Текст книги "Змей книги бытия"
Автор книги: Станислас де Гуайта
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)
Прошло каких-то сто лет после смерти Христа. Его учение постепенно распространялось, и уже – во имя грядущего мира – кровь его мучеников окрестила три части света; когда язычники, смущенные успехами христианской веры, решили противопоставить Мессии другого Мессию и воздвигнуть напротив алтаря другой алтарь. Ветхие старые культы настоятельно нуждались в новом откровении. Напрасно Симон-чудотворец добросовестно трудился над обожествлением своей сожительницы Елены и собственной персоны; похоже, только один человек был достоин того, чтобы выступить в качестве соперника Иисуса из Назарета… Посвященный в мистерии всех храмов мира, Аполлоний Тианский творил чудеса на каждом шагу, и на основе воспоминаний Дамиса Ассирийца, одного из его приверженцев, Филострат (193) написал по-гречески евангелие этого мага [25]25
Умер в 79 г. от Р. X. – При жизни Аполлоний, наверняка, стыдился того, что ему пришлось играть роль Антихриста. Несмотря ни на что, восторженным глупцам так и не удалось поднять его на смех.
Г-н Шассанг представил (Paris, Didier, 1876, in-12) справедливо оцененный французский перевод «Жизни Аполлония»,написанной Филостратом.
[Закрыть]– «Spiritus flat ubi vult…» [26]26
«Дух дышит, где хочет…» (лат.)
[Закрыть]. Над хитроумным сборником ученых аллегорий, искусно изложенных наилучшим слогом, так и не пронесся животворящий дух; толпа не пошла за магом Аполлонием. И два столетия спустя (363 г.), став жертвой аналогичной попытки теократической реставрации, умирающий император Юлиан мог вознести к небу свои слабеющие руки, обагренные невинно пролитой кровью верующих, и воскликнуть – он, адепт и мудрец! – скорее устало, чем озлобленно: «Ты победил, Галилеянин!..»
Но прежде чем проследить за посвященными нашей эпохи под градом более или менее действенных проклятий торжествующего христианства, посвятим несколько строк Древней Греции. Рамки этого очерка не позволяют нам обратиться здесь к великой мифической эпопее, поэтические легенды которой воспевали Гомер, Эсхил и Гесиод. Ограничимся тем, что признаем в персонаже, существование которого ставит под сомнение современная негативная критика, великого посвятителя эллинических рас.
Современник Моисея, воспитанный вместе с ним в святилище Фив, Орфей еще в молодости вернулся в Элладу, где он родился. Пока Моисей и его последователи под строгим оком Иод-хеве блуждали среди безводных песков Азии, он, жрец-оракул великого Зевса, вновь узрел лазурный архипелаг и родной полуостров, сплошь зеленеющий от миртов и олив. Своей дорогой отчизне, павшей жертвой смуты, он принес абсолютную Науку, почерпнутую в самих источниках Мудрости – вечную Науку о Невыразимом Существе, которое называют то Осирисом, то Зевсом, то Йод-хеве.
Когда, высадившись на берег, он вложил в игру на семиструнной лютне свою широкую, звонкую душу апостола и рапсода, вся обетованная земля содрогнулась, внимая этим звукам. Он проповедовал благовестие Красоты и обращал народы чарами священной лиры; теократическая реставрация была закреплена. Отныне открывшийся самому себе греческий Гений постиг гармонический Идеал, который делает его бессмертным среди всех народов.
Гармония просвещает: так, посвященный Вергилий показывает нам этого аэда в экстазе, вызывающим слезы у диких зверей, послушных магнетизму его голоса, и любовную дрожь у дубов, которые, склоняясь, внимают ему:
Гармония творит: Амфионовы Фивы, построенные под звуки лиры, отмечены аналогичной символикой. Все эти мифы имеют глубокий смысл, который прекрасно свидетельствует об эстетическом характере, который магия приобрела в Греции.
Учение Пифагора родственно учению Орфея, подобно тому, как терпеливые математики родственны вдохновенной музыке, аккорды которой они анализируют и вибрации которой исчисляют. В Египте Пифагор изучал уже пришедшую в упадок Науку магов; он получил в Иудее, от наби Иезекииля и Даниила, скупое, но искреннее посвящение [28]28
Eliphas Levi, Histoire de la Magie,1 vol. in-8. C*ermer-Bailliere, 1861, page 67.
[Закрыть]. Его гений должен был интуитивно заполнить пробелы. Как бы то ни было, его Тешрактжи Триадастрого соответствуют каббалистическим Тетраграммеи Тернеру.
Что же касается эзотеризма Платона, развившегося позднее и усложненного александрийскими теургами, то он слился у гностиков с тайным христианством, непосредственно проистекающим из доктрины ессеев. Труды св. Климента Александрийского, Оригена, св. Дионисия Ареопагита и епископа Синезия, несомненно, свидетельствуют об этом «обмене догмами»; похоже, наследники древнего мира неосознанно вели «международные» переговоры с основателями нового, дабы с обоюдного согласия прийти к философскому компромиссу. У св. Иоанна мы находим тайную, но цельную традицию древних учителей Израиля; таким образом, Апокалипсисобразует вместе с « Зогаром», «Сефер Йецира» [29]29
Папюс сделал превосходный французский перевод «Сефер Йецира», снабженный ученым каббалистическим комментарием (Carre, 1888, gr. in-8°).
[Закрыть]и некоторыми страницами из Иезекииля чистейший теоретический и «ключевой» свод Каббалы в собственном смысле слова.
В конечном счете, и совершенные язычники, каковыми они себя объявляли, Порфирии и Ямвлихи проповедовали христианство, сами того не ведая, когда набрасывали лоскуты поблекшего мифического покрова на те же самые великие принципы, которые христианский символизм столь великолепно облек в новые аллегории, более соответствующие духу зарождающейся эпохи.
Церковь, увы, не смогла долго удерживать у себя ключ к бесценному сокровищу, отданному на хранение ее высшим прелатам. Подобный ключ – гарантия иерархического единства в руках Верховного Понтифика (отныне столь же необходимого, как и обладатель откровения); залог непогрешимой ортодоксии в руках Князей духовенства (получивших отныне возможность управлять всем в свете фундаментального синтеза); подобный ключ – а это был ключ Добра и Зла – мог открыть для толпы лишь царство теней. Трансцендентная причина догмы намного превосходит интеллектуальный уровень масс, и самые худшие ереси – это дурно понятые истины.
Некоторые посвященные в Гнозис, завидуя иерархической власти, решили отнять у нее сокровище оккультной традиции; полные злобы, они старались тайком снять все покровы. И вот настал день, когда, обнаженная в своих самых секретных формулах, эзотерическая догма была брошена на растерзание слабоумным толпам. Яркий свет ослепил слабые глаза: при виде высшей мудрости невежды сочли себя оскорбленными в своей глупости; они устроили скандал. Поэтому Церковь была вынужденапредать анафеме возвышенную надпись на храме, положительную причину и действительное основание догмы: этот священный Гнозис адептов, который, будучи дерзко переведенным на язык толп, превратился для их скудоумия в предмет величайшего возмущения – в ложь!
У епископа Синезия было достаточно оснований, чтобы написать: «Народ всегда глумится над простыми истинами; ему нужен обман… Дух, стремящийся к мудрости и созерцающий истину без покровов, вынужден прикрывать ее, дабы сделать ее приемлемой для масс… Истина становится роковой для слишком слабых глаз, не способных выдержать ее сияния. Если канонические законы оправдывают осторожность суждений и аллегорию в речах, то я приму епископский сан, который мне предлагают; но только при условии, что мне будет дозволено философствовать у себя дома и рассказывать на улице сдержанные притчи. Воистину, что может быть общего между низменной толпой и возвышенной мудростью? Истину необходимо скрывать; народу можно преподавать лишь учение, соразмерное с его ограниченным интеллектом…» [30]30
Sinesius, Lett res.
[Закрыть]
Анархисты и трибуны не поймут этого никогда.
Несмотря на то что жреческий эзотеризм был осужден под названием Магии, говорят, что папы, вплоть до Льва III, в тайне сохраняли его ключи. Благие умы могли подтвердить подлинность «Энхиридиона»,каббалистического сборника, опубликованного под именем этого понтифика; что же касается « Гримуара Гонория», то это совсем другое дело: из искусного расследования Элифаса Леви явствует, что этот богохульный требник был злобно-макиавеллиевским сочинением антипапы Кадалуса.
Монтан, Мани, Валентин, Маркос, Арий – все ересиархи раннего христианства представляются нам в большей или меньшей степени колдунами; но – если не считать александрийских теософов – один лишь Апулей (114–190), который был, подобно им, платоником, заслуживает в эту эпоху звания адепта. Его «Золотой осел»,в котором бурлеск сочетается с возвышенным, скрывает под изобретательными эмблемами высочайшие истины науки, а легенда о Психее, которая в него включена, ни в чем не уступает самым прекрасным мифам Эсхила или Гомера: к тому же все произведение наводит на мысль, что Апулей решил просто со вкусом перефразировать аллегорию египетского происхождения. Рожденный в африканской Мадавре, Апулей был римлянином только по праву завоевания и аннексии. Этот позволяет нам заметить, что Рим, столь богатый нечестивыми некромантами, не дал ни одного истинного ученика Гермеса. Не следует приводить в качестве возражения Овидия; его « Метаморфозы», столь привлекательные во всех отношениях, свидетельствуют о довольно ошибочном, если не сказать наивном, эзотеризме. А Вергилий, хоть и был посвященным, но заботился прежде всего о том, чтобы подарить Италии эпический шедевр, и позволял лучам своей мудрости сиять лишь между строк и чисто случайно.
Беспрерывно анархический и немвродовский характер, который проявляли при каждом удобном случае Римская Республика и Империя, противился гипотезе правительственного посвящения. Единственным царем и подлинным «магом», которым могут гордиться сыны Волчицы, был Нума Помпилий (714–671), назареянин из храмов Этрурии [31]31
Saint-Yves d’Alveydre, Mission des Juifs,page 738.
[Закрыть], религию которых окрестные народы навязывали зарождающемуся Риму. Позднее Юлиан-Философ (360–363) тоже значился в качестве адепта в анналах Империи; но, рожденный в Константинополе и провозглашенный Цезарем галлами Лютеции (360), он также был в меньшей степени римлянином, чем это возможно.Так что посвященных монархов вечного города насчитывается всего двое: на его заре – царь Нума Помпилий, а на его закате – император Юлиан-Мудрец. И в промежутке между ними – гражданская война, разбой и произвол.
Эти галлы, которых Рим заклеймил именем «варваров», на самом деле были более свободными и цивилизованными людьми. Их друиды, прямые наследники окситанских иерофантов теократии Овна, увековечивали традицию и в точности передавали друг другу кладезь священного знания. Некоторые предписания их ритуала истолковываются, правда, в ошибочном, антропоморфном, смысле; но понимание догмы, по-видимому, полностью сохранялось жрецами, удаленными, однако, от крупных центров цивилизации и ортодоксии. Тем не менее, в Галлии, как и повсюду, Гоэтейя вербовала своих кощунственных весталок. Гоэтейя существует во все времена и во всех странах.
При первых королях Франция кишела волшебниками и колдунами. Только и говорили, что о некромантах, гостеприимно предоставлявших дьяволу свои тела, о клириках, изгонявших дьявола, и о палачах, сжигавших или вешавших некромантов. Именно «в честь» колдунов Карл Великий учредил грозное тайное общество под названием Святой Вем(772), которое было вновь утверждено королем Робером (1404) и наводило ужас более чем на три поколения людей [32]32
Святой Вем действовал еще в начале XVIII столетия.
[Закрыть]. Вначале в Вестфалии, а затем и по всей Центральной Европе вскоре размножились вольные суды. Приговоры выносились в недоступных пещерах, куда окольными тропами приводили подсудимого с завязанными глазами и непокрытой головой. Никаких промежуточных вердиктов между смертью и оправданием, с выговором или без оного… Как боялись вилланы и сеньоры прочитать однажды утром у себя на двери приказ предстать перед судом, прибитый ударом кинжала! Поистине, горе тому, кто не подчинится вызову вольных судей! Будь он хоть кардиналом или принцем крови, да будь он хоть императором Германии, ему не избежать вынесенного заочно смертного приговора, и рано или поздно он будет покаран. Следующий отрывок позволяет судить о той тайной мести, которая неотступно преследовала заочно осужденного, – мести всегда терпеливой, ибо она была гарантирована: «Герцог Фридрих Брауншвейгский, который одно время был императором, отказался явиться по вызову вольных судей; он всегда выходил из дому, вооруженный с головы до пят и в окружении стражи. Но однажды он немного отошел от своей свиты и был вынужден снять с себя часть своих доспехов; он больше не возвратился. Стража вошла в небольшой лесок, где герцог хотел побыть некоторое время один; несчастный умирал с кинжалом Святого Вема в боку и приговором, подвешенным к кинжалу. Стража посмотрела по сторонам и увидела человека в маске, который удалялся степенным шагом; никто не посмел его преследовать» [33]33
Eliphas Levi, Histoire de la Magie,pages 261–262.
[Закрыть].
В средние века у Зла, как и у Добра, были свои таинственные союзники, устраивавшие секретные сборища. Я далек оттого, чтобы живописать здесь – после стольких предшественников! – приапические и садистские оргии преступного шабаша: места встречи отравителей и разбойников, которые, под защитой чар суеверного страха, изо всех сил старались окутать свои неблаговидные деяния самой фантастической тьмой. Когда читаешь судебное дело Жиля де Лаваля, сеньора де Рэ, волосы на голове становятся дыбом и к горлу подступает тошнота; но мы запросто входим в этот роковой мир черной магии, где кощунственные обряды служат для прикрытия более действенных злодеяний, при которых убийца рядится в колдуна: под челом одного только маршала Бретани зарождались, цвели и созревали все извращения и злодейства, привычные для посетителей шабаша [34]34
[См. судебное дело и смерть потрясающего злодея и висельника, каким был Жиль де Рэ: le Serpent de la Genese, I, le Temple de Satan,pp. 262–266]. См стр. 344–353 этой книги.
[Закрыть]; к тому же последние порой забывали приправить сатанинским «перчиком» презренное рагу из своих утоленных желаний. Возможно, роль магнетизма и оккультных воздействий в деяниях преступного шабаша немного преувеличена; подлинные адепты, вне всякого сомнения, оставляли за собой разумное использование этого великолепного агента. Что же касается торговцев приворотными зельями, то они были, по большей части, обыкновенными отравителями.
Но – помимо тайных скрещений Преисподней и Преступления и не менее тайных рыцарей Справедливости и Возмездия: помимо некромантов и вольных судей – мирные вилланы и безобидные буржуа также участвовали в качестве актеров в тогдашней великой трагикомедии. Подавляемая деспотизмом государств и нетерпимостью духовенства, жизненная активность, в самом деле, должна была разворачиваться в средние века в тени. Люди принимали заговорщический вид. Во всех слоях общества свирепствовала одна и та же болезнь – одержимость тайной, и секретные собрания устраивались повсюду. Сказочность (а люди так ее жаждали!) во много раз усиливала чары так называемого «шабаша», на котором бедняки странным образом братались с самыми крупными сеньорами, которых сильнее зачаровывало любопытство, нежели гордыня. На ночных сборищах, впрочем, довольно невинных, для которых странные церемонии служили лишь предлогом, люди испытывали несказанную радость от того, что ходили на цыпочках, произносили пароль замогильным голосом и подвергались большому риску очутиться на виселице.
Между тем, вовсе не беспокоясь о том, чтобы сеять страх или изумление; презирая, когда им не грозила опасность, все это изобилие мизансцен, подлинные посвященные тоже собирались вместе, и великая Исида восседала среди них. Были основаны герметические сообщества, которые были обязаны заимствованным названиям привилегией относительной безопасности. Напомним об ордене Тамплиеров(всем хорошо известны его происхождение и трагический финал) [35]35
См. Le Serpent de la Genese, I, le Temple de Satan, pages 278–330: Процесс и месть Тамплиеров. См. стр. 353–366 этой книги.
[Закрыть]; братствах Розы и Крестаи Неизвестных философов, о которых история, наоборот, почти ничего не сообщает; и оккультном франкмасонстве, более или менее прямом продолжении ордена Тамплиеров, первые заседания которого, говорят, проводил Жак де Моле, перед тем как взойти на костер. Но современное франкмасонство – бредовая мечта какого-нибудь Эшмола – побочная и плохо привитая ветвь на древнем стволе – более не осознает даже наименее значительных из своих тайн; старые символы, которые оно почитает и передает с благоговейным формализмом, стали для него «мертвой буквой»: это язык, алфавит которого оно утратило, так что его тайные последователи даже не подозревают, откуда они идут, и не ведают, куда держат путь [36]36
Масоны начинают понимать всю смехотворность своих суетных инициаций. Одни из них хотят упразднить символизм; другие, более дальновидные, стремятся к его рациональному объяснению. Одна группа по изучению инициаций,недавно возникшая под влиянием масона, связанного с подлинным братством Розы и Креста, г-на Освальда Вирта, поставила перед собой цель отыскать утерянное словодревних мистерий.
[Закрыть].
В целом же, если великие инициатические коллегии были оккультными семинариями древнего мира, то этого нельзя сказать о таинственных сообществах средних веков, сколь бы мощно ни подтверждалась их жизнеспособность. Ибо случилось так, что в Европе после крушения последних святилищ, этих очагов герметического синтеза, универсальная наука распалась на три ветви, и появились специалисты.Каждому – своя отрасль. Адепты страстно увлеклись: кто – каббалой, кто – астрологией и гадательными науками, кто – алхимией и оккультной медициной. Несколько исключительных гениев, мозг которых был создан для синтеза, по правде говоря, возрождают учение магов в его целостности: таковы Раймунд Луллий, Парацельс, Генрих Кунрат, Кнорр фон Розенрот, Элифас Леви; но большинство оккультистов, следуя своему особому темпераменту или господствующим влияниям своей среды, замыкаются в одной из трех наук Гермеса, каждая из которых соответствует одному из трех миров. Каббалисты, завороженные великими метафизическими проблемами, стремятся к познанию Божественного мира.Преимущественно склонные к психологии авгуры (я отношу к ним прорицателей, астрологов, хиромантов, физиогномистов, гадальщиков на картах и френологов) решают проблемы Нравственного мира.Что же касается алхимиков, более предрасположенных к изучению законов материальной физики, то они пристально всматриваются в Естественный, или чувственно постигаемый, мир.
Но изначальный синтез отличается таким единством и связностью, что все эти ученые, каковы бы ни были их предпочтения, ссылаясь на одни и те же аксиомы, всегда приходят к одним и тем же принципам: и для того, чтобы проникнуть в тайны науки, которую они специально избрали, им необходимо вначале составить аналогическую шкалу соответствий в трех мирах и, следовательно, полностью восстановить – по крайней мере, в период их ученичества– герметическую систему древних учителей.
Расскажем вкратце о самых знаменитых посвященных средних веков и нового времени.
При Пипине Коротком это был каббалист Седекия, колдовской силе которого люди той эпохи приписывали явления, наводившие на них ужас, как сообщают хроники. «Воздух был наполнен человеческими ликами; в небесах отражались дворцы, сады, бурные валы, корабли с надутыми парусами и армии, выстроившиеся в боевом порядке. Общая атмосфера походила на один большой сон. Считалось, что в воздухе можно различить колдунов, рассыпающих полными пригоршнями зловредные порошки и яды» [37]37
Eliphas, Hist, de la Magie, p. 250.
[Закрыть]. Те, кто читал аббата де Виллара, имеют представление об этой оргии причудливых видений, сфотографированныхпри солнечном свете: в результате каких флюидических пертурбаций сменяют друг друга эти миражи, то ослепительные, то ужасные, подобные цветным отражениям огромного волшебного фонаря?.. Недаром Гермес написал свою аксиому: «Quod superius, sicut et quod inferius» [38]38
Как вверху, так и внизу (лат.).
[Закрыть].Вполне закономерно, что небеса смутной эпохи отражают противоречивость земных вещей.
В правление Людовика Святого это был раввин Иехиил, замечательный электротехник, ненавидимый глупцами как за свой гений, так и за поразительное доверие, которым он пользовался у короля Франции. Вечером – когда таинственная лампа мага светилась [39]39
Свечение этой лампы тем труднее было объяснить, что люди видели, как она самопроизвольно загоралась, и знали, что в ней не было ни масла, ни фитиля.
[Закрыть]в окне, словно звезда первой величины, – если его враги, которым придавало смелости любопытство, шумно осаждали его дверь, он касался гвоздя, вбитого в стену его кабинета: и оттуда вылетала яркая потрескивающая, голубоватая искра – и горе тому бесцеремонному бедняге, который в этот момент тряс молоточек у его порога! Он начинал с воплями извиваться, сраженный неведомой силой; в его жилах бродила молния; казалось, что почва, внезапно разверзшись, наполовину поглощала его… и как только он вставал на ноги, то, наверное, удирал со всех ног, не допытываясь у земли, каким чудом она его извергла.
Легендарным «королем» магов, решившим, по слухам, проблему андроида, был современник Иехиила, знаменитый Альберт Великий (1193–1280), под именем которого все еще распространяются в наших деревнях сборники неслыханных нелепостей [40]40
В том числе «Большой Альберт» и «Малый Альберт».
[Закрыть]. Примерно в это же время появляется другой универсальный гений – монах Раймунд Луллий из Пальмы (1235–1315). Ученик алхимика Арнольда из Вилла-новы (который сам был наследником арабской традиции, восходящей к Джабиру, magister magistrorum [41]41
величайший из учителей (лат.)
[Закрыть]VIII века), Луллий блестяще развил в своих сочинениях (прежде всего в «Завещании»и «Новом завещании»)ту прекрасную герметическую теорию, принципы которой столетие спустя должны были быть вплетены в запутанную символическую «тарабарщину» двух немецких адептов: графа Бернара Тревизанского и монаха Василия Валентина (1394) [42]42
См., в частности, «Двенадцать ключей» Василия Валентина, с приложением «Азота»,французский перевод 1660 г. (Paris, in-8, с любопытными рисунками).
[Закрыть]. «Arbor Scientiae» [43]43
«Древо знания» (лат.)
[Закрыть]и «Ars Magna» [44]44
«Великое искусство» (лат.)
[Закрыть], в которых Раймунд Луллий сжато изложил все знания своего времени, сведенные к принципам эзотеризма, свидетельствуют о том, что он был также большим знатоком каббалы, теологии и философии.
Спагирия Николая Фламеля (ум. в 1413), несомненно, относится к луллианской системе, но более непосредственно восходит к учению Авраама-Иудея, произведение которого («Asch Mezareph»)Элифас перевел в конце своего «Ключа великих Мистерий».Наряду с Луллием, А. Сетоном, Филалетом, Ласкарисом и несколькими другими, Фламель был одним из абсолютных реализаторов науки, у которого невозможно оспаривать – не признавая недействительными все критерии исторической достоверности – фактические трансмутации и реальное искусство философской проекции.
Мы возвращаемся к магии в собственном смысле слова в лице аббата Тритемия (1462–1516), знаменитого автора « Стеганографии»и «Трактата о вторичных причинах», который был учителем и покровителем «Архиколдуна» Корнелия Агриппы (I486—1535). Агриппа!
Этот бесстрашный авантюрист, приводивший в негодование свой век и распространявший вслед за собой запах костра, был вынужден провести за решеткой две трети своей жизни! Взбалмошный ученый, так и не обретший покоя Тотального Знания [45]45
Его главное произведение– «Оккультная философия», переведенная на французский язык Л. Левассером в начале XVIII в. (La Науе, 1727, 2 volumes in-8, figures).
[Закрыть]и отрекшийся в своей одноименной книге от «Vanitate Scientiarum» [46]46
«Тщета наук» (лат.). Переведена на французский язык г-ном де Гедвилем (Leyde, 1726, 3 volumes in-12, portrait).
[Закрыть]– этой великой наперснице, которой ему не удалось передать свое последнее слово!..
Парацельса (1493–1541) можно причислись к тем всеведущим, кому достается в удел ключ ко всем арканам и кто шагает по жизни во всем сиянии славы и в постоянном сопровождении чудес: когда они умирают – молодыми, как и все возлюбленные богами, – народ, который они восхищали, не верит в их смерть и надеется, что они внезапно появятся и скажут: «А вот и я!..» Но поколения сменяют друг друга, события стремительно развиваются, и традиция полубога угасает в памяти забывчивых людей. Минуло три столетия: кто помнит сейчас о Парацельсе?.. Один только Мишле воздал ему должное… Что же касается магнетизма, то в один прекрасный день, когда люди лучше разберутся в его сущности, миру откроется Симпатическая Медицина, и умы, ознакомившись с трудами учителя, поразятся той немилости, в которую впал столь чудесный адепт. Его «Оккультная философия»раскроет внимательному читателю последние секреты научной Магии; а его « Химический путь»,копию которого распространял из-под полы Сендивогий [47]47
Оригинальный манускрипт хранится в Ватиканской библиотеке. Полное собрание сочинений Парацельса опубликовано в Женеве (1658, 3 vol. in-folio, fig…).
[Закрыть], покажется подлинным герметическим шедевром нового времени. Наконец, его терапия (которая является искусством уравновешивания флюидических излучений, находящихся в симпатических отношениях с астральным током, или многократного увеличения лечебного воздействия человеческого магнетизма, при регуляции его использования сообразно с непреложными законами универсального магнетизма), его терапия будет понята, и мы увидим, как ореол Месмера поблекнет. Как только ни расхваливали оккультную медицину этого вульгаризатора – полную неясности и блужданий во тьме, – не говоря уже о том, что Я.-Б. ван Гельмонт (если привести только одно имя) публиковал, начиная с 1621 г., свой ученый трактат о « Magnetica vulnerum curatione»! [46]46
«Тщета наук» (лат.). Переведена на французский язык г-ном де Гедвилем (Leyde, 1726, 3 volumes in-12, portrait).
[Закрыть]Но чье имя получила Америка– Колумба или Веспуччи? Не так ли всегда и происходит?
Столь же универсальный, как Парацельс, Генрих Кунрат (1560–1605) сжато изложил синтетическую науку магов в небольшом ин-фолио, великолепно изданном в 1609 году [49]49
Королевское одобрение, которое к нему прилагается, датировано 1598 г.
[Закрыть]. Мы не знаем ничего более индивидуального и более захватывающего, нежели «. Amphitheatrum Sapientiae aeternae» [50]50
«Амфитеатр вечной науки» (лат.). См. в « Приложении», стр. 103–151, подробное описание этого важного сочинения и объяснение двух пантаклей, воспроизведенных в начале нашей брошюры. См. стр. 87—119 в этой книге.
[Закрыть].Посреди совершенно ясных мыслей прихотливо «извивается» шероховатый, экзальтированный, почти варварский стиль, выразительность которого отсвечивает, однако, тертуллианов-ским слогом. Какой поразительный контраст! Кажется, будто яростное Слово берет идею приступом; но нас не останавливает мелкий «щебень» формы: оккультная идея внезапно вспыхивает для того, кто способен ее уловить, и над невероятным смятением слов потоками света струится неизреченный идеал. Под видом парафраза изречений Соломона этот мистический текст комментирует наиболее возвышенные доктрины умозрительной Каббалы, и девять изумительных пантаклей символизируют, по обыкновению учителей, самые последние арканы. Если на практике Кунрат руководствуется светочем теории, то он неустанно поверяет – большая редкость в его эпоху – теорию опытом: так, он на каждом шагу твердит: « Theosophice in oratorio, physico-chemice in laboratorio, uti philosophum decet, REM tractavi, examinavi, trituravi…» [51]51
«Теософ в речи, физик и химик в труде, как и подобает философу, исследовал, изучал, доискивался…» (лат.)
[Закрыть]Два небольших посмертных труда Кунрата: «Confessio de Chao Chemicorum» [52]52
«Признание о химическом хаосе» (лат.).
[Закрыть]и «Signatura Magnesiae»(Agentorati, 1649) [53]53
«Сигнатура магнезии» (лат.).
[Закрыть]служат необходимыми пособиями для всех начинающих суфлеров.
Не останавливаясь на астрологе Жероме Кардане (1501–1576), известном своим достойным трактатом «De Subtilitate» [54]54
«О тонкости» (лат.). Перевод на французский Ришара ле Блана (Paris, 1578, in-8, figures).
[Закрыть]; не говоря, к великому нашему сожалению, об ученом монахе Гийоме Постеле (1510–1581), чей «Clavis absconditorum a constitutione mundi» [55]55
«Скрытый ключ мироздания». Amsterdam, 1646, petit in-12, figures
[Закрыть]открывает дверь синтетической ортодоксии, навсегда закрытую для « profanum vulgus» [56]56
«непосвященной черни» (лат.)
[Закрыть]; не восхваляя, как надлежало бы, « Basilica chemica» [57]57
«Химическая базилика» (лат.)
[Закрыть]и «Книгу сигнатур» [58]58
Обе переведены на французский Франсуа-Марселем де Буленом (Rouen, 1634, in-12).
[Закрыть],где Освальд Кролл (15…—1609) создает великолепную теорию мира, откуда Гаффарель, астролог Ришелье, почерпнул несколько «обрывков» для своей компиляции «Небывалые диковины»; мы обходим молчанием даже лучших – но следует поприветствовать здесь великого посвященного Кнорра фон Розенрота (1636–1689), которому потомки обязаны каббалистическим сборником – его почти не отыскать в наши дни и можно назвать бесценным и уникальным. Толкование «Зогара», антологии наиболее редкостных и возвышенных творений древней Традиции, и блестящий комментарий к этому теоретическому сокровищу, « Kabbala Denudata» [59]59
«Разоблаченная Каббала» (лат.)
[Закрыть](Sulzbaci, 1677, Francofurti 1684, 3 vol., in-4°) образует, наряду с собранием Пистория и аналогичными древнееврейскими манускриптами, поистине классический компендиум «ключевой» Каббалы.
К этому времени адепты размножились настолько, что перечисление их всех вывело бы нас далеко за рамки нашего сочинения.
Мы не станем упоминать ни о чистых алхимиках, хотя некоторые из них, например, Сендивогий (1566–1646) и Филалет (1612–1680), как полагают, получили философский камень; ни об английских и немецких мистиках, которыми в особенности изобиловал XVIII век. Однако сохраним в памяти имена Председателя д’Эспанье, чей «Enchiridion physicae restitutae», переведенный на французский язык в 1651 году [61]61
[Под названием: «La Philosophie naturelle restablie en sa purete, avec le traicte de Vouvrage secret de la philosophie d'Hermez»(«Естественная философия, восстановленная в своей чистоте, с трактатом о тайном труде философии Гермеса»), «Spes mea est in agno» («На Агнца уповаю», лат.). (Paris, 1651, in-12).]
[Закрыть], излагает в очень сжатом виде синтетическую философию Гермеса; а также сапожника из Гёрлица Якоба Бёме (1575–1625), который стал посмертным учителем Клода де Сен-Мартена.
Мы были несправедливы к Сен-Мартену (1743–1803) в первом издании этого очерка: тогда мы судили о нем по беглому и слишком поверхностному чтению «Заблуждений и истины»(1775), дебютной книги, скучной и путаной, где отдельные превосходные страницы скомпрометированы намеренной «темнотой» и ореолом таинственности, от которых автор сумел впоследствии избавиться. Его «Картина естества»(1782) и, особенно, его последние произведения: «Дух вещей»(1800) и «Служение человекодуха»(1802), где влияние Бёме решительно берет верх над менее чистым влиянием его первого учителя [62]62
Мартинес Пасквалли, автор неизданного трактата о « Реинтеграции», первую главу которого г-н Адольф Франк опубликовал в конце своей превосходной книги о «Мистической философии во Франции». (Paris, 1865, in-12).
[Закрыть], свидетельствуют о посвящении маркиза де Сен-Мартена в наивысшие арканы Традиции.
Почти в это же время еще один адепт, женевский пастор Дютуа-Мамбрини, опубликовал под псевдонимом «Келеф бен Натан» книгу, несомненно, сотканную из заблуждений, одно название которой, в сочетании с датой ее появления, довольно красноречиво требует внимательного уважения всех исследователей, интересующихся оккультными вещами: «Божественная философия в применении к свету природному, магическому, астральному, сверхприродному, небесному и божественному; и к незыблемым истинам, которые открыл Господь в тройном аналогическом зеркале вселенной, человека и письменного откровения»(1793, 3 vol. in-8°).
За несколько лет до великой Революции по Европе разъезжали загадочные личности, подозрительный характер которых мы уже отмечали в другом месте [63]63
«Змей Книги Бытия», «Храм Сатаны», стр. 366–379 настоящего издания.
[Закрыть]: такие, как Сен-Жермен, Месмер и Калиостро. Необыкновенный «комбинатор», но причудливый, экстравагантный, сумасбродный, равно как эрудированный и оригинальный ум, Жозеф Бальзамо, граф Калиостро, не более двух других заслуживает звания высшего адепта. Ни цюрихский пророк Лафатер (1741–1801), реставратор физиогномики и тайный корреспондент русской императрицы Марии; ни визионер Сведенборг (1688–1772), часто гениальный, но своенравный и дерзкий, также не могут претендовать на большее.
То же самое можно сказать о посвященном поэте Жаке Казоте (1720–1792). Его «Влюбленного дьявола», где страсть подвергается каббалистическому анализу, достаточно для того, чтобы обеспечить ему уважение и симпатию, но только не восхищение адептов. Гораздо более, чем своими произведениями и даже своими знаменитыми пророчествами, Казот принадлежит истории магии благодаря удивительным обстоятельствам его судебного процесса и его смерти, которые мы подробно рассмотрели в № 7 « Инициации» [64]64
La vengeance des Templiers et leproces de Jacques Cazotte,par Stanislas de Guaita (Ibid.,pp. 278–330). См. стр. 366–389 настоящего издания.
[Закрыть].
На пороге Империи возникает загадочная фигура Делормеля, которому его книга о «Великом периоде»(Paris, 1805, in-8°), замечательная во всех отношениях, стоила насильственной смерти, уготованной клятвопреступникам и разоблачителям.
Давно известный несколькими вполне посредственными литературными и поэтическими опытами, Фабр д’Оливе (1767–1825) вступает к этому времени на философское поприще, где его ждет бессмертие. Пифагорейское посвящение, полученное им в Германии во времена якобинского Террора, определило этот новый подъем его мысли. Напрасно Наполеон, лучше, чем кто-либо другой, осведомленный о той опасности, которую может представлять для деспотизма распространение оккультных истин, напрасно Наполеон, личный враг этого теософа, удостаивал его непрерывными преследованиями: Фабр д’Оливе расстраивал злобные планы Цезаря и сумел избежать всех его ловушек. Он отыскал средство обойти даже императорскую цензуру и одно за другим опубликовал свои «Представления о чувстве слуха»(1811, in-8°), свой чудесный комментарий к «Золотым стихам Пифагора»(1813, in-8°) и, наконец, в 1815 году, свой бессмертный шедевр: «Восстановленный древневрейский язык»(2 vol. in-4°). Опираясь на предшествующие исследования Вольнея, Дюпюи, д’Эрбело и, в особенности, прославленного графа де Жебелена, он поднимается к истокам речи и, на основе поистине колоссальной эрудиции, отстраивает здание – рухнувшее более трех тысяч лет назад – первоначального, иероглифического древнееврейского языка. Затем, применив к Космогонии Моисея (в просторечии – Книге Бытия) ключ, найденный им в святилищах Египта, он проникает в самое сердце этого некрополя, где покоятся, погребенные под пылью веков, цельная мудрость и наука древнего Востока. Переводя Моисея, он подкрепляет каждое слово научным, историческим и грамматическим комментарием, чтобы «высечь» из него три смысла: буквальный, переносный и иероглифический, соответственно трем мирам древней магии: естественному, психическому и божественному.
