Текст книги "Мертвое море (ЛП)"

Автор книги: Тим Каррэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

            Да, это был горн.

            Поэтому они расстегнули тент, сели под его сводом и стали ждать, вслушиваясь и вглядываясь в туман. Все думали об одном и том же. Неужели горн? Это могло означать одно из двух. Либо там был корабль, либо маяк. Несмотря на нелепость обоих вариантов, они не отмели ни один. Бог знает, что этот туман мог затянуть сюда за многие века.

            – Источник не мог вот так взять и исчезнуть – воскликнул Сольц.

            Гослинг попросил его замолчать. Он хотел, чтобы все слушали. Если это сигналила какая-то лодка, то он хотел знать, где она находится.

            Пять минут спустя звук повторился.

            Какой же это был прекрасный, призрачный звук! Глубокий баритон выкрикивал из тумана, взывая к заблудившимся кораблям, словно мать к своим детям. Предупреждал об ядовитом тумане, скалистых мысах и рифах, мечтавших впиться зубами в их корпуса. Он был настолько громким, что резиновый покров плота буквально вибрировал.

            – Господи, – сказал Джордж, – мы должны уже с ним столкнуться. Где же он, черт возьми?

            Но никто ничего не видел.

            Может, источник звука был близко, а может, далеко. Может, это был отголосок, доносившийся из другого мира. Шумный призрак, искушавший их надеждой, и тут же разбивавший ее. Так или иначе, люди на плоту не могли видеть его, потому что им не позволял туман. Он не рассеивался, и не было пророка, кто приказал бы ему это сделать. Он висел, густой, клубящийся и обволакивающий. Эфирные крыша и четыре стены. Призрачная пелена, окутывающая все плотным слоем. Теплое море породило этот туман, холодный воздух вдохнул в него жизнь. Миазмы газов, паров и влаги, самосветящиеся благодаря потусторонним химическим свойствам.

            – Гребаный туман, – ругнулся Гослинг. – Если бы можно было видеть сквозь него...

            Некоторое время спустя горн втянул в себя воздух и прогудел снова. Только на это раз это был далекий, одинокий и потерянный звук. Жуткий звук, похожий на рев бегемота из-под воды. А когда он повторился, он был уже едва различим.

            – Ушел, – с отчаянием в голосе сказал Сольц. – Просто... ушел. Мы будем плавать, пока мясо от костей не отвалится.

            – Прекрати, – сказал Гослинг, не готовый к тому, чтобы ему сейчас кто-то плакался в жилетку.

            – Ерунда какая-то, – воскликнул Кушинг. – В смысле, мы плывем, но не настолько быстро. Мы не проходим и шестидесяти миль в час. Горн звучал не более, чем в ста ярдах от нас... но мы прошли мимо, словно у нас гоночный катер.

            – Таковы физические свойства этого места... мы в глубокой заднице, – дал научное объяснение происходящему Джордж.

            После этого наступило молчание.

            Никакие слова не объяснили бы происходящее, и не облегчили то колоссальное опустошение, которое все испытывали. Приходилось лишь тихо сидеть и смотреть в туман, огромный, вздымающийся, уверенный в себе. А еще уверенный, что скрыл их так, что их никогда не найдут.

            Джордж смотрел на густую, неподвижную воду, на проплывающие мимо скопления водорослей, и чувствовал, как плот скользит мимо густых, зеленых масс. И тут он увидел что-то за кормой. Нечто темное, расплывшееся как нефтяное пятно, в нескольких дюймах от поверхности.

            Похоже на старое пальто, – подумал он, или на матросскую куртку.

            Но он знал, что это ни то, и не другое, и молил бога, чтобы оно просто уплыло прочь. Но оно не исчезало и плыло за ними, как воздушный змей, зацепившийся за плавучий якорь.

Джордж отполз немного от края кормы. Он не знал почему, но что-то в этом "воздушном змее" ему не нравилось. В животе появилось нехорошее ощущение. Возможно, это просто воображение, но он находился в этом мертвом море достаточно долго, чтобы воспринимать свои инстинктивные страхи всерьез.

            Джордж смотрел на пятно... и тут оно шевельнулось. Затрепетало, или что-то вроде того.

            Воздух у Джорджа в легких внезапно стал сухим и колючим. Шею сковало от уверенности, что это нечто не просто зацепилось за леску плавучего якоря, а сделало это сознательно. И вовсе не случайно.

            – Ты чего, Джордж? – спросил его Гослинг.

            – По-моему, что-то запуталось в якорной леске... – ответил он. – Правда, я не уверен.

            – Не беспокойся.

            – Похоже, оно живое.

            Эта фраза привлекла всеобщее внимание. Только Сольц остался сидеть в носовой части плота, задумчивый и отрешенный. Кушинг подошел к Джорджу и посмотрел на плавающий в темной воде предмет.

– Похоже на ската, – сказал он.

            И прежде чем Джордж успел его остановить, схватил весло и ударил. Предмет тут же погрузился глубже во тьму.

            А потом пулей метнулся вверх.

            Словно, рассердившись. Он был явно не из тех, кому нравится, когда их молотят веслами. Не трогай меня, и я не трону тебя. Если свяжешься со мной... берегись, Чарли.

            Джорджу показалось, что он непроизвольно вскрикнул, когда существо выскочило из склизкой воды. Оно хлопало огромными крыльями или плавниками – он не мог понять, что именно это было – достигавшими примерно шести футов в размахе. Существо выскочило, хлопая этими крыльями и орошая плот водой, как манта, учащаяся летать. Оно парило позади плота, словно мотылек за оконным стеклом. Не приближалось, но и не удалялось. От него исходил тошнотворный, солоноватый запах, как от водорослей, долго пролежавших на солнце.

            – Держитесь от него подальше, – предупредил всех Гослинг, вынимая новую световую ракету, чтобы защитить себя при необходимости.

            У чудовища были длинные треугольные крылья или грудные плавники, отчего оно напоминало вытянутый ромб. Туловище было сплюснутое, обтекаемой, как у манты формы, из хрящевой, напоминавшей акулью, плоти. Сверху – грязно-серое, а снизу – белесое, как ножка гриба. В месте соединения крыльев с туловищем находились ряды горизонтальных щелей, похожих на жабры. А на кончиках крыльев – по два изогнутых бурых когтя. Длинный плетевидный хвост с острыми шипами больше напоминал иглы рыбы фугу.

            Джордж и все остальные отодвинулись от края кормы.

            – Будь у меня пистолет, – сказал Гослинг. – Я бы пристрелил этого уродливого ублюдка.

            Существо было действительно уродливым. И мерзким. Как вылезшая из под куска дерева мокрица, которую вы, даже не думая, инстинктивно давите ногой. Именно об этом подумал Джордж, хотя не смог бы точно описать отвращение, вызываемое существом. Он вовсе не хотел его убивать... но и обниматься с ним ни за что не стал бы. Просто существо было настолько отвратительным, что от него невозможно было оторвать глаз. Это как спаривающиеся пауки. Ты наблюдаешь за ними, несмотря на мурашки и накатывающее волнами отвращение.

            Место этой твари было в лаборатории или в музее в качестве экспоната... но только не в мире живых.

            Это всего лишь тупое животное, – сказал себе Джордж, ему просто любопытно. Ему наскучит и оно уплывет. Рано или поздно.

            Оно напомнило ему странную мутировавшую бабочку "мертвая голова", скрещенную с какой-то склизкой тварью из доисторического моря.

            Существо – не то птица, не то летучая мышь, не то рыба – просто висело в воздухе, как воздушный змей. Хлопая крыльями, оно покачивалось вперед-назад, словно удерживая равновесие. Джордж заметил, что с брюха у него свисают ряды паразитов, похожих на рыб-прилипал. Они напоминали спущенные надувные шары. Когда существо снова качнулось вперед, Джордж увидел, что у него есть нечто вроде головы, плоский диск без глаз, из которого торчали четыре бледно-желтых сегментированных стебля, напоминавших усики лангуста. Они заканчивались ярко-розовыми узелками, похожими на глаза. Хотя, возможно, это был своего рода сенсорный аппарат.

            А еще у существа был рот... вертикальный разрез, который закрывался не сверху и снизу, а с боков, как челюсти у паука. Во рту вместо зубов виднелся бледный, как поганка, похожий на язык отросток. Он размотался, словно веревка с катушки, и высунулся, проверяя воздух на вкус. Отросток был полый, как садовый шланг, примерно такой же толщины. Он то и дело высовывался изо рта дюймов на шесть-восемь, как у лягушки, ловящей муху.

Кушинг ткнул веслом в сторону существа. Оно отпрянуло, но никуда не делось. Наоборот, подлетело еще ближе и сейчас парило в воздухе, как колибри, яростно порхая крыльями и вибрируя.

            – Что нам делать, черт возьми? – спросил Джордж.

            Словно услышав его, существо стало издавать странное шипение, или прерывистый стрекот, как кузнечик на далеком лугу.

            – Не хочу тратить на эту тварь ракету, – сказал Гослинг, – но мне она не нравится.

            – Кто-нибудь, сделайте же что-нибудь! – крикнул им Сольц, устав бездействовать и смотреть на это словно выпорхнувшее из дешевого "ужастика" чудовище. – Мы не можем просто сидеть здесь!

            Возможно, существо услышало его, возможно, почувствовало напряжение в голосе Сольца, а может, просто ждало подходящего момента... но слова Сольца подействовали на него как катализатор. Существо будто получило удар током в зад. Отпрянуло назад, нырнуло к самой воде, и снова поднялось вверх. Оно, словно, сделало передышку, а потом с удвоенной энергией бросилось вперед. Пронеслось прямо над плотом, задев когтем одну из дуг и распоров ее. Раздался свист сдувающейся дуги.  Прежде чем кто-то смог что-то сделать, тварь налетела снова и царапнула другую дугу.

            – Берегись! – закричал Гослинг.  – Берегись! Головы вниз, черт возьми!

            Все пригнулись, крича и неистово пытаясь уклониться от твари. Издавая странный, вибрирующий звук, существо налетело снова. Кушинг поднырнул под его смертоносную массу, и у Джорджа это тоже почти получилось. Но когда он бросился на пол, он инстинктивно вскинул руку, чтобы прикрыть лицо, и один из тех бурых когтей расцарапал ее от локтя до запястья. Это была просто царапина. Резани коготь глубже, – понимал он, – и руку отсекло бы, как хирургическим скальпелем. Он остался лежать, все кричали, а Кушинг продолжал отмахиваться веслом от этой бешенной летучей мыши. Джордж тупо уставился на руку. Царапина. Просто белая ссадина. Сначала она порозовела, а потом открылась, как красный рот, полный пузырящейся крови.

            "Летучая мышь" продолжала нападать, пикируя на них с удивительной скоростью и ловкостью. Дуги плота были уже сильно повреждены, и обвисли, как спущенные воздушные шары.

            Гослинг пытался поразить существо из ракетницы, но оно двигалось слишком быстро, и слишком низко над плотом. А ему вовсе не хотелось прожечь в плоту дыру.

Кушинг нанес существу пару хороших ударов веслом, но оно, казалось, никак на них не отреагировало. Его упругое, кожистое тело было настроено для борьбы. А их мягкие, розовые тела не имели перед ним никаких шансов.

            До этого момента дела были и так плохи, а сейчас стали еще хуже.

            Существо взмыло над плотом и зависло там на несколько секунд. У Гослинга появилась возможность прицелиться, но у существа были другие намерения. Оно спикировало вниз, как вражеский бомбардировщик, выбив крылом весло у Кушинга из рук, и устремилось на Сольца. Набросилось на него, как пчела на цветок.

            Сольц попытался увернуться, но оно вцепилось в него своими крюками, обхватив крыльями, как руками. Длинный, извивающийся хвост бил по воздуху. Гослинг схватил весло Кушинга и ударил существо что было силы. Оно завизжало и взмахнуло хвостом. Его колючий конец просвистел от глаз Гослинга всего в паре дюймов.

            "Летучая мышь" держала Сольца недолго, но этого хватило, чтобы у того начались конвульсии. А еще Гослинг увидел, как длинная, полая трубка языка высунулась и ткнула Сольца в щеку, оставив ожог... и тошнотворный запах паленого мяса.

            Сольц закричал.

            Это был не просто крик.

            А безумный, истерический вой, проникший в каждого, находящегося на плоту, и эхом разнесшийся в тумане, словно детский вопль со дна колодца.

            Существо взмахнуло крыльями и отстранилось от Сольца, напоследок сбив языком с него очки и смочив его зажмуренный глаз прозрачной слизью. Эффект был незамедлительным – тонкая кожа века запузырилась, как расплавленный пластик, и потекла струйками, похожими на резиновые нити. И тут Сольц заорал уже во все горло. Он корчился и извивался, а его глазное яблоко стало пугающе красным.

            Плот качался и подпрыгивал, как на американских горках. "Летучая мышь" скатилась с Сольца и, дико молотя крыльями по плоту, попыталась взлететь. Гослинг вскинул весло, которое сжимал все это время. На секунду, полную абсолютного отвращения, он замешкался, осознав, что своим языком существо пробовало Сольца на вкус, и нанес удар. Он целился в плоский диск головы, но удар пришелся по тем двум дико подрагивающим усикам. Одно из них весло срезало подчистую, а другое, переломило, как тростинку.

Существо заверещало, забило крыльями, запрыгало, затем поднялось на фута три в воздух, неуклюже ушло в сторону и шлепнулось в море. Оно пыталось взлететь или поплыть, но вместо этого лишь кругами скользило по воде, словно собака, гоняющаяся за собственным хвостом.

            И Гослинг вдруг с абсолютной уверенностью понял, что те усики были чем-то вроде главного органа чувств... и носом, и ушами, и глазами одновременно. Без них существо стало слепым и беспомощным. Два из них на левой части головы были повреждены, и теперь оно с той стороны не ориентировалось.

            Однако времени думать обо всем этом не было.

            В отличие от когтей, ущерб от которых составил всего лишь три из четырех дуг плота (последняя, висящая сейчас знаком вопроса, взял на себя груз трех остальных), шипастый хвост существа проткнул левый борт, и его воздушные камеры сейчас медленно сдувались.

            Джордж прижимал к груди раненную руку, которая стала красной от крови.

            – Я в порядке, – сказал он остальным. – В полном порядке.

            В сравнении с Саксом, может, так оно и было.

            Когти существа рассекли ему лицо, плечи и живот. Он обильно истекал кровью. Лицо было в серьезных ожогах. Левый глаз, в который попала слизь с языка, покраснел, раздулся, как мяч для гольфа, и истекал желтой желчью.

            Дело было дрянь, но когда все подошли к Сольцу, у того начался припадок.

8

            На самом деле, это была идея Фабрини, но Кук с ней согласился. Крайчек сказал, что они играют с огнем, а Менхаус заметил, что это все равно, что жить в гробу. Саксу идея показалась забавной. Он сказал, что если его развяжут, он даже позволит Фабрини отыметь свою сестру.

            Впятером они поднялись на борт "Циклопа", добрались до палубной рубки и спустились в каюты. Или кубрики, как называл их Сакс. Простые, спартанские, практичные жилища. Выбрав две каюты, мужчины принялись за уборку – стали протирать пыль и открывать иллюминаторы, чтобы немного проветрить помещения. Все матрасы и подушки были покрыты плесенью, и местами прогнили. Поэтому их вытаскивали в коридор и складывали в кучу. Через некоторое время каюты стали походить если не на гостиничные номера, то на вполне пригодные для жилья помещения.

            Ни Кук, ни Фабрини даже не думали развязывать Сакса, хотя понимали, что рано или поздно им придется это сделать.

            – Я даже окажу вам услугу, – усмехнулся Сакс. Он ткнул большим пальцем в сторону Крайчека. – Лягу с психом, а вы, девчата, можете вдоволь наслаждаться друг другом.

            Фабрини зло посмотрел на него.

            – Снова взялся за это дерьмо, Сакс?

            Тот лишь ухмыльнулся. Широкой, полной тайной радости ухмылкой. По глазам было видно, что у него на уме – незаконченное дело. Между ним и Фабрини. И когда снова придет время танцев, уже будет не так тесно, как в шлюпке.

            Менхаус, слегка порозовевший после того, как они, наконец, выбрались из воды, сказал:

            – Я буду спать с ними. Проблем не возникнет. Его слова прозвучали как-то зловеще. – Не надо нам никаких проблем.

            Сакс попытался обратить все в шутку.

            – Со мной их точно не будет. А вот за Крайчеком нужен глаз да глаз.

            – Не, – сказал Кук, – Крайчек, похоже, уже взял себя в руки.

            – Более-менее, – отозвался Крайчек.

            Губительная атмосфера корабля , в основном, никому не понравилась, но все сошлись в одном – здесь лучше, чем в спасательной шлюпке. По крайней мере, здесь они могли перемещаться. Могли вытянуть ноги, не доставляя друг другу хлопот. И если на них нападут, здесь было, где драться. В данных условиях это определенно было преимуществом.

Позднее, когда мужчины перекусили крекерами и сыром, запив теплой водой, а Кук раздал всем глюкозные таблетки, как было сказано в руководстве по выживанию, Фабрини и Кук сели у себя в каюте и разговорились. Даже с открытым иллюминатором воздух по-прежнему был влажным и липким. Не то, чтобы холодным, а каким-то тяжелым, сырым и спертым.

            – Не хочу, чтобы другие знали о том журнале, – сказал Кук, зная, что Сакс поднялся на палубу, а Крайчек отправился на поиски... неважно чего, лишь бы не оставаться в каюте. – Пользы им от этого будет мало.

            Фабрини усмехнулся.

            – Думаешь, Сакса здесь что-либо беспокоит? Да хрен там! Не парясь, поднялся на борт корабля-призрака... лишь бы не мешали плести заговоры и интриги.

            – Что он, наверное, сейчас и делает.

            Никто из них в этом не сомневался. В жизни нужно быть готовым к разным неприятностям, и Сакс, будучи подлым и коварным ублюдком, был из их числа. Но представлял ли он из себя реальную угрозу? Этого никто не понимал. После всего того дерьма, которого они натерпелись от Сакса на плоту – хотя он утверждал, что это было временное помешательство, невроз, прошедший естественным образом – никто ни в чем не был уверен. Фабрини все это не нравилось, но Кук объяснил ему, что Сакс вряд ли причинит им вред. И что он понял кое-что насчет Сакса – Сакс панически боялся остаться один.

            – Похоже, Крайчек постепенно возвращает контроль над реальностью. И я не хочу травмировать его теми записями в журнале. Возможно, все это полная чушь, хотя я почему-то в этом сомневаюсь.

            Фабрини лишь кивнул.

            – И все-таки, что ты об этом думаешь? Обо всем том дерьме, которое описывал Форбс... думаешь, все это чистая правда?

             Да, – сказал Кук. – Думаю, что правда.

            Учитывая то, что Кук был сейчас за главного – и эта роль его пока не особо вдохновляла – он сомневался, что данное признание было хорошей идеей. В руководстве лидера, конечно же, не рекомендовалось делать подобное. Если выступаете за главного, вы должны беспокоиться о моральном состоянии своих людей. Но и лгать в этом вопросе Кук считал неприемлемым. Особенно лгать Фабрини, который читал журнал и был там, когда Кука коснулся дух давно умершего Форбса... или то, чем тот стал. Отпечаток, отражение, называйте, как хотите.

            – И что это нам дает? – довольно спокойно спросил Фабрини.

            – Если б я только знал. – Кук сел на койку и уставился себе на колени. – Думаю, мы должны признать, что застряли в каком-то страшном месте, где происходят страшные вещи.

            Боже, а как же моральное состояние?

            – Я размышлял над тем, что Форбс рассказывал про тот, другой корабль, – сказал Фабрини. – И думаю, здесь он должен быть не один. Ты же, как и я, слышал все то дерьмо про Треугольник Дьявола. Даже если половина из этого правда, здесь должно быть настоящее кладбище пропавших кораблей.

            – И самолетов.

            – Именно. Может, после того, как приведем немного мозги в порядок, продолжим осмотр? Кто знает, что мы найдем.

            Нет, – подумал Кук, – ты просто не понимаешь, что ты можешь найти. Или что может найти тебя.

            Но у предложения Фабрини были определенные достоинства. "Циклоп" был лишь одним из сотен, если не из тысяч. Корабли и самолеты исчезали в этой мертвой зоне с незапамятных времен. И "Мара Кордэй", несомненно, будет не последней. Возможно, где-то рядом находятся другие суда. И пусть даже на них нет людей, но наверняка есть еда и вода. А может, еще моторные лодки, топливо, оружие, и тому подобное.

            – Мне нравится твой ход мысли, Фабрини, – сказал ему Кук. – Если рядом есть другие корабли, мы сможем найти кое-какие припасы, и у нас все получится.

            Ему не просто понравилось, что в Фабрини вдруг проснулся новаторский дух, а его неожиданно проявившийся позитивный склад ума. Кук понимал, что раньше Фабрини был напуган. Сильно напуган... А кто из них не боялся и не боится до сих пор? Но он вышел из этого состояния с освежающей решительностью. И это хорошо. Потому что в этом месте собственный разум мог уничтожить тебя так же быстро, как и то, что поджидало в тумане.

            Фабрини подождал, а потом спросил:

            – Почему бы тебе просто не рассказать, что у тебя на уме, Кук? Я к тому, что хуже от этого мне уже не будет.

            – А кто сказал, что у меня что-то на уме?

            – Никто.

            Кук кивнул.

            – Ладно. Все это, конечно, хреново, но небольшие преимущества у нас еще остались.          Он встал и, подойдя к иллюминатору, посмотрел на туман и на проплывающие мимо водоросли.

            – Ты же читал, что написал Форбс. Про белое желе, обнаруженное в мертвых телах, а также в других местах... Что он там писал? Что оно испускало странное свечение? И что доктор обжег руки, прикоснувшись к нему? И что ожоги на трупах напоминали те, которые вызывает радий? Сечешь, к чему я клоню?

            Но Фабрини лишь покачал головой.

            – Кук, я бросил школу в десятом классе. Растолкуй, а то я не понимаю.

            Лицо Кука растянулось в ухмылке, но всего лишь на мгновение.

            – Радиация, – сказал он.

            – Вот, дерьмо.

            – Да, и ожоги и то недомогание, которое испытывал экипаж по возвращении на "Корсунд"... все это похоже на радиационное облучение, верно? Лучевая болезнь. В 1918 году Форбс ничего не знал о радиации, а доктор Аспер если и знал, то совсем немного. Но все сходится, не так ли?

            Фабрини побледнел.

            – То нечто, о котором писал Форбс... которое, по его мнению, убило экипаж на "Корсунде", и его людей на этой посудине... Черт, думаешь, этот корабль по-прежнему кишит им? Мы, наверное, уже светимся в темноте.

            – Если мы подверглись воздействию радиации, то уже слишком поздно, – сказал ему Кук. – Возможно, мы облучены... но не забывай, я просто размышляю. Только и всего. К тому же, не вся радиация держится долгое время, как например, после взрыва бомбы. Я читал, что большая часть радиоактивного материала имеет период полураспада. И он длится несколько дней, или недель. Что-то в этом роде. Так что, думаю, спустя почти девяносто лет нам ничего не грозит.

            – Пока все не начнется снова.

            – Да, – сказал Кук.

            Он знал, что ходит по тонкому льду. Но, похоже, чем бы ни было это нечто, радиоактивность являлась одним из его природных свойств, как выдох углекислого газа – неотъемлемой частью жизнедеятельности человека. И возможно, это была не радиоактивность, как они ее понимали, но что-то очень близкое.

            – Если это нечто придет за нами, – сказал Фабрини, – я хочу, чтобы оно быстрее изжарило нам мозги. Пусть подавится.

            – А если оно все еще здесь? – предположил Кук.

            Фабрини лишь покачал головой.

            – О, оно определенно здесь. Может, Крайчек и сумасшедший... Но это не значит, что он не прав.

9

            Они сделали для Сольца все, что могли, но этого было недостаточно.

            Гослинг, который имел опыт в оказании первой помощи, перевязал ему раны и остановил кровотечение. Дал ему обезболивающее, промыл глаз стерильным раствором и наложил повязку. И все. Все, что они могли сделать при данных обстоятельствах. Они накрыли Сольца водонепроницаемым одеялом и стали надеяться на лучшее.

            – Он уже не выкарабкается, верно? – спросил Кушинг.

            Гослинг пожал плечами.

            – Не знаю.  Просто не знаю.

            Сольц впал в состояние, похожее на кому. Время от времени он стонал и сильно дрожал. Его лихорадило. Он был весь в поту и источал неприятный сладковатый запах сгоревших хотдогов.

            Джордж посмотрел на летучую мышь.

            Та была мертва.

            И просто плавала среди водорослей. Он не знал, что именно убило ее. Знал лишь, что она умерла спустя двадцать или тридцать минут после того, как упала в воду. Единственное повреждение, которое они ей нанесли, это сломанные усики. Разве этого было достаточно? Неужели она умерла от повреждений сенсорного аппарата? Джордж так не думал. Кушинг полагал, что она задохнулась, поскольку была жабродышащей и слишком долго находилась без воды. Легко и просто. Но это не объясняло того, почему из пасти у существа текла желтая жижа, словно ее тошнило собственными внутренностями.

            Джордж решил, что это от перепада давления.

            Когда глубоководную рыбу поднимают в траловой сети, она взрывается от падения давления.

            – Не знаю, – сказал Кушинг. – Эта тварь показалась мне довольно живучей, Джордж. Глубоководные существа бывают, как правило, очень вялыми при поднятии на поверхность, если вообще живыми.

            Вопрос. "Летучая мышь" зависала на некоторое время рядом с плотом. Если она задыхалась, что мешало ей просто нырнуть в воду? Любопытство? Она не понимала, что это за плот и розовые существа на нем, и ей нужно было узнать это даже ценой собственной жизни. Нет, ерунда. Животные могут быть любопытны, но лишь до определенной степени.

            Возможно, она была больна, – подумал Джордж, ткнув труп веслом. Возможно, в этом было дело.

            Но посмотрев на Сольца, он понял.

            Во всяком случае, так ему показалось.

            Сольц умирал, либо был близок к этому. Гослинг сказал, что раны у него серьезные, но не опасные для жизни... и все же у него были жар и озноб. Состояние, похожее на кому. Словно он заразился какой-то странной тропической болезнью, или его организм кишел инфекцией. А может быть, просто может быть, и то и другое. Слюна "Летучей мыши" обожгла его, проникла в раны... и кто знает, каких паразитов и бактерии она содержит? Микроорганизмы, фатальные для человеческой биологии. Чуждый патоген, с которым не способна бороться наша иммунная система. Если это так, то, возможно, все было с точностью до наоборот. Микробы существа убивали Сольца, но, возможно, его микробы первыми убили существо.

            Джордж поделился с Кушингом своей теорией, и та ему понравилась.

            – Звучит разумно. У тебя логический, научный склад ума, а ты даже не знал об этом.

            – Да, это, конечно, здорово, но если Сольц чем-то заразился... мы все в опасности.

            – Тебя это беспокоит? – спросил Гослинг.

            – Да.

            Он кивнул.

            – А у нас есть альтернативы?

            Джордж знал ответ.

            – Ни одной.

            Так оно и было. Жизнь на плоту в непосредственной близости друг от друга и при отсутствии больничных палат полностью исключала возможность карантина. Сольц был одним из них. Инфицирован он или нет, им придется заботиться о нем даже под угрозой собственного заражения. Они не могут бросить его... в противном случае, они будут мало чем отличаться от того же Сакса.

            – Ты прав, альтернатив у нас нет. Поэтому?

            Джордж пожал плечами.

            – Поэтому, думаю, беспокоиться не о чем.

            – Знал, что ты так скажешь.

            Старый добрый Гослинг. Великий прагматик. Можете быть уверены, он почти во всем находил практическую сторону.

            С помощью ремонтного комплекта Гослинг залатал порезы в борту плота, и подкачал его ручным насосом. Плот набрал немного воды, но причин для беспокойства не было. Вот только надувные дуги пострадали довольно сильно. Своим колючим хвостом существо разодрало их буквально в клочья.

            Джордж начинал уже клевать носом, как вдруг заметил что-то перед плотом. Еще одна тень, только на этот раз крупнее манты. Гораздо крупнее. Что бы то ни было, оно достигало в поперечнике добрые двадцать в футов, и казалось, с каждой секундой увеличивалось в размерах.

            Возможно, это было подводное скопление водорослей, возможно, что-то еще.

            Джордж только собирался привлечь внимание Гослинга, как Сольц очнулся от оцепенения и в перерывах между судорожными вздохами принялся лепетать что-то о ржавой цепи своего велосипеда. Гослинг с Кушингом подошли к нему. Кушинг вытер пот ему со лба, а Гослинг проверил пульс.

            – Как он? – спросил Джордж, но Гослинг лишь покачал головой.

            Все было понятно без слов.

Сольц угасал, и с этим никто ничего не мог поделать. Им ничего не оставалось, кроме как просто сидеть и смотреть, как он умирает. Одна мысль об этом выжимала их подчистую.

А тень тем временем стала ближе. Она была уже в каких-то десяти футах от плота. Либо они плыли на встречу к ней, либо она плыла к ним. Одно из двух.

            – Видишь? – спросил Джордж Кушинга, хотя в том не было нужды.

            – Да, – ответил тот. – Вижу.

            Гослинг тоже увидел тень, хотя был занят тем, что пытался поудобнее уложить Сольца. Похоже, у него получилось, потому что Сольц снова вернулся в свою страну грез, о чем при данных обстоятельствах они могли только мечтать. Если ему предстояло умереть, то будет лучше, если это случится во сне.

            Даже при тусклом свете дня и с помощью фонарика, в воде ничего не было видно глубже пяти-шести дюймов. Дальше свет не проникал. Джордж понимал, что тень находится примерно на этой глубине, может, чуть ближе. Был виден лишь темный контур, не больше.

            – Мне она не нравится, – сказал Кушинг.

            Гослинг наблюдал за тенью.

            – Давайте обойдем ее на веслах.

            Если на пути попалась бешеная псина, просто обойди ее.

            Да, в нем снова проснулся реалист, но ему явно не нравилось, что большая темная масса медленно шла на сближение с ними. Но он не мог открыто в этом признаться. Это было не в его стиле. Он привык командовать людьми, и данная привычка никуда не делась. Даже в этом богом забытом месте. А если ты за главного, вовсе нелегко признаваться в проблемах.