Текст книги "Хроники крови. Пенталогия (ЛП)"
Автор книги: Таня Хафф
Жанры:
Городское фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 99 страниц)
*
– Я не знал, – шептал Норман, глядя на черные газетные буквы. – Клянусь Богом, я ничего не знал. Это не моя вина…
Он… нет,
оно
сказало, что ему нужно подкрепиться. Норман тогда не поинтересовался, где или как. Теперь он сам себе признался, что ему просто не хотелось этого знать. «Только чтобы тебя никто не видел», – это было его единственное наставление.
Парень оторвал влажные ладони от газеты и поднял их, произнося молитву:
– Больше никогда, обещаю, больше никогда!
*
Прозвучал гонг, извещая, что готов очередной заказ пекинской утки, и, пока звон разносился по ресторану, не мешая тихим разговорам, происходящим в разных концах зала по меньшей мере на трех языках, Вики поднесла ко рту ложку остро-кислого супа и задумчиво уставилась на Майка Селуччи. Первые полчаса ее бывший напарник вел себя как… ну ладно,
почти
как истинный джентльмен, и она поняла, что с нее хватит.
Проглотив ложку супа, Вики улыбнулась своей самой обаятельной улыбкой, означавшей «не вешай мне лапшу на уши, приятель, я тебя раскусила».
– Итак, ты все еще держишься за ту смехотворную версию с «ангельской пылью» и когтями Фредди Крюгера?
Селуччи бросил взгляд на часы.
– Тридцать две минуты и семнадцать секунд. – Он уныло покачал головой, отчего густые каштановые кудри упали ему на глаза. – Поспорил с Дэйвом, что ты не продержишься и получаса. Из-за тебя, Вики, я только что проиграл пять баксов. Ну скажи, разве друзья так поступают?
– Не пытайся меня разжалобить. – Она принялась гонять кусочек зеленой луковки по краю тарелки. – В конце концов, я плачу за обед. А теперь отвечай на вопрос.
– Я-то думал, тебе доставляет удовольствие моя компания.
Вики ненавидела, когда тон Селуччи приобретал саркастические нотки. И то, что она не слышала его голоса последние восемь месяцев, не умалило ее раздражения.
– Если ты немедленно не ответишь на вопрос, я не знаю, что с тобой сделаю.
– Черт возьми, Вики. – Он швырнул ложку на стол. – Неужели обязательно обсуждать это за едой?
Еда тут была абсолютно ни при чем, прежде они обсуждали за столом все дела, которые вели вместе или порознь. Вики отодвинула пустую тарелку в сторону и оперлась подбородком на сплетенные пальцы. Вполне возможно, что сейчас, когда она не имеет больше отношения к полиции, Майк не станет обсуждать с ней убийства. Возможно, но маловероятно. По крайней мере, она надеялась, что это маловероятно.
– Если ты посмотришь мне прямо в глаза, – тихо произнесла она, – и скажешь, что не желаешь обсуждать со мной дело, я отстану.
Строго говоря, Селуччи знал, что ему следует поступить именно так – посмотреть ей прямо в глаза и сказать, что он не хочет это обсуждать. Бюро криминальных расследований не одобряло, когда его работники не умели держать язык за зубами. Но Вики когда-то была одной из лучших: три быстрых повышения в чине и два отличия, отмеченных в приказе, и, что более важно, ее послужной список раскрытых преступлений был почти самым длинным в конторе. Честность принуждала его признать, хотя признавал Майк это молча, про себя, что статистика ее послужного списка не уступала его собственной, хотя работал он на три года дольше. «Так неужели я должен отказаться от такой помощи? – спрашивал он себя во время затянувшейся паузы. – Неужели не воспользуюсь талантом и умением только из-за того, что обладатель этих талантов и умения стал гражданским лицом?» Принимая решение, Селуччи постарался отбросить личные чувства.
Он посмотрел ей прямо в глаза и тихо сказал:
– Ладно, гений, у тебя найдется лучшая версия, чем наркотики и когти?
– Худшую версию трудно придумать, – презрительно хмыкнула она, откидываясь на спинку стула, пока официантка расставляла блюда с горячей пищей.
Радуясь возможности немного успокоиться, Вики поигрывала палочками для еды и надеялась, что Майк не догадывается, как много для нее значит его решение. Она сама этого не понимала, пока сердце не забилось от его ответа, и она ощутила, что та частица ее самой, которая, как ей казалось, умерла с ее уходом из полиции, начала медленно возвращаться к жизни. Она знала, что ее реакция останется незаметной для обычного наблюдателя, но Майк Селуччи к ним не относился.
«Молю тебя, Господи, пусть он думает, будто выкачивает из меня идеи. Не позволь ему догадаться, как сильно мне это нужно».
Впервые за долгое время Господь, как видно, прислушался к ее словам.
– А у тебя, значит, найдется версия получше? – дождавшись, пока отойдет официантка, прямо спросил Селуччи.
Если он и заметил, что его собеседница испытала облегчение, то не подал виду, но с Вики и этого было довольно.
– Трудновато выдвигать гипотезы, не имея всей информации, – с тонким намеком произнесла она.
Селуччи улыбнулся, и Вики поняла, далеко не в первый уже раз, почему свидетели обоего пола частенько выдавали ее бывшему напарнику всю подноготную.
– Выдвигать гипотезы… Надо же, какие умные слова Ты что, опять занимаешься составлением кроссвордов?
– Да, между делом, когда не выслеживаю международных воров, специалистов по драгоценностям. Выкладывай, Майк.
Оказалось, что на месте второго убийства было обнаружено еще меньше зацепок, чем в первом случае. Никаких отпечатков пальцев, за исключением отпечатков жертвы, никаких следов, никаких свидетелей, кто бы заметил убийцу на выходе или входе в подземный гараж.
– А на место преступления мы прибыли спустя несколько часов…
– Ты говорил, что след в метро вел в служебную нишу?
Селуччи кивнул, хмуро глядя в тарелку.
– Задняя стенка была вся в крови. След вел в нишу, но не из нее.
– А что там за задней стенкой?
– Ты имеешь в виду какие-нибудь тайные ходы?
Она кивнула – немного пристыженно.
– Учитывая все обстоятельства, я тоже был бы не против такого решения. – Майк покачал головой, и пряди волос вновь упали ему на лоб. – Ничего, кроме грязи. Мы проверяли.
Хотя Деверна Джонса нашли с клочком кожи, зажатым в кулаке, на месте третьего преступления тоже была одна грязь. Грязь и бродяга, который бормотал что-то несвязное насчет Апокалипсиса.
– Погоди минуту… – Вики сосредоточенно нахмурилась, потом поправила сползающие очки. – Разве старик в метро не говорил тоже что-то про Апокалипсис?
– Не-а. Он повторял слово «Армагеддон».
– А это не то же самое?
Селуччи шумно выдохнул.
– Ты хочешь сказать, что нужно искать не одного преступника, а четырех парней на лошадях
[3]
? Ну, спасибо. Очень помогла.
– Надо полагать, ты проверил, есть ли связь между жертвами? Нечто, к чему можно прицепить мотив?
– Мотив! – Он хлопнул себя по лбу. – И как я об этом не подумал?
Вики подцепила палочкой скользкий кусочек гриба и пробормотала:
– Нахал.
– Нет, мы не обнаружили никаких связей, никаких видимых мотивов. И пока в поиске. – Майк пожал плечами, выразив таким образом, что он думает о том, куда приведет этот поиск.
– Какой-нибудь культ?
– Вики, за последние несколько дней я переговорил с большим количеством чудиков и лунатиков, чем за последние несколько лет. – Он широко улыбнулся. – Включая присутствующих, разумеется.
Они почти дошли до ее дома, держась под руку, чтобы он мог направлять ее в темноте, когда Вики спросила:
– А тебе не кажется, что в этой вампирской версии что-то есть?
Майк так расхохотался, что она даже остановилась.
– Я серьезно, Селуччи!
– Нет, это я серьезный Селуччи. А ты просто спятила. – Он потянул ее вперед. – Вампиров не существует.
– Ты уверен? «И в небе, и в земле сокрыто…»
– Только не начинай при мне цитировать Шекспира, – предупредил Майк. – За последние дни то и дело слышу эти строки, я даже начал подумывать, что полицейское рукоприкладство не такая уж невозможная вещь.
Они свернули на дорожку, ведущую к парадному входу.
– Но ты должен признать, что вампир прекрасно подходит по всем параметрам. – Вики верила в вампиров не больше, чем Селуччи, просто его всегда было так легко разозлить…
Он хмыкнул.
– Вот именно. Некто бродит по городу в смокинге, бормоча: «Я хочу напиться твоей крови».
– У тебя есть лучший подозреваемый?
– Угу. Громила, подсевший на «ангельскую пыль», с накладными когтями.
– Неужели ты снова вернулся к той своей глупой версии?
– Глупой?
– Вот именно. Страшно глупой.
– Да ты не признала бы логическую последовательность фактов, даже если бы они кусали тебя за задницу!
– Я хотя бы не настолько опьянена собственной гениальностью, что не способна воспринимать обстоятельства, выходящие за рамки общепринятых.
– Выходящие за рамки? Да ты понятия не имеешь о том, что происходит!
– Как и ты!
Некоторое время они сверлили друг друга яростными взглядами, потом Вики поправила сползшие очки и полезла в сумку за ключами.
– Останешься на ночь?
Это прозвучало как вызов.
– Останусь.
Ответ был не меньшим вызовом.
Потом Вики, прикоснувшись к его особо чувствительной точке и получив ожидаемый невнятный ответ, решила, что бывают случаи, когда вовсе не обязательно видеть, что делаешь, и ночная слепота не имеет никакого значения.
*
Капитан Рэймонд Роксборо посмотрел на худенького юнгу, испуганно сжавшегося под ею взглядом, и удивился, что до сих пор был настолько слеп. Правда, он с самого начала считал юного Смита, с этими его спутанными иссиня-черными кудрями и сапфировыми глазами, весьма симпатичным, но ни разу, ни на секунду не заподозрил, что юноша на самом деле вовсе им не был. Хотя, вынужден был признать капитан, все складывалось как нельзя лучше
–
теперь он разрешит кое-какие личные проблемы, одолевавшие его в последнее время.
– Полагаю, у тебя найдется объяснение, – медленно произнес он, привалившись спиной к двери каюты и сложив покрытые бронзовым загаром руки на мускулистой груди.
Молодая дама
–
фактически девочка, ей никак не могло быть больше семнадцати
–
запахнула ворот хлопчатобумажной рубахи, предательски открывшей белую округлость груди, а другой рукой откинула с лица мокрые локоны: капитан застал ее за умыванием.
—
Мне нужно было добраться до Ямайки,
–
гордо сказала она, хотя тихий ее голосок слегка дрожал,
–
а ничего другого я не придумала.
—
Ты могла бы заплатить за проезд,
–
сухо предположил капитан, одобрительно оглядывая тонкий изгиб ее плеч.
—
Мне нечем платить.
Он выпрямился и шагнул вперед, улыбаясь.
—
Думаю, ты недооцениваешь своих чар.
*
– Давай, Смит, садани его в самое яблочко.
Произнеся вслух эти слова, Генри Фицрой откинулся на стуле и потер виски. Докакой степени он хочет сделать этого капитана гадом? Не стоит ли второму “я” героя возобладать над необузданной похотью, или у него вообще нет этого второго “я”? И в таком случае останется ли он героем?
– По правде говоря, друзья мои, – вздохнул Генри, – мне на это глубоко наплевать. – Он сохранил написанное за ночь и выключил компьютер. Обычно ему нравилось писать ночами главы очередного романа, когда он только знакомился с персонажами, подгоняя их под требования сюжета, но теперь…
Отодвинув стул от стола, Фицрой уставился в окно на спящий город. Где-то там, спрятавшись в темноте, затаился охотник – ослепленный, обезумевший, движимый голодом и жаждой крови. Генри поклялся остановить его, но не представлял, с чего начать. Как определить место будущего убийства жертвы, выбранной наугад?
Еще раз вздохнув, он поднялся со стула. За последние двадцать четыре часа новых жертв не было. Возможно, проблема разрешилась сама собой. Он схватил пальто и выбежал из квартиры.
«Утренние газеты уже в продаже, схвачу одну и… – Ожидая лифт, Фицрой посмотрел на часы. Десять минут седьмого. Он не думал, что уже так поздно. – И, надеюсь, успею вернуться, не поджарившись». Солнце должно было взойти в 6:30, если он правильно помнил. Времени осталось немного, но он обязан был узнать, не произошло ли очередное убийство. Не усугубился ли груз абсолютно необъяснимой вины за то, что он не нашел и не остановил ребенка.
Автомат с общенациональной газетой стоял совсем рядом с домом. Заголовок касался речи премьер-министра, произнесенной им только что на Филиппинах по поводу взаимоотношений между севером и югом.
– Готов побиться об заклад, что сам он продлит поездку по Юго-Восточной Азии по крайней мере до середины мая, – сказал Генри, поплотнее заворачиваясь в кожаное пальто, когда порыв холодного ветра, налетевшего из-за угла, вышиб из его глаз слезы.
Ближайший автомат с бульварным изданием находился на другой стороне улицы, через квартал. Искать другие газеты не было особой необходимости – Генри целиком доверял заголовкам желтой прессы. Он подождал у светофора, пока вдоль Блуар-стрит, начиная утренний час пик, бежал почти сплошной поток движущейся стали. Переходя улицу, он шарил по карманам в поисках мелочи.
«Лифс продули вчистую».
Гибель надежд, связанных с переигровкой, не та гибель, которой так страшился Генри. С чувством глубокого облегчения, только слегка подпорченного досадой – «Лифс» все-таки находились в самом низу таблицы НХЛ, – он сунул газету под мышку, повернулся и только тогда понял, что солнце вот-вот выползет из-за горизонта.
Фицрой почувствовал, как оно подрагивает на его краю, и ему понадобились собрать в кулак всю свою волю, чтобы не запаниковать.
Сначала лифт, потом светофор, газетные заголовки – на все ушло гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Теперь уже не важно, как он допустил такой промах, хотя до этого четыреста пятьдесят лет благополучно скрывался от солнца. Он ощущал солнечный жар краем своего сознания; не важно, что светило еще не взошло – это только пока, восход и последующий за ним ожог не заставят себя ждать, он ощущал угрозу, чувствовал, как близко находится от смерти.
На светофоре опять горел красный свет, этакое маленькое насмешливое солнышко в ящике. Громкий стук сердца отсчитывал последние секунды, и Генри бросился на проезжую часть. Заскрежетали тормоза, крыло вильнувшего фургона слегка задело его бок. Фицрой, не обращая внимания на внезапную боль и проклятия шофера, оперся ладонью о капот какой-то машины-букашки, перепрыгнул через нее и нырнул в узкий просвет, едва протиснувшись между автомобилями.
Небо стало серым, затем окрасилось розовым и, наконец, золотым.
Генри с топотом несся по тротуару, прижимаясь к домам, чтобы оставаться в тени. Он понимал, что огонь за его спиной пожирает эту тень, облизывая каблуки его кожаных туфель. Ужас в его душе боролся с летаргией, окутывавшей всех его соплеменников при свете дня, и ужас победил. Фицрой добежал до темной стеклянной двери своего дома, обогнав солнце на несколько секунд.
Оно коснулось только кисти его руки, недостаточно проворно отдернутой в безопасную тень.
Прижимая к груди обожженную до пузырей руку, Генри, раздираемый болью, едва передвигая ноги, побрел к лифту.
– Вы не заболели, мистер Фицрой? – озабоченно нахмурился охранник, открывший входную дверь.
Не в силах сфокусировать зрение, Генри просто повернул голову в его сторону.
– Сильная мигрень, – прошептал он и, шатаясь, сделал несколько шагов.
Искусственное освещение в лифте немного привело Фицроя в чувство, он даже умудрился пройти по коридору, только слегка опираясь на стену. На секунду Генри испугался, что ему не хватит сил достать ключи, но тем не менее он кое-как открыл тяжелую дверь, потом захлопнул за собой и щелкнул замком. Долгожданная безопасность.
Безопасность. Одно это слово привело его в спальню, в которой толстые шторы не пропускали солнца. Генри покачнулся, вздохнул и наконец отпустил вожжи, рухнув поперек кровати и позволив дню взять над ним верх.
*
– Вики, прошу вас!
Вики насупилась, посещение офтальмолога никогда не приводило ее в хорошее расположение духа, а от всех этих «посмотрите правым глазом, посмотрите левым» сильно разболелась голова.
– Что? – промычала она сквозь сжатые зубы.
– Вы смотрите прямо на цель.
– Ну и что?
Доктор Андерсон подавила вздох и с терпением, выработанным за время общения со своими двумя детьми, пустилась в объяснения уже в который раз, перейдя на бесстрастный и спокойный тон.
– Это сводит на нет результаты теста, и нам придется начать сначала.
Полицейским тоже. Снова и снова, если понадобится. Сдержавшись, чтобы не отпустить колкость, Вики поджала губы и попробовала прислушаться к наставлениям врача.
– Ну, что? – не выдержала она, когда доктор Андерсон выключила прибор для определения поля зрения и знаком показала, что теперь можно поднять голову.
– Хуже не стало…
Вики откинулась назад, внимательно вглядываясь в лицо офтальмолога.
– А лучше? – напрямик спросила она.
На этот раз доктор Андерсон даже не попыталась скрыть вздох.
– Вики, как я говорила раньше, retinitis pigmentosa улучшений не дает. Никогда. Может быть только хуже. Или, – она откатила прибор обратно к стене, – если повезет, болезнь достигает определенной точки и дальше не прогрессирует.
– А я достигла этой точки?
– Время покажет. Вы еще не в таком плохом положении, – продолжила она, жестом останавливая следующее замечание Вики, – во многих случаях эта болезнь сопровождается другими нейродегенеративными процессами.
– Глухотой, замедленной реакцией, преждевременным одряхлением и общим ожирением, – презрительно хмыкнула Вики. – Мы все это проходили в самом начале, а факт по-прежнему остается фактом: я ничего не вижу в темноте, мое периферийное зрение сузилось до двадцати пяти градусов и я вдруг ни с того ни с сего стала близорукой.
—
Последнее
в любом случае могло произойти.
Вики поправила съехавшие очки.
– Очень утешительно. Ну и когда я ослепну?
Доктор Андерсон забарабанила ногтями по рецептурному блокноту.
– Вполне возможно, вы
никогда
не ослепнете, несмотря на свое состояние, а на текущий момент у вас вполне функциональное зрение. И не стоит по этому поводу так злиться.
– Мое состояние, – рявкнула Вики, вставая и протягивая руку за пальто, – как вы его называете, вынудило меня бросить любимую работу, не позволявшую этому городу окончательно превратиться в отстойник, и если вы не против, то я все-таки предпочту злиться.
Уходя, она не хлопнула дверью, хотя ей страшно этого хотелось.
*
– Что случилось, милая? Почему такая грустная?
– День выдался не самый удачный, миссис Кополус.
Пожилая продавщица пощелкала языком и покачала головой при виде большого пакета сырных клецок, который Вики выложила на прилавок.
– Все понятно. Вам, милая моя, нужна настоящая еда, если хотите чувствовать себя лучше. Эта дрянь вам не годится. От нее только пальцы желтеют.
Вики сгребла сдачу и бросила монетки в необъятные глубины своей сумки. Скоро придется заняться тем небольшим кладом, что звенит на дне.
– Бывает настроение, миссис Кополус, с которым справится только суррогатная жратва.
Когда она добралась до квартиры, там разрывался телефон.
– Да, что?
– Есть что-то в звуке твоего сладкого голоска, от чего хочется жить в этот проклятый день.
– Заткнись, Селуччи. – Зажав трубку подбородком, Вики пыталась вылезти из пальто. – Чего тебе надо?
– Ого, похоже, кто-то сегодня встал не с той ноги.
Вики невольно улыбнулась. Когда Майк прибегал к этому выражению в их перепалках, она всякий раз улыбалась, и он это знал.
– Нет, сегодня утром я встала с правой ноги, – сказала она, оседлав офисный стул. – О чем ты очень хорошо знаешь. Просто я только что вернулась после визита к офтальмологу.
– А-а. – Она мысленно представила, как Селуччи, откинувшись назад, кладет ноги на стол. Все его начальники по очереди пытались отучить Майка от этой привычки, но без видимого успеха. – И каково же судьбоносное решение эскулапа? Есть улучшение?
Если бы он спрашивал с сочувствием, она бы швырнула телефонный аппарат в другой конец комнаты, но в его голосе звучал лишь интерес.
– Улучшения быть не может, я тебе об этом сто раз говорила.
– Ну, не знаю. Я тут прочел одну статейку, где говорилось, что большие дозы витаминов А и Е улучшают область обзора и адаптацию глаза к темноте. – Селуччи явно цитировал.
Вики не знала, то ли умилиться, то ли разъяриться оттого, что он удосужился что-то прочесть. При теперешнем ее настроении…
– Найди для себя более полезное занятие, Селуччи, только абеталипопротенинемия RP включает биохимические изменения. – Он не единственный, кто умел читать. – А у меня другое заболевание.
– Абеталипопро
тие
немия, – исправил он ее, – и прости, что мне было не все равно. Я также выяснил, что много людей с таким заболеванием, как у тебя, ведут совершенно нормальную жизнь. – Майк замолчал, и она услышала в трубке, как он сделал глоток того, что, несомненно, было холодным кофе. – Хотя, – продолжил Селуччи, переходя на резкий тон, – ты никогда и не жила нормальной жизнью.
Последнее замечание Вики пропустила мимо ушей, взяла черный фломастер и принялась срывать досаду на обратной стороне какого-то счета.
– Я живу совершенно нормальной жизнью, – отрезала она.
– Убегая и прячась? – с едва заметным сарказмом поинтересовался Майк. – Ты могла бы не уходить из полиции…
– Я так и
знала,
что ты снова заведешь эту волынку, – процедила Вики сквозь зубы, но гневный голос Селуччи заглушил обличительную речь, которую она собиралась начать. Прозвучавшие горькие слова заставили ее замолчать.
– …но нет, тебе была невыносима мысль, что отныне ты не будешь самым крутым следователем, этакой блондинкой-всезнайкой, а просто станешь частью команды. Ты все бросила, потому что не могла смириться, что тебе не быть на вершине, а раз так, ты больше не играешь! Вот ты и сбежала. Забрала свое ведерко и совочек и убежала, черт тебя подери! Ты бросила не только работу, ты бросила меня, Нельсон!
Во время всех их перепалок – после того, как был поставлен диагноз и она подала в отставку, – он хотел сказать ей именно
это.
Именно эти слова подводили итог многочасовым спорам, скандалам, хлопаньям дверьми. Последняя фраза Селуччи и была итогом всего.
– Ты бы сделал то же самое, – тихо сказала она, и хотя костяшки ее пальцев, вцепившихся в трубку, побелели, Вики осторожно положила ее на рычаг. А потом швырнула фломастер, зажатый в другой руке, через всю комнату.
Вместе с фломастером отлетела и злоба.
“Ты действительно ему не безразлична, Вики. Почему это превратилось в проблему?
Потому что возлюбленных завести несложно, а друзья, на которых можно наорать, попадаются гораздо реже”.
Запустив обе руки в волосы, она вздохнула. Селуччи был прав, что она и признала своим ответом. Как только Майк поймет, что она тоже права, они смогут выстроить свои отношения по-новому. Если, конечно, как внезапно пришло ей в голову, прошлая ночь не была прощальной гастролью, позволившей ему наконец высказаться.
«Если так, – подумала Вики, поправляя очки на переносице, – то хотя бы последнее слово осталось за мной». Впрочем, при данных обстоятельствах это не служило большим утешением.
– Ба, да это старина Норман! Как делишки, Норман? Ничего, если мы присядем? – Не дожидаясь ответа, юноша выдвинул стул и уселся. Остальные четверо из его компании с шумом заняли пустые места за столом.
Когда все расселись, Норман оказался зажатым между широкими плечами двух амбалов, известных ему только по именам – Роберт и Кейт. Он уставился на сопровождавших их девиц. Он узнал блондинку – та обычно висела на руке Роберта, – а девушка рядом с Кейтом выказывала ему чрезмерную дружелюбность – значит, решил Бердуэлл, она с ним пара. Оставалась третья. Он по-волчьи улыбнулся, глядя на нее. Эту улыбку он долго отрабатывал перед зеркалом в ванной.
Девушка удивленно на него взглянула, потом, фыркнув, отвернулась.
– Как мило со стороны старины Нормана, что он покараулил для нас места. Правда, Кейт?
– Еще бы. – Кейт наклонился к Бердуэллу чуть ближе, и тот начал задыхаться, так как его личное пространство катастрофически сузилось. – Если бы не старина Норман, мы бы сейчас сидели на полу.
Норман огляделся. В пивной «Бык и петух» по пятницам вечером собиралась целая толпа.
– Что ж, я, м-м-м… – Он пожал плечами. – Я, э-э, знал, что вы придете.
– Ну конечно знал, – улыбаясь ему, произнес Кейт, которого слегка расстроил тот факт, что зануда Бердуэлл оказался одного с ним роста. – Я как раз говорил Роберту перед тем, как сюда прийти, что выходной – не выходной, если мы не проведем хоть какую-то его часть со стариной Норманом.
Роберт засмеялся, а все три девицы заулыбались. Бердуэлл не понял шутки, но приосанился – такое внимание ему льстило.
Он угостил всех пивом.
– В конце концов, это же мой столик.
– И единственно свободный во всем баре, – уронила блондинка.
Потом заказал всем и по второй порции.
– Денег хватит. – Стоило ему вынуть из кармана ветровки пачку двадцаток (пять тысяч долларов мелкими купюрами были его третьей просьбой), как у всех сидящих за столом поотвисали челюсти.
– Разрази меня гром, Норман, ты что, ограбил банк?
– Не пришлось, – беспечно ответил Бердуэлл. – И там, где я это взял, есть еще.
Он настоял, что следует перейти на импортное пиво, и купил всем по третьей, а потом и по четвертой порции.
– Импортное пиво шикарнее, – доверительно сообщил он кожаной куртке Роберта на уровне плеча, не достав до уха соседа. – На него здорово клюют телки.
– Телки? – прозвучало грозное эхо с другой стороны стола.
– Остынь, Хелен. – Кейт ловко выхватил из ее руки занесенную над головой кружку и осушил ее одним глотком. – Только зря потратишь пиво.
Все пятеро то и делопокатывались со смеху. Не понимая, что здесь такого смешного, Норман к ним присоединялся. Пусть не думают, будто он не из этой компании.
Когда молодые люди засобирались прочь, он поднялся вместе с ними. Комната поплыла перед глазами. До сих пор Бердуэлл никогда не выпивал четыре кружки пива подряд, вернее, он не был уверен, что вообще когда-нибудь так надирался.
– Куда идем?
—
Мы
идем на частную вечеринку, – ответил Кейт, толкнув его на место мощной рукой, опущенной на плечо.
– А ты останешься здесь, Норман. – Роберт похлопал его по другому плечу.
Бердуэлл ошарашенно переводил взгляд с одного на другого. Они что же, уходят без него?
– Господи, все равно что пнуть походя щенка, – пробормотал Кейт.
Его приятель согласно кивнул.
– Э-э, послушай, старина, вход туда только по приглашениям. Мы бы взяли тебя с собой, если бы могли…
Они все-таки уходят без него. Норман обвиняюще ткнул пальцем через стол и проскулил:
– Но ведь она предназначалась мне.
Виноватость и сочувствие на лицах сокурсников сменились отвращением. Уже через секунду Бердуэлл остался один, однако от дверей до него донесся голос Хелен, и, несмотря на царивший шум, он разобрал:
– Я бы вернула ему его пиво, только терпеть не могу блевать.
Норман безуспешно попытался привлечь внимание официантки, после чего нахмурился, уставившись на бумажные подставки, на которых еще недавно стояли пивные стаканы. Хелен предназначалась ему. Как же иначе? Но его надули. Трясущимся пальцем он вывел пятиконечную звезду на столешнице, рисуя расплесканным напитком. Позавчерашняя клятва была позабыта. Он им еще покажет.
Внезапно желудок решил взбунтоваться, и Норман шаткой походкой поковылял в туалет, зажав рот рукой.
«Я им еще покажу», – думал он, низко склонившись над унитазом.
*
Генри вручил сидевшему при входе юноше двадцатку.
– Какая сегодня программа? – Ему даже не пришлось вопить во все горло, чтобы перекричать музыку. Впрочем, ночь только началась.
– Обычная. – Из глубоченного левого кармана не по размеру большого пиджака были извлечены три катушки билетов, деньги плавно опустились в правый карман. Ряд ночных клубов переключался на билеты, с тем чтобы в случае облав можно было поспорить, заявив, что здесь не продают алкоголь. Только билеты.
– Тогда и мне, как обычно.
– Идет. Два модных пойла. – Пара билетов перешла в другие руки. – Знаешь, Генри, ты платишь чертовски дорого за мочу с пузырьками.
Фицрой усмехнулся, глядя на него сверху вниз, и обвел широким жестом чердачное помещение.
– Я плачу за атмосферу, Томас.
– Какую, к черту, атмосферу, – презрительно поморщился тот. – Эй, чуть не забыл, Алекс раздобыл ящик вполне приличного бургундского…
– Нет, спасибо, Томас, я не пью… вина. – Генри Фицрой повернулся, оглядывая зал, и на мгновение увидел перед собой совсем другую картину.
*
Яркие костюмы
–
бархат, атлас и кружева
–
превратили зал в сверкающий калейдоскоп красок. Он не любил вращаться при дворе и появлялся там только по требованию отца. Фальшивая лесть, постоянная борьба за власть, разрушающая душу необходимость все время балансировать, чтобы не угодить на плаху или костер,
–
все это вызывало у молодого герцога Ричмондского отвращение.
Он шел по залу, и у каждого, кто поворачивался его поприветствовать, лицо выражало одно и то же
–
деланную веселость, под которой скрывались скука, подозрительность и страх, смешанные в равных пропорциях.
Затем ритм в стиле «тяжелый металл» отодвинул это видение обратно в прошлое. Бархат и драгоценности превратились в черную кожу, стразы и пластмассу. Деланная веселость скрывала теперь только скуку. Фицрой счел это прогрессом.
«Мне бы следовало быть на улице, – думал он, пробираясь к стойке бара и слыша на ходу, как люди кругом обсуждают последние убийства и тех тварей, что это совершили. – Здесь мне ребенка не найти…» Но ребенок не насыщался с позапрошлой ночи, так что, скорее всего, он миновал стадию безумия и теперь переживает следующий этап перерождения. «Зато его родитель… – Генри невольно сжал кулаки и почувствовал острую боль в правой руке: дали о себе знать пузыри под повязкой. – Родитель должен быть найден». Это он мог сделать и здесь. Ему уже дважды доводилось учуять на чердаке у Алекса другого хищника. И если тогда он не обратил на это внимания, посчитав поиски соперника пустой тратой времени, когда вокруг столько живности, то сегодня готов был потратить свое время.
Внезапно Фицрой обратил внимание, что толпа перед ним расступается, и поспешил сменить выражение лица. Мужчины и женщины, собравшиеся в этом клубе, с размалеванными лицами и увешанные побрякушками, имитировавшими драгоценные металлы, еще не так далеко ушли от своего примитивного начала, чтобы не признать охотника, бродящего среди них.
«Это уже третий просчет: сначала охранник, потом солнце, а теперь еще и здесь. Если не будешь впредь более осторожным, то как последний дурак угодишь на колья», – подумал Фицрой. Что с ним случилось в последнее время?
– Эй, Генри, давно тебя не было видно. – Алекс, владелец заведения, положил на плечо Фицрою длинную голую руку, всучил ему открытую бутылку воды и ловко повел от бара. – Кое-кто хочет с тобой повидаться, чувак.
– Со мной? – Генри позволил себя увести. Большинство людей не сопротивлялось Алексу – это было бы чересчур хлопотно. – Кому я понадобился?
Алекс, улыбаясь, подмигнул ему с высоты своего шестифутового роста.
– Пока секрет. А что у нас с рукой?
