Текст книги "Восхождение Запада. История человеческого сообщества"

Автор книги: Уильям Мак-Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 70 страниц)

Однако даже в самых консервативных аспектах древней культуры Месопотамии на протяжении веков заметны небольшие, но постоянные изменения. Это лучше всего можно проиллюстрировать с помощью тщательного изучения цилиндрических печатей – миниатюрных произведений искусства, используемых для нанесения знаков собственности на запечатанные кувшины. Тысячи таких дошедших до наших дней печатей, относящихся ко всем периодам, представляют собой уникальное собрание материалов по истории искусства Месопотамии. Древнейшие печати, относящиеся к периоду до появления письменности, характеризуются «удивительным мастерством»[71]71
  Henri Frankfort, Cylinder Seals (London: Macmillan & Co., 1939), р.15.


[Закрыть], представленные на них сюжеты сохранились на протяжении всего времени изготовления таких печатей. Затем наступил период снижения художественного уровня, возможно, в результате массового производства или обращения мастеров к другим областям творчества после того, как были преодолены первоначальные трудности, связанные с конструкцией и технологией изготовления печатей. В дальнейшем наблюдается ряд видоизменений стиля, отчасти под влиянием незначительных перемен в технике производства, отчасти из-за происходившего время от времени расширения тематики изображаемых сюжетов. Однако в целом искусство изготовления печатей оставалось неизменным, а выработанные на раннем этапе его развития принципы всегда соблюдались.

Несмотря на то что до нас дошло значительно меньше документальных свидетельств истории развития других видов искусства шумеров, они, похоже, следовали тем же законам. Стилистические особенности скульптуры и ювелирных украшений сложились на ранней стадии развития; позже происходили лишь относительно незначительные их изменения. В архитектуре эволюция была более существенной. Ко времени Третьей династии Ура, когда сформировалась классическая форма зиккурата (ок. 2050-1950 гг. до н. э.), размеры храмов увеличились, а сложность их конструкции существенно возросла. В раннешумерском городе храм представлял собой просто прямоугольный дом, предназначенный для бога и установленный на приподнятой платформе, возможно, для защиты от наводнения. Со временем между уровнем земли и внутренним помещением святилища появлялись дополнительные ступени, поднимавшие храм все выше и выше; параллельно увеличивалась относившаяся к храму территория вокруг сооружения за счет предназначенных для культовых целей участков. Однако принципиально план храма оставался неизменным[72]72
  См. Heinrich J.Lenzen, Die Entwicklung der Zikurrat von ihren Anfdngen bis zur Zeit der III Dynastie von Ur (Leipzig: Otto Harrassowitz, 1942); Andre Parrot, Ziggurats et Tour de Babel (Paris: Albin Michel, 1949); Charles Leonard WooIIey, The Development of Sumerian Art (New York: Scribner's Sons, 1935); A.Parrot, Sumer (Paris: Librairie Gallimard, 1960).


[Закрыть].

ОТТИСК ЦИЛИНДРИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ

Этот оттиск печати, обнаруженный в Тель-Асмаре и относящийся приблизительно ко времени правления Саргона Аккадского, демонстрирует высокий уровень мастерства, достигнутый граверами Месопотамии, наносившими изображения на печати. Подобные описки можно отнести к искусству миниатюры: представленная здесь фотография приблизительно вдвое больше оригинала. Более того, фигуры были не просто вырезаны по твердому камню в зеркальном отражении, но и выгравированы на изогнутой поверхности цилиндра довольно малого диаметра. Прокатывая такую печать по влажной глине, можно было получить бесконечно повторяющуюся последовательность фигур, что иллюстрируется изображением скачущей антилопы, сделанным на описке дважды. Возможно, здесь изображена какая-то мифологическая сцена, однако современной науке ничего об этом не известно.

Не существует хронологически непрерывной последовательности документов, освещающей развитие религии в Месопотамии и сравнимой с коллекцией цилиндрических печатей. В описанный в хрониках период (и предположительно уже со времени зарождения культуры) верховные божества земли, олицетворявшие высшие силы природы – небо, солнце, землю, воду и бурю, – представлялись шумерам в образе человека. Циклическая смена сезонов объяснялась с помощью мифа об умирающем боге растительного мира, чей периодический уход в подземное царство вызывал увядание растений, которые затем возрождались с возвращением божества. Другие мифы описывали сотворение мира, открытие ремесел, характеризующих цивилизованное общество, родословную богов, а также отношения между человеческим и божественным[73]73
  См. S.N.Kramer, Sumerian Mythology: A Study of Spiritual and Literary Achievement in the Third Millennium B.C. (Philadelphia: American Philosophical Society, 1944); и главу , написанную Thorkild Jacobsen в работе Henri Frankfort et al.y Before Philosophy (Harmondsworth: Penguin Books, 1941), pp.137-99.


[Закрыть].

Профессиональные жрецы с большим размахом и торжественностью проводили грандиозные праздники, соответствовавшие важнейшим моментам сельскохозяйственного года. Храмы превратились во внушительные сооружения, вознесенные высоко над городом, богато отделанные скульптурами и дорогими материалами. Во время торжественных церемоний простые люди были только зрителями; однако в каждом доме имелась специальная ниша для изображений второстепенных божеств шумерского пантеона, с которыми жильцы общались непосредственно. Прихожане же могли приблизиться к великому богу храма лишь в исключительных случаях[74]74
  См. Edouard Dhorme, Les Religions de Babylonie et d'Assyrie (Paris: Presses universitaires, 1945), pp. 174-282.


[Закрыть].

Как обрядовая сторона культа, так и сама теологическая доктрина, возможно, выкристаллизовались уже при зарождении шумерских городов и с тех пор постоянно шли в ногу с процессом консолидации управления храмовыми общинами со стороны жрецов, поскольку эти аспекты были взаимозависимыми. Каждый город рассматривался как собственность определенного божества, а его жители – как рабы этого божества. Однако местные боги подчинялись коллективной воле всего пантеона, который собирался каждый Новый год для определения судьбы на предстоящие 12 месяцев и мог изменить решение любого божества, входившего в совет. Таким образом, подданные конкретного бога могли оказывать ему все мыслимые почести, однако в соответствии с высочайшим решением божественных соперников покровителя их могла постигнуть катастрофа. В подобных случаях шумеры полагали, что Энлиль, бог урагана, исполняя верховную волю, разрушил тот или иной город в соответствии с коллективным решением богов[75]75
  Henri Frankfort et al, Before Philosophy, pp.229-31. В более поздних мифах роль исполнителя воли богов отводилась Мардуку, богу Вавилона; но почти наверняка это случилось уже в период, когда Вавилон занимал господствующее положение в иерархии городов шумеров.
  Трудно удержаться от соблазна рассматривать подобные отношения между божествами как отражение ранней стадии политического развития шумерского общества, когда главные решения, возможно, принимались собраниями граждан. Если это так, то описываемые мифы сложились до того, как политические институты приняли известные из истории формы. См . Thorkild Jacobsen, «Primitive Democracy in Ancient Mesopotamia», Journal of Near Eastern Studies, II (1943), 159-72. Якобсен обнаружил также некоторые следы «примитивной демократии» во времена Хаммурапи, что при условии правильного прочтения древних текстов служит серьезным подтверждением вьщвинутого им тезиса. Однако, даже если автор полностью прав в своих предположениях, выдвинутая им концепция «примитивной олигархии» может быть столь же удачным описанием предложенной им же модели политического устройства.
  Интерпретация Якобсеном мифов Месопотамии не является общепринятой. По мнению других исследователей, пантеон шумерских богов сформировался только после того, как в Месопотамии установилась монархия. См. Anton Moortgat, «Grundlagen und Entfaltung der sumerisch-akkadischen Kultur», in Fritz Valjavec (ed), Historia Mundi, II (Bern, 1953), p.239.


[Закрыть]. Таким образом, шумерская теология убедительно объясняла превратности жизни в нестабильных условиях орошаемого земледелия в долине Тигра и Евфрата и, используя положение о том, что люди являются рабами богов, внушала им мысль о повиновении священникам.

АЛЕБАСТРОВАЯ ВАЗА

Эта ваза могла использоваться в храмовых церемониях. Она найдена в Уруке и относится к протописьменному периоду. Высеченный на сосуде рельеф, возможно, изображает встречу Нового года. В верхней части вазы богиня, принимающая дары от людей – своих рабов, чье предназначение заключается в служении богине; точно так же, как назначение помещенных у основания растений и животных – удовлетворять желания и потребности человека, фигуры людей в средней 4 части сосуда замыкают круг бытия в том виде, в каком его представляли себе древние шумеры. Таким образом, на этой вазе отражена принципиальная структура шумерской храмовой общины.

Мы достаточно хорошо знакомы с проявлениями консерватизма в религии и даже в искусстве; но в области технологии на протяжении всей новейшей истории неизменно царил дух новаторства. Однако во времена шумеров ситуация была другой. На этапе возникновения поселений, когда ремесленники вырабатывали профессиональное мастерство в различных областях, когда развивалось искусство ирригации и создавались технологии получения избыточной сельскохозяйственной продукции, когда бурно развивались торговые связи на больших расстояниях, был сделан или впервые применен в широких масштабах ряд важных изобретений. На протяжении этих столетий протописьменного периода был создан арсенал основных технических средств цивилизации Месопотамии, который впоследствии претерпевал лишь незначительные улучшения.

Такой технологический застой, безусловно, отражает стабилизацию прочих аспектов жизни. Храмовые общины укрепились настолько, что стали в состоянии организовать производство, накопление и распределение материальных ценностей за счет использования таких изобретений, как письменность, плуг, колесные транспортные средства, транспортные суда, а также бронзовые инструменты и оружие, и при этом появилась возможность полностью удовлетворить основные потребности людей. Жизнь приобретала характер застывшей священной рутины, которая не давала достаточно мощных стимулов для преодоления силы общественной инерции.

Но было бы неверно заключить, что в описываемый период полностью отсутствовали какие бы то ни было технические усовершенствования. Скудость информации о развитии в некоторых областях, например в судостроении, не дает оснований для определенных выводов; однако большое количество материальных свидетельств из других отраслей позволяет сказать, что там при сохранении общей застывшей картины в основном происходили второстепенные улучшения. Так, на заре развития цивилизации Месопотамии была реализована идея использования в монументальном строительстве изготовленных из глины кирпичей определенного размера и формы, и эта практика существовала на протяжении всей истории великой цивилизации. В то же время величина и форма определенных зданий все-таки изменялись; менялись и конкретные размеры кирпичей, из которых они возводились, таким образом, точный размер кирпичей, использовавшихся при строительстве, является хорошим методом датирования сооружений.

Большое число дошедших до наших дней изделий шумерских металлургов свидетельствует о том, что мастера периода возникновения письменности в Месопотамии были достаточно хорошо знакомы с бронзой. Однако в более поздние времена инструменты и оружие изготавливались практически из чистой меди. Этот очевидный регресс (дело в том, что медь мягче бронзы – сплава на ее основе), возможно, был связан с недостатком олова; есть основания полагать, что при вторичном появлении бронзы, относящемся ко времени после окончания правления Саргона (ок. 2350 г. до н. э.), олово приходилось доставлять даже из Центральной Европы[76]76
  R.J. Forbes, Metallurgy in Antiquity (Leiden: E.J.Brill, 1950), p.251.


[Закрыть]. Невзирая на трудности снабжения сырьем, с течением времени инструменты, и особенно оружие, изготовленные из металла, встречаются все чаще. Упомянутое обстоятельство более, чем какое-либо другое, свидетельствует о возникновении постоянного состояния войны между шумерскими городами. Война диктовала возрастание спроса на поставку металлов; так как без металлических шлемов, наконечников копий и щитов армия вряд ли могла выдержать натиск экипированного подобным образом противника. Однако изменения в количестве военного снаряжения не сопровождались серьезным прогрессом в конструкции оружия. И вновь следует отметить небольшие отклонения в пределах практически неизменной традиции.

ДРЕВНЯЯ МЕСОПОТАМИЯ

Все большее использование металла для изготовления оружия свидетельствует о том, что независимые шумерские города-государства с трудом поддерживали приемлемый порядок среди цивилизованных общин и защищались от набегов варваров. Последующее развитие цивилизации в Месопотамии вплоть до приблизительно 1700 г. до н. э. несло отпечаток этого серьезного политического дефекта образа жизни шумеров, сформировавшегося к 3000 г. до н. э.

Политическая нестабильность раннешумерских общин во многом объясняется географическими факторами. В отличие от Египта, в Месопотамии не было естественных преград для завоевателей; со всех сторон долина была открыта для захватчиков. Когда расположенные на равнине города стали процветать, они превратились в соблазнительную приманку для варваров-грабителей, населявших окрестные территории. При этом раннешумерские храмовые общины, чья социальная организация была сориентирована на услужение богам, а не на войну, находились в невыгодном положении по сравнению с воинственными скотоводческими племенами и не могли реализовать свое преимущество в живой силе, поскольку сам образ жизни пастухов вырабатывал военную (или по крайней мере полувоенную) дисциплину и навыки.

Отношения между городами представляли собой столь же серьезную проблему. Пока общины были разделены ничейными участками болота и пустыни, серьезные конфликты между ними не возникали. В самом деле, удивительная однородность протоисторической шумерской культуры очевидно свидетельствует о беспрепятственных контактах и обмене опытом между духовенством зарождавшихся городов. Исключительно высокий в религиозном отношении авторитет города Ниппур и чрезвычайная важность, придававшаяся в раннешумерской теологии его богу Энлилю, возможно, отражали времена, когда в храмах города периодически встречались жрецы разных общин Шумера[77]77
  См . Thorkild Jacobsen, «Early Political Development in Mesopotamia», Zeitschrift fur Assyriologie, N.F., XVIII (1957), 104-10; Bruno Meissner, Babylonien und Assyrien (2 vols., Heidelberg: Carl Winter, 1920-25), II, 6-8; Henri Frankfort, Kingship and the Gods (Chicago: University of Chicago Press, 1948), pp.216-17. Ср. с ролью дельфийского оракула в истории Древней Греции.


[Закрыть]. Однако такие предположительно гармоничные отношения резко изменились после освоения большей части легко орошаемых земель Нижней Месопотамии, когда поля соседствующих общин стали непосредственно граничить. Поскольку не существовало ни институтов власти для определения границ между городами, ни законного способа распределения воды в периоды ее нехватки, общие границы стали служить источником постоянных трений и породили хроническое состояние войны. К 3000 г. до н. э. войны между городами стали уже обыденным явлением. Храмовая община была слишком малой и узкоспециализированной административной единицей, чтобы справляться со всеми проблемами сообществ, зависевших от ирригационной системы, существовавшей практически везде в низинах по всей долине. Первым следствием этого недостатка церковного управления было появление наполовину светской царской власти, существовавшей наряду с более древней храмовой администрацией. Наука не располагает сведениями о том, как именно это произошло. Согласно более поздним преданиям, после Великого потопа боги пожаловали царскую власть правителям Киша; несколько вошедших в историю монархов признавали престижность древнего титула, именуя себя «царь Киша» даже после того, как город совершенно утратил свое политическое влияние[78]78
  A. Falkenstein, «La Cite-temple sumerienne», p.805.


[Закрыть]. Киш располагался ближе к северным границам раннего Шумера, в более поздние времена его население было преимущественно аккадоязычным. Возможно, идея «царства» – в отличие от храмового правления, которое представляется чисто шумерским явлением, – была привнесена в Месопотамию потомками пастушеских семитских племен, которые предположительно в условиях орошаемых речных долин могли изменить традиционную форму племенного управления на территориальное царское правление[79]79
  Некоторые специалисты полагают, что в искусстве и архитектуре можно обнаружить следы влияния аккадцев на ранние, исключительно шумерские стили, и склонны относить к владениям царя Киша обширную империю, простиравшуюся от Персидского залива до Среднего Евфрата. См . Anton Moortgat, «Grundlagen und Entfaltung der sumerisch-akkadischen Kultur», рр .235-39. Однако другие ученые, как можно судить, не менее проницательные, не замечают этих изменений – или, точнее, не видят оснований рассматривать широкомасштабное проникновение семитских племен в пойму Тигра и Евфрата в качестве причины произошедших изменений. См. T.Jacobsen, «The Assumed Conflict between Sumerians and Semites», pp.285-95.


[Закрыть].

Независимо от того, из чего возник институт царской власти в Шумере, он укрепился за счет наложения военных функций на уже существовавшую до того религиозно-политическую систему. Власть военачальника над его армией послужила прототипом власти царя над городом; а расцвет царской власти можно рассматривать как процесс, когда чрезвычайные полномочия, делегированные монарху на время войны, стали обычными и в мирной жизни[80]80
  Существование двух различных терминов, обозначающих понятие «царь» в шумерской литературной традиции, наводит на мысль о том, что могло существовать два источника царской власти. См. Thorkild Jacobsen, «Appraisal of Breasted and Childe on Mesopotamia», в Human Origins, общем вводном курсе антропологии, избранные чтения, серия 2 (мимеографическая копия; Chicago: University of Chicago Press, 1946), p.252.


[Закрыть]. Цари узурпировали верховную военную и судебную власть и создали свои дворы по образцу божественных дворов храмовых общин. Таким образом, цари посягнули на административную власть коллегий жрецов; отсюда несомненно, что часто отношения между монархом и священником были непростыми. Вероятно, обычно им удавалось договориться без затяжных споров или открытого применения силы; однако же известно, что Урукагина, правитель Лагаша (ок. 2400 г. до н. э.), открыто выступил против жрецов, предложив бедным и слабым свою защиту от угнетения их жрецами, чтобы вернуться таким образом к старым добрым временам. Но со временем узурпация власти царями была освящена мифами и ритуалами, кульминацией которых стала ежегодная церемония свадьбы царя и богини города.

По мере того как состояние войны становилось хроническим, институт царской власти превращался в необходимость. По всей вероятности, к 3000 г. до н. э. концентрация политической власти в руках одного человека стала правилом в городах шумеров. Несомненно, следствием этих изменений стало некоторое улучшение местных средств защиты от набегов варваров, в первую очередь потому, что они совпали с постройкой внушительных стен вокруг городов. Однако при этом обострилась борьба между самими городами, которая, возможно, поглощала все большую часть общих ресурсов шумеров.

Очевидно, эволюция отношений между городами в III тыс. до н. э. в целом напоминала развитие более поздних систем государственности, о которых есть более точные исторические сведения. Можно предполагать, что возникавшие на местном уровне ссоры между соседними общинами со временем вызвали появление враждующих союзов, в которые входило большинство цивилизованных городов на равнине. Согласно дошедшим до нас записям, приблизительно с 2500 г. до н.э: Лагаш и Умма стали центрами, вокруг которых сформировались соперничающие союзы. Постепенно полная независимость, по крайней мере более слабых городов, была ограничена. Самые могущественные властители часто создавали крошечные «империи», объединяя под своим руководством несколько общин; однако такие образования были крайне нестабильными и распадались при первой же возможности. По описанной схеме развивались города-государства классической Греции или Италии эпохи Возрождения; отрывочные свидетельства, которыми сегодня располагает наука, позволяют предположить, что сходным образом эволюционировали города Древнего Шумера.

Как бы то ни было, имперские завоевания изменили политическую жизнь Месопотамии во второй половине III тыс. до н. э.[81]81
  Большинство относящихся к хронологии Месопотамии расчетов производится по отношению к периоду правления Хаммурапи, даты которого, к сожалению, не бесспорны. Раньше, по общему мнению ученых, считалось, что Хаммурапи правил около 2000 г. до н. э., однако последние археологические открытия в Сирии и других местах заставляют многих исследователей думать, что это было позже – либо в начале, либо в конце XVIII в. до н. э. Ввиду такого несогласия специалистов кажется целесообразным ввести искусственную хронологическую точку отсчета – 1700 г. до н. э. и ассоциировать с ней Хаммурапи. Более подробное обсуждение проблемы содержится в работе Sidney Smith, Alalakh and Chronology (London: Luzac & Co., 1940); Benno Landsberger, «Assyrische Konigsliste und "Dunkles Zeitalter"», Journal of Cuneiform Studies, VIII (1954), 31-45, 47-73, 106-33; Arnold Toynbee, A Study of History (New York and London: Oxford University Press, 1954), X, 171-212; Friedrich Schmidtke, Der Aufbau der babylonischen Chronologie (Munster: Aschendorff, 1952); P. van der Meer, The Chronology of Ancient Western Asia and Egypt (Leiden: E.J.Brill, 1955); Andre Parrot, Archeologie mesopotamienne: technique et problemes, pp.332-445; Sabatino Moscati, «Nuovi Aspetti della Cronologia dell'Antico Oriente Anteriore», Relaziom del X. Congresso Intemazionale di Scienza Storiche, II (1955), 167-98.


[Закрыть] Лугальзаггиси из Умма был первым правителем, о котором известно, что он объединил под своей властью (ок. 2375 г. до н. э.)[82]82
  Возможно, еще до Лугальзаггиси из Умма его безвестные предшественники также предпринимали попытки установления военной гегемонии во всей Месопотамии в том или ином виде. Однако именно о деяниях Лугальзаггиси сохранилось большое число письменных свидетельств. См. Thorkild Jacobsen, «Early Political Development in Mesopotamia», pp. 122-36.


[Закрыть] большинство городов Шумера; однако более устойчивое государственное образование было создано в следующем поколении, после завоеваний Саргона из Аккада. Земли Аккада располагались выше по течению реки, а его население разговаривало на семитском языке, совершенно не связанном с шумерским. Согласно древней традиции, Саргон начал свою карьеру как виночерпий царя Киша на северной оконечности Шумера. В начале своей независимой карьеры завоевателя Саргон, возможно, опирался на солдат, набранных среди его соотечественников, жителей Аккада. В то время Аккад представлял собой переходную зону между высокоразвитой цивилизацией юга и окружавшими ее территориями, населенными варварами. Таким образом, положение жителей Аккада позволяло им объединить доблесть варваров с техническими достижениями их цивилизованных соседей и создать на этой основе мощную военную организацию; по сути дела, Саргон был всего лишь одним из первых в длинной шеренге властителей, которые создавали свои империи, с успехом используя сходное стратегическое положение на границе между цивилизованным и варварским мирами.

Завоевания Саргона, очевидно, не привели к серьезным изменениям в старых городах Шумера. Храмовые общины продолжали существовать, как и прежде, а местные царьки попали в зависимость от поработителя. Однако кульминацией деятельности Саргона в Аккаде стало чрезвычайно важное преобразование. Этот район долго находился под влиянием шумеров; приблизительно ко времени прихода Саргона к власти цивилизация шумеров прочно укрепилась в долинах среднего течения Тигра и Евфрата.

Но в Аккаде влияние храмовых общин никогда не достигало уровня, существовавшего в Шумере. Племенные и клановые вожди, а не жрецы распоряжались большей частью полей и пастбищ Аккада. В это время по мере ослабления прежних племенных связей под влиянием оседлого образа жизни и городских условий возникло что-то вроде личной собственности на землю. Существовали храмы подобно тому, как это было в Шумере, однако бог был всего лишь одним из многих землевладельцев, иногда зависевшим от экономической поддержки царя. В результате священнослужители в Центральной Месопотамии никогда не управляли землей единолично, как это, по-видимому, было в раннем Шумере[83]83
  См . F.R .Kraus, «Le Role des temples», pp.524, 533-40; A.Falkenstein, «La Cite-temple sumerienne», pp.804-14. Мне не удалось выяснить, каким образом цари городов Шумера обеспечивали свой доход. Весьма вероятно, что они избрали самый легкий и очевидный способ конфискации части доходов храмов, оставив жрецам рутинную работу по управлению землей и рабочей силой. В более поздние времена царские доходы от торговли иногда достигали значительного уровня. См. W.F.Leemans, Foreign Trade in the Old Babylonian Period (Leiden: EJ.Brill, 1960), pp.55-56.


[Закрыть].

Такое различие можно понять, приняв во внимание отличный от шумерского путь к цивилизованности, которым следовало общество Аккада. Можно предположить, что члены семитских племен, основой существования которых традиционно был уход за скотом, не горели желанием заниматься тяжелыми и однообразными земляными работами на рытье каналов и устройстве дамб, что только и делало возможным занятие сельским хозяйством в Месопотамии. И все же на протяжении второй половины III тыс. до н. э. орошаемое земледелие утвердилось на территории Аккада и составило экономическую базу, обеспечившую приход высокоразвитой цивилизации в эту часть долины в пойме Тигра и Евфрата. Несомненно, эти перемены были вызваны очевидными преимуществами орошаемого земледелия; однако они произошли в рамках социальной системы, сформировавшейся и приспособленной для образа жизни пастушеских племен. Основной особенностью такого общества была руководящая роль вождей племен, которая заключалась в организации скоординированных усилий пастухов, необходимых для охраны стад и перегона животных с одного пастбища на другое. С зарождением в Аккаде орошаемого земледелия эти традиционные функции расширились и трансформировались: теперь вожди занялись мобилизацией и надзором за рабочими бригадами, необходимыми для строительства и ирригационных работ. Вероятно, основной помехой этому процессу было горделивое презрение пастухов к длительному и напряженному труду; поэтому возможно, что зона орошаемого земледелия распространялась вверх по течению лишь по мере зарождения слоя обедневших пастухов, которые, будучи не в состоянии обеспечить свое существование скотоводством, были вынуждены взяться за лопату. Захваченные в войнах рабы также могли играть существенную роль в расширении орошаемого земледелия на север[84]84
  Не существует, однако, прямых доказательств того, что жители Аккада использовали порабощенных пленников в сельском хозяйстве. См. AFalkenstein, «La Cite-temple sumerienne», pp.793, 811. Во времена Саргона военнопленных превращали в рабов, однако, насколько нам известно, именно в тот период рабство впервые превратилось в Месопотамии в важный социальный фактор.


[Закрыть].

Начинающим ирригаторам Аккада было совершенно ясно, что только научившись ладить с наводнениями и богами, они могли рассчитывать на хороший урожай. Поэтому они позаимствовали у шумерских жрецов как технические знания по орошению, так и практику общения с богами. Жители Аккада унаследовали также литературные, художественные и научные традиции Шумера, поскольку эти знания составляли неотъемлемую часть священнодействия – необходимой составляющей успешных отношений с богами. Как способные ученики, аккадцы восприняли и уважение шумеров к традициям, лежащее в основе любой власти и мастерства. Следовательно, проникновение цивилизации в Аккад не привело к серьезным изменениям сложившихся форм художественных проявлений в Месопотамии[85]85
  Любое подобное утверждение страдает большой долей субъективизма. Тот факт, что дошедшие до нас остатки произведений искусства (за исключением уже упоминавшихся печатей) носят весьма фрагментарный характер, а тексты сохранившихся произведений литературы претерпели сложную эволюцию, начинавшуюся (но в какой степени?) от шумерских источников, еще больше усиливает неубедительность таких суждений. Некоторые ученые усматривают значительные изменения в искусстве и литературе, произошедшие во времена Саргона, см., например, Anton Moortgat, «Grundlagen und Entfaltung der sumerisch-akkadischen Kultur», pp.254-56. Однако эта точка зрения так же субъективна, как и противоположная ей.


[Закрыть]. Единственным важным исключением был язык, так как жители Аккада сохранили родное семитское наречие, которое постепенно стало обычным средством общения по всей Месопотамии. Клиновидные символы, использовавшиеся в шумерской письменности, без труда трансформировались в буквы аккадского алфавита[86]86
  Принцип, согласно которому «2» обозначает «два», «zwei», «deux» и т.д., по существу, основан на принципе перевода клиновидных символов с языка на язык.


[Закрыть]. В то же время использование шумерского языка при религиозных церемониях требовало составления двуязычных словарей. Обнаружение таких словарей существенно облегчило современным исследователям задачу расшифровки шумерских текстов.

Процесс развития аккадского и одновременный упадок шумерского языков происходил постепенно и закончился только через пять столетий после царствования Саргона. В то же время продвижение политического и экономического влияния на север, символизируемое победоносной деятельностью Саргона, еще не было завершено. Трудно представить, что завоевание Шумера Аккадом носило характер внезапного вторжения огромных масс людей. Это скорее было постоянное проникновение, медленное и постепенное подчинение культуры, начавшееся еще в колыбели развития цивилизации шумеров. В результате вскоре после 2000 г. до н. э. культурное развитие Аккада достигло приблизительно такого же уровня, как тот, что сформировался в Шумере в результате длительной эволюции. Когда это произошло, численное превосходство семитских народов, постоянно усиливавшееся за счет просачивания из примыкающей зоны пастбищ, выразилось в главенствующем положении их языков, которое до сих пор сохраняется в Месопотамии[87]87
  Засоление земель, происходившее вследствие испарения воды из оросительных систем (представляющее серьезную проблему для современного Ирака), нанесло большой ущерб сельскому хозяйству южной части Месопотамии в период между 2400 г. и 1700 г. до н. э. и в конце концов практически уничтожило его. Возможно, этот упадок дал толчок к закату культуры и языка шумеров. См. Thorkild Jacobsen and R.M.Adams, «Salt and Silt in Ancient Mesopotamian Agriculture», p. 1252.


[Закрыть].

Успешное перенесение высокоразвитой шумерской культуры вверх по реке на земли Аккада знаменовало важный этап распространения цивилизации. Социологический барьер, который прежде ограничивал цивилизованное существование организованными и руководимыми жрецами общинами, был впервые преодолен. Сложность распространения на новые территории была органически присуща храмовым общинам, которые развились вместе с цивилизацией шумеров и служили ее организующим стержнем. Прежде чем обеспечить повиновение чужеземцев, жрецы должны были каким-то образом убедить все население подчиниться сверхъестественной власти и идеям, которые были враждебны местной религиозной традиции. Вероятно, это было трудно само по себе; положение еще больше осложнялось тем, что носители драгоценных религиозных преданий имели все основания сохранять свои знания и секреты в узком кругу. Зачем делиться с посторонними, которые к тому же потенциальные враги, преимуществами собственного узаконенного доступа к сверхъестественному?[88]88
  Купцы и торговые колонии, действовавшие от имени храмовых общин Шумера, могли тем не менее передавать важные элементы шумерской цивилизации варварским племенам. Эти группы купцов могли оказывать такое же цивилизующее воздействие на жителей Аккада в средней части долины Тигра и Евфрата, какое они совершенно точно оказывали в лежащем дальше на север Ашшуре, центре, вокруг которого позднее сформировалось государство Ассирия. Относительно влияния шумеров на Ашшур до эпохи Саргона см. A.T.01mstead, History of Assyria (New York: Scribner's Sons, 1923), pp.15-16.


[Закрыть]

В отличие от такой позиции, любой завоеватель мог последовать примеру Аккада и использовать военную силу для организации рабочей силы на строительстве ирригационных сооружений. С помощью подобных средств крупное земледелие могло сравнительно быстро продвигаться вверх по долине междуречья. При социальной организации, подобной той, что существовала в Аккаде, можно было накапливать и использовать излишки сельскохозяйственного производства почти так же эффективно, как в раннешумерских храмовых общинах. Кроме того, менее жесткая и более разнообразная структура аккадского общества, объединявшая племенное, индивидуальное, царское и храмовое землевладение, а также разделение управления между царем и духовенством способствовало развитию цивилизации Месопотамии в такой степени, которая ни при каких обстоятельствах не была возможна в жестко регламентированных храмовых общинах Шумера.

* * *

Царская власть имперского типа, объединившая города равнины и наводившая благоговейный страх на приграничные районы, бесспорно, представляла собой решение политических проблем, поразивших шумерские города-государства. Тем не менее империя Саргона просуществовала всего лишь около столетия. К концу правления Нарамсина, внука Саргона, атаки варварских племен гутиев, живших в верховьях Тигра, приобрели угрожающий характер; вскоре после этого империя развалилась на враждовавшие образования.

Патриотические чувства к своей родине, которые испытывало население отдельных входивших в империю регионов, конечно, сыграли определенную роль в разрушении царства Саргона. Однако еще более серьезную опасность таило в себе уязвимое географическое положение империи, со всех сторон которой потенциальные противники голодными глазами пристально следили за любым признаком военной слабости Месопотамии. Еще одна слабость государства проистекала из самих масштабов завоеваний Саргона, поскольку существовавшие примитивные методы управления не позволяли осуществлять эффективный контроль над обширными территориями. Нарамсин обычно свергал местных правителей и назначал на их место своих родственников; он пытался также создать себе ореол божественности. Однако в Месопотамии, так же как и везде, члены царской фамилии не всегда были покорны главе дома; а божества, искусственно созданные для поддержания авторитета верховной власти, далеко не всегда становились живыми богами. В отсутствие развитого бюрократического аппарата практическое влияние центральной власти должно было быть очень ограниченным; возможно, оно простиралось ненамного шире зоны личного внимания монарха. Там, где находился царь, его власть была реальной; в его отсутствие признание власти верховного правителя местными вождями, духовенством или другими влиятельными лицами носило скорее декларативный характер.

И все же силы, способствовавшие консолидации империи, продолжали существовать. Как только центральная царская власть пала, сразу возродились старые методы войн и союзов между городами, создавая таким образом новые возможности объединения путем завоеваний. В процессе беспорядков практические рамки власти, которой мог воспользоваться энергичный самодержец, постепенно ослабевали; в результате последующие царские правительства Месопотамии оказались более успешными, чем при Саргоне. Однако политическая стабильность никогда не устанавливалась надолго. По мере ослабления империй Месопотамии пропорционально возрастала мощь соседних народов и государств. Варвары, овладевшие современными технологиями и пристрастившиеся к посещению злачных мест Вавилона, были очень опасными соседями даже для самой сильной в военном отношении империи речных долин; и каждый раз, когда центральная власть ослабевала, они были готовы проникнуть в сердце цивилизации как грабители или захватчики.

Взаимодействие этих центростремительных и центробежных тенденций объясняет меняющийся ритм политической истории Месопотамии. Завоеватель, пришедший, подобно Саргону, из областей на границе цивилизованного мира, действительно мог установить дееспособную центральную власть; однако через несколько поколений завоеватели вполне могли сменить свои военные обычаи на более свободный и изнеженный образ жизни, существовавший в городах. В свою очередь, ослабление военной дисциплины и упадок боевого духа создавали предпосылки для восстания в самой империи или прихода новых завоевателей из пограничных областей. Внутренние мятежи часто совпадали с набегами одновременно с нескольких направлений; таким образом, по мере ослабления власти сильного завоевателя могли наступать продолжительные периоды смуты, заканчивавшиеся новым объединением в империю, возникавшую из неразберихи враждующих государств и народов.

Истории династий Месопотамии от Саргона до Хаммурапи легко укладываются в эту схему. Когда империя Саргона пришла в упадок, гутии проникли в Междуречье с северо-востока и образовали слабоцентрализованное государство, просуществовавшее почти столетие. Внутренний мятеж прервал правление гутиев; после чего следующие сто лет (ок. 2050-1950 гг. до н. э.) в Шумере и Аккаде правила так называемая Третья династия Ура. Этот последний период политической независимости Шумера ознаменовался значительным расцветом культуры Месопотамии. Скульптура из камня стала изысканнее, были впервые записаны многие устные традиции и мифы. Правители Ура, возможно, создали более совершенные административные методы, чем их предшественники. Надписи говорят о существовании определенной царской бюрократии; а храмы, очевидно, контролировались путем назначения родственников царя на должности жрецов[89]89
  В частности, похоже, что храмы стали экономически зависеть от царских дотаций. См. F.R.Kraus, «Le Rdle des temples», pp.524-33. Можно предположить, что земли, принадлежавшие храмам в шумерских городах, были конфискованы или объявлены царской собственностью, лишив таким образом церковь ее доходов, за исключением случаев, когда царь вновь жаловал им некоторую часть богатств.


[Закрыть].

НАРАМСИН – БОГ И ЗАВОЕВАТЕЛЬ

Внук и наследник Саргона изображен здесь поражающим своих врагов в горах Загрос, на северо-востоке от центра Месопотамии. Коническая форма горы, а также нитеобразное изображение ветвей лиственных деревьев свидетельствуют о том, насколько непривычными были такие особенности пейзажа для скульпторов Месопотамии конца III тыс. до н. э. Рога, наподобие тех, которыми увенчан Нарамсин, в искусстве Месопотамии были отличительной чертой божеств. Таким образом, стела прославляла не только военное могущество царя, но и его божественное происхождение. Позднее, с появлением в Месопотамии альтернативных оснований существования имперской царской власти, такие требования к изображению царственных особ исчезают.

Ослабленное рядом столкновений с полуцивилизованными эламитами на востоке и дикими аморитами на западе, владычество Ура было свергнуто около 1950 г. до н. э. На протяжении последующих двух с половиной веков Месопотамия была политически разобщенной. Сначала власть была приблизительно поделена между соперничающими династиями, образовавшимися соответственно в Ларсе и Исине; однако вскоре после этого пришельцы-амориты основали третье государство-империю вокруг Вавилона. К тому времени общественная организация, характеризующая цивилизованное общество, распространилась далеко за пределы речной долины Месопотамии, так что мощные и политически относительно устойчивые царства граничили с древними центрами, из которых началось распространение цивилизации Месопотамии. Баланс сил, таким образом, больше не зависел только от соотношения сил внутри Шумера и Аккада, а определялся значительно более крупными государственными образованиями и обширными территориями. Старые шумерские города воистину превратились в пешки на дипломатической доске, если даже владыки Исина и Ларсы в конце концов стали зависеть от помощи аморитов и эламитов.