Текст книги "Истории Руана (СИ)"

Автор книги: Станислав Гримайло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

   Вот и второй намек на длительное путешествие – горка белья на краю дивана, скрытая от посторонних глаз пледиком и не заметная на первый взгляд. Да и сумрачно как-то, не смотря на день за окном и огромное, во всю стену, окно. Затемненное оно какое-то.

   Только я разместился на диване, как человечек привстал, передал мне большую плоскую тарелку, на которую за один миг набросал целую гору различной еды. Небрежно открывая судочки, подхватывая содержимое ложечкой и шустро накидывая. Выудил целую батарею различных прозрачных емкостей и с намеком предложил:

   – Винца? Пивка? Чего покрепче?

   – Воздержусь, – уверенно отказался я и заметил: – Вы прямо как на войну собрались. Столько запасов...

   – Жизнь и есть война, молодой человек. Опасная и бесконечная, не прекращающаяся ни на миг, – подмигнул Эрз.

   Крушивец цапнул лапкой кружку, налил из кувшинчика нечто красное и тягучее, взглядом предложив мне наполнить и свою тару. Пробежав взглядом по представленному меню (дюжине человек на пару застолий хватит!) я остановился на знакомом – обычном яблочном соке.

   – За Свободу! – провозгласил человечек и протянул кружку в понятном любому разумному существу жесте.

   Чокнулись.

   – За впечатлениями или по делам? – с явным интересом вопросил человечек.

   – За всем.

   – Ола-ла, – покачал головой Эрз, – плохо, молодой человек. Смешивать ни в коем случае нельзя, вы понимаете? Отдых и работа. Работа и отдых. Нонсенс! Путешествие для души, поездка по работе. Несовместимо!

   – Выбирать не всегда выходит.

   – Вот! Истинное проклятие нашего века! Выбирать не по душе, не по велению сердца, не по истинному значению. Получать не нужное, мечтать о недостижимом. А все проистекает оттуда!

   Эрз замолчал, улыбнулся и кивнул. Подождал немного и повторил. Закивал активней.

   Зачем обижать щедрого и бескорыстного человека?

   – Откуда?

   – Из несвободы! – довольно осклабился человечек, выпростал руку, ухватившись за ножку зажаренной до блестящей корочки неведомой птахи. Резко дернул и яростно вгрызся в отвоеванный кусок мяса.

   Пока Эрз боролся с останками несчастной птицы, я мужественно умял половину снеди на тарелке. Остальное попробовал взглядом и заозирался в поисках чего-нибудь горяченького для финального аккорда трапезы.

   – Чай-тэ? – с пониманием вопросил человечек. Получив утвердительный кивок, схватил со стола маленький колокольчик и трижды позвонил.

   Практически мгновенно открылась дверь купе и заглянул гоблин с подносом. Курящийся дымком чайник будто поздоровался с нами облаком бодрящего аромата. Вежливо поклонившись, гоблин ловко расставил чашечки, разлил пахучий напиток, добавил к куче тарелок на столе еще пару со сладостями и гордо удалился.

   Эрз царственно вытер жирные пальчики салфеткой, выудил из шкафчика над диваном бутылку зеленого стекла и приглашающе кивнул. Я отрицательно покачал головой. Человечек не смутился – нацедил в маленькую рюмку десяток капель, вознес хрупкую тару над столом и снова выкрикнул:

   – За Свободу!

   Выпили. Я закусил сок печеньем, Эрз восстановил птахе симметрию и хитро блеснул глазами:

   – А вы как относитесь к свободе?

   – Положительно.

   – Нет. Нет. Я не это имел в виду! Вы, отправившись по делам в страну истинной свободы, готовы к тому, куда попадете?

   – К этому надо готовиться?

   – Естественно! А вы как думали? Получить сразу все – и быть не готовым к такому дару? Сметет, закрутит, уничтожит!

   – А потом догонит и повторит, – хмыкнул я.

   – Простите – что?

   – Говорю: всегда готов!

   – И это правильно, верно, молодой человек! Ола-ла... Какое время, какие нравы, каковы люди... Вот скажите – существует в мире справедливость? – понизив голос, громко прошептал Эрз.

   – В какой-то мере, – уклончиво ответил.

   – Представьте: двадцать семь. Где это видано? Справедливость? Равенство? Вежливость? А? Где? Воспетые во всех договорах обязательства, обещания, родовые клятвы... И что? Да ничего!

   Понять какие претензии – и к кому – по набору слов довольно сложно. Были личности, пусть и не очень-то реальные, которые обладали возможностями правильного восприятия при недостатке информации. И я так хочу... но пока приходится вылавливать отправную точку.

   – Двадцать семь? – невинно уточнил я.

   – Вот именно! А я разве много прошу, скажите, а? Нет!

   Я кивнул. Эрз воспринял это как согласие, но на самом деле правда жизни то другая: "Моя твоя не понимать".

   Помолчали.

   Делая мизерные глотки ароматной и обжигающей жидкости, я задумался о странностях бытия. Пустая станция, один пассажир, давным давно занявший свое место и успевший плотно откушать, – стоим. Кого ждем? Повеления свыше?

   Эрз Мы Крушивец проследил за моим взглядом:

   – Прицепят курятник и отчалим. Наслаждайтесь, мистер Россеневский, на всем пути это самая лучшая стоянка. Тихо, спокойно, бесплатный чай-тэ...

   И грустно вздохнул.

   – Извините: курятник? – расслабленно уточнил. Сомнительно, чтобы к пассажирскому поездку цепляли птичник. Значит – образное сравнение.

   – Двадцать семь... Эх! Вот вы, молодой и респектабельный, подающий и взывающий, надежный и расхлябанный – какого испросите отношения? Вопиюще невежественного, или уважительно обязующего?

   – Спокойно расслабляющего, – слегка опешив, выдал я.

   – Вот! Спокойствие! Расслабление! Праздник жизни, услада путешественника, нагруженного сонмом важнейших и сложнейших дум! А это, я спрашиваю, это что?! – и махнул лапкой в окно.

   Я посмотрел: пустой вокзал. По сравнению с родиной – курорт. Ни торговок, мечтающих впихнуть прямо в зубы сомнительного качества съестное, ни зазывал, ни сомнительных личностей... И никакого присутствия стражи. А действительно – зачем: не видать же никого!

   – Приличный вокзал, – передал очевидное.

   – Я каждый год в одно и то же время пользуюсь услугами одной и той же компании. Заметьте – лучшим классом! С наилучшим обслуживанием, с наивысшей оплатой! И, по приезду в страну истиной свободы, нанимаю лучший экипаж, приезжаю к несравненному Туртоннену и составляю бумагу с прошением, – длинная речь настолько осушила горло Крушивца, что он схватил ближайший кувшин и крепко приложился.

   Лицо Эрза, удивительно белое, за один миг сравнялось по цвету с салатом из листьев жуйжи – сорняка, растущего везде, где есть доступ к свету, воде, и нет рядом любителей похрустеть дармовщинкой. Травка вкусная, сочная, но с таким ядреным красным соком, что стоит потерять внимание и уронить пару капель на одежду – придется обращаться к портному.

   Кстати – а не потому ли эта гадость везде растет? Паранойя...

   Крушивец оторвался от кувшина, окинул стол безумным взором, схватил тарелку с безумной мешаниной "всего что было под рукой", залитой густой сметаной, и грациозным движением исполнил мечту любого жениха – нырнул лицом в салат.

   Мда. Был бы художником – стал бы знаменитым на весь Руан. Ибо полотно "Состоятельный вельможа путешествует по Свободным городам" понравилось бы всем без исключения. Обывателям: богач-купец упился до помрачения рассудка. Купцам: "И это дворяне?! Босяки в шелках!". Вельможам: есть еще магия в амулете! Разве что гоблины поинтересовались бы: а все сожрал? Орки заметили б: посуду мелкую выбрал. Ну и гномы хмыкнули в бороду: "Нашей не пробовал еще, стал быть."

   Пока я сокрушался об отсутствии необходимых для создания шедевра навыков, Крушивец превратился в статую, лишь изредка похрюкивая. Когда человечек взрыкнул, я не удержался:

   – Простите: что вы сказали?

   – Недосолено! – снял пустую тарелку с лица Эрз. – Негодяи! Так небрежно относится к "юри оли касилла"! Где цини, люти, хаве наконец!

   "Гоблины бы оценили..."

   – Ола-ла... И это экспресс уважаемой компании. И вот! Как так?! – потряс кувшином.

   – Забыли что?

   Эрз окинул меня хитрым взглядом:

   – Вам, как приверженцу трезвости по утрам, в обед, простительно. Кстати: хоть вечер остался для послабления? Так вот, вот так. Ола-ла... – покачал головой Эрз. Извлек из кармана идеально выглаженный платочек и принялся вытирать забрызганную мордашку. На удивление продолжил:

   – Наш милый проводник своим бесчестным поступком выразил небрежение к древнейшей традиции великого знания! Осквернять "Горную слезу", наливая благословенный напиток в простую поделку из подножной грязи, – кощунство. А ставить означенную бутыль под правую руку – зело корыстно!

   "Гномам точно понравилось бы..."

   – Плетей негоднику! Сервировать стол на двоих, выставляя такие мелкие тарелки – куда хозяин смотрит, а? Вы скажите, а? – принялся дальше сокрушаться Эрз, хотя пять минут назад с удовольствием прикладывался к блюду с птицей. Впрочем, продолжая бурчать, Крушивец перешел к следующему блюду – изысканной выпечке. Сладостям. Делая осторожные мелкие глотки "Слезы", и закусывая кремовыми пирожными.

   "Вот так и теряются возможности к стремительной известности и сказочному обогащению. Нехватка умений... Эх! Впрочем – не факт. Создать шедевр – даже не пол дела. Так, первый шажок. И неизвестно – оценят ли? Ибо сегодня в фаворе подшучивать над сильными мира, а завтра за оное и по мордасам дать могут. За осквернение, так сказать, святынь. Ибо не должно! Перепрыгивать через толпы, зажав шедевр под мышкой, и отмахиваясь им же от особо ревнивых."

   Неправильный салат, сладости и маленькие глоточки древнейшей традиции гномов вернули первоначальный цвет лица Крушивцу, отчего тот заметно повеселел.

   – Вернемся к свободе! Как вы думаете, мистер Россеневский, есть ли у нее недостатки?

   – Как и у всего: есть.

   – Прям таки у всего? Ола-ла... – покачал головой человечек.

   – Идеальных вещей нет, – подтвердил я.

   – Истинно так! Позвольте замечание: не в вещах дело. Не так ли? Так ли? Поспорите? Согласны? Против?

   – Именно так. А вы? Не согласны?

   – Я, как представитель иного поколения, имею четкие и твердые понятия. Сложные и запутанные, многослойные и подправленные, измененные и утвержденные. Улавливаете?

   – То есть вы, мистер Крушивец, хотите сказать, что ваши убеждения зависят от сиюминутного настроения? Подправленного?

   – Эрз Мы, Эрз Мы! – замахал лапками Крушивец. – Старит, молодой человек, старит такое обращения. Вас – мужает. Меня – старит. Дед, прадед, прапрадед, прапрапра...

   – Понял! Извините, – с трудом прервал словоизлияние.

   – Убеждения – как шкатулка. Сегодня вы положили одно, завтра другое, через год... ола-ла... сколько накопилось! Тянетесь достать одно – и что? Находите, да? А не тут-то было! Опись, понимаете ли, затерялась. Где оно? Убеждение. Убеждение? Где? То оно? Или то оно? А?

   Не зря гномы нахваливают свои древние традиции. Чем дальше – чувствую, – тем меньше останется понимания. Будь хоть трижды адекватным и внимательным, разобраться в волне "Горной слезы" можно лишь воспользовавшись услугами крутого дешифровщика. Парочкой хороших подходов, тарелочкой другой салатика...

   – Выбирать наугад?

   – Истинно! Потрясли, открыли, вытащили. Что? Все перепуталось, смешалось, исказилось, осталось... ола-ла! Подправленное и утвержденное!

   -Так и рехнуться недолго, – заметил я.

   – О чем и речь! Двадцать семь! Представьте: двадцать семь! Лет, истинных моих, прожитых, драгоценных и не забытых, счастливых и радостных, тяжелых и интересных... И что, спрашиваю я вас, хочется? а, что?

   – Повеситься, – хмыкнул я.

   – Ола-ла, – покачал головой Крушивец. – Такие мысли приходят... И к булочнику, что каждое утро тридцать лет встает раньше солнца, и затюканному клерку в управе, и хозяину игорного заведения... Всем! Но не должно! Понимаете?! Да? Поддаваться! Мы в силах – открыть шкатулочку и достать... – и хитро так, с прищуром, растянув губы в широкой улыбке, уставился на меня.

   Я промолчал. Крушивец приглашающе кивнул.

   Закивал активней.

   – Подправленное и утвержденное.

   – Истинно так! За Свободу!

   Выпили. Я сок. Эрз Мы, смущенно улыбаясь, налил себе из кувшина, облюбованного мной.

   – Так вот, вот так. С чего мы начали? Ола-ла... Двадцать шесть прошений, и завтра, по приезду, наняв лучший экипаж, завезу его, двадцать седьмое. Я многого разве прошу, а? Многого?

   Я неопределенно кивнул.

   – Их жадность не знает границ. Всего один день, в году, один экспресс! Без, вы понимаете, без! Один!

   В тишину купе, прерываемой лишь словами, глотками и довольным урчанием желудков, вплелся неясный гул. Крушивец бросил взгляд в окно – плечи поникли и такая грусть отразилась на по-детски кукольной мордашке. Я проследил за его взглядом.

   На тихий и спокойный перрон выплеснулось наводнение: поток тел, смешение рас, гул растревоженного улья. Река разномастных существ пронеслась со скоростью идущей рысью лошадью и скрылась где-то в хвосте экспресса.

   – К свободе нужно готовиться, мистер Россеневский, – громко, казенным тоном, сказал Крушивец. – Ибо она, по незнанию, бьет. Палкой. По голове.

   Прозвучало страшно: истинно пророчески.

   Я сглотнул, пошарил на столе в поисках кувшина с соком, нашел, сделал два резких глотка... Перехватило дыхание, глаза запросились на свободу, слепо нашарил первую же тарелку и, издав довольное урчание, нырнул...

   Дальнейшее помню смутно. Ели, пили, бурно обсуждая картины за окном. Ругали всех: начиная от ушастого проводника и заканчивая абсурдной внешней политикой Империи. Мужественно обороняли наш чистенький вагон от грязных зеленых, рыжих, и, если не померещилось, фиолетовых рож.

***

   Мерное, убаюкивающее покачивание неожиданно исчезло, ознаменовав очередную станцию на пути. В тишину окружающего мира вплелся непонятный гул и легкий раздражающий свист. Я вскинулся, сел на кровати. Пустое купе без малейших признаков попутчика и хорошей поляны. Куда подевался кругленький Крушивец?

   Странно – экспресс стоит, а непонятный гул только усиливается. Да и свист тише не становится. Пойду погляжу, что за дела...

   Оказывается, я спал самым свинским образом. В обуви, в одежде, и даже не удосужился воспользоваться спальными принадлежностями. Впрочем, применение им таки нашлось – вся горка пошла на подушку. Вывод: не стоит связываться с "Горной слезой". И хватать первый попавшийся под руку кувшин тем более.

   Встал, сделал пару шагов для разминки – все в порядке. Мир не кружится, чувствую себя отдохнувшим, желудок просит добавки, и этот настойчивый гул...

   Я открыл дверь купе, выглянув в пустынный коридор. Никого, как и ожидалось. Здесь гул стал всеобъемлющим – даже по полу передается вибрация. Землетрясение? Табун варваров скачет мимо? Пассажиры экспресса играют в догонялки с проводниками?

   Чего, собственно, гадать? Пойду и посмотрю.

   Дверь вагона оказалась крепким орешком. С наскоку открыть не получилось (как же забота об эвакуации пассажиров в экстренных ситуациях?), хотя разгадка оказалась донельзя прозаичной – перерос. С расчетом на ушастых, мелких и зелененьких проводник это вагон строился, и мудрые строители сделали ручку а уровне моего колена, так еще и практически незаметную сверху!

   Но все-таки я справился с неожиданным препятствием и открыл дверь... в море. Гул стал просто громовым, вода плещется прямо под ступеньками вагона. Это что – водопад прямо по курсу за стеной тумана? Нет, мы так не договаривались, я в Свободный еду, а не в Россь или Илию!

   Тут протяжный свист, от которого уже стали ныть зубы, разом перерос в надсадный вой, я вздрогнул... и проснулся.

   – Тропа Короля! – раздалось сбоку. – Ола-ла... горазды вы спать, мистер Россеневский! Так жизнь мелькнет, просвистит, пролетит, испарится, а вы, извините, в подштанниках да на диванчике возлеживаете. Так, быстро-быстро! Завтракать пора!

   Я с трудом открыл глаза. Покачивания нет, неясный гул долетает – похоже стоим на очередной станции. Что там первое сказал Крушивец? Тропа Короля? То еще местечко чувствую.

   Неожиданно о себе напомнил организм, причем не тихо так, легким намеком, а прямо кувалдой по одному месту. Девлары! Вот отчего водопад приснился...

   Проводник грудью встал на защиту святого места. Стал лопотать о станции, каком-то статуте, неистово тряся при этом бумажкой с закорючками. Не обращая внимания на мелочи, я взял ушастого за грудки и попытался отодрать от заветной двери. Но не тут-то было! Мелкий вцепился в дверь не хуже клеща, дорвавшегося после месяца голодухи до сладкого теплокровного.

   – А ну, пусти! – подкрепил слова парой рывков. Бесполезно.

   – Согласно формулярам и пункту "назидание", в экспрессе компании "Туртоннен и Ко" пользование санитарным местом запрещено включительно на всех станциях, а это составляет шестьдесят два процента времени следования по маршруту...

   – Ты свой формуляр оставь в сортире для прямого использования! Открывай давай!

   Проводник оказался опытным:

   – Компания "Туртоннен и Ко" отдает себе отчет о возникших у вас трудностях, но вы обязаны следовать форму... – придушенно запищал ушастый.

   – Слушай, козявка! – Встряхнул мелкого, прервав словоизлияние. – Мне моя интуиция подсказывает: или ты пускаешь меня в сортир, или я устраиваю сортир прямо тут. Понял?

   – Вы можете воспользоваться прекрасным санитарным местом местной станции...

   Я на секунду прислушался к себе и понял: не могу. Даже если станционный туалет окажется в двух десятках метров от экспресса, в чем я сильно сомневаюсь.

   Видимо гоблин понял мои сомнения, или, что вернее, до него дошла простая мысль: следование формулярам и важнейшим пунктам хорошо по жизни, но очень опрометчиво в моменты, когда пассажирам потребно воспользоваться удобствами цивилизации. А, может, просто прочел свое будущее в моих очень добрых в этот момент глазах. Однако, ему повезло.

   Щелкнул замок и мы ввалились в огромный сортир. Так, на глаз, не меньше моего купе. Вежливо, но поспешно, выставив ушастого за дверь, я не стал разглядывать местные красоты. Есть дела и важней...

   – Жив милейший мистер Ларни? – встретил меня жизнерадостный голос попутчика. – Присаживайтесь, присаживайтесь, на ногах голодно, знаете ли...

   Усевшись на привычное место, я понял несколько вещей. Во-первых, несмотря на ранний час, Эрз Мы уже в пиджаке и при галстуке. Во-вторых, на этой станции, судя по шуму за окном, как в прочем и на всех других, экспресс берут практически штурмом. В-третьих, я, оказывается, скакал по вагону в исподнем. И, наконец, в-четвертых – яств на столе не стало меньше, а наоборот – явно прибавилось.

   – Жизнь в Свободном бежит, течет, спешит... И готовят там, скажу я вам, преотвратно! Так что нам следует... – Крушивец активно засемафорил.

   – Нажраться! – мрачно закончил я.

   – Нет, мистер Россеневский! Нельзя, доложу я вам, вот так, так вот, скучно, начинать новый день! Ола-ла... Вот, оцените, чай-тэ, с предгорий... Откушать вам надо, а то: мрачный день, плохой день, неудачная седмица и как пойдет... Ола-ла, закачаешься...

   – Не думаю что плотная еда и крепкий чай-тэ влияют на будущее.

   – Что вы говорите, молодой человек! – замахал лапками Эрз Мы. – Вы так не говорите, даже не думайте, не вспоминайте, забудьте наконец! Все, что в нас входит, из нас ... кхм... выходит! И чем лучше то, что входит, то и лучше то, что... – Крушивец подмигнул и улыбнулся.

   – Выходит?

   Крушивец надулся и резко покраснел. Я только успел подумать: может, сердечко прихватило? А жизнерадостный колобок так стал смеяться, что мне показалось – сейчас взорвется.

   – Остается, мистер Россеневский! Остается!!

   Не знаю, почему я встал на мрачной ноте, но то ли общество Эрз Мы Крушивца сказалось, то ли вкусный обильный завтрак подействовал, то ли оба вместе взятые – ко мне вернулось хорошее настроение. И дальнейшая часть пути пролетела совершенно незаметно.

   Перед конечной в купе влез проводник, споро убрал со стола, и, следуя пожеланию Крушивца, остаток снеди разделил на два пакета.

   – Не забудьте! Отмахивайтесь от ее обманов! Отмахивайтесь!

   Эрз Мы, крепко сжав своей потной ладошкой мою ладонь, подхватил маленький саквояжик и один пакет, вежливо приподнял край невесть откуда взявшегося цилиндра и отбыл. Просто растворившись в воздухе. Я только успел, что удивленно вздохнуть.

   – А вы? – пропищал проводник.

   – Я ножками.

   – Следуйте за мной! Хочу вам напомнить, что согласно формулярам экспресс компании "Туртоннен и Ко" несет ответственность за вашу непосредственную безопасность и безопасность ваших вещей только на территории, принадлежащей непосредственно компании. Поэтому, сойдя с экспресса, вы теряете все привилегии, доступные на нем. Поэтому, могу вам предложить за отдельную плату провожатого через вокзал до ближайшей стоянки такси!

   – Да нет, спасибо, сам дойду.

   Гоблин, топающий передо мной, резко остановился, повернулся и внимательно осмотрел меня:

   – Вы уверены?

   Ну не наглость ли?!

   Я окинул мелкого задумчивым взглядом. Пары секунд молчаливого осмотра хватило, чтобы мордашка зеленокожего отчетливо потемнела. Помучив проводника, я просто сдвинул мелкого рукой с прохода и потопал на выход. Будут мне еще всякие ушастики указывать, чего бояться нужно...

   Вот так с пакетом еды в руке, котомкой с вещичками на плече, в обмундировании стража с отпоротыми нашивками я и вступил в оплот свободы, равенства и братства на земле Руана.

   – Пирааажки!!

   – Куда прешь, помесь гоблина с грыжей?!

   – Держи вора!

   – Поберегись!

   – Третий... экспресс... двенадцат... путь... рез... мь... минутттт...

   – Пусти, кому я сказал!

   – Согласно формуля...

   – Засунь его себе в ... !

   "Девлары и все демоны Ихая!" – мелькнула первая мысль.

   Я малость обалдел. Одно дело видеть, что творится на станциях через окно, да и не особо я в него всматривался-то. Какие ярмарки, какие народные гуляния? Тут самое настоящее вавилонское столпотворение! Казанский вокзал явно потише будет...

   – Выражаем Вам благодарность! – запищал в подмышку проводник.

   – Чего?!

   – Счастливого пути! – отчетливо проорал мелкий и захлопнул дверь за спиной, оставив меня на последней ступеньке вагона. Все бы хорошо, но передо мной предстал нелегкий выбор во всей красе – снизойти на гнома, дородную тетку или интеллигентного вида старичка в очечках.

   Впрочем, судя по напряженным взглядам, эта троица тоже не в восторге от моего появления.

   Не зря предлагал проводник оплачиваемую услугу по преодолению всего этого бедлама. Здание вокзала (сразу вспомнился памятник зодчества, истово оберегаемый гоблинской общиной Сантея) лепили из того, что было под рукой, не разбираясь, собственно, в строительном материале. Из ближайших сравнений подойдет только один вариант – Хаос в Крыму. Ибо чем может быть наваленная куча огромных камней? Кучей камней.

   Строители вокзала со мной бы поспорили: наделали в неожиданных местах окна с затемненными дочерна стеклами. Или это всего лишь обман зрения? Не удивлюсь, если местные действительно вырубили вокзал прямо в горной породе. Вон два здоровых тролля в набедренных повязках, истекая ручьями пота, тянут на мускулистых плечах... карету. Интересно, это эвакуатор после ДТП или погрузочная команда?

   Кинул взгляд влево-вправо. Не видать конца перрона. Экспресс компании "Туртоннен и Ко" уткнулся в нос другому составу, да и хвост оперативно подперли. Широкая, метров под сто, площадь, запруженная разномастным народом, палатками, столиками, ругающимся, орущим и прущим невпопад народом. Только иногда встречаются островки спокойствия: обвешанные напоказ оружием хмурые бородатые дядьки. Разве что еще здоровенным троллям уступают все дорогу – никому не хочется быть задавленным махиной.

   Да, в такой толпе не только карманы почистят, но всю одежду срежут вместе с кожей и костями! Как же господа маги, купцы, дворяне и иже с ними сквозь такое перебираются? Никогда не поверю, что заказывают сомнительную услугу у проводников экспресса...

   Насмотревшись на местные красоты, я решил двигаться дальше – не стоять же на подножке экспресса до скончания веков.

   – Чего стоим? – спросил я и не услышал своего голоса. Вот же шум-гам в этом Свободном!

   – Че стали?! – проорал я.

   – Ждем! – рявкнул в ответ гном, зыркнув на меня.

   "Ждуны, крон! И чего, спрашивается, приперлись? Потоптаться?"

   – Давай меняться! – ты гляди, уже хрипну.

   – Не! – лениво ответил гном, и на мой удивленный взгляд уточнил: – Не наш экспресс!

   Они еще и другой состав ждут... Ну не тролльи ли пляски в первую брачную ночь?!

   Чувствую, буду тут "разговаривать" до приезда следующего экспресса. Знаю таких ждунов по дому: главное для них – застолбить место. Причем все равно где: в очереди за хлебом, очистками, очередной "очень нужной ерундой". Особенный шик: намертво встать, как грудью за родину, на входе в общественный транспорт, или, как максимальный уровень, припарковать четырехколесное достоинство на пешеходной дорожке или детской площадке.

   – Поберегись! – рявкнул я и слез прямо на гнома. Пакет с едой прошел в притирку над недовольной миной тетки, а интеллигентный дедок уперся носом в котомку, ибо при спуске меня развернуло.

   Я стал медленно протискиваться сквозь толпу. Какой смысл извиняться за оттоптанную ногу или легкий привет от поклажи по физиономии очередного ждуна, если придется орать так, что можно вызвать контузию? Поэтому, сжав зубы, я молча прорываюсь, не забывая прислушиваться к интуиции – не позарился ли кто на кошель? В такой толпе исподнее снимут – не заметишь.

   Тяжелей всего пришлось с островком орков. Я вовремя не заметил препятствие, а когда подобрался вплотную, завис перед выбором: звездеть по недовольным клыкастым мордам пакетом или поберечь здоровье?

   – Щас как дам! – проревело по-соседству, после чего донесся звук смачной плюхи и над толпой, чуть сбоку за островком орков, взмыло тело. Пролетев метров пять, приземлилось аккурат на крепеньких, закутанных в немыслимое количество платочков, разномастных старушенций. Мгновенно поднялся просто неописуемый гвалт.

   – Ах ты ирод...

   – Ты на кого хрен отсохший поднял!

   – Насилуюююют!

   – Бей его, девки! – заверещало в клубке тел.

   Бабки, видимо не сориентировались, кого лупить, но приказ приняли к немедленному исполнению. Немедленно все окружающие взвыли (я и сам ошалел, рассмотрев, как тщедушная старушенция богатырским замахом оприходовала тихо стоящего орка сумкой в половину себя размером), и толпа отпрянула от воинственно кудахтающего разноцветно-платочного клубка.

   – Пастаранииись!! – проревело сзади и мимо меня протиснулся вооруженный до зубов бородач.

   Я заметил еще несколько шумно матюгающихся крепышей, которые споро приблизились к месту свалки с разных сторон.

   – Стоять! – заревел самый бородатый, разом перекрыв гам, царящий на перроне.

   Одна старушка, заверещав, замахнулась клюкой на ближайшего местного стража. Тот спокойно перехватил оружие, выдрал из цепкой сухонькой руки и резво отскочил. Не зря – на место, где он был миг назад, прилетел пяток сумок сравнимых с бабками размеров.

   – Зашибу, кошелки! – заорал главный страж и воинственно взмахнул топором.

   Старушки отпрянули, сбились в зло зыркающую кучку и перешли в позиционную войну.

   – Гляди, припекся, родимый! Ты где был, когда честь девичью при всем честном люду отбира...

   – А, девки, позорять!!

   – Ты их, их, их иродов обороня...

   – Я те топор знам куда махну!

   – Сволоцюга! Кронив прыхвостень! Грызло тоби...

   – Ты на кого заросли топорщишь!

   – А ну пидийды, курдюк дрибний, покежь сокирку-то...

   – Во сплюньки разбушевались! – хохотнул рядом стоящий орк.

   – Кто?! – проорал я ему в ухо.

   – Сплюнки с большого! – рыкнул орк и продемонстрировал идеальные клыки. – Набольшие, марку блюдут!

   Ого, если "сплюньки" так буянят, то представляю себе какое бедствие, когда разойдутся какие-нибудь "размашики" или "ща как вломлю!".

   Чую, натерплюсь я в этом Свободном!

   Переход через живую реку показался бесконечным. Что может удивить после увиденного и услышанного представления? Ан нет, не все так просто. В толпе, увлеченно обсасывающей недавние события, появились мелкие хищники. Первого заморыша, будто бы невзначай придавленного ко мне толпой, я огрел пакетом. А вот нечего шарить по карманам туристов, восторгающихся местных размахом! Пакет – выдающихся размеров авоська с пол пудом недоеденных разносолов, отправил шустрого замызганного парнишку-человека в нокаут. Впрочем, малец не упал под ноги: падающее тело подхватил коллега. Моментально затерявшийся с ношей в толчее. Хорошо у них тут все поставлено – маневр не удался, так и следы пойди найди. Разбаловала местная стража мелкоту, ох разбаловала.

   Преодолев еще метров пять живой реки я понял: нет, не разбаловала. Сидит на доле. Как быть в стороне, когда даже благообразная старушка в платочке, будто только-только вышедшая с церковного молебна, попыталась запустить шаловливую ручку в мой кошель. Я благоразумно вывернулся и нырнул в толпу, пока божий одуванчик не превратился во вредную склочницу: "Насильничают!".

   Наконец, я выбрался из толчеи. Появились столики со снедью, дымящимися кастрюлями и котелками, дородные крикливые тетки и приставуче-липкие личности всех мастей. В голове будто щелкнул тумблер и все вопли местных торговцев перешли в незаметный фон. Надеюсь, выбравшись из этого, я не стану тугим на ухо. Надо будет перед возвращением в Сантей заранее соорудить беруши. И приладить к кошелю тройной ряд акульих зубов.

   Заприметив вход в здание вокзала, замаскированный талантливым архитектором под натуральный пролом в скале, я бодро потрусил. Заразный пакет с харчами перекинул в другую руку, прибавил шаг и уткнулся в двух крепких парней, материализовавшихся как чертики из табакерки. В новых стеганных пальто, распахнутых на груди, для демонстрации признаков статуса – толстых цепей золотистого оттенка. Да и обувка ничего так. Однако рожи, хорошо пропитые, со следами бурной кулачной молодости, явно диссонируют с гардеробом.

   – Вам чего, – неприветливо поздоровался.

   – Подымарить хоцца, – лениво процедил правый и выразительно потер крепким кулаком квадратный подбородок.

   – И пивца бочонок, – протянул левый и, блеснув щербатым ртом, растянул губы в подобии улыбки. Впрочем, там все на кривой роже отлично написано. Кулаками, сапогами и другими орудиями ведения переговоров.

   Вот о чем с ними разговаривать? О погоде? О ценах на "пиражки"? Ругать воинственно настроенных бабок, пенять на ворующих мальцов, и возмущаться такому откровенному рэкету? Своих же, местных, паршивцы явно не трогают. Кого за мзду, кого по привычке, а некоторых просто противно. А вот залетного туриста... Хотя нет. Что-то тут не то. Любому городу выгодны приезжие, и если их так будут обирать еще на входе, то кто сюда приедет-то? Тем более Свободный как перевалочный пункт между цивилизацией и огромными дикими просторами.