Текст книги "За все в ответе"

Автор книги: Валентин Черных

Соавторы: Александр Гельман,Ион Друцэ,Азат Абдуллин,Михаил Шатров,Алексей Коломиец,Афанасий Салынский,Диас Валеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Б а т а р ц е в (буркнул). Это не имеет значения.

П о т а п о в. Вы полюбопытствуйте, Павел Емельянович. Очень интересный склад. Там порядок – как после Куликовской битвы. Полдня с этим мальчишкой, с Колькой, искали три двери! И они там были, я их нашел! Это что, тоже объективная причина невыполнения плана, Павел Емельянович?

Батарцев молчит.

Берем пятницу. Вообще обхохочешься. Сделали мы один фундамент в компрессорной. Постарались, отлично сделали (кивнул на Зюбина): Сан Саныч – свидетель. Две недели трудились. И вот приходит представитель заказчика. Братцы, говорит, вы же не тот фундамент сделали! Как не тот? Я чертеж волоку: вот, гляди, тютелька в тютельку! А он: что вы, братцы, мы вашему тресту давным-давно выдали другой чертеж! Тут будет импортная машина стоять – этот фундамент не пойдет! Звоним в техотдел: был новый чертеж на фундамент такой-то? Подождите, говорят, поглядим. Поглядели. Да, говорят, такой чертеж у нас имеется, завтра пришлем… Три месяца, Павел Емельянович, не могли переправить чертеж – из треста на участок! Это что, тоже объективная причина невыполнения плана? А теперь в субботу и воскресенье, выходные дни, будем отбойными молотками долбить. Собственными руками уничтожать собственный труд!..

Б а т а р ц е в (по телефону). Наташа, сейчас же позвоните в техотдел, пусть Осетров свяжется со мной, я в парткоме!

П о т а п о в (продолжает). А убыток какой? Фундамент-то тысчонку стоит. Кто за него заплатит? (Батарцеву.) Вы из своего кармана не положите, верно? Не скажете бухгалтеру – я плохо руковожу, денег мне не давайте?!

Л ю б а е в (возмущенно). Товарищ бригадир, вы все-таки думайте, прежде чем сказать! Павел Емельянович за ваш счет не наживается, он не капиталист!

П о т а п о в. Ну и что – не капиталист! Может, нам за то, что мы не капиталисты, надо медали выдавать? Ордена? Премии? (Любаеву.) Между прочим, Роман Кириллович, то, что капиталист награбил, рано или поздно рабочий класс у него заберет! А вот этот фундамент, который мы отбойными молотками будем долбить, уже никогда и никому не достанется! А ведь у меня, товарищи члены парткома, половина бригады – пацаны. Их же надо как-то воспитывать, прививать уважение к ремеслу. А на чем прививать? На вот этих примерах? Вы знаете, что мне сказал Колька Шишов, с которым я двери искал? Когда мы возвращались со склада, он говорит: «Да-а, коммунизм-то, видать, не скоро построится!»

С о л о м а х и н. И что вы ему ответили?

П о т а п о в. Ничего не ответил.

А й з а т у л л и н (внезапно поднялся). Товарищ бригадир, почему вы явились на заседание партийного комитета в нетрезвом виде?

Стало тихо. Соломахин настороженно вскинул голову. Любаев насупился. Все смотрят на Потапова.

П о т а п о в (вскочив). Я?! Вы что? Вы что говорите?

А й з а т у л л и н (спокойно). Я говорю, что вы выпили и в таком виде пришли на партком.

Т о л я (вскочив). Как вам не стыдно!

П о т а п о в (беря себя в руки). А вы можете это доказать?

А й з а т у л л и н. А вы – можете доказать? То, что вы говорите, вы можете доказать? На каком основании вы утверждаете, что у треста не было объективных причин для изменения плана? Видите ли, ему двери не привезли! Ну и что? Вы же обвиняете трест в том, что он подложным путем выбил себе премию! (Батарцеву.) Он же поэтому отказался от премии! В знак протеста! (Потапову.) В таком случае шли бы прямо к прокурору, если здесь жулики! Как можно говорить о делах треста, об огромной организации, насчитывающей три тысячи человек, делать далеко идущие выводы, не имея за душой элементарного представления, что в этом тресте происходит, в какой он живет обстановке, что у него есть, чего у него нету? Безобразие!

Т о л я (Потапову, шепотом). Достать?

П о т а п о в. Сиди тихо.

Л ю б а е в. Разрешите, Лев Алексеевич, два слова.

Соломахин кивает.

(Повернувшись к Айзатуллину.) А мне, Исса Сулейманович, вполне понятно, почему Потапов отказался от премии. И я не нахожу здесь никакого желания охаять трест! Я даже в этом не нахожу никакой особенной погони за заработками, за деньгами. Товарищи, давайте поставим себя на место Потапова. Что видит Потапов каждый день с утра до вечера? Каждый день с утра до вечера он видит то одни, то другие недостатки в работе нашего треста. Действительно, недостатки есть. Я, правда, не стал бы на себя брать такую ответственность – утверждать, что у нас их больше, чем на любой другой стройке СССР. Но они есть. И Потапов их остро воспринимает. Они его выводят из себя. Они ему мешают нормально работать. В конце концов они ему просто мешают получать удовольствие, радость от своего труда. Вот что здесь важно!.. (Меняет интонацию.) Другое дело – способен ли Потапов со своей бригадирской колокольни составить себе объективное представление о положении дел в масштабах треста? (Поворачивается к Потапову.) Вы поймите, товарищ Потапов, у вас в результате каждодневного, так сказать, общения с неритмичной подачей бетона и прочим произошел в сознании некоторый перекос в сторону наших внутренних недостатков. Причем в этом вы совершенно не виноваты. Потому что каждый человек видит жизнь со своей горки… (Поворачивается к Соломахину.) Что я предлагаю, Лев Алексеевич. Надо кому-нибудь из нас, членов парткома, посетить эту бригаду. Надо потолковать с товарищами. И я уверен, после такой беседы многое встанет на место…

К о м к о в (резко). Да чего там толковать?! Потапов, ты хоть знаешь, какой главный недостаток у тебя в бригаде?

П о т а п о в (с вызовом). Не знаю!

К о м к о в. Тогда я тебе скажу. У тебя в бригаде никудышный бригадир! Что значит – тебе не дали бетона? А ну пускай попробуют мне бетона не дать! (Усмехнулся.) Один раз попробовали: я вышел в ночь, Павел Емельянович, а бетона нет. Так я тогда сел в самосвал и к директору бетонного завода на квартиру! Организовал ему подъемник в три часа ночи, посадил в машину – и на завод. И бетон был! И до сих пор есть!.. Чтоб я пошел на склад искать двери? Извините! Нет дверей – телеграмму в райком партии: «Сижу без дела. Бригадир Комков», И будут двери. На сто лет вперед! Ты плохо руководишь бригадой, Потапов. Может быть, не умеешь? Тогда скажи – найдут замену. (Черникову.) Пожалуйста, я могу вам сосватать бригадира, Виктор Николаевич. Вот такой парень у меня есть. Огонь! Комкова за пояс заткнет. Серьезно.

А й з а т у л л и н (Мотрошиловой, сокрушаясь). Как можно! Как можно с бухты-барахты давать оценку тресту! Сколько самоуверенности должно быть в человеке!

М о т р о ш и л о в а (громко). А все потому, что дисциплины нет! (Поворачивается к Батарцеву.) Потапов про простои правду говорит, Павел Емельянович. На сто процентов с ним согласна. Вот у меня был случай. В двадцать шестое управление затребовали кран. Причем как затребовали! Орут. Пишут докладные. Стоим!.. Значит, погрузили мой кран на трейлер, привезли. Смонтировали. А работы-то нет! Не нужен им кран, оказывается! Он им только через неделю понадобился! И я эту всю неделю, честное слово вам говорю, сидела ка верхотуре, в кабине, и вязала внучке носки!..

А й з а т у л л и н. Дорогая Александра Михайловна! Никто же не говорит, что на стройке не бывает простоев. Бывают! Но вот вы – вы же не стали из этого случая делать выводы по всему тресту!

М о т р о ш и л о в а. Не стала…

А й з а т у л л и н. А он стал! Вот же о чем идет речь!

Л ю б а е в (вдруг). Слушайте, а не напрасно ли мы все кипятимся? (Соломахину.) Лев Алексеевич, я вообще подозреваю, что товарищи сгоряча отказались от премии, сделали жест, а теперь и рады бы дать задний ход, но уже неудобно. Ведь вся стройка уже знает!

К о м к о в. Та-ак! Ясно. Он значит (кивнул на Потапова), сделал глупость, а сейчас партком должен думать, как ему из этой глупости выкрутиться! И ради этого собирались?!

Л ю б а е в. Олег Иванович, ну что ты все время в бутылку лезешь? Конечно, надо помочь товарищам. А как же! Надо же найти какое-то разумное объяснение этому ихнему «отречению» от премии – чтобы хоть не смеялись над ними!..

П о т а п о в (перебивает). Минуточку, Роман Кириллович! Я еще не утонул – меня спасать не надо! (Толе.) А ну-ка, достань!

Толя словно только и дожидался этой команды – мигом полез под стол и исчез там. Общее недоумение. Потапов невозмутимо ждет. Наконец растрепанный, взлохмаченный Толя вылез из-под стола со своей сумкой в руках: сумка расстегнута, битком набита всякой всячиной; видно, что Толя долго шарил там и что-то безуспешно искал.

(Гневно.) Ну?!

Т о л я (торопливо бормочет). Сейчас, сейчас… (Ставит сумку на стол и поочередно; вещь за вещью, вынимает: рубашку, шахматную доску, старые джинсы, книжку, мотоциклетную деталь, старый берет, брезентовые рукавицы… – все это он передает Потапову.)

Толины вещи – у Потапова в обеих руках, на плече, на шее. Потапов выхватывает из Толиных рук предмет за предметом. Наконец извлек то, что искал…

Вот. (Передает Потапову две тетради в клеенчатых переплетах.)

Потапов шепотом сказал Толе какое-то выразительное слово, кинул ему его вещи, выхватил тетради. Толя как попало сунул вещи в сумку и толкнул ее снова под стол.

П о т а п о в (держит тетради в руке, спокойно). Я, Исса Сулейманович, знаю, что, ежели что-то говоришь, надо доказывать. Я, Роман Кириллович, знаю, что с седьмого этажа видно дальше, чем с третьего. Вот в этих тетрадях, товарищи члены парткома, имеются расчеты, которые черным по белому доказывают, что тот первоначальный план трест выполнить мог! Никаких причин не было план уменьшать. Так что премию мы взяли незаслуженно и незаконно! (Потряс тетрадями.) Здесь все доказано! (Протягивает тетради Соломахину.) Пожалуйста! От бригады Потапова – парткому на память. Только, надеюсь, не на долгую…

Сначала в комнате очень тихо. Потом – очень шумно. Кто-то встает за спиной Соломахина, чтобы взглянуть в тетради. Батарцев взял себе одну тетрадь. Листают, спрашивают. Только один Фроловский безучастен.

К о м к о в (встал). Лев Алексеевич, кажется, мы здесь не в кошки-мышки играем. То он три дня скрывал, почему от премии отрекся, теперь тетради под столом прячет! (Потапову.) Ты что явился сюда – издеваться над парткомом? Тактикой занимайся у себя в бригаде, а не здесь! (Соломахину.) Я предлагаю, учитывая поведение Потапова на парткоме, как коммуниста Потапова наказать! Да, наказать, Лев Алексеевич!

М о т р о ш и л о в а (Потапову). Действительно, некрасиво получается. Зачем скрывал-то?

Потапов не отвечает.

С о л о м а х и н (негромко). Товарищи, давайте не будем становиться в позу обиженных. Человек принес расчеты – очень хорошо. Давайте заниматься расчетами Потапова, а не поведением Потапова.

К о м к о в. Так мы, Лев Алексеевич, превратим партком черт знает во что!

Соломахин не отвечает.

А й з а т у л л и н (он уже успел полистать одну из тетрадей). Потапов, у вас какое образование?

П о т а п о в. У меня?

А й з а т у л л и н. Да, у вас.

П о т а п о в. У меня в бригаде один человек кончает строительный институт, один на третьем курсе, двое учатся в техникуме…

А й з а т у л л и н. А лично у вас?

П о т а п о в. А лично у меня девять классов.

А й з а т у л л и н. Сколько, сколько?

П о т а п о в. Девять классов.

С о л о м а х и н. Значит, эти расчеты делала вся бригада?

П о т а п о в. Да, вся бригада. Под моим руководством.

К о м к о в (резко). Никогда не поверю, чтобы бригада такими делами занималась… весь трест обсчитали!

Л ю б а е в (с улыбкой). Олег Иванович, не горячись! Меня, например, радуют эти тетради! Понимаете, Лев Алексеевич, даже если эти расчеты не очень точны, а я в этом не сомневаюсь…

П о т а п о в (перебивает). Почему это вы не сомневаетесь?

Л ю б а е в. Да вы не торопитесь, выслушайте сначала! Я же не против вас хочу сказать, наоборот – за вас! Поймите только: провести такого рода анализ даже опытным экономистам не так-то просто. Дело не в том, товарищ Потапов, точны ваши расчеты или не точны…

П о т а п о в (перебивает). Как это – не в том?! Именно в том!

Л ю б а е в. Вы поймите, уже одно то, что вы, бригада, взяли в руки карандаш, начали считать, одно то, что вы задумались о целом тресте, – это уже само по себе говорит о вашем коллективе с самой хорошей стороны! Понимаете? Тут важно само чувство ваше, ваше желание вмешаться, не смириться с теми простоями, которые имеют место! Понимаете? (Соломахину.) Что я предлагаю, Лев Алексеевич. Сейчас нам дальше вести этот разговор смысла не имеет…

П о т а п о в (перебивает). Как – не имеет? Я же дал расчеты!

Л ю б а е в. Но расчеты ваши надо проверить. Никто же не может, вот так полистав, сказать – правильно все или неправильно!

П о т а п о в. Что надо проверить – согласен.

Л ю б а е в. Дорогой товарищ Потапов, так я ведь об этом и говорю! Сейчас надо заседание парткома закрыть и в рабочем порядке организовать комиссию по проверке этих расчетов… Вот и все!

А й з а т у л л и н. Подождите. Еще далеко не все! (Потапову.) Товарищ бригадир, у меня к вам имеется вопрос. (Листает тетрадь.) Где вы взяли такие данные, как: общее количество простоев по тресту за год, выработка на одного работающего по месяцам, сводка наличных ресурсов, остатки ресурсов на первое января… Причем у вас тут показано: отдельно материалы, поступившие железнодорожным транспортом, отдельно – автомобильным транспортом, отдельно – речным транспортом. Где вы взяли все эти цифры, меня интересует?

Потапов молчит.

В чем дело – почему молчите?

П о т а п о в. На этот вопрос я отвечать не буду.

А й з а т у л л и н. Как это – не будете? Я прошу ответить! Зачем же нам разбираться с вашими расчетами, если вы от нас скрываете… Давайте отвечайте!

П о т а п о в. Я сказал: на этот вопрос я отвечать не буду. Вы разбирайтесь по существу, а где я взял, у кого – не имеет значения.

А й з а т у л л и н (торжественно). Лев Алексеевич! У меня очень сильные подозрения, что за спиной Потапова кто-то стоит!

С о л о м а х и н. Кто же этот злодей, Исса Сулейманович?

А й з а т у л л и н. А ваша ирония неуместна, Лев Алексеевич! Я понимаю, вы бы желали, чтобы все, что говорит Потапов, было правдой, и я знаю, зачем вам это надо!

Б а т а р ц е в (резко). Прекратите, Исса Сулейманович!

А й з а т у л л и н. Павел Емельянович! Потапов – подставное лицо! Эти данные (ткнул пальцем в тетради) могли быть взяты или у меня в плановом отделе треста, что совершенно исключено, или у товарища Черникова! Что совершенно не исключено!

Б а т а р ц е в. Исса Сулейманович, я вас прошу прекратить. Меня не интересует, где были взяты эти данные!

А й з а т у л л и н. А меня, Павел Емельянович, это очень интересует. Прошу прощения, но я нахожусь сейчас не у вас в кабинете. Пора положить конец той совершенно невыносимой атмосфере, которую в тресте создал Черников. А вы, Павел Емельянович, своей бесконечной добротой и терпимостью поощряете его, я вам об этом не раз говорил! И предупреждал, что это к хорошему не приведет! Ведь работать невозможно. Любое указание, любое распоряжение треста Черниковым торпедируется. Все воспринимается в штыки! Все берется под подозрение! А с тех пор, как Черников потерял надежду занять пост главного инженера треста, стало просто невыносимо! Короче говоря, Лев Алексеевич, прошу вас, несмотря на ваши личные симпатии к Виктору Николаевичу и те большие надежды, которые вы возлагаете на его исключительные таланты, внести в этот вопрос полную ясность: я хочу знать, кто дал Потапову цифры!

С о л о м а х и н (спокойно, негромко). Я вас очень прошу, товарищ Потапов, объясните партийному комитету, где вы взяли данные, которыми интересуется Исса Сулейманович. Возник вопрос, надо его снять.

П о т а п о в. Лев Алексеевич, я не могу этого сделать. Понимаете, не могу!

Торжествующая улыбка на лице Айзатуллина.

С о л о м а х и н (Черникову). Виктор Николаевич, может, вы нам что-нибудь скажете?

Черников молчит.

А й з а т у л л и н. А вы напрасно молчите, Виктор Николаевич. То, что я здесь сказал, опровергнуть ведь невозможно.

Ч е р н и к о в (презрительно усмехнувшись). Зачем же вы требуете от меня каких-то слов, если опровергнуть невозможно?

А й з а т у л л и н. Значит, вы согласны? (Ткнул в тетради.) Ваша работа?

Черников молчит.

Молчание – знак согласия, Виктор Николаевич!

Ч е р н и к о в (холодно). Исса Сулейманович, я инженер. Я предпочитаю более точную логику, чем логика поговорок.

А й з а т у л л и н. Значит, вы не согласны?

Черников молчит.

Л ю б а е в (как всегда, добродушно). Товарищ Потапов, я сейчас вот о чем подумал. Ведь ваша бригада трудится в управлении Виктора Николаевича. Почему же вы вдруг сделали анализ всему тресту, а не своему родному управлению? (Поворачивается к Черникову.) Логично было бы наоборот, верно, Виктор Николаевич? А он почему-то управление оставил в стороне и взялся за трест. (Потапову.) Как это объяснить?

П о т а п о в. Очень просто, Роман Кириллович. Мы пытались сделать расчеты по управлению, но у нас ничего не вышло.

А й з а т у л л и н. Очень интересно! Значит, по управлению не вышло, а по тресту вышло?!

П о т а п о в (стараясь быть спокойным). Правильно. Я когда в Мурманске работал – у нас трест был в Москве, и там все на управление замыкалось. А здесь – нет. Тут же все в руках треста. Бетон, склады, чертежное хозяйство, отдел комплектации. Тут хозяин всему – трест. От управления мало зависит.

Л ю б а е в. Тогда такой вопрос. Вам известно было, что между начальником вашего управления, Виктором Николаевичем, и руководством треста существуют определенные трения?..

Б а т а р ц е в (перебивает). Прекратите! (Айзатуллину.) Кому мы можем поручить проверку расчетов Потапова, Исса Сулейманович?

А й з а т у л л и н (сухо). Милениной.

Б а т а р ц е в. Очень хорошо. Дина Павловна Миленина – лучший экономист треста, товарищ Потапов.

С о л о м а х и н. Я думаю, что для ускорения дела, Павел Емельянович, надо двух человек назначить.

А й з а т у л л и н (вскочив). Вы уже не доверяете моим сотрудникам?! Дина Павловна – честнейший человек! Или вы мне не доверяете? Что вообще происходит?

Б а т а р ц е в (поднялся). Успокойтесь, Исса Сулейманович! Пусть будет два человека. Это ж для ускорения дела.

А й з а т у л л и н. Хорошо. В таком случае этим вторым человеком буду я. Вы не возражаете, Лев Алексеевич?

С о л о м а х и н (вынужденно). Не возражаю.

Б а т а р ц е в. Теперь давайте срок назначим. Я предлагаю две недели. Не возражаете, Лев Алексеевич?

С о л о м а х и н. Не возражаю.

Б а т а р ц е в (поворачиваясь к Потапову). Значит, товарищ Потапов, давайте еще раз уточним позиции. Вы ставите вопрос о том, что тресту был необоснованно скорректирован план. Так?

П о т а п о в. Так.

Б а т а р ц е в. Доказательством чего служат вот эти две тетради. Так?

П о т а п о в. Так.

Б а т а р ц е в. Теперь мы вашему анализу делаем наш анализ и через две недели докладываем вам результат. Так?

П о т а п о в. Так.

Б а т а р ц е в. Все? Есть еще вопросы, жалобы, пожелания?

П о т а п о в. У меня есть просьба.

Б а т а р ц е в. Какая просьба?

П о т а п о в (обращается к Соломахину). Лев Алексеевич, я прошу партком задержаться на десять минут. Я сейчас приведу человека, который давал нам цифры.

На сцене общее недоумение, замешательство.

Б а т а р ц е в. Товарищ Потапов, нас не интересует, кто вам давал эти цифры, и не надо никого сюда приводить. Мы проверим ваши расчеты и доложим вам результат…

С о л о м а х и н. Объявляется перерыв на десять минут!

Батарцев смотрит на Соломахина. Соломахин молчит.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Действие как бы возвращается: та же мизансцена, что в конце первого действия, до просьбы Потапова.

Б а т а р ц е в. Все? Есть еще вопросы, жалобы, пожелания?

П о т а п о в. У меня есть просьба.

Б а т а р ц е в. Какая просьба?

П о т а п о в. Лев Алексеевич, я прошу партком задержаться на десять минут. Я сейчас приведу человека, который давал нам цифры.

Б а т а р ц е в. Товарищ Потапов, нас не интересует, кто вам давал цифры, и не надо никого сюда приводить…

С о л о м а х и н. Объявляется перерыв на десять минут!

П о т а п о в  убегает. После небольшой паузы все задвигались, встали.

Черников вновь извлек из своего большого черного портфеля, прислоненного к ножке стула, книжку в яркой обложке, устроился поудобнее, стал читать. Фроловский пересел на соседний стул, раскинул вольно локти, лбом уткнулся в стол – решил вздремнуть. Айзатуллин унес обе тетради Потапова к окну, поближе к свету и, даже не садясь, облокотись о подоконник, снова стал тщательно изучать их, делая оттуда выписки в свой блокнотик – двумя авторучками сразу, очевидно, разного цвета. Здесь же, у окна, суетится Мотрошилова – она поочередно снимает с батареи свои не до конца отмытые сапоги и медленно рукой прощупывает их изнутри. Сапоги еще влажные – вздохнув, она опять их пристраивает за шторкой. Батарцев резко поднимается и выходит из комнаты, затем появляется на авансцене, как бы в коридоре, и там вышагивает. Комков тоже ходит взад и вперед, но в комнате. А Толя тем временем занимается своей сумкой: вынул ее из-под стола, поставил на стул, все содержимое вытряхнул на соседний стул и стал не торопясь заталкивать в сумку свое имущество.

Л ю б а е в (Толе, шутливо). Телохранитель! Кого же, интересно, сейчас твой Потапов приведет?

Т о л я (не отрываясь от своего дела). Он же сказал – человека!

Л ю б а е в. А фамилия у человека имеется?

Т о л я. Имеется.

Л ю б а е в. Какая?

Т о л я. Не знаю.

М о т р о ш и л о в а. Человек-то этот где работает? У вас в управлении?

Т о л я. Не знаю.

К о м к о в (на ходу, со злостью). Потапов-два растет! Во – усы! Копия!

Т о л я. А у нас, между прочим, вся бригада усатая! До одного! (Черникову. Яркая обложка его книжки Толю уже давно заинтересовала, он даже специально приседал на корточки, чтобы снизу разглядеть название.) Виктор Николаевич, вы что читаете?

Ч е р н и к о в (нарочно коверкая слово). Дю-дюктив!

На авансцене Батарцев останавливается.

Б а т а р ц е в (Соломахину). Лев Алексеевич! На минуточку!

Соломахин через двери выходит к Батарцеву.

(Сухо.) Лев Алексеевич, я хочу понять, что происходит?

С о л о м а х и н. В каком смысле?

Б а т а р ц е в. А в том смысле что я хотел бы знать, чего ты добиваешься? Ты очень странно и непонятно для меня ведешь сегодня партком. Решил поднять большой шум вокруг этой истории?

С о л о м а х и н. А вы бы как хотели?

Б а т а р ц е в. Я, дорогой мой, всегда хочу одного: чтобы у нас с тобой по любому вопросу было одно мнение, а не два!

С о л о м а х и н (сдержанно). У меня окончательного мнения пока еще нет. Я хочу разобраться.

Б а т а р ц е в. Разбираться тоже надо с умом!..

Соломахин не отвечает – оба стоят молча, думая о своем.

В комнате парткома.

М о т р о ш и л о в а (Толе). А Потапов ваш женатый?

Т о л я. А как же! На Лиде. Она в детском саду работает. Вообще-то она маляр четвертого разряда, но Машка у них болеет всю дорогу, и Лида нянечкой устроилась в Машкин детсад. В заработке они потеряли, конечно, но зато надежнее. И Танька там же.

М о т р о ш и л о в а. Какая Танька?

Т о л я. Ну, вторая. А может, первая. Они с Машкой близнецы…

На авансцене.

Б а т а р ц е в. Знаешь, в чем твоя беда, Лев Алексеевич? Твоя беда в том, что ты чувствуешь себя над коллективом, а не внутри коллектива!

С о л о м а х и н. Я чувствую себя секретарем парткома, не больше. Но и не меньше! А вы хотели бы, чтобы партком находился на положении одного из отделов треста. Есть производственный отдел, плановый отдел, отдел комплектации и наряду с ними есть еще и партком…

Б а т а р ц е в (рассмеявшись). Побойся бога, Лев Алексеевич! Ты что, всерьез считаешь – я стремлюсь подмять под себя партком? Да ведь я ни одной планерки, ни одного совещания не начинаю, пока ты не сядешь рядом! Спроси Иссу, любого начальника отдела – сколько раз бывало: придут с бумагой, а я не подписываю, идите, говорю, в партком, согласуйте со Львом Алексеевичем! Я ни одного решения не принимаю без согласования с парткомом, лично с тобой!

С о л о м а х и н. А Черников?

Б а т а р ц е в. Что – Черников? Ну что – Черников! Нельзя Черникова главным инженером, понимаешь? Я хотел, но нельзя!

С о л о м а х и н. Потому что Исса Сулейманович поставил ультиматум: он или Черников?

Б а т а р ц е в (задушевно). Лев Алексеевич, я Витю Черникова люблю! Ты его знаешь год, а я – ого сколько! Но Витя Черников умудрился восстановить против себя все управление треста. Если сделать его главным, в этом здании начнется… это самое… бой быков! Коррида! А мы, Лев Алексеевич, вышли сейчас на финиш, девять месяцев до пуска осталось! А потом – или грудь в орденах или голова в кустах! Вот так! Мне сейчас нужен трест, единый как кулак!.. А ты говоришь, я партком зажимаю. Я же, наоборот, стараюсь сейчас любую мелочь согласовывать, чтобы было полное единство!

С о л о м а х и н. Правильно. Вы очень любите согласовывать со мной пустячки, третьестепенные вопросы. А когда речь заходит о вещах принципиальных?

Б а т а р ц е в. Например?

С о л о м а х и н. Например, еще месяц назад, оказывается, производственный отдел представил вам анализ, согласно которому пуск комбината в этом году находится под серьезной угрозой срыва! А я узнал об этом только сегодня, да и то совершенно случайно!

Б а т а р ц е в (опять рассмеявшись). Дорогой мой парторг, пуск – это такая хитрая вещь, которая всегда будет находиться под угрозой срыва. А мы с тобой должны умудриться, это наше дело, как, несмотря на все угрозы, комбинат пустить! И мы это сделаем! Но только не надо самим себе палки в колеса вставлять. Потаповские тетрадки – это дела прошлого года. Понимаешь? А нам с тобой, Лев Алексеевич, сейчас надо смотреть вперед, а не назад!..

В комнате парткома Зюбин разговаривает с Любаевым.

З ю б и н (продолжая). …а я тут еще учиться решил на старости лет, вы же знаете. Черников меня сам и сагитировал… Он понимает, а новый придет – мне, скажет, прораб нужен, а не заочник.

Л ю б а е в. А Черников что, точно увольняется?

З ю б и н. По всему получается, уйдет он теперь…

Звонит телефон. Комков на ходу подхватывает трубку.

К о м к о в (по телефону). Але! Потапова позвать? А его здесь нету. Нет, не кончился партком… Бригадир-то ваш?.. Жару дали вашему бригадиру… побежал проветриться! (Кладет трубку.)

Пока он разговаривал, в комнату вошла молодая женщина. Это  М и л е н и н а. На ней мягкое, светлое, красивого свободного покроя пальто и маленькая меховая шапочка. А на ногах, как у большинства здесь, резиновые сапоги. Приоткрыв дверь, поискала кого-то глазами, не нашла и вновь закрыла дверь. Но через мгновение все-таки нерешительно вошла.

М и л е н и н а. Здравствуйте.

Л ю б а е в (увидев Миленину, возбужденно). О! Исса Сулейманович! К тебе! Здравствуйте, Дина Павловна!

А й з а т у л л и н (поднял голову, снял очки, обрадованно). Дина Павловна! Вам уже передали? (Хлопнув рукой по тетрадям.) Видите? Нашлись, с позволения сказать, экономисты…

Батарцев и Соломахин входят в комнату.

Б а т а р ц е в (широко поведя рукой в сторону Айзатуллина и Милениной – Соломахину). А ты говоришь – Исса! Смотри! Не успели решить, а она уже здесь, Миленина! Уже он объясняет ей задание… и во всем он так! (Подойдя поближе, Милениной.) День добрый, Дина Павловна! Как квартира новая? Довольны? (Соломахину, шутливо.) Даже на новоселье не пригласила! А книг, говорят, у нее, книг… читать все равно некогда, хоть поглядеть бы! (Милениной.) А? Позволите?

Миленина, продолжая стоять, неловко повела рукой – мол, заходите, буду рада.

А й з а т у л л и н. Кстати, Лев Алексеевич, я хочу попросить Дину Павловну остаться на заседании парткома, вы не возражаете? Ей это будет полезно.

С о л о м а х и н. Пожалуйста.

В дверях появляется  П о т а п о в.

П о т а п о в (громко). Лев Алексеевич, все в порядке.

С о л о м а х и н. Подождите… вы же пошли человека позвать!

П о т а п о в. А я позвал! Вот – человек! (И кивком головы указал на Миленину.)

Общее замешательство.

А й з а т у л л и н (еще не веря). Вы, Дина Павловна? Вы? Почему же вы мне не сказали? Дина Павловна, дорогая! Почему вы от меня это скрыли?

Миленина молчит. Потапов стоит за ее спиной, за спиной Потапова стоит Толя, готовые каждую секунду вмешаться и прийти на помощь. Все окружили их.

Б а т а р ц е в. Ничего не понимаю!

С о л о м а х и н. Садитесь, товарищи, продолжим?

Садятся, но кто где, прежнего порядка уже нет. Миленина продолжает стоять.

Б а т а р ц е в (нетерпеливо). Так ваше участие в этих расчетах в чем, собственно, заключается?

М и л е н и н а (негромко). Ну… сама идея, сам принцип такого анализа принадлежит бригаде. Принцип довольно оригинальный. Они начали копать снизу, с простоев. И все расчеты делали они. Конечно, я во многом помогала – кое-какими коэффициентами, дала им все необходимые цифры… в конце я все расчеты тщательно проверила. Они безукоризненны.

К о м к о в. А почему, простите, именно к вам обратились?

М о т р о ш и л о в а. Вот-вот!

М и л е н и н а. Я по совместительству преподаю математику на подготовительных курсах… Туда ходят ребята из этой бригады: Толя Жариков, например (кивнула в сторону Толи), Валера Фроловский…

Фроловский неловко кашлянул.

Они просили меня помочь. А потом познакомили меня с Василием Трифоновичем. (Улыбнулась Потапову.)

Б а т а р ц е в (перебивая, ошарашенно, Фроловскому). Так это у него в бригаде твой парень?

Ф р о л о в с к и й. У него.

Б а т а р ц е в (Потапову). У тебя?

П о т а п о в. У меня.

Б а т а р ц е в (Фроловскому). И тоже от премии отказался?

Фроловский опускает голову.

Гриша, как же так? Ты, выходит, все знал, в курсе дела! Не пришел, не предупредил… И тут сидишь молчишь?

Фроловский не отвечает.

Ну и денек! Открытие за открытием! (Закуривает.)

С о л о м а х и н. Дина Павловна, в чем, по вашему мнению, ценность этого анализа?

Батарцев быстро взглянул на Соломахина.

М и л е н и н а. В том, что он провел четкую разграничительную линию между тем, что зависело от нас, и тем, что от нас не зависело. Насколько мне известно, идея этого расчета возникла у ребят после одного спора: одни говорили – «у нас вообще так», порядка, мол, не было, нет и не будет никогда, а другие, в том числе и Василий Трифонович, всю вину возлагали на руководство стройки. (Поворачивается к Потапову.) Ничего, что я все рассказываю?

П о т а п о в. Ничего, ничего.

М и л е н и н а (продолжает). Главный вывод этого анализа я бы сформулировала так: оказывается, мы страдаем не столько от дефицита стройматериалов, сколько от собственной неорганизованности.

Черников улыбается.

М о т р о ш и л о в а. Что же получается: руководство треста сознательно пошло на обман, чтобы премию выбить? (Милениной.) Так надо понимать?