Текст книги "Восхождение Запада. История человеческого сообщества"

Автор книги: Уильям Мак-Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 70 страниц)

Решающим обстоятельством было осознание сборщиками дикорастущих злаков того факта, что если при уборке часть семян упадет на землю, урожай в следующем году обязательно будет более богатым. Возможно, догадка связывалась с идеей духа зерна, его задабриванием и наградой, полагавшейся благочестивому жнецу, оставлявшему духу часть урожая. Вторым прорывом было открытие, заключавшееся в том, что, разбрасывая семена на соответствующим образом подготовленную почву, женщины могли создать поля зерновых даже там, где травы не произрастали естественным образом. Однако трудоемкая практика рыхления земли с помощью палки и засыпания посеянных семян для их защиты от птиц, вероятно, распространялась медленно, даже после того, как стало совершенно ясно, что такие усилия будут впоследствии вознаграждены. Причина заключалась в том, что общины охотников редко задерживались в одной местности достаточно долго для того, чтобы можно было заняться постоянной обработкой одних и тех же участков земли.

Тем не менее, по сравнению с предшествующими темпами прогресса человечества, земледелие на Среднем Востоке развивалось относительно быстро. По мере расширения площадей, занятых зерновыми культурами, пищевые ресурсы возросли настолько, что люди сознательно отошли от своего хищнического прошлого. При этом отпали ограничения на численность и плотность населения, которые прежде делали человека как вид относительно редким в системе природного равновесия[35]35
  См. расчеты в работе: Edward S. Deevey, Jr., «The Human Population», Scientific American, CCIII (September, 1960), 195-204, согласно которым население Земли в результате революции в земледелии в период между 8000 г. и 4000 г. до н. э. выросло приблизительно в 16 раз.


[Закрыть]. Нельзя с уверенностью назвать дату этого эпохального перехода; в самом деле, до сегодняшнего дня не обнаружено неопровержимых археологических подтверждений свершившегося. Однако предположив, что по мере того, как новые методы получения продуктов питания доказывали свое превосходство, они повсеместно распространялись на Среднем Востоке среди сборщиков дикого зерна, и допустив также, что рост пищевых ресурсов вызвал сравнительно быстрый рост населения, можно сделать вывод о том, что такое древнейшее земледелие зародилось несколько раньше 6500 г. до н. э. Древнейшие обнаруженные остатки деревень, возникших в связи с необходимостью вести более оседлый образ жизни, позволявший возделывать поля и охранять их от диких животных, датируются приблизительно 6250 г. до н. э. (плюс-минус 200 лет), однако в более поздние периоды их становится все больше и больше[36]36
  Здесь я привожу данные и аргументы, в том виде, в каком они в последний раз изложены в работе: R.J. Braidwood, «The Agricultural Revolution», Scientific American, CCIII (September, 1960), 130-48.


[Закрыть].

Вероятно, поначалу масштабы земледелия на Среднем Востоке были ограниченными, и занимались им женщины. Охота оставалась задачей мужского населения. Однако открытие женщинами даже зачатков земледелия резко нарушило хрупкое экологическое равновесие в природе. Численность охотников слишком возросла, дикие животные, окруженные быстро распространяющимися полями зерновых культур, по всей видимости, скоро были почти полностью истреблены[37]37
  Есть некоторые основания полагать, что североамериканские охотники уничтожили несколько видов животных, которых в принципе можно было приручить, например лошадь, сравнительно недавно. См. J.G.D. Clark, «New World Origins», Antiquity, XIV (1940), 128.


[Закрыть]. По мере того как происходили эти перемены, земледелие постепенно заменило охоту в качестве основы жизни общества. Мужчины, чьи луки в значительной мере утратили свою полезность, возможно, поддались убеждениям взять на себя часть работы в поле – возведение оград для защиты от животных, сбор урожая в течение немногих драгоценных дней, когда зерно необходимо собрать до того, как оно осыплется и будет безвозвратно утрачено; и наконец, поскольку запасы продовольствия на год стали зависеть в основном от размера возделываемых участков, в некоторых общинах мужчины могли неохотно взять в руки лопату или мотыгу и выйти на полевые работы бок о бок со своими подругами.

При этом существовала и другая возможность. Мужчины могли приручить часть зверей, на которых они привыкли охотиться. Для сообразительных охотников было логично, столкнувшись с сокращением поголовья дичи, прибегнуть к защите своих потенциальных жертв от других хищников и сохранять стада для собственного использования в будущем. Однако это все еще очень отличается от полного одомашнивания, предполагающего эксплуатацию животных в целях использования их молока, шерсти и даже крови.

Никто не знает наверняка, как или через какие этапы образ жизни, основанный на охоте и собирательстве, уступил место другому, опиравшемуся на земледелие и скотоводство. Может быть, первые полностью прирученные животные использовались для заманивания своих диких сородичей в расставленные охотниками ловушки. Другие возможности их использования открывались человеку постепенно, по мере уменьшения популяций диких зверей. Без сомнения, новаторы не могли предвидеть, как приручение животных изменит существовавшие прежде обычаи. Люди вряд ли осознали подлинную причину наступивших изменений, поскольку все их отношения с животными были пронизаны мистическими представлениями. Ритуальное жертвоприношение пойманных зверей было частью религий некоторых народов, занимавшихся охотой; поэтому, возможно, защита и прокорм стад животных, которые могли стать потенциальной добычей, путем принесения более регулярных и обильных жертв в надежде обеспечить успешную охоту, казались единственно правильным поведением в условиях возрастающей нехватки дичи.

Можно утверждать только то, что жители Среднего Востока действительно смогли приручить коз, овец, свиней и крупный рогатый скот на ранней стадии развития сельского хозяйства. Таким образом, у них появилась возможность обеспечить постоянный и, может быть, даже возрастающий уровень производства мяса и других продуктов животного происхождения. Предположительно одомашнивание животных могло начаться даже прежде, чем развитие земледелия привело к увеличению популяции людей выше уровня, соответствовавшего образу жизни хищника; но даже в этом случае наличие домашних животных, очевидно, оказывало очень незначительное воздействие на жизнь первобытного сообщества до тех пор, пока охотники не обнаружили, что привычной дичи становится все меньше. Если охота приносит обычное количество добычи, зачем менять образ жизни, вобравший в себя опыт бессчетного числа предшествовавших поколений и освященный многовековой религиозной и моральной традицией?[38]38
  Это серьезный аргумент против выдвинутой венской школой этнологов гипотезы о том, что первыми взялись за приручение животных охотники Северной Евразии (возможно, начиная с северного оленя), а окультуривание растений развилось в областях, лежавших к югу от великой центральной горной системы континента. В соответствии с этой теорией, сформировавшийся на Среднем Востоке и в Европе метод ведения сельского хозяйства, сочетавший земледелие и животноводство, развился как следствие взаимопроникновения этих более древних и первоначально независимых видов хозяйствования. Из недавних источников, отстаивающих эту точку зрения, можно упомянуть работу Carl J. Narr, «Hirten, Pflanzen, Bauern: Produktionsstufe», in Fritz Valjavec (ed.), Historia Mundi (Bern: Francke, 1953), II, 66-100. Но все-таки наиболее серьезное возражение против этой теории заключается в отсутствии достоверных археологических свидетельств в ее пользу. Поэтому с точки зрения логики будет ошибочным полагать, что образ жизни современных первобытных пастухов Сибири и первобытных огородников Юго-Восточной Азии обязательно старше более сложной системы хозяйствования Среднего Востока в древности.


[Закрыть]

Археологические экспонаты, найденные на Среднем Востоке, свидетельствуют о том, что с тех пор, как сельское хозяйство стало существенно влиять на жизнь человека, арсенал орудий, находившийся в распоряжении членов возникших сельскохозяйственных групп, резко расширился. Кажущаяся внезапность появления новых инструментов в археологических пластах частично может быть объяснена случайным характером находок археологических памятников. С другой стороны, в возникших новых условиях повседневной жизни требовались иные приспособления и методы работы; поэтому реакция людей в создавшейся ситуации могла быть сравнительно быстрой. Может быть, кардинальные изменения, выразившиеся в переходе от охоты к земледелию и скотоводству, временно освободили творческие способности людей от оков привычных представлений. Естественное сопротивление прогрессу на какое-то время ослабилось, пока после ряда блестящих изобретений и преобразований на базе старых методов не был создан новый, удовлетворительный для возникших условий, образ жизни, который, в свою очередь, сформировал стабильную, установившуюся модель поведения, характерную для деревенской общины эпохи неолита.

Археологические данные позволяют получить некоторое представление о технической и материальной стороне наступивших социальных перемен. На базе земледелия и скотоводства зародились пивоварение, ткачество, гончарное дело и производство отшлифованных каменных инструментов. Обнаружены немногочисленные стоянки догончарного периода со следами занятия земледелием их обитателей, однако, несомненно, для создания в примитивных сельскохозяйственных коммунах Среднего Востока развитого арсенала, называемого археологами «неолитическими» орудиями, потребовалось несколько столетий.

После того как экономической основой жизни сообщества стали зерновые культуры, с неизбежностью сильно возросла зависимость его членов от конкретного места, в отличие от времени, когда господствовало хозяйство, базировавшееся на охоте[39]39
  Некоторые современные исследователи считают на этом основании, что, возможно, первые сельскохозяйственные коммуны возникли среди племен, занимавшихся рыбной ловлей, поскольку подобная деятельность уже во времена мезолита предполагала оседлый образ жизни.


[Закрыть]. В течение сезона созревания по крайней мере часть населения должна была охранять поля от набегов животных; даже в межсезонье трудности транспортировки собранного урожая, а также необходимость обрабатывать существующие поля и расчищать новые привязывали женщин сообщества к конкретному месту на протяжении почти всего года.

РАСПИСНОЙ ГОРШОК ЭПОХИ НЕОЛИТА

Этот замечательный горшок найден при раскопках неолитической стоянки в провинции Ганьсу в Китае. Украшающий ее завитковый орнамент настолько близок к стилю неолитической керамики Украины и региона нижнего течения Дуная, что многие археологи на этом основании полагают, что технология производства подобных сосудов должна была иметь общий источник и впоследствии была разнесена на восток и на запад полукочевыми племенами, возделывавшими злаковые культуры.

С основанием постоянных поселений стало возможным хранение громоздкой, тяжелой и хрупкой домашней утвари. Глиняные горшки, например, с успехом заменили более легкие и менее долговечные емкости из шкур животных, кувшины из тыкв и плетеные из ивы корзины. Поначалу отход от прежних типов сосудов был минимальным. По большей части древнейшие керамические изделия повторяют в глине форму корзин и тыкв. Сама собой напрашивается мысль о том, что первые горшки были изготовлены тогда, когда возникла необходимость покрыть такие более ранние емкости огнестойким и водонепроницаемым слоем глины для приготовления нового блюда – каши из злаков. Ведь мясо можно было, в конце концов, зажарить на деревянном вертеле, однако для приготовления блюд из злаков требовалась специальная посуда, огнестойкая и водонепроницаемая одновременно, одним словом, требовался горшок.

Древнейшие известные остатки одежды обнаружены на стоянках эпохи неолита. Это еще не доказывает того, что ранее одежда была неизвестна, поскольку плетение изделий из лозы во времена палеолита можно рассматривать как прообраз изготовления одежды и гончарного дела. Но до начала выращивания льна, использования волос и шерсти домашних животных, источники волокон, вероятно, были слишком скудными, даже если искусства прядения и плетения были уже известны. Однако с развитием земледелия и одомашнивания животных возможность изготовления нитей настолько возросла, что плетеная ткань стала важной принадлежностью нового образа жизни.

Отшлифованные каменные орудия, в особенности топоры, – отличительная особенность любой неолитической стоянки. Кремень раскалывали и расслаивали таким образом, чтобы получить острые режущие края. Такие куски камня идеально подходили для изготовления наконечников стрел, ножей и скребков, использовавшихся охотниками, но кремень был слишком мягким материалом, чтобы сдирать кору и срезать ветви с деревьев или рубить их. Пригодные к употреблению топоры можно было изготовить только из более прочных пород камня, которые, однако, не поддавались обработке традиционными методами, применявшимися для дробления кремня. Решением проблемы стало применение к более твердому материалу методов обтесывания и шлифовки, которые уже давно использовались при изготовлении инструментов из кости и рога. Наличие шлифованных каменных топоров и других орудий стало, таким образом, отличительной особенностью сельскохозяйственных поселений, а разительное отличие между этими инструментами и более ранними находками из кремня побудило археологов назвать такие остатки «неолитическими» задолго до того, как стала понятной связь между методом обработки орудий и изменившимися требованиями к ним.

Образ жизни первых земледельческих сообществ, строго говоря, не был оседлым. В результате эксплуатации одних и тех же угодий в течение ряда лет их плодородность падала, поэтому для поддержания постоянного уровня урожаев необходимо было время от времени покидать истощенные поля и вводить в оборот участки целинных земель. Земли, имевшиеся в распоряжении древних земледельцев, представляли собой заросшие большими деревьями участки, где тенистые кроны мешали появлению густого подлеска. В этих местах после уничтожения деревьев путем обдирания коры почва под ними становилась относительно открытой и ее легко можно было обработать с помощью палки для копания, лопаты или мотыги, двигаясь вокруг оставшихся стволов деревьев. После сезона-другого возделывания такого участка можно было восстановить плодородие почвы путем сжигания сухих ветвей и стволов деревьев с последующим разбрасыванием образовавшейся золы. Почву естественных лугов, напротив, было чрезвычайно трудно обрабатывать деревянными палками для копания; к тому же было практически невозможно помешать прорастанию диких трав сквозь посеянные злаки и заглушению посевов сорняками. Поэтому древнейшие земледельцы, подобно пионерам Американского континента XVIII в., отдавали предпочтение лесистой местности и взбирались по склонам холмов и покрытым деревьями предгорьям Среднего Востока. Возможно, жители «зрелых» деревень эпохи неолита практиковали именно такой метод подсечно-огневого земледелия, предполагающий полукочевой образ жизни. Подобный метод применяется и сегодня первобытными земледельцами в тропических лесах и в субарктических березовых и еловых лесах на окраинах сельскохозяйственного мира[40]40
  J.G.D. Clark, Prehistoric Europe: The Economic Basis, pp.91-98.


[Закрыть].

По мере развития сельского хозяйства на Среднем Востоке типичными становятся смешанные хозяйства, где сочетаются выращивание зерновых культур и животноводство. Конечно, отдельные хозяйства делали акцент на том или ином виде деятельности. На небольших возвышенностях вдоль границы лесов, где луга и пастбища постепенно переходили в пустыню, природные условия были благоприятными для скотоводства; и должно быть, подобно Аврааму, покинувшему халдейский Ур со стадами и домочадцами[41]41
  Бытие, 11:31.


[Закрыть], многие группы людей до и после него проделывали этот путь.

Из-за скудности оставленных пастушьими племенами археологических свидетельств невозможно точно определить, когда впервые возникли явные различия между скотоводческим и земледельческим образом жизни. Освоение степи и пустыни было постепенным. В самом деле, возможности кочевого пастушеского образа жизни были осознаны в полной мере только после того, как перемещение верхом на лошади стало обычным делом – это произошло не ранее 900 г. до н. э. В отличие от этого, древнейшие племена, следовавшие за своими стадами по пастбищам, также возделывали подходящие участки земли. Таким образом, можно говорить о том, что вначале скотоводческий и земледельческий образ жизни различались скорее акцентами на разных аспектах существования, чем в принципе.

По всей вероятности, пастбищное скотоводство в чистом виде существовало только в сообществах, которые долго оставались охотниками, пока осваивавшие новые территории животноводческие племена привлекли их внимание к новому образу жизни, возможно, узурпировав какую-то часть привычных охотничьих территорий. Вряд ли работа в поле пришлась по душе охотникам, тогда как в искусстве пастухов естественным образом продолжались охотничьи традиции. Поэтому, если бы по какой-то причине охотникам пришлось изменить устоявшиеся обычаи, нетрудно представить, что им было легче взять на себя заботу о домашних животных, отвергнув выращивание урожая как занятие, недостойное свободного человека. Таким образом, пастбищное животноводство обосновалось на границах древнейших центров развития культуры земледелия – в степях Европы, Центральной Азии и Северной Аравии, где возделывание земли на естественных пастбищах было чрезвычайно затруднено[42]42
  См. Karl Jettmar, «Les plus anciennes civilisations d'eleveurs des steppes d'Asie centrale», Cahiers d'histoire mondialey I (1954), 775-76.


[Закрыть].

Освоение пастбищ пастушескими племенами означало, что на Среднем Востоке наступил период сосуществования двух стилей жизни, в какой-то степени зависимых друг от друга и заключавших в себе бесконечные возможности взаимовлияния. Как и сегодня, пастухи древности должны были выгонять своих животных на скошенные поля. Без сомнения, с самого начала они должны были вступить в меновые отношения с земледельцами, поскольку производимые обеими группами излишки естественно дополняли друг друга. Более мобильная жизнь пастухов поощряла их выступать в качестве переносчиков таких особенных и ценных товаров, как прочный камень для топоров, ракушки для украшений и различные легко разрушающиеся ценности, следы которых не сохранились. И наконец, постоянное трение между крестьянином и пастухом, нашедшее отражение в библейской притче о Каине и Авеле, должно было неоднократно омрачать жизнь людей эпохи неолита вспышками насилия.

Образ жизни сообществ охотников, разбросанных на больших территориях, в основных чертах был сходным; благодаря своим профессиональным навыкам они были отлично приспособлены к окружающим условиям, поэтому вряд ли после контактов с соседними общинами у охотников могли появиться веские основания изменить характер общественного устройства. Однако по мере развития земледелия и пастбищного скотоводства образ жизни человеческой популяции в целом разделился на несколько направлений. На исторической сцене появляется новый мощный стимул к изменениям. Ступив на путь преобразования среды в своих интересах, человечество переступило через прежние ограничения социальных изменений. Таким образом, начался захватывающий процесс движения по направлению к современному уровню воздействия человека на силы природы.

* * *

Для образа жизни земледельцев и пастухов, по сравнению с господствовавшей в предшествовавший период поведенческой моделью охотников, смена времен года имела гораздо большее значение. Основным фактором для жизни людей, зависимых от полей и пастбищ, были грозы и засухи, случавшиеся нерегулярно, но связанные с сезонными ритмами в природе. Скорее всего, времена года на Среднем Востоке в древности были в целом такими же, как и сейчас, – иногда они наступали раньше или позже, но всегда с ярко выраженными признаками. Сегодня для этой зоны характерны зимние дожди, вызывающие бурное весеннее развитие растительности, за которым наступает палящий летний зной. Зона расположена на южной границе циклонов, приходящих с Атлантики и иногда приносящих с собой дожди. В годы обильных осадков созревает богатый урожай, а на пастбищах вырастают тучные травы; засушливые годы означают голод для людей и животных[43]43
  Несомненно, природа Среднего Востока не всегда была такой, как сегодня. Вероятно, во многом обезвоживание региона стало следствием человеческой активности – нарушения естественного почвенного покрова, ускоряющего эрозию и вымывание почвы в реки. Но даже если в VI или V тыс. до н. э. здесь выпадало больше осадков, нерегулярность дождей должна была представлять постоянную проблему для древних земледельцев.


[Закрыть].

Поэтому нет ничего удивительного в том, что капризы погоды и времен года легли в основу религиозных представлений неолитических жителей Среднего Востока. Созидательный и разрушительный потенциал земли, дождя и солнца не мог остаться незамеченным; земледельцы соответственно изменяли свои религиозные обряды в надежде убедить или заставить силы природы считаться с потребностями людей. Более ранние поверья, обожествлявшие духов животных и растений, продолжали существовать, а ритуалы, призванные умилостивить этих духов или увеличить их плодородие, легко смешивались с новыми или с переосмысленными старыми культами земли, неба и солнца, породив таким образом «религии плодородия» Среднего Востока.

Коренное преобразование общественных отношений, вызванное к жизни переходом от занятий охотой к сельскому хозяйству, видимо, затронуло и неолитические верования. В связи с тем, что женщины стали основными поставщиками продуктов для коммуны, вероятно, возросли их независимость и авторитет; многочисленные дошедшие до нас из глубины времен свидетельства говорят о том, что часто в сообществах эпохи неолита преобладало матриархальное семейное устройство. Соответственно распространение земледелия было связано повсеместно с появлением женщин-жриц и почитанием богинь[44]44
  См . Robert Briffault, The Mothers (London: Allen & Unwin, Ltd., 1927), III, 45 and passim; Pia Laviosa-Zambotti, Ursprung und Ausbreitung der Kultur, trans. Ferdinand Siebert (Baden-Baden: Verlag fur Kunst & Wissenschaft, 1950), pp. 164-68.


[Закрыть]. Сама земля, видимо, считалась женщиной – прототипом матери-прародительницы более поздних религий, а многочисленные керамические фигурки женщин, найденные в неолитических раскопках, возможно, символизировали плодородную богиню-землю[45]45
  Напротив, боги мужского пола появляются только в более поздние времена, когда политические и другие преобразования круто меняют социальное устройство деревенских общин раннего неолита. Gertrude Rachel Levy, Gate of Horn, pp.86-88.


[Закрыть]. Кроме того, каменные топоры (которыми очищали деревья при устройстве полей), священный огонь (удобрявший почву и поддерживавший домашний очаг), священные горы, деревья и камни, по-видимому, играли определенную роль в религиозных церемониях людей неолита. Можно предположить, что простой переход к новому арсеналу орудий, созданному на основе соответствующего изменения прежних инструментов, а также интеллектуальный, эмоциональный и моральный аспекты нового сельскохозяйственного общества вскоре получили свое объяснение в мифах, превратили практику в ритуал и наполнились священным смыслом.

Хотя главные аспекты религиозной практики, символов и ритуалов сместились довольно ощутимо, все-таки фундаментального отхода от более ранних анималистских верований охотников палеолита и мезолита не произошло. Однако один аспект поведения людей и их религиозных воззрений в эпоху неолита серьезно изменился. В ритуальном отношении это выразилось в обожествлении луны, что было связано с практической потребностью счисления времени. Периоды роста и ущерба Луны были основой единственного естественного для первобытного человека календаря. Более того, поскольку рога домашних коров напоминают лунный полумесяц, первобытные земледельцы стали связывать божественную корову и богиню луны с премудростью расчета времен года. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем детали этих разнообразных причудливых ассоциаций[46]46
  Связь между крупным рогатым скотом, Луной и плодородием могла возникнуть только после изобретения плуга, что сделало скот основной тягловой силой при возделывании почвы.


[Закрыть].

Важная роль измерений и вычислений в сельскохозяйственной практике Среднего Востока оказала чрезвычайно сильное влияние на последующее развитие общества и человеческой мысли. Для охотников не имеют большого значения ни временные, ни пространственные измерения. Жизнь состоит из сменяющих друг друга пира и голода, который можно несколько отдалить за счет замораживания или сушки мяса впрок или создания скромных запасов дикорастущих семян и корней. Однако время до следующей удачной охоты нельзя рассчитать, невозможно также сохранить пищу в течение периода ее предполагаемой нехватки. Земледельцу все представляется иначе. Для него основной ритм существования определяется сменой времен года с ее постоянными и предсказуемыми периодами изобилия и ограничений. Распределение потребления зерна так, чтобы его хватило до следующего урожая, создание запаса на случай засушливого года, расчет необходимого для посева количества, сколько и когда вскопать земли – все эти и подобные приемы предвидения и вычислений должен был знать первобытный крестьянин. Главным в таких расчетах были изначальные знания о временах года – когда вновь наступит пора посева и сбора урожая и в очередной раз завершится круг времен. Таким образом, в условиях Среднего Востока искусство вычислений было неотъемлемой и абсолютно необходимой частью оснащения крестьянина.

Грубые количественные расчеты, достаточные для того, чтобы оценить, сколько семян потребуется для засева участка земли, возможно, не представляли большой сложности для первых земледельцев. Для расчетов они пользовались предыдущим опытом. Полная корзина семян на поле, корзина или поле «вот такой величины» были достаточно точными оценками. Более точные пространственные измерения понадобились человеку только тогда, когда он освоил широкомасштабное орошение и монументальную архитектуру. Однако измерение времени представляло для них головоломную проблему; в условиях Среднего Востока наступление зимних дождей не всегда происходило одинаково из года в год. Случайные летние или осенние ливни легко могли подтолкнуть голодного крестьянина посеять невосполнимый запас семян слишком рано, и тогда зерна всходили только к зиме в период возобновившейся засухи. Тот факт, что фазы Луны не совсем совпадают с солнечным годом, ужасно усложнял задачу. Только когда люди научились наблюдать и правильно интерпретировать сезонные перемещения Луны, Солнца и звезд, они точно смогли определять, на каком цикле Луны следует сеять. Чрезвычайная важность точных сезонных расчетов и одновременно их сложность служили главным стимулом интеллектуального и научного развития на Среднем Востоке[47]47
  См. O.Neugebauer, Tlie Exact Sciences in Antiquity (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1952), p.161.


[Закрыть]. И только в период расцвета цивилизаций Шумера и Египта эта задача была окончательно решена с созданием надежных календарей.

Здесь следует заметить, что в муссонной зоне Азии проблема измерения времени была куда менее серьезной. За исключением окраинных районов, появление муссонов ни с чем нельзя спутать, а с возвратом дождей начинается период роста растений. В такой ситуации исключен слишком ранний или запоздалый сев, а точный календарь просто не нужен. Возможно, не будет большим преувеличением предположить, что пресловутое безразличие ко времени, свойственное цивилизации Индии, основывалось на этом фундаментальном различии земледельческого цикла. Напротив, чрезвычайное значение, которое древнейшие земледельцы Среднего Востока придавали измерению времени, вполне могло повлиять на философские основы западного и мусульманского мировоззрения, корни которого уходят в средиземноморско-средневосточное прошлое.

В сельскохозяйственных общинах мужчины утратили свое былое лидерство времен охотничьего образа жизни. По мере того как дисциплина охотничьей ватаги разваливалась, политическая организация древнейших деревенских поселений, возможно, напоминала анархизм, который с тех пор повсеместно считается идеалом мирной крестьянской жизни. Вероятно, важная форма социального руководства досталась служителям культа как посредникам между беспомощным человечеством и непостоянством плодородия. С исчезновением или оттеснением на второй план профессии охотника сильный и умелый мужчина утратил былой непререкаемый авторитет; поскольку теперь жизнь сообщества сосредоточилась вокруг зерновых посевов, относительно строгое персональное подчинение, необходимое для успеха охотничьего предприятия, можно было ослабить.

Однако у преимущественно скотоводческих племен религиозно-политические институты приобрели совершенно другой характер. Присущие охотникам черты – смелость и коллективная дисциплина – в той же мере требовались и для защиты стад от хищников. Главный вид деятельности пастухов, так же как это было среди древних охотников, основывался на паразитическом отношении к животным и по-прежнему оставался уделом мужчин. Таким образом, у них сложилась система патриархальных семей, объединенных в группы по признаку родства и возглавляемых вождем. Вождь принимал решения, определявшие повседневный быт племени, например, где искать лучшие пастбища. Кроме того, пастухи хорошо понимали важность военных приемов и дисциплины. В конце концов, насильственный захват чужих животных или пастбищ был самым легким и быстрым способом обогащения, а в неурожайные годы – и единственным средством выживания.

Подобная воинственность была совершенно несвойственна земледельческим общинам. Данные археологических раскопок остатков ранненеолитических деревень свидетельствуют о чрезвычайно мирном характере их обитателей. При избытке пригодной для обработки земли и невозможности произвести значительный излишек продукции за счет труда одного хозяйства – не было особых причин для войн. Можно предположить, что традиции насилия и организации охотничьих отрядов в таких общинах угасли. Лишь набеги пастухов вынудили мирных крестьян сохранить элементы военной организации, которые, в свою очередь, стали предтечей всех без исключения цивилизованных политических институтов.

Несмотря на присущие ему недостатки, образ жизни древних земледельцев Среднего Востока имел существенные преимущества перед ранним типом охотничьих сообществ. Конечно, жизнь не была такой захватывающей, однако пропитание было почти гарантированным и с определенной территории могло прокормиться большее число людей. С учетом таких преимуществ земледелие было обречено на распространение от центра его зарождения и обосновывалось везде, где условия возделывания зерновых культур были наиболее благоприятными. В Европе такие условия означали легкие почвы, особенно лессовые, и меловые склоны холмов с хорошим естественным дренажом и легко обрабатываемые.

Земледелие распространялось на Европу двумя путями: один севернее, а другой южнее Средиземноморья. Более северный и более мощный из этих потоков, охвативший Центральную и Северную Европу в 4500 г. и 4000 г. до н. э., составили так называемые дунайские земледельцы. Южная волна пионеров-земледельцев и пастухов прошла через Северную Африку, пересекла Гибралтар, после чего встретилась и смешалась с дунайским потоком. Ранее жившие здесь охотничьи племена не исчезли. Они сохранились в труднодоступных местах в лесах на протяжении веков после того, как земледельцы заняли вершины и склоны холмов. Возможно, случалось и значительное смешение населения двух типов; таким образом, охотники могли иногда заимствовать методы пришельцев и ассимилироваться в земледельческое сообщество[48]48
  C.F.C. Hawkes, The Prehistoric Foundations of Europe to the Mycenaean Age (London: Methuen & Co., Ltd., 1940), pp.87-134; M.Richard Pittioni, «Zur Urgeschichte des Bauerntums», Anzeiger der oesterreichischen Akademie der Wissenschaften, Phil.-Hist. Klasse, No.21 (1957), pp.326, 341; J.G.D.Clark, World Prehistory, pp.119-29.


[Закрыть].

Очень похожая сельскохозяйственная экспансия произошла в Казахстане и Центральной Сибири приблизительно через тысячу лет после того, как первые земледельцы проникли в Западную Европу. Около 2500 г. до н. э. охотничьи хозяйства в этих регионах начали уступать место общинам, основанным на скотоводстве и земледелии. Дошедшие до нас керамические изделия этих племен неопровержимо свидетельствуют о сходстве системы их хозяйствования с той, что развилась на Среднем Востоке. Кроме того, в раскопках найдено небольшое количество бронзы, а в землях, богатых рудами, жители некоторых селений устраивали примитивные шахты[49]49
  Karl Jettmar, «Zur Herkunft der turkishen Volkerschaften», pp. 14-15.


[Закрыть].

Наука почти не располагает свидетельствами распространения сельского хозяйства эпохи неолита в других регионах планеты. В Индии до сего дня не обнаружено явных свидетельств периода, когда люди обрабатывали землю исключительно с помощью каменных и деревянных орудий, хотя, с другой стороны, инструменты неолитического типа сохранялись в их арсенале на протяжении тысячелетий после начала применения металла[50]50
  Stuart W. Piggott, Prehistoric India to WOO B.C. (Harmondsworth: Penguin Books, 1950), p.37; Robert Eric Mortimer Wheeler, Early India and Pakistan to Ashoka (London: Thames & Hudson, 1959), pp.80-92; D.H.Gordon, TJie Prehistoric Background of Indian Culture (Bombay: N.M.Tripathi, Ltd., 1958), pp.26-33.


[Закрыть]. Однако почти нет сомнений в том, что земледелие и животноводство средневосточного типа проникло, как минимум, в Северо-Западную Индию и послужило основой индской цивилизации[51]51
  Это утверждение основывается на сходстве гончарных изделий и мотивов искусства индской цивилизации с соответствующими принадлежностями цивилизаций Ирана, Сирии и даже Крита. См. Heinz Mode, Indische Fruhkulturen und ihre Beziehimgen zum Westen (Basel: Benno Schwabe & Co. Verlag, 1944), p.131 and passim; Willibald Kirfel, «Vorgeschichtliche Besiedlung Indiens und seine kulturellen Parallelen zum alten Mittelmeeratum», Saeculum, VI (1955), 166-79.


[Закрыть]. В то же время в Китае, в долине Хуанхэ, найдены прямые археологические свидетельства эпохи неолита. У гончарных изделий, обнаруженных при раскопках древнекитайских деревень, немало общего с керамической посудой, известной по находкам в западной части степей – на юге современной России и в Восточном Иране, что дает основание предположить существование каких-то отношений между культурами неолита этих двух регионов. Относительно небольшой возраст неолитических находок в Китае, ориентировочно оцениваемый 2400 г. до н. э., вполне согласуется с гипотезой о том, что полукочевые земледельцы, начав свое движение из холмистых районов Среднего Востока вскоре после 6500 г. до н. э., освоив плодородные земли вдоль берегов рек и на лесистых склонах на всей территории Центральной Азии, вероятно, смешиваясь с местным населением по всему пути на восток, достигли наконец долины Хуанхэ и принесли сюда элементы земледельческих приемов Среднего Востока. С другой стороны, некоторые особенности находок эпохи неолита, обнаруженных в Китае, лучше всего можно объяснить, предположив существование первобытного земледельческого общества к югу от Хуанхэ. Наиболее красноречивый факт в этом ряду – наличие риса, появление которого как культурного злака обычно связывают с муссонными районами Азии[52]52
  См. Gunnar Andersson, Children of the Yellow Earth (London: Kegan Paul, Trench, Trubner & Co., Ltd., 1934), pp. 184-87; C.W.Bishop, «Long-Houses and Dragon-Boats», Antiquity, XII (1938), 411-24; W.Eberhard, «Eine neue Arbeitshypothese iiber den Aufbau der fruhchinesischen Kultur», Tagungsberichte der Gesellschafi fur Volkerkunde, No.2 (Leipzig, 1936); Folke Bergman, Archaeological Researches in Sinkiang (Stockholm: Bokforlags Aktiebolaget Thule, 1939), pp. 14-26.
  Согласно последним исследованиям китайских археологов, сходство между культурой росписи керамической посуды в Северо-Западном Китае, в Украине и Западной Азии не столь значительно, как было принято полагать. Возможно, ученые преувеличивали схожесть за счет отбора конкретных образцов, игнорируя общую картину, полученную в результате находок из разных раскопов. Однако сегодняшние ученые не могут быть полностью свободными от влияния национальной гордости и доктрин марксизма относительно древнейшей истории, отрицающих историческую важность процессов миграции. Непредвзятое обсуждение последних открытий см. Cheng Te-k'un, Archaeology in China. I: Prehistoric China (Cambridge: W.Heffer & Sons, 1959), pp.73-87 and passim.
  Возможно, процесс распространения приемов земледелия и украшения гончарных изделий не требовал массовой миграции через всю Азию. Вполне вероятно, что местное население, особенно столкнувшись с продовольственным кризисом, искало новые источники продовольствия и заимствовало методы мотыжной обработки почвы у соседних народностей. Таким образом, они выполняли роль земледельцев-пионеров по отношению к живущим далее от первоначального центра распространения племенам.


[Закрыть]. Похоже, что приемы возделывания злаков, зародившиеся в Центральной Азии, в течение III тыс. до н. э. встретились в Северном Китае с другим стилем земледелия, происходящим из муссонной зоны Азии, при этом обе культуры взаимно обогатились. Это служит аргументом в пользу гипотезы о том, что земледелие зародилось в двух отдельных областях Старого Света.