Текст книги "Восхождение Запада. История человеческого сообщества"

Автор книги: Уильям Мак-Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 70 страниц)

Равновесие сил, не благоприятствовавшее городам долины, в конце XVIII в. до н. э. было нарушено правителем аморитов Хаммурапи из Вавилона (ок. 1700 г. до н. э.). Хаммурапи завоевал и Исин, и Ларсу; и таким образом, как это сделал до него Саргон, объединил Месопотамию и сместил ее политический центр еще на шаг к северу. Правда, безоблачное правление династии нового завоевателя продолжалось менее века, после чего повторился знакомый процесс. Варварские племена касситов пришли с севера, навязали государству аморитов изнурительную войну и затем полностью покорили его (ок. 1525 г. до н. э.). К тому же завоевание касситов не было просто повторением предыдущих побед варваров. Оно было частью более масштабного переселения народов, затронувшего все части цивилизованного мира, от Крита до Египта и Индии, став таким образом существенной вехой в истории древней цивилизации.

* * *

Если попытаться обнаружить в этом нагромождении событий главные тенденции развития цивилизации в Месопотамии, то, безусловно, отправной точкой должно стать рассмотрение военно-политической сферы. Жители речных долин редко чувствовали себя в безопасности и практически постоянно испытывали необходимость укреплять оборонительные сооружения перед лицом угрозы или в условиях войны. Практическим результатом такой необходимости было ускорение процесса политической централизации. Поэтому неудивительно, что за время правления Хаммурапи в четырех областях общественной жизни Месопотамии произошли изменения, имевшие далеко идущие последствия и направленные на поддержание централизованной светской власти. Итак, назовем эти аспекты: 1) создание имперской политической теории и более широкой политической лояльности в противоположность крайним проявлениям местнических тенденций, характерных для первой эпохи Шумера; 2) появление чиновничества и профессиональной армии; 3) совершенствование методов административного управления, особенно путем использования средств письменной связи; 4) расширение торговли между городами и между регионами и возникновение самостоятельного класса торговцев. Рассмотрим подробнее перечисленные проблемы.

1. Политическая теория и лояльность. Основным идеологическим принципом Древней Месопотамии была вера в божественное происхождение власти. Разумеется, этот постулат мог быть использован для оправдания любого успешного усиления власти: победоносный завоеватель самим фактом захвата доказывал свою избранность в качестве орудия воли богов. Позже развилась несколько усложненная политическая теория, возможно, она относится ко времени восстания коренного населения против гутиев (ок. 2050 г. до н. э.). Согласно этой теории, Земля, т.е. цивилизованный мир речных долин, всегда была объединена под властью единого монарха; для подтверждения этого старинные традиции и записи были отредактированы, в результате чего появился документ, известный под названием «Список царей Шумера»[90]90
  См . Thorkild Jacobsen, Vie Swnerian King List (Chicago: University of Chicago Press, 1939), p. 140. Как обычно, мнения ученых расходятся. Некоторые из них склонны полагать более достоверной теорию древнего происхождения высшей царской власти, объединяющей всю «Землю », см ., например , Anton Moortgat, «Grundlagen und Entfaltung dcr sumerisch-akkadischen Kultur», pp.235-39. He является также общепризнанной точка зрения о том, что «Список царей» и литература Шумера были записаны во времена Третьей династии Ура. Некоторые ученые считают, что это произошло только два столетия спустя, при правителях Исина. См . Adam Falkenstein и Wolfram von Soden, Sumerische und akkadische Hymnen und Gebete (Zurich: Artemis Verlag, 1953), pp. 11-13; F.R.Kraus, «Zur Liste der alteren Konige von Babylonien», Zeitsclirift fur Assyriologie, N.F., L (1952), 47.


[Закрыть]. Такая обработанная версия исторических записей использовалась центральным правительством в качестве полезного орудия пропаганды; отсюда с очевидностью следовало, что если Земля всегда была объединена под высшей властью монарха, то правильно и естественно продолжать эту традицию[91]91
  Henri Frankfort et aly Before Philosophy, p.210.


[Закрыть].

Некоторые из наиболее могущественных царей Месопотамии объявляли божественный статус лично для себя, особенно во времена Третьей династии Ура (ок. 2050-1950 гг. до н. э.). Однако это изобретение, возможно, заимствованное у египтян, не прижилось в Месопотамии; последующие правители отказались от претензии на обожествление[92]92
  Henri Frankfort, Kingship and the Gods, pp.301-2.


[Закрыть]. Тем не менее царская власть окружалась ярко выраженным религиозным ореолом за счет личного участия царя в храмовых церемониях.

Непросто обнаружить убедительные доказательства расширения масштабов политической преданности от уровня города-государства на более крупные образования. Однако с потерей фактической независимости, с возвышением царских чиновников, которые дополняли или замещали местных бюрократов, когда набеги варваров стали повсеместными, доверие к прежним городам-государствам должно было постепенно угаснуть. Есть достаточно свидетельств, что в более поздние времена существовало развитое самосознание Вавилона, которое сохранялось даже после того, как Вавилон уступил политическую независимость боле? сильным империям, таким как Ассирия и Персия. Возвышение бога вавилонян Мардука до положения верховного божества – символ и показатель такого расширения географических границ лояльности, хотя нет явных доказательств того, что эти изменения начались до времени Хаммурапи[93]93
  Уже в III тыс. до н. э. в надписи, оставленной Урукагиной, царем Лагаша (ок. 2400 г. до н. э.), противопоставляются шумеры и захватчики-варвары из страны гутиев. Фразы из этой таблички Торкильд Якобсен перевел (устно в 1958 г.) как доказательство существования у шумеров чувства единства, более сильного, чем преданность правителям отдельных городов, которые раздирали землю Шумера на враждующие части как до, так и после Урукагины.


[Закрыть].

2. Образование чиновничества и профессиональной армии. У первых правителей, таких как Лугальзаггиси и Саргон, не было аппарата чиновников, который помогал бы им управлять завоеванными территориями. У Саргона, правда, было множество слуг, согласно одной из записей, не меньше 5400 человек, которые «питались вместе с ним постоянно»[94]94
  Bruno Meissner, Babylonien und Assyrien, I, 84.


[Закрыть]. Предположительно это были в основном воины. Несомненно, в мирное время было непросто содержать такую силу вокруг особы царя; только хорошо организованная система могла осуществлять одновременные масштабные поставки в одно место пищи, оружия, одежды, необходимых для такого двора. У Саргона такой организации не было; с другой стороны, роспуск войск или размещение их на некотором расстоянии от себя, возможно, были чреваты утратой реального контроля над воинами. Напрашивалось решение ежегодно проводить военные кампании, поскольку на войне армия могла прокормить себя сама и поживиться за счет грабежа. Это всего лишь предположение, однако оно объясняет непрекращавшуюся военную активность, характеризовавшую правление и Саргона, и его внука и преемника Нарамсина.

САРГОН АККАДСКИЙ И ХАММУРАПИ ВАВИЛОНСКИЙ

Предположение о том, что приводимые здесь два скульптурных портрета изображают двух самых известных монархов Древней Месопотамии, носит чисто умозрительный характер. Однако именно так их должны были бы запечатлеть. Литая бронза, великолепно проработанные детали прически и бороды, горделивый рот и выражение надменного самоутверждения (впечатление, которое странным образом не уничтожили даже грабители, безжалостно вырвавшие драгоценные камни, некогда служившие глазами «Саргона»; возможно, от этого оно даже усилилось) представляют модель в более здоровом, цветущем возрасте по сравнению с изваянным в граните более спокойным, грустным и, может быть, более мудрым лицом «Хаммурапи» (на фото справа). Изображение бороды, прически и проработка таких деталей, как брови, свидетельствует о непрерывности художественной традиции, объединяющей две скульптуры. Однако резко отличающееся впечатление, которое производят эти две работы, свидетельствует о больших выразительных различиях, возможных в рамках единого стиля.

Ко времени прихода к власти Хаммурапи эта дилемма была разрешена[95]95
  Отрывочные сведения позволяют судить о том, что бюрократическое управление впервые стало действительно эффективным в период Третьей династии Ура.


[Закрыть]. Административный аппарат Хаммурапи был достаточно совершенным, он позволял рассредоточить войска по различным пунктам, удаленным от места пребывания монарха, и при необходимости призывать их для несения службы. Его система была экономически более совершенной, чем у Саргона, поскольку не приходилось делать выбор между накоплением больших запасов в одном месте и существованием за счет постоянных грабежей. Однако она требовала развитого чиновничьего аппарата для регистрации имен, местонахождения и обязанностей тысяч воинов.

Первые шаги в направлении создания бюрократической машины можно усмотреть в действиях Нарамсина, который заменял местных царьков и главных жрецов своими родственниками. После такого примитивного старта царское чиновничество стало быстро развиваться, пока при Хаммурапи царские судьи, сборщики налогов и гарнизонные начальники не появились по всей империи. Царский бюрократический аппарат претерпел значительные изменения, углубилась специализация отдельных категорий чиновников. Названия многих должностей дошли до сегодняшних дней, хотя их точные функции и иерархия управления не ясны[96]96
  Bruno Meissner, Babylonien und Assyrien, I, 116-27.


[Закрыть]. Под контролем такого активного царя, как Хаммурапи, находилось все вплоть до мельчайших деталей, это доказывают сотни его писем. Во времена менее энергичных монархов управление местными чиновниками из центра, безусловно, ослабевало. Сама суть власти царя могла при этом быстро исчезнуть, а территория становилась легкой добычей новых набегов соседей.

3. Совершенствование методов административного управления. Управление из центра чиновниками и воинами, в качестве военных землевладельцев рассеянными на большой территории, зависело от активного использования средств письменной связи. Обращение к письму для преодоления расстояний столь привычно для нас, что трудно представить себе общество, в котором такое средство связи не было бы естественным. Однако это не всегда было так; вероятно, жители Месопотамии были первыми, кто приспособил письменные знаки для этой цели.

Развитие письменности у шумеров началось со счетоводческих символов, которыми помечались приход и выдача товара со складов в храмах. Простые пиктограммы и система числовых обозначений были достаточны для такого рода учета – трудности возникали лишь тогда, когда требовалось записать имя собственное владельца личного счета, по которому отпускались и принимались товары. Возможно, именно необходимость записывать имена собственные и заставила шумерских писцов связать пиктограммы с определенными звуками. Так или иначе, обобщение этого принципа сделало возможным отображение на письме связной речи. Однако длительное время это открытие не применялось в полном объеме. Письмо использовалось главным образом для храмового учета, реже при заключении отдельных сделок экономического характера и практически больше ни для каких иных целей.

Очевидно, лишь потребности централизованной власти привели к расширению сферы применения письма. До определенного предела владыка может просто держать в памяти свои договоренности с подданными – даже в современной бюрократической системе есть определенная доля устных и письменно не зафиксированных соглашений на самой вершине власти. Однако уже задолго до Хаммурапи система управления стала слишком сложной и один человек был не в состоянии держать в голове все ее аспекты. Записи, к которым можно было впоследствии обратиться за справкой, стали обязательным атрибутом управления. Записи о землевладении, об обязательствах по отношению к отдельным лицам, о судебных решениях и правительственных распоряжениях придавали силу и смысл государственным действиям на обширных территориях в течение длительного времени[97]97
  См . Ignace J.Gelb, A Study of Writing (Chicago: University of Chicago Press, 1952), p.61ff.; Thorkild Jacobsen «The Relative Roles of Technology and Literacy in the Development of Old World Civilization», Human Origins (2d cd. Chicago: University of Chicago Press, 1946), pp.245-49.


[Закрыть]. Разработка письменности, пригодной для передачи связной речи, позволила также создать систему единообразного царского судопроизводства в пределах государства. Свод законов Хаммурапи – прекрасный пример преимуществ письменного закона над устными правилами и обычаями[98]98
  Очевидно, нет смысла говорить о том, как централизованное исполнение правосудия усиливает влияние далекой центральной власти – это позволяет представителям монархии непосредственно влиять на судьбы и состояние дел на местах. Кроме того, право апеллировать к царю или его представителю в лице судьи делает центральную власть конечной инстанцией в судебных спорах населения в целом и подрывает авторитет местных властей, вершащих правосудие исключительно на основании местных законов и обычаев. Однако нельзя с уверенностью утверждать, что свод законов Хаммурапи широко использовался при разрешении судебных дел. Найденные и расшифрованные протоколы судебных процессов этого не подтверждают. См. Wilhelm Eilers, Die Gesetzesstele Chammurabis (Leipzig: J.C.Hinrichs, 1932), pp.8-9. Это тем не менее не означает, что в Древнем Вавилоне не существовало системы единообразного царского правосудия, просто могли применяться процедурные нормы, отличные от законов Хаммурапи, записанных на знаменитой стеле.


[Закрыть].

4. Развитие торговли и класса купечества. Повседневное существование крестьянской массы в Шумере и Аккаде мало в чем изменилось с установлением централизованной политической власти. С незапамятных времен жизнь крестьянина сводилась все к той же рутине: сев и сбор урожая, очистка оросительных каналов, уплата сборов и податей. Кто властвовал над ними – царские чиновники, жрецы храма или местные землевладельцы, большого значения не имело, так как земледельцы лично крайне редко общались с представителями монаршего двора или высшими чиновниками.

Однако ко времени правления Хаммурапи между большинством населения и официальными правящими классами начала формироваться заметная, хотя и не очень многочисленная, промежуточная общественная группа. Ее составляли профессиональные купцы, занимавшиеся торговлей с удаленными территориями частично по указанию государства, частично по собственной инициативе. При таком сильном правителе, каким был Хаммурапи, внешняя торговля, похоже, велась в основном от имени правителя, что очень напоминает торговлю от имени бога в древних шумерских храмовых общинах[99]99
  W.R. Leemans, The Old-Babylonian Merchant: His Business and Social Position («Studia et Documenta ad Iura Orientis Antiqui Pertinenta», III [Leiden: E.J.Brill, 1950]), pp.113-21 and passim.


[Закрыть]. И все-таки даже при Хаммурапи продолжала существовать частная торговля, контролировавшаяся с помощью царских разрешений.

Внешняя торговля всегда была жизненно необходимой для цивилизованных народов Месопотамии, поскольку основные сырьевые ресурсы приходилось искать за пределами страны. В тех случаях, когда простой захват был невыгоден, мастерские Месопотамии могли предложить для обмена различные качественные изделия[100]100
  В работе: W.F. Leemans, Foreign Trade in the Old-Babylonian Period приведен перечень нескольких видов товаров, включая значительное количество реэкспортируемых изделий, в операциях с которыми вавилонские купцы выступали как простые посредники.


[Закрыть]. Ни один правитель не мог позволить себе игнорировать такую торговлю; поскольку без металла, камня и дерева он не мог поддерживать существование армии или возводить храмы. Возможно, некоторые из военных кампаний Саргона были задуманы в целях завоевания чужеземных товаров; а захваченные в войнах рабы, вероятно, составляли его челядь и играли важную роль в обслуживании потребностей государства. Кодекс Хаммурапи также свидетельствует о том, что, с одной стороны, царь старался контролировать и облагать налогами купцов своего государства, а с другой – царское законодательство, включившее торговые договора в свои статьи, защищало сообщество торговцев. Таким образом, существование единого закона и царских чиновников, отвечавших за его применение, приносило неоценимую пользу людям, занятие которых требовало, чтобы они бывали во многих географически удаленных местах.

Сохранившиеся памятники позволяют предположить, что профессиональные купцы, занимавшиеся торговлей в больших объемах, встречались относительно редко даже во времена, когда государство предоставляло им больше свободы, чем это делал Хаммурапи[101]101
  W.F.Leemans, The Old-Babylonian Merchant, pp.49-69.


[Закрыть]. Тем не менее самим характером своей деятельности торговцы, крупные и мелкие, постепенно изменяли прежнюю основу социальной организации общества. Для того чтобы купцы могли торговать в других странах, множество ремесленников должно было производить экспортируемые товары или обрабатывать ввозимое сырье. Более того, внутри самого вавилонского общества торговцы распределяли и перераспределяли местную продукцию. Несомненно, царское правительство и храмы всегда были главными потребителями чужеземных товаров; однако множество частных лиц – землевладельцы, чиновники или воины – также покупали ремесленные изделия, тогда как развитый рынок зерна, рыбы и других пищевых продуктов кормил городское население Древнего Вавилонского государства.

По мере укрепления рыночных отношений формировались новые принципы, регулировавшие общественную и личную жизнь. Помимо уже существовавших землевладельческих групп – будь то храмовые общины или помещичьи хозяйства, – возникает менее однородное и сильно рассредоточенное географически «великое общество», представители которого имели непосредственный доступ к системе царского правосудия и налогообложения, чьи политические взгляды были менее ограниченными чем те, что преобладали во времена, когда все цивилизованное общество состояло из крестьян, зависимых ремесленников и управлявшей землей элиты. Не служба богам, а удовлетворение насущных потребностей людей стало определяющей целью этого зарождавшегося «великого общества», хотя богам, разумеется, отдавалась их традиционная доля. Решения, определявшие взаимоотношения между участниками «великого общества», частично принимались чиновниками, судьями, воинами, а частично – простыми торговцами и ремесленниками. Они могли самостоятельно принимать решения в небольшой, но важной области (например, качество, цена, ассортимент товаров). Без сомнения, все стороны таких общественных отношений обычно действовали просто в соответствии с установившейся традицией; но каждый из участников мог изменить свое поведение в соответствии с собственной выгодой. В этом «великом обществе» относительно многочисленные группы населения, распределенные по всем социальным уровням и способные принимать эффективные решения, получали возможности для неограниченного роста благосостояния и постоянного продвижения по общественной лестнице. Преуспевающие новаторы находили последователей; никакая власть не могла помешать усвоению новых методов, становившихся необходимыми под действием обезличенного рынка, – тем более что сначала движущие пружины рынка были окутаны завесой таинственности[102]102
  Попытка Карла Поланьи определить характер торговых отношений в Древней Месопотамии, если я правильно понимаю его замечание, по сути, не противоречит тому, что излагается в данной работе. Дальняя торговля, осуществлявшаяся на монопольных условиях на основе комиссионных, тем не менее представляет собой форму рыночных отношений: все стороны обмена должны договориться о том, что на что менять, какие бы эквиваленты не были рассчитаны и как бы твердо они не были закреплены традицией или юридическими определениями. «Объективное» изменение цен в зависимости от изменений предложения и спроса не представляется мне необходимой характеристикой рыночных отношений, термин «рынок» в том понимании, в каком он используется здесь, также не предполагает подобных в высшей степени нестабильных отношений. См. Karl Polyani, «Marketless Trading in Hammurabi's Time» in Karl Polyani et alt Trade and Market in the Early Empires* pp. 12-26.


[Закрыть].

Доля сельского хозяйства в общем объеме производства, конечно, по-прежнему была подавляющей – об этом свидетельствует живучесть старых форм культурного проявления под присмотром организованного жречества, которое охраняло традиционную доктрину и ритуалы с последовательным консерватизмом. Тем не менее расцвет «великого общества» ознаменовал важный этап развития цивилизованной социальной структуры и дал толчок новым важным направлениям культурного развития в Месопотамии. В частности, первые памятники письменной поэзии и высшей математики относятся ко времени, когда в долине Двуречья появляются признаки наступления эпохи «великого общества».

* * *

Когда техника письма достигла уровня, позволявшего фиксировать обиходную речь, появилась возможность записать древние мифы и ритуальные тексты, которые раньше передавались изустно. Это способствовало совершенствованию ритуальных форм и облегчало обучение молодых людей священным обрядам. Приблизительно до 1800 г. до н. э. письменная литература Месопотамии оставалась в этих узких и строго консервативных границах; однако в период между 1800-м и 1600 г. до н. э. появляются творцы, которые, подобно Гомеру и Гесиоду в Древней Греции, взяв за основу древние легенды, создали новые крупные произведения искусства.

Два основных памятника литературы этой эпохи – «Сказание о Гильгамеше» и «Сказание о сотворении мира». В обоих произведениях на базе разнородного мифологического материала создается история, рисующая вполне целостную картину мира и места человека в ней. Центральная тема «Сказания о Гильгамеше» – тщетность всех попыток человека избежать смерти, даже если он происходит от героя, «на две трети бога и на одну треть человека». «Сказание о сотворении мира» представляет собой велеречивое прославление бога Мардука, верховного божества Вавилона. Для обоснования претензий Мардука на старшинство среди богов и людей автор посвятил около половины поэмы описанию сотворения мира и роли Мардука в этом; вторая же часть – литургическое перечисление имен и титулов бога. Несмотря на пассажи, которые могут показаться странными современному читателю, главные темы поэм – смерть и созидание – сегодня, так же как и в те времена, рождают отклик в умах и сердцах людей; если при чтении сделать мысленно небольшую поправку на восприятие мифической формы и иногда присутствующую в поэмах наивную примитивность сюжета, можно ощутить необычайное чувство родства с авторами, задумавшими и написавшими эти произведения[103]103
  Образцы литературы этого периода, включающие перевод как «Сказания о Гильгамеше», так и «Сказания о сотворении мира», содержатся в работе: James B.Pritchard (ed.), Ancient Near Eastern Texts relating to the Old Testament (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1955), pp.60-119.


[Закрыть].

Обе поэмы отрицают адекватность общепринятой тогда религиозной доктрины. «Сказание о Гильгамеше» восстает против несправедливости богов, отказывающих людям в даре вечной жизни; в «Сказании о сотворении мира» древние мифы сознательно изменены для обоснования возвышения Мардука и его города. Это направление получило свое развитие в третьей поэме, иногда называемой «Страдающий праведник»[104]104
  Перевод на английский язык можно найти в книге: S.H.Langdon, Babylonian Wisdom (London: Luzac & Co., 1923), pp.35-66.


[Закрыть]. В манере, которую можно сравнить со стилем изложения Книги Иова, описываются мучения ни в чем не повинного благочестивого человека, по воле богов терпящего невероятные страдания от отвратительной болезни. Автор заключает, что божий промысел непостижим для человека; и все же обычная жалость немного робко торжествует в самом конце произведения, когда страдалец возрождается для здоровья и счастья.

ЛЮБОПЫТНЫЙ КОЗЕЛ

Эта статуэтка, выполненная из золота, лазурита, перламутра и серебра, инкрустированных по клеящей основе из горной смолы, была обнаружена в царских захоронениях периода Третьей династии Ура и датируется приблизительно 2000 г. до н. э. Тема козла, взбирающегося на дерево, довольно часто встречается в искусстве Месопотамии. Каким было первоначальное предназначение или символический смысл этой статуэтки, неизвестно. Сохранилось немного подобных образцов искусства золотых дел мастеров и ювелиров, так как рост замечательного козла составляет полных 20 дюймов (50 см). Эта статуэтка раскрывает современному зрителю более легкую и изысканную сторону цивилизации Месопотамии, чем большинство других дошедших до нас произведений искусства и литературы.

Автор «Страдающего праведника» отчетливо сознает, что боги должны относиться к людям справедливо, а не играть ими по своей прихоти. Эта вера жизнеутверждающим и оптимистичным образом сформулирована в гимне богу солнца Шамашу, восхваляемому за то, что он несет людям справедливость, наказывает злые силы и помогает угнетенным[105]105
  Перевод на английский язык приведен в работе: Pritchard, Ancient Near Eastern Texts, pp.387-89.


[Закрыть]. Шамаш был богом, давшим Хаммурапи его законы, согласно надписи, высеченной в верхней части стелы, на которой был обнаружен этот знаменитый кодекс; а распространение идеи справедливого отношения богов к человеку вполне может быть связано с развитием эффективной административной системы царского правосудия[106]106
  Эта дискуссия о литературе Месопотамии в большой степени опирается на элегантное изложение Торкильда Якобсена в книге: Henri Frankfort et al., Before Philosophy, pp. 187-99, 223-31.


[Закрыть].

Однако такой подход был чужд более раннему религиозному мировоззрению; поэтому, когда в результате политических потрясений юридическая система Месопотамии в очередной раз разрушилась, до божественного правосудия было очень далеко. В сложившихся обстоятельствах любознательность порождала только неверие. Поэтому неудивительно, что начиная приблизительно с 1500 г. до н. э. жрецы и писари отбрасывают теологические, космологические и моральные рассуждения и вместо этого сосредоточиваются на составлении объемистых справочников и перечней слов, что постепенно привело к созданию энциклопедий существовавших знаний и доктрин. Ученость вытеснила литературу; больше не нашлось авторов, осмелившихся поставить под сомнение или изменить установившиеся религиозные трактовки. Вместо того чтобы использовать мифы в качестве литературной основы при создании эпических произведений или философской драмы, как это впоследствии сделают греки, обитатели Древней Месопотамии удовлетворились тем, чего они уже достигли.

Такой исход подытожил ход развития, при котором период обновления сменился застоем, как ранее в искусстве шумеров. Тесная связь между религиозными деятелями, с одной стороны, и художниками и писателями, с другой, возможно, объясняет прекращение процесса художественной и литературной эволюции как раз в тот период, когда, с сегодняшней точки зрения, возникли многообещающие возможности и проблемы. Не следует, однако, забывать, что при изображении богов и героев – словесными ли средствами или резцом скульптора – новизна всегда граничит с ересью. Истина заключена в древней доктрине; а подлинное благочестие требует почтительного сохранения старинных обычаев и идей. Кроме того, система школьного образования Древнего Вавилона всячески укрепляла этот священный консерватизм. Школы писцов были организованы в форме профессиональных гильдий и вскоре превратились в ревностные корпорации, оберегавшие профессиональные стандарты и профессиональные привилегии с бесстрастной строгостью. Для овладения тонкостями аккадского и шумерского языков и клинописных символов требовались долгие годы обучения, не говоря уже о математике и музыке, которые также входили в учебную программу. К 1500 г. до н. э. задача была упрощена путем подготовки серии текстов и конспектов существовавших знаний, предоставлявших будущим писцам легкий доступ ко всему объему знаний, которыми они должны были овладеть. Исключенные из канона сведения не воспринимались всерьез и вскоре предавались забвению, а все противоречия и спорные места в системе древнего знания Месопотамии затушевывались за счет мастерства составителей и авторов учебников. Система образования была направлена на то, чтобы в результате длительного обучения грамотности гарантировать формирование у каждого заканчивавшего обучение безусловно ортодоксального склада мыслей[107]107
  Вавилонские школы и «канонизация» вавилонской литературы рассматриваются в работе: Adam Falkenstein, «Die babylonische Schule», Saeculum, IV (1953), 125-37; S.N. Kramer, «Schooldays: A Sumerian Composition relating to the Education of a Scribe», Journal of the American Oriental Society, LXIX (1949), 199-215; Adam Falkenstein und Wolfram von Soden, Sumerische und akkadische Hymnen und Gebete, pp. 15-16.


[Закрыть].

Учитывая такую организацию древневавилонской науки, вызывает еще большее удивление, что отдельные авторы нашли в своей душе вдохновение для создания величественных эпических произведений, которые существовавшая система не стала бы терпеть долго. Похоже, что обе поэмы появились за короткий период интеллектуальной и общественной оттепели, приблизительно совпавшей со временем, когда Хаммурапи распространил свою власть на древние города Шумера и Аккада. Завоеватели-амориты (амореи) в то время все еще недалеко ушли от своих кочевнических корней; их наивные религиозные представления и поведение могли вступать в противоречие с мироощущением более цивилизованных жителей Аккада и Шумера. Более того, новый расцвет Вавилона логически предполагал возвышение его бога Мардука до главенствующего над всеми другими богами страны положения. Однако такая узурпация верховенства Мардуком требовала от жрецов отступления от профессиональных принципов в части вмешательства в древние мифы и священные истории. В этом смысле они добились больших успехов, о чем красноречиво свидетельствует «Сказание о сотворении мира» – выдающийся памятник их безжалостным амбициям и радикальному благочестию.

Трудно обнаружить столь же очевидный мотив создания «Сказания о Гильгамеше» или «Страдающего праведника». Тем не менее на этапе политических и общественных перемен, когда амориты смешивались с народами, чья цивилизация была более древней, и когда власть, богатство и религиозное руководство перемещались в новую столицу Вавилон, устои традиционной религии были явно нарушены. Подобно замерзшему морю под напором весенних потоков, оледеневшее выражение господствовавшей религии вздулось и треснуло; в старинных формулировках чувствовалось несоответствие времени; некоторые авторы с помощью усовершенствованной техники письма смогли зафиксировать это отклонение от прежней традиции.

Однако дух непочтительности, как и вызвавшие его к жизни условия, не просуществовали долго. Консерватизм жрецов и писцов быстро адаптировался к видоизмененным старинным традициям и твердо запретил их дальнейший пересмотр. Копирование, а не создание нового считалось истинным благочестием и научным подходом; копирование соответствующим образом поощрялось, к радости современных исследователей, обнаруживших множество копий великих эпосов, различным образом искалеченных, но столь похожих, что можно использовать один текст для восполнения пробелов в другом.

Развитие математики в Вавилоне, согласно сегодняшним научным представлениям, происходило по тем же законам. Таблички, датируемые приблизительно временем Хаммурапи, свидетельствуют об использовании элегантной шестидесятеричной системы счисления, основанной на позиционном принципе значения цифры, известном сегодня как «арабская» система. Единственный недостаток вавилонской системы записи чисел XVIII в. до н. э. – отсутствие обозначения для нуля. Эта система произошла от записи чисел, использовавшейся при ведении счетов; а ее шестидесятеричное основание объясняется тем, что вавилонские гирьки для взвешивания серебра – очень важного эквивалента стоимости во времена Хаммурапи – имели значения, кратные шестидесяти. Приблизительно в это же время математика вышла за чисто прикладные границы; некоторые таблички свидетельствуют о теоретическом интересе и достижениях в области сложных алгебраических действий. Были известны методы решения квадратных уравнений; древние математики умели также решать отдельные виды уравнений степеней более высокого порядка. Основное место в математике Вавилона всегда отводилось числам и их отношениям, в отличие от Греции, где упор делался на геометрию.

Возможно, в силу случайности их обнаружения сохранившиеся памятники развития вавилонской математики дают сильно искаженную картину. Тем не менее заслуживает внимания тот факт, что после всплеска созидательной активности приблизительно во время правления Хаммурапи не наблюдается никакого прогресса вплоть до эпохи Селевкидов (312-63 гг. до н. э.), когда соприкосновение с наукой Греции дало новый толчок развитию вавилонской учености. Период обновления как в математике, так и в литературе, вероятно, был непродолжительным. После того как немногие пионеры в математике добились значительных успехов, последующие поколения вавилонских писцов, похоже, пребывали в состоянии самодовольной удовлетворенности полученными процедурами вычислений. Так продолжалось более тысячи лет, пока геометрия греков не явила им новые достижения[108]108
  O.Neugebauer, The Exact Sciences in Antiquity p. 19. О развитии математики в Вавилоне см. также работу: M.E.M.Bruins, Nouvelles decouvertes sur les mathematiques babyloniennes (Paris: Presses universitaires, 1951).


[Закрыть].

* * *

Подведем итоги: две основные вехи характеризуют достижения Месопотамии до 1700 г. до н. э. Во-первых, на базе организации жизни крестьян вокруг храмовой общины древние шумеры смогли создать условия для зарождения цивилизации. Основанная на религиозном мировоззрении, но поддерживаемая также практическими услугами, которые жрецы храма оказывали крестьянам, храмовая община позволила накопить значительный излишек сельскохозяйственной продукции и использовала этот излишек для обеспечения жрецов и зависимых ремесленников. Такая специализация привела в быстрому росту мастерства и раннему формированию художественных, интеллектуальных и технических традиций. К концу III тыс. до н. э. храмовые общины Шумера были дополнены другими, светскими типами аграрных общественных систем, где землевладельцы заняли экономическое положение, аналогичное коллегиям жрецов. Помещики могли таким образом сконцентрировать богатство в собственных руках не как представители божественных сил, но опираясь на военную силу или традиционные прерогативы своей ведущей роли в обществе.

Сельскохозяйственные общины храмового или светского типа всегда оставались основной общественной ячейкой в Древней Месопотамии. Эти общины составляли обрамление, внутри которого жила и работала большая часть населения; их жизнестойкость на протяжении поколений, веков и тысячелетий, несмотря на периодическое уничтожение наводнениями, голодом или войнами, и способность быстро возрождаться придали цивилизации Месопотамии удивительную однородность и замечательную способность к восстановлению после катастрофы.

Вторым великим достижением Месопотамии было постепенное развитие менее жесткой социальной структуры «великого общества», функционировавшего подобно смазке в зазорах между отдельными сельскохозяйственными общинами и связывающего их в единое более крупное целое. Им также управляли жрецы, но в меньшей степени. Кроме того, организация общества опиралась также на законы, административное управление, военную силу и объективные рыночные отношения. По сравнению с аграрными общинами, такое более широкое сообщество было намного менее единым и подверженным более серьезным разрушениям. Образ жизни «великого общества» непосредственно воздействовал только на небольшую часть населения страны и никогда глубоко не затрагивал повседневное существование составлявших основу общества крестьянских общин. Несмотря на присущие ему недостатки и нестабильность, этот тип социальной организации, особенно в его светских аспектах, впоследствии стал первоосновой дальнейшего развития цивилизации в самой Месопотамии и, что еще более замечательно, за пределами этой древней земли.