Текст книги "Залог мира. Далекий фронт"
Автор книги: Вадим Собко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Таня прошла в свою маленькую комнатку на втором этаже и, упав на кровать, зарылась лицом в подушку. Надо было успокоиться, взвесить всё и решить, как поступать дальше.
Как может она, коммунистка Таня Егорова, повлиять на события? Девушка чувствовала на себе огромную, государственную ответственность. Раньше она всегда имела возможность посоветоваться со старшими. Сейчас ей предстоит решать самой. Речь идёт не о её жизни, а о судьбе тысяч людей, об исходе больших боёв на полях Европы.
Да, сейчас же нужно позвонить майору Маркову. Он должен знать, что в городе Риген, который запрещено бомбить, немцы концентрируют большие силы.
Где-то далеко внизу прозвучали удары больших часов. Таня подсчитала их и ужаснулась: она потеряла почти два часа.
Быстро сойдя вниз, она несмело открыла дверь гостиной. Здесь никого не было, и Таня вздохнула свободнее.
Она сняла телефонную трубку, но привычного сигнала не было.
Она подула в микрофон, как это обычно делали связисты на войне, но ответа не было. Телефон был испорчен.
В гостиную вошёл Джон, слуга Кросби. Он сказал, что уже ходили к соседям и звонили на станцию, но мастер сможет приехать только завтра утром.
Когда слуга вышел, Таня уселась в кресло, не зная, что предпринять. В это время в тишину гостиной ворвался мотив знакомой песни. Чей-то негромкий, ленивый голос протяжно пел песню о Ермаке – завоевателе Сибири, о далёком Иртыше и трагической гибели храброй дружины.
Таня, удивлённая, вышла на веранду, но здесь никого не было. Тогда она прошла в зимний сад. Песня стала слышнее; Таня пошла безошибочно на голос, и за широкими листьями арумов увидела Рандольфа Крауфорда, лежавшего на диване. В руке у него была четырёхгранная солдатская фляга. Время от времени лётчик подносил флягу к губам и высоко поднимал её, – очевидно, жидкости оставалось немного. Рандольф Крауфорд был немного пьян и вполголоса напевал песню о Ермаке.
Таня подошла и стала рядом.
Крауфорд, приветливо улыбаясь, поднял флягу и, сделав глоток, перевернул её вверх дном. Фляга была пуста.
– Что с вами, Ральф? – встревожилась Таня.
– Ничего особенного, Таня, – ответил лётчик. – Выпиваю понемножку. Настроение подходящее… Теперь мне надо немного поспать до обеда, и всё будет в полном порядке.
Ральф растянулся на диване и улёгся поудобнее.
Таня посмотрела на его по-детски обиженное лицо и подложила ему под голову небольшую подушку.
– Спасибо, Джен… – пробормотал Крауфорд, засыпая.
– Трогательная картина, – неожиданно прозвучал от двери голос Джен.
– Да, – спокойно откликнулась Таня. – И самое трогательное, что даже во сне он называет меня твоим именем.
– Ты находишь это трогательным?
– Да, он, видимо, очень любит тебя.
– Я надеюсь, – сказала Джен, посмотрев на Ральфа.
Они помолчали.
– Пойдём наверх, – предложила Таня.
– Ты иди, Таня, – тихо сказала Джен. – Я посижу здесь. Он не так долго будет со мной.
Таня понимающе кивнула головой и вышла. Джен осторожно присела на диван, боясь разбудить Ральфа.
Где-то поблизости послышались осторожные шаги. Джен оглянулась. У входа в зимний сад стоял Сэм Гибсон и приветливо улыбался Джен.
Девушка смутилась и поспешила отойти от дивана.
Гибсон рассмеялся.
– Мило, трогательно, нежно… Это разбивает все разговоры о том, что в наше время нет истинной любви. Даже когда жених спит, любимая не сводит с него глаз. Лётчику можно только позавидовать.
– Вы ездили в город, мистер Гибсон? – спросила Джен, чтобы переменить тему разговора.
– Да, и довольно удачно, – ответил американец. – Нам с вами, Джен, предстоит деловой разговор. Мне кажется, что вы сейчас единственный человек в доме, который может хладнокровно рассуждать и действовать.
Джен удивилась и даже испугалась, – ещё никогда Гибсон не говорил с ней таким серьёзным тоном.
– Я слушаю вас, мистер Гибсон, – робко сказала она.
Но Гибсон медлил. Он подошёл к Крауфорду, склонился над ним и прислушался к его ровному дыханию.
– Спит. Крауфорд! Крауфорд!
Лётчик не шевельнулся. Тогда Гибсон повернулся к Джен и тихо заговорил:
– Вы представляете себе, мисс Джен, какая огромная опасность вам угрожает? Мне кажется, что вы все живёте здесь слишком беспечно.
– Я не понимаю вас, мистер Гибсон. Неужели сюда могут прийти немцы?
Гибсон рассмеялся.
– Вы говорите смешные вещи. Немецкая опасность осталась мёрзнуть в Сталинграде. Я говорю о другом.
– Но о чём же, мистер Гибсон?
– Я говорю об этой девушке, об этой русской, которую вы так неосторожно ввели в ваш дом.
– Ну что вы, для кого может быть опасной Таня? – усмехнулась Джен. – Вы шутите, мистер Гибсон.
– И всё-таки Таня – это большая опасность, – повторил Гибсон серьёзно.
– Не понимаю…
– Сейчас я вам всё объясню. Представьте себе: завтра к Тане приедет в гости кто-либо из советских людей, наконец, представитель посольства…
– Он уже был здесь.
– Вот видите… И Таня расскажет ему всю историю с заводами в Ригене. Что тогда станет с нами? Русские моментально поднимут шум, и тогда хочешь – не хочешь придётся посылать туда самолёты. В таких случаях президент Рузвельт непреклонен. Я бы не хотел попасть под его руку. Заводы будут уничтожены. А вместе с ними – и ваше будущее.
– Я попрошу Таню никому ничего не говорить.
– А вы уверены, что она согласится? Я сомневаюсь. Она представит себе, что танки из Ригена выходят на русских или англичан, и плюнет на всё ваше будущее, чтобы только спасти несколько солдатских голов.
Мысли Джен смешались. Гибсон говорил так убедительно, что у неё не оставалось сомнений в его правоте. Но она не знала, что делать.
– Подскажите мне, мистер Гибсон, я не знаю, как быть, – сказала она. – Я сделаю всё, что будет в моих силах.
– Таню надо убрать, – взглянув в сторону Крауфорда, сказал Гибсон. – И вы должны помочь мне, Джен.
– Как убрать? – чуть слышно спросила девушка. Ей стало страшно.
– Очень просто, – быстро заговорил Гибсон. – Сейчас в Англии уже организованы американские концлагери для немецких военнопленных. Сегодня, немного позднее, вы предложите Тане прогуляться. Вы пойдёте вдвоём, а вернётесь одна. Я уже всё подготовил.
Джен с возмущением поднялась.
– Вы знаете, что Таня спасла мне жизнь? – громко сказала она.
– Во-первых, не кричите, во-вторых, я всё это знаю. И это значит, что она не так уж дорожит своей жизнью. Кстати, речь здесь идёт совсем не о жизни, ей всего год-полтора придётся посидеть в концлагере. Когда война кончится и никакая опасность уже не будет угрожать вашим заводам, можно будет извиниться перед ней и выпустить её.
– Я никогда не сделаю этого, мистер Гибсон.
– Жаль. А я думал, что вы умнее, моя девочка. Каждый должен бороться за своё счастье, а для этого все пути хороши…
Джен провела рукой по лбу. Где она слышала эти слова? Ах да, это говорила Мари-Клэр!
– Нет, я не могу на это согласиться, – ответила Джен. – Вы понимаете, – не могу.
– В природе не существует «не могу», это – пустой звук, глупости. Я знаю, что бывает «не хочу».
– Это будет настоящим предательством.
– Ну вот, опять пошли громкие слова. Ведь вы так хотели иметь после войны хороший дом, хорошего мужа, большую семью, роскошную машину… Теперь ничего этого не будет. Ни дома, ни семьи, ни машины. Я не понимаю такой логики. Вы можете мне не отвечать сейчас. У вас впереди почти два часа. Я уверен, что вы согласитесь со мной. Подумайте как следует. Идите по дороге к лесу, патруль будет ждать, ему даны все инструкции. Постарайтесь исчезнуть куда-нибудь, когда увидите солдат. Хотелось бы, чтобы Таня не знала о вашем участии в этом деле, хотя, в конце концов, это не так уж важно.
– Вы говорите так, словно я уже согласилась.
– Я в этом уверен. Вы ещё противитесь, но внутренне уже понимаете, что я прав. В конце концов, Таня молода и даже не заметит, как пролетят полтора года в лагере.
Джен припомнила своё собственное пребывание в лагере. Нет, она не предаст свою подругу.
– Не рассчитывайте на мою помощь, мистер Гибсон, – твёрдо сказала она.
– Глупости, моя девочка. На карте стоит ваше будущее. Действуйте спокойно, не раздумывая. Жениху ничего не говорите, ему не надо знать об этом…
В эту минуту Крауфорд приподнял голову и посмотрел на Джен мутными глазами – казалось, что он ещё спит.
Сэм Гибсон мгновенно исчез.
– Значит, ты, действительно, здесь, Джен? – хриплым голосом спросил Крауфорд. – А я думал, что всё это мне приснилось.
– Что тебе приснилось, Ральф? – Джен подошла к дивану, присела рядом с лётчиком и ласково заглянула ему в глаза.
– Здесь был Гибсон? – спросил Крауфорд.
– Да, был, – спокойно ответила Джен. – Мы с ним здесь разговаривали…
– О том, как посадить Таню в концентрационный лагерь?
– Что такое? – на лице Джен отразилось искреннее удивление. – Ты понимаешь, что говоришь?
– Да, понимаю. Я слышал, как вы с Гибсоном договорились о том, чтобы посадить Таню в концентрационный лагерь.
– Но для чего?
– Для того, чтобы она никому не могла рассказать о заводах в Ригене.
– Мы ни о чём подобном не говорили и не могли говорить, – сказала Джен. – Таня – моя подруга, она спасла мне жизнь. Тебе приснился дурной сон. Но сейчас, когда ты всё сказал, мне кажется, что это просто твоя собственная мысль, твоё предложение, Ральф.
– Ты думаешь, что я… – начал ошеломлённый Крауфорд.
– Да, думаю. И только любовь к Тане мешает мне осуществить твоё предложение. Всё-таки как страшно – она совсем чужая в нашем доме, а от неё, от одного её слова зависит наше будущее. За счастье надо бороться, Ральф…
– Ты можешь думать обо мне что угодно, Джен, но я не Допущу, чтобы с этой девушкой что-нибудь случилось.
Джен удивлённо пожала плечами.
– Но, собственно говоря, что ей угрожает? Ты сам выдумал какое-то покушение на Таню, а сейчас упрекаешь меня. Я думаю, тебе не следует так много пить перед обедом… И всё-таки наше счастье зависит сейчас только от неё. Как это страшно. Как это страшно, Ральф!
Не зная, что ответить Джен, он притянул её к себе, обнял и поцеловал в губы. Джен не сопротивлялась, но губы её не ответили на поцелуй.
У двери послышались шаги, и миссис Кросби вошла в сад. Увидев Джен с Ральфом, она резко сказала:
– Джен, ты ведёшь себя непристойно. Немедленно встань. Ральф, вытрите лицо, оно у вас в губной помаде.
Джен послушно встала, Ральф вытер губы. Энн осмотрела обоих и осталась довольна – порядок был восстановлен.
– Мистер Кросби у себя в кабинете? – неожиданно официальным тоном спросила она.
– Да, отец в кабинете, – Джен чуть заметно улыбнулась и сказала Ральфу, увидев, что мать стучит в дверь кабинета – Должно быть, случилось что-то чрезвычайное, если мама называет папу «мистер Кросби» и стучит в дверь, прежде чем войти. Не завидую я сейчас папе!
Разговаривать не хотелось. Джен думала о том, что опасения Гибсона напрасны. Но покой не приходил, и предчувствие каких-то решающих событий не покидало её.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
При появлении миссис Энн в кабинете Артур Кросби невольно поднялся со своего кресла. Стук в дверь, предупреждавший о появлении хозяйки дома, не предвещал ничего хорошего. Артур Кросби хорошо знал это.
Миссис Энн несколько раз молча прошлась из угла в угол по кабинету. Кросби из-за стола внимательно следил за каждым движением супруги. Наконец, она остановилась и, чётко произнося каждое слово, сказала:
– Я хочу знать, долго ли это будет продолжаться, Артур?
Мистер Кросби вздрогнул: подчёркнутое спокойствие жены означало, что миссис Энн разгневана до предела.
– О чём именно ты говоришь? – спросила он осторожно.
– Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю.
– Очень сожалею, но я и в самом деле не понимаю тебя.
– Действительно обидно, что ты перестал даже понимать, о чём я говорю. У тебя совсем атрофировалось чувство собственного достоинства.
– Но, дорогая моя, я не догадываюсь…
Миссис Энн некоторое время молча смотрела на мужа, будто проверяя, говорит он правду или притворяется непонимающим.
– Я хочу знать, с каких это пор всякий американец, появившись в нашем доме, становится в нём хозяином?
– Боже мой, тише, ради всего святого, тише! – в ужасе воскликнул Кросби.
– В своём доме, – сказала миссис Энн, не понижая голоса, – я имею право говорить так, как хочу: тихо или громко, – никто не может указывать мне.
– Да, но мистер Гибсон может услышать. Это невежливо.
– А приезжать к нам и переворачивать весь дом вверх ногами – вежливо? Сегодня он начал требовать, чтобы мы раньше обедали. Видите ли, американцы не привыкли обедать так поздно. Но самое страшное, что ты соглашаешься с ним, будто он имеет право тебе приказывать.
– Но, милая моя, ведь он наш гость, – привёл мистер Кросби самый убедительный, как ему казалось, довод.
– Я знаю это не хуже, чем ты. И всё же гости, приезжавшие к нам раньше, обедали в наше время. Из-за какого-то американца переносить время обеда! Это неслыханно…
– Я очень прошу тебя, Энн, ничего не говорить мистеру Гибсону и не ссориться с ним. Сейчас мы целиком зависим от него. Всё висит буквально на волоске.
– Наконец, – переходя на шёпот, сказала миссис Энн, – наконец мы дошли до истинной причины. С этого надо было начинать, мой дорогой. Они влезли своими волосатыми ручищами прямо в сердце Англии, купили за свои доллары всё, что только можно было купить. Даже сыновей наших купили, даже кровь англичан, которые дерутся на континенте. Но им и этого мало. Они забираются в каждый дом, и мы уже вынуждены из-за них переносить время обеда. Позор! Раньше дом англичанина был крепостью, храмом, неприступной святыней. А сейчас дом англичанина – гостиница для богатых американцев, где каждый нахал может устанавливать свои порядки…
Впервые за всю их многолетнюю совместную жизнь миссис Энн говорила так резко, даже грубо. Это было похоже на взрыв.
– Замолчи, Энн, ради бога, замолчи. Когда ты так говоришь, ты напоминаешь мне эту советскую Таню. Я не узнаю тебя Энн…
– А я не узнаю свой дом. Я не узнаю Англию. Мне совершенно безразлично, кого я тебе сейчас напоминаю. Могу сказать только одно – ничего в нашем доме в угоду мистеру Гибсону я изменять не буду. В России обедают в три часа, но Таня и не подумала сказать, что наш обед надо перенести. А она для нас куда более дорогой гость, чем мистер Гибсон. Она спасла жизнь Джен…
– Я всё это прекрасно знаю, – перебил Кросби, – но мистер Гибсон…
– Мистер Гибсон будет обедать сегодня вместе с нами, ровно в восемь часов и ни одной минутой раньше…
– Но, дорогая моя… – попытался возразить Кросби.
– Не будем больше говорить на эту тему, Артур. Англия ещё никогда не изменяла своим традициям ради Америки.
Мистер Кросби горько улыбнулся.
– Ох, дорогая моя, она уже во многом им изменила.
– Не в моём доме.
– Мне кажется, ты из каждой мелочи пытаешься сделать политические выводы, точь в точь, как Таня.
– Не знаю. Во всяком случае обед будет точно в восемь часов.
– О господи! – вздохнул Кросби.
Супруги услышали, как в гостиной громко зевает мистер Гибсон. Артур Кросби поспешил к двери. За ним важно поплыла миссис Энн.
Сэм Гибсон, широко зевая, стоял перед креслом, в котором сидела Джен. В комнате больше никого не было.
Увидев вошедших хозяев, Сэм Гибсон прикрыл рот и дружески улыбнулся.
– Мне что-то захотелось спать, Кросби, – сказал он. – Откровенно говоря, поспать, как следует, можно только в Англии. Эта страна как бы специально приспособлена для раздумий и сентиментов. В Америке я никогда не успеваю выспаться.
– Я рад, что вам здесь нравится, Гибсон, – неуверенно отозвался Кросби, поглядывая на жену.
– Да, – благодушно подтвердил Гибсон. – Мне здесь очень нравится… Вот только есть смертельно хочется.
Артур Кросби умоляюще посмотрел на жену. Но миссис Энн не имела привычки менять свои решения.
– Обед будет в восемь часов, – сухо сказала она.
– Плохо дело, – заявил Гибсон, посмотрев на часы. – Ещё добрых два часа ждать. Не выдержу. А где же это ваша гостья? – неожиданно спросил он. – Она, наверное, не меньше моего проголодалась. У них в России ведь тоже раньше обедают.
– Да, у них обедают раньше, – подчёркивая каждое слово, сказала миссис Энн, – но Таня настолько хорошо воспитана, что не выражает нетерпения и ждёт нашего часа.
– Боже, что ты говоришь, Энн! – воскликнул перепуганный мистер Кросби.
– Ничего особенного. Я говорю, что Таня всегда имеет терпение ждать нашего часа.
Только сейчас до Гибсона дошёл истинный смысл замечания миссис Кросби. Но он ничуть не обиделся.
– Благодарю за комплимент, миссис Кросби, – весело сказал он. – С вашего разрешения я пойду перекушу что-нибудь перед обедом. Здесь поблизости есть один ресторанчик.
– Прошу, – равнодушно ответила Энн.
Но мистеру Кросби это показалось чудовищным.
– Вы не пойдёте, Гибсон, – сказал он. – Я вас очень прошу…
– Но почему? – весело рассмеялся Гибсон. – Я хочу есть – вот и всё. Никогда не ищите трагедий там, где их нет, дорогой Кросби. Не волнуйтесь – за обедом мой аппетит не станет хуже. Я ещё успею хорошо проголодаться.
Сэм Гибсон не успел дойти до дверей, как они распахнулись, и на пороге показалась Таня. Весёлая, приветливая улыбка разлилась по лицу американца.
– Хэлло, – воскликнул он. – Очень хорошо, что вы пришли, Таня. Вы, конечно, составите мне компанию, и мы немного посидим в ресторане до обеда.
– Благодарю, мистер Гибсон, – сказала Таня. – Я никак не могу пойти с вами.
– Почему?
– У меня ещё нет английских денег, мистер Гибсон.
– Но ведь я приглашаю вас. Платить буду я, чёрт возьми!
– Мы привыкли платить за себя сами, мистер Гибсон.
В последних словах Тани как бы прозвучал вызов, и мистер Кросби насторожился, ожидая возникновения нового спора. Но в разговор вмешалась Джен, до сих пор сидевшая молча.
– Боже мой, – сжимая пальцами виски, сказала она, – опять начинаются политические разговоры.
– Нет, – ответил Гибсон, – вы ошибаетесь, мисс Джен. Это не политические разговоры. Это гастрономия под политическим соусом. Такой соус придаёт разговору особую остроту.
– Господи, скоро уже в бифштексах будут находить высокую политику, – вздохнула Джен.
– Не знаю, как в бифштексах, мисс, – многозначительно сказал Гибсон, – а в прогулке можно найти очень хорошую политику.
Только Джен поняла смысл этих слов. Но она ничего не ответила. Гибсон взялся за ручку двери.
– Всего доброго, – сказал он, выходя. – До скорого свидания за обедом.
Миссис и мистер Кросби тоже вышли из гостиной. Таня опустилась в кресло у телефонного столика.
Джен смотрела на Таню, и спокойствие всё более овладевало ею. Сейчас ей показались смешными все опасения Гибсона. Разве Таня не знает, какое значение в жизни Джен имеют эти заводы в далёком городе Риген? И разве она осмелится повредить своей подруге?
А Таня между тем взяла телефонную трубку, постучала по рычажку и, недовольно поморщившись, положила трубку на место.
– Испортился, – сказала она. – Обещают исправить только завтра. Я уже несколько раз пыталась звонить – ничего не выходит.
– У тебя срочное дело? – спросила Джен.
– Я звоню в посольство. Надо, чтобы там узнали о концентрации танков в Ригене. Как подумаю об этом, у меня мороз по коже проходит. Сколько лишних солдатских жизней погибнет, если эти танки останутся у немцев нетронутыми! Нет, я непременно должна поговорить сегодня с посольством.
Недавние мысли Джен показались ей самой наивными и даже смешными. Прав был Гибсон: совсем не о судьбе Джен думает Таня, а о солдатах, о немецких танках, сконцентрированных в городе Риген. Джен почувствовала себя обманутой. Её будущее стояло под угрозой. Может ли она колебаться, когда дело идёт о её счастье, за которое надо бороться любыми средствами? А Таня? Разве она может понять Джен? Она думает только о солдатах, которые для того только и существуют на свете, чтобы умирать.
Всё это мгновенно пронеслось в голове Джен и не оставило места для сомнения. Решение было принято.
– Ты, права, Таня, – сказала Джен, поднимаясь. – Чем скорее мы сообщим об этих танках, тем лучше. За лесом живут наши знакомые. Это недалеко, не больше двух километров отсюда. У них тоже есть телефон. Мы пройдём туда и позвоним в посольство.
– Прекрасно, Джен, – обрадовалась Таня, – идём быстрее.
Таня вскочила со своего кресла, радостная, возбуждённая. Она была так хороша в эту минуту, что Джен залюбовалась ею. Перед её глазами возникла вдруг картина концентрационного лагеря в тот момент, когда они оставляли его. И Джен представила Таню снова в лагере… Острое, болезненное чувство шевельнулось в сердце Джен, но она не изменила своего решения. Она сказала только:
– Тебе нужно взять с собой пальто, Таня.
– Зачем? – удивилась девушка. – На улице жарко.
– Без пальто неудобно… итти к чужим людям. Это, конечно, условность, но у нас так принято.
Таня передёрнула плечами, но возражать не стала. Она подождала, пока Джен принесла ей мягкое осеннее пальто, и они вышли из дому.
