Текст книги "Звездные крылья"

Автор книги: Вадим Собко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Работа была закончена. Чертежи крейсера – тяжелого двухмоторного бомбовоза – лежали в накрепко запертых сейфах института стратосферы. Прекрасная машина уже существовала на больших листах ватманской бумаги. Оставалось еще много работы над мелкими деталями, но основное уже было сделано.

– Чертежи закончены, крейсер уже существует. Выпьем за его успехи. Пожелаем машине удачных полетов. Мы имеем на это полное право. Мы хорошо поработали.

Валенс сидел за столом на председательском месте. Он поднял бокал с прозрачным вином, и за столом установилась тишина. Двенадцать человек сидело перед Валенсом – весь коллектив проектировщиков крейсера.

Валенс произнес тост. Он поднимал бокал за молодость – за молодость своих друзей, за молодость всей страны. Его поддержали искренне и горячо.

Марина сидела за столом против Крайнева. Она чувствовала себя равноправным членом этого коллектива. Ее проект при обсуждении не получил ни одного замечания. Такое случалось не часто.

Настроение у нее было прекрасное. За столом их было только три девушки. Их окружали вниманием, за ними ухаживали. Все это лишний раз подчеркивало, что работа закончена и можно немного отдохнуть.

От вина, легкого и пьянящего, туманилась голова. За столом говорили уже все сразу, мало прислушиваясь к словам товарищей. Появился патефон. Инженер Матяш вертел ручку так, будто заводил автомобильный мотор. Вначале, в общем шуме, патефона не было слышно. Но потом, прорываясь сквозь разговоры и смех, поплыли по комнате знакомые звуки. Крайнев поднялся и отодвинул стул.

Он подошел к концу стола, где сидела инженер-конструктор винтомоторной группы Наташа Котова, поклонился церемонно-шутливо и пригласил ее танцевать. Валенс подошел к Марине:

– Тряхнем стариной, Марина Михайловна, – сказал он. – Не откажите старику в одном туре.

Марина улыбнулась и встала навстречу Валенсу. Когда– то, в молодости, Адам Валенс многих мог научить танцевать. Новых же танцев он почти не знал и рассчитывал, главным образом, на то, что пластинка скоро кончится.

Так оно и получилось. После нескольких тактов он отвел свою даму на место и сел сам. Его репутация опытного танцора была сохранена.

Для Юрия Крайнева этот вечер был большим и радостным праздником. Он отмечал его искренне и весело, как один из самых лучших дней в своей жизни. Крейсер готов. Часть обещания уже выполнена. О полном выполнении Крайнев напишет тогда, когда крейсер поднимется в воздух. Так почему ж не повеселиться нынче, почему не отпраздновать, если ты глубоко убежден в правильности всех расчетов, в непревзойденности крейсера.

Вот перед ним сидит Марина. Хорошая девушка. У нее большой талант, но и гордости не меньше. Даже ее увлекла волна работы. Хвостовое оперение выполнено так, что Крайнев только ахнул от удовольствия, увидев чертежи. Ему, правда, на своем веку пришлось наговорить этой девушке немало неприятных слов. Неудивительно, что она немного сердится на него. Но сегодня не такой вечер, чтоб ка кого-нибудь сердиться.

– Пойдем танцевать, Марина!

– Пойдем.

Они расходились поздно, подняв последний тост за дружбу. Шли по длинным улицам ночного Киева, громко пели песни, и всем им одинаково не хотелось идти домой.

Крейсер готов! Завтра снова можно начинать осуществлять мечту. Пройдут месяцы, и крейсер поднимется в небо. Разве это не стоит песни?

Проводив девушек домой, мужчины еще долго бродили по Крещатику, вышли на Владимирскую горку и любовались просторами Днепра. На стальных водах своих река уже несла огромные льдины.

Они разошлись только под утро, когда от ходьбы заныли ноги. Разошлись, весело смеясь.

Придя домой, Марина долго сидела на кровати.

Крейсер готов. Чертежи лежат в сейфах. Кое-что сделано там и Мариной.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Все стало на свои места. Прошло три дня, а может, и четыре, а на строительстве мало кто даже вспоминал о завале тепляка. Все вошло в свою колею, пошло по намеченному пути. Тепляк сослужил свою службу. Соколова сообщила Валенсу, что катастрофа не отразится на темпах строительства и оно будет закончено точно в намеченный срок. Никто не собирался привлекать Полоза к суду. За эти несколько дней Бабат проверил все, что только можно было проверить, и остался недоволен собой и своим поведением. В его мыслях царил хаос.

Было непонятно, почему следователь Каратов никого не привлек к ответственности. Он ограничился лишь тем, что сделал заявление о причине завала тепляка. Беседа со следователем была опубликована в газете.

Все успокоилось на строительстве. Следователь больше не приезжал. Только Соколова, которая видела строительство сверху донизу, иногда замечала его работу.

Андрей Васильевич Бабат написал точный и вполне объективный доклад. Он закончил его за час до отъезда со строительства. Ему очень хотелось, чтобы Соколова ознакомилась с этим докладом и оценила всю объективность автора. Во время прощального разговора он даже положил перед нею на стол папку с докладом, но Соколова и не взглянула на нее.

На вокзал проводить Бабата никто не приехал. Он простоял у дверей вагона несколько минут, как бы ожидая, не появится ли кто-нибудь, но никто не пришел.

Андрей Васильевич глубоко вздохнул и поднялся по ступенькам.

Из четырех мест в купе было занято только одно. У окна сидел человек в измятом сером костюме. Профиль с длинным прямым носом и косо срезанным подбородком вырисовывался на оконном стекле. Этот нос и как бы искалеченный подбородок показались Бабату удивительно знакомыми.

Человек обернулся. Бабат чуть не вскрикнул от неожиданности. Да, безусловно они были давно знакомы. Правда, Андрею Васильевичу не хотелось бы встречаться с этим человеком после того, как они не виделись уже много лет, но раз встреча произошла, то ничего не поделаешь.

Пассажир внимательно посмотрел на Бабата:

– Рад видеть вас, Андрей Васильевич. Давненько мы не виделись.

– Здравствуйте, товарищ…

– Гомон, – быстро перебил его пассажир.

– …Гомон, – вслед за ним удивленно повторил Бабат.

– Рад, очень рад с вами встретиться, – заглядывая Бабату в глаза, повторил Гомон.

Он, казалось, совсем не замечал хмурого взгляда своего собеседника и говорил не умолкая. Вспоминал старую работу и старых знакомых, которых оказалось не так уж мало. Но все эти воспоминания были явно неприятны Бабату.

Гомон умолк, лишь убедившись, что настроение инженера окончательно испорчено. Он должен был сойти на одной из ближайших станций. Это, пожалуй, единственное, что радовало Бабата в неожиданной встрече. Но радость была преждевременной. Собирая вещи в маленький чемоданчик, Гомон, как бы между прочим, спросил:

– Где я вас найду?

– Разве это так необходимо?

– Это обязательно.

– Откровенно говоря, мне бы не хотелось встречаться с вами.

– Очень благодарен за откровенность, но я как раз мечтаю об обратном.

В тоне Гомона Бабат услышал неприкрытый приказ.

– Возьмите вашу книжечку, вырвите листок и напишите свой адрес. Только без липы. Точный адрес и номер телефона.

Бабат покорился. Написал все, что требовал Гомон, и протянул листок. В конце концов, это ни к чему не обязывает.

К Гомону неожиданно снова вернулся прежний льстиво-предупредительный тон. Будто и не было между ними этого сдержанного, но острого разговора. Вскоре колеса застучали на стрелках. Промелькнула водокачка. Поезд остановился.

Гомон вышел из купе, но на сердце у Бабата легче не стало. Он сидел мрачный, какой-то потемневший, не отвечая на вопросы своих новых соседей, и поспешил улечься спать. Но и сон не принес ему успокоения. Снились обрывки давно забытых событий, давно не виденные лица.

К Валенсу он пришел в середине дня. Отдал докладную записку, коротко доложил о завале тепляка, отметил, что это не отразится на сроке окончания теплоэлектроцентрали. Дал очень высокую оценку работе Соколовой и замолчал.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Большая заводская лаборатория помещалась в двухэтажном доме, недалеко от главного корпуса завода. Первый этаж занимали кабинеты, в которых расположились обычные исследовательские и механические лаборатории, а на втором этаже находились лаборатории специального назначения. Вход на второй этаж был строго ограничен и контролировался.

Ганна Ланко работала теперь в одной из маленьких комнат второго этажа. Два окна выходили на заводской двор. Вдоль стен, на столах и штативах, стояли химические приборы; большие, прозрачные, похожие на мыльные пузыри, колбы; тяжелые стеклянные и металлические баллоны. Посреди комнаты на большом столе обычно производились опыты и исследования. В самом углу находился письменный стол Ганны, а рядом с ним – обычный, обитый клеенкой диван. Чуть дальше – массивный огнеупорный шкаф.

Окна лаборатории выходили на юго-восток, от этого всю первую половину дня комната была залита лучами горячего летнего солнца.

В синем, местами прожженном кислотами халате, Ганна двигалась по лаборатории быстро и ловко, зная здесь все до мельчайших деталей, с одного взгляда понимая, что происходит в прозрачных колбах, наполненных разноцветными жидкостями. Но в последнее время она вынуждена была признать, что не совсем разбирается в некоторых процессах. Иногда казалось даже, что вся работа зашла в тупик и все надо начинать сначала.

Яринка и Ганна встретились ранним утром, и по тому, как они поздоровались, видно было, что эта встреча давно жданная и обоюдно приятная. Яринка быстро осмотрела все, что стояло на столах, про себя отметила, что за время ее отсутствия мало что изменилось, и сразу приступила к делу.

Работать вместе они начали не так давно, с полгода назад, когда Ганна, поправившись после тяжелой болезни, вернулась в лабораторию. Общая работа сблизила их, они быстро сдружились, несмотря на немалую разницу в возрасте.

– Коробов умер, – сказала Яринка после первых слов приветствия. – Ты уже знаешь об этом?

– Умер? – переспросила Ганна, медленно опускаясь на стул. – Ты что, с ума сошла?

– Коробов умер неделю назад, – повторила Яринка. – Я сама видела…

Ганна низко наклонилась к лицу девушки. Голоса не было, и Ганна смогла только прошептать:

– Взрыв?

– Да.

– Рассказывай.

Яринка начала рассказывать, Коробов был одним из выдающихся советских химиков, специалистом по взрывчатым веществам.

Когда Яринка и Ганна сделали первые, еще не совсем удачные, но перспективные открытия в этой области, их сразу же познакомили с Коробовым. Последние три месяца Яринка работала в его лаборатории.

– И вот, ты понимаешь, – рассказывала Яринка, – Семен Павлович, наконец, решил, что реакция должна проходить под большим давлением и при очень низкой температуре. Это было уже очень далеко от наших первоначальных исследований. В конце концов мы получили то, чего добивался Коробов. Вот на, читай, – это формула нового вещества, может, и не совсем точная, потому что донаблюдать, доисследовать мы не успели. Такой сизовато-черный порошок, не больше одного грамма. Работать над ним мы кончили часа в два ночи. До четырех часов во взрывной камере мы безуспешно пытались получить взрыв. Мы испробовали все: детонацию и удар, кислоты и огонь – все напрасно. Ни намека на взрыв. В конце концов в четыре часа Коробов свалился и уснул на диване. Я ссыпала остатки порошка в колбу, заткнула ее и поставила на стол. Потом убрала все и ушла домой. А около семи часов этот порошок, который не хотел взрываться даже от детонации, разнес в щепки весь трехэтажный дом лаборатории. Погиб только Коробов. Счастье, что это случилось утром. Это вещество обладает какой-то дикой силой.

Ганна сидела неподвижно, вслушиваясь в каждое слово. Когда девушка замолчала, несколько минут было тихо. Потом Ганна сказала:

– Для того, чтобы проверить, почему произошел взрыв, надо заново проделать всю работу Коробова.

– Да.

– У тебя есть записи реакции?

– Мне не разрешили везти их с собой. Завтра их пришлют сюда. Признаюсь тебе откровенно – сейчас мне немного страшно. Я видела всякие взрывы, но ничего подобного не встречала.

Ганна посмотрела на девушку спокойно, как бы стараясь прочитать ее мысли.

– Может быть, ты боишься продолжать эти опыты?

Яринка покраснела и закусила нижнюю губу.

– Я говорила о страшной разрушительной силе этого вещества, а не об опытах. Ты нарочно хочешь меня обидеть?

– У меня и в мыслях этого не было, – успокаивающе сказала Ганна.

Яринка улыбнулась. Чтобы скрыть смущение и неуместное раздражение, она встала и подошла к окну. Был час обеденного перерыва, и по заводскому двору ходило много людей.

– Смотри, смотри, Орленко и Король идут, – радостно воскликнула Яринка.

Ганна подошла и стала рядом.

– Да, это они.

– Друзья – водой не разольешь. Вчера на вокзале и то вместе меня встречали.

Король и Орленко скрылись за углом. Пора было возвращаться к работе.

Для того, чтобы продолжать опыты Коробова, производить реакции под большим давлением, надо было спроектировать специальный компрессор. И, не теряя времени, подруги начали определять основные данные будущего сложного аппарата.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

А в это время директор института и экспериментального завода, и еще многих других учреждений, которые в совокупности назывались институтом стратосферы, Адам Валенс сидел за столом в своем кабинете. Окна были распахнуты, весенний простор ощущался совсем близко, и от этого в кабинете казалось тесно и душно.

Они сидели друг против друга – Валенс и Полоз. Это была минута молчания. Она прошла быстро, как тучка в жарком небе. Директор перевел взгляд на Полоза.

– Вы что, с Соколовой поженились? – неожиданно спросил он без всякой связи с предыдущим разговором.

Полоз густо покраснел.

– Закончим завод и тогда, вероятно, поженимся.

– Приглашай на свадьбу. – Валенс весело засмеялся, наблюдая смущение Полоза. – Жаль, что Гучко погиб, а то и совсем весело было б.

При упоминании о катастрофе Полоз помрачнел. Теперь, когда огромное сооружение теплоэлектроцентрали уже готово, мало кто вспоминает о тех днях. Но Полоз думает о них часто. До сих пор никто не объяснил ему как следует, почему произошла катастрофа. Следователь знал значительно больше того, что сказал. И Полоз был уверен, что когда-нибудь да узнает все.

Валенс молчал. Полоз вернулся к предыдущему разговору.

– Так когда же мы все-таки получим второй генератор? Монтажные работы могут нас задержать.

– Генератор вы получите завтра и еще пять раз успеете его смонтировать. Пуск он не задержит. А что же потом будем делать?

Полоз явно не знал, что ответить. Работа на строительстве захватила его целиком, и думать о будущем просто не оставалось времени.

– Жаль отпускать тебя, Полоз, а пожалуй, придется.

– Куда отпускать?

– На старое место.

– Как на старое?

– Очень просто. Ты и сейчас ходишь в военном, только петлиц на воротнике нет. А там пришьют петлички, красивым станешь. Ты в каких частях служил? Летал?

– Летал.

– Ну вот, и сейчас летать будешь. Жаль мне тебя отпускать, но сегодня получил приказ – надо тебя и еще нескольких человек отпустить для работы в армии. – Валенс провел рукой по листку бумаги, на котором в столбик были выписаны фамилии.

Полоз промолчал.

– Закончишь завод, сдашь свою теплоэлектроцентраль, и распрощаемся. А о том, о чем мы здесь говорили, не беспокойся. Все будет прислано точно в срок. И Соколовой скажи, чтоб не нервничала. Мы вас не задержим.

Валенс поднялся. Они попрощались, и инженер вышел.

Вечером он уже ехал на строительство. Вагон покачивало. Полоз лежал на диване, и сотни мыслей роились в его голове. Где-то в сердце жило ощущение тревоги. Инженер хорошо знал это чувство. Оно появлялось всегда перед большими изменениями в жизни, когда сначала приходилось начинать большие дела.

Значит, опять летать, значит, опять ветер поднебесья. Опять послушные и точные рули под руками.

Он подумал о Соколовой, о том, что сейчас придется на некоторое время разлучиться с ней, и нахмурился.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Над аэродромом ясное летное небо. Высоко-высоко в поднебесье кружатся самолеты. Они взлетают с зеленой травы и, чтобы взмыть вверх, пролетают низко над землей, затем исчезают в прозрачной подоблачной дымке. А иногда в совершенно чистой лазури блеснет солнечный зайчик или неожиданно появится белое дымное кольцо – это летчики на невидимых с земли самолетах обучаются высотным полетам.

Василь Котик стоял правофланговым в небольшой шеренге будущих пилотов. Много перемен в его жизни произошло за это время. Пришлось сесть за парту и вспомнить все, чему учили в школе, понимая, что этих знаний мало для того, чтобы стать летчиком. Поэтому молодые Котики добросовестно взялись за книги. На что люди в обычных условиях затрачивают годы, здесь надо было пройти за месяцы. Это было во сто крат труднее, чем строить самый высокий и самый сложный тепляк.

В редкие минуты отдыха они выходили из классов и лабораторий на аэродром и с завистью следили за самолетами, поднимавшимися в воздух с зеленого поля.

Как мечтал каждый из них о той минуте, когда, наконец, сядет в кабину и вот так же взлетит к высоким, едва заметным на синем небе, перистым облакам!

И вот их мечта начинает сбываться. Правда, им еще очень далеко до самостоятельных полетов, инструктор пока только рассказывает об основных элементах управления. Все это они теоретически давно знают, однако здесь, на зеленом поле, каждое слово звучит по-иному.

– Что ж, начинаем, товарищи учлеты.

Самолет в любую минуту готов взлететь. Уже давно сидит а передней кабине инструктор. Растворились в воздухе лопасти викта, превратившись в большой, струистый, как марево, круг. Мотор ревет, мощная струя воздуха летит от винта назад и пригибает низкую траву.

Мотор смолкает. Инструктор выскакивает из кабины. Все готово к полету. Инструктор подходит к учлетам и приказывает первому садиться в машину. Легко ступая по траве, направляется Василь к самолету. Он ловко перебрасывает свое тело за борт кабины. «Сейчас полетим», – думает он, и сердце его сладко замирает. Инструктор садится на свое место. Пряча голову от потока ветра за прозрачный козырек, Василь чувствует, как вибрирует и содрогается самолет. Еще несколько слов команды. Рев мотора становится на одну ноту выше. Из-под колес убирают трехгранные колодки. Солидно покачиваясь на толстых шинах, самолет трогается с места.

Котик оглядывается назад. Товарищи стоят неподвижно, и на лице у каждого такое волнение и такая зависть, что Василь невольно улыбается и думает: «Это вовсе не страшно».

Самолет бежит все быстрее, рев мотора становится глуше, и в то же мгновение земля резко уходит вниз. Котику становится немного не по себе, но это чувство сразу же исчезает. Слишком много интересного раскрывается перед его глазами, чтобы думать о страхе. Самолет набирает высоту, разворачивается и летит, делая большой круг над аэродромом, строительством и авиашколой.

Василь видит крошечных людей на строительстве, узнает цеха, участки. Все это кажется ему нарисованным или вылепленным из глины, как те макеты, которые стоят в лабораториях авиашколы. Он смотрит на теплоцентраль и с улыбкой вспоминает тот день, когда с братьями любовался полетом самолетов. Может, и сейчас кто-нибудь смотрит снизу на его самолет…

Мотор вдруг стихает. Ветер свистит и играет в расчалках крыльев. Котик инстинктивно хватается за борта кабины, но бояться, очевидно, нечего – спокойно сидит в передней кабине инструктор. Самолет снижается. Снова заревел мотор. Еще минута, и самолет уже стоит на земле. Котик прыгает на землю.

К нему подбегают товарищи, о чем-то спрашивают. Василь отвечает машинально – ему сейчас не до вопросов: пред глазами все еще стоит величественная картина земли с высоты полета. Инструктор поздравляет его с первым воздушным крещением. Через минуту самолет снова поднимается в воздух. Микола Котик вылетел в свой первый полет.

Когда через несколько часов они, все десятеро, возвращаются назад, в классы, Василь спрашивает инструктора:

– А когда мы уже по-настоящему будем летать?

– Не терпится?

– Не терпится, товарищ лейтенант.

– Как только закончите теоретический курс, – отвечает инструктор.

Ответ его слышат все ребята. Скорее в классы, скорее в лаборатории. Дайте нам книги, дайте нам учителей!

Перед дверью Василь останавливается: навстречу идет начальник авиашколы, а рядом с ним не кто иной, как прораб пятого участка Полоз. Они негромко разговаривают. Полоз замечает Котиков. Он кивает головой, что-то говорит начальнику, и тот долгим взглядом провожает могучие фигуры трех братьев.