Текст книги "Залог мира. Далекий фронт"

Автор книги: Вадим Собко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

В Дорнау прибыл взвод сапёров во главе с молоденьким, очень смешливым лейтенантом. Только разговаривая с начальством, лейтенант Борисов сохранял серьёзный вид. Всё остальное время улыбка не сходила с его лица. Даже самое трудное и ответственное задание никак не отражалось на его настроении.

Свой взвод он называл «ударным отрядом по демилитаризации Германии» и, пожалуй, такое название соответствовало истине.

Действия сапёрного взвода лейтенанта Борисова заключались в уничтожении военных заводов, расположенных на территории советской зоны оккупации. Это уничтожение проводилось решительно – заводы просто сносились с лица земли. Практика показала, что вывезти станки и машины ещё недостаточно. Там, где сохранились корпуса и подземное хозяйство, можно очень быстро наладить самое сложное производство. Вот почему последовательно выполняя решения Потсдамской конференции, советская оккупационная власть сносила военные предприятия до основания.

Патронный завод возле Дорнау представлял собой большое предприятие, хорошо приспособленное для работы в военное время – большая часть цехов была упрятана под землю. Получилось как бы два завода – один наверху, и другой – дублирующий, надёжно укрытый от вражеской авиации толстым слоем земли и бетона. Завод не прекращал работы даже в случае выхода из строя нескольких цехов, что легко могло произойти во время налёта.

Надо сказать, что при бомбёжке, постигшей Дорнау, на патронный завод, как ни странно, не упало ни одной бомбы. Это казалось тем более удивительным, что затемнение тогда уже не соблюдалось с прежней тщательностью, и большие заводские цехи были хорошо видны с воздуха. Здесь, очевидно, действовали причины совсем другого порядка.

Так или иначе, но завод остался цел и невредим, и попал в списки предприятий, подлежащих уничтожению. Вот почему лейтенант Борисов со своим взводом опытных сапёров и появился в Дорнау.

Полковник Чайка выделил в помощь лейтенанту взвод своих солдат, назначив старшим Кривоноса. Сержант с гордостью принял на себя командование, быстро познакомился с вновь прибывшими и уже через полчаса авторитетно заявил, что с этими ребятами – сапёрами работать можно.

Рано утром оба подразделения разместились на машинах и двинулись по направлению к патронному заводу. Следом ехали трёхтонки, гружённые толом и всеми необходимыми для минирования инструментами.

Вскоре машины остановились у ворот патронного завода. Станки, пригодные для использования в мирных целях, были вывезены заблаговременно ещё летом. Кривонос уже в тот раз успел ознакомиться с заводом, но ему так и не удалось тогда побывать в скрытых цехах. Сейчас сержант взял с собой большой аккумуляторный фонарь и вместе с сапёрами направился к широкому подземному ходу.

Солдаты раздвинули тяжёлые железные двери, и все они вошли в длинный низкий зал с цементным полом. Чем дальше они углублялись, тем отчётливее чувствовали, как давит на них потолок – мощная железобетонная плита, толщина которой достигала двух метров. Ни одна бомба не пробила бы такое перекрытие.

Они прошли через цех, попали в длинный коридор, и вдруг остановились, поражённые. По стенам в три яруса тянулись нары.

Кривонос подошёл к нарам. Не было сомнения, что здесь жили рабочие подземного завода. Кое-где ещё валялись лохмотья. Гнилая солома вылезала из матрацев.

– Вот житуха была у людей! – сказал Кривонос.

Он посветил и заметил на сырой стене надписи на разных языках, сделанные химическим карандашом, а то и просто нацарапанные чем-то острым.

Кривонос понял всё. Это писали пленные рабочие, месяцами не видавшие дневного света.

Сапёры приступили к работе. Кривонос распределил задания между своими солдатами. Пневматическими молотками они выдалбливали в бетоне отверстия для тола. В некоторых местах заряды просто подвязывались к потолку и к опорным колоннам. Завод должен был рухнуть весь сразу.

Подготовка продолжалась почти всю неделю. За это время слух о предстоящем взрыве патронного завода разнёсся по городу. Да никто и не собирался делать из этого тайны. Теперь на пути к заводу часто встречались группы прогуливающихся горожан, которые с интересом приглядывались ко всему происходящему. А по дороге один за другим катили тяжёлые грузовики с взрывчатыми веществами. Весёлые сапёры жестами показывали немцам, как всё завалится.

Наконец, было официально объявлено, что в воскресенье, в двенадцать часов дня патронный завод будет взорван. Комендатура призывала население сохранять полное спокойствие.

Наступило воскресенье. С утра на одном из окрестных холмов, откуда была видна территория завода, стали собираться жители. По их лицам можно было сразу определить отношение каждого к сегодняшнему событию. Почти всех привело сюда простое любопытство, но некоторые заметно хмурились.

А на заводе уже никого не осталось, кроме лейтенанта Борисова, который в последний раз обходил цехи. Он не имел права хотя бы в малейшей степени ошибиться в своих расчётах, иначе работу придётся начинать сначала. Лейтенант волновался, однако это никак не отражалось на его добродушном лице.

Но вот он сел в маиину и быстро поехал к тому месту, где его ждал полковник Чайка. Неподалёку находился командный пункт. Электрическая машина для взрыва заряда стояла наготове. Достаточно нажать на рычаг, как ток побежит по проводам, и вся масса тола, заложенного в цехах, поднимет их на воздух.

– К взрыву всё готово, товарищ полковник! – доложил лейтенант.

– Действуйте! – скомандовал Чайка.

Борисов козырнул, чётко повернулся и отошёл к своему командному пункту.

Капитан Соколов хотел посмотреть, как будут реагировать на взрыв горожане, и для этого поднялся на холм. Очень скоро он понял, что судьба завода явно не интересовала большинство присутствующих. Тем не менее, капитан отметил и несколько весьма мрачных физиономий.

Над командным пунктом одна за другой взлетали в воздух красные ракеты, затем где-то тонко прозвучала сигнальная труба.

– Сейчас начнётся, – сказал кто-то возле Соколова.

Голос показался капитану знакомым. Он посмотрел внимательнее и узнал бывшего местного лидера правых социал-демократов Кребса. Господин Кребс стоял с окаменевшим лицом, крепко стиснув зубы.

Почувствовав на себе взгляд Соколова, он смутился и поспешил отойти. И вдруг там, где стоял завод, поднялось огромное чёрное облако.

Сдержанный вздох пронёсся по толпе. Затем послышались громкие восторженные возгласы и аплодисменты – зрелище действительно было необыкновенное. Соколов подумал, что немецкие рабочие и вправду вполне искренне могут приветствовать этот взрыв.

– Величайшее преступление!.. – произнёс тот же голос неподалёку от капитана.

Соколов оглянулся, и перед ним возникло искажённое злобой лицо Кребса. Видимо, ненависть переполняла его, если он не смог сдержаться даже на людях.

Кребс снова заметил взгляд Соколова, и привычная улыбка, как маска, мгновенно изменила его внешность. Он быстро поклонился капитану и исчез в толпе.

Взрыв оглушительным грохотом долетел до холма, воздушной волной пронёсся над головами. Все испуганно пригнулись, но никакой опасности не было.

Там, где раньше стоял патронный завод, сейчас медленно оседала грузная тёмная туча.

Полковник Чайка благодарно пожал руку лейтенанту Борисову.

Сапёры уже грузили на машины своё имущество. У подрывников впереди было ещё много работы, и они в тот же день покинули Дорнау.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Комендант города приказал заклеить окна в домах бумажными полосками. Предстоял взрыв корпусов патронного завода, расположенного неподалёку от Дорнау. Взрывная волна могла повредить стёкла.

Лео Бастерт заметил кресты на окнах соседнего дома и немедленно кликнул экономку. Ведь такие же полоски появились на стёклах в начале войны. От этого воспоминания у него чаще забилось сердце. Ах, если бы в самом деле!..

– Приказано так. Будут взрывать патронный завод, – спокойно объяснила старуха.

Раздосадованный Бастерт молча зашагал по комнате.

– Завтра, в двенадцать часов, – проявляя полную осведомлённость, добавила экономка. – С утра и у нас заклею.

Бастерт отпустил её.

Ночь он спал плохо и встал раньше обычного. Болела голова, под глазами появились тёмные мешки.

– Сегодня взорвут завод… – Он прислушался к своим словам и сам поразился трагичности интонации.

Бастерт надел пальто и вышел в небольшой, тщательно возделанный садик. Патронный завод отсюда не был виден, он лежал где-то за домами и фруктовыми деревьями. Бастерт долго ходил по дорожке. Время приближалось к двенадцати.

И вдруг в том направлении, где находился патронный завод, в небо поднялась огромная гора. Она росла, становилась всё выше, а потом начала опадать, превращаясь в отдельные глыбы, окутанные пылью.

Тяжёлое дыхание взрыва пронеслось над притихшими домами, резко колыхнуло деревья, ударило в зазвеневшие стёкла окон.

Бастерт вернулся домой, машинально разделся в передней, прошёл в кабинет и лёг ничком на широкий диван.

Казалось, стоит только закрыть глаза – и снова увидишь, как падают, рассыпаясь в воздухе, обломки бетона, брошенные в небо страшной силой взрыва.

Бастерт застонал, потом неожиданно приподнялся и сел,

– Гибнет сила Германии…

Эти слова вырвались непроизвольно, из самой глубины его души. Всё сконцентрировалось в них: и дикая ненависть к советским людям и тщетность надежды на возрождение фашистской Германии. Как он мечтал увидеть её опять сильной, вооружённой, диктующей свою волю другим странам! Теперь нечего даже и думать об этом. Никогда уже не пойдут на восток немецкие солдаты…

Нечем было дышать. Он снял галстук, расстегнул воротничок. Но легче не стало.

Конечно, ему следует покинуть Дорнау. Тут оставаться нельзя. Придётся уехать на запад: там-то уж не взрывают заводов, там он, Бастерт, с его опытом, репутацией ещё может пригодиться. Надо ехать!

Бастерт поднялся, подошёл к шкафу, достал чемодан, осторожно вытер с него пыль, но потом поставил чемодан на место. Нет, так просто уехать он не может. Надо сделать что-то такое, чтобы в Дорнау долго помнили Лео Бастерта. Ярость, накопившаяся в нём за эти месяцы, требовала выхода.

Он снова задумался. Особенно острую ненависть вызывал в нём Бертольд. Грингель. Пожалуй, именно из-за этого молчаливого токаря и произошли все его несчастья.

Да, с Грингелем надо расправиться. Пусть не думают его рабочие, что они могут так вот, совершенно безнаказанно, занимать директорские места. Бастерт уедет из Дорнау, уедет навсегда, но на прощанье крепко хлопнет дверью.

Он выдвинул ящик письменного стола и долго рылся там, пока не нашёл то, что искал. Это был тяжёлый кастет с четырьмя круглыми дырками для пальцев. Бастерт надел его на руку, сжал кулак и оглядел острые шипы. Теперь рука казалась бронированной. Последний раз он надевал этот кастет ещё в студенческие времена. Драться ему, правда, никогда не приходилось. Молодой Лео Бастерт завёл кастет, как и все студенты, больше для шику.

Он представил себе, как острые шипы с размаха рассекают висок Грингеля, и поморщился. Вот уж, действительно, не по нём это занятие. Он положил кастет в карман и брезгливо вытер одеколоном руку.

Неужели придётся самому?..

Несколько минут он стоял, уставившись в одну точку. Потом прошёл на кухню и приказал старухе-экономке созвать господина Брилле.

Старуха, ни о чём не спрашивая, вышла из квартиры. Через полчаса мастер Адам Брилле явился. Невысокий, сутулый, видимо, очень сильный человек, с тусклыми, узко посаженными глазами, выжидающе смотрел на бывшего директора. Он вовсе не был удивлён этим неожиданным вызовом.

Бастерт подумал, что, конечно, этот Брилле – человек жестокий и лучше кого-либо другого справится с таким поручением.

– Бертольда Грингеля необходимо убрать, – говорил Бастерт. – Что из того, что вы выводите из строя станки, – надо вывести из строя человека, который столь самонадеянно руководит сейчас всем заводом! Надо, чтобы рабочие боялись занимать такие посты. Убрать Грингеля я поручаю вам.

Брилле покачал головой:

– Я на это не пойду, господин Бастерт. Слишком опасное дело. Теперь уже создана новая полиция, и, должен вам сказать, там подобраны дельные ребята. Они моментально до всего докопаются, как бы осторожно я ни действовал. Да и в комендатуре тоже не дремлют. Нет, это сейчас – дело неподходящее. Я даже думаю, что и со станками надо прекратить… Уж очень рабочие теперь ко всему присматриваются.

И мастер, стараясь не раздражать бывшего директора, в осторожных выражениях сообщил ему о недавнем собрании. Лицо Бастерта потемнело от гнева. Именно теперь он окончательно убедился в том, что нового директора надо убрать, убрать во что бы то ни стало!

– Я приказываю вам убить Грингеля! – тихо сказал он.

– Нет, господин Бастерт, – любезно ответил Брилле. – Я на это не пойду.

– Хорошо! Тогда я сегодня же кое-что сообщу о вас коменданту.

– Это мне не страшно. Ну, допустим, меня арестуют, а я сразу скажу, что вы хотели убить Грингеля и всё прочее. Посмотрим, где тогда вы очутитесь. Нам нет смысла ссориться. Счастливо оставаться, господин Бастерт.

И Брилле медленно вышел из комнаты. Дверь закрылась тихо-тихо, будто подплыла к косяку.

Бастерт выругался. Всё поведение Брилле говорило о том, что мастер боится, что рабочие стали теперь мощной силой и что такое положение сложилось не только на «Мерседесе», но и по всей советской зоне оккупации. Что же это делается на белом свете! Неужели ему, Лео Бастерту, остаётся признать своё полное поражение, покориться судьбе и уехать на запад?

Нет, так нельзя! Перед отъездом он всё-таки рассчитается с проклятым Грингелем, как ни противно ему самому браться за это дело. Уж теперь, видно, другого ничего не придумаешь.

А хорошо бы взорвать завод, комендатуру, весь город! Да и самому погибнуть… Нет1 Это позорная мысль. Он должен жить! Ещё всё изменится. Надо только запастись терпением. Он хочет жить, но пока там, в его кабинете, сидит этот Грингель, у него не будет ни минуты покоя.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Наступила весна, тёплая, дружная, солнечная. Потянулись на север большие стаи гусей, ожили окрестные леса, с холмов побежали ручьи. Крестьяне Гротдорфа принялись за работу, кто как мог. Почти все они пахали на коровах, да и сами зачастую впрягались в плуг. У большинства не было тягла. Зато впервые в жизни обрабатывали они собственную землю и уж, конечно, не жалели сил.

Лешнер и Марта почти не знали отдыха. Теперь они жили в одном из домиков, где прежде помещались зандеровские служащие. Никогда раньше Эрих даже мечтать не мог ни о чём подобном.

Вечером, вернувшись домой, он засыпал, как убитый, чтобы рано утром снова отправиться в поле. Он работал до седьмого пота и с тоской вспоминал тракторы господина Зандера.

Тракторы… Один из них, поломанный, до сих пор стоял на господском дворе под навесом. Перед тем как убежать, господин управляющий старательно изуродовал машину. Другую в суматохе присвоил богатейший в деревне кулак Якоб Брумбах. Конечно, у него трактора сейчас не получишь, а о ремонте поломанного и думать не приходится: денег ни у кого нет, да и ремонтировать некому.

Тяжело было Лешнеру видеть, как бьются люди на своих делянках, а ещё тяжелее – смотреть на красную морду Брумбаха, наблюдать, как тот выезжает в поле на своих сытых лошадях.

Макс Дальгов приехал в Гротдорф, когда Лешнер уже засеял почти весь свой участок. Эрих очень обрадовался представителю СЕПГ и стал рассказывать ему о жизни в деревне.

– А где тракторы? – первым делом спросил Дальгов.

Выслушав Лешнера, Макс пошёл к Брумбаху. Тот, приветливо улыбаясь, показал почти разрушенную машину. Он в любую минуту готов отдать эту развалину, если только она ещё на что-нибудь годится.

– Так вот, – сказал Дальгов, – во избежание неприятностей верните её поскорее на бывший помещичий двор.

Когда они с Лешнером обошли все поля и вернулись в усадьбу, второй трактор уже оказался на месте. Брумбах привёз машину и поставил её под навес, не скрывая усмешки: чем только люди собираются работать!

Дальгов созвал беднейших крестьян, из тех, что недавно получили наделы, и сказал им:

– Вот что, друзья. Так вы из беды не выберетесь. Надо придумать что-нибудь другое. Мой вам совет: организуйте у себя комитет крестьянской взаимопомощи. Этот комитет будет владеть всем инвентарём бывшего помещика. Сев вы проведёте, это я вижу, но дальше хозяйствовать без машин не сможете. Тракторы необходимо отремонтировать. Вы доставите их в Дорнау, а там уж мы всё устроим. Рассчитайте также, какое количество удобрений вам понадобится, иначе тут у вас ничего не уродится..

Дальгов уверенно учил крестьян хозяйствовать, будто сам он всю жизнь трудился на этой неплодородной, красноватой земле. Крестьяне слушали и удивлялись: откуда этот высокий красивый человек так хорошо знает их нужды?

– Раздел помещичьих владений – это не конец, а только начало демократических преобразований, – прощаясь, говорил Дальгов. – Реформу надо закрепить. Вот выберете комитет крестьянской взаимопомощи, и пусть председатель приедет ко мне, мы вместе подумаем, как помочь вам.

На следующий день бургомистр общины Гротдорфа Иоганн Зибель созвал народ. Собрание продолжалось недолго: слишком горячая была пора. Эрих Лешнер внёс предложение образовать комитет крестьянской взаимопомощи. За создание комитета голосовали все, даже Брумбах.

Начались выборы. Первой кандидатурой кто-то выставил Брумбаха, вторым шёл Лешнер.

– Брумбах хорошо знает хозяйство, – говорили в толпе, – он-то уж сумеет руководить комитетом.

– Этот ваш Брумбах о себе в первую очередь позаботится! – возражали другие. – Нужен такой, чтобы сам из бедняков был.

Голосовали открыто, поднятием рук. Лешнер получил большинство голосов: его единодушно поддержали все те, кто некогда просиживал долгие осенние вечера в сторожке лесника.

Брумбаха тоже избрали, но председателем всё же стал Лешнер. Казалось, это вполне удовлетворило старого Брумбаха. Во всяком случае, он не преминул поздравить Лешнера с избранием. Кроме них выбрали ещё Вальтера Шильда.

Первым делом Лешнер составил опись машин, обнаруженных в помещичьих усадьбах. Если бы все они были исправны, сев удалось бы закончить очень быстро. Но пока рассчитывать на машины не приходилось.

Брумбах предложил просто продать этот хлам, а на вырученные деньги купить две-три пары лошадей. В первый момент Лешнеру предложение понравилось, но потом он понял, что так хозяйничать нельзя. Конечно, отремонтировать машины сложнее, чем продать, но зато в случае успеха комитет будет располагать тракторами и настоящим инвентарём.

Брумбах и с этим согласился. Вообще он менял свои мнения очень быстро. Вальтер Шильд с первого же дня отнёсся к его деятельности недоверчиво. С богатеем следует вести себя осторожно. Такие люди способны на любую каверзу.

Лешнер решил повидаться с Дальговым и Михаэлисом, чтобы выяснить, на какую помощь можно рассчитывать в городе. Ясным апрельским утром он появился в здании городской организации СЕПГ.

– Ну, как ваш комитет? – спросил Дальгов.

– Комитет уже действует! – постарался бодрым тоном ответить Лешнер.

– Кого выбрали?

– Вальтера Шильда, Брумбаха и меня.

– Брумбаха?

– Да, именно его.

– Хорош общественник! – рассмеялся Дальгов. – Что же он у вас там делает?

– Работает, – неохотно ответил Лешнер, неожиданно почувствовав стыд за односельчан, которые выбрали в комитет кулака.

– Ну, ну, пусть работает, – снова усмехнулся Макс. – Только вы хорошенько за ним присматривайте. Помощь должны получить в первую очередь бедняки. Комитет создан не для таких, как Брумбах. Тащите сюда оба ваших трактора, а также все сломанные машины. Здесь вам их отремонтируют. Работа будет производиться в кредит. Ландрату уже отпущены специальные ассигнования. А вы подумайте сейчас о том, как бы побольше засеять. Если в этом году удастся собрать хороший урожай, всем вам будет значительно легче. Больше производить – лучше жить, такой у нас сейчас лозунг. А осенью получите удобрений вдоволь.

Лешнер зашёл ещё в магистрат, поговорил с Михаэлисом, потом вернулся домой и рассказал в комитете о своих городских беседах. Брумбах страшно заволновался.

– Не дам я ремонтировать в городе машины! – закричал он. – Они там реквизируют их и отправят в Советский Союз вместо репараций. Я-то знаю, русские подобных машин и не видели!

– Что же ты предлагаешь? – спросил Шильд.

– Отремонтировать самим или продать.

– Тракторы мы сами не отремонтируем. Их надо отправить на завод.

Шильд говорил твёрдо, стараясь скрыть волнение. А что, если этот Брумбах окажется прав, ведь тогда за отданные машины придётся перед всем народом отвечать.

– Глупости! – прекратил их спор Лешнер. – Я беру это на свою ответственность.

– Да? – закричал Брумбах. – А чем ты ответишь, когда машины пропадут? Ты что, никак уже разбогател?

– Таким богатым, как ты, я ещё не стал, – ответил Лешнер. – Но бояться смешно. Оккупационные власти не меньше нас заинтересованы в том, чтобы в зоне было больше хлеба, чтобы люди жили лучше.

– Трогательное единение! – иронизировал Брумбах.

– Послушай, друг, – возразил Лешнер. – Если тебе не нравится майор из комендатуры, можешь свои мысли держать при себе. А только не будь тут русских, никогда бы мне не сеять на своём участке. Ты за свою землицу боишься, потому и говоришь так.

– Да нет, ты меня неправильно понял. Я только одного хочу, – чтобы всей общине было лучше, – сразу же сдался Брумбах.

– Знаю я твои заботы, – не унимался Лешнер. – Позаботился волк о ягнятах!

– Бессмысленный разговор! – возмутился Брумбах. – Можете везти эти тракторы, куда хотите! Я считал своим долгом вас предупредить, а там поступайте, как знаете.

Оба разбитых трактора отправили в город. Михаэлис приказал доставить их на пустырь у ремонтного завода «Мерседес».

Лешнер так и сделал.