Текст книги "Печать Медичи"
Автор книги: Тереза Бреслин
Жанры:
Исторические детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)
Глава 38
К тому времени уже сильно похолодало.
Мы работали в большом зале Палаццо Веккьо, надев шапки, замотав шеи шарфами, в перчатках с обрезанными пальцами. В двери и оконные щели проникали ледяные порывы ветра. Флоренция расположена в долине реки Арно, и земли вокруг нее тучны и плодородны, во многом благодаря умеренному климату Тосканы. Вообще-то она защищена со всех сторон холмами, и даже в самые суровые зимы здесь выпадает мало снега. Однако в ту зиму улицы и дома города были скованы морозом.
Краски стыли и становились негодными к употреблению.
Разработанный хозяином рецепт оказался очень сложным, и даже самый опытный ученик с трудом мог следовать его указаниям. После того как в июне хозяин впервые применил эту краску, центральная часть была почти полностью завершена, проявив страшные и одновременно великолепные фигуры. Но пока на стену переносилась другая часть картона, краска стала вздуваться. После консультации с маэстро рядом со стеной поставили жаровню, в которой теперь постоянно жгли дрова, а конструкцию лесов изменили таким образом, чтобы на ней могли крепиться свечи и факелы для подсушивания фрески на верхних ярусах.
Когда мы в то утро пришли на работу, наши инструменты были покрыты инеем, и нам пришлось ждать, пока разгорится огонь и мы сможем начать. Фелипе накалывал очередную часть картона, а я помогал Зороастро толочь порошок для красок, когда вдруг наверху, на лесах, среди учеников и подмастерьев началось какое-то смятение.
– Мастер Фелипе! – крикнул сверху Флавио, и в голосе его слышался страх. – Вы нам нужны! Скорее!
Мы с Зороастро переглянулись, а Фелипе стал подниматься по лесам. Прошло всего несколько секунд, как он быстро спустился.
– Зороастро, не мог бы ты взглянуть на эту часть стены?
Через минуту и Зороастро спустился вниз.
– Помоги мне! – крикнул он, хватая жаровню. – Краска на стене тает, – объяснил он, пока мы подносили жаровню ближе к стене. – Если мы сейчас не сможем ее высушить, свежая краска потечет и зальет центральную часть.
– Вот что натворило ненастье! – покачал головой Фелипе.
– А они еще бранили нас, когда мы пытались их предупредить, – вполголоса пробормотал Зороастро.
Достав из-за пояса маленький топорик, он принялся колоть дрова в щепу, чтобы поддержать огонь в жаровне.
– Мы должны разыскать маэстро и обо всем ему рассказать, – сказал Фелипе.
– Сегодня он встал очень рано и сразу ушел, – проворчал Зороастро. Над его головой летали мелкие щепки. – И не думаю, что он отправился во Фьезоле.
Интересы хозяина были столь разнообразны, что, как правило, он не проводил в зале Совета целый день. Он занимался ботаникой и анатомией. Иногда писал картины на холсте или на доске. Но последнее случалось редко, и соглашался он на это только в особых случаях, как, например, незадолго до этого, когда французский король попросил его написать Мадонну с Младенцем Христом, играющим с прялкой.
– Маттео! – резко окликнул меня Фелипе. – Ты не знаешь, где сейчас твой хозяин?
– Нынче утром я оставил его у дома донны Лизы.
– Тогда ступай и приведи его.
Я заторопился к выходу.
– Беги, мальчик, беги! – раздался мне вослед голос Фелипе.
Дом донны Лизы находился у церкви Сан-Лоренцо. Одетый благодаря стараниям Фелипе в теплую зимнюю куртку, новые штаны и крепкие башмаки, я выбежал из дворца, промчался мимо огромной статуи Давида и через Пьяцца делла Синьория устремился в направлении баптистерия.
Донна Лиза жила со своим мужем, шелкоторговцем Франческо дель Джокондо, на виа делла Стуфа. Он и был тем человеком, который два года назад дал мне несколько монет, первых заработанных мною денег. Дорогу к этому дому я знал очень хорошо, потому что за два года мне приходилось не раз там бывать.
Мы познакомились с этой семьей через няню их детей Зиту. Мальчуганов, которых нянька приводила в Санта-Мария-Новелла, привлекала кузница Зороастро, устроенная в монастырском дворе, и они всегда завороженно смотрели на кузнеца, яростно бьющего молотом по наковальне, и летающие вокруг искры.
Однажды, видимо забеспокоившись, куда на полдня запропастились детишки, появилась их матушка, донна Лиза. Она знала, что Зита, вынянчившая когда-то ее саму, стала весьма забывчивой на старости лет. Было это перед самым Днем всех святых, в начале ноября 1503 года. Донна Лиза была беременна. Это было заметно по фигуре, а также по покрою платья. В то же время двигалась она очень плавно, грациозно, напоминая святую Елизавету, беременную Иоанном Крестителем, как ее изображают на картинах в момент встречи с Марией, Матерью Божьей.
– Я ищу своих детей, двоих мальчиков, – обратилась донна Лиза ко мне, войдя во двор в сопровождении служанки. – Они должны быть с няней, которая время от времени ходит сюда, в монастырь.
– Они вон там, – сказал я. – Смотрят, как Зороастро кует булавки для скрепления блоков.
Мальчишки были на своем любимом месте у кузницы. Рядом с ними стоял хозяин. Он следил за тем, чтобы Зороастро соблюдал точный размер металлических деталей, которые они делали.
– О! – воскликнула донна Лиза, приблизившись. – Я и не знала, что мои мальчики повадились посещать мастерскую мессера Леонардо да Винчи!
– Если кто-то хочет посетить мастерскую, – сказал на это хозяин, – то почему бы не выбрать лучшую? Ваши дети, очевидно, унаследовали хороший вкус.
– Воистину так! – рассмеялась она, довольная. Затем подозвала к себе няню Зиту, сидевшую на скамеечке у стены. – Нам пора. Мне скоро родить, и я быстро устаю.
Прошло около недели, прежде чем Зита снова привела мальчиков. Она рассказала нам, что донна Лиза больна. Тогда я и услышал о жабе, попавшейся на пути ее госпожи.
Спустя несколько дней донна Лиза пришла на монастырский двор одна. Ее лицо было скрыто черным покрывалом.
– Я бы хотела поговорить с твоим хозяином, – сказала она мне.
В то время маэстро был целиком и полностью поглощен работой над картоном для фрески. Он делал многочисленные модели и эскизы лошадей в разных позах, зарисовки лиц, тел, оружия. Я взглянул на Зороастро.
– Когда он работает, ему нельзя мешать, – сказал ей Зороастро.
– Я подожду, – ответила на это она.
– Он может работать много часов подряд, – ласково сказал ей Зороастро. – Он способен обходиться без еды, без питья и без сна.
– Я подожду.
Во второй половине дня появился муж донны Лизы. Он сел рядом с ней и погладил ее руку. Он был старше ее, но это вполне в обычае нашего времени. Мужчины живут дольше женщин, и поэтому у них часто бывает не одна жена, а несколько. Кажется, донна Лиза была второй, а может, и третьей женой Франческо дель Джокондо. Он что-то прошептал ей на ушко, но не смог уговорить ее уйти с ним. Я недоумевал, почему бы ему просто не приказать? Как муж, он даже имел право прислать слуг, чтобы они схватили ее и силой вернули домой. Но между ними все происходило совсем по-другому.
Взяв жену под локоток, он попытался приподнять ее, помочь ей встать, но она покачала головой и осталась сидеть.
В конце концов он встал и подозвал меня.
– А ну-ка, мальчик! – Он вручил мне несколько монет. – Прислужи этой даме, если твой хозяин тебя отпустит, и я буду тебе очень обязан. А если она соберется нынче вечером домой, сообщи мне об этом.
Но наступил вечер, а она так и не двинулась с места. Между тем похолодало. Зороастро подбросил в печку дров и поставил для нашей гостьи табурет поближе к огню. Я принес ей тарелку с нашей обычной едой, от которой она отказалась, и бокал вина, от которого она отпила глоток. Потом спустилась ночная тьма.
И тогда из мастерской вышел маэстро. Он прошел в нашу общую комнату через внутреннюю дверь, которая была сделана по его просьбе для того, чтобы он мог попадать из своих покоев прямо в студию в любое время, когда заблагорассудится. Рубаха на нем была заляпана гипсом, а пальцы измазаны глиной.
Я показал ему в окно на донну Лизу, терпеливо сидевшую во дворе:
– Эта дама прождала вас весь день. Она хочет поговорить с вами.
– Хочет заказать портрет? Но я сейчас не могу взять никакую другую работу.
– Я ей говорил, но она все твердит, что должна увидеться с вами.
Он вздохнул:
– Такое впечатление, что каждая богачка только и мечтает о том, чтобы я написал ее портрет. Но не могу же я удовлетворить капризы всех женщин!
– Не думаю, что эта женщина пришла сюда из каприза или ради удовлетворения собственного тщеславия, – заметил Грациано, считавшийся лучшим знатоком женщин.
Я принес тазик теплой воды, чтобы хозяин мог отмыть руки от глины.
– Ну ладно, посмотрим. – Он погрузил руки в воду. – Спроси-ка ее, Маттео, что ей надобно.
Я пошел к донне Лизе, сидевшей около огня. Но не успел я открыть рот, как она заговорила первая:
– Скажи хозяину, что я прошу его сделать посмертную маску, и как можно скорее. Скажи ему, что это дело столь деликатное, что он – единственный человек, которому я могу его доверить.
Я понимал, что такого рода работу нужно делать немедленно, потому что даже в холодную погоду труп очень быстро начинает разлагаться. Изготовление посмертных масок было распространено, и в городе существовало несколько мастерских, специализировавшихся на этом. Обычно это поручалось подмастерьям, потому что, выполняя эту работу, они изучали строение костей и контуры человеческого лица.
Вернувшись к хозяину, я выложил ему ее просьбу.
– Скажи ей, что любой ремесленник способен это сделать.
– Она говорит, что ее случай очень деликатный.
– На соседней улице есть заведение, в котором специально этим занимаются.
Тут я подумал, что она наверняка должна была пройти мимо той мастерской, когда шла сюда.
Когда я передал ей ответ хозяина, она не склонила голову в знак согласия с его отказом.
– Я подожду, пока он сам поговорит со мной, – сказала она.
Вернувшись в дом, я сообщил хозяину о ее намерении. Он раздраженно махнул рукой. На столе уже стоял ужин. Аромат горячей пищи разливался в воздухе. Хозяин отошел было от окна, но потом вдруг вернулся и снова посмотрел на женщину. Она сидела, положа руки на колени. На лицо ее было накинуто покрывало.
– Мы ее знаем? Она кажется мне знакомой…
– Она – мать или мачеха тех мальчуганов, что приходят сюда смотреть на работу Зороастро, – пояснил Фелипе. – Жена шелкоторговца Франческо дель Джокондо, что живет на виа делла Стуфа.
– Джокондо… – Эта часть имени привлекла его внимание. – Джо-кон-до, – произнес он по слогам. – Неоднозначное имя.
– Торговец, ее супруг, приходил днем, но не смог уговорить ее вернуться домой, – сказал Фелипе и после паузы добавил: – Когда мы в последний раз видели ее, она была беременна.
– А, вот почему я не сразу ее узнал! – Хозяин подошел к порогу и посмотрел на нее.
Почувствовав его взгляд, она подняла глаза. И не отвела их. И не улыбнулась при этом. Только смотрела ему прямо в глаза.
– Грациано, – начал он, – скажи ей… только постарайся помягче… что я не могу…
Он не закончил фразу, стремительно вышел во двор, несколько минут говорил с донной Лизой, а затем вернулся в дом.
– Маттео, я хотел бы, чтобы ты пошел со мной.
– Сейчас?
– Сейчас.
Мы с утра ничего не ели. Хозяин скрылся в своих личных покоях и вскоре вернулся с кожаной сумкой. Открыл дверцу кухонного шкафа и что-то достал оттуда.
– Оставь нам немного еды, – велел он Фелипе. – И не жди нас.
Он накинул на рабочую одежду плащ, и мы отправились в путь. Стоило нам покинуть теплый монастырский двор, как донна Лиза задрожала от холода. Вдали от кузни Зороастро мы сразу почувствовали резкий ветер, гнавший нас от реки к центру города. Хозяин снял плащ и закутал в него донну Лизу. Она подняла на него глаза, и ее губы сложились в легкую полуулыбку, еле различимую при свете уличных факелов.
И вдруг мне показалось, что на миг она стала юной девушкой, которой, должно быть, была когда-то. А ведь перед этим лицом своим она походила на пожилую женщину, которая никогда уже не будет смеяться.
Чтобы войти в дом, нам не понадобилось звонить в звонок.
У дверей ждал слуга, очевидно поставленный хозяином, так что дверь отворилась, едва мы к ней приблизились. Внутри было душно и царила атмосфера скорби и беды.
Мы поднялись наверх в темную комнату. Няня Зита сидела на стуле у потухшего очага. Зеркала были завешены. На сундуке лежало распятие с фигурой Христа, а сбоку от него стояла свеча. У окна стоял маленький столик, на котором я увидел что-то, покрытое белой тканью.
В комнате стоял странный запах. Впрочем, я узнал его. Это был запах смерти.
– Я потеряла ребенка, которого носила, – сказала донна Лиза. И добавила упавшим голосом: – Это была девочка.
Она подвела нас к столику.
– Она умерла еще во чреве. Я почти сразу это поняла, потому что она перестала шевелиться, а это было так неожиданно, ведь уже несколько месяцев я каждую ночь чувствовала, как она кувыркается во мне. Днем она затихала, а к вечеру начинала двигаться. Она так любила музыку, моя малышка. В последние недели она так брыкалась и переворачивалась, что я не могла сомкнуть глаз. Тогда я вставала и играла на лире, пока музыка не успокаивала ее.
Она прикрыла лицо ладонью. Очевидно, ей трудно было продолжать. Хозяин не произносил ни слова. Он не шевелился и просто ждал, когда она соберется с силами, чтобы продолжить рассказ.
– Так как она родилась мертвой, ее нельзя хоронить в освященной земле. Мне даже не позволят ее крестить. Поэтому я и прошу вас сделать ее посмертную маску. Чтобы я не забыла ее. – Ее голос дрогнул. – А я не хочу ее забыть. Да и как может мать забыть свое дитя? Врачи говорят, что у меня больше не будет детей. А значит, не будет мне никакого утешения. По закону об этом ребенке не будет сделано никакой записи. Не будет записи ни о рождении, ни о смерти. Но ведь она жила! Я чувствовала, что она жила во мне!
Решимость ее ослабла, и голос задрожал.
Хозяин протянул ей руку. А ведь это был человек, который умел прекрасно сдерживать эмоции, человек, который так редко выказывал грусть или гнев. Но она отклонила его помощь и сама взяла себя в руки.
– Не буду вас смущать своей слабостью, мессер Леонардо. Оплакивая дочку, я выплакала уже все слезы.
После небольшой паузы хозяин спросил:
– Скажите, донна Лиза, супруг ваш согласен на это?
– Мой супруг – очень добрый человек.
Я вспомнил, как Франческо дель Джокондо ласково гладил ее по голове в монастырском дворике.
– Я оставлю вас, чтобы вы могли спокойно поработать, – сказала она, – и пойду пока поговорю с мужем.
После того случая прошло не так много времени, и однажды Франческо дель Джокондо пришел к хозяину и попросил написать портрет его жены. Я слышал, как он говорил хозяину:
– Моя жена так убивается, что я боюсь за ее жизнь. Она не выходит из дому. Почти не притрагивается к воде и пище.
– Не играет на лире, не поет, не читает. Вы – единственный человек, с которым она говорила с тех пор, как нас постигло это горе. – Тут он взглянул на меня. – Вы да еще этот мальчик. Умоляю вас, мессер да Винчи. Если бы вы только согласились приходить к нам домой, я бы заплатил любую сумму, какую вы пожелаете. Если бы вы только согласились заглядывать раз в неделю, хоть на часок! Она так глубоко погрузилась в себя, что я не могу найти иного способа, чтобы спасти ее.
Вот почему я прекрасно знал, где может находиться мой хозяин в то утро, когда побежал по флорентийским улицам, чтобы позвать его в зал Совета. И я нашел его там, где и ожидал, – в маленькой комнатке, открывавшейся во внутренний дворик дома. Здесь он оборудовал себе студию и работал над портретом донны Лизы уже около двух лет.
Услышав мое сбивчивое сообщение, хозяин тут же извинился перед донной Лизой, и мы поспешно покинули дом торговца и поспешили по лабиринту городских улиц к Палаццо Веккьо. Я едва не бежал за ним – там, где мне приходилось делать два шага, ему хватало одного.
Глава 39
В зале царил хаос.
Ученики и художники сновали по лесам со свечами, тряпками и кистями. Фелипе – этот обыкновенно хладнокровный и деловитый эконом – бегал взад и вперед, размахивая руками. Грациано же вообще был вне себя: то вопил на подмастерьев, то сам бросался исполнять свои же распоряжения.
Салаи молчал, как будто от потрясения потерял дар речи, а Флавио скрючился в углу, словно ожидая побоев. Едва мы вошли, к нам с воплем бросился заливающийся слезами Зороастро:
– Что делать? Смесь не сохнет! Что нам делать?
Оказавшись посреди всеобщего замешательства, хозяин пытался трезво оценить ситуацию. Краска на верхних ярусах потекла вниз и уже попала на готовые части фрески. Хотя жар от жаровни и замедлил этот поток, краска неумолимо продолжала стекать.
– Поднимите огонь выше! – приказал хозяин.
– Но… – попытался что-то возразить Зороастро.
Хозяин остановил его и решительно прошел вперед.
– Придется послать за дровами, – сказал Фелипе. – Наш запас иссяк!
– Да у нас здесь и так полным-полно дерева! – мрачно ответил хозяин.
Он скинул с себя плащ, схватил топор, брошенный на пол Зороастро, и твердыми шагами направился к лесам.
– Помоги-ка, Маттео! – бросил он мне на ходу и начал рубить опору с одной стороны.
Я перевел взгляд с его лица на лица Фелипе и Зороастро. Когда до Фелипе дошло намерение хозяина, на его лице отобразился ужас. Маэстро вытащил из лесов короткую доску и велел мне подбросить ее в огонь.
– За это надо будет платить! – возмутился Фелипе. – Городской Совет был очень строг во всех пунктах контракта!
– Дерево и весь материал, из которого изготовлены леса, нужно будет вернуть или же возвратить его стоимость.
– Тогда пусть приходят и забирают. Зато, роясь в угольях, смогут поджарить свои жадные пальчики, привыкшие к звонкой монете.
Маэстро взмахнул топором и с сокрушительной силой нанес удар по одной из распорок.
Фелипе в страхе отступил.
Хозяин ослабил перекладину. Выдернув ее из гнезда, швырнул в жаровню.
Зороастро бросился к нему:
– Жаровня стоит слишком близко к стене! Это опасно!
– Пускай.
– Огонь испортит уже законченную работу!
– Пускай, говорю тебе! – рявкнул маэстро. – Разве ты не знаешь, что флорентийцы обожают костры? Разве много времени прошло с тех пор, как, наслушавшись проповедей своего великого пророка Савонаролы, они развели на площади несколько костров и кинулись сжигать в них шедевры великолепного искусства? А еще через год сожгли того человека, который приказал им сжечь то, чем они так гордились! Так пусть же у них будет еще один костер! – Он схватил кусок дерева и разрубил его топором. – Только на этот раз огонь будет пылать прямо в зале Совета! А ну, отворите все окна и двери! Едва они почуют запах огня и услышат, как трещит пламя, мигом прибегут сюда поглазеть на пожар! Ведь они всегда так делают!
С ужасом и отчаянием мы смотрели, как он швыряет дрова в жаровню. Огонь разгорелся, и пламя устремилось вверх огромными алыми языками. Оно высветило фигуры людей и лошадей на стене; казалось, они корчатся в адских муках.
При приближении врага, угрожавшего поглотить ее, краска на верхних ярусах пошла рябью. Неужели сработает?
Неужели мощный огонь подсушит краску и штукатурку?
И в этот момент раздался пронзительный крик Флавио – такой крик, какой называют криком души:
– А-а-а! Смотрите!
В колеблющемся свете огня мы увидели, что нижняя часть фрески начала покрываться пузырями. Зороастро бросился к стене, но Грациано оттащил его назад. Все мы, кто был в это время в зале, должны были просто наблюдать. Никто уже ничего не мог сделать, восстановить фреску было уже невозможно. Огонь трещал и сыпал искрами, не зная пощады. А мы стонали и в ужасе прижимались друг к другу. Треск пламени и его жар лишь усиливали наш ужас перед безжалостным чудовищем, разрушавшим великий шедевр. Выражения лиц погибающих воинов почти точно соответствовали выражению лиц художников, на глазах у которых гибло их творение.
Только когда жаровня уже не могла больше вмещать дрова, хозяин остановился. Фелипе тут же взял его под руку и отвел в дальний угол зала. Не боясь обжечься, Зороастро подбежал к жаровне и с помощью одного из кузнечных инструментов оттащил ее от стены. Все остальные, двигаясь замедленно, точно монахи в похоронной процессии, начали подбирать валявшиеся вокруг вещи. Никто не произносил ни слова. Я подошел к столу, на котором мы держали еду, взял большой кубок и налил в него изрядную порцию вина. Добавил туда немного корицы, потом взял кочергу, сунул ее в огонь, а через минуту вытащил и опустил в жидкость. Потом взял табурет и понес его хозяину вместе с подогретым вином. Когда я поставил табурет перед ним, он взглянул на меня, словно не узнавая, однако с готовностью опустился на табурет. Я протянул ему кубок, и он вдохнул аромат горячей корицы. Закрыл глаза рукой. Потом схватил кубок и осушил его. Я опустился перед ним на колени.
Он положил руку мне на голову и прошептал:
– Оставь меня!
Потом взглянул на Фелипе, стоявшего рядом с ним:
– И ты оставь меня. Мне надо побыть одному.
Мы оба вернулись в центр зала, и я приготовил горячее вино каждому, кто там был. Все по-прежнему молчали. Было только слышно, как стучат зубы Флавио. Я заставил себя выпить немного вина. И только после этого осмелился взглянуть на стену.
Фреска была полностью уничтожена.
Верхняя часть ее представляла собой смешение красок, под которыми не было видно почти никаких очертаний. Долгие часы скрупулезного изготовления моделей людей и лошадей, многие месяцы тщательных прорисовок, целые недели подготовки стены, переноса на нее картона, тщательного наложения красок – все пошло прахом в считаные минуты. Нижняя часть стены опалилась и почернела, и, хотя фигуры в центральной части картины по-прежнему были хорошо видны, словно их энергию ничто не могло уничтожить, огонь и дым добрались и до них, смазав очертания.
Через некоторое время хозяин вышел из дальнего угла зала и направился туда, где стояли рядом столы и рабочие верстаки. Похоже, он что-то искал. В конце концов он зачерпнул пальцами немного готовой краски и сначала понюхал ее, а потом растер в ладонях.
– Почему вы поменяли состав?
Все переглянулись.
– Маэстро, – запинаясь, пробормотал Флавио, – мы н-ничего не меняли…
– Пропорции те же самые, – подтвердил Фелипе. – Я особенно тщательно следил за этим.
А Зороастро добавил:
– Вы хорошо знаете мастеров, которых нанимаете. Ни один из них не будет работать небрежно.
Хозяин согласился с этим, но с задумчивым видом произнес:
– И все же здесь что-то не то!
Все с несчастным видом смотрели на маэстро, который бродил среди столов и верстаков, то и дело поворачиваясь к фреске и внимательно ее разглядывая.
– Не понимаю, – сказал он. – Но ведь состав работал, когда мы проверяли его в Санта-Мария-Новелла.
– Мы там попробовали его на маленьком кусочке стены, – заметил Фелипе. – Может, на большей площади… – Он не смог договорить.
Зороастро между тем направился к каменным плитам, где лежала грунтовая краска, предназначенная для смешивания.
Взяв на кончик пальца немного порошка, он положил его на язык, закрыл глаза и пожевал. Потом направился к кувшину с маслом, открытому только сегодня утром, когда мы приступали к работе. Окунул пальцы в кувшин и мазнул маслом по тыльной стороне ладони. Наконец подошел к Фелипе и тихо спросил:
– Кто продал тебе это масло?
Фелипе с тревогой взглянул на него:
– Почему ты спрашиваешь?
– Консистенция… – Зороастро вытянул руку. – Сам посмотри. Качество не то же самое, что раньше!
– У нас разные поставщики. – Фелипе подошел к кувшину и взглянул на табличку, привязанную к пробке. – Этот кувшин из одного торгового дома у реки. Но заказ был тот же, что и во всех остальных случаях.
– Это масло не такое, как раньше, – настаивал Зороастро.
– Папа начал много новых проектов, – сказал Грациано. – Он хочет, чтобы Рим превзошел Флоренцию в звании главного центра искусства и культуры в Европе. Торговцы знают, что там они могут взвинтить цены. Я слышал, что они придерживают лучший товар для художников, которые работают в Риме.
– Похоже, что так, – сказал Фелипе и тяжело опустился на табурет. – В любом случае, если это масло некачественное, как говорит Зороастро, то это моя вина. Я лично проверил только первую партию. И не подумал, что надо проверять каждый кувшин. – Лицо его посерело. Казалось, за одно утро он постарел на год. – Я должен пойти и сказать хозяину о своей ошибке.
– Но это и моя ошибка, – сказал Грациано, преданно обнимая Фелипе за плечи. – Это я не прислушался к словам Флавио, когда тот пытался сказать мне, что краска не ложится и мы должны прекратить работу. Я еще подумал, что Флавио просто хочет спуститься вниз, погреться у огня и подождать, пока в зале не станет теплее. И я велел ему продолжать работу.
Зороастро выпятил подбородок:
– Часть вины лежит и на мне. В панике я поставил жаровню слишком близко к стене. Когда пламя занялось, фреска не вынесла жара.
– А я мог быстрее бежать за хозяином, – добавил я свой голос к общему хору. – Если бы он пришел раньше, то смог бы что-нибудь придумать!
Это было не совсем так. Я бежал со всех ног, так что у меня до сих пор кололо в боку, но я не хотел оставаться в стороне, видя их стремление по-братски разделить вину.
Грациано обнял меня, теперь мы четверо были связаны воедино.
– Тогда пойдем и попросим у него прощения, – сказал он.
Мы двинулись в сторону хозяина, и Зороастро улучил момент, чтобы шепнуть мне:
– Видишь, что бывает, когда люди не обращают внимания на предупреждения, которые нельзя игнорировать! Этот проект был проклят в тот самый момент, когда его начало было назначено на пятницу, да еще и на тринадцатый час!
Маэстро выслушал нас и тут же объявил, что прощать ему нечего. Он отпустил всех, приказав считать этот день выходным и пообещав всем заплатить как за полный рабочий день.
Он и нам предложил сделать то же самое.
– А я еще немного побуду, – сказал он, – и хотел бы остаться один.
Уходя, я оглянулся и увидел, что он стоит перед стеной и глядит на то, что осталось от фрески. Огонь высвечивал его высокий силуэт.
Перед нашим уходом маэстро попытался утешить нас, чтобы поднять нам настроение.
– Не падайте духом! – сказал он. – Я восстановлю все, как было!
Фелипе отвернулся, и я услышал, как он прошептал, обращаясь к Грациано:
– Он никогда не восстановит ее.