Текст книги "Звездные крылья"

Автор книги: Вадим Собко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Прошло много месяцев, а в кабинете генерала Старка ничего не изменилось. Те же тяжелые гардины на окнах, тот же круг света на полированном столе, полумрак в углу комнаты, и также инженер Генри Кервуд сидит перед столом в глубоком кресле, выжидающе поглядывая на генерала.

За это время изменился только сам генерал. Лицо его стало еще суше, еще костлявее. Генерал Старк теперь уже не мог, как прежде, спокойно обдумывать свои вопросы и ответы. Сдали нервы. Генерала все раздражает, он часто взмахивает руками и вскакивает с места без всякой видимой причины и нужды.

И виноваты во всем большевики. Так хорошо и точно все было рассчитано. И на тебе! Красная Армия почти всю Украину освободила! Так она и до Германии может дойти, И все теперь приходится планировать наново, перебрасывать всю организацию, всех людей на другие задания. А как было бы спокойно, если б Советский Союз дал себя разбить. В конце концов с немцами, с Круппом, с Гитлером всегда можно договориться.

А теперь приходится ломать голову над тем, как спасти немцев или, если не спасти, – это теперь уже вряд ли осуществимо, – то хоть отобрать у них самые ценные изобретения.

На этот раз Старк заговорил, едва только Кервуд опустился в кресло. Казалось, будто от того, получит инженер задание на секунду раньше или позже – зависит судьба всего человечества.

– Для вас есть новое задание, – сгоряча начал генерал, – надеюсь, вы выполните его лучше предыдущего?

Очевидно, за это время и сам инженер Кервуд тоже очень изменился. Во всяком случае, его обходительность и подобострастие исчезли. Он даже позволил себе произнести слова, которые определенно могли не понравиться генералу.

– Предыдущее задание не выполнено только потому, что не было соблюдено основного условия, – уверенно, опираясь на свою полную правоту, ответил он.

Генерал прямо окаменел от такой дерзости, Кервуд явно намекал на то, что генерал Старк ошибался, когда говорил о неминуемом поражении Советского Союза. Старк вспомнил, как во время предыдущего разговора ему передали о продвижении немцев на тридцать километров. Трусы и недотепы эти немцы! И Гитлер у них трус и неделовой человек! Смешно было даже надеяться, что он сумеет победить Советский Союз. И как это он, Старк, не понял этого с самого начала!

Эти мысли не принесли генералу ничего утешительного, и он неприязненно покосился на Кервуда,

– Ну, на этот раз вы можете быть уверены, что основные условия будут соблюдены, – зло сказал он. – Красная Армия уже перешла Днепр.

– И все-таки я не уверен, что основные условия будут соблюдены, – подчеркнуто повторяя слова генерала, ответил Кервуд. Может случиться так, что большевики придут в Берлин раньше нас.

Генерал просто обомлел от такой наглости. Чего угодно мог он ждать от инженера, но это…

И тут же Старк подумал, что Кервуд, пожалуй, прав. Ведь именно потому он и хочет послать инженера в Германию. Немедленно, пока еще Советский Союз окончательно не уничтожил гитлеровскую армию. Ведь теперь следует считаться с тем, что советские войска все же придут в Германию, приходиться спасать самое драгоценное… Нет, все планы генерала Старка пошли прахом.

– Что я должен делать в Германии? – спросил Кервуд.

Генерал решил не обращать внимания на предыдущие дерзкие слова и отвечать только по сути дела.

– В Германии точно так же много работали над реактивной техникой, – сказал он. – Летающие снаряды доставили англичанам немало хлопот. Мы считаем, что будет очень полезно всю документацию, чертежи и людей, работавших в этой области, заполучить к нам, в Америку. Они могут быть полезны нашим ученым.

Задача была не из легких. Кервуд порядочно колебался перед тем, как окончательно согласиться. Раздумывая, он решил, что, вероятно, все-таки в Германии будет куда легче, чем в Советском Союзе. Там все продается! Так неужели же он в такой момент не сможет дешево купить все эти чертежи? Неужели немецкие инженеры, которые просто молятся на Америку, не согласятся переплыть океан? Да быть этого не может! Только советские люди, только такие, как Крайнев, могут упустить такой прекрасный случай, вероятно, самый блестящий случай в своей жизни.

Кервуд вспомнил Крайнева, Марину Токову и поморщился. Мало радостного было в этих воспоминаниях! Он предпочел бы не переживать больше таких дней.

– В Германию вы попадете из Швеции, – продолжал Старк. – У вас будут полноценные документы, а на язык, вернее, на произношение, там теперь никто внимания не обращает, скорее даже наоборот. Наци, безусловно, предпочли бы, чтоб у них в гостях бывало побольше американцев. Там вы найдете одного деятеля – некоего барона Людвига фон Дорна…

– Постойте, – перебил генерала Кервуд. – Это не тот ли самый Дорн, от которого сбежал когда-то Юрий Крайнев?

– Какое это имеет значение – от кого сбежал Крайнев? Должен заметить, что он и вам в руки не дался. Рекомендую вспоминать об этом почаще. Фон Дорн ведает важнейшими научно-исследовательскими учреждениями. Именно там и были изобретены ФАУ-1 и ФАУ-2 – летающие снаряды. У нас имеются все основания интересоваться этими заведениями. Надеюсь, что на этот раз вы справитесь с возложенной на вас задачей.

Однако едкие намеки и колкости не действовали на Кервуда. Он прекрасно знал, что генерал понимает, почему не удалось перетянуть на свою сторону Крайнева, и злится теперь совсем не на Кервуда, а на этих загадочных большевиков, которые сумели спутать карты не только генералу Старку, а и куда более прожженным политикам.

– Когда мне надлежит приступить к исполнению задания? – спросил Кервуд. – Немедленно или тогда, когда большевики подойдут к Берлину вплотную?

– А вы убеждены, что они там будут?

К удивлению Кервуда голос Старка прозвучал необычно, как-то даже испуганно.

– Да, убежден.

– Странное убеждение. Во всяком случае, оно не делает вам чести как патриоту своей родины. Неужели вы так уверовали в силу большевиков?

– Да, это колоссальная сила, и недооценивать ее нам нельзя, – рассудительно ответил инженер. – И не старайтесь переубеждать меня, мистер Старк, вы сами прекрасно понимаете, как нам трудно будет с ними бороться. Вот когда мы, вероятно, пожалеем, что с нами нет немцев. Простите, что я отклонился от темы. Надеюсь выполнить ваше задание. Я приступлю к нему незамедлительно. Можно мне быть свободным?

Они попрощались. Кервуд ушел, а генерал Старк еще долго ходил по своему кабинету, стараясь восстановить утраченное равновесие. Он и сам не мог понять, что именно так обеспокоило его?

Долго вспоминал он разговор с Кервудом и, наконец, понял: «Вы сами прекрасно знаете, какая это сила», – эти– то слова и испортили настроение. И хуже всего то, что проклятый Кервуд сказал неоспоримую правду.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Бой отгремел, как весенняя гроза. Танки обошли Киев и двинулись дальше на запад. Боясь оказаться в окружении, немцы отступали, бросая огромные трофеи. Могучим потоком ринулись через город части Советской Армии…

Утром седьмого ноября, когда улицы были еще затянуты густой пеленой тумана и дыма от пожаров, пробиралась Марина к центру города, к институту стратосферы. В штабе армии к ней прикрепили сопровождающего офицера из разведотдела, и это оказалось очень кстати, потому что одна она никогда б не разобралась в том хаосе, какой представлял собой Киев в первые часы освобождения.

Марине вначале показалось, будто она попала в незнакомый город. Низко над домами стелились тучи дыма. Пожары пылали на многих улицах. Пахло гарью, дымом, горелым кирпичом.

Марина свыклась с мыслью, что Крещатик определяет весь облик города, и была поражена открывшейся ее глазам картиной. Крещатик представлял собой сплошные развалины, такие страшные к безнадежные, что у девушки слезы навернулись на глаза. Марина старалась вспомнить, что было на месте тех или иных руин? И ничего не могла понять.

Наверное, и от института стратосферы остался только битый кирпич… Девушка невольно ускорила шаг. Ее спутник едва поспевал за нею…

Когда перед глазами выросло огромное здание института, она остановилась. Жадно, не веря своим глазам, смотрела Марина на него. Капитан, сопровождавший ее, тоже стоял молча, отлично понимая состояние девушки.

Они вошли в институт. Гранитная лестница была цела, только потускнела за эти два горестных года. Большие двери распахнуты настежь. В вестибюле в страшном беспорядке валялись разбитые ящики, клочки бумаги, свертки чертежей.

Напряженная, как натянутая струна, Марина ходила по длинным коридорам, боясь что-нибудь пропустить или не заметить. На двери, где прежде висела табличка «Юрий Крайнев», Марина увидела немецкую надпись «Руководитель Людвиг фон Дорн». Марина остановилась и несколько минут старалась вспомнить, где она слышала эту фамилию, но так н не вспомнила. Тогда она легко толкнула дверь кабинета и так и застыла на месте, не понимая, что за женщина сидит за столом и просматривает какие-тo пожелтевшие бумаги. На столе перед нею лежал автомат – дуло его смотрело прямо на Марину. Лицо женщины было удивительно знакомым, хоть Токова никак не могла вспомнить, кто она.

– Марина! – вдруг воскликнула незнакомка. – Вот уж не ожидала встретиться с вами! Как хорошо, что вы приехали!

Она выбежала из-за стола и бросилась к Марине, и только теперь девушка узнала ее. Соколова! Вера Михайловна Соколова здесь, в брошенном немцами институте!

– Вера Михайловна! – все еще не веря своим глазам, воскликнула Токова.

– Я, собственной персоной! – засмеялась Соколова. – Разве Полоз ничего вам не писал?

– Писал, да только я никак не могла представить, что смогу так скоро увидеть вас… Должна вас прежде всего поздравить…

– С чем?

– С наградами. У вас же теперь столько орденов?!

– Это не имеет большого значения. Самой большой наградой было для меня, когда мне передали приказ немедленно пробираться в Киев и браться за восстановление нашего авиационного завода.

– Вы уже были там, на заводе?

– Была, и не один раз. Все придется почти заново строить и перестраивать.

– Он будет еще лучшим, наш завод, правда?

– Я в этом уверена… Ну, как там Валенс, Крайнев, Матяш?

Несколько минут продолжался разговор, подобный тем, какие всегда происходят между людьми, встретившимися после долгой разлуки. Потом в кабинет вошел капитан и сказал:

– А ну, товарищи специалисты, пошли смотреть, что я нашел. Там внизу все-таки кое-что осталось…

Капитан успел детально ознакомиться с помещением и со всем, что осталось в столах и сейфах. Несгораемые кассы были раскрыты, видимо, из них успели вывезти все. В столах же осталось много бумаг и старых чертежей.

Они обыскали все здание и в подвале, где прежде стояли компрессоры Ганны Ланко, нашли несколько моделей самолетов, привезенных фон Дорном, который надеялся развернуть работу института. Эти модели нельзя было назвать самолетами. Это были обычные ракеты, очевидно, с большим зарядом, рассчитанные на дальний полет.

Удалось ли немцам изобрести что-либо действительно пригодное к боевому применению или это были только модели, еще не воплощенные в металл? Этого Марина не могла выяснить.

Она только тщательно собрала для доклада Крайневу все материалы, которые могли дать представление о направлении исследовательской работы немцев.

Марина и не заметила, как прошел день.

Весь вечер она провела с Верой Михайловной. Они сидели рядом в небольшой комнатке на Подоле. В этом районе расположилось несколько частей Красной Армии.

Капитан, опекавший Токову, позаботился, чтобы в комнате было тепло, прислал с ординарцем ужин…

– Вы знаете, у меня сейчас такое впечатление, – говорила Соколова, – словно война уже окончилась. Впереди еще так много боев, а– я мечтаю о заводе, о работе… Если б вы знали, как мне не хочется воевать…

– Вполне вас понимаю, – улыбнулась Марина. – Особенно после всего, что вам довелось пережить.

– Ну, многие пережили значительно больше… Да… я и забыла поблагодарить вас за характеристику. Какое счастье иметь таких друзей, которые не боятся сказать о тебе доброе слово даже тогда, когда приходит беда…

– А мы вначале было поверили, – простодушно заметила Марина. – Слишком уж убедительным выглядело фото.

– Да. Расчет был точный. Точный для людей с капиталистическим сознанием. Но они не учли одного: советские люди привыкли верить своим друзьям. Во всяком случае, мне было радостно прочитать характеристику. Ковпак отдал мне ее в последний день… Какой он чудесный, Ковпак!

Они немного помолчали, медленно попивая чай и думая обо всем том удивительном и необычайном, что произошло с ними за это сравнительно короткое время.

– Очень на завод хочется, – сказала Соколова. – Работать, изобретать. Вы правильно сказали, он будет во много раз лучше прежнего, наш завод! Между прочим, там теперь «директорствует» дед Котик. Он и не покидал завода…

Наутро они простились.

– Жду вас и Крайнева на заводе еще до весны, – сказала Соколова. – И вообще туда должны вернуться многие. Будьте здоровы, желаю вам больших успехов.

Они стояли уже на улице, наблюдая, как над Киевом всходило неяркое ноябрьское солнце.

– Я тоже всей душой желаю вам успехов, – ответила Марина и неожиданно обняла Соколову. – Ах, Вера Михайловна, как хорошо, что вы тут, рядом со мной, что вас можно поцеловать…

Соколова поняла мысли и чувства девушки, улыбнулась, пожала ей на прощанье руку, повернулась и быстро пошла к мостам, чтобы добраться на завод.

Марина проводила ее взглядом, увлажненным слезами радости, и отправилась в штаб.

На следующий день она уже не пришла, а приехала в институт и с помощью прикомандированных красноармейцев погрузила все свои трофеи в машину. Самолет за ней должен был прибыть только утром. Остаток дня Марина потратила на то, чтобы получше осмотреть Киев. Она знала, сколько будет вопросов, когда она вернется к товарищам, поэтому жадно разглядывала все, боясь что-нибудь не запомнить, пропустить…

Она побывала в своей комнате, где было проведено столько бессонных ночей, где было так много сделано. Комната была совершенно пуста, и у Марины невольно сжалось сердце.

Она вышла и написала на двери: «Здесь живет инженер Марина Токова. Скоро вернусь».

Долго еще после этого она – ходила по улицам города, зашла даже на стадион, походивший теперь больше на хлев, н от всего увиденного на сердце осталось тяжелое ощущение непоправимого горя. Сколько времени и сил придется затратить на восстановление этого прекрасного города!

Никого из знакомых в Киеве не было, и Марина поспешила в штаб Армии, который утром должен был уже передвигаться на запад, и сразу почувствовала себя надежнее и спокойнее.

Уже стемнело, и вечером оставаться на улицах, освещенных только отблесками пожаров, было страшно.

Утром Марина выезжала из Киева. Канонада на западе отдалилась и затихла. В городе налаживалось движение, восстанавливался порядок. Люди старались хоть немного расчистить развалины, наладить снабжение водой – огромный город снова начинал жить. И девушка полетела в далекое Зауралье, неся в сердце не только образ разрушенного Киева, но и это настроение устойчивого уверенного труда по восстановлению города, которое она наблюдала.

Через два дня она появилась в институте. Ее забросали вопросами. Спрашивали о том, как выглядит Киев, что сохранилось в здании института, как идет наступление. Валенс в конце концов собрал всех в одну комнату, и Марина подробно рассказала о своей поездке. А когда первое впечатление улеглось, Крайнев взялся за материалы, привезенные Мариной. Он долго рассматривал модели и чертежи, потом сказал:

– Это устаревшие материалы. Модели не самолета, а летающего снаряда, то есть ракеты дальнего действия. Такую штуку мы могли сконструировать очень давно, только она нам ни к чему. Немцам против нас она тоже не нужна – на фронте, в поле ее не применишь. Значит, они готовили их для другой цели.

– Вы думаете, такая ракета может долететь до Лондона?

– Да, как раз об этом я и подумал. Интересно, успеют ли они начать серийное изготовление этих снарядов?

– А кто такой Людвиг фон Дорн? – спросила Марина.

Крайнев вздрогнул, услышав это имя.

– Вы видели его?

– Нет, только его имя. Оно написано на двери вашего кабинета.

Крайнев помолчал, собираясь с мыслями:

– Это мой знакомый, – сказал Крайнев, – и я надеюсь, что его не расстреляют, прежде чем я его увижу.

Марина заметила, как жестко сошлись губы Крайнева, и почувствовала всю силу его ненависти.

Они снова склонились над привезенными чертежами, и после нескольких часов работы Крайнев сказал:

– Здесь нет ничего нового. Если даже допустить, что они сделали несколько шагов вперед, то и тогда мы намного опередили их.

Он отложил чертежи и больше уже никогда к ним не возвращался.

В тот же вечер в кабинет Крайнева вошла чем-то взволнованная Ганна. Юрий умел точно определять смену настроений жены, но в этот раз стал в тупик.

– Что с тобою? – спросил он.

Ганна, не отвечая, поставила перед ним на стол колбочку, на дне которой переливалось несколько капель густой, напоминающей растительное масло, жидкости.

– Что это такое?

– Знаешь, – сказала Ганна, – как-то неловко хвалиться, но придется ставить широкий эксперимент. Мне кажется – я уже чего-то добилась в своей работе… Ты как-то говорил о такой взрывчатке, которая была бы послушна, как верный пес, и сильна, как разъяренный слон. Это, конечно, образное преувеличение, но нечто подобное мне удалось найти. Более того, я уверена, что теперь уже можно думать о двигателях для межпланетных полетов.

Она взяла в руки колбочку, посмотрела на нее против света. Прозрачная жидкость медленно плыла по стеклу.

– Она может взорваться?

– Только по моему приказу, – улыбнулась Ганна. – Пора за работу! Ты даже представить себе не можешь, какая это сила…

Юрий не ответил, но сердце его переполнила волна радости и любви; он обнял жену и крепко поцеловал в прохладные губы.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

В небе над аэродромом плыло морозное, оттененное холодным туманом солнце. Зима на Зауралье была в разгаре, но теперь на нее уже никто не обращал внимания – все знали, что вскоре после испытаний первого реактивного самолета и, во всяком случае, не позже весны, институт стратосферы вернется в Киев.

Валя ходила возле новой машины, рассматривала ее я так, и этак, словно впервые видела. Небольшой, с чуть опущенными книзу и скошенными назад крыльями, реактивный истребитель был действительно очень красив. В нем воплощен был опыт Юрия Крайнева и всего коллектива института. Это должна была быть безупречная боевая машина, надежная и безотказная, как винтовка.

Крайнев стоял недалеко от самолета, наблюдая, как его товарищи в последний раз проверяют все в машине, как Валя, одетая в специальный комбинезон, садится в кабину и закрывается в ней, как вывозят самолет на старт…

Волна воспоминаний нежданно нахлынула на него, и были эти воспоминания теплыми и радостными.

…Вот он выходит со двора своего дома на улице Ленина, в машине новый шофер. Это же он, Юрий, пообещал Вале, что она будет летать…

…Тяжелая машина с винтом и ракетами взлетает с аэродрома. ЮК-9 кажется теперь таким неуклюжим… Но так оно и должно быть: не построй они тот неуклюжий самолет, и этот не появился бы на аэродроме.

…Ганна Ланко с цветами в руках стоит на перроне киевского вокзала. Это он, Юрий, едет на конгресс в Париж… Костлявое лицо Людвига фон Дорна выглянуло словно из тумана…

…Широкий бетонированный аэродром… С него он должен взлететь на самолете без винта. На одних только ракетах… Это непривычно и страшно… А вот перед ним машина, и никто даже не подумает, что ей нужен винт…

…Крейсер «Красный Кавказ» плывет, разрезая волну в штормовом море, и к академику Барсову приходит Марина Токова. Давняя и незабываемая встреча…

К Крайневу подошел Валенс, и волна воспоминаний отхлынула. Юрий удивленно поглядел на директора и улыбнулся:

– Ну что ж, все готово. Сейчас начнем, – сказал Валенс.

– В добрый час! – ответил Крайнев.

Валя уже давно изучила этот самолет. Часами просиживала она в кабинете, приноравливаясь и привыкая к каждой мелочи. На земле она научилась ощущать каждую частицу самолета, каждую его деталь. Но теперь ‘ей нужно взлететь в воздух, где все воображаемое сместится, где все будет выглядеть совсем иначе* чем на земле', и бешеная

скорость заставит жить быстрее, принимать решения за какие-нибудь сотые доли секунды. Ведь за каждую секунду самолет пролетает почти полкилометра, и раздумывать некогда – каждое движение должно быть абсолютно точным, а главное – осмысленным.

Вот уже дали разрешение на взлет. Валя добавила оборотов турбине. Теперь где-то здесь, совсем рядом, ротор турбины крутится с неслыханной до сих пор скоростью – десятки тысяч оборотов в минуту. Так, все хорошо, пусть немного поработает… Ну, теперь можно взлетать.

Все нужные движения Валя выполнила почти автоматически и даже сама не сразу поняла, как взлетел самолет. Это было странное, совсем отличное от обычных полетов впечатление. Словно бы ты сел, как барон Мюнхгаузен из старой сказки, верхом на пушечный снаряд и летишь, сам не зная, что случится с тобой через минуту.

Но такое ощущение скоро исчезло. Нет, Валя точно знала, куда летит и какую программу испытаний должна выполнить. Для простых полетов у нее нет времени – теперь надо испытывать, проверять, выяснять недочеты. Машину нужно как можно скорее запускать в серийное производство – фронт требует усовершенствованного вооружения.

Мельком ей подумалось, что война, пожалуй, закончится раньше, чем эту машину передадут на завод, но жалости эта мысль не вызвала. Вот и хорошо, пусть себе заканчивается скорее!

Теперь Валя целиком отдалась испытанию самолета. Удивительная была эта машина. Абсолютно невозможное на обычных винтовых самолетах становилось здесь не только естественным, а даже обязательным. Одним рывком взлететь на несколько километров вверх, вдруг спуститься к земле и снова взлететь еще выше – все это самолет выполнял так, будто для него вообще не существовало границ высоты и скорости. Но Валя хорошо знала, что такие границы все же существуют. Именно их она и должна была точно определить. И она взялась за эту работу и работала, пока стрелка счетчика не показала, что горючего осталось на пять минут.

Валя поискала глазами аэродром, спустилась ниже, нацелилась на двухкилометровую посадочную площадку и, обуреваемая страхом, – ибо садиться на такой сумасшедшей скорости ей еще никогда не приходилось, – приземлилась. В какое-то мгновение ей даже показалось, что самолет обязательно перевернется, но все обошлось как нельзя лучше,

– Прекрасная машина, Юрий Борисович, – сказала она, когда грузовой автомобиль приволок самолет на место старта и можно было ступить на твердую землю, – но над уменьшениями посадочной скорости нужно еще работать. Я чуть не умерла от страха.

– Ну, в это я мало верю, – засмеялся Крайнев. – Однако над этой проклятой скоростью, безусловно, придется поработать, и здорово поработать. А общее впечатление?

– Что там говорить об общем впечатлении!.. Если б у нас на фронте была хоть сотня таких самолетов – гитлеровская авиация и носа бы не показала в воздух…

– Спасибо, – поклонился Юрий. – Но как мы эту самую скорость будем уменьшать, вот вопрос!

– Некоторые соображения по поводу скорости у меня есть, – вмешалась Марина.

– Очень хорошо… А теперь, товарищи, я прошу всех ко мне. Поговорим, на чем нам нужно заострить свое внимание, – сказал Крайнев.

В это время к Валенсу подошел его адъютант, передал какую-то бумагу. Директор прочел, улыбнулся.

– Простите, товарищ Крайнев, – сказал он взволнованно, – но сейчас на несколько минут зайдем ко мне, Есть приятные новости.