Текст книги "За все в ответе"
Автор книги: Валентин Черных
Соавторы: Александр Гельман,Ион Друцэ,Азат Абдуллин,Михаил Шатров,Алексей Коломиец,Афанасий Салынский,Диас Валеев
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)
П е т р. Серьезный разговор состоится в рабочие часы, а сейчас – завтракать.
Л и д а (из дома). С шампанским!
В и л я. В рабочее время мне не пробиться сквозь бесконечные заседания и совещания.
Л и д а (выглянула из дверей). Бедненький Виля, он такой скромный да несмелый, что и не пробьется… Позавтракаем и поговорим.
П е т р. Оставляю вас на минутку. (Идет в комнату.)
П л а т о н. По какому делу к Петру?
В и л я. Квартиру выбиваю.
П л а т о н. У родителей живешь?
В и л я. Жил у родителей, а теперь отлучают, как теленка от коровы.
П л а т о н. Пора! А разве Петр раздает квартиры?
В и л я. Он один из сотни тех, кто должен поставить резолюцию для получения.
П л а т о н. Один из сотни? А девяносто девять уже обошел?
В и л я. Ваш сын – правофланговый.
Входят П е т р и Л и д а, ставят на стол тарелки и блюда.
Л и д а. Виля и Петр – шампанское. А вы, Платон Никитич?
П л а т о н. Ничего.
В и л я. Мы люди цивилизованные, не будем обременять себя условностями. К вам приехал отец. Вам лучше побыть в тесном семейном кругу, а мне главное – решить свой вопрос и уйти. Меня ждет более интересное общество.
П е т р. Конкретно: что тебе нужно?
В и л я. Помощи насчет квартиры. Не в смысле светлого будущего, а весомо, грубо, зримо…
П е т р. Ты заслужил…
В и л я. Лучше сказать – заработал. Не люблю слова «заслужил». Какой-то привкус в нем…
П л а т о н. «Заработал» – лучше.
П е т р (засмеялся). Сговорились. Ну, если уж на то пошло, так это ты, Виля, должен ставить мне шампанское. Считай – квартира у тебя уже есть.
В и л я. Мне эта сказка нравится. (Делает вид, будто считает пульс.) Даже пульс зачастил.
П е т р. Пока речь идет об однокомнатной.
В и л я. Как говорится, вместо акварели – карандаш!
П е т р. В этом году начинаем строить.
В и л я. В каком райском уголке?
П е т р. В конце Качаловской.
В и л я (помолчал – словно мысленно осмотрел участок). Иных полотен не имеется?
П е т р. К сожалению.
В и л я. Спасибо за внимание!
П е т р. Не устраивает?
В и л я. Кто будет жить в этом доме?
П е т р. Двести квартир – двести семей.
В и л я. Точнее, около тысячи невинных, осужденных на каторгу…
П е т р. Слишком мудро высказываешься.
В и л я. Петр Платонович, вам не подходит роль наивного чиновника. Добра и счастья! (Поклонился, выходит, напевая песню.)
«А ветер времени все подгоняет
Корабли, корабли, корабли!..»
П е т р. Перекипит.
Л и д а. А почему ему это место так не нравится?
П е т р. Немного шумно. Так ведь город – не село, всюду шум.
Л и д а (ставя на стол шампанское, бокалы).
«И сказала мама: «Шалостям конец.
Ешьте, дети, быстро, вон идет отец!»
П е т р. Эта песня словно и не утихает в душе… Я иногда работаю и ловлю себя на том, что беззвучно напеваю нашу семейную песню. Отец, как я рад, что ты приехал.
П л а т о н. Я тоже. Увидел, как вы живете. Хорошо живете. Дорожи, Петр, своей работой… Еще раз скажу, не обижайся. Много тебе дано, так что и ты работай на совесть.
Вдалеке слышится песня – поет мужской голос.
(Прислушивается.) Ну-ка тише… Вроде бы голос Павлика… Почудилось… И сон снился…
Затемнение.
Ранний вечер. П л а т о н у мастерской вырезает узорный карниз. Мимо ворот проходит В и л я.
В и л я (остановился). Добрый вечер. Значит, не ошибся… Вы настоящий мастер. И тут Петр Платонович сэкономил… Любит он экономить – и свое и чужое.
П л а т о н. Зайди. Я собирался искать тебя.
В и л я. Я вам нужен? (Заходит во двор.) Хотите портрет заказать? Не выйдет.
П л а т о н. А кого же ты рисуешь, если не секрет?
В и л я. Не так просто объяснить.
П л а т о н. Попробую понять.
В и л я. Искатели женьшеня долго, очень долго ходят по тайге, пока найдут заветный корень. Вот так и я среди человеческой тайги ищу того, кто… засветится во мне… Засветится – его и пишу.
П л а т о н. Хорошо сказал – засветится… Торопишься куда?
В и л я. Один мудрый человек говорил: хочешь поспеть – не спеши! Хочешь долго прожить – не думай об этом! Хочешь, чтобы тебя любили, – не лезь людям на глаза!
П л а т о н. С квартирой тоже не спешил?
В и л я. И не спешил, да споткнулся.
П л а т о н. Что же там за место такое, на этой Качаловской?
В и л я. Интересуетесь?.. Может, Петр Платонович и вам там квартиру предлагает?
П л а т о н. Я тебя про местность спрашиваю. Рассказывай!
В и л я. С одной стороны – завод, словно гигантский испорченный желудок, бурчит день и ночь. С другой – через пять лет построят мост, и весь грузовой транспорт пройдет под окнами дома… А если учесть современную звукоизоляцию…
П л а т о н. А может, сынок, ты не в курсе дела?.. Бывает, болтают люди…
В и л я. Информация точная!
П л а т о н. Знали, что будет шумно, и планировали?
В и л я. Типичный случай!
П л а т о н. И жить, говоришь, там плохо будет?
В и л я (засмеялся). Весело! Интервью окончено… Позвольте откланяться. (Уходит.)
Затемнение.
Л и д а, в кресле-качалке, листает журнал. П е т р за столом просматривает газеты, заметно волнуется.
Л и д а. Не волнуйся, Петя. Платон Никитич скоро вернется.
П е т р. Не пойму, что произошло. Отец собирался сегодня домой… Вдруг вздумалось ему поехать в город, да еще одному, без меня…
Л и д а. Может, надумал купить что-нибудь.
П е т р. Воскресенье, магазины закрыты.
Л и д а. Не маленький, не заблудится.
П е т р. Пора бы уж и прийти.
Л и д а. Подождем. Думаю, к обеду вернется.
П е т р. Давай, Лидок, пройдемся перед обедом.
Л и д а (поднимается). До автобусной остановки?
П е т р (усмехнулся). Угадала. Подумал – встретим отца.
Л и д а. При отце ты еще больше похож на мальчишку. Пошли, мой мальчик.
Ушли. А вскоре появляются П л а т о н и В и л я.
В и л я. Вон ваши куда-то пошли.
П л а т о н. Небось на остановку, меня встречать.
В и л я. Увидят такси, догадаются, что вы приехали. Смотрите, уже возвращаются. Пойду. А то и мне достанется.
П л а т о н. Думаешь, ничего не выйдет?
В и л я. Если бы даже знали, что завтра это место провалится или что там вдруг проснется вулкан, все равно будут строить. А как же? Есть подпись! Есть постановление…
П л а т о н. Зачем преувеличиваешь?
В и л я. Для лучшего восприятия.
П л а т о н. Что же это за хозяева?
В и л я. Все они чьи-то сынки, чьи-то внуки… Ну, побежал. Всего вам доброго, Платон Никитич. (Уходит.)
Появились Л и д а и П е т р.
Л и д а (смотрит на часы). Без десяти три.
П л а т о н. Я вчера приметил, что вы ровно в три обедаете, ну и старался не опоздать.
Л и д а. А у меня все готово, даже вареники с медом. Кто пожелает, можно и со сметаной. (Идет в дом.)
П л а т о н. Потолкуем, Петр, пока Лида с обедом хлопочет.
П е т р. Где вы были?
П л а т о н. На Качаловской.
Пауза.
П е т р. Виля возил?
П л а т о н. Наоборот. Я его возил. А он при мне вроде бы проводником был.
П е т р. Зачем вам это было нужно?
П л а т о н. Когда ты малышом был, все просился: «Возьми меня на завод, покажи, что там делают». И я водил тебя. Теперь и мне захотелось посмотреть, что сын делает.
П е т р. Не я один…
П л а т о н. И ты тоже.
П е т р. Государственная комиссия…
П л а т о н. Государственная!
П е т р. Виля вас втянул в эту историю! Хочет чужими зубами меня укусить.
П л а т о н. На Качаловской уже экскаваторы морды позадирали.
П е т р. Вы приехали к нам на каких-то два дня в гости… И уж если толковать нам о чем, так о своем, о наших близких… Я вот все думаю, как там Павлик…
П л а т о н. Я тоже думаю. (После паузы.) А ты, Петр, согласился бы жить в том доме, на Качаловской?
П е т р. Припекло бы – жил…
Незаметно входит Л и д а, садится на стул, слушает.
(Еле скрывая раздражение.) Давайте сразу отвечу вам на все вопросы, связанные с этим домом, вернее, с его строительством.
П л а т о н. Вот так бы и сразу, сынок. Ты ведь умный малый. Скажи, ты тоже подписывал бумагу о том, что можно строить на Качаловской?
П е т р (усмехнулся). Подписывал.
П л а т о н. Такая должность у тебя?
П е т р. Такая.
П л а т о н. А если бы твоей подписи не было, стали бы строить? А может – нет?
П е т р (заколебался). Может быть, и не стали бы. (Улыбнулся.) Вопросов больше нет у прокурора?
П л а т о н. Есть. Почему же ты все-таки подписал?
П е т р. Да не так все просто, как вы думаете… Если бы дом построили где-то дальше, дороже было бы связать его с коммуникациями, затянулось бы само строительство. А здесь мы уложимся в срок. И, наконец, этот дом, так сказать, украсит, увенчает Качаловскую улицу. Вырисовывается определенный ансамбль…
П л а т о н. Но ведь сотни людей трудом заработали новое жилье, они ждут, когда получат квартиру, свой уютный уголок… Это тебе не гостиница – приехал, уехал. Там будут жить семьи, в этих стенах будут рождаться, взрослеть, стариться, умирать. А вы – «коммуникации», «план», «увенчать Качаловскую».
П е т р. Живут, умирают… Уж очень далеко заглядываете.
П л а т о н. Сейчас – завод гудит. А скоро мост появится, машины задымят, заревут…
П е т р. Мост будет через пять лет. Да о нем мало кто и знает.
П л а т о н. А через пять лет жильцы пожалуются, начнут разбираться, почему дом в таком месте построен, а там и твоя подпись, Петр. И скажут: совести у него не было. И с работы выгонят, и все вверх тормашками.
П е т р. Отец! (Объясняет учительским тоном.) Через пять лет я, может, и работать здесь не буду, переведут на другую должность. И кому через пять лет в голову взбредет возвращаться к периоду строительства. А если и вздумают копаться – в крайнем случае выговор дадут. Вот так! (После паузы.) Лида, государственный разговор мы кончили. Теперь можно и обедать. Я, батя, достал чешского пива. Специально для вас, помню наши обеды с пивом раз в неделю. У вас еще цела та кружка глиняная, не разбилась?
П л а т о н. Цела.
П е т р. Пиво с тараночкой – высший деликатес!
П л а т о н. Петр, скажи, ты любишь свою землю, людей своих, государство свое?
П е т р (вспыхнул, тихо). Только вам я могу простить такие вопросы!
П л а т о н. Любишь, иначе и немыслимо. (Помолчав.) А знаешь, кто больше всего вреда приносит нашей земле, людям, государству? Маленькие временщики!
П е т р. При чем тут я?
П л а т о н. При том! В тебе тоже временщик проклюнул… Через пять лет, мол, меня, может, и не будет на этой работе… Другой, мол, отвечать будет – вот она, философия временщика. Дров наломает, напакостит, напутает, грядку свою испоганит – и на другую работу! Сам уйдет, или перекинут его… Сухим из воды! За каждый год, за каждый месяц, за каждый час своей работы отвечай! Умрешь – тогда память о тебе ответит за дела твои. Иначе немыслимо… (Помолчав.) Говоришь, в крайнем случае – выговор. Эти выговора в печенке у народа сидят!.. Выговора! Все выговора, вынесенные в стране, можно в один сейф собрать! Понял – в один сейф! А бракованные стройки, заводы, уничтоженные реки, тысячи испорченных машин и на миллиарды рублей бракованных тряпок… Это ведь те же самые выговора, но их в сейф не упрячешь. (Усмехнулся.) И на человеке его не увидишь. Вот если бы выговор, как гирю, на шею вешали сучкиным сынкам, чтобы поясница у них трещала. Вот так, Петр…
П е т р. Послушать вас, так за каждую мелочь – под суд?
П л а т о н. Труд человеческий как свой ценить надо! Человека ценить и себя!
Лида наливает Петру и Платону пива.
«Жильцы»!.. А можно их иначе назвать, а то ведь они налоги платили, чтобы вас в институтах учить… Выучили, а вы их – в шум и в гам на Качаловскую…
Л и д а. Выпейте, ораторы.
П е т р. Я аудитория, а оратор у нас один – отец.
П л а т о н. Есть такие, сынок, которые мне разные прозвища придумывают – и стяжатель я, и корыстолюбец, и скряга… Пускай себе. Иногда видишь: трубы валяются поржавевшие, цемент под дождем мокнет… И мне жаль, поверь, как своего, прямо душа болит… Потому что все это – наше… общее… государственное. Хотим жить хорошо? От завода до последней соломинки, до гвоздика, до кирпичика – все беречь нужно! Скупыми быть! Не транжирами и не равнодушными. А заботливыми! Хозяйственными! Иначе и немыслимо!
П е т р. Пора кончать диспут.
П л а т о н. Пора… (После паузы.) Пока не поздно, сынок, напиши куда следует… Напиши: ошибся. Сознайся, что ошибся. Пусть строят не там… Сядь и напиши.
Л и д а. Так просто – сядь и напиши.
П е т р (удивленно). О чем писать?
П л а т о н. Пиши, что жить там людям нельзя. И докажи.
П е т р. Хорошенькое дело! В строительство уже вложены десятки тысяч рублей. Призываете быть скупыми, а тут – тысячи на ветер. Кто нам такое позволит?
П л а т о н. А истратить миллион на дом, в котором жить будет хуже чем на каторге? Миллион – это еще большая расточительность… Да еще и неуважение к людям… Так что, пока не поздно, пиши…
П е т р. Собственно, с какой стати я должен держать отчет перед вами за свои служебные дела?
П л а т о н. Я твой отец.
П е т р. Из пионерского возраста давно вышел.
П л а т о н (не сдерживая гнева). Из возраста моего сына никогда не выйдешь! Тебя не Петькой называют, а Петром Платоновичем! А значит, Платон за тебя и за дела твои тоже в ответе. И совесть рода своего не дам пачкать!
Л и д а (пропела).
«И сказала мама: «Шалостям конец.
А как жить-трудиться – скажет вам отец!»
Петр бросил в ее сторону сердитый взгляд.
Просто вспомнила.
П е т р (ему не по себе, налил пива, пробует улыбнуться). Напишу… Подтвердится, прекратят строительство, а меня – с работы…
П л а т о н. Жаль… да уж ничего не поделаешь. Так случилось. Найдешь другую.
П е т р. Такая работа, как моя, на дороге не валяется.
П л а т о н. Какую уж дадут.
П е т р. И из партии тоже.
П л а т о н. Может, и из партии… И опять – ничего не поделаешь. Значит, не может партия таких держать! Она есть и должна быть чистой! Совесть свою очистишь, вину трудом искупишь – может, и восстановят.
П е т р (ударил кулаком по стулу). Хватит, наигрались словами… (Опомнился.) Простите, не сдержался… Но и вы тоже… У государства хватает организаций, которым положено проверять и следить.
П л а т о н. У государства вас – миллион, за всеми и не уследишь, а у меня вас – четверо. Каждого должен видеть и за каждым посматривать! Испокон веков так родителям велено!
П е т р. Вас не убедишь… Давайте хоть передохнем…
П л а т о н. Напиши, а потом уж и отдохнем.
П е т р. Что? Что писать?!
П л а т о н. Я, Ангел Петр Платонович, хочу признаться…
П е т р (хрипло). Ну и пишите!
П л а т о н. Писать будешь ты!
Затемнение.
Слышен голос Платона: «Я, Ангел Петр Платонович, признаюсь, что решение о строительстве жилого дома по улице Качаловской ошибочно. В этом и моя вина…» Голос Платона замирает.
Возникает песня под гитару: «А ветер времени все подгоняет корабли, корабли, корабли…»
4
Ранняя осень. Двор Платона. П л а т о н мастерит. Входит К р я ч к о, наблюдает за Платоном.
К р я ч к о. Пыхтишь уже, Платон… А почему? Дети изматывают здоровье родителей. О Павлике не слыхать? А как Петр? Переживает?.. Такая работа была, а теперь – рядовой инженер. Квартиру оставил. Стыдно стало, и к отцу! А Лиды не видно. Бросила? Такая красавица, ей небось деньги нужны, а рядовой… не тот коленкор. И Федор, вижу, все ходит со своей врачихой… У них до сих пор все в тумане? Дети! (После паузы.) Твои хоть на воле, а моего – на три года в колонию… Ездил проведать… Там такая шпана, что попа туда посади – выйдет бандюгой первого сорта! (Вынимает из кармана пузырек.) Зашел вот в аптеку, купил ландышевых капель. Ты еще крепкий, а я на лекарствах… (Посмотрел за забор.) Маляр идет. Пьяный в стельку. К тебе, видно.
Входит м а л я р, что он пьян, заметно не сразу.
М а л я р (окинул взглядом двор, словно желая убедиться, что кроме него здесь еще только двое. Подошел к Крячко). Гражданин Крячко, активист и агитатор, член товарищеского суда, жэка, отец арестанта… Какие еще у тебя чины? Вспомнил: пенсионер! Ничего не делаешь, а тебя кормят, одевают… А зачем? Удобрение для общества! Вот ты кто!
К р я ч к о. Маляр! Ты кистью своей стены малюй, а людей не трогай.
М а л я р. Не сердись, товарищ Крячко. Я не по злобе. Просто я начал людей изучать… В анфас они красивенькие, а с тыла облеплены кизяком жизни… И хочется мне составить книгу «Кто есть кто?».
К р я ч к о. С себя начинай.
М а л я р. Я личность сложная. Ты, Крячко, смотрел когда-нибудь в длинную трубу, что лежит на земле? Глянешь – и далеко-далеко виднеется кружочек пустоты. Вот такой мне иногда моя жизнь представляется… И с той стороны и с этой – пустота. (Садится на стул, голова тяжело падает на грудь, мгновенно заснул.)
К р я ч к о. Набрался ни свет ни заря. А может, еще с вечера.
П л а т о н. Будешь идти, забери его. Домой заведешь.
К р я ч к о. Его нести надо, а силенок нет.
М а л я р (проснулся. Снова окинул взглядом двор). Платон Никитич, подойдите… Хочу вам что-то сказать при свидетелях.
Платон подходит.
Я к вам свататься пришел… Отдайте мне мою жену. Да, да, отдайте! Живем мы, еще не разведенные, в одной квартире, но она уже ваша… Отдайте! Я на ней заново женюсь. Свадьбу сыграю. Было дело, и ругал я Клаву и бил понемногу… Видите, как на духу перед вами… Даже изменял ей, потому что казалась она мне какой-то пресной: и глаза, и руки, и как повернется, как пройдет – все мне не нравилось. А теперь (с дурацким смехом)… все нравится!.. Нравится!.. Отдайте мне ее. Магарыч поставлю… Свадьбу заново сыграем.
К р я ч к о. Не к Платону, а к Федору обращайся.
М а л я р. Платон здесь всему голова, он дела вершит! (Вроде что-то вспомнил.) Она беспутная барахольщица, ей бы все наряды, она и Федора и вас разорит. Она деньги на ветер швырять привыкла… У меня навар был, и все она… Не ко двору она вам… Голова болит… Не успел опохмелиться…
К р я ч к о. Пойдем, отведу.
М а л я р. Здесь, недалеко… «чернила» продаются. Опохмелюсь и приду, я вам такое расскажу…
К р я ч к о с м а л я р о м выходят.
(Возвращается.) Забыл сказать… спалю я ваше коршунье гнездо, а ее, Клавдию то есть, покалечу. И будет еще одна история с эпилогом… (Ушел.)
Платон присел к столу: видно, на душе у него тяжело и сердце болит. Не заметил, как вошел П а в л и к. Он вроде бы возмужал, даже вырос, а может, так кажется, потому что одет в модную куртку. Вошел во двор, снял шляпу. Смотрит на отца, от волнения растерял приготовленные слова.
П а в л и к. Отец…
Платон не оглянулся; может, не расслышал, а может, подумал, что почудилось.
Отец!..
П л а т о н (оглянулся). Это ты?.. Павлик… (Встал.)
П а в л и к. Я, папа…
П л а т о н. Вернулся… (Пошел, прикрыл дверь в мастерскую.) Где пропадал?
П а в л и к. Как мама?.. У нас все благополучно?
П л а т о н. Понемножку, все благополучно… А ты институт не бросил?
П а в л и к. Договорился – на вечерний перейду… А каникулы и вот несколько дней сентября прихватил – на севере в стройотряде…
П л а т о н. А на север все же поехал?
П а в л и к. Поехал. И не жалею… Трудно было, а потом – ничего, освоился.
П л а т о н. А Оля?
П а в л и к. Со мной. Обед всей бригаде варила… Заработали мы там немало… Около двух тысяч…
П л а т о н. Так много?
П а в л и к. Много? Посмотрите на руки!..
П л а т о н. Прости, сынок, что тогда так…
Пауза. Отец и сын словно снова пережили ту памятную разлуку.
П а в л и к. Было да сплыло.
П л а т о н. И Петр теперь с нами живет…
П а в л и к. Переехал сюда на работу?
П л а т о н. Домой приехал и на работу здесь устроился.
П а в л и к. А Лида?
Пауза.
П л а т о н. Олю почему не привел?
П а в л и к. Мы уж завтра, на субботний обед.
П л а т о н (необычным голосом, будто сдерживая и плач и радость). Собирается семья… Сынок, Павлик, здравствуй! (Подошел, обнял сына.)
Затемнение.
С противоположных сторон выходят Т а н я и В и л я. Они заметили друг друга. Приблизились, остановились, будто никак им не разминуться. И выжидают, кто первый скажет слово.
Т а н я. Вы так смотрите на меня, будто узнаете.
В и л я. Узнаю.
Т а н я. Меня?
Пауза.
В и л я. Свою суженую.
Т а н я. Вы…
В и л я. На этом и остановимся, девочка. (Движением руки словно снял с глаз какую-то пелену.) Бывает же такое, будто судьбу свою встретил… А теперь спокойно посмотрю. Кого-то ты мне напоминаешь… Не дочь ли Ангела Платона Никитича?
Т а н я. Да… (Встреча произвела на нее впечатление.)
В и л я. Где он живет?
Т а н я. Отца сейчас дома нет.
В и л я. Когда вернется?
Т а н я. К обеду. Сегодня обед в пять, вся семья собирается.
В и л я. Зайду в семь.
Т а н я. Можно и сейчас.
В и л я. Мне обещали номер в гостинице… Часа через два.
Т а н я. Что сказать отцу?
В и л я. Передайте, что Виля приехал. Портрет его писать.
Т а н я. Портрет отца?
В и л я. Скажите, что он… засветился.
Т а н я. Засветился?.. Не понимаю.
В и л я. Платон Никитич поймет. Таня, и вы тоже будьте дома в семь! (Уходит.)
Т а н я. Художник… Хочет рисовать отца… А может, как тот корреспондент, сбежит. Везет же мне на встречи. Не буду отцу сейчас говорить, лучше уж – после обеда.
5
Двор Платона. У л ь я н а накрывает на стол. Т а н я причесывается, Ф е д о р ремонтирует стул. П л а т о н моет руки, возле него стоит О л я с полотенцем. П а в л и к вытаскивает из дома отцовское кресло.
У л ь я н а. Федор, да оставь ты этот стул. (Считает стулья.) Тут уже для всех хватит…
Ф е д о р. Еще две минутки – и готово будет.
П л а т о н (Оле). Молодцы. На север слетали. А мама знает?
О л я. Мы с Павликом написали.
Т а н я. Папа, только пиво? Или можно вино? В честь приезда Павлика?
П л а т о н. Обойдемся.
Ф е д о р (ставит к столу отремонтированный стул). Пусть на столе будет вино.
П а в л и к. А борщ как вкусно пахнет!
Входит Л и д а, как всегда, одета модно. Все удивлены, глазам своим не верят.
Л и д а (улыбнулась). В театре это называется немая сцена. Удивляетесь, будто я с того света. И вы тоже, Платон Никитич, удивлены?
П л а т о н. Почему без вещей?
Л и д а. А так – легче.
Входит П е т р.
П е т р. Кто поможет? Разучился галстук завязывать. (Вдруг увидел Лиду.)
Пауза. Тишина. Лида подходит к Петру, завязывает галстук.
Л и д а (отступила на полшага и кричит). Ну, поцелуй же, окаянная твоя душа. (Кинулась, обняла Петра.)
У л ь я н а (перекрестилась). Слава богу!..
Ф е д о р (усмехнулся). К тому шло…
Л и д а (Платону). Хотела развестись, чтоб не видеть его. Знаете, что сотворил ваш сынок? Оставил записку: «Можешь ко мне не возвращаться, я тебя пойму и прощу, меня уже сняли…» Да напиши, что нищим по миру пошел, все равно любить буду… Судьбинушка ты моя единственная…
Т а н я. Лида, дай я тебя от всех присутствующих расцелую. (Целует.) Ты наша!
П л а т о н. Наша!
Т а н я. И еще моднее стала…
Л и д а. Теперь уж мне нужно еще больше мужу нравиться… Хотел, видишь ли, сбежать от меня.
П л а т о н. А вещи – на станции? В камере хранения?
Л и д а. Не дотянула сама, набрала всего, даже машинку пишущую… Я ведь до замужества училась стенографии и машинописи. Теперь возьмусь за дело.
П л а т о н. Вон ты какая!
Л и д а. И такая…
У л ь я н а. За стол, дети…
Т а н я. Да, сегодня праздник что надо!
У л ь я н а (пересчитывая стулья). Этот лишний.
Ф е д о р. Пусть стоит…
Когда все уселись, Платон достает блокнот, надевает очки.
Т а н я. Па-ап, ради гостей можно было бы денежный вопрос на завтра перенести.
П л а т о н. Здесь нет гостей, все свои.
Федор, который все время поглядывал на дорогу, встал. Входит К л а в а.
К л а в а. Добрый день. Значит, не пропащая моя судьба – на обед попала.
П л а т о н (встал, пошел навстречу). Не пропащая! Может, как раз наоборот, только родилась… (Взял за руку, подвел к свободному стулу.) Садись обедать с нами. Вот, Клава, твое место будет и твой стул. (Вернулся к своему креслу.)
Т а н я. Папа, перенесем на завтра?
П л а т о н. Зачем переносить?
Т а н я (отдает деньги). Сто семьдесят. Тридцатку оставила на курсы.
П л а т о н. Уже неплохо.
Т а н я. В сборочный перешла.
П л а т о н. Чего ж молчала?
Т а н я. Сюрприз решила сделать.
Ф е д о р (отдает деньги). Двести восемьдесят…
Т а н я. Растет человек. Похвалите его, папа!
П л а т о н. Ему много и надо.
П е т р. Возьмите, отец, и мои.
Платон посмотрел на Лиду.
Л и д а. Берите, берите. Традиции Ангелов нарушать не годится.
П л а т о н. Я уже завел на тебя графу, Петр. Сколько там?
П е т р. Сто семьдесят пять.
П л а т о н. Маловато…
П е т р. Чистая зарплата… Прогрессивка – в конце квартала.
П л а т о н. Присматривайся, как бы подработать.
П е т р. Присматриваюсь.
П а в л и к. А от нас с Олей, папа, вам подарок. (Вносит узел, развязывает – там кожух. Набрасывает кожух отцу на плечи.)
П л а т о н (встает). Вот это кожух, сноса ему не будет… Павлик, Оля, спасибо вам… Но этим, сынок, не отделаешься. (Садится в свое кресло.) Вы там заработали с Олечкой около двух тысяч, их тоже сюда надо. (Постучал пальцем по блокноту.)
Т а н я. Ну, уж это – слишком…
У л ь я н а. Только-только ведь оперяются.
Ф е д о р. Они же еще студенты.
П л а т о н (словно и не слышал, что говорят). Надо в общий котел. Вот у Федора собрано – хватит на кооперативную квартиру. У Петра, как у философа Сковороды, – одни книги. Надо ему помочь на кооператив. Ты, Павлик, будешь жить с нами. Вы с Олей оба учитесь, вам и поесть надо, и одеться, и то-другое приготовить. Словом, у нас останетесь.
Т а н я. Это совет или директива?
П л а т о н (едва заметно усмехнулся). Постановление. (Захлопнул блокнот, снял очки, встал.) Сегодня пообедаете, детки, без меня. Пойду отдохну… (Пошел в дом, на крыльце оглянулся на своих, словно хотел вернуться к ним, и исчез в доме.)
Л и д а. Платон Никитич, как же…
У л ь я н а. Пусть немножко полежит, устал он.
Т а н я. Постановление будем обсуждать?
О л я. Мы с Павликом согласны, как отец сказал.
В это время врывается музыка и песня «Мой дед – разбойник». Она заглушает все, но так же неожиданно обрывается.
Т а н я. Неужели Ванек вернулся?
Ф е д о р. Ему же три года колонии дали.
У л ь я н а. Опомнился – и помиловали.
Т а н я. Пришел – и снова за свою музыку. Позвоню.
У л ь я н а. Пусть играет, потерпим…
Ф е д о р. Придется мне взяться за Ванька.
Т а н я. Побьешь?
Ф е д о р. На завод отведу.
Т а н я. Я помогу.
Входит К р я ч к о.
К р я ч к о (про себя). Собралось столько, что и не сосчитать. (Всем.) Добрый вам день!
У л ь я н а. Сын вернулся? Вот и вам радость…
К р я ч к о. Где там – вернулся… Трубить да трубить ему еще…
Т а н я. А музыка?
К р я ч к о. Такая тоска напала, все сына вспоминаю… Взял и включил его музыку. Хоть на секунду, словно он в доме…
Пауза.
У л ь я н а. Садись, пообедаешь с нами.
К р я ч к о. А где Платон?
У л ь я н а. Отдыхает.
К р я ч к о. Платон отдыхает? Такого свет не видел. Пойду к нему. (Ушел в дом.)
У л ь я н а. Все остынет… Ешьте, дети. Федор, наливай вино.
Федор наливает вино в рюмки.
Л и д а. Кому же – первый тост? Самому старшему!
Т а н я. Или самому младшему. Маме или мне.
У л ь я н а. Говори, доченька, какой уж из меня оратор.
Т а н я (поднимает рюмку). За отца! Но прежде, чем выпить, давайте запоем нашу детскую. Вот увидите, отец не утерпит, сразу выйдет! Он не признается, но любит эту песню. (Поет.)
За ней подхватывают все.
«И сказала мама: «Шалостям конец.
Не дурите, дети, вон идет отец!»
И сказала мама: «Шалостям конец.
Спать, ребята, мигом, вон идет отец!»
И сказала мама: «Шалостям конец.
Ешьте, дети, быстро, вон идет отец!»
В это время из дому выходит К р я ч к о, он сам не свой. Идет на авансцену.
И сказала мама: «Шалостям конец.
За работу, дети, вон идет отец!»
К р я ч к о. Как им сказать, что нет уже у них отца! Нет отца!.. (Едва сдерживает слезы.) Нет больше Платона!
Т а н я (поет).
«И сказала мама: «Шалостям конец.
Как жениться – тоже скажет вам отец!»
И сказала мама: «Шалостям конец.
А как жить-трудиться – скажет вам отец!»
З а н а в е с.
1978
