Текст книги "Восхождение Запада. История человеческого сообщества"

Автор книги: Уильям Мак-Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 70 страниц)

Во-вторых, сравнительно низкий уровень потребления крестьян в китайском обществе приводил к ограничению рынка продукции ремесленников высшими классами помещиков и чиновников. Важная роль правительства и придворных в организации системы обеспечения и формировании спроса на особую продукцию ремесленников подчеркивала эту тенденцию и приводила к концентрации квалифицированных ремесленников, производивших предметы роскоши, в местах, удобных для высокопоставленных лиц государства. Эта особенность контрастировала с ранним европейским ремесленным производством, придающим подчеркнуто важное значение выпуску продукции повседневного спроса, будь то шерстяная ткань, копченая сельдь или железный либо стальной инструмент и оружие[749]749
  И вновь разница в географическом положении Китая и Западной Европы усиливала глубокие различия; для Китая, кажется, всегда был характерен дефицит металлов (особенно железа) в противоположность сравнительно широкого распространения железа и других металлов на западе Европы. См. Balasz, «Beitrage zur Wirtschaftsgeschichte der Tang Zeit», XXXV (1932), 23-25.


[Закрыть]. Всю эту продукцию производили для рынка с гораздо более широким социальным охватом.

В-третьих, торговцев в Китае считали людьми с сомнительной репутацией. Конфуций ставил их на самые нижние ступени социальной лестницы наряду с солдатами и другими на практике необходимыми, но в идеале совершенно лишними профессиональными группами. Тот факт, что многие торговцы в ранние века китайской истории были иностранцами – согдийцами, персами, арабами, уйгурами, – лишь отражает и подтверждает это традиционное суждение. Кроме того, характерной чертой китайской экономики была тенденция сводить деятельность торговцев к роли подобострастно угождающих вкусам придворных, высоких чиновников и богатых помещиков, поскольку только эти социальные группы и обладали существенной покупательной способностью. В таких обстоятельствах не удивительно ни то, что правительственная политика редко принимала в расчет интересы торговцев, ни то, что процветающие торговцы инвестировали свой капитал скорее в земельную собственность, чем в производство, стремясь изменить свой социальный статус и стать помещиками. Все это затрудняло появление действительно крупных торговых капиталов и отвлекало от активной торговли с зарубежными странами[750]750
  См. Ping-ti Ho, «Salt Merchants of Yang-chou: A Study of Commercial Capitalism in 18th Century China», Harvard Journal of Asiatic Studies, XVII (1954), 130-68.


[Закрыть].

Особое различие между Дальним Востоком и Дальним Западом заключается в том, что, несмотря на развитие больших городов, значительную региональную специализацию и наличие высококвалифицированного класса ремесленников, все эти особенности китайского нового времени были успешно включены в более древние сельскохозяйственные общественные отношения. Классы торговцев и ремесленников Китая никогда не стремились бросить вызов престижу и ценностям бюрократии и земельной знати. А в Северо-Западной Европе превращение торговых сообществ в пиратские банды в IX-X вв. с самого начала давало им ощущение независимости, да и настоящей враждебности, по отношению к земельной аристократии. Европейские торговцы не угождали никому, они стремились стать сильными сами по себе и очень скоро преуспели в этом. Действительно, к XIII в. в Италии, а к XVI в. и в критически важных центрах севера Европы купцы уже стояли у руля государства и использовали государственную власть в собственных целях, что было просто невообразимо в конфуцианском Китае.

Слабость торгового класса в Китае значительно ослабила социальное и политическое воздействие ряда важных технологических достижений, в которых Китай заметно превосходил весь мир до 1000 г. Изобретения, подобные бумаге и фарфору, книгопечатанью и производству черного пороха, не оказали никакого влияния на китайское общество в целом[751]751
  Бумага впервые была изготовлена во времена династии Хань, производство фарфора достигло полного совершенства в танский период, начало печатания в Китае датируется 756 г., а химическое вещество было впервые использовано как взрывчатка в военных целях в 1000 г. См. T.F. Carter, The Invention of Printing in China and Its Spread Westward (2d ed, New York: Ronald Press, 1955), pp.82-85; L. Carrington Goodrich and Feng Chia-sheng, «The Early Development of Firearms in China», Isis, XXXVI (1946), 114-23.


[Закрыть]. Полное и смелое использование этих изобретений в дальнейшем взяло на себя более свободное и менее зарегулированное общество Западной Европы, где никакая всеобъемлющая бюрократия и никакая непререкаемая социальная иерархия не сдерживали их воистину революционного применения.

СТРУКТУРА ТАНСКОГО ОБЩЕСТВА

* * *

Структура китайского общества глубоко влияла на характер китайской культуры в эпоху династии Тан. Император и его окружение всегда выступали главными покровителями изобразительного искусства; кроме того, буддийские и даосские монастыри, а также частные лица зачастую обладали и средствами, и склонностью покровительствовать созданию (или даже самим создавать) произведений искусства, творений религиозного либо философского характера. Большинство произведений искусства и литературы, сохранившееся с этого периода, выросло из одного из этих источников или из нескольких одновременно и, как правило, служило утонченным вкусам образованных и праздных классов. До 1000 г. в пределах огромного массива китайских литературных памятников наблюдаются лишь самые незначительные проявления более народной, городской литературы средних слоев.

Религиозная политика первых императоров династии Тан отличалась терпимостью. Имперское покровительство было сохранено для буддистов, даосистов и последователей Конфуция, но в купеческих кварталах великих имперских столиц Чанъаня и Лояня смешались все – манихейцы, несториане, христиане, зороастрийцы и мусульмане. Присутствие таких чужеродных элементов, без сомнения, вносило свой вклад в скрытое напряжение между древними китайскими религиозными школами и прозелитическими религиями спасения. Но в эпоху Тан преобладала тенденция свободного взаимодействия между тремя основными религиями – даосизмом, конфуцианством и буддизмом, и это сближало религии.

Примерно до середины VII в. продолжался перевод индийских текстов на китайский язык. Позже, после упадка буддизма в Индии, китайским буддистам все более приходилось полагаться на собственные теологические источники. Наиболее значимым проявлением китайского буддизма, освободившегося от влияния буддизма индийского, был рост во второй половине VIII в. влияния школы чань (в Японии это течение обозначалось как дзэн). Чань-буддисты считали неправильными сложные метафизические построения других религиозных течений, упорно утверждая, что спасение достигается либо мгновенным просветлением, либо не достигается вообще. По крайней мере, некоторые практикующие адепты этого течения умышленно установили парадоксальный способ выражения своих взглядов и достаточно мрачный антиинтеллектуализм[752]752
  Fung Yu-lan, A History of Chinese Philosophy, II, 385-406. Популярность чань-буддизма, возможно, отражает основное противоречие между утонченными абстракциями умозаключений индийцев и темпераментом китайцев и японцев. Китайский и японский интеллектуальный темперамент, возможно, сложился в течение долгого времени под воздействием конкретных ссылок, постоянно подразумеваемых в идеографическом письме.


[Закрыть].

Таким образом, в то время как буддизм в китайском окружении терял часть своего чужеземного одеяния, даосизм и конфуцианство, наоборот, включили часть положений буддизма в свои учения. Даосисты учредили институт монашества и составили канон книг, признанных в качестве священного писания, чтобы соперничать с буддистами. Конфуцианству не требовалось никакой защиты: его положение уже было обеспечено прямой связью с бюрократическим аппаратом через систему отбора на государственную службу.

КИТАЙСКИЙ БОДХИСАТТВА

Эта статуя, которая была создана между 550-м и 577 г., демонстрирует успешное усвоение чужеземных буддийских художественных канонов китайскими скульпторами. Явно и безошибочно прослеживаются индийские и среднеазиатские веяния в манере изображении прически и одежды, а также и во всей позе святого. Проводя сравнение с подобной статуей, отлитой за столетие до этого, видно, насколько более китайской стала эта поздняя работа благодаря не только изменению выражения лица и пропорций изваяния, но и более тщательной передаче складок одежды. То, что раньше ошибочно истолковывалось как декоративная условность реалистического изображения, теперь стало умышленно стилизованным узором, который намекает на монолитность, скрытую за легкой драпировкой.

Оказалось, что изощренность буддийской аргументации и буддийского аллегорического метода обнаружения скрытых значений в тексте может многое дать усердному исследователю, который поставил бы себе целью сделать классические конфуцианские произведения актуальными для современников эпохи Тан. И соответственно основатели неоконфуцианства, которые начали активно работать примерно в 800 г., совершенно свободно использовали технику интерпретации текстов, а также некоторые богословские положения буддизма. В ранние времена династии Сун, когда неоконфуцианские идеи проходили путь становления, мощный поток даосских доктрин проник в конфуцианство именно в процессе применения буддийских методов толкования старых конфуцианских текстов[753]753
  Fung Yu-lan, A History of Chinese Philosophy, II, 407-33.


[Закрыть].

Такое смешивание и перекрестное заимствование положений трех главных интеллектуальных традиций Китая не приводили, как можно было бы предположить, к сближению позиций сторонников этих религий. Напротив, неоконфуцианство давало такое истолкование классических конфуцианских произведений, которое должно было как можно лучше опровергать буддизм; и даосизм развивал свои основные положения с теми же целями. Более агрессивный дух реконструированного конфуцианства[754]754
  Основное направление атак на буддизм было хорошо выражено в известном эссе Хань Ю (768-824). «Будучи сыновьями, они не относились к своим отцами, как подобает относиться к отцам, и являясь подданными, они не относились к своим правителям как к правителям... Они ставят правила варваров выше учений прежних царей, становясь почти такими же варварами». Цит. по Fung Yu-lan, A History of Chinese Philosophy, II, 410.


[Закрыть] и даосизма, естественно, стремился ослабить положение китайского буддизма, который еще в VI -начале VII в., казалось, стоял на грани превращения в государственную религию. Множество других факторов также способствовали подрыву буддизма – это и рост мирского духа в придворных кругах и, как ни странно, в некоторых богатых буддийских монастырях, и мощная ксенофобия, усилившаяся по мере того, как китайское военное противостояние с варварами пошло на спад после 755 г. Теперь тот самый успех, с которым буддизм преобразовал себя из религии бедных и униженных в полуофициальное вероисповедание, хорошо обеспеченное и земельными наделами, и официальными привилегиями, обрывал его связи с народом[755]755
  В работе: J. Gernet, Les Aspects economiques du Bouddhisme, pp.240-98 описана изменившаяся социальная роль буддизма в наиболее проникновенной и убедительной форме. Очень похожий процесс распада ослабил индийский буддизм несколькими столетиями ранее.


[Закрыть].

Результатом этих изменений стала мощная вспышка религиозных гонений в Китае в 843-846 гг., которой предшествовал развал государства уйгуров в 840 г. под ударами внешних варваров. Правящие слои уйгуров приняли манихейство еще в 762 г. и с тех пор использовали всю свою военную мощь для распространения манихейства в Китае, при этом облагая его данью. Поэтому, когда власть уйгуров рухнула, китайцы в ответ решили избавиться от всех манихеев, это в основном были торговцы-уйгуры, длительное господствующее положение которых держалось на силе их зарубежных покровителей. Другие носители чужих религий – несториане, зороастрийцы и мусульмане – вскоре подверглись аналогичным преследованиям. А в 845 г. и богатые буддийские монастыри также были закрыты, возможно, скорее по финансовым соображениям, чем вследствие ксенофобии первой волны гонений. Официальные летописи сообщают, что не менее 44 600 буддийских религиозных учреждений было разрушено, а из 260 500 монахов и монахинь, занесенных в налоговые списки, примерно 150 000 были проданы в рабство[756]756
  O.Franke, Geschichte des chinesischen Reiches, II, 498. Эти статистические данные, возможно, преувеличены.


[Закрыть]. Китайский буддизм никогда больше не оправился от этого удара. Подорвав к себе доверие накоплением богатств и потеряв сами богатства при конфискациях, буддизм предстал резко ослабленным и не имеющим прежнего значения. Обряды и молитвы в защиту простого народа от злых духов стали главными в практике буддистов – но для такой общественной роли даосизм был приспособлен гораздо лучше. Китайский буддизм, выживший главным образом в форме чань-буддизма, в основном сохранился в самых отдаленных областях страны и вне пределов Китайского государства – в Японии и Корее[757]757
  Манихейство выжило еще несколько столетий среди уйгуров, которые преуспели в создании своего царства в бассейне реки Тарим после того, как их изгнали из основных степных районов. (В этой исторической точке тюркские языки заменили индоевропейские языки, на которых ранее говорили в оазисах Центральной Азии.) Зороастризм фактически исчез, христианство несторианского толка сохранилось лишь как религия меньшинства в центрально-азиатских оазисах, но будущее Центральной Азии было связано с мощной экспансией религии Мухаммеда.


[Закрыть]. Бурный расцвет индийских богословских рассуждений полностью прекратился, и буддизм перестал быть важным элементом высокой культуры Китая.

Таким образом, после 845 г. в Китае никакие иноземные религии больше не бросали серьезного вызова ни конфуцианству, ни даосизму; и к эпохе Сун (после 960 г.) неоконфуцианство впитало достаточно много из даосизма для того, чтобы начисто стереть прежнее противопоставление между этими двумя религиозными традициями. Тем же путем, каким конфуцианство успешно переварило легалистов, моистов и другие соперничавшие течения в эпоху Хань, во времена династии Сун, т.е. после 1000 г., неоконфуцианство, впитав в себя наиболее важные догматы буддизма и даосизма, бесспорно, стало официальной интеллектуальной системой Китая. Это была победа знати над торговыми и военными пришельцами, а также победа исконной китайской традиции над метафизическими религиями спасения души, пришедшими из Западной Азии. Отторжение буддизма с его неискоренимо чуждыми аспектами обеспечило китайской цивилизация ту степень единства и непрерывности развития, с которой ни одна цивилизация Евразии не может сравниться. С другой стороны, монолитная природа неоконфуцианского синтеза ограничивала будущее развитие китайской культуры более узкими рамками, чем любая из многочисленных интеллектуальных традиций исламского или христианского мира[758]758
  Если развитие культуры Индии в этот период можно описано как атавистическое движение к своим доарийским и доцивилизованным истокам, то консолидация Китая вокруг сильно модифицированного конфуцианства должна рассматриваться как менее радикальный, но похожий атавизм, нацеленный не в предцивилизацию, но тем не менее в исчезающий, «более чистый», более ограниченный период прошлого. Намеренное ограничение китайской культурной традиции в период возрождения конфуцианства стало более ясным позже, когда китайская ученая критика отвергла многие неоконфуцианские переосмысления классических конфуцианских произведений. Совершенно иные последствия столь же атавистических Ренессанса и Реформации в Европе будут рассматриваться в одной из последующих глав.


[Закрыть].

В Китае естествознание, особенно астрономия, математика и медицина, удивительным образом осталось не затронуто иностранным влиянием в эпоху Тан, и это при том, что индийские научные работы были хорошо известны в Китае, а несколько индийских астрономов даже достигли высокого положения на императорской службе. В этот период китайские астрономы сделали множество различных уточнений в своих наблюдениях, а также ряд замечательных усовершенствований приборов для наблюдения за перемещениями небесных тел. Но близкая связь между астрономией и предсказанием – официально астрономы содержались лишь для того, чтобы толковать волю Небес да предсказывать дни затмений и других необычных явлений, – возможно, была достаточной, чтобы оградить традиционные китайские методы от подрывных зарубежных влияний[759]759
  Индийский астроном, назначенный управляющим королевской астрономической службой в первой половине VIII в., перевел ряд индийских текстов, в которых были представлены и разъяснялись правила записи десятичной системы счисления, таблицы значений функции синуса и другие сведения индийской математической астрономии, но все эти новинки были проигнорированы китайцами. См. Kiyoshi Yabuuchi, «The Development of the Sciences in China from the Fourth to the End of the Twelfth Century», Cahiers d'histoire mondiale, IV (1958), 337-39.


[Закрыть].

Эволюция изящных искусств в Китае в 600-1000 гг. шла параллельно с интеллектуальной и религиозной историей эпохи. В ранний период династии Тан буддийская скульптура и живопись все еще основывались на индийских либо среднеазиатских прототипах[760]760
  Известный китайский пилигрим Сюань-цзан привез из Индии в 645 г. не только санскритские тексты, но и подлинные образы Будды. Сасанидский стиль, свойственный центрально-азиатским оазисам, также оказал явное влияние на китайское искусство.


[Закрыть]. К VIII в., однако, появился отчетливо китайский стиль буддийского искусства.

ВЕЛИКОЛЕПИЕ И ЭЛЕГАНТНОСТЬ ИМПЕРСКОГО КИТАЯ

Статуэтка на фото вверху датируется эпохой династии Суй (581– 618 гг.). Представленная ниже настенная живопись скопирована в пещере на западе Китая и датируется поздним периодом династии Тан (618—912 гг.). Оба эти изображения кое-что говорят о достоинстве, величавости и изяществе жизни при императорском дворе в Китае. Тонкое высокомерие, искусно выполненное платье и намек на сладострастие в облике статуэтки открывает то, что закрытый паланкин на картине скрывает от простых глаз: высокое искусство куртуазной красоты. Роспись воспроизводит движение торжественной процессии, в центре которой – императорский наместник и его жена. Чтобы выразить пышность всего обряда художник изобразил сопровождающих всадников и выступающих жонглеров и танцовщиков. Буддисты первыми принесли в Китай идею использовать искусство для рассказа историй именно таким способом (еще два панно, не воспроизведенные здесь, дополняют изображение процессии). Но светское содержание и жизнерадостность этих изображений показывают, с каким совершенством китайцы переработали это столь специфическое иноземное влияние в период династии Тан.

Некоторые скульптуры этого периода ясно отражают процесс угасания религиозного вдохновения на фоне проявления более светского духа. После 845 г. буддийское искусство выжило лишь на окраинах Китая, где религиозные гонения были менее жесткими[761]761
  См. Ludwig Bachhofer, A Short History of Chinese Art (New York: Pantheon, 1946), pp.63-80; Lawrence Sickman and Alexander Soper, The Art and Architecture of China (Harmondsworth: Penguin Books, 1956), pp.53-77.


[Закрыть].

Резкое прекращение деятельности буддийских художников, которое последовало сразу же после закрытия монастырей в 845 г., не привело к окончательному исчезновению буддийского искусства в Китае. Напротив, как неоконфуцианство смогло в конце концов одержать победу только после принятия некоторых черт буддизма, так и китайское светское искусство оформилось только после многих заимствований из буддийских прототипов. Это было особенно очевидно в живописи – основном виде искусства[762]762
  Возможно, главное объяснение этого факта состоит в том, что живопись тесно связана с каллиграфией, поскольку обе они исполняются с помощью кисти. Знатный и образованный человек мог, таким образом, стать художником без ущерба для своей репутации; и действительно, большие художники были весьма уважаемыми людьми. Начиная приблизительно с 500 г. изучение литературы, описывающей жизнь и творчество известных живописцев, твердо вошло в конфуцианскую литературную традицию.


[Закрыть] последующей китайской цивилизации. В резком контрасте с фантастическими, полугеометрическими изображениями ранних китайских стилей буддийская живопись пытается представить человеческие фигуры и обстановку визуально отчетливо и передать сюжет, который может «прочесть» даже неграмотный. Специальные живописные приемы для выполнения этих задач были в целом удовлетворительно разработаны еще в VIII в., когда процветали самые ранние китайские художники. В течение IX-X вв. китайские живописцы научились изображать пространство как единое и обобщенное целое, хотя и не пользуясь при этом линейной перспективой, открытой в Европе XV в. для решения сопоставимых задач. Вместо использования линейной перспективы ландшафты на китайских картинах изображались с перемещающихся в пространстве воздушных точек зрения, передавая ощущение обозрения обширных пространств, и в то же время предлагая определенное настроение и радуя глаз тонким декором. Этот высоко изысканный, хрупкий и наводящий на размышления стиль определил характер всей последующей живописи Китая, хотя более поздние художники продолжали работу над усовершенствованием его деталей[763]763
  См. Osvald Siren, Chinese Painting (New York: Ronald Press, 1956-58).


[Закрыть].

В области литературы и музыки классические формы композиции, заложенные еще в эпоху Хань, были всесторонне обогащены в ранний период Тан. Уникальный характер китайской письменности и естественные языковые барьеры гарантировали беллетристике сравнительно стойкую защиту от иностранного влияния, но придворные упоминания о танцах, песнях и музыке свидетельствуют о культурных заимствованиях у степных захватчиков в предыдущих столетиях[764]764
  E.D.Edwards, Chinese Prose Literature of the Vang Period (London: Arthur Probsthain, 1937), I, 30-40, 60-72.


[Закрыть]. Кроме того, в народных и изначально не стесненных церемониями песнях и рассказах улиц черпали вдохновение поэтыноваторы. Ли Бо (701-762) и Ду Фу (712-770) – одни из самых ранних и наиболее известных поэтов, занимавших высокое общественное положение. Именно они развили поэтические формы, выводя их из самых простых источников, создавая совершенные, иногда несколько вычурные, произведения поэтического искусства.

В высшей мере парадоксально, что поэтические условности, выработанные этими и другими мастерами, оказались к X в. выхолощенными из-за того, что каждый подобающе образованный аристократ обязательно должен был стать поэтом. Когда вошло в норму правило, согласно которому экзамен на место императорского чиновника включал сочинение стихотворения в соответствии с утвержденным строгим каноном и предписанным содержанием, поэзия стала настолько регулируемой, что уже не могла процветать, хотя и продолжала производить огромные количества приглаженных стихотворений. Лиризм, который в течение нескольких поколений прорывался через древние условности и нормы, чтобы поразить читателя высокой личной, часто автобиографической нотой[765]765
  См. биографию Ли Бо, основанную в большой мере на его стихотворениях, в работе: Arthur Waley, The Poetry and Career of Li Po (London: Allen & Unwin, Ltd., 1950).


[Закрыть], был, таким образом, мягко возвращен в сети конфуцианской религиозной традиции.

Многие другие литературные формы, несмотря ни на что, упорно продолжали существовать, хотя и не всегда в полном объеме. Хроники, эссе, сборники рассказов и комментарии к текстам классических произведений -все это составляет огромную массу литературных произведений с богатым разнообразием стилей, хотя многие из них и исчезли в прошедших столетиях[766]766
  Мои замечания о достижениях китайской литературы основаны на работах E.D.Edwards, Chinese Prose Literature of the Vang Period; James R.Hightower, Topics in Chinese Literature (Cambridge, Mass: Harvard University Press, 1950); Herbert A.Giles, A History of Chinese Literature (New York: D.Appleton & Co., 1901).


[Закрыть].

Другой важной особенностью эпохи Тан и раннего периода династии Сун было существование полной элегантности ночной жизни. Профессиональные актеры, музыканты, танцовщики развлекали императорский двор и знать, а на более низком уровне удовлетворяли потребности крестьян, торговцев и других, менее почтенных групп населения. Керамические изображения в стиле куртуазных красавиц дают некоторое представление об ушедших в прошлое вечерах, когда поющие девушки демонстрировали свое обворожительное искусство. Популярная поэзия и любовные истории, что характерно, рассказывали об экстравагантном влечении знатных молодых людей к певицам низкого происхождения и представляли картины роскоши, утонченной и изысканной жизни, останавливаясь лишь перед передачей сцен самого буйного разврата.

* * *

Богатство и утонченность китайской цивилизации в период правления династии Тан и ранних императоров Сун представляли нечто вроде золотого века в длинной истории Китая, хотя непрерывность и всеобщий консерватизм китайской традиции лишают это время какой-либо особой исключительности. Кроме того, догматическая невосприимчивость ислама к любым языческим достижениям подразумевала, что культура династии Тан не смогла повлиять на современные ей цивилизации Евразии, как это ранее сделали эллинизм и Индия эпохи Гуптов. В результате мощная привлекательность достижений цивилизации Китая была действенна только в пределах узкого крута стран Дальнего Востока. И это состояние сохранялось вплоть до монгольских завоеваний XIII в., которые вызвали некоторый интерес к мастерству китайцев у остальной части цивилизованного мира.

В китайском влиянии на Японию, Корею и соседние варварские государства не было, конечно, ничего нового; и в 600-1000 гг. китайская экспансия в этих областях продолжалась по-прежнему. Главным приобретением для сферы влияния китайской цивилизации была Юньнань, где независимое государство успешно противостояло китайским армиям, но не смогло устоять перед очарованием китайской культуры[767]767
  O.Franke, Geschichte des chinesischen Reiches, II, 448-51, 501-4. Юньнань оставалась политически независимой до XIII в.


[Закрыть]. В течение этих же столетий индуистские государства Юго-Восточной Азии расширились в глубь континента от прибрежных равнин и долин рек, где они сначала возникли[768]768
  Величественные храмы и другие религиозные сооружения, построенные в этих странах, были (по крайней мере, некоторые из них) обильно украшены выразительной скульптурой в индийской традиции, но социальная система, поддерживающая это высокое искусство, была сравнительно хрупкой. См. G.Coedes, Les Etats hindouises d'Indochine et d'Indonesie, pp.202-9.


[Закрыть]. Так, например, долина реки Меконг стала центром, из которого обширное государственное образование расширило в конце IX в. свои пределы на север, к границам Юньнани. Это привело культуру, созданную на индийских традициях, к прямому контакту с государством, где только что победила китайская культурная традиция[769]769
  См. G.Coedes, Les Etats hindouises d'Indochine et d'Indonesie, pp. 167-78, 188-201.


[Закрыть]. Подобные контакты в восточном направлении, вдоль побережья Индокитая и на запад, через границу между Бирмой и Юньнанью, были и раньше. В результате в Юго-Восточной Азии образовалась более-менее протяженная пограничная зона между двумя зонами-спутниками двух больших цивилизаций. Примитивные формы социальной организации, конечно, сохранились, образовав островки в пустотах растущей сети цивилизованных и полуцивилизованных сообществ.

На севере, однако, цивилизованное расширение все более переступало географические границы между степью и земледельческими территориями, которые так долго привязывали китайский способ хозяйствования к орошаемой земле. Тюркские каганаты, с которыми Китай граничил на севере, а особенно государство уйгуров, существование которого продолжалось с 745 г. по 840 г., уже больше не были просто варварскими ордами. Подобно хазарам, их соплеменникам из другой окраины тюркского мира, уйгуры усвоили многие черты цивилизованных сообществ, включая грамотность, более высокую религию и в известной мере довольно устойчивую систему государственного управления. Так же как и хазары, они дополнили свой традиционно кочевой образ жизни, добавив к разведению животных речную и караванную торговлю. Такие торговые пути пересекали степь не только с востока на запад, но и с севера на юг, связав зоны заповедных лесов Евразии с цивилизованными центрами юга. Безусловно, неблагоприятные климатические условия в восточных степях делали местные цивилизации более хрупкими, чем культурные сообщества, расположенные в более благоприятной природной среде Юго-Восточной Европы в тот же период истории. И все же растущее культурное влияние Китая и народов центрально-азиатских оазисов на лесные районы и степи Маньчжурии и Восточной Сибири было бесспорным.

Аналогичные изменения произошли и в Тибете, введя его в круг сообществ с полуцивилизованным образом жизни. Развитие Тибета, которое началось довольно резко, в начале VII в. привело к объединению страны в царство с огромной военной мощью. Когда власть Китая в Средней Азии в середине VIII в. пошатнулась, тибетские отряды вступили в борьбу за среднеазиатские города-оазисы, оспаривая их у мусульман Восточного Ирана. Успехи тибетцев были столь значительны, что вскоре они создали империю, начинающуюся от устья Ганга и раскинувшуюся через Инд на север до озера Балхаш и на восток к большому изгибу реки Хуанхэ. К 860 г. отдаленные области отпали от этой империи, но ядро государства Тибет выжило и сохранилось.

В основных положениях тибетцы заимствовали свою религию из Индии, светскую культуру из Китая, окрасив и то, и другое собственными, родными традициями. Под эгидой буддизма начались систематические и впечатляющие но размаху усилия по переводу текстов, содержащих полезные знания, с санскрита на тибетский язык. С этой целью царь Тибета в 632 г. даже послал одного из своих министров в Индию непосредственно для того, чтобы создать или подыскать подходящий алфавит для тибетского языка. «Патриотическая реакция» местных жителей в 836-842 гг. грозила полным искоренением буддизма в Тибете; но к середине X в. был достигнут довольно устойчивый синтез буддизма с местной религией бон. Этот сплав обычно известен под названием «ламаизм»[770]770
  См. Helmut Hoffmann, «Tibets Eintritt in die Universalgeschichte», Saeculum, I (1950), 258-79.


[Закрыть]. Занимая в культурном отношении промежуточное звено между Индией и Китаем, а в военном – оставаясь защищенным высокими горами, Тибет легко обеспечивал свою политическую независимость.

На северо-востоке китайское влияние не испытывало никакой конкуренции со стороны индийских или иранских культурных традиций. И следовательно, хотя многие базовые элементы культуры, в частности язык, всегда оставались отличными от китайских, цивилизации Кореи и Японии несли на себе более четко выраженный китайский отпечаток, чем цивилизации других пограничных с Китаем территорий.

Корея в самой малой степени включилась в сферу влияния китайской культуры до времен династии Хань и долго служила посредником между Китаем и Японией. Миграция с севера – аналогичная той, что вызывала перемещение варварских народов на север Китая в III—VI вв., – привела к образованию мощного и воинственного государства на севере Кореи. Корея успешно противостояла посягательствам династии Суй, но внутренние раздоры вынудили корейцев признать китайский сюзеренитет в 668 г. Правда, императоры Тан в основном удовлетворялись символической властью над этим регионом.

Радикальное различие между корейским и китайским языком было основной причиной, послужившей сохранению самобытной корейской культуры. Хотя китайская письменность относится к идеографическим и, подобно знакомой нам системе численного обозначения, может читаться на любом языке, в VII в. корейские ученые сочли полезным изобрести вспомогательные символы, отражающие специфические окончания, предлоги и союзы корейского языка[771]771
  В китайском языке нет предлогов и окончаний, но они имели важное значение в иных языках, подобных корейскому и японскому. Следовательно, возникла потребность во вспомогательной системе обозначений, которая должным образом оформилась в виде слоговой азбуки. В конечном счете введенные буквенные системы обозначений и привели к разработке в Корее совершенно нового, полностью оригинального корейского алфавита. Этот процесс был облегчен, а возможно, и вызван, занятиями по изучению санскрита, которые организовывали буддисты для тех, кто искал чистых источников их религии.


[Закрыть]. Используемые сначала как примечания либо пометки на полях в китайских текстах, эти символы в конечном счете развились в независимый корейский алфавит. Это обеспечило Корею своей особой литературной традицией.

Возобновление политических беспорядков в Корее происходило параллельно с крушением династии Тан в Китае. Однако в 935 г. новая корейская правящая династия объединила весь полуостров; и когда Китай в свою очередь вновь заявил о себе как о мощном государстве под управлением династии Сун (960 г.), обе эти страны возобновили политическое и культурные отношения. Теперь Корея была уже определенно менее зависима от Китая, чем во времена Тан. Необходимость сохранять мир с государством киданей, которое граничило и с Кореей, и с Китаем на севере, удерживала династию Сун от открытой попытки установить политическое господство в Корее. Кроме того, новая правящая династия Кореи приняла буддизм, подчеркивая тем самым автономию местной культуры и защищая Корею от неоконфуцианства династии Сун. В свое время таким же образом манихейство защищало уйгурское царство от китайского культурного превосходства[772]772
  M. Frederick Nelson, Korea and the Old Order in Eastern Asia (Baton Rouge, La.: Louisiana State University Press, 1945), pp.28-57; Homer B.Hulbert, The History of Korea (2 vols., Seoul: Methodist Publishing House, 1905).


[Закрыть].

Похоже, что первый импульс в своем движении к цивилизации Япония получила из Кореи. Первым признаком этого послужило проникновение буддизма в 552 г., хотя новая религия не получила надежного статуса в Японии до 587 г. С этого момента укрепление централизованной власти и страстное стремление усвоить достижения китайской цивилизации шли рука об руку. Прямые дипломатические отношения между правящими дворами Китая и Японии были впервые установлены в 607 г.; после этого японские дипломатические миссии прибывали в Китай регулярно и достаточно часто. Искусные мастера и актеры, а также переписчики и переводчики сопровождали дипломатических сановников в составе этих миссий. Все лучшее из китайской культуры, все, что могло считаться полезным на родине, заимствовали и привозили в Японию.

В результате в течение периода Нары (646-794 гг.)[773]773
  Название период получил по местонахождению императорской столицы, которой тогда был город Нара.


[Закрыть] в Японии развились пока еще хрупкие элементы придворной культуры. Поэзия и живопись в китайском стиле процветали почти так же, как и непосредственно в Китае. Управление, придворная иерархия, императорский протокол – все было достаточно точно смоделировано по образу и подобию династии Тан. К X в., однако, начала оформляться выразительно японская версия этой культуры. Слоговое упрощение китайского письма впервые позволило письменно зафиксировать фонетику японского языка[774]774
  Японские слова записывали с помощью китайских иероглифов, используя эквиваленты, основанные на совпадении значения, еще с V в. Эта система, однако, была не более подходящей для японцев, чем для корейцев.


[Закрыть]. В это же время власть японского имперского двора начала уступать грубой силе провинциальных феодалов, которые лишь слегка усвоили китаизированную культуру японской столицы. Наиболее замечательным памятником культурного освобождения Японии от власти китайских литературных моделей стал роман «Сказание о сиятельном принце Гэндзи» («Гэндзи-моногатари»)[775]775
  Перевод на английский: Arthur Waley, The Tale of Genji (Boston, New York: Houghton Mifflin Co., 1935).


[Закрыть], написанный Мурасаки Сикибу, придворной дамой из императорского окружения, в начале XI в. Написанный на японском языке лишь со случайным вкраплением китайских слов, «Гэндзи-моногатари» – шедевр мировой литературы, полная жизни любовная история, описывающая изысканные чувства высшего света. Но вскоре императорская власть пала, и у госпожи Мурасаки не нашлось достойных наследников среди обитателей двора, который вскоре стал не более чем позолоченной клеткой[776]776
  Эти итоговые замечания о Японии основаны на работе: G.B.Sansom, Japan: A Short Cultural History (rev. ed.; New York: Appleton-Century, 1943), pp.64-255.


[Закрыть].

* * *

В конечном счете расширение сферы китайского культурного влияния в эпоху Тан и ранний период династии Сун наряду с одновременной экспансией индийской и мусульманской[777]777
  Мусульманское проникновение в западные и центральные степи будет описано в следующей главе; этот процесс начался еще в 1000 г., но все его последствия проявились позже.


[Закрыть] цивилизаций должны были заполнить почти все бреши, которые ранее отделяли главные цивилизации Азии друг от друга. Пограничные зоны заполнили государства и народы, культуры которых были лишь отчасти автономны и зависели от культур главных цивилизаций континента. Характерно, что эти народы – уйгуры, хазары, тибетцы, корейцы и др., – использовали письмо, религию и военно-политическое устройство своих ближайших соседей как раз для того, чтобы противостоять поглощению ими[778]778
  Империя киданей, которая контролировала самые северные области Китая начиная с 907 г., – наглядный пример того, насколько сознательно такая политика могла проводиться. Внутренний дуализм этого государства, который, кажется, умышленно поддерживался для того, чтобы позволить киданям сохранить свою социальную и культурную самобытность в столкновении с Китаем, был кропотливо проанализирован в работе: Karl A.Wittfogel and Feng Chia-sheng, History of Chinese Society, Liao (907-1125) (Philadelphia: American Philosophical Society, 1949).


[Закрыть]. В более ранние периоды истории культурное поглощение было обычной участью приграничных варварских народов, теперь же пересечение зон влияния различных цивилизаций Евразии стало настолько сильным, что первобытные народы получили возможность выбора различных видов цивилизации. Этот выбор привел к усилению варварского сопротивления с целью добиться больших выгод при ассимиляции в любую из соседних цивилизаций. Это придавало Евразии довольно необычное, новое культурное обличье, сопоставимое в своей сложности разве что с созданными еще во II тыс. до н. э. цивилизациями-спутниками вокруг Месопотамии и Египта.