Текст книги "«Крестоносцы» войны"

Автор книги: Стефан Гейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 45 страниц)

– Капрал Абрамеску! – Полковник поднялся из-за стола. – Когда вы являетесь с рапортом к старшему офицеру, рубашка у вас должна быть заправлена в брюки!

– Слушаю, сэр! – Абрамеску бросил понимающий взгляд на Девитта. Он заправил рубашку, подтянул брюки, стал во фронт и сказал: – Сэр! Военнопленный покончил с собой.

2

У оперативника в штабе корпуса дел было по горло. Быстрое исчезновение флажков, обозначающих немецкие части, и продвижение американцев, которые, форсировав Рейн, появлялись в самых неожиданных пунктах, не давало ему ни отдыху, ни сроку.

Хотя немцы все еще оказывали сопротивление и продолжали наносить урон противнику, хотя они бросали на передовую все, что можно, – вплоть до фольксштурмовцев, которые шли в бой в штатском и с двумя фаустпатронами на человека, – их ожесточение, энергия, упорство исчезли бесследно.

Фарриш обосновался со своим штабом в маленьком курортном городке, стоявшем на берегу озера, а сам занял помещение в гостинице. Он попробовал местную минеральную воду и тут же выплюнул ее на глазах у курортного врача, который рекомендовал ему этот курс лечения в тайной надежде, что когда-нибудь в будущем оккупанты появятся здесь в качестве пациентов.

Уиллоуби расхохотался и пояснил профессору, что пищеварительный тракт генерала находится в идеальном порядке.

– Да и вообще, доктор, вам о нашем здоровье беспокоиться нечего. Мы выигрываем войну, знаете ли, а это как нельзя лучше способствует пищеварению.

Профессор отвесил им поклон и удалился.

Фарриш взял Уиллоуби за локоть и притянул к себе:

– Кларенс, а вы здорово умеете обращаться с этими фрицами. Как только военные действия кончатся, я назначу вас комендантом в районе расположения моей дивизии. Так и знайте! Вы полезный гражданин, подполковник Уиллоуби, весьма полезный!

Уиллоуби сдержанно принял эту похвалу. Попав в штаб к Фарришу, он вскоре же понял, что избыток чувств неприятен генералу и настраивает его на подозрительный лад. Когда Фарриш произвел Уиллоуби в подполковники, тот отнесся к своему повышению, пожалуй, чересчур сухо – вытянулся во фронт и чопорно поблагодарил генерала. Это тронуло Фарриша. Вся штука заключалась в том, как не замедлил раскусить Уиллоуби, чтобы балансировать на самой грани чувствительности, но в то же время проявлять солдатскую сдержанность, предоставляя возможность расчувствоваться самому генералу. Если придерживаться этого элементарного правила да время от времени подсказывать генералу кое-какие мыслишки, которые тот мог бы выдавать за свои, благоволение его обеспечено. Каррузерс – шляпа – не понимал этого по своей тупости, ходил, покручивал усы и каждый раз с большим опозданием убеждался, что Уиллоуби обскакал его.

Все это служило только основой, на которой можно было ладить с Фарришем. Подталкивать его вперед и самому поспевать за ним – являлось второй, более трудной задачей, требующей неустанных размышлений, бдительности и работы. Но у подполковника Уиллоуби хватало сообразительности, чтобы не выходить со своими подсказками за пределы внутридивизионной политики и рекламы генерала, и он строго установил границы своего поля деятельности, точно так же, как в юридической конторе «Костер, Брюиль, Риган и Уиллоуби». Кроме того, он был искренне расположен к генералу.

Они поднимались по широкой лестнице, ведущей в апартаменты Фарриша. Генерал шагал сразу через две ступеньки, его свита поспешала следом за ним.

– Когда мы займем Нейштадт? – спросил Уиллоуби на первой площадке. – Каррузерс говорит, что немцы не смогут задержать нас.

Генерал повернул голову к Уиллоуби, который почтительно держался на полшага сзади.

– А я не собираюсь его занимать, – сказал он. – Это не мой сектор.

Они поднялись на последнюю ступеньку и быстро пошли к комнатам Фарриша. В дверях генерал остановился.

– А что? – спросил он. – Почему вдруг Нейштадт? Там выпускают фотоаппараты, что ли?

– Как будто нет, – рассмеялся Уиллоуби. – Кроме того, я уже давно освободил из неволи прекрасную лейку.

Фарриш посмотрел на него.

– Зайдите. – И, закрыв дверь, добавил: – Почему вдруг такие нежные чувства к Нейштадту? В чем дело?

Уиллоуби подошел к карте, висевшей на стене.

– Вот Нейштадт. – Его короткий толстый палец покрыл реку – один из притоков Рейна – и гору, у подножия которой ютился этот городок. – А вот здесь, – палец двинулся к востоку на расстояние, которое наметанный глаз Фарриша сразу определил миль в пятнадцать. – Здесь есть один пункт, не нанесенный ни на какие карты – ни на немецкие, ни на американские. Называется он «Паула». Одному Богу известно, в честь какой Паулы его назвали, вряд ли она была так уж очаровательна. «Паула» – это концентрационный лагерь.

– Гм! – хмыкнул Фарриш. – Значит, вот в чем дело, – концлагерь!

– «Паула» была бы первым концентрационным лагерем, освобожденным американскими войсками.

Генерал подошел к карте. Его громоздкая фигура заслонила Уиллоуби. Он быстро прикинул в уме расстояние, пробежав глазами изогнутую линию черточек и крестов, отмечающих границу между его дивизией и соседней.

– Эти горемыки, вероятно, не прочь, чтобы их наконец освободили, – сказал он после паузы. – Но фрицы успеют эвакуировать весь лагерь до того, как мы туда доберемся.

– Нет, не думаю, – стоял на своем Уиллоуби. – Только надо поторопиться.

– Тогда там всех перебьют.

– По имеющимся у нас сведениям, в концлагере «Паула» содержится от семи до десяти тысяч заключенных. Конечно, нацисты уничтожат весь лагерь не задумываясь, если не побоятся, что их застигнут врасплох за этим занятием.

Генерал слушал молча.

– У нас есть резервы, – продолжал Уиллоуби. – Один батальон мы выделим без всякого труда, а этого будет вполне достаточно. Какая там может быть охрана, когда у них и так людей не хватает!

– Разграничительная линия… – Фарриш повернулся к карте. – Впрочем, это все ерунда – теория. – И, словно в пояснение, добавил: – Когда продвигаешься вперед с такой быстротой, надо обезопасить себя и с флангов. – Но все же в его словах не чувствовалось уверенности.

Уиллоуби сказал:

– Прикажете вызвать корреспондентов, сэр? Одного-двоих можно будет прихватить с собой.

– Ну, это уж по вашей части, – проворчал Фарриш. Ему было гораздо приятнее представлять себя мысленно среди получивших свободу заключенных, чем думать о перспективе позировать перед фотоаппаратом. Эффектные исторические моменты должны возникать сами собой, без предварительной подготовки.

– Я обо всем позабочусь, сэр, – успокоил его Уиллоуби.

Фарриш затребовал у начальника штаба список подразделений и офицеров, числившихся в резерве. Ему надо было тщательно отобрать их – он не мог выделить для этой операции большое количество людей, ибо перед дивизией стояли другие задачи, а эта носила чисто контрабандный характер, и ее следовало поручить надежному человеку, который способен думать и действовать самостоятельно и не сядет в лужу, налетев на немцев или на американские части из других соединений.

Глаза Фарриша задержались на фамилии Троя. Это тот самый капитан, с которым у него было столкновение в Арденнах? Такой командир или закалился в боях, или скоро сорвется.

Трой был вызван к генералу – явиться немедленно. Он отправился в том виде, в каком посланный застал его, – побрит плохо, китель старый, давно дожидающийся отставки. Трой не видел Фарриша со времени их стычки. Может, генерал решил свести с ним старые счеты? Впрочем, вызов не очень его встревожил.

Трой спокойно встретил испытующий взгляд Фарриша. В глубине комнаты стоял Уиллоуби, которого капитан запомнил с той ночи в Рамбуйе. Уиллоуби ободряюще кивал ему.

Потом он услышал голос генерала:

– Так вот, капитан Трой, я высылаю группу для освобождения заключенных в концентрационном лагере «Паула», в пятнадцати милях восточнее Нейштадта. Вы считаете себя способным возглавить эту операцию, а?

– Я сделаю все, что мне прикажут, сэр.

– Вы не всегда так отвечаете, правда? – Фарриш иронически поджал губы.

Трой решил выдержать характер.

– Сэр, сегодня вопрос относится только ко мне, а не к моим людям.

Фарриш рассмеялся, – нельзя сказать, чтобы очень весело.

– Хорошо. Вернемся к самой операции. Вам придется действовать на свой страх и риск, капитан, меня рядом не будет. Я не смогу исправлять ваши ошибки. Вы оторветесь от нас, так что на поддержку не рассчитывайте, а радиосвязью я бы рекомендовал вам пользоваться только в самом крайнем случае – немцы смогут ловить ваши позывные с такой же легкостью, с какой и мы. Впрочем, не беспокойтесь, мы вас догоним, хотя на это потребуется несколько дней. Вы все поняли?

– Да, сэр.

– Не меняете решения?

– Нет, сэр.

Генерал внимательно посмотрел на капитана и остался довел своим выбором. Широкоплечий, крепкий – такие не склонны действовать очертя голову; взгляд умный, пытливый, а подбородок говорит о твердом характере. Кроме того, офицер, который провел свою роту от побережья Нормандии до Рейна, безусловно, может отвечать и за себя, и за своих солдат.

– Хорошо. Подойдите сюда. – Генерал первый шагнул к карте. – Вот объект, а идти к нему вы будете вот так.

Трой увидел, что палец генерала пересек разграничительную линию между двумя дивизиями. Ага! вон оно какое дело!… Но он ничего не сказал об этом. Фарришу лучше знать.

– Ну-с, капитан, что вам понадобится, кроме вашей роты?

Трой снова взглянул на карту, определяя соотношение между передовыми частями Фарриша и лагерем «Паула», а также головными подразделениями соседней дивизии.

– Самое главное для меня – мобильность, – сказал он. – Самое главное – быстрота передвижения, так чтобы немцы не могли угнаться за мной, если придется удирать. Мобильность и независимость – следовательно, самоходная артиллерия среднего калибра и противотанковые средства. Кроме того, мне понадобятся саперы, снабжение, горючее – горючего как можно больше – и продовольствие. Ну а если я туда доберусь? Сколько в этом лагере заключенных? Семь тысяч? Чем же я накормлю семь тысяч человек, да еще изголодавшихся?

– Но в лагере будет какое-нибудь продовольствие! – сказал Уиллоуби.

Трой бросил на него недоверчивый взгляд.

Уиллоуби добавил:

– И мы сейчас же подвезем все, что нужно, как только вы займете лагерь. Впрочем, медикаментов возьмите побольше, там они наверняка понадобятся. И вам придется захватить с собой еще один груз…

– Какой?

– Корреспондентов, – ответил Уиллоуби

Трой замялся.

– Сэр, – сказал он наконец. – Эта операция и без того рискованная, зачем еще впутывать в нее штатских?

– Их будет только двое, – успокоил его Уиллоуби. – Вся остальная братия приедет вместе с генералом.

Трой посмотрел на Фарриша в упор.

– Это ваше распоряжение, сэр?

Фарриш отступил к карте.

– Да, конечно… – Он откашлялся.

Уиллоуби прервал неловкое молчание:

– Я взял на себя смелость пригласить сюда тех двоих корреспондентов, которые поедут с капитаном Троем. Мне казалось, сэр, что ваши инструкции должны выслушать все.

– Хорошо. Зовите их, и покончим с этим, – сказал Фарриш.

Уиллоуби взял телефонную трубку. Вскоре в комнату вошли двое – мужчина и женщина, оба в военном.

– Вы помните мисс Карен Уоллес? – оживленно проговорил Уиллоуби, когда генерал поднялся и пожал ей руку.

– Ну еще бы! – Фарриш так и просиял. – Где вы пропадали столько времени? Я соскучился! Что у вас, зимняя спячка была? – Он неохотно отпустил ее руку.

– А это мистер Текс Майерс, – сказал Уиллоуби, подталкивая к генералу маленького, сухонького человечка.

– Здравствуйте, Текс, – небрежно бросил Фарриш, не сводя глаз с Карен.

– Я часто вас вспоминала, генерал, – любезно сказала Карен. – Мне пришлось побывать в Париже, потом меня направили в Седьмую армию, а это все так далеко от вас.

– Париж – неподходящее место для женщин, – безапелляционно заявил Фарриш. – Впрочем, не только для женщин. Там у меня украли горючее. Там застопорили войну.

– Да, знаю, – сказала Карен. – Я была там недолго. С настоящими солдатами на фронте мне больше нравится.

Фарриш взял ее за локоть и подвел к Трою.

– Познакомьтесь с капитаном Троем. Оказывается, вы едете вместе с ним освобождать лагерь «Паула»?

– Здравствуйте, – Трой поздоровался и тут же отдернул руку. Он чувствовал, что она смотрит на него, – а, может, сквозь него? – и сразу ощутил свои руки, ноги, грудь, шею – какое это все большое, неуклюжее!

Карен заговорила с генералом. Уиллоуби заметил, что ее взгляд снова вернулся к Трою. Он подтолкнул капитана локтем и зашептал:

– Трой, чего вы уставились? Первый раз женщину увидели?

Трой отстранил его от себя.

Она повернулась к нему.

– Когда же мы выступаем, капитан?

– А вы правда собираетесь с нами? – спросил он. – Веселого в этой поездке будет мало. И даже если мы доберемся туда, нас там ждут весьма неприятные вещи.

Ее серые глаза потемнели.

– Я знаю, капитан, и думаю, что выдержу. – Она увидела, что он улыбнулся – улыбнулся доброй улыбкой. Наконец-то оттаял немножко.

Трой сказал:

– Мой командный пункт за городом, на ферме у дороги номер двадцать два. Приезжайте туда с мистером Майерсом завтра, часов в двенадцать. Я думаю выступить, когда стемнеет. Успеем обо всем договориться.

– Хорошо, – сказала Карен.

Генерал снова завладел ею.

– С Троем вы будете как за каменной стеной. Ну, скажите, умею я подбирать людей, а?

Она одарила Фарриша своей самой очаровательной улыбкой. Нам с Тексом так повезло, и мы обязаны этим вам и подполковнику Уиллоуби. Я знала, что на вас двоих всегда можно положиться.

Фарриш пригладил волосы. Он вздохнул полной грудью, и ноздри у него при этом чуть дрогнули.

– Я у вас в долгу, мисс Уоллес, за ту статью, которую кто-то сорвал. Сорок восемь залпов из сорока восьми орудий! Я сам придумал заголовок.

– Да, ту статью кто-то сорвал, – грустно проговорила Карен. Ее сочувственная улыбка была адресована теперь не только генералу, но и непосредственно Уиллоуби. – Надеюсь, на сей раз ничего такого не случится, – подчеркнуто добавила она.

– Ну нет! – воскликнул Фарриш. – Теперь я никому не позволю вмешиваться. Теперь мы доведем дело до конца, а сколько при этом будет перебито посуды, не суть важно. Мы займем лагерь «Паула», сотрем это пятно, позорящее весь христианский цивилизованный мир, освободим тех, кто там есть, а нацистов поставим перед лицом правосудия. Что вы скажете о таком заглавии, мисс Уоллес? «Крестовый поход генерала – вперед за Свободу и Правосудие!»

Карен молча кивнула. Она увидела, что лицо Троя застыло, словно маска, увидела, что Уиллоуби самодовольно надул щеки. Она услышала, как Текс Майерс пробормотал что-то сквозь зубы. Ей послышалось слово «бред», впрочем, может быть, она ошиблась.

3

Трой, будучи человеком твердым, не спасовал перед неизбежными трениями между разнородными частями, которые ему надо было сплотить в единое органическое целое ради достижения поставленной перед ними общей задачи. Он не был дипломатом и, вместо того чтобы идти на уступки, спокойно отдавал распоряжения, всегда немногословные и исключающие всякую возможность противоречий. Способность умело распределять работу, оставляя за собой только проверку исполнения, позволяла Трою свободно располагать своим временем, и он успевал отвечать на все вопросы, отшучиваться, когда нужно, и близко знакомиться с подчиненными командирами и связистами, доверием которых ему следовало заручиться, чтобы не провалить стремительный захват лагеря «Паула».

Но сомнения все-таки не оставляли Троя. Его мучил страх – как бы то, что произошло со взводом Фулбрайта, не повторилось, и на сей раз в больших масштабах. Если рассуждать трезво, это вполне возможно. Его небольшой отряд добровольно отрывается от дивизии, в сущности напрашиваясь на окружение и разгром, ибо помощь подоспеет к ним нескоро. Быстрота действий, полная координация сил и непоколебимая выдержка – вот что способно выручить их. Все это можно обдумать как следует, наладить, люди будут знать, на что они идут, рассуждал Трой, но такие рассуждения не помогали ему побороть в себе чувство неуверенности.

Он сидел в покинутом хозяевами домике у дороги № 22, ведущей к Нейштадту. В комнате повсюду лежало военное снаряжение, мебель так и осталась беспорядочно сдвинутой с места после следовавших одно за другим коротких совещаний. На полу валялись карты и бумага.

Он был один. Все улажено, согласовано. Ему предстоит теперь повидать двоих корреспондентов – Карен Уоллес, рыжеватую, коротко стриженную, и этого маленького человечка, Текса.

Трой вздохнул. Можно позвать солдат, они наведут здесь порядок, но нет, не стоит. Им самим некогда – укладываются, проверяют орудия, моторы, грузят боеприпасы. Он подобрал бумаги с пола, двинул стол туда, где ему, невидимому, полагалось стоять, – к скамье у большой, выложенной яркими изразцами печки, расставил стулья. Потом, откинув ногой вещевые сумки, мешки и скатки в угол, обнаружил среди них свой карманный фонарь, потерянный вчера, банку с плавленым сыром и, вдруг почувствовав голод, вспомнил, что ничего не ел С самого утра – не было ни минуты свободной. Он сел, вскрыл банку и только запустил туда нож, как за дверью послышались шаги. «Наверно, они», – промелькнуло у него, и он быстро сунул сыр под груду бумаг и захлопнул складной нож.

– А, это вы! – с явным разочарованием сказал Трой, когда в комнату вошел Иетс в сопровождении Бинга.

– Не ждали? – рассмеялся Иетс. – А мы уж отчаялись, думали, не разыщем вас. Все обошли и наконец наткнулись на моего старого друга Уиллоуби, а он направил нас сюда и посоветовал не мешкать, потому что вы сегодня ночью уходите.

Трой снова взялся за банку и ковырнул в ней ножом.

– Хотите?

– Нет, спасибо, – сказал Иетс. – Я этого пайкового сыра наелся на всю жизнь.

– А что он такое, этот Уиллоуби? – спросил Трой с полным ртом. – Откуда вы с ним знакомы?

– Он был у нас в отделе, – ответил Иетс. – Мы его вышвырнули, но это, кажется, пошло ему на пользу. Его подобрал Фарриш, и теперь Уиллоуби процветает.

– Угу… – промычал Трой.

– А что? – Иетс нахмурился. – У вас с ним были стычки?

– Да нет, ничего особенного.

– Он умеет ладить с людьми, – продолжал Иетс, – во всяком случае с теми, которые могут ему пригодиться.

– Ах, он из таких?

– Да, из таких.

Трой решил перевести разговор на другую тему. Он сказал Иетсу:

– Вы, наверно, долго до нас добирались?

– Ровно два дня.

Наступило молчание. Трой выскреб ножом остатки сыра и швырнул банку на печь, куда она и опустилась с грохотом.

Бинг поднял карту с пола и стал рассматривать ее.

– Я знаю эти места, – как бы между прочим сказал он. – Исколесил их вдоль и поперек вместе со своим папашей. Он был большой любитель пешеходных экскурсий и начал таскать меня с собой, едва только я научился ходить. На всю жизнь отбил у меня охоту к такому виду спорта.

– Какие места? – спросил Трой, сразу заинтересовавшись.

– Нейштадт и его окрестности, капитан. Я ведь сам оттуда. Родился, вырос в Нейштадте, и из этого же Нейштадта меня выставили. Им, видите ли, не понравился мой нос.

– Нейштадт… – проговорил Трой. – Там поблизости есть концентрационный лагерь «Паула», знаете?

– В наше время его еще только строили. Моему отцу пообещали, что он будет там в числе новоселов.

Трой внимательно слушал его, ковыряя в зубах.

Иетс сказал:

– Чего вы кривляетесь, Бинг!

– Я считаю – если говорить об этом, то только так, – ответил Бинг и снова уткнулся в карту. – По-моему, лагерь «Паула» строился вот здесь, капитан. – Он нарисовал карандашом небольшой квадрат на равнине, окруженной со всех сторон поросшими лесом холмами.

– Правильно! – сказал Трой, проверяя отметку Бинга по своей карте. – Совпадает в точности.

– Вы туда и выступаете? – живо спросил Бинг.

– Да, с оперативной группой.

Бинг сдержанно обратился к Иетсу:

– Лейтенант, разрешите мне присоединиться к оперативной группе. Я хочу повидать Нейштадт, хочу повидать дом, в котором родился, – вы меня понимаете?

Иетс сказал: – Мы не за этим сюда пришли.

– А зачем вы сюда пришли? – спросил Трой.

– Разрешите доложить, капитан?

Трой поднял голову, глаза у него сузились.

– Помните, что я вам пообещал одной зимней ночью?

– Вы поймали его? – с напряжением выговорил Трой.

– Нет. Но мы знаем, кто это.

Иетс увидел, как пальцы Троя впились в край грубого деревенского стола; он увидел, как вздулись мускулы у него на шее.

– Это подполковник эсэсовских войск Эрих Петтингер. Ваши люди были расстреляны по его приказу.

– Где он?

Иетс развел руками:

– Это одному Богу известно.

– Мне его живого нужно!

– Подождите, не волнуйтесь, – сказал Иетс. – Он, по всей вероятности, еще жив, а от Германии с каждым днем остается все меньше и меньше. Сейчас я вам все расскажу.

Когда Иетс кончил, Трой снова повторил: – Мне его живого нужно. Сквитаться легко, но дело не в этом. Отомстить – что может быть проще! Я иду в Нейштадт, освобождать лагерь «Паула». Это очень хорошо, такая задача меня пришпорила, и я счастлив, что ее поручили мне. Теперь я, по крайней мере, знаю, что от меня требуется. Но этого мало. Мне нужен Петтингер, живой Петтингер.

«Он просто помешался на этом, – подумал Иетс.– Большой, сильный, здоровый человек. Вот что делает с нами война».

Бинг заговорил с жаром:

– Лейтенант, отпустите меня в Нейштадт. Капитану понадобится человек, который хорошо знает немецкий и понимает этих людей.

Иетсу хотелось сказать: «Обратитесь к Трою», – но он промолчал. Он был так поглощен своим рассказом о Петтингере и тем, как это подействовало на Троя, что смысл предстоящей операции не дошел до его сознания. Но просьба Бинга открыла ему глаза.

– Сержант прав, капитан, – сказал он. – Да я, пожалуй, сам поеду с вами и посмотрю, что это за лагерь «Паула».

Бинг не дал Трою ответить:

– Что там смотреть! Воображение у вас есть? Мало в отделе фотографий материалов о таких лагерях!

Иетс повернулся к Трою: – Я думаю, мне удастся раздобыть там кое-какие сведения для нашего отдела. Полковник Девитт не станет возражать. У меня свой виллис, и мы с Бингом, действительно, сможем вам помочь.

– Я говорю совершенно серьезно! – заволновался Бинг. – Поверьте мне, лейтенант! Надо знать, что делалось в Германии последние годы, чтобы представить себе такой лагерь. На вашем месте я, ради собственного душевного спокойствия, не сунулся бы туда без крайней нужды. Совсем это не обязательно!

– Чего вы так кипятитесь? – рассердился Иетс. Почему не послушаться Бинга? Зачем ему понадобился этот лагерь «Паула»? Собирать материал для пропаганды – предлог, выдуманный только для Девитта. Тогда что же? Может быть, он ищет правду о войне, а лагерь «Паула» часть этой правды, и, по всей вероятности, самая страшная ее часть.

Трой решил их спор.

– Ну что ж, собирайтесь на свой страх и риск, – сказал он. – Может, мы нападем на след Петтингера. Ему самый раз быть там, где людей подвергают пыткам.

– У вас только одно на уме, – улыбнулся Иетс. – Но мы все равно отправимся с вами.

В комнату вошли Карен и Текс Майерс.

– Мы не опоздали, капитан? – спросила Карен и, увидев знакомое лицо, хотя оно и было в тени, весело добавила: – Хелло, сержант Бинг! Рада вас видеть живым и здоровым после Нормандии. И вас, лейтенант Иетс, хотя я знала, что вы живы, от вашего друга Уиллоуби.

Иетс кивнул ей. Она мало изменилась за это время. Серые глаза, когда-то взволновавшие его, смотрят по-прежнему равнодушно, лицо, которое иногда согревала теплая улыбка, по-прежнему не блистает красотой. Не изменилось и рукопожатие этой сильной, почти мужской руки – руки, прикосновение которой он почувствовал однажды у себя на лице… впрочем, вспоминать об этом нелепом случае ему не хотелось.

– Мир тесен, а война тем более, – с приветливой улыбкой сказал Иетс. Всегда приятно видеть человека, перенесшего вместе с тобой опасность. – Вы тоже собираетесь в лагерь «Паула»?

– Да, если капитан Трой найдет место для нас с Тексом.

Трой чувствовал себя лишним между этими старыми друзьями. Но теперь они вовлекли в разговор и его. – У меня все готово. Вы поедете с основной группой… – Трой только было собрался пуститься в подробное описание того, что он от них ждет, какие вещи они должны взять с собой, какие меры предосторожности соблюдать. Он так тщательно обдумал все это, и теперь, когда Карен прервала его на полуслове, ему стало досадно.

– А вы обратитесь со своими наставлениями к Тексу. Он в этом разбирается лучше меня. – Она круто повернулась и вышла из комнаты.

Текс Майерс подсел к Трою и сказал:

– Не обращайте на нее внимания. С ней всегда так – не знаешь, на что рассчитывать. Вы бы видели, как она отчитала Уиллоуби!

Трой ответил раздраженно:

– Я не хочу никаких осложнений. Операция и без того серьезная. И лишние потери мне тоже не нужны. Понятно?

– Она сама о себе позаботится, – сказал Иетс.

Солнце било Карен прямо в лицо. Она прошла через весь двор и села в тени сарая на перевернутую тачку.

Солдаты, проходя мимо, свистнули ей и ушли со двора.

Потом она увидела Бинга и Иетса.

Иетс крикнул:

– До вечера! – а Бинг помахал рукой.

Карен ждала Текса Майерса, но он не шел. Вместо него на крыльце появился высокий капитан, который должен был командовать наступлением. Он прищурился на ярком свету, увидел ее и зашагал к сараю, чуть втянув голову в плечи, словно над ним летали пули. Ворот неглаженой рубашки был у него расстегнут, и в вырезе виднелись светлые волосы.

Он остановился перед Карен, посмотрел на нее сверху вниз и выдавил из себя улыбку.

– Жарко! – сказал он и на этом застрял.

– Да, ужасно, – ответила она.

– Ваш приятель Текс стучит у меня на машинке. Говорит, что пишет статью. Вы ведь тоже пишете?

– Да, как же!

– Мне иной раз самому хочется взяться за перо, – задумчиво проговорил он. – Столько всего пришлось повидать на войне. Обо всем этом надо написать книгу или хоть два-три рассказа.

– А вы попробуйте, капитан. – «Знакомая песенка», – подумала Карен. Сколько их приходило к ней со своими рассказами и романами, в полной уверенности, что все это случилось только с ними, тогда как на войне в большей или меньшей степени всюду одинаково. Чаще всего эти люди нагоняли на нее скуку.

– Я бы назвал свою книгу «Отвага неведения». Вот это что-то новое!

– Почему? – спросила она, и Трой заметил, что ее глаза – глаза, которые нравились ему, потому что он еще ни у кого не видел такого глубокого взгляда, – впервые посмотрели на него как-то по-иному, живее.

– Бесшабашной храбростью обладают только тупицы, – объявил он. – Когда вы впервые сознаете, что вам предстоит, у вас остается только одно желание – бежать, бежать сломя голову. Я понял это еще в Нормандии и с тех пор держусь того же мнения. Но я глубоко уважаю тех трусов, которые все-таки держат себя в руках. Вы, наверно, думаете: вот – рехнулся человек?

Ей хотелось поговорить с ним об этом подробнее, но он сам рассмеялся над своими словами и сказал:

– Мне частенько кажется, что у меня тут не все в порядке. Я по образованию техник, работал мастером на заводе сельскохозяйственных машин, а меня оттуда прямо в моторизированную пехоту. Так что где уж мне разобраться во всем этом! Но я вас задерживаю?

Текс Майерс вышел на крыльцо и окликнул их.

Трой повернулся:

– Пока всего хорошего, мисс Уоллес.

Она пригляделась к его походке. Он, наверно, очень сильный. И ей было приятно, что он сильный, что он такой, какой есть.

Лагерь «Паула» казался бесплодной пустыней среди зеленых холмов, оживлявших эту часть Германии, Трудно сказать, чем это объяснялось – то ли пылью, которую поднимали тысячи ног, устало шагавших за его изгородью, то ли невыносимым смрадом, доносившимся оттуда, то ли тем, что деревья вокруг были вырублены на тес для бараков, а также для того, чтобы часовые на вышке могли просматривать всю местность и в случае надобности стрелять по живой цели, – так или иначе, лагерь «Паула», словно страшная злокачественная опухоль, расползался по равнине и холмам, и те, кто попадал сюда, знали наверняка, не глядя на его вывеску: здесь погибло столько народу! Из тебя тоже высосут все соки, и ты превратишься в скелет и кончишь жизнь на свалке.

В лагере стояло около сорока бараков, разрушающихся один быстрее другого. Они строились с расчетом на сто человек каждый, и площадь их была вымерена с чисто немецкой тщательностью, так что тройной ряд грубо сколоченных нар не оставлял ни одного неиспользованного дюйма пространства. Теперь же в каждом бараке помещалось по триста человек. Окна все время держали открытыми, и, несмотря на это, в них стояли такая духота и вонь, что дышать там было почти нечем.

Лагерная администрация и барачные старосты уже давно потеряли счет заключенным. Умершие по нескольку дней лежали на нарах рядом с больными и обнаруживались только по трупному зловонию, перебивавшему все другие запахи. Тогда их выбрасывали из бараков. Трупы были легкие, и все же за каждый такой труп живые брались по меньшей мере втроем, а то и вчетвером, впятером.

Переполнение лагеря не особенно тревожило его коменданта Шрекенрейтера. Он получал одно и то же количество продовольствия, что на четыре, что на двенадцать тысяч заключенных, а значительную часть этого продовольствия эсэсовцы разворовывали и спускали на черном рынке. Лагерь не впервые был переполнен. Шрекенрейтер веровал в мудрость природы, которая сама следила за тем, чтобы с течением времени количество заключенных уменьшалось и становилось вполне приемлемым, а кроме того, природе можно было помогать различными способами.

Шрекенрейтер был человек худощавый, с мелко вьющимися белобрысыми волосами и почти альбинос. Он не отличался чрезмерной жестокостью – другими словами, жестокость как таковая не доставляла ему особенного удовольствия. Он применял ее исключительно с воспитательными целями. Наказывать заключенных можно по-разному, у него на это была целая система, которую он однажды привел в порядок, собственноручно напечатав ее на прекрасной белой бумаге и указав, за какой проступок полагается то или иное наказание. Его труд был переплетен в тонкий пергамент, который один из охранников изготовил из татуированной человеческой кожи. Трупы свежевали по приказу Шрекенрейтера, соблюдавшемуся неукоснительно.

Эта книжечка лежала у него на столе без употребления. Ему не приходилось внедрять в умы лагерного персонала тонкости своей системы: у них были на этот счет собственные теории, пожалуй, даже более усовершенствованные. Особой изобретательностью отличался помощник Шрекенрейтера, Видеркопф, брюнет с низким лбом и мохнатыми бровями.

Получив приказ об эвакуации лагеря «Паула», Шрекенрейтер расстроился. Кто бы мог этого ждать! Он, конечно, знал, что американцы близко; он регулярно слушал радио и умел вычитывать правду из немецких газет. Но ему думалось, что, во-первых: концентрационный лагерь не может считаться военным объектом, а во-вторых, что, если дела примут серьезный оборот, он с разрешения начальства передаст американцам лагерь «Паула», и передаст в полном порядке. А что американцы будут делать с заключенными? Оставят их так, как есть, конечно. Они больше ни на что не годятся. И, может быть, даже оставят на прежнем посту и его.