потому что моей душе так хочется! Я живу!.. Живу сегодня!.. Пью сегодня!.. Завтра – никто не знает, какое оно будет. Что такое завтра? Его может и не быть. Бомбочка… шарахнет – и нет тебе ни Федора, ни стола, ни меня, ни Клавы, ни даже Платона Никитича, вот так… Кучка пепла – и все. И никого на свете. Ни амебы, ни президента!

К л а в а. Ты понял, что я тебе сказала? Я люблю Федора…

Пауза.

М а л я р (трезвым недобрым голосом). Меня разлюбила Клава-Клавочка, мурашечка моя. Ха-ха… Отчего же ты, мурашечка, разлюбила?

К л а в а. Ты сумасшедший! Не могу я изо дня в день видеть дома… твое лицо.

М а л я р. Бил? Щипал? Кусал?

К л а в а. Тихий или буйный – все равно пьяный, сумасшедший. Сумасшествие твое невзлюбила, а потом и возненавидела.

М а л я р (встал, подошел, отошел, словно захотел издали взглянуть на Клаву). Когда-то этот сумасшедший купил тебе красную кожаночку, ты надела и, чтоб увидеть себя в зеркале, стала на табуретку… Понравилось, полюбилось, прямо с табуретки повисла у меня на шее. Чуть не задушила, целуя: «Любимый, родной мой, труженик, спасибо!..» Помнишь?

К л а в а. На первом курсе, восьмого марта…

М а л я р. А как квартиру мне дали и я ее покрасил под янтарь и под синь небесную… Руки целовала, х-ха… Мурашка, было?

К л а в а. Было.

М а л я р. Федор, посмотри мне в глаза. Что ты в них видишь?

Ф е д о р. Шары лупатые.

М а л я р. А Клава в них озера увидела и в тех озерах – искорки солнца… Она говорила это, у меня память острая. И мечтала, чтобы дочь была на меня похожа. Так и получилось – похожа, особенно глазами. Теперь мурашечка-потаскушечка переметнулась… Теперь Федор любимый-родной, у него – озера, и в них плавают искры солнца… Теперь будем мечтать, чтобы на него были дети похожи… ха… ха… (Недобрый смех.)

Федор не выдержал, поднялся, подошел к маляру.

П л а т о н. Сядь, Федор!

К л а в а. Любила. Было. Потом ты начал убивать нашу любовь. Травил, травил… Я ее лечила, спасала, ночами над ней плакала, а она все чахла да чахла. И умерла.

М а л я р. Где же ты ее закопала? Пойду на могилку, погляжу, помяну, выпью, оградку, памятничек поставлю.

К л а в а. Любовь где родилась, там и хоронят. В сердце.

М а л я р. Ишь ты, поэтесса! Я и не знал. А может, просто шлюха? (И уже совсем другим голосом.) Пора домой! Дочь одна, будет бояться.

К л а в а (поднялась). Пора.

Маляр достает игрушечную машину «Волга», заводит ее и ставит на стол. Игрушка объехала стол.

(Всем.) До свидания. Спасибо за чай! (Быстро направляется к воротам.)

Ф е д о р (преградив путь маляру). Смотри! И пальцем не смей тронуть Клаву! Не один, сто вас, маляров, станет меж нами – всех смету! Люблю Клаву… Она моя судьба! (Выходит.)

М а л я р (едва не задохнулся от злости. Молчит, затем с нескрываемой ненавистью Платону). Вот как вы, Платон Никитич, изволите развлекаться? Театр на дому? А я-то и вправду подумал, что вам ремонт нужен, что магарыч приготовил старик… Наслушался ее, теперь меня послушай! Все, что она здесь болтала, Клава-Клавочка, ромашечка-мурашечка, я собрал, все! Собрал до последнего слова и верну ей, заткну в глотку, чтобы не захотелось еще раз пускать на волю-вольную! Я это сделаю! Потому что это наше семейное дело! А если вы, порядочные люди, Ангелы, станете разорять мое гнездо, я ваши крылья огнем спалю! Любит – не любит, это никого не касается. У меня семья, дочь! А Федору своему передайте: бороться с ним я не буду, он посильнее меня. Бороться не буду, а убить – убью! (Криво усмехнулся.) Вот вам и история с эпилогом! А кто ее рассказал? Я? Федя? Клава? Нет! Ты ее молча рассказал, старый Каин! Ты!.. (Усмехнулся.) Историю с эпилогом.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

2

Двор. П л а т о н  мастерит. Входит  К р я ч к о.

К р я ч к о (садится на лавочку). Дай выпить!

П л а т о н (кивнул на бутылку). Пей, если осталось.

К р я ч к о. Да нет, не этого. Валерьянки…

П л а т о н  ушел в дом.

Все чаще и чаще хватает. (Берет бутылку.) Что это они запивали? Может, магарыч ставили маляру, чтоб жену Федору уступил?..

Входит  П л а т о н, дает пузырек и чашку с водой.

П л а т о н. Сколько капель? Тридцать?

К р я ч к о (выпил). Гадость! Это уже в третий или четвертый раз меня так. Словно гвоздь под лопатку. (После паузы.) Хочу, Платон, посоветоваться, как дальше жить. Тебя дети малость шарахнули, теперь ты и меня скорее поймешь… Вчера вечером Ваню моего забрали. Нализался, скандалил… Постригут, метлу в руки – и подметай на виду у всех. Что делать? Ну что?.. (Берет рюмку, вылил из бутылки остатки водки, выпил.) Как мне, отцу, в такой ситуации? Говори… Ты ведь считаешь, что ты умный, вот и говори… Что делать? Он на виду у всех улицу будет подметать, а я?

П л а т о н. Достань и себе метлу, стань рядом, вдвоем и подметайте.

К р я ч к о. С какой это ты стороны заезжаешь?

П л а т о н. С какой надо, с той и заезжаю.

К р я ч к о. Нет, не туда поворачиваешь. Вот я скажу! В воспитании молодежи ошибочки были! И есть! Учится балбес кое-как, а ему все равно троечки ставят. Потому как школа соревнуется с другой школой – и надо победить по успеваемости. Балбесничал, не учил и не учит, а его переводят из класса в класс, потому что нужно опередить соседнюю школу; и в комсомол бездельника приняли, потому что нужно, чтобы росла организация… Возьмем милицию… Вот мой оказался в плохой компании. А почему эта компания существует? Потому что милиция ходит – руки в брюки. А нет того… Встретил милиционер хулигана – по башке, по башке! Где там?! Дунет в свисток, а сам наутек! Вот тебе и страж порядка.

П л а т о н. А ты сам не пробовал сына… по башке?

Пауза.

К р я ч к о. Уже не осилю… Да и Жалко. Сызмалу надо было учить. Но как?

П л а т о н. Трудом! Здоровую руку привяжи, чтоб не двигалась месяц-другой, а потом освободи: ослабеет рука, стакан воды не удержит! А если твой сын не два месяца, а двадцать лет ничего не делает, то ясно, что калекой стал… Есть-пить ему хочется, а работать – нет. Калека и есть калека.

К р я ч к о (взорвался). Других учишь, а у самого?.. Федор с врачихой… Младшего с женой прогнал! Видно, царство твое уже развалилось, а я все хожу сюда на экскурсию – на последнюю семейную монархию взглянуть! (После паузы.) Твои-то ведь трудились! Ты их с трех лет приучал к работе, а теперь что?! Ну что? Ты для них ноль без палочки! Десять нолей без палочки! Нечему мне у тебя учиться, да и не хочу! Будь здоров! Меня учит, а у самого полная разруха в семье.

Затемнение.

Утро. У л ь я н а  хлопочет у стола. П л а т о н  сидит в стороне, рассматривает куртку Павлика.

У л ь я н а. Базар был хороший, и мясо дешевое, и овощи, я и для соседа нашего Крячко купила кое-что. А машин понаехало – и из города и из села. Один на «Ладе» прикатил – поросят продавать.

П л а т о н (теребит куртку). Пуговицы укрепи, а то потеряются. Таких теперь не найдешь. Немецкие.

У л ь я н а. Забыл куртку положить?

П л а т о н. Забыл – и точка.

У л ь я н а. Спрашиваю, куда ж вы? Куда, Павлик? А он молчит… Садится в автобус… Заходи, говорю, а он молчит! И она, пичуга, льнет к нему. Выгнать ребенка! И бог и люди нам не простят.

П л а т о н. Самостоятельно жить захотел.

У л ь я н а. Души у тебя нет!

Платон подошел, включил репродуктор, услышал слова: «Поставьте ноги на ширину плеч» – и выключил.

П л а т о н. Люди давно работают, а оно говорит – «на ширину плеч».

У л ь я н а. Где они будут жить, где есть? Во что одеваться?

П л а т о н. Женился – значит, думал об этом.

У л ь я н а. Надеялся, мы поможем.

П л а т о н. Почему это – мы? Им Конституция в восемнадцать лет даст право выбирать, а в двадцать один каждый членом правительства может стать. А я бы записал: «С шестнадцати лет свой хлеб есть!» (После паузы.) Иначе все насмарку пойдет. Ни газеты, ни кино, ни собрания, ни лекции не помогут! Если не приспособлен к труду, значит, калека.

У л ь я н а. Это наш-то Павлик неприспособленный? Грех так думать.

П л а т о н. Значит, проживет.

У л ь я н а. Мы в молодости терпели нужду. Пусть бы уж дети…

П л а т о н. «Мы терпели нужду… Пусть бы уж дети…» Это враг Советской власти придумал, чтоб детей развращать. Одно дело – терпеть нужду, а другое – работать. И жить надо не как попало, а хорошо, богато, с достоинством, чтобы все в доме было, и про запас тоже. Заработала моя семья на «Запорожец», а государству мы два «Запорожца» заработали; себе – телевизор и государству – два телевизора. Чем больше мы работаем, тем лучше государству. Больше труда – крепче государство. Моя арифметика проще простого.

У л ь я н а. Лида завтра едет, так я купила им сала. У них такого не найдешь. Килограмма три… И еще кое-что. Только не тяжело ли ей будет? У нее чемодан и сумка.

Пауза.

П л а т о н. Я с ней поеду.

У л ь я н а. Куда?

П л а т о н. К Петру. На пару дней поеду. Посмотрю, как живет, как на хлеб зарабатывает.

3

Раннее утро. Дача Петра. Полное впечатление, что это двор Платона. Крыльцо домика с пристройкой. Дощатый стол, столбик с умывальником. Бросаются в глаза только изящное кресло-качалка да цветные летние стулья вокруг стола.

П л а т о н  стоит посреди двора, осматривается. Подошел к столу, сел и тут же спохватился; попробовал, крепко ли вкопан стол. Прошелся по двору, вроде бы ища себе дела за забором.

Появился В и л я, молодой парень в джинсах, длинноволосый, с гитарой, сорочка разрисована пальмами. Некоторое время наблюдает за Платоном.

В и л я. Привет, папаша! (Входит во двор.) Столяр? К Петру Платоновичу пожаловали? Вы обещали еще на той неделе. А где инструменты? Хотя, правда, тут все есть. Вон пристройка-мастерская, там и материал и инструменты. Я слышал, хозяин хочет, чтоб ему поставили здесь лавочку, но главное – на крыльце наверху петушка, а по бокам вот такие… (жест) узоры из дерева.

П л а т о н. Зачем это ему?

В и л я. У его отца точно так. А он хочет, чтобы у него все было, как у отца. Капризы великих!

П л а т о н. Как я понимаю, это дача не его собственная?

В и л я. Эту дачу он каждое лето арендует. Иди, старик, в мастерскую и вырезай петушков, курочек, цыпляточек, узоры разные. За деньгами дело не станет, дадут сколько запросишь. Они у них водятся… Только мне сдается, ты тоже не из бедных.

П л а т о н. На лбу написано?

В и л я. Печатными буквами.

П л а т о н. Дачник?

В и л я. Да.

П л а т о н. Государственный?

В и л я. Отец – государственный, а я при нем.

П л а т о н. Отдыхаешь?

В и л я. Кейфую.

П л а т о н. Слово какое-то чудное.

В и л я. Иначе говоря, предаюсь приятному безделью, беззаботности и безмятежности.

П л а т о н. Понял. (После паузы.) Счастливый отец!

В и л я (усмехнулся). Удовольствие получить хотите?

П л а т о н. Хочу.

В и л я. Поучите меня, как надо жить. Я весь – внимание. (Садится, словно собрался долго слушать.)

П л а т о н. Если до сих пор не научили, уже не научишь. Как тебя зовут?

В и л я. Виля.

П л а т о н. Поёшь?

В и л я. Спеть?

П л а т о н. Бесплатно?

В и л я. Только для вас. (Запел, аккомпанируя на гитаре.)

 
«А ветер времени все подгоняет
Корабли, корабли, корабли!
 
 
Однажды старая ворона
Нашла кусочек сыра
И стала молодую поучать,
Как сыр тот не отдать
Лисице.
 
 
А ветер времени все подгоняет
Корабли, корабли, корабли!
 
 
И молодая поняла
И сыр у старой забрала,
Чтобы за хвалу себе
Тем сыром одарить
Лисицу.
 
 
А ветер времени все подгоняет
Корабли, корабли, корабли!»
 

Концерт окончен, приятно было познакомиться. Можете приступать к работе. Скоро прибудет хозяин. До встречи. (Идет к воротам, напевая.)

 
«А ветер времени все подгоняет
Корабли, корабли, корабли!..»
 

П л а т о н (проводил его взглядом). Вроде бы и не такой уж глупый. (Осматривает дом.) И впрямь как у меня. Лавочки, правда, недостает.

Входит  Л и д а.

Л и д а. Ну и рано же вы встаете. Где были? Я уж подумала, не в город ли махнули?

П л а т о н. Лугами любовался. Райские места.

Л и д а. А я в село ходила, молока взяла. Тихо здесь у нас. В будний день – ни души.

П л а т о н. А я уже видел. Тут один заходил.

Л и д а. Кто же это?

П л а т о н. Паренек с гитарой. Патлатенький такой. Вилей называется.

Л и д а. Это вон с той дачи.

П л а т о н. Отец – шишка?

Л и д а. Шишка.

П л а т о н. А сынок – шалтай-болтай?

Л и д а. Ошибаетесь. Известный художник. Его работы часто бывают на выставках, даже за границей. Талант!

П л а т о н. Иной раз взглянешь на человека и сразу поймешь, глупый он или умный, а уже потом обратишь внимание – блондин или чернявый. А тут не разгадал.

Л и д а. Устали, наверное? Отдохните.

П л а т о н (улыбнулся). Петушка да узоры буду выстругивать.

Л и д а. Петр сказал?

П л а т о н. Виля.

Л и д а. Петр все хочет как дома! И пристройку соорудил. В выходные что-то мастерит, и маленький Платончик приучается.

П л а т о н. У твоих родителей малый будет зимовать?

Л и д а. Ну что вы… На осень домой привезу. Когда сынок с нами, и дышится легче. (Идет в дом).

П л а т о н (про себя). Не вернется Павлик! (После паузы.) И Федор запутался. «Разваливается семейная монархия», – говорит Крячко. Кто ее разваливает? Проглядел ты что-то, Платон. Ведь как бывает в жизни! Вон: отец – шишка, а сын работящий, художником стал. А у Крячко из дырявого кармана сын вино цедит.

Из дома вышла  Л и д а.

Л и д а. С кем это вы разговариваете?

П л а т о н. Вслух размышляю. У нас гости будут или сама куда собралась? Ишь как нарядилась.

Л и д а. Петр с минуты на минуту приедет. Перед гостями можно так-сяк, а для мужа – лучшее платье… Меня Петр никогда не видел растрепанной или в затрапезном халате.

П л а т о н. Как на праздник…

Сигнал машины.

Л и д а. Это Петр. Но не на своей, а на какой-то другой машине.

П л а т о н. Жизнь – будни…

Входит  П е т р  со свертками.

П е т р (целует Лиду). Доброе утро! Как вы себя чувствуете, отец?

П л а т о н. Ничего.

Л и д а. На чьей машине приехал? Сигнал не такой.

П е т р. Новую «Волгу» дали.

Л и д а. За новую не грех и шампанское на стол. (Спешит в дом.)

П л а т о н. Это как же – дали?

П е т р. Служебная машина.

П л а т о н. А дача?

П е т р. Тоже служебная.

П л а т о н. Бесплатно?

П е т р. Нет, плачу.

П л а т о н. Здорово ты живешь, сынок. Квартира, машина, дача. Да и зарплата немалая. Держись, Петр, за такую работу! Держись! Лишний час-два на работе побудешь – корона с головы не свалится. Думал, ты неплохо устроился, но чтоб так – и в голову не приходило. Держись!

П е т р (засмеялся). Постараюсь!

П л а т о н. Видишь, сколько тебе государство дает, может, даже лишнего. (После паузы.) Ты уж смотри, не подведи. Если сын в достатке и почете, то отец вдвойне счастлив!

П е т р. Все, что я имею, только благодаря вам… (Напевает.)

 
«И сказала мама: «Шалостям конец.
За работу, дети, вон идет отец!»
И сказала мама: «Шалостям конец.
А как жить-трудиться – скажет вам отец!»
 

П л а т о н (усмехнулся). Не забыл?

П е т р. Ничего не забыл…

П л а т о н. И петуха и резьбу хочешь? Сделаю.

П е т р. Вдвоем за выходной и управимся.

Входит  В и л я.

В и л я. Начальство приехало?

П е т р. Виля, привет!.. Просим на завтрак. Знакомься, это – мой отец. А это Виля, признанный талант!

П л а т о н. А мы знакомы.

П е т р. Уже побывал у нас?

В и л я. Рано-раненько заходил в надежде на серьезный разговор с вами, Петр Платонович.