Текст книги "Восхождение Запада. История человеческого сообщества"
Автор книги: Уильям Мак-Нил
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 70 страниц)
Выше мы рассмотрели, как великие цивилизации речных долин Месопотамии и Египта, объединив усилия с горцами и кочевниками с окраин плодородных земель, смогли вызвать к жизни целую совокупность второстепенных цивилизаций. Однако преобразующая сила цивилизации на этом не остановилась. Более отдаленные народы также воспринимали доступные им достижения цивилизации. Таким же образом, как сухопутные цивилизации II тыс. до н. э. во многих отношениях отличались от связанной с морем культуры Крита, так и распространение ценностей цивилизации к границам тогдашнего мира по суше радикальным образом отличалось от их распространения морским путем.
Чтобы увидеть более полную картину исторического развития, нужно рассматривать взлет критской цивилизации как часть более обширного процесса, происходившего в приморских областях. Корабли с Крита были не единственными, бороздившими спокойные воды Средиземного моря. Далеко на западе другой, меньший по размеру, остров Мальта стал главным центром обширной морской культуры, которая в конце концов вышла за пределы Западного Средиземноморья в Атлантику. Следы этой культуры, конечно же, найдены археологами, однако их чрезвычайно трудно истолковать, поскольку единственные несомненные свидетельства, оставленные этими ранними мореплавателями, – это надгробные плиты и другие мегалитические памятники, разбросанные вдоль Атлантического побережья Европы и Африки, от Южной Швеции до пустыни Сахары.
Давно идут ожесточенные споры о том, как правильно истолковать эти мегалитические памятники; причиной этому служат различия в их типах и неопределенность датировки времени их сооружения. Возможно, первичной формой этих памятников была вытесанная из камня надгробная плита, хорошо известная на территории, прилегающей к Эгейскому морю, тогда как более простые формы появились в Западной Европе и различались от местности к местности, в зависимости от достатка и мастерства строителей. Мальта, похоже, была метрополией, на которую в определенном смысле и опиралось это распространение мегалитов на запад. Этот остров стал центром торговли между Восточным и Западным Средиземноморьем. Несколько выдающихся храмов и других сооружений наводят на мысль, что остров обладал также особым священным статусом[166]166
Themistodes Zammit, Prehistoric Malta: The Tarxjea Temple (London: Oxford University Press, 1931); John Davies Evans, Malta (London: Thames & Hudson, 1959).
[Закрыть]. Во всяком случае, мегалитические надгробные памятники во всем разнообразии своих форм были широко распространены на островах и побережье Западного Средиземноморья и далее по берегам Атлантики, достигая Франции, Британии и побережья Балтийского моря. Стиль жизни, связанный с мегалитическим, сохранился на отдаленных Канарских островах вплоть до XIV в. н. э.[167]167
Dominick Josef Wolfel, «Die kanarischen Inseln, die westafrikanischen Hochkulturen und das alte Mittelmeer», Paideuma, IV (1950), pp.231-53; Leonardo Torriani, Die kanarischen Inseln und ihre Urbewohner, ubersetzt von Dominick Wolfel (Leipzig: K.F.Kochler Verlag, 1940).
[Закрыть]
ТРИ ЕВРОПЕЙСКИХ МЕГАЛИТА
Эти фотографии отчасти передают разнообразие сооружений, обычно объединяемых под общим термином «мегалитические». Внутренний вид мальтийского храма, изображенного вверху, показывает, что осталось от доисторической «материнской церкви», откуда мегалитические миссионеры, возможно, отправлялись в морские путешествия в Западную Европу и Африку. Ирландский дольмен, представленный снизу в левом углу, – более типичное мегалитическое сооружение, хотя изображенный экземпляр более эффектен, чем большинство других. С другой стороны, круговые сооружения из каменных колонн, соединенных попарно массивными архитравами, подобно находящемуся в Стоунхендже, Англия, встречаются сравнительно редко.
Экспансия мегалитической культуры скорее всего проходила параллельно с распространением религии, обещавшей какую-то форму загробной жизни. Это предположение кажется вполне правдоподобным, особенно если принимать во внимание те усилия, которые затрачивались на строительство гробниц. Мы не знаем религиозной доктрины, которая склоняла простых крестьян Западной Европы высекать гигантские каменные блоки и доставлять их для строительства надгробных мегалитических памятников. Однако для строительства более крупных памятников наверняка требовалось значительное число людей[168]168
Также возможно, что миссионеры мегалитической религии мобилизовали местных жителей на добычу камня (или заготовку дерева) и тем самым способствовали торговым связям. Однако в гробницах не было найдено никаких металлических предметов; возможно, религиозный консерватизм исключил металл из потустороннего мира. Еще один поразительный факт заключается в том, что главные скопления мегалитических сооружений сосредоточены в тех самых местах, где находились залежи меди, олова, золота и таких ценных веществ, как янтарь.
[Закрыть]. Каменные сооружения и утверждение представлений о загробной жизни в центре религии, безусловно, указывают на связь с египетской цивилизацией, однако в формировании мегалитической культуры, несомненно, присутствовали и другие культурные влияния, особенно с берегов Эгейского моря[169]169
Возможно, только немногочисленная элита имела доступ к тайнам религии и знаниям мегалитической эпохи. Однако в любом случае преемственность местных гончарных стилей явственно доказывает, что распространение мегалитических идей и обрядов не привнесло или почти не привнесло каких-либо заметных изменений в повседневную жизнь простых людей.
[Закрыть].
Чтобы четко понять распространение мегалитов в Европе, нужно представить, как примерно в 2500 г. до н. э. мореплаватели, имеющие определенный набор навыков и вдохновленные идеями, преобладавшими тогда в основных центрах цивилизации Среднего Востока, создали первые поселения на побережье Западного Средиземноморья и Атлантики, где, в свою очередь, смогли преобразовать отдельные аспекты жизни первобытных племен земледельцев и рыбаков, населявших эти районы. По всей видимости, территориальное распространение мегалитической культуры происходило мирно. Скорее всего, небольшие группы жрецов и торговцев привлекали на свою сторону население одной небольшой территории за другой, тем же способом, как это позднее делали их духовные преемники – ирландские монахи раннего средневековья. На каждом новом месте они, возможно, предлагая бессмертие, овладевали помыслами людей и могли направлять их труд в новое русло.
Мегалитические памятники можно встретить не только на побережье Средиземноморья и Атлантики. На берегах Восточной Африки, Южной Индии, Юго-Восточной Азии и некоторых островов Тихого океана также расположены мегалитические сооружения, которые удивительно схожи с европейскими. Так же, как и в Западной Европе, прибрежное расположение большинства сооружений подтверждает морской путь их распространения; и вполне возможно, происхождение этих памятников связано со Средним Востоком. Однако, несмотря на схожие мегалитические элементы на Западе и Востоке, существует одна большая разница между ними – время их создания.
Новейшие археологические исследования показывают, что мегалиты Индии не могли быть построены ранее I тыс. до н. э. И если создатели мегалитов мигрировали на восток от Индии, то могилы и каменные сооружения в Азии и на Тихоокеанском побережье должны были бы появиться еще позднее[170]170
См. Alphonse Riesenfeld, Vie Megalithic Culture of Melanesia (Leiden: E.J.Brill, 1950); Robert Hcinc-Geldcrn, «Die Mcgalithen Siidostasiens und ihre Bedcutung fur die Klarung dcr Megalithenfragc in Europa und Polynesicn», Anthropos, XXIII (1928), 276-315; K.P.Srinivasan and N.R.Banerjee, «Survey of South Indian Megaliths», Ancient India, IX (1953), 103-15; Christoph von Fiirer-Haimendorf, «Altindien», in Fritz Valjavec (ed.), Historia Mundi, II, 490-92. Представляется возможным, что мегалиты в Азии были созданы двумя различными культурами и религиозными системами. См. R.E.M.Wheeler, Early India and Pakistan to Ashoka, pp. 150-69.
[Закрыть]. Так что похоже, распространение мегалитических обрядов и обычаев на восток задержалось на 1500 лет. Как это получилось, остается загадкой[171]171
Возможно, Восточная Африка или юг Аравийского полуострова были теми территориями, где представители мегалитической культуры временно пребывали в этот долгий период. Какие-то изменения в религиозных учениях или усовершенствования в судостроении, связанные с овладением железными орудиями труда скорее всего могли вызвать продолжение экспансии; на этот раз путем продолжительных морских путешествий, а не только с помощью каботажных плаваний.
В дополнение к уже названным книгам, я использовал следующие источники по проблемам мегалитической эпохи: C.R.C. Hawkes, The Prehistoric Foundations of Europe, pp.159 ff.; V.Gordon Childe, TJie Dawn of European Civilization (4th ed.; London: Kegan Paul, Trench, Trubner & Co., 1947), pp.208-18, 293-311, 316-20; C.Daryll Forde, «Early Cultures of Atlantic Europe», American Anthropologist, XXXII (1930), 19-100; Ernst Sprockhoff, Die nordische Megalithkultur (Berlin and Leipzig: Walther de Gruyter & Co., 1938), pp.150-53; Harold Peake and Herbert J.Fleure, The Way of the Sea (New Haven: Yale University Press, 1929), pp.29-42. Пытаясь понять традиции религии мегалитической эпохи, см. Hermann Baumann, Das doppelte Geschlecht: Ethnologische Studien zur Bisexualitiit in Rhus und Mythos (Berlin: Dietrich Reimer, 1955); Horst Kirchner, Die Menhire in Mitteleuropa und der Menhirgedanke (Wiesbaden: Franz Steiner Verlag, 1955).
[Закрыть].
На первый взгляд, географический размах распространения мегалитов может вызвать удивление, однако морские путешествия вдоль побережий Средиземного моря и Индийского океана на примитивных судах были вполне возможны, так как эти суда с легкостью можно было вытаскивать на берег при угрозе плохой погоды. Сухопутные путешествия были совсем другим делом, и именно сложность их ограничивала влияние цивилизации до довольно скромных пределов речных долин.
Попытки глубокого проникновения цивилизованных народов в бурное море варварских племен скорее всего были вызваны ненасытной потребностью в металле. Таким образом, нубийское золото стимулировало проникновение египтян в долину Верхнего Нила, и, возможно, поиск металла на Деканском плоскогорье привел народы долины Инда в этот регион. Но наиболее значимым направлением экспансии цивилизованных народов в III тыс. до н. э. было северное направление, в западные и центральные степи. С самого зарождения цивилизации горы, расположенные к северу и востоку от Месопотамии, были важнейшим источником металлов. И к 2500 г. до н. э. сухопутные торговые пути уже пересекали горные районы Армении – возможно, старейший и наиболее развитый центр древней металлургии – и продвигались далее в Малую Азию, на Кавказ и в горы Загрос.
В начальный период распространения металлургии ее развивали странствующие старатели и кузнецы, которые держали секреты ремесла в тайне, носили специальные знаки отличия и обладали почти священным статусом в обществе людей, среди которых они работали[172]172
См. Ernst Herzfeld, Iran in the Ancient East (New York and London: Oxford University Press, 1941), pp.156-61; R.J.Forbes, Metallurgy in Antiquity (Leiden: E.J.Brill, 1950), pp.69-73.
[Закрыть]. Ничто не мешало этим первобытным ремесленникам путешествовать как на север, так и на юг по территории рудоносных горных районов. Очень скоро варварские племена и степные вожди научились с радушием встречать чужестранцев, владевших секретами изготовления таких необходимых вещей, как металлические топоры, ножи и броши. Первые археологические свидетельства распространения металлургии на север в глубь степей относятся к 2500 г. до н. э., когда вожди Кубанской долины, севернее Кавказских гор, начали использовать металлические оружие и украшения[173]173
C.F.C.Hawkes, Иге Prehistoric Foundations of Europe, pp.221-22; V.Gordon Childe, The Dawn of European Civilization, pp. 148-58.
[Закрыть]. На протяжении последующих столетий технологии цивилизованных народов, особенно такие, которые можно было использовать в войне, продолжали интенсивно проникать в западные степи.
Точные географические и хронологические стадии этого процесса остаются неизвестными. Еще до того, как влияние цивилизованной войны и технологий приобрело значительный масштаб в Северном Причерноморье, варвары-захватчики начали продвигаться на запад, в покрытую лесами Европу. Эти племена известны археологам под названием «культура боевых топоров». Их отдаленная, но все же реальная связь с более развитыми культурами Среднего Востока может быть проиллюстрирована тем фактом, что во время нашествия на Центральную Европу их характерное оружие все еще оставалось каменным, но имело форму шумерских металлических прототипов.
Хотя продвижение степных народов в Европу начали племена «культуры боевых топоров», темп продвижения варваров значительно ускорился, когда последующие поколения познакомились с производством бронзы. Приблизительно к 1700 г. до н. э. варвары, владеющие технологией изготовления бронзы и говорящие на индоевропейских языках, достигли западных границ Европы, где на Атлантическом побережье они столкнулись с миролюбивыми представителями мегалитической культуры. Соответственно завоеватели сформировали класс аристократов и превратили коренное население в своих данников. Однако мегалитическая культура не исчезла. Вполне возможно, самые значительные памятники мегалитической эпохи – кольца из каменных колонн – были построены по проекту завоевателей, представляя собой воплощение в камне кругов из деревянных бревен. Вероятно, этот архитектурный стиль возник в Северной и Восточной Европе и распространился на запад вместе с индоевропейскими племенами[174]174
Harold Peake and Herbert John Fleure, Merchant Venturers in Bronze (New Haven: Yale University Press, 1931), pp.37-40; C.F.C.Hawkes, The Prehistoric Foundations of Europe, pp.314-16; V.Gordon Childe, T)e Dawn of European Civilization, pp.321-29. Углеродный тест кусочка древесного угля, найденного в Стоунхендже в Юго-Восточной Англии, показал дату 1747 г. до н. э. ±275 лет, что может вполне подтвердить данную гипотезу.
[Закрыть].
Распространение этих воинственных культур радикально изменило жизнь в Европе. Вместо миролюбивых земледельцев и разобщенных охотников и рыболовов теперь в Европе доминировали воинственные варвары, обладавшие технологией производства бронзы. В лингвистическом отношении Европа была европеизирована в том смысле, что варварские народы вытеснили языки, ранее распространенные на континенте[175]175
Кроме Страны Басков на Пиренейском полуострове.
[Закрыть]. В глубинном историческом смысле воинственный характер бронзового века дал европейскому обществу характерные и устойчивые черты. Европейцы стали воинственными, почитающими героизм сильнее, чем какие-либо другие цивилизованные народы (исключением могут служить только японцы). И эти черты, ведущие свое начало из образа жизни воинов-кочевников западных степей, составляют основу европейского наследия вплоть до наших дней.
Развитое варварство бронзового века в Европе только косвенно было связано с центрами цивилизации Среднего Востока. Это произошло из-за того, что на пути проникновения развитой цивилизации стояли труднопроходимые горы Анатолии и Кавказа. Однако восточнее, там, где Иранское плато касается евразийских степей, не существовало подобных естественных барьеров, что, в свою очередь, не мешало продвижению месопотамской цивилизации. Начиная с IV тыс. до н. э. земледельческие поселения начали появляться на хорошо орошаемых участках этого плато. В течение II тыс. до н. э. земледелие, похоже, заняло здесь ведущее место[176]176
Karl Jettmar, «The Altai before the Turks», Museum of Far Eastern Antiquities, Stockholm, Bulletin, XXIII (1951), 142-43; Ernst Herzfeld, Archaeological History of Iran (London: Oxford University Press, 1935), pp.6-9.
[Закрыть]. На землях между сельскими поселениями жили варвары-кочевники, которые в языковом отношении были близки к воинам западных степей. Через посредничество земледельческих поселений эти кочевники стали подвергаться культурному влиянию Месопотамии. В результате примерно к 1700 г. до н. э. произошел критически важный сплав цивилизованной технологии и воинской удали варваров, приведший к появлению, а может быть, только к усовершенствованию, двухколесной колесницы, которая стала решающим фактором во всех сражениях на территории Евразии того периода.
Степные народы приручили лошадь примерно в 3000 г. до н. э., первоначально используя ее мясо в пищу[177]177
Franz Hancar, Das Pferd in prahistorischer undfruher historischer Zeit (Wiener Beitrage zur Kulturgeschichte und Linguistik), XI (1955), pp.542-44 и табл. 12.
[Закрыть]. Идея запрячь лошадь (или лошадеподобных куланов) в колесную повозку принадлежала жителям Месопотамии и была известна еще ранним шумерам. Однако шумерские четырехколесные повозки были слишком медленными и неповоротливыми на поле боя, даже если они представляли собой внушительное зрелище в процессиях или были полезны для перевозки грузов. Кардинальные изменения в конструкции понадобились для того, чтобы гужевое транспортное средство приобрело необходимую скорость и маневренность и стало грозной боевой колесницей. В частности, легкие колеса со спицами и на жестко закрепленной оси, а также специальная облегченная сбруя позволили двухколесной колеснице стать тем, чем она стала.
Новый способ ведения войны основывался на трех элементах: колеснице, мощном составном луке и строительстве простых квадратных земляных фортификаций. Главное новшество варваров состояло в использовании лошадей в качестве упряжных животных, и нет сомнения, что эта идея, так же как и технология обработки дерева и кожи, необходимая для изготовления колес со спицами, упряжи и ступиц, несомненно, происходит из Месопотамии[178]178
Постепенную эволюцию от цельных колес к спицевым можно проследить по археологическим находкам в Месопотамии; но появление легких, маневренных двухколесных колесниц представляется единовременным событием. Думается, что такое решение проблемы маневренности и скорости пришло только после того, как были проанализированы потенциальные возможности использования колесниц в боевых действиях. По всей видимости, это было сделано владеющими лошадьми воинами-аристократами из окраинных районов Месопотамии; именно они были способны создать транспортное средство, непосредственно приспособленное для перевозки воина, а не грузов. См. Franz Hancar, Das Pferd in prahistorischer und friiher historischer Zeity pp.548-51; Joseph Wiesner, Fahren und Reiten in Alteuropa und im alten Orient (Der alte Orienty Band 38; Leipzig: 1939), pp. 19-22; Richard LeFevre de Noettes, L'Atellage et le cheval de selle a travers les ages (Paris: Editions A.Picard, 1931), pp.21-35.
[Закрыть].
МОРСКИЕ И СУХОПУТНЫЕ ПУТИ МИГРАЦИИ НАРОДОВ ЕВРАЗИИ В 3000-300 г. до н.э.
Составной лук также не был абсолютно новым видом оружия во II тыс. до н. э.[179]179
Существуют неподтвержденные свидетельства, что составной лук был известен еще во времена Нарамсина (ок. 2300 г. до н. э.). См. Hans Bonnet, Die Waffen der Volker des alten Orients (Leipzig: J.C.Hinrichs, 1926), pp. 138-39; W.F.Albright, «Mitannian Maryannu, 'Chariot-Warrior' and the Canaanite and Egyptian Equivalents», Archiv fur Orientforschungy VI (1930-31), 219. Однако составной лук был известен среди охотников Монголии с самых давних времен. Нехватка древесины вызвала использование кости и сухожилий для производства оружия. См. Karl Jettmar, «Hunnen und Hsiung-Nu – ein archaologisches Problem», Archiv fur Vdlkerkunde, VI/VII (1951-52), 174-75. В любом случае, составной лук на Среднем Востоке начал широко использоваться только во II тыс. до н. э. и только вместе с колесницами.
[Закрыть], однако удобство его использования вместе с колесницей придали ему новое значение. Деревянный лук, усиленный костью и сухожилиями для большей упругости, мог иметь меньшую длину без утраты боевых качеств и позволял воину, стоя в прыгающей колесницы, беспрепятственно стрелять через ее защитный парапет. Таким образом, группа колесниц могла галопом передвигаться, одновременно стреляя в любом направлении на поле битвы. Даже самая дисциплинированная и хорошо вооруженная пехота во II тыс. до н. э. не могла противостоять тучам стрел, выпущенных с колесниц. Рассеивая беззащитных пехотинцев, колесницы могли решить исход любого сражения. Эта тактика была практически непобедимой.
Армии, которые использовали старую тактику, могли нанести ущерб отрядам колесниц только тогда, когда воины спешивались или лошади были распряжены. Для предупреждения внезапных нападений воины, которые завоевали весь Средний Восток, стали строить простые полевые укрепления, четырехугольные в плане[180]180
W.F. Albright, «Mitannian Maryannu», p.219.
[Закрыть].
Начав использовать новую тактика, варвары-наездники центральных степей стали воистину опасными. Тот факт, что их кочевой образ жизни включал социальную традицию, сочетавшую культ индивидуального мастерства в бою с политической организацией, отдававшей всю полноту власти племенному вождю, делал военную мощь кочевников еще более эффективной.
Новая тактика ведения войны способствовала нарушению всего социального равновесия в Евразии. Ни один народ или государство цивилизованного мира не мог устоять перед армией колесниц. Сокрушительные захватнические походы и миграция народов на континенте были вызваны этой резкой переменой в равновесии сил. Варварские племена всегда после завоевания изменяли жизнь покоренных народов, иногда кардинально, а иногда только поверхностно. Цивилизованные народы были вынуждены признать военное превосходство своих соседей-варваров. Социальный градиент развития больше не протекал гладко по старой схеме, как это было в III тыс. до н. э., от вершин цивилизации Среднего Востока к ее земледельческим окраинам. Напротив, шел обратный процесс, когда полуцивилизованные завоеватели массово вторгались в древние центры цивилизации. Так все варвары-завоеватели: касситы в Месопотамии, гиксосы в Египте и митанни в Сирии, основывали свое господство на превосходстве в новой тактике ведения войны.
Индоевропейское завоевание европейского Дальнего Запада происходило без использования преимуществ армии колесниц. Степные племена, подчинявшие мирных земледельцев и охотников, не нуждались в новейшей военной тактике. Да у них и не было опытных ремесленников, способных производить колеса на спицах, упряжь и другие приспособления, необходимые для колесниц. Со временем это чудо-оружие появилось и в Европе, но более как принадлежность церемоний и статуса владельца. Тактика использования колесниц с лучниками требовала большого пространства для битвы, что было невозможно в Западной и Северной Европе, поросшей густыми лесами[181]181
Наскальные изображения, найденные в Южной Швеции, датированы примерно 1300 г. до н. э. См. Charles Singer (ed.), A History of Technology (Oxford: Clarendon Press, 1955), p.722. Когда колесница появилась на европейском Западе, тактика ее использования в паре с луком не прижилась. Вместо этого гомеровские герои, а позднее кельты, сражались один на один копьями или другим ручным оружием. Использование лука Гомер изображал как бесчестное действие, возможное лишь у таких отрицательных героев, как Парис – сын царя Трои.
Существует почти полная уверенность в том, что колесница попала в Грецию и далее в Европу через Малую Азию. См. Wiesner, Fahren und Reiten, pp.34-35. Кажется, что огромный престиж, который придавала колесница, заставил европейцев принять ее. Однако они не изменили своему оружию и правилам ведения боя. Описанная Гомером тактика боя абсурдна. Колесницы использовались только в декоративных целях, однако это не означает, что его описание сражения микенской эпохи лишено исторической правды. Воины, воспитанные в правилах рукопашного боя и преданные кодексу чести, использовали грозное азиатское оружие как символ доблести и как транспортное средство, доставлявшее их на поле битвы.
[Закрыть].
Таким же образом тактика ведения колесничного боя не прижилась и в северных районах Азии[182]182
Karl Jettmar, «Archaologische Spuren von Indogermanen in Zentralasien», Paideumay V (1950-54), 237-39. См. также предисловие Романа Гиршмана в книге: Киселев СВ. Древняя история Южной Сибири (2-е изд. Москва, 1951); «Histoire ancienne de la Siberie du sud», in Artibus Asiae, XIV (1951), 169-89.
[Закрыть]. В начале II тыс. до н. э. степные воины культуры, близкой к народам Причерноморских степей, захватили территорию до верхнего течения реки Енисей и установили общество с аристократическим типом правления в самом сердце Сибири. Но там, как и в отдаленных частях Северной Европы, завоевателям было нечем поживиться. Как только были завоеваны Средний Восток и части Индии, голодные захватчики скорее всего обратили свои взоры на небольшие, но зажиточные аграрные территории, простирающиеся через Центральную и Южную Азию от Ирана через Восточный Туркестан до реки Хуанхэ.
Археологические исследования этого региона пока не закончены, поэтому невозможно точно сказать, проходили ли завоеватели на колесницах через оазисы этого региона[183]183
Результаты исследований были собраны в каталоге новых находок в 1934 г. Folke Bergman, Archaeological Researches in Sinkiang (Stockholm: Bokforlags Aktienbolaget Thule, 1939). Я не обнаружил более современных исследований по данному вопросу.
[Закрыть]. Однако в долине Хуанхэ лошадь с колесницей, составной лук, бронзовое оружие и прямоугольные укрепления были не просто известны, но и широко применялись примерно с 1300 г. до н. э.[184]184
Herrlee Glessner Creel, The Birth of China (London: Jonathan Cape, Ltd., 1936), pp. 141-57; H.G.Creel, Studies in Early Chinese Culture (Baltimore, Md.: Waverly Press, 1937), pp. 133-254; Cheng Te-K'un, Archaeology in China, II, Shang China (Cambridge: W.Heffer & Sons, 1960), pp.243-49.
[Закрыть] Это совпадение в тактике ведения боя и оружии слишком явное, чтобы быть случайным. Пришедшие с границ Иранского плато или, возможно, из Восточного Алтая воинственные племена, продвигаясь от оазиса к оазису, должны были пересечь Восточный Туркестан и выйти к долине Хуанхэ, покорив населявших тот регион неолитических земледельцев[185]185
Искусство и керамика столицы Шан в Аньяне также дают неопровержимые доказательства связи с культурой Месопотамии, хотя местные традиции развивались раздельно. См. Li Chi, The Beginnings of Chinese Civilization (Seattle: University of Washington Press, 1957), pp.25-29.
[Закрыть].
Рассматривая триумфальный поход через Азию, вероятно, продолжавшийся более 200 лет, невозможно не отметить лингвистические и этнические изменения, которые скорее всего произошли в рядах завоевателей. Воины победоносных орд поселялись в захваченных оазисах и наверняка брали в жены местных женщин, а потом, через поколение, снаряжали своих сыновей в новые походы. Однако не стоит думать, что индоевропейцы когда-либо покоряли Китай. Также вряд ли их число было большим, раз маршрут завоевателей проходил через небольшие оазисы бассейна реки Тарим, которые наверняка не могли прокормить много людей и лошадей. Таким образом, малые размеры оазисов и невозможность прокормить новое поколение сыновей внутри их пределов должны были стать сильным стимулом для продолжения походов на восток.
Отсутствие необходимых археологических данных затрудняет понимание связи между Западной Азией и Китаем. Связь между Азией и Индией значительно понятнее. Примерно в 1200-1500 гг. до н. э. орды арийских колесниц и лучников двинулись на юг из Восточного Ирана в направлении долины реки Инд[186]186
В общем, если считать, что индскую цивилизацию уничтожили арии, то напрашивается предположение о более ранней дате, тогда как лингвистическое сходство между Ригведой и Авестой свидетельствует о более позднем исходе из Ирана. Если предположить, что героические песни и гимны, датируемые ранним периодом нашествий, были переведены на диалект поздних завоевателей и таким образом смешались с другими, более поздними священными текстами, составив Ригведу, то трудности в датировке можно преодолеть.
[Закрыть], где они, пользуясь своим военным превосходством, уничтожили индскую цивилизацию.
Такие широкие процессы завоевания, в результате которых окраинные районы Месопотамии влились в границы цивилизации, продолжились и с учетом местных особенностей охватили всю Евразию, от Атлантического океана до Тихого. Социальные различия между завоевателями и завоеванными говорят о том, что богатство накапливалось и сохранялось, чтобы поддерживать достижения цивилизации по всей территории земледельческой Евразии. Но на деле лишь иногда это удавалось после нашествия колесниц. Чаще милитаризация общества, порожденная стремительной экспансией степных кочевников, имела разрушительный эффект, как в Индии. Непрекращающаяся война, повседневная жестокость, грубая эксплуатация зависимых крестьян – все это редко приводит к созданию новой цивилизации. Однако милитаризм, ассоциируемый с завоеваниями кочевников, придал новый оттенок человеческой жизни в тех регионах Евразии, где плотность населения была достаточной для того, чтобы завоевательные походы себя оправдывали. Только отдаленным участкам юго-восточных джунглей и арктического Севера удалось избежать влияния агрессивного варварства во II тыс. до н. э.
Милитаризация евразийского общества остановила развитие цивилизаций морского типа. Всадники, признающие только воинский кодекс чести, не могли ни понять, ни уважать купеческий образ жизни, видя в купце лишь предмет легкой наживы. В таких условиях некоторые ранние морские торговые пути были забыты и не использовались. Из-за опасности грабежей дальние морские путешествия прекратились. В I тыс. до н. э. лишь в Бенгальском заливе и юго-западной части Тихого океана мореплавание сохранилось в прежнем виде, поскольку на побережье жили мирные племена, которых еще не затронул воинственный образ жизни цивилизованных народов и кочевых племен.
Однако в Северной и Центральной Евразии военно-политические события переместились на сушу и морские пути утратили былое значение. Заглушаемый шумом баталий, очень сложный, непрерывный и вечный процесс культурного взаимодействия народов продолжался. Столкновения между различными этносами порождали настолько большие социальные изменения, что вскоре более мирное население Юго-Восточной Азии стало выглядеть на их фоне анахронизмом. Постоянная военная угроза извне не позволяла ни одному народу вести размеренный образ жизни. Тем не менее, несмотря на отдельные периоды упадка, вызванные войной и разрухой, человечество продолжало стремиться к цивилизованной жизни, обеспечивающей уверенность и стабильность.
