Текст книги "Гномики в табачном дыму"
Автор книги: Тамаз Годердзишвили
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
– Уходите, значит? – вырвалось у него.
– На этом мы заканчиваем передачу для учащихся среднего школьного возраста. До следующей встречи, дорогие телезрители! – помедлив, ответила Нана и вышла из студии.
Нана переоделась и пошла в буфет.
Зураб ждал ее у входа с бутербродами в руке.
– На, держи, – Зураб протянул ей бутерброды. – Мы пошли.
Нана поблагодарила его и присела к столику.
«К портнихе зайти не успею, – думала она, уминая бутерброды. – Любит поговорить. Пока выберем фасон, будет восемь часов. Пойду-ка домой, лучше отдохну немного…»
Кто-то подкрался к ней сзади, прикрыл ей ладонями глаза. Подобных шуток никто не позволял себе, кажется, с шестого класса. «Что за глупая шутка! – разозлилась Нана. – Неужели опять эта телезвезда?!»
– Снимите руки, – сердито потребовала Нана.
– Догадаешься кто, – сниму, – пискляво ответил мужчина.
– Хватит, прошу вас! Я закончила передачу для вашего возраста! – Нана не сомневалась, что это «телезвезда» не дает ей покоя.
– Не узнаешь? – спросил шутивший явно не своим голосом.
– Постой, постой! Я тебя за другого приняла и потому разозлилась. – Нана пыталась выиграть время. – Скажи что-нибудь еще.
Молодой человек убрал с ее глаз руки. Нана обернулась:
– Нодар!
– Здравствуй, Нана!
– Когда приехал?
– Неделю назад.
– Оставил свой театр? Почему? Я слышала, ты отлично устроился.
– Надоело ставить «Старых шарманщиков», да еще с помощью трех досок, четырех гвоздей и молодого энтузиазма.
– А может, просто счел оскорбительным работать в районе?
– Почему же? Я ведь сам из района приехал учиться в Тбилиси!
– Но возвращаться туда показалось зазорным и после столицы не понравилось там…
– Скажи лучше, как ты живешь?
– Так, ничего!
– В театре у тебя все идет прекрасно – процветаешь. Читаем в газетах, читаем. А вот здесь? – Нодар приложил руку к сердцу – Здесь как дела?
– Не знаю.
– Меня разлюбила?
– Тебя? А кто ты, собственно? – Нана прищурилась и всмотрелась в Нодара, словно не узнавая.
– Позвольте напомнить – я Нодар, ваша первая любовь.
– Что-то не припомню вас…
– Слушай, Нана, мы бы успели сделать запись, – перешел к делу Нодар.
– Что?!
– Всего одно стихотворение из народной поэзии. Давай запишем в твоем исполнении, – попросил Нодар.
– Некогда мне, доем и побегу, очень спешу.
Нодар прикрыл руками уши: ничего, мол, не слышу, и быстро объяснил:
– Народный артист неожиданно заболел, срывается запись.
– И я смогу, по-твоему, заменить народного артиста?
– Между прочим, нам довелось прочесть в газете и о том, что молодая талантливая актриса Нана Каранадзе отличается простотой, скромностью и всегда готова прийти товарищу на выручку. Потому и избрали ее депутатом.
– Ой, спасибо, напомнил!
– О, я, кажется, своими руками вырыл себе могилу?! – патетически воскликнул Нодар.
– У меня с шести до семи прием в райисполкоме!
– До шести целый час, успеем записать, – Нодар крепко ухватил ее за руку. – Ты должна прочесть! Если не запишу, я пропал, Нана!
– Заглядывай в театр, Нодар, раз вернулся в Тбилиси… – Нана попыталась уйти.
– Загляну, понятно. Но сейчас я тебя не отпущу! Сначала прочтешь стихотворение.
– Пойми, Нодар, мне некогда.
– Стихотворение совсем маленькое. Прочтешь разок, и запишем.
– Нодар, повторяю – я очень спешу, очень голодна и очень устала, и в таком состоянии я все равно не сумею прочесть.
– Почему не сумеешь? Сумеешь!
– Не сумею так, как надо тебе и пристало мне! Оставь меня.
– Пойдем, на коленях прошу! Двойной гонорар выпишу! – Нодар медленно продвигался к студии, незаметно увлекая за собой Нану. – А тебе не прибавили? Все восемь рублей платят? Вот скупердяи, талант от бездари не отличают.
По сторонам узкого коридора располагались студии звукозаписи. Через приоткрытые двери доносились вперемешку голоса певцов, чтецов и звуки музыки. Нана остановилась у первой же студии. Нодар тянул ее вперед, умолял пойти с ним, но Нана затаив дыхание прислушивалась к голосу то ли председателя, то ли бригадира какого-то колхоза, а может, корреспондента:
«Одновременно с уборкой зерновых с полей быстрыми темпами вывозится сено, идет скирдование и вспашка под кукурузу. Озимая кукуруза уже посеяна на семидесяти пяти гектарах. Колхозники приняли решение засеять на ста сорока гектарах… Кипит работа и на фермах.. В этом году колхозу понадобится четыреста двадцать тонн сена. К фермам уже подвезено семьдесят тонн сена. Подготовка кормов продолжается…»
Выступающий сделал короткую паузу и робко спросил:
– Ну как, получилось или в третий раз будем записывать?
Нодар оттащил наконец Нану от двери и повел дальше, но тут из другой студии вырвались ритмичные звуки джазовой музыки, и Нана стала пританцовывать.
– Не могу удержаться, – засмеялась она.
В третьей студии звучала знакомая оратория, и Нана пропела: «О, лилео…»
«Здравствуйте, дорогие друзья! – послышалось из следующей студии. – Начинаем передачу для молодежи. (Музыкальная шапка.) Послушайте беседу кандидата философских наук Кетеван Чрелашвили «О моральной чистоте семьи» В ожидании интересной передачи Нана припала к двери аппаратной, но Нодар потерял самообладание и чуть не силой поволок ее дальше.
«И все же лучше не ждать, пока у вас разовьется неврастения», – летели вслед слова еще из одной передачи.
Нана кивнула в знак согласия.
– «Проявляйте заботу о вашей нервной системе, пока она не расстроена, работайте ритмично, без гонки. (Нана снова кивнула.) Соблюдайте рациональный режим труда и отдыха и только в крайнем случае прибегайте к тем элементарным средствам укрепления нервной системы, о которых я коротко рассказал. Это должно стать нормой для каждого, тем более для тех, кому не хватает эмоциональной выдержки, кто легко возбудим и легко раним…»
– Слышишь, Нодар? Передача – как раз для нас с тобой!
– Слышу, слышу, ты права, учтем на будущее, а сейчас пойдем запишем тебя. А может, ты больше не спешишь?
Нодар ввел Нану в студию, посадил к столику, положил перед ней текст, запер дверь снаружи, а сам прошел в аппаратную, изолированную от студии широким окном из звуконепроницаемого стекла. Нодар нажал кнопку и сказал в микрофон:
– Начинай, Нана.
Нодар видел, как шевелила губами Нана, но голоса ее в аппаратной не слышалось.
– Нана, ты забыла включить микрофон?
– Погоди, я сначала про себя почитаю, а потом уж тебе дам послушать, – объяснила Нана и снова выключила микрофон.
Нодар попросил ассистента приготовиться к записи. Немного погодя Нана включила микрофон, и в аппаратной раздался ее голос:
С гор текущая ручьями
Накопилася беда,
Седока с конем каурым
Сшибла бурная вода.
Только шапку да нагайку
Понесла вода туда,
Где красавица лить слезы
Будет долгие года.
– Прекрасно, сейчас запишем, – сказал ассистент.
– Что запишем?
– Как – что? Стихотворение. Отлично читаешь! – сказал Нодар.
– Дождитесь-ка лучше народного артиста.
– Почему?
– Потому что стихотворение написано от лица мужчины! Неужели не понимаешь?
– Брось, и в твоих устах хорошо звучит.
– Ты меня поражаешь, Нодар! В самом деле не чувствуешь, как нелепы в устах женщины эти строки!
– Чепуха, ты прекрасно читаешь.
– Прекрасно я могу прочесть другое стихотворение. Например, вот это…
Нодар сделал ассистенту знак, и тот незаметно включил магнитофон. Нана стала читать.
Тавпарованец молодой от милой был далек,
Но думал он, что море к ней он переплыть бы мог.
Зажгла любимая свечу, чтоб отступила мгла.
Одна старуха для него хотела только зла.
Она задула свет в окне, чтоб тьма была кругом,
И стала девушке шептать о суженом другом.
Взрезает юноша волну, его спокойна грудь.
Руками мощными вперед прокладывает путь.
Но свет не светит, а ему грести уже невмочь,
Чернее черного была, мрачнее мрака ночь.
Немного помолчав, Нана спросила:
– Понравилось?
– Иди сюда, дам послушать!
Нодар попросил ассистента прокрутить пленку. Нана вошла в аппаратную.
– Записал?!
Ассистент нажал на кнопку.
После первой же строфы Нана выключила магнитофон:
– Я не затем читала, чтобы записывать! Хотела показать, какое стихотворение мне нравится.
– Да его все наизусть знают!
– Тем более надо хорошо прочесть. Прочту сначала.
– Как хочешь.
Нана вернулась в студию. Несколько раз прочла стихотворение. Временами останавливалась, советовалась с Нодаром.
– Да-а!.. – протянул восхищенный ассистент. – Если б все так относились к работе!
Нодар не слышал его слов, он не сводил глаз с Наны. А Нана, недовольная собой, все повторяла и повторяла. Наконец разрешила записать.
Однако, прослушав в аппаратной запись, твердо сказала:
– Плохо! Плохо получилось.
– Здорово получилось? – Ассистент был в восхищении.
– Ты свободен, – сказал ему Нодар.
Ассистент выключил аппарат и ушел.
– Плохо! – повторила Нана.
– Прекрасно, – возразил Нодар и тихо добавил: – Прекрасно, как ты сама.
– Не понимаю.
– Ты прекрасна, как это стихотворение, – смущенно пояснил Нодар.
– У тебя плохая память, напомню: эту фразу ты уже говорил мне лет десять назад.
– Тогда другое стихотворение имелось в виду, – улыбнулся и Нодар.
– Я свободна?
– Никуда я тебя не отпущу. Ради тебя вернулся сюда, – выпалил Нодар, внезапно разволновавшись.
Нана смешалась от неожиданности, но не подала виду.
– Насколько мне известно, ты там женился, квартиру получил. – В голосе ее было безразличие.
– Так вот, из-за тебя я и жену оставил, и квартиру. – Нодар взглянул Нане прямо в глаза.
– С ума сошел? – воскликнула Нана, а в голове мелькнуло давнее: «Хороший Нодар, глупый Нодар».
– Я ради тебя приехал, пойми! – И, пытаясь убедить ее в своей искренности, опять заглянул ей в глаза.
– Но с чего вдруг вспомнил обо мне? – недоуменно спросила Нана.
– С того, что никого не любил, кроме тебя. – Нодар глубоко вздохнул и нерешительно добавил: – И ты ведь любила меня?
– Что я тогда смыслила в любви!
– Нана…
Нодар сделал шаг и остановился.
– Да, Нодар, ты всегда был замкнут, заглянуть себе в душу никому не давал…
– В душе моей жила ты одна.
– Мечты! Мечтать, конечно, хорошо, но я и та, что видится тебе в мечтах, мало чем похожи друг на друга.
– Я люблю тебя, только тебя! – убежденно повторил Нодар, опустив голову.
– А знаешь почему? Ты придумал ту, что живет в твоих мечтах. Я же… Я же совсем другая, я – не та.
– Без тебя мне не жить! Знай, я приехал ради тебя!
– Ты должен жить для театра. Ты должен вернуться в театр! – Нана положила руку на плечо Нодара.
– Без тебя?
– О себе я как-нибудь позабочусь, найдется в конце концов и мой укротитель! – попробовала отшутиться Нана.
– Без тебя театр не театр там!..
– Но мне и тут хорошо, сам видишь, у меня и тут хорошие роли.
– Там все будет для тебя!
– И здесь почти так… – сказала Нана, не зная, как прекратить разговор.
– А ты уже возомнила о себе!
– Кто-кто, а ты-то мог бы не говорить этого.
– Не знаю, ты вот от роли Комиссара отказалась, – сказал Нодар и, скрывая смущение, вынул из кармана сигареты.
– Уже слышал!..
– Этому я верю, ты способна поступить так. Этому-то я верю… – Нодар хотел сказать что-то еще, но Нана перебила:
– Но ты слышал и другое, чему трудно поверить, да?
– Да, но какое это имеет значение? Я не прислушиваюсь к сплетням.
– Иначе говоря, великодушно простишь мне все, что узнал обо мне, лишь бы я поехала с тобой? – Нана встала, спокойно направилась к двери.
– Нана!
– Который час?
– Шесть.
– Я пошла. И так уже опоздала.
– На свидание? – Нодар снова покраснел.
– Нет. Свидание у меня позже.
– С этой куклой? С диктором?
– И он уже в числе моих любовников?
– Так куда ты идешь?
– Я уже говорила – у меня дела. Работа.
– Твоя работа – театр. Сегодня у тебя свободный вечер. Ты сегодня не занята в спектакле, куда же спешишь?
– Успокойся, Нодар! Иду выполнять свою самую ответственную работу. Если проводишь – будет прекрасно. Не распускайся.
– Не могу я без тебя! – прошептал Нодар.
– И я без многого не могу, Нодар. Проводишь?
Нодар опустился в кресло, закрыл глаза. Нана постояла с минуту, ожидая ответа, потом медленно повернулась и вышла в коридор. «Чудной он», – сказала она себе и невольно повторяла это, пока не очутилась на улице.
До райисполкома надо было ехать автобусом, о такси и мечтать не стоило в этот час «пик». Нана побежала к остановке. С превеликим удовольствием прошлась бы пешком – рассеяться после неприятного объяснения с Нодаром, но шел седьмой час. «Просто невероятно – всюду опаздываю! » – подумала Нана.
Подошел автобус. Нана ухитрилась втиснуться. Достала деньги на билет, но стоявший рядом молодой человек предупредительно сказал:
– Билет вам взят.
– Спасибо…
Лицо его показалось Нане знакомым. Молодой человек собирался сказать ей что-то, но тут Нану обняла высокая миловидная девушка.
– Нана, родная, как ты?
– Здравствуй, Иринэ! Где ты пропадаешь?
– Это я пропадаю?!
– Как дети?
– Замуж не вышла? – зашептала Иринэ.
– Нет, позвала бы на свадьбу, – с улыбкой ответила Нана.
– Из нашего класса, кажется, ты одна не замужем.
– Куда мне замуж, я уже старая дева, – засмеялась Нана.
– Не скромничай! И до нас доходят кое-какие слухи о вас, – Иринэ залилась краской. – Слушай, Нана, не обижайся, но я просто не понимаю тебя.
«Очередная сплетня!» – с тоской подумала Нана.
– Как ты можешь так запускать себя! Ну что это за платье на тебе! И вообще не следишь за собой. Посмотри, весь автобус на тебе уставился, все в лицо знают: телевидение, кино, театр – везде тебя видят. Надо же следить за собой!..
– А чем тебе не нравится мое платье, чем оно плохое?
– Оно хорошее, но не модное, посмотри, как одеваются девочки.
– Я не девочка, не могу, как десятиклассница, в брюках разгуливать.
– А почему, собственно, нет?
– Не нравится, и все.
– А тебе очень идут брюки, в пьесе одной видела тебя в брюках, по телевидению передавали отрывок. Заходи ко мне, помогу приобрести хороший брючный костюм.
– Ладно, зайду, непременно зайду, Ира. Мне сходить, всего!
– До свиданья, Нанико.
Автобус остановился у райисполкома. Нана помахала Иринэ и подошла к киоску выпить газировки.
В вестибюле райисполкома было прохладно. Нана медленно поднялась по лестнице. К счастью, в приемной никто ее не дожидался. Нана вошла в комнату, удобно устроилась в мягком кресле у письменного стола и сразу почувствовала, как устала, – весь день крутилась как заведенная. Минуты через две в дверь кто-то постучался.
– Войдите! – Нана встала.
– Можно? – Посетитель, видимо, не расслышал приглашения.
Нана открыла ему дверь.
– Можно войти? – снова спросил седой человек преклонных лет.
– Войдите, войдите, – пригласила Нана.
Человек протянул Нане руку.
– Вано Мазиашвили – ваш избиратель.
– Очень приятно, садитесь, пожалуйста.
– Спасибо.
– Чем могу служить? – Нана снова опустилась в кресло.
– По деликатному вопросу беспокою вас, но мне не к кому больше обратиться.
– Слушаю вас.
– Ко мне из деревни сын дальней родственницы приехал, на несколько дней. Парню семнадцать лет. Приехал город повидать, поразвлечься немного. А у нас рядом с домом базар. Зашел он на базар и повстречал там соседа из их деревни. Тот упросил его, оказывается, помочь продать арбузы. А этот дурень… извините… а этот идиот согласился.
– Что же в этом плохого?
– А то, что тут к ним милиция подошла, потребовала документы. Он сказал, что арбузы не его. Составили акт, и теперь как захотят, так и поступят с парнем.
– Почему вы так думаете?
– Парень хоть и дурачок, а с виду ему все двадцать пять дашь. Ну и решат, что он набалованный бездельник, сынок обеспеченных родителей, авось вытянем из них денежки… Как вздумают, так и обернут дело, все в их руках.
– Как вы можете! Они на страже закона!
– Я пришел к вам как к депутату, помогите мне. Позвоните в милицию, скажите, что парень сирота, совсем случайно влип в эту историю. Вот характеристика из вечерней школы и сельсовета. – Вано Мазиашвили достал из кармана бумаги и подал их Нане.
– Хорошо, позвоню. Боюсь, упрекнут меня в превышении моих полномочий, скажут: молодая, неопытная, да еще ставит под сомнение работу милиции.
– Я все же прошу, позвоните.
– Хорошо, позвоню… Прокурор нашего района мой одноклассник.
– Ну тогда вам ничего не стоит.
– Но он такой человек… Одним словом, если ваш родственник не виноват, бояться ему нечего, а если виноват…
– Никакой вины на нем нет! – прервал ее Вано Мазиашвили. – Просто приехал парень в город, время провести… Зашел на базар, – снова начал было он, но Нана остановила:
– Хорошо, хорошо, завтра же позвоню!
Она записала все, чтобы не забыть, и положила листок в ящик.
Мазиашвили встал, кивнул Нане на прощанье, но, уходя, замешкался у двери и обернулся:
– В гости хотел бы пригласить вас.
– Что ж, с удовольствием побываю у вас, – улыбнулась Нана.
– Ну, это еще вопрос – с удовольствием ли!
– Плохо меня примете?
– Нет, вам сесть будет негде, стоять придется! Мы все на постелях сидим.
– Почему?!
– Потому что третий год моя очередь на получение жилплощади не продвигается вперед! Неловко вас беспокоить, но поймите, вот уже третий год я все двенадцатый.
– Мой дядя десять месяцев был первым!
– Шутите?
– Нет, серьезно.
– У нас кто последним приходит вечером домой, в комнату войти не может, прямо у двери ставит раскладушку и сразу спать укладывается, – объяснил Мазиашвили.
– Постараюсь помочь вам. Узнаю, каково положение, и сообщу.
Нана записала адрес Мазиашвили.
– Надеюсь на вас. Отблагодарю…
– Прошу, не надо…
– Непонятная молодежь пошла, удивительная!
– А твердите – испортилась молодежь, чуть не все бездельники, – рассмеялась Нана.
– Уроды в любом поколении встречаются, – Мазиашвили смутился. Он попрощался и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Следующим посетителем оказалась молодая особа.
Она остановилась на пороге и внимательно оглядела Нану. Поздоровались. Нана предложила ей сесть. Женщина, поблагодарив, тут же, у двери, присела на стул.
– Чем могу вам служить? – спросила Нана, садясь рядом с ней.
Молодая женщина была сильно возбуждена и вместе с тем в явном замешательстве. Нана всегда старалась успокоить человека, приходившего к ней в расстроенных чувствах. Но эта хорошенькая женщина, видимо, не нуждалась в утешении.
– Позвольте, прямо к делу перейдем, – резко начала она. – Мне надо поговорить с вами об одной женщине.
– О соседке? – спросила Нана, с тоской подумав: «Опять личные дела».
– Нет, о любовнице моего мужа. – Посетительница смотрела на Нану в упор.
– Надо полагать, что с мужем вы уже объяснились, раз пришли ко мне.
– Да, но ничего не добилась. Меня интересует ваше мнение. Не знаю, как поступить. – Женщина действительно была в смятении.
– Слушаю вас.
– Они с десятого класса любили друг друга, если только можно назвать любовью игру…
Руки у женщины слегка дрожали.
– Кто они? – заинтересовалась Нана.
– Мой супруг и та особа. Учились в одном институте. Сошлись… Одним словом, на третьем курсе выяснилось, что она в положении. Они испугались, обратились к гинекологу. Врач оказался плохим специалистом. Она потеряла способность иметь детей и выместила зло на моем муже, бросила его, стала жить с его приятелями.
– По рукам пошла? – усмехнулась Нана.
– И вы слышали об этой истории? К сожалению, мой муж не понял, с кем связался! Не допускал мысли, что она способна изменить ему, предпочесть его приятелям. И сейчас твердит то же самое.
Женщина помолчала, внимательно наблюдая за Наной, потом продолжала:
– После института он приехал в наш город – по распределению. Мой отец работает в райисполкоме. Нам дали квартиру, мы приобрели «Волгу», ребенок появился…
– Сколько у вас детей?
– Один ребенок.
– Мало! – искренне вырвалось у Наны.
Женщина промолчала, озадаченная.
Нана вздохнула и нарушила неловкое молчание:
– Дети – это так чудесно!
– Давайте не отклоняться, – жестко заметила женщина. – Несколько недель назад муж получил отсюда письмо, и все пошло кувырком. Начал пить, скандалить, на ребенка смотреть перестал, наконец заявил, что разлюбил меня. Я не поверила – все время уверял в любви, столько лет любил, а теперь за две недели возненавидел?! Короче говоря, оставил он меня, уехал сюда.
– Оставил семью?!
– Я нарочно подробно рассказала вам эту историю, все ждала, когда вы наконец взорветесь, раскричитесь или в обморок упадете, но забыла – актеры умеют владеть собой, скрывать свои чувства, играть, одним словом… – женщина побагровела.
– А я при чем? – оторопела Нана.
– Я жена Нодара!
– Какого Нодара?
– Того, что стоит вон там! – Женщина кивнула в сторону улицы. – Полчаса дожидается вас у входа, как истукан стоит!
– Да, но зачем?
– Вы меня спрашиваете?! – Женщина не сомневалась, что Нана притворяется.
– Кого же еще?
– Себя, свою совесть, свое сердце… свое… – Она не находила слов.
– Замолчите! – не сдержалась Нана.
– Это я должна кричать на вас, я! – почему-то высокомерно возразила женщина. – А я молчу, не хочу поднимать здесь шум, позорить и себя и вас! Кто только пустил вас сюда! Вам не место в райисполкоме!
Нана поняла – кто-то наговорил женщине вздор, настроил против нее. «И чего он пошел за мной, глупый Нодар! И что мне делать с этой женщиной?» – подумала она.
– Все, что вы тут наговорили, сплошной вздор, сплетня, выдуманная досужими и непорядочными людьми, поэтому я не возмущаюсь и слушаю вас спокойно и тихо. Почему-то жизнь актеров многим представляется бездельной и беззаботной. Их считают людьми легкого поведения. Ничего не стоит опорочить актера, особенно актрису…
– Почему же он тогда стоит тут! – У женщины навернулись слезы.
– Значит, он следовал за мной, а вы – за нами обоими?
– Хотела убедиться во всем, что мне сказали. Теперь вижу – вы на все способны, если держитесь так спокойно. Никто не берет вас замуж – кому нужна бесплодная, вот и решили вернуть к себе первого любовника.
– Замолчите! – Нана закрыла глаза и глубоко вздохнула. – У меня сегодня был свободный вечер, так хотелось отдохнуть…
– Я возвращаюсь к отцу, а вы бегите вниз и отдыхайте с ним вместе… – Женщина поднялась уйти.
– У вас умный взгляд, а несете несусветную чушь.
– Вы меня лестью не проведете.
Зазвонил телефон. Женщина, опережая Нану, схватила трубку и зло крикнула, еще не остыв:
– Слушаю!
– Райисполком? – явственно донеслось из трубки.
– Да. – Женщина покраснела.
– Нана Каранадзе там?
– Да. – Она смущенно передала Нане трубку.
– Постыдились бы, – сказала Нана, беря трубку. – Слушаю вас.
– Нана, дорогая, – зазвучал знакомый голос заведующего труппой. – Тебе придется играть в комедии, машину за тобой послали…
– Сегодня? – Нана все еще думала о посетительнице и толком не поняла, о чем речь.
– Не сегодня, а сейчас, через двадцать минут. Ждем, без тебя не сможем начать! – рокотал голос в трубке.
– Я с ног валюсь от усталости! – вырвалось у Наны.
– Нана, положение безвыходное. Отарашвили стало плохо, когда гримировалась, вызвали «скорую», врач признал – нервное переутомление. Она собиралась все-таки играть сегодня, но врач не разрешил. В общем, минимум на месяц вышла из строя.
– А может, и я не могу! Могут же у меня быть личные дела? Серьезная причина… – Нана оборвала себя, поняла, что говорит глупости. – Хорошо, еду. Машину послали?
– Машина, вероятно, уже у подъезда.
Нана положила трубку и тихо сказала женщине:
– Извините, мне надо идти. Все, что вы наговорили тут, – ложь, не слушайте сплетен. Поверьте мне. Идите к вашему мужу и уведите его. Думаю, он вернется домой. Работа на радио не для него, он живет театром. Мне надо идти.
– Что, сорвалось свиданье?! – злорадно бросила женщина.
– Я все сказала, а теперь уходите, пожалуйста… Гражданка!
Женщина горько улыбнулась и быстро вышла из комнаты.
Нана опустилась в кресло. Через, минуту посмотрела на часы: «Ой, опаздываю!» – и выглянула в окно. Директорская «Волга» стояла у подъезда. Нана заперла комнату, сбежала вниз.
Вахтер взял у нее ключ и, пряча его, ласково улыбнулся.
У театра толпился народ. До начала спектакля оставалось каких-то семь минут.
– Люди рвутся посмотреть на игру Отарашвили, а вы заменяете народную артистку начинающей! – сказала Нана директору, надеясь изменить принятое им решение.
– Не теряй времени, Нана, готовься к выходу!
В артистической комнате Нану дожидались гример, костюмерша и на всякий случай портниха, – режиссер думал, что платье Отарашвили придется сузить. Но больше, чем платье, режиссера волновало другое – сумеет ли Нана сыграть. Она несколько раз просила его дать ей прорепетировать эту роль, но он всякий раз уверял, что времени на репетиции не хватает и для Отарашвили. Нана выучила роль, но сыграть ее так и не довелось. Она, конечно, видела спектакль, и не раз, но всех мизансцен не помнила. И опасение режиссера было понятным. Нана загримировалась, вид у нее был очень смешной. Платье Отарашвили пришлось впору, правда, оказалось чуть длинновато, но Нана не позволила укорачивать, считая, что так будет смешнее. Одевшись, Нана села в кресло, выпила воды и перевела дух. А из репродуктора уже слышалось: «По местам, прошу по местам. Дан третий звонок! Начинаем! Повторяю – дан третий звонок!»
Нана направилась к сцене. Спектакль начался.
Такого дружного смеха давно не слышали ни сами актеры, ни стены театра. За кулисами хохотали рабочие сцены. Даже уважаемый Шота Кевлишвили, сидевший в ложе с директором и режиссером, утирал слезы, захлебываясь от смеха, и повторял: «До чего талантлива! Если б не была строптивой, если б только не была такой своенравной!» После второго действия режиссер-постановщик сбегал в цветочный магазин напротив театра и, когда Нана снова вышла на сцену, занес в гримерную большой букет цветов.
После спектакля Нану окружили, поздравляли, обнимали, хвалили и долго не отпускали. В конце концов она добралась до артистической, сняла грим, умылась теплой водой и переоделась, радуясь мысли, что скоро будет дома.
И тут к ней буквально ворвался посланный из киностудии человек и, отдуваясь после быстрой ходьбы, сообщил, что ее целый день ищут, надо переснять один эпизод, съемка назначена на вечер, и режиссер просит ее немедленно приехать на студию.
– Какой эпизод? – машинально спросила Нана, расстроенно думая: «Что мне с ним делать, заждался, наверно!»
– К утру павильон надо освободить, и потому приходится переснимать ночью, пока декорации не разобрали, – объяснил Нане работник студии.
Вошли еще два сотрудника киностудии, ухватили Нану под руки и торопливо повели к машине.
Перед театром Нана помедлила, озираясь по сторонам и ища кого-то, но ее настойчиво тянули к машине, торопили и объясняли, извиняясь и перебивая друг друга, что режиссер фильма, уважаемый Coco, шкуру с них спустит, если они сейчас же не доставят ее к нему; все готово для съемок, ее ждут; негатив процарапан, случай, конечно, исключительный, и режиссер просит Нану выручить, пожертвовать своим свободным вечером; что съемку назначили неожиданно и не смогли ее предупредить, и так далее и так далее.
И Нана очутилась в машине, не успев сообразить и решить, как быть.
В павильоне киностудии, где предстояла съемка, уже нервничали оператор и режиссер фильма; уважаемый Coco то и дело поглядывал на свои большие карманные часы.
Оператор уточнял кадр.
Нана подбежала к крану, где рядом с оператором восседал режиссер.
– Что случилось? Ваши ассистенты чуть не со сцены уволокли меня! Что случилось?
– Представляешь, эти бестолковые девицы в лаборатории испортили те же самые кадры, которые уже переснимали раз. А видела бы, как удачно получилось! И все пропало, испортили негатив, – объяснял режиссер с высоты крана.
– Какое место?
– Начало твоего диалога с Гайозом в той комнате. – И, обращаясь к ассистенту, спросил: – Всего восемь фраз, если не ошибаюсь?
– Девять, – уточнил тот.
– Иди загримируйся.
– А остальное как получилось?
– Отлично.
Пока Нана гримировалась, в павильон зашел низкорослый толстяк. На ходу здороваясь со всеми, он направился прямо к режиссеру. Осветители, рабочие и ассистенты уступали ему дорогу, приветливо улыбаясь. Чувствовалось, толстяк был здесь своим человеком. Кинорежиссер велел опустить кран, чтобы сойти вниз.
– Как поживаешь, Амиран? Где пропадаешь? – радушно приветствовал он толстяка.
– Дела были кое-какие, – заулыбался тот, с трудом задирая голову на короткой шее.
Режиссера наконец опустили вниз. Толстяк раскинул руки и заключил его в свои объятия. Режиссер расцеловал приятеля и посмотрел на него испытующе:
– Выпил?
– Да, немного, у Але-деда посидел, шарманку послушал, – смущенно признался толстяк.
– Что же заставило тебя покинуть застолье таким трезвым?
– За тобой приехал. Давай махнем туда, хочешь – и других заберем с собой.
– Не поздновато ли? – Режиссер глянул на часы. – Почти двенадцать.
– Ресторан до утра не закроется! Заберем с собой еще кое-кого! – Толстяку очень хотелось покутить.
– Кого «кое-кого»? – шепотом спросил режиссер Амирана. – Я часа через три освобожусь, не раньше.
– Как знаешь… – передернул плечами толстяк. – Один я не поеду. Обожду. Не пить же одному! – Толстяк загоготал.
В павильоне появилась Нана – в узком платье, чуть короче, чем носила сама, с длинным мундштуком в руках. Она шла слегка покачиваясь на слишком высоких каблуках. При виде Наны у толстяка отвисла челюсть.
– Начнем, батоно Coco? – спросил ассистент режиссера.
– Все готовы?
– Внимание! – скомандовал ассистент. – Начинаем! В павильоне стало тихо-тихо.
– А где Гайоз? – заволновался режиссер.
– Я здесь, батоно Coco! – отозвался красивый молодой человек.
– Диалог помните? Не могли забыть, столько раз снимали.
– Без репетиции будем снимать? – спросила Нана, «входя» в «роскошно обставленную» комнату.
– Прорепетируем, – ответил режиссер и, повернувшись к толстяку, почтительно попросил: – Прошу вас, посидите пока, батоно Амиран.
Толстяк кое-как примостился на низеньком стульчике под краном.
– Нет, нет, там неудобно, вот кресло.
– Ничего, ничего!
Толстяк все же встал кряхтя и пересел в кресло. Гайоз «вошел» в комнату и поздоровался с Наной за руку.
– Нет, не так! – остановил его режиссер. – Уже забыл? В соседней комнате справляют день рождения, и вы с Наной уже встретились там друг с другом. Потом Нана ушла в эту комнату, а ты последовал за ней… Вспомнил?
– Я помню, просто не виделся с Наной и поздоровался.
– А Гайоз стал еще красивей! – засмеялась Нана.
– Ему положено быть красивым! Внимание, начинаем!
Ассистент режиссера подошел к актерам и прочел им текст, обращаясь поочередно то к одному, то к другому, напоминая, кому что́ следует говорить: «Почему ты скрылась?» – «Не знаю. Голова разболелась». – «А может, их появление тебя расстроило?» – «Нет, мне безразлично». – «А мне – нет». – «Зря, я ведь ясно сказала…» – «Молчи, Нана, умоляю!» – «Не трогай меня, слышишь!»
Ассистент вернулся на свое место. Нана стала у окна и задымила сигаретой. Открылась дверь, и в комнату тихо вошел Гайоз, подкрался к Нане сзади и… закрыл ей глаза руками.
