Текст книги "Гномики в табачном дыму"

Автор книги: Тамаз Годердзишвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

ДОРОГА

Северные отроги Кавказского хребта, неприметно понижаясь, переходят сначала в холмы, а затем в необозримую равнину.

Плодородная земля хорошо родит кукурузу, подсолнух, и с вершины горы равнина представляется желто-зеленым ковром. На четком геометрическом узоре ковра выделяются темные изгибы дороги. Дорога местами скрывается в высоких зарослях кукурузы, и только по клубам пыли, взбиваемой машинами, догадываешься, где она.

Но сегодня машине не взбить пыли – нескончаемо льет дождь, дорогу развезло.

Дождь почти не утихает, и работа у нас идет плохо, урывками. Поэтому не упускаем ни одного часа; чуть прояснится, сразу отправляемся в маршрут. Иногда и с дождем не считаемся, но это – иногда.

Сегодня у нас короткий маршрут, и едва дождь унялся, из комнаты на веранду вышел начальник нашей экспедиции Георгий.

– Попробуем осмотреть обнажения, пока снова не зарядил…

Мы извелись от безделья и согласно киваем, не давая ему договорить. Георгий обращает взгляд на Гогию.

Гогия – водитель нашего газика. В институт он перешел из городского треста по уборке улиц, где работал на мусороуборочной машине, и за ним сразу закрепилась кличка «мусорщик». Нрав у Гогии сварливый, бранчливый, а главное, старается Гогия ездить по асфальтовым дорогам, и геологи невзлюбили его. Без ругани и пререканий он не съезжал с шоссе, не сворачивал на проселок, а работа геологов не проходит, как известно, возле шоссейных дорог.

– Вам-то что, плевать на машину! Посидели бы на моем месте – знали бы! Машину беречь надо! Погромыхает по ухабам, погромыхает и станет.

Не помогали никакие доводы и уговоры. Не желал Гогия ездить по бездорожью. Вот почему ни одна экспедиция не радовалась приезду Гогии, хотя туго приходится геологам без машины.

– Не возьмет машина подъема! – уверял Гогия всякий раз, когда машине предстояло ехать в гору. – Слезайте и топайте пешком, ничего с вами не случится.

– Да ты что! Подъем на километр тянется, а мы с ног валимся от усталости, – возражали ему.

– Сказал – не осилит! Что я, хуже тебя свою машину знаю! Меня машина кормит, машина! Десять раз полезет вверх, и готово – заглох мотор. Гни потом спину, ковыряйся в нем! – повторял Гогия раз и навсегда затверженные слова.

Спорили с Гогией, убеждали, осуждали, но он упорствовал и пронять его ничем не могли. Но однажды, после очередного пререкания, Зураб подмигнул мне и выразительно произнес:

– «Чем я хуже этого гнилушки Гогии!..» [14]14
  Эти слова с презрением произносит об односельчанине героиня повести И. Чавчавадзе (1837—1907) «Отараант-вдова».


[Закрыть] – И слово «гнилушка» прозвучало подчеркнуто пренебрежительно.

– Какого гнилушки Гогии? – спросил я лицемерно-наивно.

– Не помните этих слов из «Отараант-вдовы»?!

– Помним, как не помнить, – подхватил Георгий. – И мы заучивали в школе это место.

– А еще что заучивали? – будто бы не поняв намека, желчно спросил Гогия.

– «Сказал – не осилит! Что я, хуже тебя свою машину знаю? Меня машина кормит, машина! Десять раз полезет вверх, и готово – заглох мотор. Гни потом спину, ковыряйся в нем!» – скороговоркой выпалил Зураб.

– Ну, хватит, поговорили. – Гогия побагровел и весь тот день угрюмо молчал.

Вот так случайно обнаружили мы, чем можно было пронять Гогию; сравнение с гнилушкой оказалось обидней всякой брани. И стоило ему с тех пор заспорить, заартачиться, как один из нас тотчас начинал:

– «Чем я хуже этого гнилушки Гогии!..» Илья Чавчавадзе. «Отараант-вдова».

На этого-то самого Гогию выжидательно уставился Георгий. Гогия, бурча что-то, нехотя поплелся к машине.

Мы с Зурабом натягиваем сапоги. «Наряжается» и Тина.

– Стоит ли тебе мокнуть? – говорит ей Зураб.

– Ничего, поеду.

– Оставайся тут, без тебя обойдемся, – решает Георгий, а его слово последнее, обсуждению не подлежит.

Мы склоняемся над раскрытой картой.

– Переедем через эту речку, – Георгий показывает ее на карте. – А там рукой подать до обнажений.

Задача ясна. Гогия сигналит – ждут вас, дескать.

Георгий садится рядом с Гогией, мы с Зурабом сзади.

– Ничего для вас нет, ни дождя, ни слякоти, – брюзжит Гогия.

За окошком скучная картина бездарного художника: серое небо без просвета, зеленая земля без единого цветка и темные извивы убегающей из-под колес слякотной дороги.

– Сверни налево, – велит Георгий, выверяя по карте направление.

– Не проедем, что-то не вижу колеи, – нервничает Гогия.

– Зато после нас другие увидят, – успокаивает его Георгий.

– Слова вам не скажи! – вскипает Гогия.

– Почему?! Говори сколько хочешь… – Я примирительно кладу ему руку на плечо.

– Убери руку! – злится он. – Кто по эдакой жиже едет! Еле руль удерживаю, машина не слушается.

– Да, очень скользко, сбрось газ, – говорит Георгий.

Гогия сбросил газ.

Скоро по стеклам зашуршали дождевые капли.

Вдали обозначилась темная полоска реки.

Справа от дороги показалась отара овец. Растревоженная дождем собака трусцой обегала отару. Чабан на коне, потонувший в своей бурке, напоминал всадника без головы. Конь спокойно пощипывал траву.

На шум машины из бурки высунулась голова.

Георгий окликнул чабана и остановил машину.

– Куда направляетесь? – спросил чабан, ответив на наше приветствие.

– К станице Отрадная.

– Не проедете, залило брод.

– А другой дороги нет?

– Есть, через ту гору. – Он указал на единственную гору в окрестностях. – За ней станица Удобная, до нее километров сорок, а там и Отрадная рядом – еще километров семь.

– В три раза удлинять путь?! – возмутился Гогия.

– Ничего не поделаешь, речку не переехать, – убежденно повторил чабан.

– Нет ли где поблизости трактора?

– Трактора тут нет. Езжайте назад, не теряйте времени. И через гору-то, пожалуй, не переедете.

– Почему?

– Грузовики колхозное сено возят, очень глубокая колея, застрянете.

– Вот каркает! – разозлился Гогия.

– Не каркает, а остерегает, – поправил его Зураб.

– Давайте сначала брод проверим.

– Говорю же – увязнете! – крикнул нам вдогонку чабан, хлестнув коня.

И, пока не скрылся из виду, я смотрел, как он гнал своего жеребца по мокрой траве. Верная собака вприпрыжку бежала за хозяином; потом, словно устыдившись своего легкомыслия, вернулась охранять отару. Тучные овцы, пощипывая траву, брели за черным бараном; куда шел вожак, туда двигались все – и овцы, и собака, и чабан.

Гогия резко затормозил. Георгий боднул головой ветровое стекло.

– Дальше ехать опасно, точно увязнем, – объяснил Гогия.

Георгий не успел раскричаться – мы почувствовали, машину затягивает в топь.

Гогия включил оба моста. Газик взревел, словно ехал со скоростью двести километров, хотя в действительности еле отползал назад. Впереди осталась глубокая колея. Машина выбралась наконец на твердую почву и, облегченно фыркнув, развернулась.

– На большой скорости можно проскочить! – уверенно сказал Георгий, потирая ушибленный лоб.

– Нет, – отрезал Гогия.

Георгий молча двигался к речке.

Метров десять он шел довольно легко, но до середины речки было еще далеко.

– Проедем, проедем! – крикнул он нам. – Под ногами твердо.

– Ну скажите, есть у него голова?! – вскричал Гогия. – Сам по колено в грязи, а кричит – проедем!

– Не было бы головы, не поставили бы начальником. – Зураб ухмыльнулся, глянув на меня.

– Ладно, не доводи! – зарычал на него Гогия.

Георгий обтер сапоги травой, сел на свое место и упрямо повторил:

– Проедем. На большой скорости проедем.

– Проедем, как же! – Гогия пренебрежительно махнул рукой и направил машину в сторону горы.

Миновав кукурузное поле, мы добрались до горы, указанной чабаном.

Дорога тянулась по краю ущелья, да еще с уклоном к обрыву. А тяжелые грузовики действительно изрезали ее.

– Угодим в колею – не вылезем, – со злорадством пообещал Гогия.

– И камня не сыщешь подложить под колеса, – неожиданно поддержал его Зураб.

– Точно. А почему тут нет камня? – полюбопытствовал Гогия.

– Слой почвы мощный – вот почему.

На поворотах машина скользила по размокшей глине, норовя скатиться в ущелье. Требовались твердая рука и зоркий глаз, чтобы не сорваться вниз или не съехать в колею.

До перевала оставался один поворот, подъем был уже позади, но тут, почти у вершины, дорога резко сузилась. Гогии пришлось замедлить ход. Колеса забуксовали, машина медленно сползала к обрыву…

Гогия выключил двигатель. Георгий открыл дверцу и онемел: машина стояла у самого края дороги – ступить было некуда. Выбрались через дверцу Гогии.

– Придется вам подналечь с той стороны, – Гогия указал на обрыв.

Зураб сделал несколько шагов вниз и принялся вырубать молотком ступеньки, чтобы было где стать.

Мы с Георгием последовали его примеру. Потом, упершись ногами в крутой бок обрыва, дружно налегли на машину сзади.

– Попробую включить мотор, – сказал Гогия, садясь в машину.

Дверцу он оставил открытой, чтобы успеть выпрыгнуть, если машина начнет съезжать в ущелье. А мы? Успели бы мы отскочить от катившейся на нас машины?

Гогия чутко вслушивался в работу двигателя.

– Налегайте! Чего ждете! – заорал он, а может, крик вырвался из наших глоток. И в тот же миг газик рванулся – и все четыре колеса зависли в колее.

Гогия выругался.

– Приехали, – ухмыльнулся Зураб.

– Да, сходили в маршрут, – в тон ему сказал Георгий.

– Струсили мы, – заметил я как бы между прочим. – И машину испугали, от нашего крика подпрыгнула.

– Давайте еще раз заорите, а вдруг да выскочит из колеи! – издеваясь, предложил Гогия.

– Что будем делать? – сказал Зураб, пропуская его слова мимо ушей.

– Давайте закурим. – Георгий бросил на обочину, где зеленела трава, дождевик.

Мы молча присели рядом и стали разминать сигареты грязными пальцами.

– А вы знаете, что чудом уцелели, а?

– Тебе-то ничего, а мы одной ногой в могиле стояли, – буркнул Георгий.

– Вы бы успели отскочить, сорвись машина, а моих костей точно не собрали бы. – Гогия подошел к краю обрыва и заглянул в ущелье. – Камни! Там камни! – завопил он радостно.

Мы вскочили и тоже заглянули в ущелье – на дне белели огромные камни!

– Тащите их сюда, а я подниму машину домкратом! Подложим камни под колеса! Давайте, живее! – скомандовал Гогия, доставая инструменты.

Зураб лучший скалолаз среди нас, и я не удивился, что он первым спустился в ущелье. Георгий передернул плечами и требовательно посмотрел на меня. Я спокойно выдержал его взгляд и уступил ему дорогу.

Мокрая глина тяжелыми комьями налипала на сапоги, норовя стянуть их с ног.

– Сначала несите плоские камни – под домкрат, а то он проваливается в грязь, – распорядился сверху Гогия.

– А чуть округлые или шестигранные вас не устроят? – съязвил Георгий.

– Ах, как нам смешно! Ха-ха-ха! – отреагировал Гогия и сплюнул в ущелье.

Мы с Зурабом рассмеялись, Георгий насупился.

На дне ущелья обнаружили всего пять камней. Зураб взял под мышки два самых больших.

Георгий выжидал. Я схватил два других. И тогда Георгий подобрал оставшийся – самый маленький – и стал карабкаться вверх.

– Георгий, подержи-ка минуту этот камень, – попросил его Зураб.

И, когда Георгий перекатил здоровенный кругляк себе под мышку, Зураб обернулся ко мне:

– Давай помогу.

Георгий посмотрел на нас в ярости, но промолчал.

Измучились, пока выбрались на дорогу. Мы с Зурабом поочередно несли по два камня и не думая помогать Георгию.

– Это что же такое, начальник! Ты два тащишь, а они по одному?! – съехидничал явно довольный Гогия.

Он установил домкрат, сунув под него свой ватник, весь заляпанный грязью.

Гогия подложил камни под колеса с той стороны машины, которая была приподнята, и опустил домкрат. Вытащив телогрейку, пошел поднимать другую сторону машины. Зураб помогал ему.

– Вас послушаешь, и не в такую беду угодишь! Говорил же вам, не надо сюда ехать, – начал Гогия. – Что, я хуже вас знаю, где пройдет моя машина!

Мы с Зурабом молча помогали ему. Когда Гогия стал опускать домкрат, машина всей тяжестью плюхнулась на камни, но тут же соскользнула с них и снова угодила в колею.

Взялись за дело сначала. Опять подложили камни под колеса. Наступила опасная минута опускать домкрат.

Гогия медленно вращал рукоятку домкрата. Колеса уперлись в камни. Он подобрал с земли инструменты, переложил их на траву и пересчитал.

– Как включу зажигание и подам знак – подналягте спереди.

Мы с Зурабом стали у фар, на Георгия и не взглянули. Он сосредоточенно дымил сигаретой.

Едва Гогия включил передачу, машина дрогнула, словно взбрыкнула, и вышвырнула из-под себя камни.

– Какого черта дуришь? Чтоб тебе!.. – взревел Гогия.

– Успокойся, Гогия, сейчас и Георгий поможет, справимся общими силами.

Георгий только косо поглядел на нас.

– Чего смотришь, чего! – взорвался Зураб. – Может, всерьез воображаешь себя начальником! Вставай, изволь помочь. Или вымараться боишься?!

– Когда я камни тащил…

– При чем тут камни?! – Я, конечно, понимал, не спустит он нам того, что заставили его тащить два камня. – Ты и в институте был таким! Всегда норовил пристроиться в месткоме или где-нибудь на руководящей работе.

– Я?! – изумился Георгий, да так искренне, что я чуть не усомнился в своих словах.

– Да, ты! Будто не знаешь! Пять лет вместе проучились, знаем, кто чего стоит, кто на что способен. И кто назначил тебя руководить экспедицией, тоже не секрет. Помолчим лучше об этом…

– Вы просто завидуете мне. Всегда завидовали. И почему знаю.

Спокойный тон Георгия взбесил нас. Зураб побагровел.

– Почему? – спросили мы одновременно.

– Потому что директор мне дал разрабатывать тему…

Мы расхохотались. Так хохочут только от злости.

– И потому еще… – Георгий нарочно тянул, – потому еще, что Тинико выбрала мою экспедицию.

– Еще раз упомянешь имя Тинико, и клянусь… – Я задыхался от ярости.

– Говоря об экспедиции, тебе следует употреблять слово «наша», а не «моя», – наставительно указал Зураб.

Я всегда поражался его прямоте и точности.

– Это все равно.

– Ошибаешься, – возразил Зураб.

– Двиньте-ка друг друга! Чего там! – развеселился Гогия. Подождав, он спокойно предложил: – Давайте все вместе наляжем спереди.

Машина уже стояла на камнях. Гогия осторожно влез в машину. Мы были так обозлены и возбуждены, что одним усилием вытолкнули машину из колеи.

Гогия утер взмокший лоб.

– А теперь – закурим.

Мы дружно задымили.

– А теперь – едем, – сказал опять-таки Гогия и запел, усевшись за руль.

Километров через сорок мы оказались на заречной стороне, у того самого места, где заилило брод. Проехали так близко, что увидели на другом берегу след нашей машины.

– Из-за этих двадцати метров пятьдесят километров промучились, – зло бросил Гогия и снова запел.

Я заметил: когда мы ссорились или были расстроены чем-нибудь, он начинал петь. Миновав станицу Удобная, увидели указатель-стрелу: «Станица Отрадная 10 км».

Дорога лежала через кукурузное поле. По обеим сторонам работали колхозники, не поднимая головы на шум машины. Комбайн срезал кукурузные стебли. Там и сям возвышались силосные башни, похожие на высокие сванские дома-мачуби.

Дорога заметно сузилась, и людям приходилось отступать в заросли кукурузы, чтобы не угодить под колеса Но дорога была прямой, и Гогия гнал машину вовсю. Далеко впереди появилась движущаяся точка. Точка быстро увеличивалась, и вскоре мы различили двуколку, которую мчал гнедой конь. В двуколке находились женщина и мужчина, исступленно хлеставший коня. Отчетливо долетали его нетерпеливые окрики.

Мужчина и не думал уступать дорогу. Гогия резко затормозил. Конь вздыбился, едва не перевернув двуколку.

– Видишь, машина идет, не можешь съехать на обочину?! – налетел Гогия на возницу.

Тот стремительно соскочил на землю и подбежал к нам. Грудь и колени его были в крови.

– Жена помирает! Конь выдохся! Будь другом, довези ее до больницы! – он обращался к Гогии.

– До Удобной рукой подать..

– В Удобной хирургического отделения нет; и в Отрадной нет. В Шедок надо везти. Прошу, очень прошу, а то поздно будет.

Гогия вопрошающе посмотрел на Георгия, выскочил из машины и вместе с незнакомцем кинулся к двуколке. Георгий побежал за ними.

Пока они переносили женщину, Зураб развернул машину, потом снял с себя плащ, шерстяной свитер и постелил. Я тоже снял плащ и, свернув, подложил ей под голову. Подняли брезентовый верх.

Белая повязка на голове женщины пропиталась кровью, а кровь все сочилась.

Мужчина ошалело бегал взад-вперед и, глотая слова, все просил и объяснял:

– Прошу вас, как братьев прошу: отвезите ее в Шедок. Я не могу ехать. Комбайн не могу оставить – на три дня послан в этот колхоз. Из-за дождя кукурузу еще не убрали. Надо кончить сегодня и назад воротиться. Я позже приеду в Шедок.

– Что с ней? – спросил Зураб, устраивая женщине изголовье.

– С силосной башни упала, головой прямо о камень.

– О камень? Здесь – камень?

– Да, надо же было – о камень! Прошу вас, не мешкайте. А дорогу знаете? Вон там – брод…

– Брод? – Гогия насторожился.

– Сразу за деревней речка, и недалеко бро… – Человек осекся, хлопнул себя по лбу. – Нет, там не переедете. Дня два назад грузовики увязли, придется объехать… Очень прошу… Придется объехать!

Машина тронулась. Мужчина бежал за нами, давая последние указания.

Женщина стонала и металась.

Георгий раскрыл карту.

– Если переедем через реку…

– Не переедем! – отрезал Гогия.

– Если переедем через реку, то снова придется въезжать на ту гору, зато меньше ехать – километров двадцать, а если в объезд – все восемьдесят, – высказался Георгий.

Машину сильно потряхивало. Нам это было нипочем, но обессиленная женщина не могла удержать голову. Зураб положил голову женщины себе на колени и обхватил ее за плечи. Она вырывалась, стонала, просила воды.

– Не проедем восемьдесят километров, истечет кровью.

Я положил руку на окровавленный лоб женщины. Она пылала. Остановил машину у родника и, смочив платок, вытер ей лоб.

– Почему бросил меня?! Бессовестный! – кричала женщина в бреду, разрывая одежду на груди, и снова просила воды.

– Нельзя пить, нельзя! – успокаивал ее Зураб, но женщина не слышала его и все кричала:

– Уходи, обманщик, убирайся! Пить!

Проехали станицу Удобную, вдали заблестела речка. У брода Гогия нажал на акселератор, и машина врезалась в топь. Округлив глаза, Гогия напряженно смотрел вперед. Машина медленно теряла скорость, но противоположный берег становился все ближе. И тут машина наскочила на здоровенный валун под водой и круто развернулась. Гогия крутанул баранку, скорость упала, и колеса забуксовали. Георгий спрыгнул в воду, я тоже.

Гогия включил задний ход; он действовал быстро, умело, точно. Не выпуская баранки, одной ногой упираясь в дно, он вместе с нами подталкивал машину. Нечеловеческим напряжением сил достигли наконец берега. Гогия остановил газик, утер с лица пот. Мы скинули сапоги, вылили из них воду, отжали носки.

Женщина притихла, бессильно припав к груди Зураба, сознание не возвращалось к ней.

– А вдруг умрет, а? – испугался Гогия и тронул машину.

– Быстрей, Гогия, быстрей! Довезем живой, не бойся! – ободрял я Гогию.

Стремительно пронеслись мы через кукурузное поле и въехали на злополучную гору. Машина уверенно ползла вверх. Главное было теперь – не потерять скорость и не угодить в колею от грузовиков. У последнего поворота мы с Георгием стали у края обрыва, подстраховывая машину.

– Давай, родная, не подведи, видишь, какое дело, не позорь перед людьми, давай, давай! – вслух уговаривал Гогия свою машину, не обращая на нас внимания.

Когда мы выбрались наконец на ровную дорогу, до Шедока оставалось всего километров десять.

Гогия сбавил скорость, отер пот и сказал довольный:

– Хорошая машина. У хорошего водителя всюду пройдет.

Женщина снова застонала и заметалась. Ее стала бить дрожь.

– Потерпи, вот-вот доедем, потерпи! – кричал измаранный кровью Зураб, всеми силами пытаясь удержать женщину, но та рвалась из рук и кричала:

– Пусти! Пусти!

Шедок – райцентр. У въезда в город арка, а на ней крупными белыми буквами: «Приветствуем образцового водителя!» Дорога за аркой до того разъезжена и разбита, что водитель поистине должен быть образцовым. Машину швыряло из стороны в сторону.

Первый же встречный указал нам дорогу к больнице. На одном повороте газик странно подскочил. «Не хватало, чтобы шина лопнула!» – подумал я и тут же услышал предательский взрыв.

Мы осторожно вынесли женщину из машины, уложили на плащ, потом на брезентовку – вместо носилок – и понесли к больнице. Зураб шел впереди, мы с Георгием сзади. Гогия снял тяжелое запасное колесо, но не удержал его – сказалась усталость. Колесо волчком завертелось на земле. Мы бежали. Женщина громко кричала.

– Шагайте в ногу, шагайте в ногу, – твердил Зураб.

Какой-то мальчик увязался за нами и указывал дорогу.

– Если бы мы и работали так в лад… – сказал Георгий и осекся, сообразив нелепость своих слов.

В больнице женщину положили на каталку и тут же увезли в операционную. Появилась дежурная сестра и стала расспрашивать нас, заполняя больничную карту.

– Фамилия.

– Мшвеладзе, – ответил Георгий.

– Фамилия больной, – улыбнулась медсестра.

– Не знаю.

– Имя?

– Не знаем, – вмешался Зураб.

– Откуда она? Из какой станицы?

– Не знаем, – ответил я.

– Так что же записывать? – развела руками медсестра.

– Завтра приедет ее муж, если успеет собрать урожай, – объяснил Зураб.

Сестра включила свет, и стало видно, что все мы в крови, особенно Зураб. Никогда раньше на мне не было чужой крови. В темноте я не замечал ее, теперь испытывал неприятное ощущение. Зураб опустился на скамью. Присел и я. Георгий вышел закурить.

– Как думаешь, выживет? – спросил Зураб. – У нее проломлен череп. Видно с большой высоты упала.

Во двор больницы влетела машина.

– Еще привезли! – встрепенулась медсестра и поспешила к выходу.

– Нет, это наша машина, – успокоил ее Зураб.

Георгий и Гогия вошли вместе и расположились рядом с нами.

Из операционной вышла медсестра, забежала в соседнюю комнату за какими-то ампулами. Потом в операционную занесли кислородную подушку. Мы переглянулись. Не знаю почему, но мне кажется, что кислородную подушку дают умирающим.

– Видно, плохи дела, – предположил Гогия.

Прошло много времени, прежде чем из операционной вышел хирург, совсем молодой парень. Халат на нем был забрызган кровью. Он направился прямо к нам, на ходу снимая маску и вытирая с лица пот.

– Вы ее доставили?

– Выживет? – вопросом же ответил Гогия.

Хирург устало сел в широкое кресло и закинул ногу за ногу. Потом долго-долго тер левой рукой лицо.

– Очень упрямая женщина, – сказал он наконец. Руки у него дрожали.

– Крепкая женщина, – возразил Гогия.

– Очень упрямая женщина, – повторил хирург и посмотрел на свои дрожащие руки.

– Мы можем уйти? – спросил Георгий.

– Молодцы, ребята, привезли бы чуть позже, плохо бы кончилось, – сказал хирург.

Мы поблагодарили его, попрощались и вышли из приемного покоя.

Еле отыскали дорогу к нашей станице. Свет фар прорезал тьму, освещая нам слякотный путь, и терялся в пространстве. Упершись локтями в колени, я попробовал расслабиться. От усталости перед глазами плясали красные точки. От голода сводило живот.

– Давай жми быстрей! – взмолился Георгий и обернулся ко мне. – Дома, наверное, вкусный обед ждет.

– Если застанем Тинико живой, – добавил Зураб.

– С ума, верно, сходит, бедняжка! – заметил Георгий.

Когда показался наш дом, Гогия посигналил. На веранду выскочила Тинико. Сынишка хозяйки тоже узнал звук нашей машины и открыл ворота.

Мы еле вышли из машины. Все четверо падали с ног. Зураб обхватил Гогию за плечи, и они, шатаясь, поднялись по лестнице. Никогда еще не возвращались мы из маршрута так тихо. Тинико, заметив кровь на наших одеждах, кинулась к Зурабу.

– Ой, Зурико, что с тобой, родной? Что случилось?

– Не бойся, ничего не случилось! Ничего! – успокоил ее Зураб.

Тинико так обнимала Зураба, словно они были одни в комнате. Зураб самый прямой и самый смелый среди нас, я понимаю ее, но сейчас было не время… Я повалился на спальный мешок и закрыл глаза.

– Вставай, друг! – толкнул меня Гогия.

Утро было серое, тучи привычно скрывали солнце. Нудно моросило. Ветер то в одну сторону гнал легкие белесые дождинки, то в другую.

Георгий был уже выбрит и разглядывал раскрытую на столе карту. Зураб что-то напевал про себя – случай неслыханный. Я протер глаза и стал делать зарядку.

– Сегодня обязательно надо осмотреть обнажения, – сказал Георгий.

– Пока не зарядил дождь! – добавил Зураб.

– Я сегодня не смогу ехать с вами, предстоит большая стирка, – Тинико побросала нашу одежду в широкое корыто.

– В маршрут мы с Георгием пойдем. Вполне справимся вдвоем, – решил я.

Зураб улыбнулся. Тинико залилась краской и вышла из комнаты.

Зураб проводил нас.

– Что делать, раз не хотите брать меня с собой! – сказал он и напомнил: – На обратном пути навестите жену комбайнера.

– Таскай для Тинико воду! – приказал Георгий, хлопнув его по плечу.

Машина осторожно выехала со двора и понеслась по дороге. Гогия все прибавлял скорость. По крыше опять зашуршал дождь.

– Сверни к реке, быстрей доберемся, – посоветовал Георгий.

– Так и знал, что скажешь это! Что я, хуже тебя знаю свое дело! Не проедет через брод!

– А как же вчера проехала?

– Вчера другое дело! Вчера… – Гогия хотел сказать что-то еще, но Георгий прервал его:

– «Что я, хуже этого гнилушки Гогии?!» «Отараант-вдова», Илья Чавчавадзе.

Но слово «гнилушка» не прозвучало по-старому, и я понял: утратило оно свою силу. Наверное, и Гогия почувствовал это; с усмешкой взглянул на Георгия, потрепал его по плечу и сказал:

– Шутим, начальник?

И мы, все трое, дружно захохотали. Потом Гогия затянул песню.

За окном машины тоскливая картина бездарного художника: серое небо без просвета, зеленая земля без единого цветка и темные извивы слякотной дороги, бесконечно тянущейся перед нами.

1965