Текст книги "Звездные крылья"

Автор книги: Вадим Собко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Любовь Викторовна Берг приехала на строительство среди зимы. Ее появление не ознаменовалось ничем особенным. Просто в конструкторском бюро появилась женщина – техник-конструктор, переведенная сюда с одного законченного строительства на Урале. На третий день после своего приезда она приступила к работе. Специальностью ее была механизация строительства. Здесь, в конструкторском бюро, и познакомился с ней инженер Гучко.

Однажды он зашел в большую светлую комнату, где за высокими дубовыми столами сидели конструкторы, спросил товарища Берг и медленно направился к ее столику. Подойдя, он некоторое время молча смотрел на большой лист бумаги, где уже намечались контуры комбинированного полиспаста, потом взглянул на Любовь Викторовну и пригладил свисавшие вниз усы.

Многие работники конструкторского бюро знали чрезмерную нервозность прораба кузницы и с интересом наблюдали сцену, происходившую около столика Берг.

– Я прораб кузницы, – солидно отрекомендовался Гучко.

– Очень приятно, – приветливо откликнулась Берг.

– Вам очень приятно, – вдруг, не выдержав солидного тона, вспыхнул от гнева Гучко, – наши заказы маринуются здесь по три недели. Это вам тоже очень приятно?

– Ваш заказ поступил к нам вчера и будет готов завтра в два часа дня. Это очень короткий срок, но я постараюсь уложиться. Вчера вы сами согласились на этот срок.

Берг произнесла это без всякого намека на волнение или испуг. Она даже не смотрела в сторону инженера.

В первое мгновение Гучко остолбенел от неожиданности. С ним, с прорабом кузницы, могут так разговаривать?

– Приказываю вам сделать эти чертежи сегодня к одиннадцати часам вечера.

Голос его звучал резко, но на Любовь Викторовну это не произвело никакого впечатления. Она молчала.

Гучко стал задыхаться, злость душила его. Он круто повернулся и пошел к начальнику конструкторского бюро. Конструкторы проводили его глазами до самых дверей. Только одна Берг не смотрела туда, словно инженера Гучко и не было. Дверь в кабинет начальника с грохотом захлопнулась, и в комнате наступила тишина. Несколько минут конструкторы работали спокойно. Потом к ним донесся шум голосов. Еще через минуту в двери показался вконец разгневанный прораб. Начальник бюро шел за ним, пытаясь его в чем-то убедить.

Эти попытки оказались явно безуспешными, и. поняв это, начальник тоже рассердился и сказал:

– Завтра в два часа все будет готово. Так мы вам обещали и свое слово сдержим. Разговаривать с вами сегодня я больше не намерен.

Он резко повернулся и скрылся за дверью своего кабинета.

Гучко кинулся к столику Берг.

– А вы что, тоже со мной разговаривать не собираетесь.

– Завтра в два часа все будет готово, – приветливо сказала Берг.

– Вы понимаете, что послезавтра полиспаст нужен мне уже готовый, а не только начерченный.

– Я сделаю все, что в моих силах, но думаю, что о полиспасте вам следовало позаботиться на несколько дней раньше.

Гучко ничего не ответил и направился к выходу. Он и сам прекрасно понимал, что дело с полиспастом затянулось исключительно по его вине, как раз это и бесило его больше всего. Прошло полчаса, и тишину в бюро нарушил телефонный звонок.

– Товарищ Берг, вас просят, – сказал один из конструкторов.

– Наверное, Гучко, – улыбнулась Любовь Викторовна, подходя к телефону.

– Вряд ли…

– Слушаю. Товарищ Гучко? Да, это я, Берг.

В трубке что-то неразборчиво булькало и захлебывалось. Конструкторы улыбались, и только одна Берг оставалась совершенно серьезной.

– Нет, товарищ Гучко, – наконец сказала она, – к одиннадцати никак не успею, но к двум ночи постараюсь сделать. Оставьте людей на третью смену, а я вас не подведу.

Конструкторы удивленно переглянулись. Берг послушала еще минуту, как Гучко рассыпается в благодарностях, и повесила трубку.

– Не стоило такой свинье одолжение делать, – послышался тихий голос.

– Разве это ему одолжение? – удивилась Берг.

– Сам кашу заварил, сам пусть бы и расхлебывал.

Берг в ответ только пожала плечами.

Поздно ночью, когда тишина заполнила коридоры главной конторы, инженер пришел за чертежами. Берг вручила ему их точно в два часа. Прораб был до того растроган, что поцеловал ей руку.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Полоз сидел в глубоком, немного для него низком кресле. Валенс смотрел на него из-за стола. Он внимательно слушал, что, а главное – как говорит прораб Полоз. Инженер Бабат неподвижно стоял у окна.

Полоз очутился в этом большом кабинете неожиданно для самого себя. Причин, заставивших Полоза приехать в Киев, было несколько. Основной была та, что на строительстве некоторые инженеры, среди которых был и Гучко, категорически возражали против проекта Полоза ставить тепляк, а потом уже строить в нем ТЭЦ. Поэтому пришлось срочно лететь в Киев за разрешением высшего начальства.

Полоз рассказал Валенсу обо всем: об опоздании чертежей окончательного варианта электроцентрали; о необычайно лютой и снежной зиме; о своем проекте строительства ТЭЦ в тепляке; о консультации деда Котика и еще нескольких плотников. Под конец Полоз хотел сказать, что если ему не позволят строить тепляк, то он снимает с себя ответственность за окончание ТЭЦ в установленный срок, но подумал и не сказал.

Валенс смотрел ка стол, на листок белой бумаги, лежавший возле чернильницы, и не торопился с ответом. Инженер Бабат не собирался говорить первым и потому сосредоточенно молчал.

– Как там поживает Соколова? – неожиданно спросил Валенс.

Полоз не ожидал такого вопроса. Он ответил, что Вера Михайловна прекрасный инженер, а еще лучший начальник строительства.

Выслушав ответ, Валенс взглянул на Бабата:

– Что скажет товарищ Бабат?

– У нас еще нет практики строительства таких высоких тепляков, – медленно и осторожно ответил Бабат. – Следует учесть, что конструкция деревянная, а дерево очень непрочный материал. Я бы советовал хорошо подготовить и организовать все работы, чтобы весной быстрыми темпами закончить строительство.

Валенс помолчал.

– Вы думаете, это дело безнадежное?

– Может быть, и не безнадежное, но, во всяком случае, очень рискованное.

Валенс перевел взгляд на Полоза. Тот понял его взгляд, как приглашение высказаться.

– Товарищ Бабат совершенно прав, – сказал прораб, – предприятие это рискованное. Но одно дело стремглав бросаться с моста в воду, не зная броду, и совсем другое – если на основе точных расчетов я собираюсь строить тепляк. Я отвечаю за каждого человека ка своем участке и за сроки строительства.

– Вы знакомились с проектом? – Валенс круто повернулся а Бабату.

– Правильность расчетов в данном случае ничуть не уменьшает опасности.

Валенс подумал еще с минуту.

– Послушай, Полоз, – сказал он, неожиданно переходя на «ты» и сам этого не замечая. – Я разрешу тебе строить тепляк. Рискнуть мы имеем право. Но ответственность лежит только на тебе. Разрешаю тебе подумать и отказаться. Еще не поздно. Отказаться завтра я уже тебе не разрешу.

– Спасибо, – сказал Полоз, поднимаясь, – большое спасибо. Откровенно говоря, другого я и не ожидал.

Бабат сделал короткое движение. Валенс это заметил:

– Вы хотите возразить?

Инженер покачал головой, и нельзя было понять, согласен он или возражает. Валенс не допытывался.

– Мне можно идти?

– Да. В кабинет товарища Бабата. Там составишь докладную записку и приложишь к ней копию проекта. Завтра получишь письменное разрешение.

* * *

Сергей Павлович Матросов был седой, но еще не старый человек. Он всегда курил длинную тонкую трубку, а когда волновался, покусывал мундштук крепкими ровными зубами, чуть пожелтевшими от табака.

Матросов прожил долгую жизнь, прожил честно, никогда не избегая боя, и теперь, избранный секретарем парткомитета строительства, чувствовал себя, тем же командиром крупного вооруженного отряда. Для Веры Михайловны он был руководителем и советчиком, человеком, к которому можно обратиться в самую трудную минуту жизни, зная, что всегда сможешь рассчитывать на помощь. В тот вечер она специально пригласила его в свой кабинет; с минуты на минуту должен был приехать Полоз и сообщить о результатах переговоров в Киеве, с нетерпением ожидаемых Соколовой и Матросовым.

Сам Матросов, когда Полоз поведал ему о своих сомнениях, настоял на том, чтобы рискнуть и попытаться соорудить тепляк. Именно он и посоветовал Соколовой послать инженера в Киев, чтобы утвердить проект тепляка. Дело это становилось уже не только делом одного инженера Полоза. Потому-то они с таким напряжением и ждали Полоза из его короткой командировки.

– Мы пошли на огромный риск, – говорила Соколова. – Я почти уверена, что нам не разрешат. А как мы тогда выкрутимся – не представляю.

– Пустяки, – откликнулся Матросов. – Партия учит нас дерзать в любом деле, а иначе не может быть настоящего движения вперед. Там сидит Валенс. Я его давно знаю. Разрешит.

В этот момент распахнулась дверь. Полоз вошел в комнату веселый, возбужденный.

– Ну что? – одновременно спросили Соколова и Матросов.

Полоз молча вынул из портфеля большой чертеж, на котором в углу стояла надпись: «Утверждаю. Под полную ответственность прораба Полоза».

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Теперь Марина хорошо знала, что ей нужно делать. После того знаменательного разговора с Крайневым ока как-то изменилась, старалась больше быть в одиночестве. Друзья и сотрудники заметили эту перемену, но не придавали ей особого значения. Только Валенс иногда неодобрительно покачивал головой, встречая задумчивую Марину в коридорах института. А она теперь вообще избегала встреч, разговоров, споров. Аккуратно и точно выполняла всю нужную работу, но мысли ее всегда были там, в небольшом кабинете, где на широком листе бумаги уже наметились первые контуры будущего самолета.

В принципе свою задачу Марина решила быстро и без колебаний. То, что так тревожило Крайнева, казалось ей совсем простым и понятным. Ей было совершенно ясно, что наибольшего успеха можно добиться, придав машине форму летающего крыла. Правда, лишенный фюзеляжа самолет мог легко терять равновесие, но Марина надеялась разрешить и эту, довольно-таки сложную, проблему.

Работа ее облегчалась тем, что к ее услугам были прекрасно систематизированные и разработанные данные исследований Крайнева.

Ежедневно, сразу же после занятий, Марина спешила в свою комнату, Марина знала, что не располагает ни одной лишней секундой. Она трудилась напряженно, как в лихорадке, все-таки заставляя себя проверять каждый шаг, каждый расчет, чтобы не совершить ошибки.

Самолет должен был быть прекрасной машиной, безупречно точной в полете и совершенно безотказной. Марина ясно представляла себе его, и сердце ее сжималось в предвкушении славы.

Однажды поздним вечером, когда во всех коридорах института уже погасли огни, Валенс пошел к Марине. Он постучал, терпеливо ожидая, пока Марина разрешит ему войти, но все же в приоткрытую дверь успел заметить резкое движение, которым она накинула газету на большой лист ватманской бумаги. Ничем не выразил он удивления по поводу такого недоверия. У каждого из сотрудников института могли быть свои секретные до поры до времени работы или проекты.

Валенс пришел к Марине по небольшому, но интересному делу: один инженер предложил проект нового крыла для самолета, и директор хотел услышать мнение Марины, по этому поводу.

Вначале неожиданный приход директора вызвал в ней раздражение. Валенс отнимал у нее драгоценное время, отвлекал от основного дела. Однако то, с чем он пришел, оказалось очень интересным и во многом поучительным.

Девушка бегло ознакомилась с чертежом, отметила его оригинальность и попросила Валенса оставить чертеж для детального рассмотрения – через несколько дней она сможет дать даже письменные замечания.

Валенс охотно согласился. Тема разговора была исчерпана. Наступила минута молчания. Директор поднялся со стула, Марина поднялась тоже. Неловким движением смахнула со стола газету, и она с тихим шорохом сползла на пол, открывая большой лист ватманской бумаги и уже почти готовый чертеж самолета.

Валенс удивленно остановился:

– Вы конструируете новый самолет?

Марина молчала. Как злилась она на себя за неловкое движение! Валенс смотрел удивленно, выжидающе. Еще секунда, и он подойдет к столу и начнет рассматривать чертеж.

– Да, Адам Александрович, – сухо промолвила Марина, – я работаю над новой конструкцией самолета, но до окончания мне бы не хотелось кому-нибудь показывать ее. Очень прошу вас никому не говорить о ней. Скоро я закончу и буду просить вас дать мне возможность сделать доклад на ученом совете института.

Некоторое время Валенс смотрел на Марину, обдумывая ответ, потом утвердительно кивнул головой:

– Пожалуйста.

Сказав это, он пошел к двери. И тут все сомнения, все догадки, которые тревожили Марину, нахлынули на нее широким потоком. Захотелось остановить Валенса, попросить выслушать ее, помочь разобраться в собственных мыслях.

Едва слышные шаги Валенса затихали в ночной тишине. Вот они уже замерли. Вот уже только тревога, отзвук движения остался в коридорах.

Марина опустилась в кресло. Было над чем призадуматься, усомниться. В последнее время у нее почему-то исчезла уверенность в правильности намеченного пути. Даст ли самолет типа летающего крыла большую скорость? Не повторится ли опять история с изобретением уже изобретенного?

Марина вышла из-за стола и подняла с полу газету. Аккуратно сложила ее и положила рядом с чертежом. Из тонких, едва заметных линий и пунктиров на чертеже связывались контуры странного самолета. Марина провела рукой по белому ватману, и ей показалось, будто металл боевой машины вибрирует под ее пальцами.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Шесть ударных бригад было переброшено на пятый участок для строительства тепляка. Все работы шли в напряженном, до сих пор невиданном на строительстве, темпе. Шесть бригад, одна другой лучше, с утра до ночи возились возле свежепахнущих досок и бревен. Прораб Полоз почти не ночевал дома. Днем и ночью его можно было найти возле тепляка или в маленьком домике конторы пятого участка.

Соколова и Матросов были частыми гостями у прораба. Из Киева по телефону тоже частенько запрашивали о судьбе ТЭЦ, и таким образом тепляк очутился в центре, всех разговоров, споров и мыслей. И чем выше поднимались его дощатые стены, тем больше волновался Полоз, суровее становились лица деда Котика и других бригадиров.

Сорока шести метров вышины вырастет махина! Высотные ветры будут налетать на тепляк. Каждая его стена будет как бы гигантским парусом.

Для того, чтобы огромная сила ветра не опрокинула, не разрушила легкую конструкцию, Полоз решил закрепить тепляк тросами-оттяжками так, как крепят высокие радиомачты. Закрепленная таким способом конструкция приобретала большую устойчивость, и можно было не бояться самых сильных ветров.

Однажды январским морозным утром дед Котик, как всегда, вместе со своими сыновьями пришел на работу. Тепляк имел вид громадной коробки без дна. Стены уже были выведены во всю свою сорокашестиметровую высоту. Снаружи они были закреплены толстыми тросами-оттяжками, доски прикрыты соломенными матами, которые должны были сохранять тепло. Оставалось уложить крышу и пустить пар из локомобилей, уже стоящих внутри тепляка.

Дед Котик хозяйским глазом окинул все вокруг и не спеша пошел к входу. Сыновья почтительно следовали за ним. Они проходили мимо закрепления одной из оттяжек. Большой двухтавровый швеллер был вбит в землю наискось. Вокруг него тугими кольцами, как черная змея, обвивался трос. Другой конец троса круто шел ввысь и был прикреплен к верхнему краю стены.

Семья Котиков вошла в тепляк. Пахнуло теплым запахом смолистого дерева.

К деду Котику подошли все пятеро бригадиров. Они совещались в сторонке, словно боевой штаб, – подойти к ним в эти минуты никто не осмеливался. Прораб Полоз не заставил себя долго ждать – он быстро выбежал из своей конторы, и боевое совещание открылось. Работа была распределена без проволочек и точно.

Пока шло совещание бригадиров, трое молодых Котиков отошли в сторону, разговаривая о чем-то своем, известном только им одним.

– Обязательно сегодня надо сказать, – настаивал Василь, – если дальше тянуть, прием закончится, и все наше дело лопнет.

– Вот ты и скажи. Ты у нас старший, ты и должен говорить первый, – смекнул самый младший из Котиков, Петро.

– Тебе надо говорить, – Василь кивнул на Петра. – Ты самый младший, ты любимчик, ты и говори.

Неизвестно, к чему бы привел спор братьев, если б их не позвал отец. Совещание закончилось. Бригады пошли наверх, на высокие стены, прямо в синеватые сумерки позднего зимнего утра. Василь карабкался с клетки на клетку и вспоминал, как они с Полозом взбирались по железным конструкциям, закрепляя швеллер.

Работа началась. Подвешенные на тросах, мягко и плавно проносились в воздухе балки, доски и готовые деревянные фермы. Иногда слышался окрик того или иного бригадира.

Это была красивая и напряженная работа. Все четверо Котиков работали на самом верху.

Четко очерченное оранжевое солнце поднималось над горизонтом, предвещая ясный морозный день. И вместе с солнцем над строительством появились самолеты. Они как бы играли в морозном воздухе. Легкие и юркие, они гонялись друг за другом, убегали и догоняли, падали до самой земли в глубоком пикировании, чтобы снова взымать в синее морозное небо.

Авиашкола находилась недалеко от строительства, кирпичные корпуса ее виднелись вдали, и дед Котик не обращал на самолеты никакого внимания: на строительстве все давно привыкли к их головоломным упражнениям.

Только молодые Котики проявляли к ним огромный интерес, хотя любоваться упражнениями у них не было времени – работа отнимала все внимание.

Время пролетело незаметно. Звонкие удары в рельсу над пятым участком возвестили час обеда. Три бригады, работавшие наверху, спустились на землю.

После обеда все Котики снова вернулись в тепляк и, отдыхая, уселись на кучу стружек. Помолчали, но вскоре Микола толкнул Василя под бок, и тот понял, что говорить придется все-таки ему.

В эту минуту самолеты опять появились над тепляком. В громадном прямоугольнике стен они казались особенно привлекательными.

Василь вздохнул и посмотрел на отца. Старый Котик сидел, ковыряя щепочкой в зубах. Наконец, Василь решился и сказал:

– Слушайте, батько. Мы вот долго советовались и решили стать летчиками. В выходной поедем в авиашколу и подадим заявления. Там как раз прием.

Дед отнесся к этому заявлению вполне спокойно. Он вынул щепочку изо рта, отбросил ее, провел пальцем по усам и посмотрел на Василя:

– Пока я жив, – спокойно сказал он, – будете вы столярами и никем другим. Наш род с деда-прадеда столярский. А время у нас такое, что на любой работе славу нажить можно. Вот вам мое слово – и думать бросьте про эти штуки.

Дед посмотрел наверх, где в тот момент, описывая мертвые петли, кружились два самолета,

– От хорошей жизни не полетишь, – уже совсем равнодушно присовокупил он и снова отломал щепочку.

– Да вы ж, батько, послушайте…

Не слушая Миколу, дед поднялся со стружек, отряхнулся и пошел к двери, где в эту минуту появилась высокая фигура прораба Полоза,

Василь в сердцах сплюнул.

– Я ж говорил – не надо спрашивать, – сгоряча вырвалось у Миколы.

– Ты говорил, – насмешливо протянул Петро, – все равно когда-нибудь да надо было спросить.

– Что же делать, хлопцы? – поинтересовался Василь.

Братья помрачнели и опустили глаза. Они привыкли во всём слушаться отца.

– Попытаемся ещё раз, – сказал Василь. – Это хорошо, что мы ему сказали. Он теперь про это думать будет, А там перекипит и разрешит.

В эту минуту снова прозвучали в тепляке звонкие удары. Перерыв окончился. Котики поднялись. Снова начиналась работа.

День спустя Полоз доложил Соколовой, что тепляк закончен точно в намеченный срок. Первые каменщики и бетонщики вошли в тепляк, ярко освещенный электричеством. Начались бетонные и кирпичные работы.

Первая и простейшая часть плана прораба Полоза была осуществлена.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Карп Иванович Гучко в последние дни чувствовал необычайный прилив сил и энергии. Началось это с того вечера, когда он, получая чертежи, галантно поцеловал ручку товарищу Берг. С того вечера, вернее ночи, Карп Иванович почувствовал себя снова молодым и готовым на поступки, свойственные людям младшего возраста.

Берг посмеивалась, наблюдая за ухаживаниями Карпа Ивановича, однако никогда не отказывалась от предложения пойти с ним в ресторан или даже поехать в город в театр.

Но всякие разговоры об одиночестве души и тому подобном, не колеблясь, безжалостно пресекала.

Несколько удивленный, Гучко стал подумывать, нет ли у него соперника. Но видимых соперников не было, и Карп Иванович долго ломал себе голову над причинами странного отношения к нему Берг, хотя придумать ничего не мог.

Однажды вечером Карп Иванович пригласил Берг на вечеринку к знакомому инженеру. Любовь Викторовна охотно согласилась. Условились, что Карп Иванович зайдет за ней, чтобы отправиться туда вместе.

Точно в семь часов Гучко зашел за Берг. Она была уже одета. Вышли на улицу, и Гучко предупредительно взял свою спутницу об руку. Стук каблучков Любови Викторовны звонко разносился в морозном воздухе. Смех ее звучал для Гучко самой приятной музыкой. В тот вечер она была любезнее, чем всегда, и это обстоятельство даже Карпа Ивановича делало остроумным.

Оки проходили мимо дома № 1 как раз тогда, когда Соколова и Полоз садились в закрытую машину. Автомобиль рванул с места, свернул на главную магистраль и помчал в город.

– Развлекаться поехали начальнички, – усмехнулся Гучко. – Значит, и нам, смертным, развлечения не запрещены.

Берг не успела ответить. Она не успела как следует даже вникнуть в эти слова: высокий человек в бушлате остановился перед ней, пристально вглядываясь в ее лицо.

– Если не ошибаюсь, – человек сделал паузу, как бы что-то вспоминая… – товарищ Берг?

Любовь Викторовна казалась искренне удивленной.

– Вот не ожидала встретить вас здесь, – Берг произнесла эти слова сердечно и приветливо, и в сердце Гучко сразу шевельнулась ревность.

– Да. Встреча неожиданная, что и говорить. – Незнакомец произнес эти слова, приятно играя красивым низким голосом. – Давно вы здесь?

– Месяца полтора. А вы?

– Приблизительно столько же.

– И все на той же работе?

– На той же, – ответил он и, помолчав, добавил: – Заведую складом на первом участке. А вы тоже до сих пор ire сменили работу?

– Нет, мне трудно ее сменить. Все проектирую да рассчитываю.

– Разрешите зайти к вам, вспомнить знакомых, посплетничать? – спросил незнакомец.

– Да, конечно, – быстро, как бы испугавшись, согласилась Берг. – Заходите на работу, домой неудобно, я не одна живу. Работаю я в проектном бюро. Буду очень рада вас видеть.

С этими словами она протянула ему руку. Человек пожал ее и почтительно поклонился.

– Простите мне эту маленькую задержку, – сказала Берг, поспешив к стоявшему в стороне Гучко. – Я встретила старого знакомого. Мы вместе работали в Сталинграде. Я не видела его уже несколько лет. Какие все-таки странные встречи бывают на белом свете.

Гучко снова взял Любовь Викторовну под руку, но настроение у него было уже испорчено. Берг это заметила. Двух-трех улыбок и немного более ласковых, чем обычно, взглядов оказалось совершенно достаточно, чтобы развеселить Гучко, а первая же рюмка в веселом обществе окончательно смыла следы подозрений о возможном сопернике.