Текст книги "Мертвое море (ЛП)"

Автор книги: Тим Каррэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)

            Я не знаю, кто ты на самом деле, мистер Тень, – подумал Джордж, – но предчувствие у меня насчет тебя нехорошее, и оно совсем мне не нравится. Поэтому просто убирайся. Оставь нас в покое. Нам не нужен еще один летающий марсианский скат...

            Разве не веселое предположение? Что у той дохлой "летучей мыши" мог быть старший брат или очень злой папаша?

            – Держи, – сказал Кушинг, протягивая ему весло. – Валим от нее.

            Джордж сел с веслом по левому борту, а Кушинг по правому. С пересохшим горлом и бешено колотящимися сердцами, они принялись отчаянно грести прочь от темной массы. Им уже казалось, что у них ничего не выйдет, но когда расстояние до тени оставалось футов пять, они резко ушли вправо и, обогнув, миновали ее.

            Вот как все просто.

            Тень осталась позади. Просто гигантская тень. Через пять, десять минут она скрылась из виду. Еще одна уродливая тайна скрылась в тумане.

            – Возможно, там вообще нечего было опасаться, – сказал Кушинг, словно пытаясь убедить самого себя в сказанном. – Ничего живого. Просто что-то плавало... какой-то мусор.

            Джордж был решительно с ним не согласен. Он не думал, что эта масса всего лишь безобидный ком водорослей или грязи. Она шла на сближение с плотом вполне осознанно.

            – Подождите, – сказал Гослинг. – Оно снова приближается... может, оно зацепилось за леску плавучего якоря.

            Конечно, – подумал Джордж, – может, и так.

            Вполне разумное предположение... но только он ему не верил. Что бы там ни было, оно действительно приближалось. И не как зацепившееся за якорь, а как движущееся своим ходом.

            – Черт, – воскликнул Кушинг, сразу сообразив, в чем дело.

            Темная масса приближалась и приближалась очень быстро. Она по-прежнему плыла на такой глубине, где ее нельзя было разглядеть. Возможно, сознательно.

            Гослинг тоже схватил весло.

            – Гребите, ради бога, – закричал он. – Гребите быстрее.

            И они бросились грести, поднимая вверх фонтаны брызг, скользя по комьям водорослей и пересекая случайные каналы открытой, темной воды. Они неслись вперед, но масса неумолимо их настигала. Джорджу показалось, что она двигается странными толчками.

            – Она собирается протаранить нас, – крикнул Гослинг. – Метит прямо в центр плота.

            Мужчины вытащили весла из воды и замерли.

            Но тварь продолжала приближаться, с неослабевающей скоростью. Она могла врезаться в них в любую минуту. Десять футов, затем пять, она была уже у самого борта. Все напряглись и, стиснув зубы, ждали... но удара так и не последовало. В паре дюймов от плота тень внезапно исчезла.

            – Она прямо под нами, – сказал Гослинг.

            И в этом не было ничего хорошего. Мало того, что в Мертвом море тебя преследовала  какая-то черная масса, но тогда ты, по крайней мере, знал, где она. Не знать это было гораздо хуже, как ни крути.

            – Где она? – спросил Кушинг, пытаясь смотреть во все стороны одновременно.

            – Исчезла, – ответил Гослинг.

            Секунды превратились в вечность. Джордж сидел и ждал, что произойдет что-то еще. Что из бездонных глубин поднимется безымянный ужас и, словно моллюск закрывающий раковину, поглотит плот целиком.

            Впереди, в футах двадцати от плота, на поверхность всплыли пузыри. Их было очень много, как перед всплытием подводной лодки. Но это снова была та черная масса. Она поднялась к самой поверхности, а затем вновь ушла на глубину, словно говоря, да, я все еще здесь, но вы не узнаете, что я есть на самом деле. Пока я сама этого не захочу...

            – Она просто засела там, – сказал Кушинг. – Совсем мне это не нравится... у меня мурашки от этой твари. Только не говорите, что вы чувствуете то же самое.

            Гослинг едва заметно ухмыльнулся, Джордж, похоже, тоже. Но Кушинга, видимо, это ни капли не заботило. Черная масса пугала его точно так же, как и их, но у него, по крайней мере, хватило мужества признаться в этом вслух.

            Поэтому они стали ждать.

            Тварь тоже выжидала.

            – Разве нам уже не хватит? – произнес Джордж вслух, и тут же пожалел об этом. Остальные тоже об этом думали, но озвучил эту мысль именно он. И этого определенно не стоило делать.

            Он замолчал.

            Спустя минут десять жуткого молчания масса начала медленно двигаться в сторону плота. Она явно не спешила. У нее было полно времени, и она, казалось, знала это.

            – Похоже... похоже, она всплывает, – сказал Гослинг.

            Так и есть.

            Нечто поднималось на поверхность в пене из слизи и пузырей. Нечто похожее на зонтичный купол, ярко-лиловый у вершины и розоватый, как плоть, по краям. Оно непрерывно поднималось все выше, все больше открываясь их взору. Жуткое скопление пузырей, полипов и свистящих мембран, белого, красного, оранжевого и изумрудного цвета. Блестящих, сияющих и подрагивающих. По краю купола располагались темные маслянистые узелки – возможно, глаза... Их были сотни. Черных, студенистых, внимательных глаз.

            – Это... медуза, – воскликнул Кушинг, со смесью изумления, ужаса и отвращения в голосе. То же самое чувствовали все остальные.

            Медуза.

            Но только медуза, обитающая в Мертвом море. Ее купол был футов тридцати в диаметре, а окружающие ее шипящие пузыри и мембраны были размером с баскетбольные мячи. Они постоянно сдувались и надувались, словно тварь дышала. Вода вскипела от сотен бледно-желтых щупалец, протянувшихся во всех направлениях. Некоторые – тонкие, как провода, некоторые – толще человеческой руки, испещренные рубиново-красными прожилками артерий или нервных узлов. Некоторые из щупалец были, наверное, сотни футов в длину.

            – Господи Иисусе, – простонал Гослинг.

            Джордж тоже хотел что-то сказать, но у него напрочь перехватило дыхание. В легких словно бушевали песчаные бури. Возможно, это и к лучшему... потому что если бы он обрел голос, сквозь слипшиеся в серую линию губы вырвался бы лишь пронзительный крик. Мать всех криков. Ибо при виде этого чудовища, этого зловещего воздушного шара и его дышащих пузырей его охватил чистый, безудержный ужас. Сырой, абсолютный, безумный.

            Этого не может быть.

            Этой твари не может быть в природе.

            Вода напоминала сейчас кипящий, колышущийся лес щупалец, которые полностью окружили плот, словно мотки кабеля. Под водой они образовывали толстые скрученные витки. Выступающие из воды сплетения были такими огромными, что по ним можно было ходить.

            Щупальца были всюду... насколько хватало глаз. Извивающаяся, тяжелая масса, густая, как заросли лиан в джунглях.

            Когда Джордж обрел голос, он тут же поперхнулся от крепкого уксусного смрада твари, и смог лишь выпалить:

            – Какого черта? Какого черта?

            Но никто не ответил.

            Кушинг и Гослинг сидели неподвижно. Возможно, они боялись, что если шелохнутся, эта гигантская медуза почувствует это, поймет, где они находятся, и опутает их своими влажными щупальцами. Джордж решил последовать их примеру и замер на месте, несмотря на то, что каждый мускул и каждое нервное окончание гудели, словно высоковольтные провода.

            Они сидели и ждали, а туман кружился и сгущался, рождался светящимися шлейфами и сверкающими завесами, умирал в собственных объятьях и рождался снова. От водорослей и болотной воды поднимался пар. Гигантская кошмарная медуза окружила плот с тремя ледяными скульптурами на борту, словно заросли ламинарий пятицентовую монетку.

            Тяжелое, свинцовое молчание было нарушено Сольцем.

            Он застонал и с клекотом втянул в себя воздух. Чмокнув пересохшими губами, раскрыл рот. Его лицо было покрыто каплями пота, а незабинтованный глаз остекленел и покрылся белой пленкой.

            – Воды, – прохрипел он. – Мне нужно... воды... нужно воды... пить... воды...

            Джордж знал, что парень болен, и все же ему отчаянно захотелось заткнуть ему рот кляпом. Потому что повторяющийся, глухой звук его голоса привлек внимание медузы. Ее щупальца завибрировали, словно услышали его. По краю ее купола веером росли бесцветные жгутики, похожие на разваренные макароны. Раньше они висели, слабо покачиваясь, словно морская трава, а теперь извивались и подрагивали. Возможно, медуза не слышала, а улавливала вибрацию, вызванную звуком голоса.

            Кушинг шевельнулся, и полдюжины щупалец дернулись, словно от испуга.

            – Сиди тихо, – шикнул на него Гослинг. – Оно знает, что мы рядом, но не знает, где именно...

            Сольц зашевелился. Его затрясло, и водонепроницаемое одеяло сползло к коленям. Он находился в носовой части плота, и щупальца твари были в нескольких дюймах от него.

            От его движения щупальца затрепетали. Они изменили цвет от пшеничного до ярко-желтого. Большинство из них неподвижно лежали в воде, но дюжина находящихся над поверхностью начала лениво сворачиваться в клубки, как питоны. Не только щупальца изменили цвет, но и сам купол тоже. На первый взгляд, он показался Джорджу каким-то ненастоящим, и напоминал желе, вывалившееся из формочки. Прозрачная студенистая масса идеально круглой формы, с виду такая глубокая, что в ней можно было утонуть. Покрытая резиновой мембраной, похожей на целлофан, залитый кулинарным спреем. Теперь она тоже меняла цвет. От густого фиолетового до ярко-розового, затем до алого, оранжевого и индиго... словно разлитый на воде бензин.

            – Чего это оно? – шепотом спросил Джордж.

            – Хроматофоры, – так же тихо ответил Кушинг. – Пигментные клетки... оно может либо управлять своим пигментом, либо реагирует на перепады настроения, как кальмар...

            Но Джордж не был в этом уверен.

            Его посещали безумные мысли – что если оно отвечало на их голоса? На те слабые вибрации, вызываемые ими? Купол изменял цвет, лишь когда они говорили. А что если оно... господи, что если оно разумное, и пытается общаться?

            Страшнее этого он ничего не мог себе представить. Тупой мерзкий хищник был намного предпочтительнее хищника разумного. Потому что если он разумен, это лишь вопрос времени, когда он поймет, как добраться до них.

            А это плохо. Джорджу казалось, что худшее уже позади... гигантский угорь, атаковавший плот, безумная манта-летучая мышь... но чтобы такое... Одно дело, когда ты можешь сопротивляться, неважно, насколько омерзителен твой противник. Но просто сидеть, ждать и беспомощно гадать, пока твой разум крутится волчком, показывая тебе твою смерть во всех отвратительных подробностях... да, это было действительно плохо. Так плохо, будто у тебя вырвали кишки через рот, и не осталось ничего, кроме гулкой пустоты, как внутри барабана.

            Кто-то должен что-то сделать, – подумал Джордж, иначе я сломаюсь, вот увидите.

            Возможно, он был уже на грани. Возможно, все они были на грани, но Джордж держался изо всех сил. Он испытывал робость и тошноту. Ему было страшно. Очень страшно. А как иначе? Ждать в туманной тишине, словно смертник перед казнью. Сжавшись в напряженный, готовый взорваться комок. А в глубине души испытывая первобытное желание бороться, даже при том, что сама мысль о драке казалась абсурдной. Против существа таких размеров не было шансов на победу... И все же сидящий внутри первобытный человек говорил, что лучше умереть, сражаясь, рубя и кромсая, с привкусом крови во рту, чем покорно принять смерть. Просто сидя и пассивно ожидая конца. И Джордж понял, что это вполне разумно, потому что так медуза может убить их быстрее. Возможно, их попытка сопротивления разозлит ее. И быстрая смерть будет лучше ожидания, лучше ощущения, что твой разум превращается в холодную кашу, когда те щупальца будут обвивать тебя, словно живые лианы.

            Джордж не думал, что сможет перенести ее прикосновение. Это было абсолютно немыслимо. И омерзительно. Это как быть опутываемым паутиной, и чувствовать, как паук высасывает из тебя разжижающийся разум.

            Щупальца продолжали распутываться, словно клубок пробуждающихся змей.

            Шли минуты.

            Джордж слышал скрип скользящих по бокам плота многочисленных щупалец. Ищущих, царапающих, изучающих. Одно из них поднялось и зависло над головой Сольца. Все на плоту затаили дыхание... оно прошло в двух-трех дюймах от его лица, нащупало борт плота. И постучав по нему, удалилось.

            Но это был еще не конец.

            Щупальца вдруг пришли в движение. Казалось, будто эта студенистая масса было до определенной степени разумна, потому что продолжала ощупывать плот, пытаясь выяснить его природу. Одно из щупалец скользнуло вверх по борту и, забравшись внутрь, стало трогать вещи... одеяло на ногах Сольца, весло, отсеки со спасательным оборудованием. Наткнувшись на химический фонарь, оно отпрянуло назад, словно ему не понравилось его ощущение. Потом скользнуло обратно в воду. Четыре или пять других щупалец стали осторожно пробираться вдоль края плота, словно искали что-то.

            Одно из них оказалось в опасной близости от Джорджа.

            Оно было бледно-желтым, цвета тыквы. Волнистая, эластичная штука, похожая на гигантского слепого червя, роющегося в перегное. Не агрессивного, а просто любопытного. Оно слегка задело ботинок Джорджа, не обратив на него никакого внимания.

            Какого черта оно хочет, – подумал Джордж, ощутив внутри горячую пустоту. Чего ищет?

            Другие щупальца прошли очень близко от Гослинга и Кушинга. Кушингу даже пришлось убрать руку, чтобы те его не задели.

            Ему было что рассказать об этом существе. Он разбирался в медузах, много читал о них, и это была не совсем медуза. Скорее, это был гидрозой, колониальный организм или колония адаптированных клеток. Медузы так себя не ведут. Они не способны шарить щупальцами и хватать вещи. А если это все-таки медуза, то ее щупальца должны быть покрыты жалящими клетками.

            Единственное, что успокаивало, так это то, что эти изучающие щупальца были не такими многочисленными. Насколько им было видно сквозь воду, у существа их было не больше пары десятков. И это очень походило на правду, пока они не осознали, что у медузы сотни щупалец. Хотя большинство из них были тонкими отростками, которые подрагивали в воде, словно длинные пряди желтых волос.

            Так могло продолжаться часами, или даже днями, пока этой медузе не наскучит или из-за обезвоживания ей не придется погружаться на глубину. Так и было бы, если бы не Сольц. Сольц проснулся в каком-то бреду, сел, застонал, облизывая губы и тяжело дыша. Он озирался вокруг здоровым глазом, но взгляд его был отрешенным и затуманенным. Он отбросил одеяло в сторону, и те огромные щупальца сразу же зашевелились, скручиваясь и извиваясь.

            – Что? – воскликнул он, задыхаясь. – Что это? Что... что... что?

            Звук его голоса вызвал в куполе медузы химические изменения. Из серо-фиолетового он стал бледно-желтым, затем ярко-оранжевым, а потом огненно-красным, как закат.

            – Сольц... – прошептал Гослинг, но это не помогло.

            Двое щупалец поднялись по борту плота, словно змеи. Сольц их не видел. Отброшенное им одеяло задело их, отчего они стали извиваться, как земляные черви под солнечными лучами.

            – Цвета, – сказал Сольц, – посмотрите на эти жуткие цвета...

            Похоже, он увидел медузу. Потому что даже щупальца сейчас налились красным и оранжевым. Пузыри вокруг купола стремительно раздувались и сдувались, сам купол била мелкая дрожь. Еще три или четыре щупальца пробрались, извиваясь, на плот. Сольц схватил весло и замахнулся на них. Они были не настолько сильными, чтобы утащить человека за борт. Поэтому, когда весло ударило одно из них, поднявшееся, словно гремучая змея в защитной позе, оно тут же превратилось в кашу. Буквально разбрызгалось, как желе. Купол стал ярко-красного цвета, и в сторону Сольца метнулась дюжина щупалец. Он ударил несколько из них веслом, и они взорвались, но среагировал он недостаточно быстро.

            Два или три других обвились вокруг него, и он тут же выронил весло, крича и отбиваясь, когда нематоцисты, или жалящие клетки, впрыснули в него порцию токсинов. Сольц выпрямился и замер, как столб. Еще дюжина обхватила его, и он упал, конвульсируя, в воду. Прямо в извивающийся лес щупалец.

            Кушинг закричал и бросился вперед, но Гослинг удержал его.

            Сольцу уже ничего не помогло бы.

            – Ради бога, сделайте же что-нибудь! – закричал Джордж. – Мы не можем вот так бросить его...

            – У нас нет другого выбора, – сказал Гослинг, еле держась на ногах. – Здесь ничего уже не поделаешь... не смотрите туда.

            Но Джордж смотрел. Не мог заставить себя отвернуться. Это было все равно, что смотреть на человека, упавшего под поезд в метро. Потому что то, что ты увидишь, возможно, будет менее страшным, чем то, что нарисует тебе воображение, если ты отвернешься.

            Сольц был не в себе, когда напал на те щупальца. Для него происходящее было сном, и он руководствовался логикой сна. Когда щупальца коснулись его, он тут же почувствовал, как жгучая боль распространилась по его голым рукам и лицу. Будто его ужалили раскаленные докрасна иглы. Боль была такая, что из глаз брызнули слезы, а изо рта вырвался крик.

            А потом он оказался в воде. Он барахтался среди чего-то, похожего на извивающиеся водоросли. Только эти водоросли жгли его словно огнем. Он бился в этом месиве из щупалец, полностью опутанный ими. Они облепили ему лицо, обвились вокруг рук. Многие порвались и свисали с него клочьями блестящей пленки. Купол, налившись красным, пульсировал и содрогался. Сольц пытался кричать, хотя его рот был забит студенистым полипом, а жалящие клетки накачивали его нейротоксинами.

            Кто-то звал его, но голос, казалось, шел откуда-то издалека. Он был каким-то глухим и неестественным. Сольц пытался освободиться, но все было тщетно. Он буквально увяз в медузе. Огромные волны конвульсивной боли нахлынули ему на ноги, на живот, а потом на руки и плечи, пока он царапался и отбивался, пытаясь вырваться на волю.

            – А-а-а-а-а! – Он втянул в себя воздух и тут же поперхнулся от воды. – Помогите мне! Помогите мнеееее!

            Он рвал плавательные пузыри и царапал купол медузы.

            Брыкался и отбивался от извивающихся ядовитых кнутов, но запутывался еще сильнее. Все тело пронзала ослепляющая боль, в голове гудело.

            Он слышал какие-то крики, вопли, визги.

            Но разобрать их было сложно из-за его собственных криков, слабеющих и отдающихся эхом, как в пустой комнате. Боль была нереальной и всеобъемлющей. Затмила собой все. Словно какая-то невероятная стена муки поднялась вокруг него, а он продолжал тонуть, объятый щупальцами, со ртом, полным жгучей слизи, от которой распух язык.

            Он тонул, погружался в воду. И медленно, очень медленно все вокруг становилось серым. Он не видел ничего, кроме щупалец, медузы, и клочьев существа, кружащихся в потоке пузырьков. А затем все затихло. Замерло. Ни звука. Ни движения. Только успокаивающая, уютная серость, поглотившая все и вся.

            Он чувствовал, что погружается все глубже.

            Снова вырывается на поверхность, а затем окончательно погружается вниз.

            В пустоту.

            Люди на плоту видели все. Наблюдали, оцепенев от ужаса. Джордж увидел, как Сольц в последний раз появился на поверхности. Повязка с поврежденного глаза исчезла. Он был красным, блестящим и налитым кровью. Казалось, он смотрел прямо на него. Не отрываясь. А затем скрылся в пенящейся, грязной воде, словно умирающее солнце.

            Больше Сольца они не видели.

10

            Когда Сакс вернулся, Фабрини спал на своей койке. Но Кук бодрствовал. Он сидел в каюте, пытаясь собраться с мыслями, что давалось ему нелегко. Сакс вошел в дверь, его лицо было вымазано грязью, как будто он ползал в машинном отделении.

            – Крайчек вернулся? – спросил Кук.

            Сакс  покачал головой.

            – Я его не видел. Менхаус пошел его искать.

            – Думаю, он найдет его.

            Кук ждал от Сакса типичного ответа с гомосексуальным налетом, но его не последовало. Ни про его мать, развлекающую футбольные команды, ни про отца, трахающего свинью. Ничего подобного. Сакс просто стоял молча со странным выражением глаз.

            – Нашел что-нибудь? – спросил его Кук.

            – Ничего особенного. Там повсюду этот грибок. Обнаружил внизу несколько скелетов, но их владельцы давно мертвы.

            Еще Сакс сказал, что нашел камбуз. Столовые приборы были грязными, но годными к использованию. Продукты давно сгнили. Мешки с мукой и сахаром заросли грибком. Та же участь постигла бочки с водой и хлеб. Но он нашел несколько запечатанных контейнеров с соленой свининой.

            – Думаешь, она еще съедобна? – спросил его Кук.

            – Вполне возможно, – ответил Сакс. – Только я не уверен, хочу ли я класть ее в рот.

            – Что еще?

            – Крысы.

            – Крысы?

            Сакс кивнул.

            – Я их не видел... но слышал, как они скребутся в переборках.

            Потом Сакс ушел к себе в каюту, все с тем же странным выражением глаз, и Кук понял, что что-то стряслось. Либо он видел что-то, либо сделал что-то, либо собирался что-то сделать. В любом случае, Кука это не особо волновало.

            Когда Сакс ушел, он запер дверь каюты и свернулся калачиком на своей койке, предварительно найдя себе более-менее чистый матрас. Он укрылся водонепроницаемым одеялом со шлюпки и почти сразу же уснул, думая о шорохах в стенах и крысах. Ему снились призраки.

11

            В течение получаса после гибели Сольца никто не проронил ни слова. Возможно, они не могли говорить из-за увиденного, а возможно, боялись собственных слов. И того, кому бы они были обращены. Того, кого бы они обвинили. Поэтому молчание, возможно, было лучшим вариантом.

            Медуза исчезла вместе с Сольцем, но вскоре вернулась.

            Она была уже не так близко от плота, но плыла чуть впереди, в том же направлении, что и они. Ее купол находился почти полностью под водой, но то и дело поднимался над поверхностью и снова погружался вниз. Но даже на таком расстоянии – футов сто, насколько позволял туман – было видно, что вода буквально кишит ее щупальцами. Извиваясь, они тянулись к плоту, проходили вокруг него, под днищем и лошадиной гривой вились позади, в мертвом потоке. Фактически, это была ловушка.

            И осознавать это было почти так же болезненно, как и наблюдать гибель Сольца в объятьях морского чудовища.

            Почти.

            – И что теперь? – услышал Джордж собственный голос. Хотя собирался лишь мысленно задаться вопросом, как обычно бывало с ним в последнее время.

            Гослинг, прищурившись, посмотрел на медузу. Она походила на гигантский пластиковый мешок для мусора. Только не гладкий и упругий, как раньше, а сдувшийся и сморщенный. Голос Джорджа не произвел эффект ни на нее, ни на ее щупальца.

            – Да, – произнес Кушинг. – Что теперь?

            – Будем ждать, – ответил Гослинг.

            – Я уже устал ждать. Больше не могу, – сказал Джордж. Он осознавал, что Мертвое море окончательно доканывает его. Чувствовал, что съезжает с катушек. – Я больше не могу. Может, врежем по этой твари из ракетницы? Посмотрим, чувствительна ли она к боли.

            – Зачем? Чтобы разозлить ее?

            – А почему нет?

            – Почему нет? Разве не видел, что она сделала с Сольцем, когда он разозлил ее? Хочешь прожечь в ней дыру, чтобы она взбесилась? Ладно, я с тобой. Только скажи, что мы будем делать, когда она бросится на нас и атакует плот? Скажи мне, умник.

            Джордж почувствовал, что у него покраснели щеки.

            – Значит, вы хотите трусливо сидеть здесь и ждать, когда эта тварь выберет удобный момент, чтобы нас прикончить?

            – Заткнись, кретин чертов, – рявкнул на него Гослинг.

            – Послушайте, вы двое, – сказал Кушинг. – Вот это ни к чему.

            – Заткни хлебало, – огрызнулся Джордж. – Наш господин и повелитель хочет, чтобы мы сидели и ждали, когда то гребаное морское чудовище снова проголодается. Я ждать не собираюсь. Если нам суждено умереть, так давайте умрем же, как мужчины. Покажем этой твари, где раки зимуют.

            Гослинг лишь покачал головой.

            – Джордж, не будь дураком. Злить ее нет никакого смысла. Посмотрите на нее! Похоже, она сдохла. Может, это Сольц ранил ее.

            – Ага, а может, она просто тянет время, ждет подходящего момента, чтобы прыгнуть на нас.

            – Ты ее переоцениваешь, Джордж. Это всего лишь гребаная медуза. А ты относишься к ней, как к городскому хулигану. Это просто животное. Существо, не способное ни думать, ни строить планы. Это низшая форма жизни... она умеет лишь реагировать. Верно, Кушинг?

            Тот кивнул.

            – Во-во. Она просто реагирует на внешние раздражители. Не могу представить, что это разумное существо. Даже мышь, наверное, умнее.

            Джордж понимал, что ведет себя нелепо, что внезапно стал самым слабым звеном. Но отступать он не хотел. Особенно сейчас.

            – Откуда ты знаешь, Кушинг? Правда, откуда ты можешь это знать? Эта медуза не из тех, которые живут у нас дома. У этой совершенно другая эволюция. Возможно, она умеет думать. Возможно, умеет строить планы. И что тогда?

            – Вероятно, тогда мы в заднице, Джордж, – сказал Гослинг. – Еще вопросы есть?

            – Давайте успокоимся. – Кушинг перевел взгляд с одного на другого. – Расслабьтесь. Наделять медузу интеллектом довольно смелая теория, Джордж. Думаю, такое возможно, хотя вряд ли. Кто ее знает, возможно, как уже сказал Гослинг, эта тварь травмирована. И, возможно, у нее не осталось сил не то, чтобы драться... но и чтобы жить, коли на то пошло. Хотя медузы устроены совершенно иначе, чем мы. И травмирование для них и для нас означает совершенно разные вещи.

            Джордж вздохнул. Они были правы. Конечно, правы.

            – Черт... просто это ожидание у меня уже в печенках.

            – А нам больше ничего не остается делать, – сказал Гослинг. – Кто его знает, может она просто уплывет.

            – А я так не думаю, – возразил Кушинг.

            И указал в сторону медузы.

            Теперь другие увидели тоже. Увидели, что эта ядовитая медуза резко надулась, как воздушный шар. Поднялась из воды, украшенная венцом из водорослей. Окружающие ее пузыри тоже раздулись и стали похожи на пульсирующее ожерелье. Из воды появилось несколько мясистых, извивающихся щупалец, которые заскользили по скоплениям водорослей.

            Для мертвой медузы... она выглядела слишком здоровой.

            Раздувшимся купол стал круглым и упругим. Он поблескивал от грязной воды и походил издали на мокрый винил. Затем, словно услышав разговор мужчин, купол стал вспыхивать разными цветами. Сперва он окрасился в темно-фиолетовый, словно сочная слива, потом порозовел, а затем стал пурпурного цвета. На этом он не остановился. Кроваво-красный цвет портвейна сменился коралловым, а потом ослепительным неоново-желтым.

Джордж в изумлении смотрел на такую игру цветов. При других обстоятельствах эту медузу можно было бы назвать чудом природы. И показывать за деньги в каком-нибудь аквариуме. Но сейчас это была смертоносная и коварная тварь. И ему очень хотелось, чтобы какая-нибудь гигантская нога наступила на нее и раздавила. Чего, собственно, и заслуживали все подобные твари.

            Но эти цвета... Джордж, конечно, не был специалистом по беспозвоночным, и его знания о поведенческих механизмах низших видов уместились бы в наперстке, и все же он был уверен, что в этих цветах было нечто большее, чем простая химическая реакция. Он не мог избавиться от мысли, что эта тварь пытается общаться с ними собственным, совершенно чуждым им способом.

            Можно ли было рассматривать это изменение цвета как язык? Смешно, конечно. По крайней мере, с точки зрения людей, у которых языки выражались в устной и письменной форме, или могли передаваться в виде математических или иных символов... Но что, если? Разве эта мысль настолько абсурдна? Разве язык это не организованное, систематизированное расположение звуков, букв, или изображений, как в пиктографических алфавитах? Медуза умела воспроизводить все основные цвета и буквально сотни, если не тысячи, оттенков. Разве не мог каждый отдельный цвет отвечать за конкретную мысль, точно так же, как нарисованные на бумаге символы?

            Джордж посмотрел на медузу. Посмотрел совершенно новыми глазами.

            Хотя он понятия не имел, что делает, он открыл себя для нее полностью. Позволил этим цветам проникнуть в себя и почти подсознательно начал отождествлять определенные цвета с определенными мыслями. Язык цвета. Чуждая, безумная идея... но почему нет? Он наблюдал за этими цветами и чувствовал, что они тоже наблюдают за ним. И получая сообщения, посылал свои. Переводил собственные мысли в сверкающие полосы ярких цветов.

            Просто уйди, ты должна уйти. Конечно, ты не хочешь причинить нам вред. Ты всего лишь защищалась от Сольца... Но ты опасна для нас, для нашего вида. Поэтому... пожалуйста... просто... уйди...

            – Она погружается, – сказал Кушинг.

            Медуза ушла под воду, забрав с собой свои щупальца и пузыри. Они видели ее у самой поверхности, маслянистую массу, вытягивающуюся в ширину и пульсирующую. И вдруг она направилась к плоту. И направилась очень быстро.

            – Черт, – воскликнул Гослинг.

            Они сгрудились в центре плота. Гигантская, жуткая медуза неслась на них сквозь студенистую воду, оставляя за собой медленную рябь. Но удара не последовало. В последний момент она нырнула и исчезла во тьме моря. Плот качнулся от вызванной ею зыби, а затем успокоился.

            Какое-то время никто не шевелился.

            Все ждали, что медуза атакует их снизу, наполнит плот жалящими щупальцами, но этого не произошло. Прошло пять минут, десять. Она так и не вернулась. Плот продолжал плыть, пробиваясь сквозь островки водорослей, скользя по поверхности этого протоплазменного моря.