355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тамара Воронина » Надежда мира (СИ) » Текст книги (страница 26)
Надежда мира (СИ)
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 00:14

Текст книги "Надежда мира (СИ)"


Автор книги: Тамара Воронина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

ДЖЕН САНДИНИЯ

Женю немножко трясло. Странно, никогда она не нервничала перед экзаменами. Твердо знала, что сдаст, а в самом худшем случае пересдаст. Читала у них философию одна карга, не старая, но стареющая и потому ненавидевшая молодых и красивых студенток лютой ненавистью, поэтому девчонки, что посимпатичнее, перед ее лекциями живенько смывали косметику, надевали бабушкины очки и туго-туго стягивали волосы, и все равно это не избавляло от язвительных и оскорбительных реплик, не сданных коллоквиумов и проваленных зачетов. Женя даже не старалась выглядеть похуже, это было труднейшее время, и она не следила за собой больше соблюдения элементарных гигиенических правил, на каргу ей было плевать, предмет она знала, потому когда карга с упоением взялась ее заваливать, Женя спокойно объяснила, что пару ей ставить, разумеется, можно, но прямо отсюда она пойдет в деканат и потребует пересдачи экзамена целой комиссии: философия, чай, не японский и даже не итальянский, преподавателей хватает, и раз уж уважаемая доцентиха не может беспристрастно оценить Женины знания, так пусть это делает комиссия. Удивительно, но из аудитории она тогда вышла даже не с тройкой, а с четверкой.

А тут – тряслась, хотя пересдача не была ограничена по времени. Правда, возвращаться раньше чем через полгода считалось дурным тоном, но что такое полгода в жизни менестреля? И даже если порассуждать логически, бояться нечего: если Риэль считал, что она уже способна выдержать испытание, значит, способна. Но коленки дрожали еще сильнее, чем пальцы, и холера Тарвик предлагал влить в нее полфляжки водки для поддержания боевого духа или хотя бы доведения до стадии «а нам все равно». Риэль ласково гладил ее по щеке, но и это не помогало. Скорее всего, где-то здесь, точнее, там, в зале, ошивается и Райв, совершенно точно там Симур и Гартус, а этот козел уж непременно постарается ее морально уничтожить. Только вот Гартуса она не боялась. Мандраж был общего плана.

Мимо прошествовал глава Гильдии. Интересно, когда он сам пел в последний раз и пел ли вообще? На Гатае чиновники, конечно, не были так далеки от знания исполняемых дел, дорожника не ставили командовать лекарями, так что предмет они знали. Даже если глава Гильдии и прочие члены приемной комиссии сами не выступали, то уж оценить выступление могли весьма профессионально.

Почему-то собралось много публики. Риэль пожимал плечами: я вообще один перед Гильдией пел, случалось участвовать в мероприятии в качестве экзаменатора, это естественно, но если в Гильдию хочет вступить ученик, обязательно собирают наиболее известных менестрелей, кто есть в городе, а Симура Риэль и вовсе заранее предупредил. Обольщаться не надо, как бы хорошо ни относился к ней патриарх, судья он крайне строгий. Почему публика? А почему бы и не быть публике: поглазеть на знаменитостей, послушать новичков. Не так уж часто сразу несколько новичков держат экзамен.

Женя должна была исполнить три песни: две по ее выбору, одну – по выбору Гильдии, и там вполне могут послушаться и вредину Гартуса, и тогда Женя запросто может провалиться, да только дураков в Гильдии нет, услышав голос Жени и манеру исполнения, они прекрасно поймут, на что она способна. Ну и провалишься – тоже не смертельно, еще годик в ученицах походишь, иные по пять лет ходят, а в Гильдию вступить так и не могут, но ничего, живут и даже преуспевают. Сравнительно. Только куда больше шансов на то, что у Жени все получится, потому что главное – голосом она владеет, аккомпанировать себе может вполне прилично, репертуар имеет, и, надо признать, неплохой.

Тарвик вынырнул из толпы и принялся прилаживать ей к платью… Черт его подери, где он добыл осеннюю смерть?

Старик с небывало звучным голосом, явно бывший менестрель, призвал всех войти в зал. Все и вошли. Абитуриентов согнали в один угол, учителей – в другой. Слушатели стояли вдоль стен, подпирали колонны или сидели на широких подоконниках, приемная комиссия восседала на неудобных стульях с высокими спинками. Испытание началось.

Первый, совсем юный парнишка, обладал голосом ангела – чистым и высоким-высоким, словно был или ребенком, или кастратом. Витас бы обрыдался от зависти. Мальчик спел две нежнейшие баллады, по требованию комиссии спел третью – вполне ему по голосу подходящую. Комиссия посовещалась, покивала и решила, что юноша достоин быть членом Гильдии. Женю вызвали второй. Мандраж мгновенно прошел. Какой там мы имидж выбрали? Милая естественность. Женя не без изящества опустилась на стул, расправила платье, поставила ногу на подставочку, продемонстрировав ничуть не больше, чем стройную лодыжку, и запела «Не пробуждай воспоминаний» в переводе и обработке Риэля – романс, превращенный в балладу и пользующийся популярностью у слушателей. Второй была песня, сочиненная Риэлем специально для нее, а уж как он умел писать музыку, учитывая все особенности чужого голоса, было загадкой даже для Симура. Патриарх сидел на стуле, как на троне, и одобрительно улыбался. Гартус морщился. Точно затребует чего-нибудь неисполнимого… Но его опередил Симур, предложив свое «Темнолесье» – самую популярную балладу последних тридцати лет. Спасибо, подумала Женя, конечно, не мне петь твою лучшую балладу, ну добавим задушевности и рвущей душу страстности русского романса.

Экзаменаторы от восторга не рыдали, но, посовещавшись, решили, что и Женя Кови достойна вступления в стройные ряды членов Гильдии.

Честно говоря, прочих претендентов Женя не слушала и даже не знала, всех приняли или кого отфутболили. Симура она потом, конечно, расцеловала, а в постную рожу Гартуса послала самую очаровательную свою улыбку. Дурак он все-таки. Женя ему ни в каком виде не конкурентка. Ей даже это не очень-то и надо было – вступать в Гильдию. Риэль так решил, и послушная ученица согласилась. Все равно ученичество ее никуда не денется, потому что не собирается она расставаться с учителем. Даже хорошо – два менестреля. Первое отделение для затравки – Женя, второе на сладкое – Риэль. Дуэтом им никогда не петь, потому что Женин голосишко – всего лишь фон для его тенора. Девочка на подпевках, и вовсе не стыдно.

Праздновать событие они завалились в ресторан, забыв пригласить Гартуса. Зато как-то незаметно за их столом оказался Райв, что ничуточки менестрелей не удивило: у каждой девушки должен быть кавалер. Ясное дело, Риэль им быть не может, подозревали Тарвика, да вот, оказывается этот – явно из танов, да при хороших деньгах – а это еще лучше. Тарвик так же незаметно переместился на другое место, а Райв оказался рядом с Женей. Вот неплохо: слева Риэль, справа Райв, напротив – Симур и Тарвик, а кроме – менестрели, веселые и пьяные, любящие пить на халяву, но удивительным образом не было тех, кого Риэль не любил очень уж заметно.

– Ты много пьешь, – шепнул Риэль. «На себя посмотри», – хихикнула Женя. Пьяно хихикнула. Это заметил Райв и просто увел ее. Взял за руку и повел проветриться, Женя едва успела рукой помахать. Вслед полетели весьма скабрезные советы, да Женя не умела обижаться на эту компанию.

– Поздравляю. Я понимаю, что это была не твоя цель, а Риэля, и все же поздравляю. Кого попало они не принимают.

Женя потерлась щекой о его бархатную куртку.

– Не цель. Просто он считает, что так мне будет проще. Это сродни паспорту.

– Чему? – не понял Райв и тут же забыл об этом, потому что Жене захотелось его поцеловать. Регистрация в Гильдии менестрелей Комрайна. Татуировка на внутренней стороне запястья. Биометрический паспорт по местным понятиям.

Обстановка в Комрайне была куда более сложной и напряженной, чем даже год назад. И на дорогах пошаливали больше, и, следовательно, стражи на дорогах было больше. Татуировка – именно для стражи, потому что разбойников куда больше волнует кошелек. По пути сюда они дважды напарывались на мелкие группки маргиналов, так первую раскидал Тарвик (не без скромной помощи Жени), а второй они безропотно отдали большую часть наличных денег и были отпущены с миром. Как оно обычно и случалось.

– Тебе тоже полторы тысячи лет? – спросила Женя, утыкаясь лицом в вишневый бархат. До чего ткань роскошная. Хочу такое платье. Только не вишневое, а, скажем, зеленое… И зачем? Ткань плотная, сверток большой, а таскать на себе… Обойдемся. Райву только волю дай – обвешает ее украшениями и скупит все дамские лавки столицы и ее окрестностей. У него, наверное, тоже есть копировально-денежный станок.

– Помню, что я старше Кастина, но на сколько, забыл уже, – признался Райв. Ну что такое плюс-минус десять лет в их возрасте. – Тебя это пугает?

– Не-а. Я все равно не представляю. Я умру морщинистой и беззубой старухой, а ты будешь такой же.

Райв подавил вздох. Дурак. Чего заранее-то переживать? Пока у нее все зубы на месте, морщинками и не пахнет, даром что возраст называется «под сорок», она стройна, хороша и обаятельна, и великий маг и бунтарь влюблен в нее по самые уши. И это так очевидно, что попросту невозможно не ответить взаимностью. Самый лучший вариант – встречаться вот так, полуслучайно, проводить вместе несколько дней или несколько недель, не заморачиваясь разными взглядами и разным образом жизни, и расставаться до следующего странного свидания. А что особенно приятно – и Райв так думает. Наверное, будь Женя все время под рукой, либо надоела бы (или он ей), либо ругались бы по всяким политическим вопросам, либо просто чувства перешли в привычку… Нет, даже этим хороша Гатая. И ведь какой мужик: стоит себе спокойно, не хватает за грудь и не тянет в постель, потому что ей действительно надо проветриться… Выпито было много, а если учесть, что вино наложилось на предэкзаменационный мандраж, то Женя Кови в данный момент являла собой идеальный образец пьяной бабы.

– Чему ты смеешься? – едва касаясь губами ее волос, спросил Райв. – Лучше скажи, ты меня хоть немного любишь?

– Обязательно. И даже, пожалуй, не немного.

– А почему не спрашиваешь, люблю ли я тебя?

– Сам скажи.

– Очень. Если бы ты знала, как я рад, что ты не захотела возвращаться домой… Я понимаю, что из-за Риэля, а не из-за меня…

– Из-за тебя тоже. Немножко. Или не немножко. Не заморачивайся. Могу тебе одно сказать, только не зазнавайся: на Гатае у меня не было никого, кроме тебя.

– Почему это не зазнавайся? Буду! Это лестно. Разве не ухаживали?

– Ухаживали. И вообще… О господи, нет, только не это!

Женя еще договорить не успела, когда Райв уже развернулся и выхватил меч. Даже не выхватил – меч словно материализовался в его руке из ничего. И растерялся, потому что не было позади сотни разбойников или десятка до зубов вооруженных стражников. Только тан Хайлан собственной персоной. Не то чтобы испуганный, но напряженный. Тут же понабежали его одинаково одетые, но замерли в отдалении, потому что Райв всего лишь улыбнулся. Жене бы он так улыбался – сбежала бы не то что из Комрайна, с Гатаи, и не обязательно на Землю, а вообще куда глаза глядят.

– Женя? – неуверенно спросил риэлев обожатель. – Ты ведь Женя, подруга Риэля? Останови этого воина, пожалуйста.

– Он досаждает тебе? – поинтересовался Райв. Хорошим тоном, выразительным таким. Наверное, даже бесстрашному тану Хайлану стало не по себе. Женя склонила голову.

– Тан Хайлан, вы опять за тем же?

Он подумал немного, косясь на обнаженный меч, и кивнул.

– Да, девушка. Ты готова натравить на меня своего поклонника?

– Выбирай выражения, – тускло произнес Райв. Может, и правда, натравить, а потом придумать для Риэля тысячу и одну уважительную причину? Нет. Нельзя. Это будет не его победа, и он начнет рвать себе душу потому, что не сам справился, а что помогла ему даже не Женя, а Райв, ведь симпатия между мужчинами так и не появилась. Может, самой его прирезать и убедить Риэля, что совершила это в состоянии аффекта… и спьяну. Не поверит ведь. И ты сама – не сможешь, особенно после того как назойливый тан не побоялся ради Риэля пойти против всемогущей Гильдии магов. Женя положила руку поверх руки Райва на рукояти меча.

–Я не знаю, как обращаться к вам, воин, – слегка поклонился Хайлан. Женя с трудом не разинула рот, услышав ответное: «А-тан Райв». Родственник короля? Брат? Старший брат Кастина? – Вы позволите мне поговорить с Женей, а-тан? Мы знакомы давно, и поверьте, я не причиню ей никакого вреда.

– Хорошо, – равнодушно бросил Райв, возвращая меч в ножны. – Если что, позови, Женя, и я успею нашинковать всю эту свору в мелкий салат.

Он отошел к парапету набережной, облокотился на него и принялся разглядывать темную воду Алькона. Наверняка ведь все слышит со своей магией и, может, даже видит. И пусть.

– Что такое, Женя? Откуда такая враждебность? Ты же знаешь о моем отношении к Риэлю.

– Я знаю, на что вы пошли ради него. А сейчас вы снова хотите сделать ему больно. Как это уживается в вас, тан Хайлан?

– Легко, – очень по-земному ответил он. – А в чем проблема? Ты прекрасно знаешь, что кажущаяся ненависть Риэля не мешает ему получать наслаждение. Разве это не необходимо? Ты нашла себе друга, и я за тебя рад. Неужели и Риэль нашел?

Выдать, что ли, Тарвика за любовника Риэля? Нет, не поверит, он же различает правду и ложь.

– У него сегодня праздник, – прошептала Женя, – его ученица стала полноправным членом Гильдии. Он счастлив. И войдете вы – и отравите ему эту радость. Вы не понимаете, тан, что для Риэля радости плоти куда менее важны, чем душевное равновесие. А вы… да еще здесь, в Комрайне, среди менестрелей… Скотина вы, тан.

Райв сменил позу, и Женя подумала, что этим он показал ей, что все слышит. А может, и нет. Хайлан не обиделся, хотя персоны его ранга не позволяют безродным бродяжкам обзывать себя скотиной… если за бродяжку не готов вступиться некий а-тан. Впрочем, Хайлана вряд ли смущают титулы. Вот меч – очень даже смущает.

Он пожал плечами.

– Хорошо, я приду завтра. Ты даже можешь его предупредить. Или так: я остановился в «Короне», пусть он зайдет сам. Несколько дней – и он свободен. Я ведь все равно найду его, Женя. Я не видел его больше года – это слишком. Он нужен мне.

– Вам нужна его совершенная красота, тан. А на его душу вам наплевать.

– Наплевать, – согласился Хайлан. – А тебе на мою разве не наплевать? Откуда ты знаешь, что я чувствую? Знатный, богатый, обладающий властью и характером, позволяющим мне умело распоряжаться этой властью, имеющий жену, пару любовниц, детей и внуков – я гоняюсь за бродячим менестрелем по всему Комрайну, потому что не могу обходиться без него так долго. Разве ты не сходила с ума от желания? Последние три месяца я решительно неспособен вести дела, я начал поднимать руку на своих женщин, я ору на внуков, и все потому, что давно не наслаждался этой совершенной красотой. Ты не уговоришь меня, Женя. Убить – да, можешь, но уверена ли ты, что Риэль поймет это правильно? Сама решай. Либо твой друг снова обнажает свой меч и решает проблему радикально, либо я вхожу в ресторан, либо ты передаешь Риэлю, где я остановился. Могу пообещать тебе только одно: я не буду его бить. Больше никогда не буду.

Он поклонился, не особенно глубоко, но вежливо, повернулся спиной и пошел к своей карете, не сомневаясь в том, что Женя поступит так, как ему нужно. Она стояла, опустив руки и забыв, почему так горит правое запястье со свежей татуировкой, глядя вслед самоуверенному и точно знающему, что хочет, высокородному господину, считающему, что раз он играет своей любимой игрушкой всего несколько дней в году, то игрушка и потерпеть может. Теплые руки Райва обняли ее.

– Ты слышал.

– Слышал. Ты ведь ему передашь. Хочешь, я? Меня он все равно терпеть не может, да и мне не будет больно говорить ему об этом. Жаль, что я не могу убить эту скотину… то есть я-то могу, но Риэль будет уверен, что меня попросила ты… Дурак он, твой любимый менестрель.

– Я скажу ему… завтра. Пусть сегодня ему будет хорошо.

– Конечно. Вернемся ко всем?

Не мужчина – золото. Умирает от одной только мысли о том, что не в постель придется идти, а в ресторан – пить и веселиться в компании отвязных певунов, но кивни Женя – и пойдет.

– Мне сейчас будет весьма невесело, – отказалась она. – Так что перестань скромничать и сделай то, о чем мечтаешь.

Райв поднял ее на руки, донес до своего рогоносца-жеребца. Ехать пришлось ужасно долго – аж три с половиной минуты, до скромненького такого домика в три этажа – дома на набережной стоили бешеных денег вообще-то, и Райв предоставил им кров – не только Риэлю со свитой, но и Симуру в знак уважения перед его заслугами на музыкально-певческой ниве.

Риэль маялся с похмелья, но не особенно. Тарвик тоже не был румян, а вот Симур еще даже из комнаты не выходил, кряхтел: «Стар я для всего этого», и служанка уже отнесла ему местный набор для борьбы с последствиями серьезной пьянки.

– Что случилось, Женя? – спросил именно Риэль. А Тарвик не спросил, хотя был куда наблюдательнее. Он знал. Видел, наверное, Хайлана. Потому и не интересовался, почему так мрачна Женя. Она набралась решимости… нет, не набралась. Она понимала, что передаст приглашение. Понимала, что сделает Риэлю больно. И понимала, что никто, кроме него, не может решить этой проблемы.

Риэль выслушал, бледнея еще сильнее, хотя вроде и некуда было, кивнул:

– Да. Спасибо, что не вчера. Я…

– Убью я его, – сообщил Тарвик, – и если ты начнешь меня за это ненавидеть, переживу.

– Ты уже обещал убить придурка с жезлом кары, – язвительно напомнила Женя. Тарвик удивился:

– А кто тебе сказал, что я этого не сделал?

– Не надо никого убивать, – ровно проговорил Риэль. – Потому что мне от этого легче не станет. Я пойду. И провожать меня не надо. Я не стану бросаться в реку или вешаться на первом дереве. За все надо платить. Я вернусь. Я всегда вернусь к тебе, Женя.

Он встал и быстро, чтоб не передумать, пошел к двери, как был, в полурасстегнутой серой рубашке, встрепанный, очень похожий на птицу. Тарвик проводил го глазами и осуждающе покачал головой.

– Нет, ну каков болван, а? Искать будешь – не найдешь. Женька, а если Хайлан вдруг помрет естественной смертью? Подавится там чем-нибудь, в сортире поскользнется и свернет себе шею? Риэль это тоже на меня повесит?

– Повесит. Он не настолько наивен, чтоб не понимать, какой ты специалист… В том числе, наверное, и в естественных смертях.

– Обижаешь, – вовсе не обиженно сказал Тарвик. – В этом я, увы, не большой специалист. Я попроще умею, а так, чтоб изощренно – не моя специализация. Не стану я этого делать именно потому, что знаю Риэля. И всю его биографию. И все его мотивы. Жезл кары не располагает к скрытности, так что все я теперь знаю. За что он собрался платить? За то, что хотел спасти своего друга так, что наплевал на собственную честь и гордость?

– Ты мне это говоришь? – горько спросила Женя. – Столько времени уже прошло, я понадеялась, что у Хайлана это прошло…

– Любовь, – философски произнес Тарвик, наливая себе еще стакан опохмеляющего напитка. Женя тоже уже два выпила – вкусное было пойло, похожее на глинтвейн, но без капли спиртного. – А у нашего дурака – комплекс несуществующей вины. У него это давно… То есть о существовании комплекса я знал еще с нашего знакомства, но причины… Женька, как ты умудряешься понимать эти его заморочки?

– Как ты умудряешься не понимать?

Тарвик неприятно усмехнулся, опустил голову и вдруг спросил:

– А этот твой где? Не отправился убивать Хайлана как-нибудь изысканно?

– Он же не дурак. Вик, я и сама б его убила, ей-богу.

– Но с другой стороны, – словно и не слыша ее, продолжил Тарвик, – тело тоже своего требует. Не замечал я что-то, чтоб Риэль заинтересованно поглядывал на мужчин…

– Но он же…

– У меня прошло, – с нескрываемым удовольствием сообщил Тарвик. – Ну то есть совершенно. И это лучшее, что случилось со мной в последние пять лет. А ему поменьше досталось, так что, я думаю, тоже прошло. Ой-ой-ой, только не надо от меня шарахаться, я не буду тебя совращать, потому что… потому что Райв меня быстренько вернет в исходное состояние, и навсегда, потому что никакая магия не пришьет оторванное обратно. О, забыл. Смотри, это тебе принесли подарок. Бери, бери, это от Кастина, его знак. Жень, разве не лестно: сам король помнит о тебе и следит за твоей жизнью? Клянусь, я ему не говорил!

Женя открыла крохотную коробочку. Истинно королевский подарок. Маленький золотой резной шарик, а внутри то, что Женя назвала бы сухими духами. Сохраняет запах почти полгода. Носить можно как кулон на цепочке, или прикалывать к платью специальной булавкой или просто держать в кармане. Легкий аромат будет сопровождать повсюду. Дарили ей уже нечто подобное, только намного проще. На месяц хватало. Тарвик принюхался и одобрительно кивнул:

– Осенняя смерть. Соображает.

– Ты где цветок взял? – вспомнила Женя.

– Купил. А что? Сама ж знаешь, у меня заначки есть. На очень черный день. Жень, ну давай пойдем погуляем, в цирк сходим, в зверинец, ну куда угодно, чтоб ты не зацикливалась на одной мысли. Привет, Райв.

– Привет, Вик. Ушел? М-да… Женя, возьми себя в руки, не расклеивайся. Он в конце концов сам выбрал. И не спорь. Я легкомогу избавить его от этого самонадеянного тана. И Риэль знает, что я могу. И тан останется жив и здоров. Но он же у нас… все, молчу.

И он честно молчал целый час, пока Женя не спросила:

– Ты и правда а-тан? Ты родственник Кастина? Брат?

– Что интересно, старший, – хмыкнул Райв. – Мы не похожи, у нас матери разные, а отец один… По крайней мере, так считалось, хотя ни в моей матери, ни в его быть уверенным было нельзя. Очень большие гулены достались нашему папеньке. Но мы привыкли считать себя братьями. В конце концов это определяется не только кровью. Женя, выбрось из головы. Ты не сумеешь решить его проблемы, потому что решать должен он.

– Если бы он хотел, – выразительно вставил Тарвик, делавший вид, что читает книгу, – он бы давно избавился. Наложил на себя епитимью – и чуть не гордится. Райв, ты ее в случае чего поймать успеешь? Она девушка шустрая и ужасно обижается, если ей начинают сообщать неприятную правду, которую она к тому же и сама знает. Знаешь, Женя, он просто боится забыть о своей вине, забыть о своей боли. Есть такие люди. Нужно ему жить прошлым. И наплевать, что в настоящем все складывается не так уж и плохо, главное, что в его жизни были события, заставлявшие его так страдать. Не скажу, что он своим страданием упивается, зато ему кажется, что, перестав постоянно думать о Матисе да Камите, он непременно предаст их память. Ну зачем он таскает за собой флейту, если практически на ней не играет? Но сидит у костра, гладит футляр и вспоминает, как боялся вытащить кол из тела Камита, как его насиловали, пока тот умирал, как тот кинулся его убивать, думая, что так спасет. Самый глупый поступок, какой можно придумать. Что в итоге вышло? Насилие наш нежный юноша пережил, и уж если бы Камит не наворотил глупостей, то пережил бы еще легче, потому что было бы, к кому прислониться. И ведь что интересно, Риэль винит в этом опять же себя. Две разновидности идиотов: у одних всегда виноват кто-то другой, зато другие, словно в компенсацию, придумывают себе несуществующую вину. Ты меня знаешь, знаешь, что я циник и вообще сволочной мужик, но даже я вижу, что Риэль по благородству души кого хочешь за пояс заткнет. Я серьезно. Чистый, честный и благородный. Как сказочный герой. Ну так какого ж рожна он так увлечен самоистязанием? Только не говори, что иначе он не был бы чистый, честным и благородным. Был бы. И уж прости, он вполне мог бы не пойти к Хайлану.

Совершенно спокойно Женя кивнула.

– И Хайлан подождал бы, пока мы не будем в дороге.

– Хорошо, – устало согласился Тарвик и очень громко захлопнул книгу. – Хайлан – самоуверенный и привыкший к безнаказанности тип, нуждающийся в том, чтобы кто-то окунул его носом в дерьмо. И даже я способен это сделать, о Райве я и не говорю. Так нашей барышне нервной – я, заметь, не о тебе! – этого не надо. Женя, можешь просто подойти и дать мне по морде или по яйцам, если он никогда не оправдывал себя тем, что, дескать, помощи ждать все равно неоткуда. Не идешь? Ну вот. Теперь помощи до хрена и больше. Как ты думаешь, Кастин не нашел бы повода избавить Риэля от Хайлана? Ты такое слово «опала» слышала когда? Придрался бы – и вали, дорогой тан, в свое имение без права выезда.

– А он бы и не выезжал, – подал голос Райв, – послал бы своих людей, и те привели бы Риэля на поводке. Женя, как это ни грубо, Тарвик основательно прав. Риэль нуждается в Хайлане, и именно для того, чтобы тот напоминал ему об этом… предательстве.

– Ты-то откуда знаешь? – вскинулась Женя. Райв пожал плечами.

– От Тарвика. Ты знаешь о моем отношении к мужеложцам и моих понятиях о чести. На примере Риэля я понял, что действительно есть люди, готовые ради любви на все. То есть совершенно на все. Он ради этой своей любви идет по зову Хайлана.

– Ага. Раз он предал любовь, должен вечно платить. Наверное, с точки зрения идеалиста так и есть, да только у Риэля, словно у классического шизофреника, ложный посыл. Не было предательства.

– Матис счел, что есть, – ответила Женя, не очень понимая, зачем она с ними спорит? Будто она не была согласна. Да, Риэль так привык истязать себя воспоминаниями, что боится остаться без них, а Хайлан не позволяет этому случиться. Понимание не решает проблемы: как помочь Риэлю? Как вытащить его из этих воспоминаний? Как заставить его отделить прошлое от настоящего, если он этого не хочет?

Потому она встала и ушла в свою комнату. То есть в комнату Райва. Пару пуговиц пришить надо, в том числе и к рубашке Тарвика, носки подштопать, здесь это не зазорно совсем, а еще неплохо бы наконец реализовать давнюю идею насчет блузки, с которой никак не выводится пятно, а блузку жалко, она удобная и симпатичная, и если сделать ее покороче и не заправлять в штаны, а из обрезков сделать…

Райв отобрал блузку и отложил в сторону.

– Ну давай попробуем придумать, как ему помочь. Нормальный разговор с Хайланом поможет?

– Нет. Ни тебя он не испугается, ни короля. Он, по-моему, патологически бесстрашен.

– Значит что? Только ты.

– Хайлан меня не послушает. То есть послушает и сделает по-своему. Он не привык в чем-то себе отказывать.

– То есть душещипательные беседы о любви не помогут. Женя, это внутренняя проблема Риэля. Я согласен с тем, что обычному менестрелю никогда не удастся противостоять владетельному тану. У Тарвика, что бы он о себе ни думал, руки коротковаты, он может только убить. Но я-то могу больше. Ты не забыла, что я не самый слабый маг и могу просто заставить Хайлана забыть о Риэле?

– Интересно, – задумчиво спросила Женя, глядя в его темные глаза, – а почему ты мне об этом говоришь? Ну дождался бы, когда мы уйдем из города, навестил Хайлана, внушил бы ему, что нет никакого Риэля или никакой любви…

– Потому что это не бесследно. Потому что любое вмешательство в душу человека обязательно ее повреждает. И забыв о Риэле, Хайлан может забыть что-то еще – о жене, например, или о короле, или о необходимости снимать штаны, усаживаясь на толчок. Или у него резко изменится характер, и неведомо как. Он может стать нежным и ласковым, а может – сущим тираном. И узнав об этом от кого-то из менестрелей, Риэль первым делом подумает обо мне, а потом свяжет с тобой. А ты ни сном ни духом, но он тебе не поверит. И зачем мне надо вас ссорить?

– Тогда что? Просить короля? А ему это надо?

– Ему это не надо. И он не чувствует себя виноватым перед тобой… потому что чувство вины за столько лет стирается из души начисто, и потому что он король и привык играть людьми, и потому что он магистр, что тоже не располагает к мягкости и доброте. Но он имеет привычку соблюдать равновесие, если такая возможность имеется. Он изменил твою жизнь, но имеет возможность сделать ее чуть приятнее и без вреда для общего положения. Что такое для короля тан Хайлан? Да то же самое, что бродячий музыкант. Хайлан не влияет на ситуацию в Комрайне, возможно, просто потому что ему этого не хочется. И король может внятно сформулировать свое требование: не трогать Риэля, потому что такова его королевская блажь. Услышал, дескать, об этаком самоуправстве и решил вступиться за беззащитного. И никто не удивится, потому как с ним это бывает. Слышала, что в народе его зовут Кастин Справедливый? А он черт-те сколько сидит на троне. Знать может иметь на него зуб, а вот народу – не за что. Он сидит где-то высоко, он не просто король, но король-маг, он может все – и более того, он это делает. Он следит, чтоб наместники не наглели, он сдерживает особо распустившихся баронов, он вполне способен отправить на плаху собрата-мага, увлекающегося опытами на людях.

– И что подумает Риэль?

– Может подумать, что Хайлан наконец излечился он него.

– Или что Хайлану велели… Райв, а нет ли какой травки, которая делает мужчину импотентом?

Райв помолчал. Ага, мужская солидарность. Это ж самая страшная кара, какая может обрушиться на обладателя пятой конечности.

– Не слышал. Но я просто не интересовался. Может, и есть. А кто будет давать ему отвар – ты? И каким образом?

– Ладно, – решила Женя, снова берясь за кофточку и ножницы. – Давай это оставим. Не хочешь – не нужно. Достали меня сильные и уверенные мужчины с их иллюзией, что все должны быть такими же сильными и уверенными.

– А разве нет? – растерялся великий маг, не научившийся за свои полторы тысячи лет простой истине: все разные. И должны быть разными.

Райв отобрал у нее ножницы.

– Ты что делаешь? Пойдем лучше другую купим. Я готов завалить тебя золотом, скупить все лучшие наряды, какие только есть, но понимаю, что тебе этого не нужно. Так давай хоть просто купим новую блузу взамен испорченной. Тебя смущает, что ты не сама…

– Глупости, – оборвала его Женя. – Я большая девочка, и это меня не смущает. Содержанкой я себя не чувствую, и вообще мужчины созданы для того, чтобы женщины могли облегчать их кошельки. Просто мне не до походов по магазинам. Но ты меня не понимаешь. Ты не понимаешь Риэля. И я завидую тому, какой ты сильный, цельный, твердо знающий, что надо тебе и остальным, не имеющий убивающих тебя воспоминаний.

– Зачем ты так? – очень тихо произнес Райв. – Ты ведь сильная. И не спорь. Ты не только выжила в чужом и чуждом мире, ты не захотела из него уходить. Ты поддерживаешь Риэля, к тебе тянется Тарвик – никак не самый слабый человек на Гатае, ты произвела впечатление на Кастина, а это, поверь, нечастое явление. Ты понимаешь, что у меня не может не быть убивающих воспоминаний, и понимаешь, что я не позволяю им себя убивать. А Риэль упивается ими. Он молчит, он не сетует, не жалуется, так что это не напрягает ни меня, ни Тарвика. Мы просто волнуемся за него. Понимаешь? Мы видим, что ему плохо, и понимаем, что ему просто…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю