Текст книги "Печать Медичи"
Автор книги: Тереза Бреслин
Жанры:
Исторические детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)
Глава 67
Через несколько дней мы узнали, что у герцогини Лукреции случился выкидыш и что она со своими придворными и слугами задержится в монастыре Сан-Бернардино.
Лишившись присутствия Элеоноры, я начал терзать себя мыслями о том, что, вероятно, просто вообразил себе, будто она неравнодушна ко мне, и что во время длительного пребывания в Сан-Бернардино она может прельститься жизнью монахини. Она решит остаться там, и я никогда ее больше не увижу. Я тосковал по Элеоноре, и мое настроение отражалось в настроении всего феррарского двора, скучавшего без своей герцогини.
В отсутствие Лукреции французским военачальникам не за кем было ухаживать, и они стали проявлять беспокойство.
Шарль сказал нам, что французские войска останутся в Италии до следующей зимы, но если не одержат решающей победы, то будут совсем выведены из страны. Король Людовик начал терять интерес к дальнейшим завоеваниям в Италии и все более сосредоточивался на безопасности самой Франции.
Но даже в отсутствие герцогини герцог Альфонсо д'Эсте не склонил голову перед Папой Юлием. Взятие Болоньи и новая пушка были источником чрезвычайной гордости для него и источником раздражения для Папы.
– А мы думали, его святейшеству польстит, что в его честь названа такая мощная машина! – шутил Шарль.
И хотя Папа снова был очень болен, он все еще мог метать больше огня, чем любая пушка. Он был вне себя из-за того, что Феррара не подчинилась ему. Услышав о том, что в Болонье вновь властвует семейство Бентивольо, он потребовал отмщения Ферраре за помощь его врагам. Послы герцога Альфонсо рассказывали, что Юлий встал с постели и метался по ватиканским коридорам, говоря, что не умрет, пока не покончит с Феррарой, и лучше умрет как пес, чем отступится от нее.
Эти известия только укрепили сопротивление феррарцев и их решимость продолжать борьбу. И Паоло желал участвовать в этой борьбе. Но что касается меня, то я не знал, что мне делать дальше, по какому курсу направить свою жизнь.
Когда мы вернулись из Болоньи, меня ждала почта из Милана. Одно письмо от маэстро, другое – от Фелипе.
Маэстро писал:
«Наконец мы получили известия о том, куда делся наш мальчик-посыльный! Мои перья в беспорядке, а серебряный карандаш уже несколько дней как пропал. Почему это происходит? Потому что человек, ответственный за то, чтобы эти вещи всегда находились под рукой, взял да сбежал без всякого предупреждения. И как мне теперь работать?
Вчера я гулял вдоль каналов на окраине города и думал о том, как медленно течет вода. Я вспомнил, как мы с тобой вскрывали труп одного старика и уподобили сужение вен засорению каналов илом. Я повернулся, чтобы привлечь к этому твое внимание, и понял, что тебя нет со мною рядом, Маттео».
На мои глаза навернулись слезы, и я провел пальцами по бумаге. Я был тронут тем, что мое отсутствие замечено и я не забыт.
Письмо заканчивалось так:
«Береги себя, потому что у меня нет сил и времени на то, чтобы обучать еще одного помощника».
Шутка? Я воспринял это так и поэтому улыбнулся. А потом подумал, что в его словах кроются печаль и сожаление.
Письмо Фелипе было более коротким и практическим.
«Ты наверняка слышал, что французские войска в Милане терпят что-то вроде осады. Грациано посылает тебе лучшие пожелания и просит тебя рекомендовать его прекрасной Лукреции. В последнее время он неважно себя чувствует, а потому не пишет тебе сам. Он надеется, что ты не забыл его уроки придворных манер и этикета».
Ниже он добавил:
«Хозяин просит передать тебе, что, несмотря на все эти трудности, мы всегда будем счастливы видеть тебя, Маттео, если ты когда-нибудь надумаешь вернуться».
Но вернуться я пока не мог. Паоло хотел заключить с французами еще один контракт. Нашим людям надо было подписать эту бумагу. Большинство из тех, кто пережил прошлую зиму и битву под Мирандолой, были готовы сделать это. После нашей победы в Болонье и празднеств в Ферраре все находились в приподнятом состоянии духа. Мне самому хотелось врачевать, а не воевать, но разве у меня был выбор? Элеонора д'Альчиато была достаточно веской причиной для того, чтобы остаться в Ферраре. Маэстро сам признался, что ему становится все труднее поддерживать хозяйство. Мое место в университете Павии зависело от хорошего расположения Марка Антонио делла Toppe, но теперь он умер. Вот почему я должен был подписаться под новым контрактом своего капитана-кондотьера.
Наше соглашение с французами предусматривало определенное число людей и лошадей, и нам требовалось увеличить отряд до этих цифр.
Двое наших солдат дезертировали в Болонье. Еще один влюбился в какую-то местную девицу и попросился в отставку.
Нам следовало заменить и этих солдат, и их лошадей. Я искал хороших лошадей и покупал их, а Паоло рекрутировал новых бойцов и занимался их вооружением и ратной подготовкой.
Эти люди, как правило, были неизвестного происхождения и относились к тому типу наемников, которые появляются ниоткуда и легко переходят на сторону победителя. Паоло приходилось изо всех сил сдерживать свой темперамент, но он стал отличным капитаном. Он постоянно учился у французов новым способам ведения боя и старался применять их.
По всему было видно, что он прирожденный командир: под его началом и благодаря усиленной подготовке наши новые рекруты становились хорошими бойцами.
Паоло потратил много денег на то, чтобы заново экипировать нас. Он купил пистолеты и амуницию, порох и пули. Для того чтобы в будущих сражениях мы были лучше защищены, он обменял наши кожаные шлемы на стальные, с нащечниками и удлиненной затылочной частью. Он купил нам куртки из бычьей кожи и стальные нагрудники и наспинники, которые нужно было носить поверх куртки. Экипировку дополняли особые перчатки, бриджи и высокие сапоги.
Пока мы готовились к зимней кампании, Франция созвала епископский собор, выступивший против Папы. Король Людовик хотел, чтобы епископы четко заявили о том, что Папа Юлий не имеет светской власти над Италией. Он потребовал, чтобы Юлий вывел свои войска из тех итальянских государств, на которые претендовала Франция.
На это, как рассказывали, Папа Юлий ответил гневным криком:
– Я – Папа! Папа, а не капеллан французского короля!
Пока король Людовик строил заговоры против него, Папа Юлий быстро передвигался по шахматной доске Европы. Он создал новый союз, получивший название Священной лиги.
В него вошли Швейцария, Англия и Испания. Теперь Франция была окружена враждебными государствами. Испания отправила свои войска из Неаполитанского королевства на помощь папским армиям в Италии.
А мы в Ферраре готовились к неизбежной войне.
А потом пришло письмо от Фелипе. Оно было написано в канун Рождества 1511 года. В нем говорилось о том, что в Милане оставаться стало слишком опасно.
«Швейцарцы устраивают пожары в окрестностях города. С крыши Дуомо видны горящие имения и виноградники. Маэстро собирается уехать в Ваприо, что на берегу Адды. Это отец
Франческо Мельци предложил ему приют в своем поместье.
Мы намерены ехать в самое ближайшее время, потому что велика опасность того, что скоро Милан будет окружен».
Кестра была расположена не так далеко от города.
Элизабетта оказалась в опасности!
Глава 68
Паоло никак не мог покинуть Феррару – ему надо было натаскивать новобранцев. Поэтому я отправился в Кестру без него, прихватив с собой Стефано и еще двоих солдат.
Стефано я взял с собой потому, что хотел помочь ему: дать ему возможность покинуть «Красные ленты». Он был удручен гибелью своего лучшего друга Федерико, и я думал, что свидание с родственниками и с невестой приведет его к мысли о том, что жизнь в деревне предпочтительней и безопасней возвращения в Феррару. Но пока мы ехали в Кестру, произошла странная вещь. Настроение Стефано, который еще недавно, после битвы под Мирандолой, так сокрушался о том, что стал наемником, и клялся, что никогда не оставит отцовское хозяйство, если когда-нибудь вновь его увидит, совершенно переменилось.
Взятие Болоньи в корне изменило его отношение к войне.
Легкая победа и военные трофеи сделали из него совсем другого человека. Пока мы ехали на запад, он не переставал хвастаться своими подвигами, и эта похвальба становилась все более чрезмерной с каждой милей пути. Куда девались его стенания по поводу поражения под Мирандолой, тягот зимы, вспышки дизентерии? Он не переставал предаваться воспоминаниям о славном взятии Болоньи, об изгнании папского легата в Равенну, о победе над папскими войсками. Когда он появился в своем селении верхом на коне, увешанном притороченными к седлу мешками с трофеями и подарками для невесты, его встретили как героя. Родственники смотрели на него с гордостью, и вид трофеев так возбудил их всех, что они настояли на том, чтобы, возвращаясь в Феррару, я забрал с собой не только Стефано, но и его младшего брата Сильвио.
Пусть, мол, оба теперь отправляются на войну за трофеями, так добра будет больше. Предоставив Стефано возможность хвастаться своими немыслимыми подвигами в сражениях с воображаемым противником, я оставил его в родном доме, а сам двинулся в Кестру.
Поначалу мне показалось, что имение в Кестре заброшено и покинуто. Когда я и двое моих спутников спешились около дома, в глаза мне не бросилось ни признака жизни. Поручив солдатам разгрузить лошадей и отвести их в конюшню, я поспешил в дом. Элизабетта оказалась на кухне. Ссутулившись, она пыталась разжечь огонь под котлом с водой.
Я подошел сзади и взял щепу из ее рук.
– Щепа у тебя слишком сырая, – сказал я. – Ай-ай-ай, деревенская девушка, а не знаешь, что огонь не загорится, если дрова не будут сухими.
Она вскрикнула от страха. Но потом, увидев, что это я, разразилась слезами.
– Вот так встреча! – воскликнул я. – Разве так встречают бедного солдата, вернувшегося с войны?
Она смахнула слезы, и мы крепко обнялись.
– О, Маттео! – говорила она. – Маттео! Маттео!
– Ну, теперь я могу сказать, что ты не так уж не рада видеть меня! – поддразнил я ее. – Надеюсь, ты еще больше обрадуешься, если я скажу, что твой братец Паоло жив и здоров и посылает тебе свою любовь и множество подарков.
Тем временем мои солдаты у дальнего конца дома сложили в кучу подарки, привезенные нами из Феррары. Я сказал, чтобы они взяли себе еды из привезенных нами припасов, хорошенько подкрепились и ложились отдыхать, найдя для себя местечко где-нибудь в сарае, а сам взял пакеты и понес их в кухню. Первым делом я развернул сверток, в котором был мой личный подарок Элизабетте – отрез изысканной феррарской материи, за который я заплатил немалую сумму.
– Ну, что скажешь? – спросил я, протягивая ей ткань.
Она одобрительно провела по ней пальцем.
– Очень качественная! Я выручу за нее хорошие деньги.
– Ты ее продашь? – изумился я. – Эта парча была куплена специально для тебя, чтобы ты сшила себе красивое платье к Рождеству.
Она сложила ткань и положила ее на стол.
– Вижу, что мой брат не посвятил тебя в реальное состояние наших дел, – сказала она. – Давай сначала поедим, а потом поговорим.
Она отрезала кусок от привезенной мною соленой ветчины и сварила ее с несколькими головками сладкого белого лука.
Когда мы сели есть, она попросила меня рассказать о наших приключениях, и я был рад поведать ей совершенно правдивую историю о том, как ее брат спас мне жизнь под Мирандолой. Однако мне много раз говорили, что я настоящий краснобай. Так что, возможно, рассказывая сестре Паоло о его подвигах, я несколько приукрасил реальность.
– Паоло налетел на врага, чтобы помочь мне, – рассказывал я. – Точно так же, как в детстве, когда мы играли в Переле. Паоло был… как благородный рыцарь в Крестовом походе! Он был как лев! Он был как свирепый татарский воин! Как гладиатор на арене Колизея! Он спас мне жизнь.
И это было правдой. В главном я не солгал. Если бы не Паоло, я был бы уже мертв.
А потом Элизабетта рассказала мне о том, как сама она жила все это время. У нее был небольшой доход от продажи трав миланскому аптекарю, но этого дохода явно недоставало для того, чтобы содержать большое крестьянское хозяйство. Она провела меня по дому. Все комнаты были заперты.
Большая часть мебели – продана. Мы ели из простых глиняных мисок, потому что тарелки пришлось продать много месяцев назад. Она сказала мне, что в течение года Паоло продал все дядины поля одно за другим и в конце концов заложил дом. И не кому-нибудь, а Ринальдо Сальвиати, у которого на руках теперь и были все закладные.
– Это тот тип, что тогда приезжал и оскорблял тебя? – спросил я.
– Да, – ответила она. – Это тот человек, которому ты сломал нос. Паоло вовремя не заплатил, и поэтому дом уже не принадлежит нам. Через месяц Ринальдо Сальвиати лишит нас права выкупа, и тогда…
Она резко замолчала.
– И что? – спросил я с тревогой. – Он опять сделал тебе какое-то предложение?
– Он сказал, что мы могли бы прийти к какому-нибудь соглашению.
– Ты скажешь ему, что ничего этого не будет.
– Тебе легко говорить! – вспыхнула Элизабетта, кидая на меня яростный взгляд. Я впервые видел ее такой сердитой. – Я знаю, что в тебе больше сочувствия, чем в других мужчинах, Маттео, но пока ты сам не станешь женщиной, ты не почувствуешь, какими путами все мы связаны. У меня нет ни денег, ни земли, ни титула – ничего. Что мне делать? Куда мне идти? Что я буду есть? Как я буду жить?
Глава 69
На следующее утро я уехал из Кестры, пообещав Элизабетте вернуться как можно скорее.
Мы отправились в Милан, сделав для этого виток на юг и стараясь держаться как можно дальше от той дороги, где я попал в засаду прошлой осенью. Когда мы приехали в город, я оставил своих солдат около Дуомо и поручил им прогуляться в окрестностях собора и разузнать новости, ни в коем случае не причиняя никому вреда и будучи все время начеку. Оба солдата были хорошими людьми – неопытными, но чистосердечными. Сам же я поспешил в студию маэстро у площади Сан-Бабила.
Там я нашел одного лишь Фелипе. Он бродил по разоренной мастерской, отбирая последние вещи для переправки на виллу Мельци в Ваприо. Он встретил меня так тепло, что сразу повеяло родным – ведь так же тепло все они ко мне относились с самого начала. С самых юных моих лет Леонардо да Винчи обращался со мной как настоящий отец – ласково, но твердо.
Фелипе сообщил мне печальную новость о кончине Грациано, который умер всего месяц назад. Он рассказал, как наш друг до конца продолжал шутить и сказал хозяину, чтобы тот обязательно разрезал ему живот, как только он испустит дух, и убедился в том, что живот его раздулся от рака, а вовсе не от обжорства.
Потом Фелипе спросил меня, правда ли, что болонцы скинули великую статую Папы. Когда я подтвердил это, он вышел из комнаты. Я последовал за ним в сад. Вероятно, сама мысль об уничтожении творения такого гениального художника, как Микеланджело, причинила ему острую боль. Фелипе много лет работал с хозяином. Он прекрасно понимал цену такого величественного произведения, знал, какие эмоциональные, физические и умственные затраты требуются для его создания. Он переживал за художника, понимая, что должен тот чувствовать, когда гибнет его творение. Ведь когда-то давно в Милане Леонардо да Винчи сделал гипсовую модель огромной конной статуи, и она была варварски изувечена солдатами, использовавшими ее в качестве мишени.
Какое-то время мы оба молчали.
Мне приходилось слышать, что между двумя наиболее одаренными людьми эпохи, Леонардо да Винчи и Микеланджело, не прекращалось острое соперничество. И действительно, трудно было представить себе людей более непохожих, чем они.
Многие считали, что Леонардо посмеивается над любимым искусством своего соперника, утверждая, что скульптура не способна отобразить душу, в отличие от живописи, с помощью которой художник может показать глаза человека. Микеланджело, со своей стороны, якобы утверждал, что только трехмерное изображение тела в скульптуре позволяет отразить правду жизни и поэтому подлинным искусством является только скульптура. Но на самом деле как Леонардо занимался скульптурой и ваял статуи, так и Микеланджело был превосходным живописцем: по распоряжению Папы он расписал потолок Сикстинской капеллы, создав настоящий шедевр живописи.
– Мы варвары, – сказал Фелипе после долгого молчания. – Мы варвары, если позволили такому зверству произойти. – Он взглянул на меня. – Маттео, расскажи мне, что ты видел. Хоть кто-нибудь оплакивал гибель статуи?
– Когда она упала на землю, все ликовали, – честно ответил я. – По всей Ферраре развели костры и жгли в них изображения Папы, чтобы показать, что произойдет вскоре с его бронзовым подобием. А герцог Альфонсо расплавил статую в своих печах и отлил из этой бронзы огромную пушку.
Фелипе сел на скамью и схватился рукой за сердце.
– Ах, я уже совсем старик, – сказал он. И через минуту добавил: – Как и твой хозяин.
Я присел рядом с ним.
– Скажите, он действительно простил меня за то, что я не занял то место в университете Павии?
– Пойди к нему и поговори с ним сам, – ответил Фелипе. – Он сейчас в Санта-Мария-делла-Грацие. Доминиканцы все жалуются, что фреска, которую он написал много лет назад в их трапезной, начала осыпаться.
– Как он? – спросил я у Фелипе.
– Он был в глубокой печали после смерти друзей – Марка Антонио делла Toppe и Шарля д'Амбуаза. А теперь все мы оплакиваем уход нашего веселого Грациано.
Смерть. Жестокий абсолют, который уносит друзей навсегда.
Смерть. Вечный спутник маэстро, да и мой тоже, если вспомнить те ночи в покойницкой в Аверно.
– Но Ваприо – тихое и спокойное место, – продолжал Фелипе, – и маэстро собирается заняться изучением геологии той области. Как было бы хорошо, если бы он отдохнул там хоть немного.
– А что он будет делать, если французы оставят Милан?
– Ему следует наконец заняться своими делами и доходами. Как только на дорогах станет спокойно, я поеду во Флоренцию и приведу в порядок финансы. А потом нам нужно будет найти другого покровителя и уехать куда-нибудь подальше от тех мест, где идет война.
– Но куда в наши дни можно уехать от войны?
Я не случайно задал Фелипе этот вопрос, потому что все мои мысли были заняты положением Элизабетты. Я знал, что у Паоло не было никакого желания удерживать дядино имение за собой. Теперь я понимал, почему он попросил меня поехать в Кестру, а сам остался в Ферраре: он не хотел спорить об этих делах с Элизабеттой. Все свои деньги он тратил на экипировку и оснащение «Красных лент». Мне не хотелось увозить Элизабетту с собой в Феррару, потому что там было небезопасно.
– Довольно трудно следить за большой политикой, когда сам участвуешь в сражениях, – сказал Фелипе. – Но ты должен знать, что французы скоро покинут Италию. Они не могут держать здесь целую армию, в то время как молодой английский король Генрих по наущению Папы собирает войска на их северной границе.
– В Ферраре Папу считают грешником и интриганом.
– Бывший герцог Феррарский вступил в союз с предшествующим Папой – Александром Шестым, Родриго Борджа, женив своего сына на Лукреции Борджа. Так что в те времена Феррара примкнула к Папе, ища покровительства в его сильной власти. Новый же Папа, Юлий, похоже, ратует за всеобщее благо. Он начал монастырскую реформу и жестко пресекал коррупцию в церкви. В отличие от других высших церковников он не стал использовать свое положение для продвижения собственной семьи. – Фелипе улыбнулся. – Разумеется, он покровительствует искусству, и, наверное, поэтому я отношусь к нему небеспристрастно.
В очередной раз объективное мышление Фелипе прочистило мне мозги.
– Так вы думаете, что курс Папы Юлия служит пользе Италии больше, чем любой другой?
– Я думаю, что Юлий хочет поставить во главе городов-государств своих людей и постепенно привести все эти города под контроль Рима. Он уже заявил, что итальянские дела должны находиться в итальянских руках. И я не могу с этим не согласиться. Может статься, мы будем свидетелями борьбы за рождение Италии.
Пока мы разговаривали, мне пришла в голову одна мысль.
Я рассказал Фелипе о своем беспокойстве насчет Элизабетты и сделал ему такое предложение:
– Если вы возьмете Элизабетту с собой во Флоренцию, то я могу сопроводить вас туда. Сейчас во Флоренции она будет в большей безопасности, чем где бы то ни было.
Минуту он раздумывал над моими словами.
– Мне было бы полезно оказаться там в самое ближайшее время, – сказал он наконец. – На тамошнем счету у нас есть кое-какие деньги, и они нам сейчас очень нужны. И у нас есть там друзья, в пригороде. Они могли бы взять Элизабетту к себе. У них солидный дом, достаточно большой для того, чтобы разместить гостью.
Договорившись обо всем с Фелипе, я отправился в Санта-Мария-делла-Грацие, чтобы разыскать маэстро. Когда я проезжал мимо лавки аптекаря, покупавшего лекарственные травы у Элизабетты, мне пришла в голову еще одна мысль: на обратном пути на юг надо сделать специальную вылазку за ящиком, в котором хранятся рецепты моей бабушки. Эти рецепты помогли бы Элизабетте увеличить свой доход и существовать независимо.