Текст книги "Надежда мира (СИ)"

Автор книги: Тамара Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

– Я с парнем встречалась.

«Тройка» обалдела.

– А разве вам можно?

– Ну… не то чтобы можно, но и не то чтобы нельзя. Химен не запрещает любовь, она осуждает блуд. А мы с Кати… это моя подруга, Кати Силиз. Мы с Кати познакомились с мальчиками, когда ходили собирать ягоды. Мы всегда собирали ягоды и сушили их, а потом пекли пироги, и старшие сестры отвозили их в город.

– Что за мальчики? – жадно спросил маг. Женя описала мальчиков, особенно жалобно вздыхая, когда говорила о своем кавалере. На глазах появились слезы, что было отработано примерно тогда же, когда и румянец застенчивости. И почему мужики так охотно покупаются на эти глупости?

– Мы с Кати вылезли в окно, а потом перебрались через стену. Она хоть и высокая, но старая, почти как по лестнице можно подниматься и спускаться, к тому же все вьюном оплетено, совсем просто. Ребята ждали нас на опушке, Кати с Кирином пошли налево, а мы направо. Вимас мне стихи читал.

– Деревенский парень читал стихи? – подколол маг. Женя возмутилась:

– Почему деревенский? Он из университета был, просто снимал в деревне дом на лето, отдыхал и записывал тамошние песни, сказки, пословицы. Он много стихов знал. А может, сам писал, он не признавался, но мне так кажется. Мы даже не целовались, – она всхлипнула. – А потом… потом вдруг над стеной поднялся столб синего пламени, словно… ну знаете, как спирт горит – голубым, а тут похожее, прозрачное, только более синее пламя. И такой грохот… нет, не грохот, а треск, будто палочки ломают, только очень, очень громко. И потом сразу – тишина. Мы так растерялись… а потом Вимас спохватился: что-то случилось, наверное, там кому-то помощь нужна. Мы побежали к стене, он забрался на верх… и исчез. – Минуту Женя боролась со слезами, но они победили, и она заревела в голос, что было еще проще, чем покраснеть. – Вы не представляете: был человек – и нет, растаял! Пропал! А потом как грохнуло! И я больше не помню, я в обморок упала.

Ее не били дубинкой по ребрам, не тыкали жезлом кары и не скручивали внутренности в трубочку. Ее отпаивали водой, утешали и даже гладили по головке. И Женя дала бы голову на отсечение, маг как раз представлял себе такое: был человек – и растаял. И синее пламя с треском тоже представлял. Тарвик был убежден, что это магическая атака, но вот чья – большой вопрос, может, Гильдии, но мало ли магов просто так болтается по миру. Потом ее заставили выпить кружку с чаем, и по привкусу Женя поняла, что в чай густо намешано снотворное, и через четверть часа оно начало действовать, да так убойно – с учетом бессонной ночи! – что Женя прямо в комнате для допросов начала валиться со стула и не помнила, как оказалась в своей камере. Проснулась она с больной головой и в слезах, но уж не из-за катастрофы в обители Химен, а потому, что приснился ей Риэль, которого допрашивала «тройка» в полном соответствии с рассказами Тарвика. На столе стоял завтрак, только Жене ни кусок в горло не шел, ни глоток, слезы то душили, то прорывались, глаза и нос распухли от постоянного рева. Когда стражник отвел ее на допрос, маг для начала взялся ее утешать, а она принялась спрашивать, где Риэль, в общем, разговора не получилось, и вся «тройка» потратила по меньшей мере час, чтобы привести ее в сознательное состояние.

Подумав, что ее капризы лучше Риэлю не сделают, Женя постаралась взять себя в руки и продолжить свое повествование. Голос дрожал вполне натурально и без усилий с ее стороны. Она говорила о том, как пришла в себя у развалин стен, как увидела, что от обители не осталось ничего, как ей было страшно, как она увидела странного человека на развалинах, и он так ее испугал, что Женя пустилась бежать и не останавливалась, пока не заблудилась, как плутала в лесу, едва не утонула в болоте, несколько дней ела одну ягоду, хорошо хоть ее много было, как потом выбралась на дорогу и пошла куда глаза глядят, больше всего боясь остановиться. Сколько она так брела одна, кормясь тем, что ей давали сердобольные крестьяне, она не знала – месяц или около того, была в отчаянии и уже подумывала о том, чтоб утопиться, потому что даже повеситься ей было не на чем, юбка так истрепалась, что и веревку из нее сделать было нельзя. И тут ее встретил Риэль.

Эту сцену они проговаривали не раз. Место, где они якобы встретились, Женя видела, когда они шли в столицу – пустынное пересечение дорог. Риэль прошел было мимо, а потом вдруг остановился, окликнул ее, спросив, куда она идет, и позвал с собой,

А дальше и врать не надо было. Дальше она говорила только правду и ничего кроме правды. Только все равно ее переспрашивали, упорно обходя вниманием ее мольбы сказать о Риэле хоть слово. Никто не был ее ни кончиками пальцев, ни дубинкой, ни чем-то еще, на нее даже не кричали, даже не строжились, терпеливо ждали, когда она проплачется, заставляли поесть, едва ли не с ложечки кормили – и по сто раз спрашивали об одном и том же,

Через полмесяца Женя сдалась. Она перестала задавать вопросы, но не перестала плакать, потому что единственное, что занимало ее голову, была судьба Риэля. Она сомневалась, что с ним обращаются так же деликатно. Он снился всякий раз, когда Жене удавалось заснуть. А Тарвика она бы и не вспомнила, если б не интерес «тройки» к его персоне. Тут Женя тоже не врала: случайно попали на казнь. Риэль был с ним знаком, а он же такой, не может пройти мимо человека, которому идти некуда, добрый и великодушный, а Жене что – пусть себе и Тарвик с ними идет. Нет, он ей не понравился совсем, циник, ухмылочка эта неприятная, реплики пошлые и вообще просто так человека четыре раза казнить не станут. Но сильный, ничего не скажешь, Жене бы такой характер, будто и не он на эшафоте столько времени провел. Ну, она стирала его белье, а что? Какая разница, одной рубашкой больше, одной меньше, да ради Риэля она что угодно сделает. Нет, Тарвик к ней не приставал – нечем приставать, он сам признался. Риэль? Тоже нет, потому что… ну потому что… в общем, не интересуют его женщины. Нет, и Женю он не как мужчина привлекает, он ей больше, чем брат, у нее никого нет во всем мире, кроме Риэля, и наплевать ей, с кем он спит… и вообще ни с кем он за это время и не спал, только с таном Хайланом, но тан Хайлан и не спрашивал, хочет ли этого Риэль.

Еще через полмесяца Женя отупела настолько, что повторяла одно и тоже на автопилоте. Она похудела, как не худела никогда в жизни. Брюки сваливались, а ремня у нее не было, и она поддерживала их руками, пока стражник не посоветовал: «Надела бы ты платье, девушка, а то ведь того и гляди штаны потеряешь». Женя послушно натянула платье, переставшее облегать грудь и талию. Оно хотя бы не съезжало. А на платье обнаружился шарфик. Женя постирала брюки в раковине, обильно смачивая их не только водой, но и слезами, потому что все время вспоминала, как они с Риэлем выбирали эти штаны в лавке старьевщика. Утром они высохли, и Женя снова переоделась, продернув шарфик вместо ремня и туго стянув его на талии.

После этого прошло всего три дня, как стражник велел ей собираться с вещами. А она и не распаковывалась. Как сняла платье, так снова засунула его в рюкзак, не озаботившись тем, чтобы свернуть аккуратно. Женя накинула лямку на плечо и взяла в руки футляр лютни – слезы немедленно потекли по щекам. Сами по себе. Она не всхлипывала даже, словно кран открылся – и все. Привели ее не в привычную комнату для допросов, а в другое помещение, где вдруг вернули подаренный Райвом кинжал и выпустили из тюрьмы. Без объяснений. Без комментариев. Открыли дверь и слегка подтолкнули в спину. Женя на подгибающихся ногах перешла дорогу к другой стене из неровных камней, села прямо на землю, прислонившись к этой стене, обхватила колени и подумала, что жизнь кончилась. Идти ей некуда, потому что дорога имела смысл с Риэлем. И только с ним. Искать Райва? Они договорились встретиться на Каренском состязании, до которого еще далеко… и не хочется. Никого не нужно: ни Райва, ни Тарвика.

Она прижалась лбом к коленям. Так и буду тут сидеть. Пусть хоть палками гонят, хоть что делают, с места не стронусь. Пусть. Все равно.

Одиночество, оставшееся в прошлом, вернулось во всей своей красе и злорадно осклабилось. Обрадовалась? Друг у нее появился? А не положено тебе. Не судьба. И плачь или не плачь, ты одна. И никогда больше о Риэле не услышишь.

Женя заплакала, как в детстве, тоненько всхлипывая, тихонько причитая. Солнце медленно перекатывалось через улицу, большое и тяжелое, ненужное. Тени укорачивались, стирались, превращаясь в узкие полосы. На улице не было ни единого деревца, только эти неровные стены. Тут – тюрьма, а тут – черт знает что.

Потом что-то изменилось. Посторонний звук? Тишина нарушилась скрипом и лязгом, и снова вернулась. Здесь даже птиц не было. Что делать птицам в тюрьме?

Что-то заставило Женю поднять голову. Две мужские фигуры. Одна высокая и тонкая…

– Риэль! – взвизгнула Женя и рванулась ему навстречу. Она и не знала, что он может обнять так крепко. И что она сама может так крепко обнимать, тоже не знала. И пусть дыхание перехватывает, и пусть сердце выскакивает. Риэль. Живой. Остальное – приложится.

– Женя, – почти беззвучно произнес он.

КАСТИН

– Я бы на вашем месте друг от друга отцепился и постарался подальше от этого места свалить.

Голос был знаком, шел извне, потому был неинтересен и несущественен. Но это был голос Тарвика, и Женя кое-как вспомнила, что и он был в той же тюрьме, потому и выглянула из-за плеча Риэля. Так странно было видеть его улыбку. Нет. В том-то и дело, что не его. Ни Вик, ни Тарвик не умели улыбаться так – понимающе-устало-грустно-нежно. И все одновременно.

– И если есть хоть какие-то деньги, стоит воспользоваться транспортом, – добавил он. Риэль повернул голову и виновато сказал:

– Я не думаю, что от наших денег осталось хоть что-то. Стражники есть стражники…

– Тогда ножками. И все равно подальше. Неужели тебе самому этого не хочется?

Риэль, однако, еще постоял, прижимая к себе Женю, не меньше минуты, потом отпустил, но ненадолго, она только успела надеть рюкзак с лютней, как он вцепился в ее руку. Женя потерлась щекой о его плечо и наконец сказала:

– Привет, Тарвик.

Он хмыкнул, огляделся по сторонам и решительно свернул влево. Неужели он знает и этот город, и это место, или просто по давней привычке берет решение на себя? Налево, значит, налево, доверь вам, людям творческим, направление выбирать, вы полчаса еще на месте протопчетесь. А люди творческие послушно потащились следом. Ведомые. Нравится ему быть лидером – пусть будет, потому что у него это получится лучше. Хотя бы потому что абориген, в отличие от Жени. Да и сил у нее не было ни на что, кроме как медленно идти поближе в Риэлю и не выпускать его руки. Живой.

Тарвик привел их на «автобусную станцию» – и как вовремя, вот-вот должен был отправляться дилижанс. Куда – наплевать, главное, что отсюда. На всякий случай Женя вытащила свой кошелек – деньги были целы. Все двенадцать золотых и полтора десятка дин. Тарвик отдал золотой кондуктору, он же водитель, он же хозяин, и они разместились на голых лавках под открытым небом.

Часа через четыре невероятной тряски (захочешь вздремнуть – не получится) они доехали до постоялого двора, и Женя возрадовалась было, но напрасно, потому что Тарвик успел догнать уже отходящий дилижанс, отдать еще золотой, и снова они тряслись, отбивая зады на скамейках, а там и начало темнеть, и от второго постоялого двора они пошли уже пешком, пока Риэль не сказал покаянно:

– Я не могу больше. Так устал…

Тарвик тут же свернул в сторону, под прикрытие невысоких, но отвесных горок, неловко, одной рукой развернул одеяло и скомандовал:

– Ложись.

Риэль выглядел таким виноватым и таким несчастным, что Тарвик не поленился надавить ему на плечо, усаживая на одеяло. Женя стащила с его плеч рюкзак, утяжеленный виолой и флейтой. Риэль успел поймать ее руку и прижать к лицу.

– Я так боялся за тебя.

– Голову дам на отсечение, – заметил Тарвик, – что она не меньше боялась за тебя. Сядь, Женька, я принесу дров, а то ведь он пойдет за тобой. Сядь, не мельтеши. Вон целый куст гарты, плевать мне на экологию – обломаю.

Женя сняла рюкзак и села рядом в Риэлем. Господи, какой же он…

– Ты так похудела, – прошептал он. Он боялсяспрашивать, как боялась и она.

– Я совершенно в порядке, – торопливо сказала она, – честное слово, меня пальцем не тронули, даже не кричали на меня. Клянусь!

Он просиял и почти сразу утомленно закрыл глаза.

– Так устал… Не уходи.

«Не дождешься, – подумала Женя и погладила его по щеке. – Никуда и никогда. Пока нас не разлучит смерть».

Тарвик принес охапку свеженаломанной гарты, затейливо сложил и поджег. Неровный свет заиграл на его смуглой и бледной коже – даже в этом полумраке было видно, как он бледен. Женя почувствовала угрызения совести за то, что почти не вспоминала о нем.

– Спит? Ну пусть спит. Жалко, что не поел.

– Так у нас же нечего…

– Ты меня плохо знаешь? – засмеялся Тарвик. – Чтоб я да упустил возможность пожрать? Купил на постоялом дворе хлеб, колбасу и сыр. Может, разбудить его? А, нафиг, не помрет до утра. Пусть лучше отдохнет. Ну рассказывай, как ты?

– А…

– Рассказывай, – перебил он жестко, – и не волнуйся, я тоже расскажу. Потом. Мы живы и даже не покалечены, это уже много.

Женя вздохнула и начала рассказывать, и заняло это очень немного времени, потому что она сумела не отвлекаться на свои переживания и страхи, а излагала только факты. О чем уж тут можно было долго говорить, если основное время у «тройки» уходило на уточнение одного и того же?

– Сработала история, значит, – задумчиво произнес он. – Неплохо.

– А откуда…

– Можешь не верить, но я действительно оказался там случайно. Следил за одним интересным человечком, но позорно его потерял как раз в окрестностях обители. Так что магическую атаку видел собственными глазами и девчонку около развалин подобрал. Она мне и рассказала потом об обители достаточно, чтоб сейчас пригодилось. Женя, она тебя не разоблачит, потому что умерла она. Натурально у меня на руках, через несколько дней. Спокойно и тихо. Атака ее зацепила основательно, хотя поначалу она этого и не поняла. Совершенно непроверяемая версия.

– Не сказала б, чтобы я на месте «тройки» ей удовлетворилась. Что ты так смотришь?

– Женя, я понимаю, что тебе очень трудно мне верить… но либо ты мне поверишь, либо шансов у нас мало. Нам надо уходить отсюда, и туда, где нас не ждут. Я знаю такое место. Пересидим там какое-то время.

– Какое?

Риэль беспокойно задвигался, скривились губы. Женя начала ласково-ласково гладить его спутанные волосы и худое лицо, и он расслабился, задышал ровно. Руку Жени он так и не выпускал.

– Не знаю. Ты не поняла, почему они тебя не тронули? Они боялись. Поверили они или нет, не суть важно, они предполагают, что ты действительно Джен Сандиния, и боятся тебя трогать. Слух-то уже пошел.

– А удавить ее, то есть меня, тихонько нельзя было? Кто ж узнает?

– Можно. Удавить – это легко. Два возражения. Надо давить и тех, кто тебя видел, включая стражу. И второе… странное, но очень может быть, верное. Они не знают, чего можно ждать от Джен Сандиния. И тем не менее я не исключаю того, что нас постараются догнать, чтобы тихо удавить. Или перерезать, как получится. Ну что, поверишь мне? Не косись на него, он сделает то, что ты захочешь. От одного только счастья, что ты жива. Достал меня переживаниями на эту тему.

Если бы Риэль не сжимал ее руку, Тарвик получил бы в лоб. Нет, не получил бы, потому что, когда Женя свирепо взглянула на него, то увидела немолодого и усталого человека. Измученного не меньше, чем Риэль.

– А знаешь, он обманул мои ожидания, – сказал Тарвик, заворачивая остатки еды в бумагу. – Хорошо держался. Куда лучше, чем я мог вообразить. Ну да. Он тебя не сдал. Я ошибся. Люблю ошибаться таким образом.

– Его пытали?

– Да. Хорошо, хоть маг за него не брался. Они ж проверяют, что ты можешь выдержать. Риэль везунчик – он быстро терял сознание. В отличие от меня. Только ведь ему это выдержать было труднее, чем мне… Жень, не плачь. На тебя уже и смотреть страшно. Он жив и не покалечен… разве что психически. Это, сама понимаешь, стресс даже для меня, а что уж о нем говорить. И что удивительно: он держался в камере. Ни одной фразы себе не позволил, которая могла бы навести на подозрения, что он врет. Ради тебя, Женька. И ведь не любовь между вами.

– А тебе и завидно, – безжалостно бросила Женя.

– Завидно, – согласился Тарвик. – Только в моей жизни такого быть и не могло, хоть иззавидуйся насмерть. Ядругой. Не могу вызывать таких же чувств, как он.

– Ты сильный, – сказала Женя, чувствуя себя виноватой. Ну сколько ж можно ему мстить, да так мелко и глупо, за то, чем в конечном счете она довольна? Не будь Тарвика – не было бы Риэля. – Ты не можешь вызывать таких чувств, как он, не потому, что ты хуже. Ты сильнее. Хотя ты хуже. И я тоже.

Тарвик улыбнулся, но ничего не ответил. Почему он не ложится спать, он выносливый, двужильный, но зачем самому себя мучить, когда этим охотно занимаются другие?

– Ты решил нести ночную вахту?

– Вовсе нет. Бессмысленно. Мы никакого сопротивления все равно оказать не сможем. Он не боец в принципе, я – сейчас, ну а ты хрупкая девушка из обители Химен… Я, Жень, дышу воздухом свободы. Не думал, что удастся. Сейчас лягу. Тоже ведь устал.

Он не просто устал, как заметила Женя на следующий день. Он смертельно устал. Чем он держался, она не понимала. Волей. Больше нечем. Они шли медленно, часто останавливаясь, чтобы передохнуть. Примерно за неделю добрались до города, где Тарвик исчез ненадолго и вернулся с транспортным средством – таким же, на каком вез Женю в Комрайн, нечто вроде ландо на высоких колесах.

– Ты где деньги взял? – поразился Риэль. Тарвик ухмыльнулся, и Женя укорила себя: ну как же не поняла, дура набитая, что этот прохиндей просто не может не иметь заначек на черный день, недоступных для официальной конфискации! Но ведь тогда получается, что они ему нафиг не нужны были и прекрасно бы он без них справился…

Тарвик перебил ее мысли.

– Риэль, ты умеешь править? Мне, признаться, не хочется напрягаться, одной рукой неудобно. Если от Жени отрываться не хочешь, она может сесть рядом с тобой, а я, как барин…

Риэль улыбнулся, неохотно отпустил Женину руку и взобрался на козлы, оборудованные, кстати, вовсе не жесткой лавкой, а весьма удобным сиденьем на двоих. Женя и Тарвик загрузились внутрь.

Оказалось, не заначка, хотя Женя девушка умная и все поняла правильно, хотя и не до конца. Давний знакомец, который, естественно был ему должен, позволил воспользоваться его собственной коляской, а на месте Тарвик просто наймет кого-то перегнать ее обратно. До заначки надо еще доехать. Риэль вряд ли сможет петь в ближайшее время. И в обморок не надо, даже у сволочи с жезлом кары рука не поднялась его калечить. Психологическая травма. Тут поможет только время… и Женя.

Женя поцеловала его в щеку, вызвав некоторое потрясение. Ну и пусть потрясается, пусть думает что хочет, не дурак, сообразит, что это одновременно извинения за дурацкие подколы и благодарность за хлопоты. Она задумалась, глядя не по сторонам – пейзажи ее не трогали, а в спину Риэлю. Старая белая рубашка стала ему откровенно велика, придется откармливать. Надо будет – на панель пойду. Или еще лучше в содержанки, это тут практикуется не меньше, чем на Земле. Если бог дал привлекательную внешность, не грех ей и воспользоваться. Пением заработать получится вряд ли, то есть на троих и правда не заработать, не те таланты, за ее концерты разве что поесть дадут да на сеновал пустят, но хоть что-то, хоть как-то. Интересно, можно ли найти здесь филиал банка Комрайна? Ведь можно считать, что день настал черный, а там еще прилично денег. Итак, почему Тарвик не воспользовался своими заначками сразу или хотя бы когда немного оклемался? Зачем ему нужно идти рядом с ними? Рядом с ней. Не все так чисто с этой самой Джен Сандиния, и Тарвик, похоже, знает куда больше, чем говорит. Всегда ли знал, или выяснил, пока в бегах был?

– Я не Джен Сандиния, – пробормотала она, вдруг обнаружив, что прислонилась плечом к соседу, а сосед улыбается одновременно и насмешливо, и снисходительно, и ласково, и, хотя на нее и не смотрит, о ней думает.

– Не знаю, Женя. И пусть уж лучше онисчитают, что именно ты.

Очень емко получилось это «они». Может, и правда, ее не трогали, потому что чего-то опасались? Уж онизнают, что это за зверь такой и почему командор ордена так был ей рад, что не побоялся всю свою банду ликвидировать…

Женя рассказала ему об этой банде и об этом командоре. Тарвик согласился: точно, ликвидировал непременно, но страдать по этому поводу не стоит, по большей части разбойников петля плачет, а по меньшей – бессрочная каторга, меньше мусора – легче дышать. Слухи о появлении Джен Сандиния росли и ширились, менестрелям просто пофигу, а он вот интересовался. При этом никто ведь особенного внимания на Женю не обращал, так что опасаться особенно нечего… Впрочем, у Тарвика тоже психическая травма, голова не соображает – после того, что было, опасаться есть чего. Почему к заначке не кинулся? А головой подумать? Хотел, чтоб о нем для начала забыли покрепче. Все очень просто: нормальный здравый эгоизм.

– Врет он, – не оборачиваясь, бросил Риэль. О тонком слухе менестреля они как-то не подумали. – Не слушай. Почему-то ему хочется казаться хуже, чем он есть. И он прав. Я не уверен, что смогу петь. Я попробую, конечно.

– Ты будешь вспоминать, как эта скотина обещала тебе жезлом по горлу поводить, – вздохнул Тарвик, – или заставить тебя его подержать. Не спеши. Выкрутимся и без твоего пения, королек.

– Выкрутимся? – усмехнулся Риэль. – Ты всерьез считаешь, что можно скрыться от Гильдии магов?

– Абсолютно. Вот если бы у них были официальные причины нас искать – да, шансов маловато. Но они ж искать нас будут втихую.

– Ты меня утешаешь или просто по привычке врешь? У нас и сейчас шансов нет. Мы приметные. Или на Гатае часто стали встречаться рыжие? Да и меня знают не только в Комрайне.

– Хотел утешить… Ну ладно, шансов у нас мало, однако есть.

– Козыри в рукаве? – спросила Женя. Он кивнул, но распространяться на эту тему не стал.

Несколько дней они ехали в коляске, останавливаясь только чтобы купить еды. Рогатые кони, оказывается, скорость развивали приличную, побольше, чем племенные рысаки на ипподроме, бежали мерно и очень быстро, по словам Тарвика, по хорошей дороге могли разогнаться километров до тридцати в час и держать этот темп весь день. На привалах Риэль распрягал рогача, и тот бродил кругами, хрупая травой, но далеко от лагеря не отходил, спутывать его нужды не было. «Умные твари, – с нежностью сказал Тарвик, оглаживая черную длинную морду, – умнее некоторых людей». Женя решила перестать бояться острых рогов и тоже погладила, и животина потянулась к ней совершенно по-лошадиному, взяла мягкими губами угощение и вообще всячески выказала расположение и добрый нрав. А ведь их едят…

Потом их догнали всадники. Было их аж шестеро. Они окружили коляску и молча подождали, когда Риэль спустится с козел. Женя выскочила, не воспользовавшись ступеньками, а вот Тарвик вылез медленно и не без труда. Никаких вольностей или грубостей не было, хотя один из всадников был Жене хорошо знаком, он был из той троицы, которую она прощать не захотела. Он спешился, довольно вежливо поклонился и чрезвычайно культурным тоном сказал:

– Тан Хайлан хочет видеть Риэля. Разумеется, ты, девушка, можешь его сопровождать.

– Что это за гуси? – осведомился Тарвик. Здесь назвать мужчину гусем было похуже, чем дома – козлом. Однако всадники, хотя и закаменели, промолчали, а непрощенный сухо спросил:

– Это тоже твой спутник, Риэль? Не попал ли ты в плохую компанию? Давай, лезь в коляску, прокатимся. Там и на троих места хватит.

Риэль молча повиновался, взобрался на пассажирское место, словно и не заметив Жени и Тарвика. Женя поднялась следом, села поближе и обняла его за талию. Тарвику осталось достаточно места. Место на козлах занял один из людей Хайлана.

Тарвик не задавал больше вопросов, хотя и намеревался, но глянул на помертвевшее лицо Риэля и прикусил язык. Коляску развернули в обратном направлении и ехали совсем недолго. Женя подумала, что обнаружили их случайно, а вот Тарвик, наверное, считал, что его старания пропали даром: раз какой-то тан Хайлан нашел, то уж Гильдия магов найдет всенепременно.

Это была гостиница из роскошных, но почти пустая. Может, Хайлан ее всю откупил, чтоб никто под ногами не крутился. Шагавший, словно заведенная кукла, Риэль все так же не смотрел по сторонам, но руки Жени не выпускал. Тарвик тащился сзади. Тан Хайлан встретил их с распростертыми объятиями. Натурально. Раскинул руки и обнял Риэля, а потом Женю. Тарвика обнимал не стал, покосился крайне неприязненно и холодно спросил:

– Неужто и этот твой спутник? М-да… жаль, что ты связываешься со всяким отребьем. Но я очень рад тебя видеть, мой дорогой. Женя, милая, ты не больна? Ты так похудела… Ничего, за несколько дней я постараюсь тебя откормить. Женщина не должна быть тощей, верно?

– Хайлан, – глухо проговорил Риэль, – я тебя умоляю: не сейчас…

– Иди в комнату, дорогой, – приказал Хайлан мясляно-железным голосом. – Давай не будем возвращаться к прежним проблемам, хорошо? Женя, располагайся, Арисса тебе поможет. Ну и этого… разместят. Скажи только, это твой друг или Риэля?

– Общий, – буркнула Женя, – то есть ничей. Он наш спутник, вот и все.

– Ну и славно, – обрадовался Хайлан, снова смерив Тарвика неровным взглядом: в нем чередовались отвращение и любопытство. – Располагайтесь. Отдохните, примите ванну, поешьте…

Он закрыл за собой дверь спальни, а Женя… В общем, Тарвик был потрясен, хотя уже ознакомился с исконно русской лексикой в ее исполнении. Всеобщий был крайне богат на подобные выражения, мог бы и с русским посоперничать, но родной язык все же казался выразительнее. На Ариссу Женя просто рявкнула: «Оставь меня в покое!» – и, втащив Тарвика за руку в предназначенную ей комнату, выразилась еще пару раз.

– И что это за личность? – спросил Тарвик. – Жень, не время для секретов.

В две минуты Женя сообщила, что это за личность, называя ее попеременно то по-русски козлом, то по-местному гусем. Тарвик покачал головой.

– Этого ему только не хватало… Женя, дело даже не в его душевном состоянии. Ему элементарно больно будет. Потому что сволочь эта с жезлом тоже геев не любит. Ты меня поняла, да? Риэль почти сразу сознание потерял, да только ведь все равно… Слизистые реагируют на этот жезл…

Женя расплакалась. Никуда не годится. Сколько лет держалась, и тут словно клапаны сорвало, такая рева, просто хрестоматийная истеричная девчонка, а уж в ее-то годы… Ну вот еще не хватало, Тарвик будет ее утешать… Она уткнулась лицом в его плечо и проревелась.

И часа не прошло, как их позвала Арисса. Недовольный Хайлан, босой и в одних штанах, расхаживал по большой комнате, а тройка телохранителей (или кто они?) провожала его глазами. Эти-то зачем?

– Женя, в чем дело? Они вас обидели? – он небрежно повел головой в сторону своих людей.

Женя не успела ответить. Тарвик, только что стоявший так, что, казалось, едва не падает, в пять секунд вырубил двоих людей Хайлана. Третий, самый, наверное, тренированный, успел вырвать черт знает откуда метательный нож, и Женя решила наконец проявить свои таланты: брыкнула ножкой, и очень удачно, даром что больше года не занималась, и тот прилег рядом с остальными. Арисса собралась было завизжать, но Женя сдернула роскошное покрывало с кушетки и еще в пять секунд обмотала им старушку.

– Не бойся, Арисса, не убьет он твоего Хайлана.

– Конечно, не убью, – удивился Тарвик. – Зачем мне это надо? Ты, высокородный тан, не дергайся, не успеешь увернуться, и целиться я буду не в горло, а в другое место. Давай поговорим, хорошо? Женя, ты бабуле рот заткни все-таки. Знаю я этих верных нянечек.

– Если ты закричишь, Арисса, он вынужден будет убить Хайлана, – сымпровизировала Женя, – а если будешь вести себя хорошо, то ничего страшного не случится.

Арисса плотно сжала губы. Поверила. Тарвик, поигрывавший тем самым метательным ножом, утомленно присел на кушетку.

– Сядь, тан, не отсвечивай. Я тебе сейчас объясню причину полного отсутствия энтузиазма у Риэля. Не бойся, причина – вовсе не его нежная страсть ко мне. Меня он терпеть не может. Ты не увидел разве, что ему больно?

– Женя, кто это? – сквозь зубы спросил Хайлан, благоразумно не делавший резких движений. Женя пожала плечами:

– Давний знакомый Риэля. Но не друг. Как видите, прощенный преступник. Выслушайте его. Или, если хотите, я объясню.

Тарвик покачал головой.

– Лучше я. У меня убедительнее получится. Ты слышал о жезле кары, тан Хайлан? Слышал, я вижу. Что чувствовал Риэль, когда ему этот жезл сунули туда же, куда ты совался? Уж прости, получилось так, что я втянул их в свою жизнь, и Риэля пытали. Ему не до тебя и ни до кого-то другого.

– Пытали… – почти беззвучно повторил Хайлан, бледнея на глазах. Любит он Риэля. Любит. Просто собственник. Не умеет любить, не подавляя. – Женя, неужели… – Он вдруг закаменел и отрывисто спросил: – Кто?

– «Тройка», – вздохнул Тарвик. – Ты уж прости, но и тебе Гильдия магов не по зубам.

– Откуда тебе знать, что мне по зубам? – процедил Хайлан. – Женя, освободи Ариссу, ей неудобно. Она не станет кричать.

– Ты уж извини, – простецки прищурился Тарвик, – но ведь иначе ты не стал бы меня слушать. Эти твои очухаются…

Хайлан скривился. Ну да, зачем ему телохранители, которых покалеченный немолодой мужчина в компании с хрупкой девушкой за несколько секунд вырубают весьма качественно.

– Отпустите его, тан Хайлан, – попросила Женя. – Пожалуйста. Ему и так очень плохо.

Не обращая внимания на Тарвика, Хайлан подошел к ней, взял за плечи и крепко встряхнул:

– За кого ты меня принимаешь, девушка? И от кого вы бежите? Можете ли вы убежать от Гильдии магов?

– Мы попробуем.

– О, Создатель! – прошипел Хайлан, и Женя немножко посочувствовала Гильдии. Может, маги его и сожрут, но он успеет им крепко напакостить. Почему-то Женя была в этом уверена. Тарвик вдруг мальчишески улыбнулся.

– Женя, ты б пошла утешить Риэля? Нет, никаких тайн, можешь остаться, конечно. Я думаю, нам с таном Хайланом есть о чем поговорить. А, тан? Найдется? Хочется поговорить о злых людях, так жестоко обижавших нашего милого Риэля?

Ну да, подумала Женя, направляясь в спальню. Обижать нашего милого Риэля позволено только тану Хайлану, да и то: какие обиды, это он все от любви, от привязанности, избавиться от которой он не может уже семь лет, не может не видеть это совершенствои не обладать им.