Текст книги "Звездные крылья"

Автор книги: Вадим Собко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Всех задержанных в радиусе двухсот километров от Киева гестаповцы свозили в дарницкие лагеря. На песчаной, кое-где покрытой высокими соснами, местности огромные квадраты земли были огорожены колючей проволокой. По углам их возводились дозорные вышки, где днем и ночью дежурили часовые и стояли пулеметы. В эти квадраты, напоминавшие загоны для скота, поместили арестованных и, казалось, навсегда забыли об их существовании.

В лагерях были собраны десятки тысяч людей. Одни из них очутились далеко от своего дома, другие, раненые, отстали от своих частей, а были и такие, которые по каким– либо причинам просто показались подозрительными гестаповцам. У большинства из них никаких документов не было: одни потеряли их, другие хотели скрыть свое настоящее имя. Были тут и пленные из так называемого пирятинского окружения. Все эти люди целыми днями сидели или бродили по грязному песку, не имея над головой крыши; их обвевали ветры, поливали холодные дожди ранней осени. Спали они на голой земле, не имея что подстелить и чем укрыться, а утром лагерный комендант неизменно отдавал приказ о вывозе трупов: каждую ночь умирали десятки людей.

Возле лагерей, перед колючей проволокой, ходили женщины, разыскивая своих мужей или близких. Иногда им сопутствовало счастье, и гестаповцы милостиво отдавали на поруки того или другого арестованного. Но это случалось редко; умереть было значительно легче, чем выйти на волю.

В этот лагерь и привезли Веру Михайловну Соколову. Она держалась из последних сил, так как знала: стоит ей потерять над собой власть и поддаться болезни – всему конец. Никто не позаботится о ней, никто не приведет ее в чувство. Невыносимо болело плечо, черные круги плыли перед глазами. Неимоверным усилием воли Соколова заставляла себя терпеть эти муки. На что она надеялась и надеялась ли вообще на спасение, трудно сказать.

Гестаповцы привели ее в лагерь и втолкнули за колючую проволоку. Вера Михайловна упала. Был вечер. Вокруг нее на песке лежали спящие, или потерявшие сознание, или мертвые, и никто не обращал на Соколову никакого внимания.

Она очнулась от резкой боли в плече. Попробовала встать, но не смогла и только села на песке, тупо глядя на двух остановившихся над нею немецких солдат.

– Нет, эту еще рано тащить за ноги, – сказал один из них и отошел.

Вера Михайловна поняла, что это солдаты лагерной охраны подбирают умерших за ночь.

Начали раздавать завтрак, состоящий из крошечного кусочка какого-то странного, словно из опилок, хлеба и тарелки черного, неведомо из чего сваренного вонючего супа. Соколова не пошевельнулась; ей все было безразлично, силы таяли, скоро смерть. Она лежала на холодном песке, и жизнь теплилась только в ее глазах, лихорадочно блестевших и в то же время как будто незрячих.

Так прошел день и еще ночь, и ничто не изменилось вокруг, – только люди умирали чаще, но к смерти тут все привыкли и не придавали ей никакого значения; скорее даже завидовали: вот умер человек, и окончились его муки…

В то же самое осеннее прохладное утро Любовь Викторовна Берг, в сопровождении офицера из команды, охраняющей арестованных, появилась у колючей проволоки лагерных квадратов.

Настроение у нее все эти дни было отвратительное. Дела гитлеровцев шли так хорошо, а войска их так быстро катились на восток к решительной победе, что для плохих мыслей, казалось бы, не должно быть оснований, но Любовь Викторовна была чернее ночи. Задание шефа гестапо оказалось значительно сложнее, чем можно было предположить вначале. Ничего из работ Юрия Крайнева не удалось найти ни на заводе, ни в сейфах института. Правда, несколько связок насквозь промокших старых чертежей выловили из затопленного подвала, но никакого технического значения они не имели: все это были подготовительные работы к материалам, давно опубликованным в специальных журналах.

И хотя Дорн и его помощница доложили об этой никому не нужной находке как о материалах первостепенной важности, сами они прекрасно знали истинную цену обнаруженным чертежам. Необходимо было отыскать что-то действительно важное, только тогда можно было рассчитывать на одобрение начальства и благодарность.

– Не может быть, чтобы все чертежи вывезли, не может быть, чтобы все люди скрылись, – без конца повторял Дорн, снова и снова принимаясь за розыски.

– Я согласна с вами, – отвечала Любовь Викторовна, – но нам от этого ничуть не легче. Пока мы не найдем чего– либо действительно ценного или не поймаем кого-нибудь живым, к шефу нечего и соваться.

Людвиг фон Дорн знал это не хуже своей помощницы и только вздыхал в ответ.

Однажды, когда Любовь Викторовна высказала предположение, что кто-нибудь из бывших сотрудников института мог очутиться в концентрационном лагере, он только пренебрежительно отмахнулся.

Но больше искать было негде. И когда Берг решила ехать в Дарницу, Дорн не возражал, только безнадежно повел плечами: бесполезная, мол, трата времени.

Да и сама Любовь Викторовна ехала в Дарницу только для очистки совести, чтобы быть уверенной, что она не пропустила ни одной возможности, ни одного шанса кого-то обнаружить или найти.

Начальник лагеря, предупрежденный заранее, встретил ее в своей канцелярии, расположенной в небольшом домике в отдалении от лагеря. Он не знал, как держать себя с этой дамой, которая не имела никаких знаков различия на погонах, но, очевидно, была значительной персоной, иначе о ее приходе не предупреждали бы. Поэтому начальник лагеря – старый тыловой гестаповский офицер в звании штурмфюрера – всячески старался угодить своей гостье, но помочь ей по сути ничем не мог. У него, собственно, не было даже точных списков арестованных: многих привозили без регистрации, многие умирали, так и не успев зарегистрироваться, – начальник разрешил себе даже пошутить: очевидно, гестапо предстоит огромная работа по разбору всего этого людского материала.

Любовь Викторовна, выслушав начальника лагеря, недовольно поморщилась. Где же та знаменитая немецкая точность, о которой она была наслышана чуть ли не с пеленок? Как же она сможет что-нибудь разыскать в этом человеческом месиве? Нет, пожалуй, Людвиг фон Дорн все-таки был прав – зря она затеяла эту поездку в Дарницу.

– Ваше задание усложняется еще тем, – тараторил тем временем начальник лагеря, – что все эти люди неточно указывают свои имена, фамилии и профессии. Ведь почти ни у кого из них нет никаких документов.

Любовь Викторовна с досадой отмахнулась от него. Она и сама прекрасно знает, сколько трудностей стоит перед нею. Стоит ли напоминать ей об этом лишний раз! Уже потеряв всякую надежду на успех своего замысла, Любовь Викторовна встала из-за стола.

– Ну что ж, пожалуй, вы правы, – сказала она. – Найти кого-нибудь в вашем лагере, конечно, труднее, чем иголку в стоге сена.

Это звучало как проявление недовольства работой начальника лагеря, и штурмфюрер всполошился.

– Я здесь всего-навсего неделю, – сказал он. – Не позже чем через месяц я надеюсь навести полный порядок.

– Хорошо. А сейчас пойдемте поглядим на ваших воспитанников.

– Есть тут у меня один человек, который может быть полезен, – неуверенно произнес комендант. – Это один из пленных… Как выяснилось, он и прежде оказывал нашему командованию некоторые мелкие услуги. Во всяком случае, человек этот вполне надежен. Не позвать ли нам его?

– Зовите, – равнодушно согласилась Берг.

Через несколько минут в комнате появился невысокий

мужчина с крупным полным лицом. Он посмотрел на Любовь Викторовну заискивающе и в то же время настороженно.

– Вы пойдете с нами, – сказала Берг. – Может быть, с вашей помощью удастся найти того, кого я ищу.

– Смею спросить, кого именно?

– Кого-нибудь из бывших сотрудников Киевского института стратосферы или инженерно-технических работников авиационного завода.

– К сожалению, таковых в наших лагерях я не встречал.

– Будем искать, – резко сказала Берг.

Они вышли из канцелярии и вскоре очутились возле ограды. Чем дальше, тем все более бессмысленным и бесперспективным казалось все это Любови Викторовне. Ноги вязнут в песке, к тому же тошнотворное зловоние наполняет все вокруг… Даже ветер не приносит свежести, все пропиталось запахом мертвечины и лизола.

Берг подошла к колючей, много раз переплетенной проволоке, и гримаса отвращения искривила ее губы. Даже если бы перед ней выстроились все те, кого она искала, и то невозможно было бы узнать в этих страшных, заросших, измученных холодом и голодом людях бывших ученых или инженеров. Нет, конечно, не стоило браться за это дело!

Берг дошла до квадрата, где за проволокой держали арестованных женщин, постояла, посмотрела. Какой она была наивной, надеясь кого-нибудь найти! Скорее назад, в Киев. Не здесь, не в этих лагерях смерти надо искать свою добычу!

Неожиданное движение привлекло ее внимание. Какая– то распростертая на земле женщина ожгла Любовь Викторовну лихорадочно блестящим взглядом и тут же отвернулась.

«Интересно, – подумала Берг, невольно насторожившись, – случайность это или…»

– Выведите сюда эту женщину, – сказала она начальнику лагеря, – мне хочется с ней познакомиться.

Через минуту Соколова уже стояла перед Любовью Викторовной Берг. Месяцы тяжелой болезни, тяжелое ранение, пребывание в лагере сделали Веру Михайловну неузнаваемой. Некогда пышные светлые волосы приобрели серовато-пепельный оттенок, стали похожими на льняную мычку. Щеки ввалились, губы почернели от пыли и жажды. Одни только глаза не изменились.

Чувствуя, как в сердце поднимается волна лихорадочной, какой-то истерической радости, смотрела на свою добычу гестаповка Берг. Она еще сомневалась, не могла поверить в свою удачу. Неужели это Соколова? Неужели ей, Любови Берг, выпало такое счастье? Да нет, быть не может! Соколова, вероятно, давно уже на Урале, командует перевезенным заводом… Это только сходство, неимоверное сходство глаз.

Берг все еще старалась убедить себя в ошибке, чтобы разочарование не оказалось таким жгучим. А память подсказывала все новые и новые черты сходства, и радость в сердце ширилась, и сомнения понемногу рассеивались.

Вера Михайловна некоторое время смотрела на Берг, не узнавая ее, потом перевела взгляд на человека, отнюдь не похожего на немца… Снова взгляд ее скользнул по Берг, и тут только она узнала ее окончательно. Эта встреча могла оказаться страшнее смерти… Соколова пошатнулась…

– Как же вы попали сюда, Вера Михайловна? – воскликнула Берг. – Вы ранены? Сейчас мы вам поможем.

– Оставьте меня, – сказала Соколова, и все сомнения Берг рассеялись окончательно: этот голос она узнала бы из тысячи.

Она надеялась найти тут кого-нибудь из инженеров или научных сотрудников института, но случайность превзошла все ее ожидания. Сама Соколова стояла перед нею. Есть чем порадовать шефа гестапо!..

Силы окончательно изменили Вере Михайловне. Она пошатнулась и тяжело упала на землю.

Берг испугалась: а вдруг Соколова умрет! Все могло рухнуть… От одной такой мысли мороз по коже пробрал…

– Доктора! Скорее! – крикнула она.

– Ничего с ней не сделается, – спокойно ответил начальник лагеря. – Вы не можете себе представить, до чего они живучи!

– Могу представить! – резко ответила Берг. – Немедленно вызовите врача, и пока я не закончу здесь своих дел, пусть он не отходит от этой женщины. Вы отвечаете за нее головой.

Штурмфюрер удивленно пожал плечами, но приказание отдал. Двое солдат вынесли Соколову. Вскоре прибежал врач. Любовь Викторовна снова отошла к проволочным заграждениям. Кто знает, какие сюрпризы ждут ее в этой массе людей? А вдруг сам Крайнев… Ну, пусть не Крайнев, а кто-нибудь из его ближайших сотрудников мог оказаться здесь, среди этих грязных бородатых арестантов?

– Сейчас я проведу осмотр всех ваших узников, – сказала она коменданту. – Прикажите всем из каждого квадрата – живым, больным, мертвым – выстроиться в одну шеренгу…

– Вы будете их всех осматривать? – удивился комендант. – Имейте в виду, это тысячи людей.

– Игра стоит свеч, – уверенно сказала Берг. – Я не пожалею ни времени, ни сил, и если будет у меня еще хоть одна находка, подобная этой, то все окупится…

Работа пошла полным ходом. Берг подходила к квадрату, солдат подносил ей стул, она садилась, закуривала сигарету, и по команде перед нею проходили длинной шеренгой пленные; они шли не спеша, как обреченные на расстрел. Они не понимали, чего хочет от них эта женщина, и острая ненависть вскипала в их сердцах. Тысячи глаз, полных гнева и возмущения, проплывали перед гестаповкой. И е: сли бы глазами можно было испепелить, и минуты не прожила бы на свете фрау Берг.

Но она оставалась равнодушной к чувствам этих обессиленных, истощенных людей. Ястребиным взглядом впивалась она в каждое лицо, стараясь вспомнить, не видела ли его раньше.

Осмотр кончился только к вечеру. Ничего важного больше не открыла Любовь Викторовна. Троих мужчин, лица которых показались ей знакомыми, она велела отделить для проверки.

Хорошее настроение уже ни на минуту не покидало гестаповку: ведь она поймала самое Соколову, директора завода Соколову, человека, который безусловно знает все о последних работах Крайнева. Правда, характер у Соколовой нешуточный, но это пустяки! Мало ли характеров изменилось на войне!

Тем временем над Дарницей опустился вечер. Последняя сотня арестованных прошла мимо женщины, неподвижно сидевшей на своем стуле. Для пленников все по-прежнему оставалось загадкой. Кого всё-таки ищут?

Лагерный врач тем временем осмотрел Соколову. У него не было уверенности, что она будет долго жить, но внезапной смерти можно не опасаться. А если ее заберут из лагеря, то останется в живых человек или умрет – за это уже врач не в ответе.

Берг вернулась в сопровождении штурмфюрера, посмотрела на Соколову, которая после большой дозы морфия спала непробудным сном, и спросила:

– Выживет?

– Смотря где, – ответил врач. – В нашем лагере – едва ли; в домашних условиях, под наблюдением врача, – безусловно.

– Отлично, – решила Берг. – Я заберу ее.

– Куда прикажете выписать арестованную? – спросил комендант.

– Прямо ко мне. – Берг засмеялась. – Ко мне домой, ведь вы выдаете арестованных на поруки, вот я ее и возьму.

– Но это первый случай, когда ручается служащий райха.

– Я служу не райху, а гестапо, – уточнила Берг. И комендант молча склонил голову.

Таким образом Вера Михайловна Соколова очутилась в квартире Берг. На следующее утро она очнулась в чистой постели, под накрахмаленными простынями и мягким теплым одеялом. Это было настолько неимоверно, настолько неожиданно, что Соколова не поверила своим глазам. Это сон, это ей снится!.. Она пошевельнулась, почувствовала резкую боль в плече и окончательно убедилась, что не спит.

Тогда она напряженно, лихорадочно начала восстанавливать в памяти минувший день, появление в лагере Любови Викторовны Берг… После этого она уже ничего не могла вспомнить. Как очутилась она в этой квартире? И квартира удивительно ей знакома… Определенно она бывала здесь прежде. Ах да, конечно же… здесь жили Юрий Крайнев с Ганной…

В это мгновение скрипнула дверь, и Любовь Викторовна показалась на пороге.

– Проснулись? – весело сказала она. – Вот и отлично. Мы вас быстро на ноги поставим. Правда, доктор говорит, что придется сделать небольшую операцию, но это чепуха. Скоро вы опять сможете приступить к работе. – Быстро и ловко орудуя кофейником, она налила кофе. Разговаривала и держала себя так, будто никакой войны вообще не было на свете.

– Как вы здесь очутились? – резко спросила Соколова.

– Самое главное для вас – выздороветь, – обошла этот вопрос Берг, – а все принципиальные вопросы мы с вами разрешим после того, как вы окончательно поправитесь.

– Я хочу знать, враг вы или друг?

– В этом вы разберетесь, когда поправитесь, – повторила Берг и засмеялась. – Пейте, это вкусный кофе, вы очень изголодались, и что-нибудь более существенное вам можно будет дать только тогда, когда вы привыкнете к еде. Прошу вас, пейте!

Так ни в чем и не разобравшись, Вера Михайловна выпила кофе, и бессилие и слабость снова овладели ею; глаза сомкнулись, побежденные глубоким сном.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Генерал сидел за широким письменным столом и внимательно разглядывал своего собеседника. Шторы на окнах были спущены. Настольная лампа под темным абажуром освещала только часть стола. Огромный кабинет тонул в полумраке, и только на просторном полированном столе лежал яркий круг света.

Инженер Генри Кервуд тоже смотрел на генерала Старка. Он немало слышал о нем, но видел впервые… Знал, что генерал ведает авиационным вооружением Америки. Об остальной деятельности генерала Старка инженеру ничего не было известно. С любопытством ждал он начала делового разговора. А генерал не торопился; он только смотрел на Кервуда внимательно, изучающе. Светлые его глаза под редкими, словно выцветшими бровями глядели настороженно. Тонкие губы были плотно сжаты, подчеркивая строгость худощавого лица.

Генерал старался составить себе о Кервуде точное мнение. По рекомендациям инженер, слыл ловким и умным дельцом. Поручить ему можно было любое дело. Генералу также было известно, что Кервуд разбирается не только в авиационной технике, но и знаком с разведкой. Во всяком случае, специальные задания выполнять ему не впервые.

Генерал никогда ничего не решал необдуманно. Он не спешил с ответом даже тогда, когда высшее начальство требовало немедленного решения. Это свойство уберегло генерала от многих неприятностей. Дело, ради которого Старк вызвал Кервуда, было очень ответственным, и поэтому генерал долго размышлял, решая и взвешивая, годится ли Кервуд для выполнения столь важного задания.

Он встал из-за стола и подошел к окну. Приподняв штору, поглядел вниз на улицу. Она плыла перед глазами бесчисленными огнями машин. Сверху переливались яркие рекламы. Нью-Йорк не нуждался в затемнении.

Старк вернулся к столу. Раздумывать больше нечего. Этот человек, пожалуй, подойдет. Первое впечатление от него благоприятное. Хорошо, что он смог выдержать такую длинную паузу, не произнеся ни единого слова.

Генерал поднялся с кресла. Он был высокий, и свет от лампы доходил ему до груди.

Кервуд увидел пояс и пряжку, многочисленные орденские ленточки на кителе генерала. Голова и лицо Старка оставались в тени.

– Как вы относитесь к поездке в Советский Союз? – спросил генерал, и этот вопрос ошарашил Кервуда. Он мог предполагать что угодно, но такого никак не ожидал.

Выражать свое удивление не полагалось, поэтому он сказал:

– Если нужно поехать в Советский Союз, я, конечно, поеду. Правда, не знаю, успею ли я туда добраться.

– Успеете. Так быстро немцы его не завоюют. Это случится позднее. Именно в связи с тем, что поражение русских в этой войне неминуемо, вы туда и поедете.

– Что я должен оттуда привезти?

Определенно инженер Кервуд был смекалистым парнем. Видно, недаром говорили, что он может выполнить любое, самое деликатное задание. Генерал решил не играть дольше в прятки, а приступить к делу прямо.

– Вам что-нибудь говорит фамилия – Крайнев?

Кервуд призадумался. Он, конечно, знал эту фамилию, но сделал вид, что вспоминает.

– Конечно, говорит, – сказал он неторопливо. – Русский инженер Крайнев работает над реактивной техникой. Когда-то его захватили немцы, но он сумел обойти их… В свое время об этой истории было много шумихи в газетах. Правда, она кажется неимоверной…

– Меня мало интересует ваше мнение относительно прошлого Крайнева, – перебил его генерал. – Меня интересует только будущее. Крайнев нам необходим.

– Нам? – Впервые за весь разговор Кервуд разрешил себе проявить какие-то чувства. Он удивился откровенно и искренне.

– Да, Крайнев нам необходим. Он изобрел такие вещи, до которых наши инженеры еще долго не додумаются.

И будет очень жаль, если он очутится в руках немцев. Поняли?

– Понял. Я должен его выкрасть?

Генералу сразу показалось, что он ошибся в Кервуде. Уж очень примитивны были его мысли.

– В данное время выкрадывать его нечего, кроме того, это невыполнимо. Вам следует поехать туда и подождать, пока немцы настолько приблизятся к победе, что всем станет ясным удел Советского Союза. Вот тогда-то вы и выступите на арену. Подготовить к этому самого Крайнева и его сотрудников вам придется немного раньше.

– А если немцы не разобьют Советский Союз?

Генерал сел в кресло, и Кервуд увидел его лицо. Он сразу пожалел о своем вопросе. Вероятно, генерал сейчас окончательно разочаровался в способностях Генри Кервуда.

– Как это немцы не разобьют Советский Союз? – переспросил генерал. – Вы ставите какие-то неразумные и бестактные вопросы. Это давно уже решено в Вашингтоне. А там ошибки исключены. Я хочу знать, поняли ли вы задание?

– Да, – ответил Кервуд, поспешив хоть как-нибудь разогнать неприятное впечатление от своего неуместного вопроса. – Смею надеяться, что мне удастся выполнить ваше задание. Но только в том случае, если в моем распоряжении будут соответствующие материальные и транспортные возможности.

– Об этом можете не волноваться, – отмахнулся генерал, и Кервуд понял. Уж очень кому-то необходимо заполучить Крайнева в Америку, и денег на это жалеть не станут.

– У меня будут еще какие-нибудь специальные задания?

Генерал Старк снова помедлил.

– Нет, – наконец решительно ответил он, хотя ему очень хотелось сказать «да» и поручить Кервуду ознакомиться с работой Крайнева. – Нет, – еще раз повторил он, подчеркивая слово энергичным жестом. – Если вы возьметесь за другие задания, то можете прозевать основное. Итак – ничего и никого, кроме Крайнева. Нет, пожалуй, не только его одного– Подготовительную работу можно также вести среди его ближайших помощников. Они тоже могут оказаться весьма полезными. Постарайтесь стать его приятелем, другом, кем угодно. Повторяю, для всех нас будет большой неприятностью, если немцам удастся захватить Крайнева.

Зазвонил телефон, мягко, сдержанно, словно зашуршав, – генерал не любил слишком резких звонков. Он взял трубку, послушал, утвердительно кивнул головой.

– Я думаю, задание ваше будет более легким, чем мы все считаем, – сказал он. – За сегодняшний день немцы продвинулись на тридцать километров. А когда перед Крайневым встанет дилемма – американцы или немцы, – он безусловно предпочтет нас. С немцами у него старые счеты. А мы все-таки как-никак – «союзники».

И генерал Старк засмеялся, довольный своей остротой. Сообщение, переданное по телефону, повысило его настроение. Скорее бы сложил оружие Советский Союз! А там и немцев можно будет придушить.

Приятные мысли прервал голос Кервуда:

– Меня пошлют туда специально, или я должен ждать какого-нибудь повода?

– Очевидно, придется подождать повода, – ответил Старк, – слишком рано раскрывать подлинные свои намерения не следует. Это было бы с нашей стороны недальновидно.

Он снова подошел к окну. На улицах теперь царила тьма. Генерал посмотрел на часы: в Нью-Йорке давали пробную воздушную тревогу, хотя никакой опасности не угрожало и не могло угрожать городу. Потирая руки, генерал довольно усмехнулся. Немцы наступают. Все идет хорошо.