Текст книги "За все в ответе"

Автор книги: Валентин Черных

Соавторы: Александр Гельман,Ион Друцэ,Азат Абдуллин,Михаил Шатров,Алексей Коломиец,Афанасий Салынский,Диас Валеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Б а й к о в. Корней Петрович… Видите ли, какая вещь. В принципе я вполне солидарен с идеей товарища Сатынского. Я уже… говорил товарищу Сат… тынскому. Конечно, вопрос важный. Ежели мне дадут официальное добро, что ж… Это в интересах стройки… Да!..

П ы п и н. Майя Михайловна, у вас, как у члена комиссии, должно быть наиболее четкое представление. Ну, я прошу вас! Что вы молчите?

К а ч а е в а (с трудом). Да, действительно, четкое. Я, как член государственной комиссии, подписала это заключение.

Долгое молчание.

П ы п и н. Ну, что вы замолчали? Прошу вас!

К а ч а е в а. О чем вы просите? Я не могу говорить то, о чем вы просите! Не могу больше! Да, я подписала заключение! Подписала! Но дело все в том, товарищи, дело все в том, что это заключение было составлено вчерне еще там, в Москве. За две недели до приезда сюда!

П ы п и н. Вы что?! Да это же!..

К о р н е й  П е т р о в и ч. Продолжайте, продолжайте, Майя Михайловна…

К а ч а е в а. С моей стороны это было предательство. Да! Да! Я знала, знала, что техническая целесообразность применения фундамента Сатынского обоснована целой серией испытаний.

Г о г о л е в. И несчастных случаев, не так ли? Технология устройства еще ие разработана. Эта девушка, сварщица, Николай Николаевич, помните? Как она себя чувствует, кстати?

С а т ы н с к и й. Прекрасно себя чувствует! Прекрасно!

К а ч а е в а. Несчастный случай на полигоне произошел от других причин. Фундаменты надежны. Наше заключение… Мы… видимо, сами… как личности ненадежны.

П ы п и н. Это невероятно! Как же вы могли?

Г о г о л е в. Не ожидал. Ведь вы же, Майя Михайловна…

К а ч а е в а (Пыпину). Я сегодня же, сейчас же подам заявление об уходе.

П ы п и н. Заявление?.. А вы понимаете, что это уже… подсудное дело? Вы понимаете, что то, что вы совершили, называется подлогом, служебным преступлением?! Сознательно дезориентировать!.. А теперь хотите отделаться заявлением?

С а т т а р о в. Товарищ Пыпин, чиновники обычно исповедуют три правила благополучия. Во-первых, они доказывают, что новое решение нецелесообразно и не нужно. Во-вторых, что этими вещами должны заниматься кто-то и где-то. И третий постулат их веры – не торопиться, никогда не торопиться. Но четвертого правила я еще не знал. Оказывается, за собственные грехи они могут отдавать других и под суд?

П ы п и н. Я просил бы оградить меня от оскорблений! Я приехал сюда вести профессиональный разговор!

К о р н е й  П е т р о в и ч. Спокойнее, товарищи, спокойнее!.. Без эмоций… Никто не хочет больше высказаться?

Молчание.

Что же, точки зрения ясны. Да, вопрос очень серьезный. В конечном счете речь может пойти о переводе всех строек страны на какую-то иную основу. О новой технической политике в области строительства. С кондачка такие проблемы не решаются… Я могу вам, Иннокентий Владимирович, обещать только одно. Государственная комиссия, а я надеюсь, что в ее составе будут объективные люди, соберется здесь еще раз. Я думаю, определенный материал для выводов будет ею собран, и она даст свое заключение. Все, товарищи. Спасибо.

П ы п и н. Корней Петрович?

К о р н е й  П е т р о в и ч. Вы тоже можете быть свободны, товарищ Пыпин. Мы разберемся. Майя Михайловна, до свидания.

Все расходятся.

Иннокентий Владимирович, ты езжай к себе. Я скоро. Поговорим.

С а т т а р о в. Майя Михайловна, если будет очень трудно, если наберетесь смелости, приезжайте сюда. Чего-чего, а работы у нас…

Д у н а е в. Работы невпроворот.

С а т т а р о в. Вот он вам ее обеспечит.

К а ч а е в а. Спасибо.

С а т ы н с к и й. Майя Михайловна, как же вы могли? Ай-ай…

К а ч а е в а. Николай Николаевич!

С а т ы н с к и й (церемонно целуя ей руку). Руку, рыцарь! Идемте! (Уходит вместе с Качаевой и Дунаевым.)

К о р н е й  П е т р о в и ч (оставшись наедине с Саттаровым). Воюешь, значит, с технократами? Не нравится мне твой вид, юрист. Не болен?

С а т т а р о в. Да нет, не болен.

К о р н е й  П е т р о в и ч. Тяжело?

С а т т а р о в. Тяжело.

К о р н е й  П е т р о в и ч. Ну, если так, рассказывай, где тяжело, как тяжело и почему тяжело? Кстати, что у вас с Байковым?

С а т т а р о в. А что?

К о р н е й  П е т р о в и ч. Ничего.

С а т т а р о в. Так… спорим иногда.

К о р н е й  П е т р о в и ч. Ну-ну… А как вообще Байков?

С а т т а р о в. А что?

К о р н е й  П е т р о в и ч. Завод крайне важен для будущего страны. Это будет удар – и в стратегическом, и в экономическом, и в политическом отношении. У руля такой стройки…

С а т т а р о в. Конечно, бывает – руководители вдруг снимают. Но приходит другой, а неизвестно еще – кто приходит, а проблемы? Те же!

К о р н е й  П е т р о в и ч. Ну?

С а т т а р о в. Насколько я знаю… Доносится кое-что порой… Так вот, насколько я знаю, в министерстве сейчас начинают думать о том, как бы найти рыжего, на которого можно было бы свалить всю организационную неразбериху начала строительства. Дабы самим остаться чистенькими! И опять же, насколько я знаю, в колоде карт, которая тасуется сейчас…

К о р н е й  П е т р о в и ч. Ну, а Байков?

С а т т а р о в. Что – Байков? Он нужен стройке. Это его стройка, несмотря на то что…

К о р н е й  П е т р о в и ч. Несмотря на что?

С а т т а р о в. Я верю в Байкова.

Молчание.

К о р н е й  П е т р о в и ч. Защищаешь, значит? Ну что ж, хорошо. Очень хорошо, что между вами такое взаимоотношение и… такая любовь. А то до меня кое-что… тоже донеслось. Ну ладно, пойду. Будь здоров.

С а т т а р о в. Буду.

К о р н е й  П е т р о в и ч  уходит. Появляется  С а т ы н с к и й.

С а т ы н с к и й. Гайнан Салимович! Гайнан Салимович, я тогда оскорблял вас из тактических соображений.

С а т т а р о в. Чего-чего?

С а т ы н с к и й. Знаете, я еще больше хотел вас раздразнить.

С а т т а р о в. Ах, значит, нашел себе подопытного кролика? Эксперименты производишь?

С а т ы н с к и й. Вы меня простите, Гайнан Салимович, простите, пожалуйста. Вы знаете, у меня там далеко, дома, есть единственная ценная вещь – этюд Левитана с автографом. Я его вам пришлю!

С а т т а р о в. Николай Николаевич, ну что мы сейчас с вами будем друг другу в любви объясняться? Закончим это дело, поставишь магарыч, и будет хоть что вспомнить, когда выйдешь на пенсию.

С а т ы н с к и й. На какую пенсию?

С а т т а р о в. А говорил, что выйдешь на пенсию?

С а т ы н с к и й. На какую пенсию?

С а т т а р о в. Но ведь грозил же!

С а т ы н с к и й. Что я буду делать на пенсии? Тоже сказал, на пенсию! А что я буду делать на пенсии? Сам выходи на пенсию! (Уходит.)

С а т т а р о в. Старая перечница! Ничего, доживем как-нибудь и до победы!

10

Служебный кабинет Байкова. Поздний вечер. Б а й к о в, С а л и к о в а  и  М у н и р.

С а л и к о в а. Я бьюсь, как могу, Иннокентий Владимирович.

Б а й к о в (листая бумаги). Чего?

С а л и к о в а. Устала.

Б а й к о в. Все мы, брат, устали.

С а л и к о в а. Уже забыла, что я женщина.

Б а й к о в. Чего?

С а л и к о в а. Вы тоже устали. Себя не бережете. А люди этого не ценят. (Помолчав.) А мы… не такие уж крепкие. Нам надо беречь друг друга. Мы с вами одного поколения.

Б а й к о в. Хватила! (Подписавшись и отдавая бумаги.) У вас все?

С а л и к о в а. Ах да, влезла тут со своей лирикой… Но я ведь прихожу к вам только по делу. (Направляясь к двери.) А относительно положения на строительстве литейного комплекса вы абсолютно правы, Иннокентий Владимирович. Я разберусь.

Б а й к о в. Что?

С а л и к о в а (уходя). Я все поняла.

Б а й к о в (расхаживая по кабинету). Ты что морщишься? Написал?

М у н и р. Нет еще. Не люблю я ее.

Б а й к о в. Можно понять. Трудный возраст. А львицей была, красавицей… Царила!.. А сейчас – вот… В общем-то… деловой бабой была.

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Иннокентий Владимирович, сын вас спрашивает, просит принять. Что ему сказать?

Б а й к о в. Сын?

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Вадим.

Б а й к о в. Скажите, что для личных вопросов у него есть вечер и ночь. Пусть проваливает к чертовой матери! Так… (Муниру.) Пункт третий: в июле смонтировать и ввести в действие шесть передвижных бетонных заводов… Пока я по объектам ездил, Саттаров не звонил?

М у н и р. Нет.

Байков поднимает трубку, но, не набрав номера, кладет ее снова.

А все-таки подтолкнул он эти фундаменты, а, Иннокентий Владимирович? Дело, может, сдвинется?

Б а й к о в. Что? (Взрываясь.) Тебе, наверное, не у меня, а у него работать помощником надо! Я тоже, знаешь ли, действовал по своим каналам.

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Иннокентий Владимирович, ваш сын очень просит принять его.

Б а й к о в (после паузы). Ладно, пусти. (Муниру.) Давай прервемся, Мунир. Пошли кого-нибудь за крюшоном. Духота.

М у н и р  уходит. Выпотрошенный, вконец уставший Байков сидит, подпирая лоб ладонями.

Появляется  В а д и м.

Ну? (Снова поднимает трубку и снова кладет ее.)

В а д и м. Почему такой приказ? Я сейчас из прокуратуры, со следователем разговаривал.

Б а й к о в. Ну?

В а д и м. Несколько дней я не могу с тобой встретиться.

Б а й к о в. Каяться пришел? Совесть заговорила? Подонок!

В а д и м. Почему каяться?

Б а й к о в. Товарища предал. Свою вину на другого решил свалить, пользуясь обстоятельствами?

В а д и м. Какими обстоятельствами? Какими? Я же говорил, я же давал показания, что виноват только я! Кто тебя просил давить на эту сволочь из отдела техники безопасности? Зачем ты подписал такой приказ?

Б а й к о в. Приказ появился на основании результатов расследования несчастного случая. Я читал твои показания, где ты отрицал свою вину. Больше того, упорно и довольно ловко топил своего прораба.

В а д и м. Я? Я топил прораба?

Б а й к о в. А кто? Я, что ли? Каяться пришел? (Бьет его по лицу.) Думаешь, я тебе здесь тепличную обстановку буду создавать? Вон! Вон отсюда!

В а д и м (не защищаясь). Я не отрицал своей вины! Я не сваливал все на другого! Я не давал… Не давал… таких показаний! Я никого не топил!

Б а й к о в. Что?.. Что же, эта Саликова по собственной инициативе, что ли?.. Почувствовала, что заменить ее хочу, решила подстраховаться, сделать мне подарочек?

Молчание.

В а д и м. Суда, отец, я не боюсь. За карьеру свою блестящую тоже не дрожу.

Б а й к о в. Если все, что ты сказал, соответствует действительности, Саликова будет уволена и пойдет под суд. По другой статье. Не по той, по которой пойдешь ты.

В а д и м. Ты прораба, ты – Гараева… Я за этим пришел.

Б а й к о в. Прораба твоего я восстановлю на работу. (Обнимая сына.) Прости. (Подталкивая его к двери.) Ну, в общем, ладно, иди. Некогда мне сейчас. Иди! Все! Все! Черт бы вас всех побрал!

В а д и м (направляясь к двери). А все-таки нам, отец, на одной стройке работать не надо было.

Б а й к о в. Ступай, ступай.

В а д и м (остановился). Мне надоело жить на процентах с твоего имени! Может, я уже давно сам по себе Байков и мне уже пора свои проценты делать?!

Б а й к о в. Я хотел, чтобы ты настоящим человеком стал, потому и сунул тебя в самое пекло, на самый пик. Тебе продолжать. Вам всем.

В а д и м. Ты сделал меня сразу начальником участка! А ты хоть раз поговорил со мной, ты выяснил: трудно мне или нет? Мы с тобой, отец, шесть лет, пока я учился, ни разу не поговорили по-человечески. И даже здесь. И даже когда случилось все это!

Б а й к о в. Ах, по-человечески!.. А со мной кто-нибудь когда-нибудь говорит по-человечески? Я – должность, мальчик ты мой! Я – номенклатурная единица. Я живу и мыслю не как человек, а как номенклатурная единица. Я не имею права даже говорить сейчас с тобой! Да, да, тратить на тебя время, на тебя – сына. Ты думаешь, меня волнуют сейчас все эти твои неприятности? Ты полагаешь, я о них думаю, что ли? Ничего подобного. Я сейчас думаю о новых фундаментах. И о том, что стройке пора выходить на рубеж освоения миллиона рублей в сутки! И о полугодовом отчете перед министерством! Вот о чем я думаю! Вот когда на пенсию выгонят меня, взашей выгонят, тогда и поговорим по-человечески!

В а д и м. Так вот, пока на пенсию тебя не выгнали, я хочу тебе сказать, отец. Зачем тебе нужно лезть во все мелочи? Что ты, людям, что ли, не доверяешь? Ты вспомни, приехал на стройку, на участок ко мне на две минуты – то да се, чего у тебя второй экскаватор – суй его в котлован!..

Б а й к о в. Ну и что?

В а д и м. Я и сунул. Продолжать… А – куда продолжать? Что продолжать?

Б а й к о в. Погоди, погоди… Так что же ты это? Ты – на меня?.. Я приказал тебе форсировать работу! Форсировать, а не подставлять людей под глыбы земли! Пи-жон!

В а д и м. Ты меня не понял. Ты ведь начальник всего строительства. А мыслишь иногда на уровне начальника СМУ! У тебя у самого – сотни этих самых СМУ… Порой обидно, отец. Ты на уровне начальника самого паршивого СМУ… иногда мыслишь!

Б а й к о в. Самого паршивого, говоришь?

В а д и м. Я ведь все газетные статьи о тебе собирал. Все журнальные вырезки, все очерки о тебе у меня есть. Если хочешь начистоту, отец, я и в строительный пошел, потому что ты… потому что мечтал быть рядом с тобой! Не около, а рядом!

Б а й к о в. На уровне самого паршивого, значит? Может быть, и так… Я не знал, что эта стройка будет слишком большой для меня. Я думал, что она будет моей лебединой песней. У меня нет ничего в жизни, кроме работы. У меня нет города, который я бы назвал родным, потому что я живу везде. Нет дома, в котором я бы знал, что умру там. Вы, семья?.. Так!.. Я остался для вас чужим, потому что совсем не видел вас… Всю свою жизнь целиком, без остатка я отдал стройкам! Я не мыслю себя вне, вне… профессии! Я ведь исчерпываюсь своей профессией!.. Знаешь, Вилюй, Ангара, Балхашстрой, Асуан… Но тогда все было проще. Легче. Понятнее.

В а д и м. Ты это лучше все Саттарову скажи!.. Ему!.. И вместе с ним работай! Вместо того чтобы звонить!

Б а й к о в. Погоди, погоди! Я не понимаю, а при чем тут Саттаров?!

В а д и м. Ты же его закладывал!..

Б а й к о в. Нет, я не могу понять, Саттаров-то здесь при чем? Ты думаешь, я буду благодарен ему за его благотворительность? За то, что он снял вопрос о моей отставке, благодарить его буду? Я не выношу никакой благотворительности! Землю из-под ног вынуть хочет? Дал шанс на победу, на жизнь, но отнял веру в себя! Ненавижу! Я ненавижу его и не выношу!

В а д и м. Не кипятись, отец! Пойми! Он часть твоей ноши взял на себя.

Б а й к о в. Что?! Какой ноши? Что ты чирикаешь! Господи! Вот я!.. Я медленно, мучительно медленно вытесал себя из ничего. Я прошел все ступени, не минуя ни одной! Я честно их прошел, зарабатывал каждую своим горбом! Всей своей волей, всей жизнью своей я себя сделал тем, что я есть! Господи, мною столько построено, а он что построил? Саттаров-то твой? Ты скажи мне? Он что построил?

В а д и м. Успокойся.

Б а й к о в. Нет, нет! Он что построил? Чего же ты мне тычешь тогда в нос Саттаровым? Зачем ты мне им тычешь? Это строительство мне доверили. Мне!.. На меня понадеялись!.. Почему же он сильнее? Почему?!

В а д и м. Успокойся, отец, у тебя все получится. Ты только пойми, что тебе нельзя одному. Нельзя.

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Иннокентий Владимирович?

Б а й к о в. Да, Надя, да!

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Возьмите трубку. Саттаров вас… ищет.

В а д и м. Я пойду, отец. (Уходит.)

Б а й к о в. Да, Гайнан Салимович!.. Да… Да… Понятно. Когда? В три? Ну хорошо. Буду. Буду… (Бросает трубку.) Почему же он сильнее?! Почему?!

11

Полигон. Снова, как в начале, – грубая, физическая жизнь земли, с трудом подчиняющаяся человеку.

С а т т а р о в  и  С а т ы н с к и й.

С а т ы н с к и й. Гайнан Салимович, пожалуйста, пожалуйста! Все свои другие дела… куда-нибудь их, куда-нибудь! Пожалуйста, не опаздывайте! Госкомиссия в другом составе приехала, а вдруг?!

С а т т а р о в. Держи хвост пистолетом и будь здоров. Не опоздаю.

Расходятся.

Тут же появляются  А ш о т  и  В и к т о р.

В и к т о р. Ну что тебе, что?

А ш о т. Что ты привез мне опять третьи этажи? Мне первый этаж нужен! Понимаешь, первый!

В и к т о р. Ой, да отстань ты от меня! Отстань, ради Христа!

А ш о т. А что мне делать с этими панелями? Зачем они мне?

В и к т о р. Ну, что мне дают, то я и везу! Виноват я, что ли? Им нужно площадки освободить, на ЖБИ, вот они и дают что попало.

А ш о т. Слушай, ты езжай к Геворгяну, завали ему контору этими панелями, пожалуйста! Скажи ему, что он олух, пожалуйста!

В и к т о р. Уйди, не до тебя сейчас… Ну, послать тебя, да? Далеко послать? Дружок мой лучший, Юрка, женится, а ты со своими панелями!.. Чтоб они тебе в гробу приснились!

А ш о т. Юрка? Что ты говоришь, Юрка? Я тоже жениться буду.

Уходят навстречу свадебному шуму и смеху.

Появляются  З а х а р ы ч, пожилой мужчина, Т а и с и я  с коляской и  Р у ш а н ь я  с самоваром в руках.

З а х а р ы ч. Здесь встретим. (Рушанье.) Ставь самовар.

Т а и с и я. Судьба, значит, такая. Кому – полную чашку, а кому – на донышке. Хоть погляжу!

З а х а р ы ч. Терпи, мать. Плюнь мне в глаза, если полную чашку тебе жизнь еще не нальет. (Глядя на самовар.) А хочешь, те… самовар подарю? От себя? Так сказать, лично?

Т а и с и я. Зачем самовар?

З а х а р ы ч. Ха!.. (Растерянно.) Чай пить.

Т а и с и я. Я из чайника пью… чай!! Ох, блюдолюб!

Р у ш а н ь я. С самоваром, Тая, подкатывается, а? Обхохочешься!

З а х а р ы ч. Эх, вы!..

Вываливается свадьба. В центре – молодожены – Г а у х а р  и  Ю р к а. Тут же  А л с у, Н ю р а, В е р а. Тут же уже и  В и к т о р  с вечной, словно приклеенной к его губам песней: «Зачем же Ваньку-то Морозова, ведь он ни в чем не виноват!..» Здесь же и  А ш о т.

Ю р и й. Захарыч, пошли пить! Последний раз пью. Не разрешает!

Г а у х а р. Куда ты привел, тут грязь какая! Хорошо, ты в сапогах, а у меня туфли!

Н ю р а. Ничего, ничего! Юра, бери невесту на руки.

Юрий берет на руки Гаухар.

Г а у х а р. Ты что, с ума сошел? Ты что?

Р у ш а н ь я. Не урони, Юрка! Ой, сейчас уронит!

Г а у х а р. Ой, спасибо!

Ю р и й. А ты боялась!

З а х а р ы ч. Я сейчас речь скажу!

Н ю р а. Тихо, тихо, Захарыч говорить будет!

З а х а р ы ч (откашлявшись). Что мы видим сейчас? Мы видим большой электрический самовар. Этот самовар мы преподносим торжественно и интимно… тысячной паре новобрачных.

Н ю р а. А почему – интимно?

Ю р и й. А потому что тысячная пара.

З а х а р ы ч. На его эмалированной поверхности…

Н ю р а. Никелированной, Захарыч!

З а х а р ы ч. Виноват, самовар никелированный. Да!.. Не перебивай! Я речь держу!.. Так вот, на его никелированной поверхности мы сейчас, товарищи, видим наши сияющие лица!

Р у ш а н ь я. Ой, Захарыч, ну и чудной! Обхохочешься!

З а х а р ы ч. И еще вот что, пескарики… Сегодня в профкоме, в исполкоме разговор был… Тысячной паре новобрачных в первом же доме, с ходу – однокомнатную квартиру…

Н ю р а. Ура, девочки!

Ю р и й. Я ей говорил – с балконом!

Г а у х а р. Это я тебе говорила!

З а х а р ы ч. Так вот что, пескарики! Когда будете вы старенькими совсем, вы посмотрите в этот самовар, вспомните наши сияющие лица.

А ш о т. Говоришь и говоришь, у меня голова болит! Дай мне сказать. За сияние вашей трогательной любви!

Т а и с и я. А мне горько! Горько!

В с е. Горько! Горько!..

Н ю р а (Захарычу). Нам с Веркой тоже надо по непьющему человеку и по самовару!

В е р а. Ой, Нюра, что уж ты?

С песней свадьба уходит. Только чуть задерживаются Алсу и Рушанья да «приклеенный» к Алсу Виктор. Все та же песня у него на губах: «Она по проволоке ходила, махала белою ногой, и страсть Морозова схватила своей безжалостной рукой».

А л с у. Ну, что ты все тянешь, тоску наводишь? Горько мне сейчас тоже, Витька! Горько!

Появляется  В а д и м.

В и к т о р (заметив Вадима). Вон он! Вон!.. Иди, иди тогда, если горько…

В а д и м. Я думал, это твоя свадьба.

А л с у. Ты что?

В а д и м. Я бы, наверное, убил и тебя, и… себя.

А л с у. Я знаю все!.. Я не поверила тогда тебе. А потом… поняла, но думала, что уже поздно, что не вернуть. Я твоих глаз не видела тогда.

В и к т о р. Прощай, Алсу.

А л с у (недоуменно). Что?

В и к т о р. Прощай. Я, знаешь… я… уеду куда-нибудь! Земной шарик – он ведь большой! Потеряться можно. Прощай! «Зачем же Ваньку-то Морозова, ведь он ни в чем не виноват!.. Ему бы что-нибудь попроще, а он циркачку полюбил…» (Уходит.)

Р у ш а н ь я. Он уедет ведь?! Он – уедет!

А л с у. Ты? Ты его любишь?

Р у ш а н ь я. Да! Да! Да! (Бежит за Виктором.)

Тут же стремительно появляется  С а т т а р о в, вслед за ним – и н ж е н е р.

И н ж е н е р. Товарищ Саттаров, товарищ Саттаров!.. Я прошу отпустить меня! В конце концов!..

С а т т а р о в. Бежать? Вы хорошо знаете, что без очистных сооружений не будет ни города, ни завода! И бежать?.. (Увидев Алсу.) А, гадалка! Не убежишь теперь, погадаешь? Жива? Рад. Привет, Вадим.

И н ж е н е р (непримиримо). Я добровольно сюда приехал. Добровольно и уеду! Я прошу вас, дайте указание, чтобы меня сняли с учета!

С а т т а р о в. Мы вас сначала из партии исключим, потом поезжайте куда хотите! На фронте дезертиров расстреливали. И мы будем… И мы железной метлой… будем выметать всех болтунов!.. Всех демагогов… для кого партбилет лишь орудие карьеры!..

Молчание. Саттаров вдруг медленно отступает и тихо присаживается на какой-то штабель досок.

И н ж е н е р. Что с вами?

С а т т а р о в. Иди, иди! Уезжай к чертовой матери, доброволец! С такими добровольцами…

А л с у. Вам плохо?

И н ж е н е р  и  В а д и м (перебивая друг друга). Я сейчас позвоню, сейчас! Надо позвонить. Будь с ним!.. (Убегают. И уже издали.) Товарищ Байков, Саттарову плохо! Иннокентий Владимирович!.. Отец!

С а т т а р о в. Не успел…

А л с у. Что мне делать?.. Скажите! Сейчас, мой маленький! Сейчас! Потерпи! Потерпи, миленький. Вот здесь мы сядем. Все будет хорошо! Все будет очень хорошо!

С а т т а р о в. Ты мне нагадала правильно, гадалка. Правильно.

Появляется  Б а й к о в.

Б а й к о в. Гайнан Салимович, ты что это? Что с тобой?

С а т т а р о в. Ничего. Сейчас все пройдет. Ничего.

Б а й к о в. Только не двигайся, не двигайся. Спокойненько! Сейчас неотложку вызывают. Ничего, ничего… Ничего! Полежишь недельки две, отлежишься. Все пройдет! Мы еще тут с тобой… знаешь!..

С а т т а р о в. Я в тебя очень верил, Иннокентий. Знай это, верил.

Б а й к о в. Ну что ты, что ты? Господи! Все только начинается. Мы еще вместе с тобой… тут такое состряпаем! Сейчас, сейчас неотложка будет. Дания Каримовна, Дания Каримовна, иди скорей! Сюда!

А х м а д у л л и н а (появившись). Гайнан!

С а т т а р о в. Жизнь, оказывается, так коротка. Ничего у нас с тобой… не вышло, Дания.

А х м а д у л л и н а. Ну что ты? Что ты!

С а т т а р о в. Прости… Наверное, был какой-то смысл в нашей жизни… Был, был.

А х м а д у л л и н а. Я тебя люблю, Гайнан. Я люблю тебя!.. Что же делать? Помогите кто-нибудь! Помогите же, помогите! (И страшно, режуще, с ужасом.) Гай-на-ан!..

В снопе света – д е в у ш к а  с телефонной трубкой.

Д е в у ш к а. Алло, алло! Мама, мамочка! Это я, я! Вот видишь, видишь, четыре тысячи километров, а слышно! Мамочка, знаешь, я скоро здесь буду шестнадцатиэтажные дома строить!.. Да нет, мамочка, нет! Что здесь со мной случится, одна, что ли! Здесь все другое, знаешь, все другое! Жизнь другая, люди! Я как ошалевшая все хожу… Что? Ошалевшая!..

И снова  А х м а д у л л и н а, Б а й к о в, С а т ы н с к и й, Д у н а е в, А л с у, В а д и м, и н ж е н е р, Т а и с и я  с коляской, З а х а р ы ч.

А х м а д у л л и н а. Что он сказал еще? Он ведь что-то сказал, что-то прошептал в последнюю минуту?

И н ж е н е р. Мы ругались. Я сказал, что мне надо ехать домой… Я…

С а т ы н с к и й. Не верю. Почему он, а не я! Я старше. И я что-то должен был ему сказать. И вот забыл. Что же я забыл?

А х м а д у л л и н а. Тогда я не понимала, а сейчас вспоминаю!.. Он знал, он знал, что он обречен!.. Знал!

Д у н а е в. Знал?

А х м а д у л л и н а. Да. Да!..

Б а й к о в. Он был сильнее… Почему? Почему?..

А л с у (задумчиво).

 
«Широченное поле. Раздолье.
Необъятное чистое поле.
Скачет по полю жеребенок.
Ни тревог, ни забот, ни горя
Лошадиный не знает ребенок…»
 

З а н а в е с.

1972