Текст книги "Змей книги бытия"
Автор книги: Станислас де Гуайта
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)
Колдун
ГЛАВА II
КОЛДУН
Во все времена встречались суеверные и злые люди, интересовавшиеся тайнами, для того чтобы их осквернить, стремившиеся к Знанию, для того чтобы им злоупотребить, и жаждавшие власти, для того чтобы править в беспорядке и посредством злодеяний.
Магия представлялась этим испорченным людям тройным орудием тирании, наслаждения и устрашения – и эта нечестивая мечта о безудержном и неуправляемом деспотизме, подкрепляемая монополией на знания, запретные для толпы, соблазняла их, обманывала и губила. Ведь Наука относится к божественному праву: тот, кто жаждет ее сокровищ в надежде на безнаказанные злоупотребления, блуждает в подземелье, ведущем в тайную пещеру; он спускается в ее глубины, полагая, что поднимается, и далекий свет, который он принимает за светильник у порога, – лишь предвосхищаемое отражение искупительного костра.
Однако Натура, уважая свободную волю, наделила человека средствами деятельности как в неправедности, так и в добродетели; скрытый агент подчиняется любой воле, святой либо извращенной, и если эгоист не способен завладеть Истиной, то он, по крайней мере, может творить Зло.
В каких обстоятельствах к нему можно применить определение «колдун»? Это очень деликатный вопрос. На самом деле, высшие существа, ставящие науку на службу деяниям тьмы – это не колдуны в собственном смысле слова, хотя они и совершают проклятые ритуалы.
Фокусники тоже не обязательно являются колдунами, несмотря на то, что многие фокусники – колдуны или, если хотите, несмотря на то, что многие колдуны – фокусники.
Поясним нашу мысль. В колдунах обычно принято видеть дерзких шарлатанов: я ни в коем случае не хочу сказать, что люди всегда ошибаются. История свидетельствует о нравственном разложении колдунов; они замешаны в самых гнусных преступлениях и могут быть исключительно лицемерами. Во многих случаях, пытаясь обмануть других, не обманывают ли они, в конечном счете, самих себя? Хорошо, пусть будет так.
Однако не следует излишне обобщать эту гипотезу. Если среди колдунов есть шарлатаны в большей или меньшей степени, несомненно, ни один из них не является абсолютным скептиком. Их интеллектуальное и нравственное падение – заставляя их верить в абсурд, в отличие от вещей, признаваемых рассудком – дает нам ключ к этому отклонению.
Говорим ли мы о классическом колдуне? О мрачном адепте черной магии? Последний исступленно верит в свое могущество. Он не ошибается, поскольку оно реально; но он не подозревает о его опосредованной причине, равно как и не различает посредничающего агента.
Говорим ли мы о медиумахи других современных колдунах? Эта Сила склонна к перебоям, хотя они утверждают, что управляют ею, в то время как она ведет их самих, и освобождают ее по своей воле, в то время как она увлекает их в собственном роковом движении: так что они нисходят до роли фокусников, как только она им отказывает.
Так, например, можно привести факты самого грубого мошенничества подобного медиума, обладающего неоспоримым могуществом, которому накануне удалось – в условиях научного контроля и ошеломляющей очевидности – произвести феномены, в сотни раз более поразительные… Но вчера медиумупомогал посредник; а сегодня он изменил ему: и поскольку над бедным экспериментатором властвуют гордыня и корыстолюбие, он предпочитает скорее сплутовать (пускай даже его поймают на месте преступления!), чем признать себя, на самом деле покорным рабом оккультных сил, верховным и могущественным властелином которых он себя называет.
Пусть этот пример, взятый у колдунов нашего времени – «кавалеров» Оккультизма и «теноров» Тайны [240]240
Я имею здесь в виду лишь некоторых сомнительных медиумов-шарлатанов; но следует признать, что сознательные медиумы составляют исключение. К тому же среди этих последних необходимо принимать во внимание неосознанный обман, часто у них наблюдаемый, как показывает нам г-н Дональд Мак-Наб в своих замечательных трудах о феноменах спиритизма.
[Закрыть], канатоходцев невидимой веревки, полишинелей во фраках, бечевка которых не видна, – пусть этот пример не отвлечет нас от легендарного колдуна, нечестивого и страшного парии средних веков и Возрождения: фанатичного и ограниченного, робкого, как все подозрительные люди, и дерзкого, как все загнанные трусы.
Между современными колдунами, этими бахвалами, обязанными проводить публичные сеансы, и былыми виновниками колдовских чар существует один пункт сходства и один пункт различия. Равно бессознательные марионетки Агента, который они якобы покорили, и те, и другие твердо верят в духовные сущности; но если медиум, убежденный в существовании развоплощепностей,упорно отрицает Сатану, то колдун, наоборот, всеми силами своего существа верит в могущество Князя Тьмы и в ужасную реальность его покровительства.
Да о чем я говорю?.. Рассматривая его в привычной для него обстановке (окружающая жизнь XVI–XVII веков), мы видим, как он составляет договорпо всей форме.
Этот договор с Духом – вовсе не предмет для мистификации или устрашения зевак; это контракт, составленный колдуном с кропотливой тщательностью и беспримерной убежденностью, а также с риском для собственной жизни: обнаружения одного этого документа было достаточно для того, чтобы обосновать его смерть на костре после самых чудовищных пыток.
Мы еще вернемся к этим договорам, когда будем говорить о процессах колдунов; не станем предвосхищать события. Приберегая, к тому же, для книги II – насколько это в наших силах – всё, что напоминает научное объяснение, мы бросим еще беглый взгляд наличность вульгарного колдуна, этого «вечного Жида» оккультного преступления [241]241
Было бы неслыханной наивностью полагать, будто бы Извращенность, Коварство и Могущество несовместимы с Невежеством и Глупостью.
Невежественные и слабоумные пастухи часто становятся грозными джеттаторе[итальянские колдуны, насылающие порчу. (Прим. перев.)];у них инстинкт восполняет недоразвитый интеллект. Они распоряжаются грубыми флюидами, накапливаемыми под высоким давлением – и легковерный страх масс подчиняет их влиянию существ, бесконечно превосходящих их самих, но порабощенных опасениями и суевериями.
[Закрыть], часто преследуемого от одного логова до другого и убегавшего из одного изгнания в другое; он скользил, словно тень, по пустынным местам, бормоча непонятные слова, и бегающими, блуждающими глазами метал повсюду оцепенелые взгляды, отягченные злобой либо ужасом…
Но он не всегда подвергается опасности. Порой он становится протеже сильных мира сего, и предание показывает его нам также с высоко поднятой головой, важно расхаживающим в одиозном и гротескном наряде своей самодовольной никчемности: по этим последним признакам нам даже проще будет узнать и изобличить его под всеми его личинами. Ведь он – Протей и меняется сообразно с эпохой и со средой; но сатанинская печатьостается неизгладимой у него на челе.
Поскольку Сатана мог быть, как мы уже, кажется, говорили, лишь прототипом небытия и злобной суетности, из этого следует, что клеймо его владычества, отпечаток его присутствия, одним словом, его моральная сигнатуранеизбежно представляет все отличительные знаки небытия, убожества и зависти.
Этот тройной критерий безошибочен. Читатель сам сможет в этом убедиться в главе VI: целиком посвященная описанию колдуна в его современном воплощении (так сильно отличающемся по форме от того, каким он представал встарь), эта глава никого не удивит; и, столкнувшись лицом к лицу с друзьями Беельзебута, в блузе или во фраке, всякий, благодаря этому описанию примет, несомненно, без колебаний узнает их.
В действительности, во всех странах и во все века зло проявляется почти в неизменном виде: заблуждение духа, извращение души и осквернение тела – одни и те же безумства, страсти и пороки, и, как сказал где-то Элифас Леви, «Дух тьмы не очень-то изобретателен».
Но черные маги встречаются на протяжении всей истории народов, и мы с большим трудом могли бы назвать эпоху или страну, которую пощадил бы такого рода бич.
Изучите анналы древности: ни одного писателя, который не свидетельствовал бы об их существовании и об ужасе, охватывавшем людей при их приближении. Отцы Церкви наперебой заявляют, что первые века христианской эры были наводнены ими.
Если же мы обратимся к средневековым хроникам, то увидим, что Европа кишела ими, отличавшимися ужасающей плодовитостью, свойственной проклятым родам.
Они были «ларвами» этих долгих сумерек… Подобно стрекозам на наших прудах, рожденным из водяного пара под воздействием солнечных лучей, они, похоже, родились из сгущения тьмы над испарениями пролитой крови.
Но они не были, увы, простыми фантомами, поскольку великая заря Возрождения их отнюдь не рассеяла. Они обладали слишком грозной реальностью. Вместо того, чтобы уменьшаться, их число росло изо дня в день: беспощадное усердие судьи соревновалось лишь с порочной хитростью злодея, и, всегда вынося смертные приговоры, процессы по колдовству не оставляли без работы ни судью, ни прокурора, ни палача.
Так мы подходим к середине XVIII столетия!.. В эту самую эпоху, когда пытки были упразднены и некроманты не рисковали столкнуться с правосудием, за исключением каких-нибудь безобидных преследований за мошенничество или бродяжничество, была совершена серьезная ошибка – утверждалось, что их зловещее потомство вымерло.
Существо гибридное, почти всегда злобное и глупое, колдун обнаруживает лишь в порядке исключения интеллект, уже наполовину впавший в фанатизм. Изобретательный, благодаря инстинкту, в самых неслыханных переодеваниях, он меняет внешний вид, обычаи и язык. Мы встречаем его под блузой крестьянина, под сюртуком врача и – почти столь же широко распространенного и, добавлю от себя, возможно, еще более опасного в своем новом качестве – увы, под рясой священника! Это вопрос статистики; впрочем, так было во все времена. Подобно тому, как медики составляют самый серьезный процент опиофагов и им подобных, точно так же и по аналогичным причинам армия Сатаны всегда набирается преимущественно среди духовенства. Это сопоставление остается весьма занимательным, а проверка – легкой, как с одной, так и с другой стороны.
Я повторяю: никогда еще колдуны не были более дерзкими и зловредными, чем в нашу эпоху, отрицающую их существование.
Возможно, есть некоторое мужество в том, чтобы напасть с поднятым забралом на наиболее почтительно принимаемыепредрассудки: но я подкреплю свои утверждения примерами; я докажу их с помощью фактов; наконец, я объясню их, обнародовав одну оригинальную и непризнанную доктрину, посредницу между вольным рассудком и народными установлениями, примиряющими самую недоверчивую науку с самыми величественными традициями.
Колдуны, как я уже сказал, были во все времена и на всех широтах.
Возвращаясь к самой далекой цивилизации – так смутно обрисовывающейся в тумане прошлого, что все документы о ней, собранные исследователями, уместились бы на половине страницы, – мы всё же знаем, что у Атлантов, континент которых затонул в результате беспримерного в мировой истории катаклизма более девяти тысяч лет до нашей эры [242]242
См. Платона (диалог «Тимей»).
[Закрыть], были свои прорицатели и колдуны.
В Индии всегда были известны колдуны; но вначале они утаивали свою злобу и скрывали свои неописуемые обряды, с которыми не могли мириться мудрецы – преемники великого теократа Рама. Они начали проявлять себя на полуострове лишь в то время, когда, тайно подтачиваемое брожением неминуемого раскола, синархическое Государство незаметно клонилось к своему упадку.
Что же касается современных индусов, то они снизошли до последних ступеней суеверия: чародей служит у них одновременно оракулом, магнетизером, экзорцистом, бродячим акробатом и нищим. Это, прежде всего, Факирыи даже некоторые жрецы низшего ранга (Пурохиты), затем аскеты и монахи, собирающие пожертвования: все они соперничают друг с другом в притворстве и производят удивительные феномены с помощью мантр [243]243
Заклинания.
[Закрыть]и призывания Питри [244]244
Бесплотные духи, души предков.
[Закрыть].В интересных произведениях Луи Жаколлио – в частности, «Спиритизм в Индии»и « Сыны Божии» – можно найти многочисленные и неожиданные подробности о людях такого типа. Им повсюду обеспечено восхищение и почитание деревенских жителей. Брамины -пандиты [245]245
Ученые.
[Закрыть]и посвященные в Высшую Доктрину: Двиджа [246]246
Дважды рожденные.
[Закрыть]и настоящие Йоги [247]247
Единые в Боге.
[Закрыть], Чети Шабероны [248]248
Шабероны – буддийские монахи из тибетских монастырей; Чела – последователи оккультной Науки. В самой Индии их насчитывается не так уж много.
[Закрыть]остаются чуть ли не единственными на полуострове, кто полностью избежал этой нравственной скверны; если же мы покинем жреческую касту, то едва ли несколько Раджейда элита Кшатриев [249]249
Раджи – индусские князья; Кшатрии – дворяне из воинской касты.
[Закрыть]составят исключение [250]250
Рекомендуем по этому поводу очень старую и почти неизвестную книгу, документы которой, день за днем собиравшиеся в Индии, были объединены и выпущены в свет путешественником XVII столетия, протестантским миссионером Авраамом Рогерием, «который несколько лет прожил на Коромандельском берегу и в окрестных странах»: La Porte ouuerte pour paruenir a la connoissance du Paganisme cache, traduite en francois par Th. la Grue (Amsterdam, Jean Schipper, 1670, 1 vol. in-4, фронтиспис и весьма любопытные гравюры). Читатель найдет здесь ценные документы и воспоминания, возможно, несколько перемешанные с миражами, но отличающиеся редкостной и проникновенной остротой, которая свойственна первым впечатлениям, совершенно искренним и наивным. Чувствуется,что эта книга была написана в результате каждодневных исследований свежегонаблюдателя, незнакомого с восточной философией, подобно всем его современникам, но подробно рассказывающего об увиденном, без претензий на остроумие и, что, возможно, еще важнее, без «цеховой» предвзятости. В ней пространно обсуждаются индийские суеверия и колдовство.
[Закрыть].
У древних евреев черная магия ограничивалась призыванием призраков отрицательного света, Аобот, אוֹבוֹת, которое Моисей строго воспретил. Изощренное же колдовство проникает в Израиль сравнительно поздно.
Но финикийцы и аккадцы проявляют себя более искушенными в преступных действиях, и Франсуа Ленорман сообщает нам множество характерных подробностей об аккадской некромантии: в многочисленных памятниках, которые он комментирует, можно видеть, что теурга очень четко отличали от колдуна, которого клеймили именем злого человека. Порча называлась работощ заклинания – словом; а приворотные зелья – смертельной вещью [251]251
В то время не проводилось никакого различия между приворотным зельем и ядом. См. La Magie chez les Chaldeens (1874), La Divination chez les Chaldeens (1875). 2 vol. in-8, Maisonneuve, editeur.
[Закрыть].
Мы упомянем лишь для справки о существовании злых магов в других странах Востока. Дело не в том, что они там редко встречаются или их влияние незначительно; но за исключением Цейлона, где Шиваизм, выродившийся в колдовство (как это обычно случается со всеми мертвыми культами), ведет страшную войну с буддизмом, победившей религией, восточные колдуны лишены особых отличительных черт; все они, очевидно, сделаны по одному и тому же «шаблону».
Впрочем, существует недоразумение, которое могло бы прояснить только очень четкое перо, смешение, привычное для всех историков восточных нравов, которое рассказчики о путешествиях – миссионеры или официальные исследователи – по-видимому, стараются увековечить. По этому деликатному вопросу они наперебой громоздят лаконичные нелепости. Идет ли речь о современных повествованиях или о документах более отдаленной эпохи, историки или рассказчики охотно говорят о магии; но они обозначают одним и тем же существительным и снабжают одним и тем же эпитетом посвященного теурга святилищ и некроманта низшего ранга, искусство которого, обесчещенное преступными, мрачными деяниями, вовсе не противоречит наиболее вульгарным приемам фокусника.
Ведь первые признаки черной магии – их тайный и антижреческий характер, и самые подозрительные обряды не могут быть признаны колдовством, если они совершаются среди бела дня жрецами какой-либо религии перед собранием верующих.
Тем не менее, можно отыскать обстоятельства, смягчающие ошибку этнографов. Эти писатели не идут дальше времени, называемого «историческим», когда остались многочисленные осколки древнего религиозного синтеза, всё более и более дробящегося, Политеизм, не осознаваемый своими ярыми приверженцами и даже жрецами, скрывал от их глаз кафолическую скинию Единства. Несомненно, что в те времена – особенно вокруг алтарей, посвященных богам аналитического и частного характера – публичный культ состоял из множества церемоний, характер которых может по праву показаться мрачным. Человеческие жертвоприношения, если взять только один знаменательный пример, были почти повсеместно освящены и узаконены жреческим символизмом, уже давно материализовавшимся, который развращенные или продажные жрецы всегда старались поддерживать на уровне своих страстей и вожделений – одним словом, своих крупных или мелких интересов.
С давних пор раздробленная схизмой, ересью и политическими распрями, теократическая конфедерация Овна прекратила свое существование; лишь несколько стран-обломков этой обширной религиозной империи оставались верны цельному учению, равно как и традиционному культу. Они по-прежнему противостояли, окаменевшие в своей незыблемой ортодоксии, приливу беззакония и развращенности, поднимавшемуся вокруг них всё более угрожающими волнами. Но во всех других местах свежеиспеченные автократии, исполненные таких разногласий, что они не могли присвоить себе новых законов, обычаев и ритуалов, договорились, по крайней мере, ввести в свой общественный обиход и снабдить религиозной санкцией омерзительный принцип человеческой крови, проливаемой человеком ради божества.
Действительно, хотя и смутно раскрывая глубокий упадок эзотеризма (тщетно монополизированного схизматическими святилищами), этот нечестивый и святотатственный ритуал демонстрировал Великий Аркан, отныне не понимаемый в одном из своих самых возвышенных следствий: неизреченном тождестве Великого Адамаи Божественного Слова, или, если хотите, человеческого синтеза в Боге, для которого Универсальный Человек [252]252
Разумеется, мы рассматриваем здесь Универсального человекав качестве Человеческого царства, постигаемого в его принципе трансцендентной универсальности.
[Закрыть]служит первым внешним проявлением, первым развитием исключительно сверхчувственного порядка.
Таким образом, если мы вступим в Цикл Ассура, эту проклятую эпоху, антиобщественной эмблемой которой вновь становится Зодиакальный Телец, после того как он служил много веков назад астрономическим иероглифом Цикла Бхарата [253]253
Начало Цикла Бхарата: 107 столетий назад, согласно откровениям непогрешимой брахманической хронологии.
[Закрыть], то обнаружим, что человеческое жертвоприношение было введено жречеством на всех широтах.
От Индии, где Кали и Шива еще и сегодня требуют своей кровавой дани, до различных финикийских государств, где утробы чудовищных Рутремов и гигантских Молохов поглощали в урочное время очередные партии человеческих жертв; до Кельтиды, где друидессы Тора и Тевтада нагромождали на мистический дольмен гекатомбы из героев; и у греко-латинских народов: от Эллады, принесшей в жертву Ифигению и выплачивавшей ежегодный «оброк» критскому монстру лучшими афинскими эфебами и девственницами; до цезаристского Рима, клавшего под сакральный нож галльских пленников, – сплошные потоки человеческой крови на алтарях всех народов.
Израиль также не избегнул этого нечестивого обычая, и, как насмешливо отмечает автор «Науки духов» [254]254
Элифас Леви, 1 vol. in-8, Paris, 1865
[Закрыть], «Бог евреев жаждал крови царей, и Иешуа приносил ему гекатомбы из побежденных монархов. Иеффай принес в жертву свою дочь, а Самуил разрубил на куски царя Агага на сакральном камне в Галгале… (стр. 218). Молох отличался от Иеговы лишь недостатком ортодоксии, и у Бога Иеффая были мистерии, подобные мистериям Бела (стр. 222)». Мы добавим также, не останавливаясь на этом слишком долго, чтобы не допустить бестактности, что аутодафе римско-католической Святой Инквизиции представляли некоторые черты сходства с идолом карфагенян, раскаленная бронзовая утроба которого вечно жаждала плоти и крови.
Но, возвращаясь к древним культам, мы воздержимся от подробного описания жреческих, в сущности, обрядов, которые, следовательно, никоим образом нельзя назвать колдовством как таковым. Вы могли встретить в другом месте, в предыдущей главе (Дьявол),беглый обзор этих мрачных божеств; ведь если человек, который, с согласия введенного в заблуждение народа, приносит в жертву своего ближнего на алтаре какого-либо идола, является жрецом, а не колдуном, то именно в этих идолах, в честь которых по религиозному обряду проливается вся эта кровь, следует видеть подлинные воплощения неопределенного и ужасного призрака, обычно называемого Сатаной.
Впрочем, ошибочно было бы полагать, что в эти века, когда у открытой религии были ритуалы, столь близкие к некромантии, некроманты оставались без работы. Между святилищем с золотыми канделябрами и сводчатой пещерой с черными свечами – постоянная вражда; иерофанты и колдуны всегда враждовали между собой, совершая зачастую родственные деяния.
В Греции адепты Гоэтии держали лавки с волшебными снадобьями. Одно зелье вызывало любовь, а другое – смерть; вот уж воистину, тайная связь тесно соединяет эти два суровых божества, верховных посредниц между Относительным и Абсолютным, конечным и бесконечным – между человеком и Богом!.. Тысячи суеверий азиатского, и в частности фригийского, происхождения прижились под ясным небом Эллады. Офиогены с Геллеспонта, видимо, унаследовали от какого-то инфернального Орфея и обучили свою школу искусству околдовывать самых отталкивающих и самых страшных тварей: жаб и гадюк, аспидов и нетопырей.
Сама поэзия впитала в себя эту заразу: Эрато сделалась колдуньей. Не происходит ли слово Charme(фр., «чары»; «шарм») от Carmen(лат., «песня»; «стихи»), a Incanter(фр., «заклинать») – от Cantus(лат., «пение»)?.. Ведь заклинания фессалийских женщин, искусно смешивавших в честь трехликой Гекаты коварные соки с отравленными речами, вошли в легенду:
Злосчастные цветы с величественной статью,
Вы в черной проросли и проклятой ночи
Под хищною звездой, в чудовищном объятье.
И к вашим именам утеряны ключи
С тех древних пор, когда о вашей грозной силе
Законы мудрецу велели: «Умолчи!»
Но Колхов тайный сказ и Египтян открыли,
Под сенью кровяной и мертвенной Луны,
Ваш корень – и волхвам находку подарили.
И, смешивая сок пьянящей белены
И лимфу мертвую при жизни белой кости,
Читали нараспев заклятья колдуны,
Готовя по ночам те зелья на погосте,
Что целомудрия лишали юных дев,
Вдруг оставлявших стыд и обнажавших устья… [255]255
Rosa Mystica, par Stanislas de Guaita. Paris, Lemerre, 1885, in-12, page 101.
[Закрыть]
Кто не знает ионийских легенд: какие чудесные метаморфозы совершались при звуках голоса волшебниц, и как их поэмы – если воспользоваться выражением г-на Роллина – фантомизироваливсю Натуру! Мистические лампы зажигались в углах треугольников и в местах погребений; и тогда из могил выходили бледные полчища призраков, облачаясь в заемные тела, дабы сеять ужас. Вампиры(ставшие ныне Бруколаками)прятались в альковах, чтобы ровно в полночь высасывать кровь и силу людей – sanguinem et robur…Наконец, ошибочно было бы думать, будто изобретение Волка-оборотняприходится на средние века. Аикантропиябыла в те времена столь же обыденным явлением, и ее, возможно, еще больше страшились, чем в XV веке нашей эры.
Некромантия, подобно своим сестрам ликантропиии блужданиям вампиров, была связана с культом кровавой Гекаты. Древнее эллинское предание гласит, что для того, чтобы стать видимыми, призраки заимствуют флюидическую оболочку – или фосфоресцирующее тело – у самой субстанции лунных лучей. Процитируем по этому поводу полный текст заклинания, приведенного Оригеном ( Philosophumena, стр. 72), которое можно перевести так:
«Приди, о трехликая Бомбо, инфернальная Богиня, земная и небесная; богиня дорог и распутий! Полночная врагиня света, приносящая, однако, нам свет, подруга и спутница Ночи!.. Ты блуждаешь среди теней и гробниц и любишь собачий лай и пары пролитой крови. Ты жаждешь крови и внушаешь ужас смертным… О Горго! Мормо! Многоликая Луна, одари благосклонным лучом жертву, принесенную в твою честь!»
Что же касается самого жертвоприношения, то спросите у Феокрита, какие гнусные церемонии были, согласно сказаниям, самыми привычными: даже Шабаш, нечестивый средневековый Шабаш, не достигает такой степени омерзительности.
Гораций в Риме вторил эхом Феокриту, и италийские обряды мало чем отличались от греческих; красочные картины латинского художника вызывают у нас точно такое же отвращение. Но для того, чтобы тошноту заглушил хохот, следует почитать Лукиана: какими «ремнями» он хлещет эту гнусную каналью, ловко сталкивая ужасное в «канаву» смешного! (Лукиан, «Лжепророк».)
Особенно на закате великой Республики, когда кровавое соперничество диктаторов позволяло предсказать близкое водворение Цезарей, всевозможные колдуны укрепились в Риме и в провинциях. Лязг оружия в период гражданской войны предвещал конец свободы, и час распущенности пробил. Мы видим, как самопроизвольно вылупливается целое поколение «ларв» ложного Оккультизма. Колдуны, гадатели, фригийцы, подпольно торгующие приворотными зельями, снадобьями и амулетами; лжеастрологи, так называмые халдеи, которых считали глубоко сведущими во всех тайных и запрещенных знаниях: подонки человечества заполонили великий город, находившийся в состоянии брожения. За неимением науки и морали, эти шарлатаны, набравшись наглости, жестко конкурировали с авгурами, фламинами и другими гаруспиками; народ склонялся к притворству, уже разочарованный в религии предков, – и цивилизованные покорители мира благосклонно принимали самые позорные суеверия побежденных варваров.
Но наибольшей популярностью пользовались прорицатели и астрологи: мы видим, как граждане приобретали по баснословной цене какие-то сборники загадок и справлялись в них в величайшей тайне, упорно считая их подлинными и бесценными копиями тех знаменитых свитков, которые Кумекая сивилла сожгла, согласно легенде, в присутствии пренебрегшего ими Тарквиния.
Магия стала отравительной в Риме во времена Локусты, как в Колхиде и Фессалии – во времена Медеи. Смерть Британника, описанная Тацитом в мельчайших подробностях, свидетельствует о знании и использовании в правление Нерона токсических веществ, формулой которых мы больше не располагаем. То обстоятельство, что молодой человек упал как подкошенный, как только коснулся губами кубка, напомнило большинству схолиастов о синильной кислоте– единственном яде [256]256
Все вещества, способные, в крайнем случае, вызвать столь быструю смерть – Никотин, Коницини Нитрит Амила– являются в равной степени летучими (особенно два последних), и все три обладают столь же сильным, сколь и разоблачающим запахом.
[Закрыть], известном в те времена, действие которого на организм было достаточно быстрым и объясняло совершенно определенную версию современников.
Но сама эта гипотеза представляется нам необоснованной. Мы помним, что император, из вероломства поистине изощренного и вполне способного отвести подозрение, пожелал, чтобы раб первым отведал напиток, который он предназначал для своей жертвы. Но Британник вскрикнул – настолько обжигающим показался ему напиток – и безо всякого недоверия долил в него холодной воды. Это было предусмотрено: отравленной была лишь холодная вода… Так смерть проскользнула – «украдкой», если можно так выразиться – в кубок императорского гостя.
Но цианистоводородная (или синильная) кислота является столь же летучей, как эфир. Смешанная с почти кипящей жидкостью, она тотчас испустила бы потоки едких испарений; и не только Британник зашатался бы и мгновенно задохнулся, не успев даже поднести кубок к своим губам; но удушье сразило бы самого виночерпия и, возможно, ближайших соседей принцепса. В любом случае, резкий и просачивающийся запах горького миндаля, заполонив всю залу, немедленно раскрыл бы, вызвав недомогание у сотрапезников, природу налитой жидкости. Судя по рассказам Тацита и Светония, ничего подобного не произошло.
Что же из этого следует? Означает ли это, что Локуста обладала секретом токсических веществ, неизвестных науке наших дней?.. Или, возможно, напиток, который она умела готовить, был болееили менееобычным ядом в современном понимании этого слова?..
Теургическая школа неоплатоников, основанная в Александрии, с одной стороны, принадлежит истории Высшей Магии. Но при этом она увлекалась некоторыми более чем подозрительными практиками, и ее справедливо упрекали, несмотря на ее ученость, в наклонностях, запятнанных явным суеверием.
Те же самые претензии с большей справедливостью распространяются на различные школы гнозиса, включая наименее эксцентричные из них; возникшие при самом зарождении христианства, эти секты, под предлогом протеста духапротив мертвой буквы, воплощали Антихриста [257]257
Spiritus qui solvit Christum… мы уже знаем это глубокое определение Антихриста; это дух сектантства, нетерпимости, разделения… Разумеется, здесь не может идти речь об ортодоксальных гностиках: св. Иринее, св. Дионисии Ареопагите, св. Клименте Александрийском, Синезии и т. д. Что же касается некоторых гностиков-раскольников, например, Маркиона и Валентина, то мы осуждаем их как сектантов, которые сами поставили себя вне единства; но мы не можем не признавать Знания этих эзотериков, которое всё еще сияет, пусть и смешанное с заблуждениями, под эклектическим, к сожалению, и, следовательно, нечистым покровом их символики. То же самое можно сказать о самом Мани: изо всех сил оспаривая его доктрину (в особенности ошибочную в том ее превратном значении, которое должно было неизбежно быть принято), мы охотно приветствуем в нем прекрасного, но сбившегося с пути гения.
[Закрыть]в Церкви, предопределив ее раскол. Если даже пренебречь этой основной точкой зрения, всё же нельзя отрицать того, что некоторые из этих раскольничьих общин почти тотчас же пристрастились к самым «черным» обрядам Гоэтии.
Симон-Волхв (человек величайшего обаяния, но, подобно большинству из тех, кого мы будем упоминать, страшный манипулятор астральными силами) стремился в обожествлении Елены, своей конкубины (воплощения Селены, или Луны), к оправданию грубости и разврата.
Негр Монтан превратил свое тело евнуха в подлинный «треножник», на котором сивиллы истерии, Максимилла и Присцилла, его Голубки, бормоча бессвязные слова, извивались в исступлении неосуществимой любви.
Маркион (возможно, самый виновный и, несомненно, самый ученый) основал секту Офитов.Он не только поднял свою скверную, заведомо кощунственную руку на один из неприкосновенных каббалистических покровов, но и материализовал самое грозное и самое оккультное проявление церемониальной магии, обобщив – в данном случае это означает: смешав – понятия Агатодемонаи Какодемонав ставшей с тех пор двусмысленной форме змеи; наконец (мерзкая пародия!) он превратил сакрального όφίς в физическое орудие самых гнусных мистерий!..
В другом месте дьякон Маркос, рукополагая в сан пророчиц и жриц Христа юных девушек, заодно лишенных им девственности и освященных, заставлял их подниматься на алтарь совершенно нагими и трепещущими от дыхания его уст: ведь этим нечистым дыханием ему удавалось разжечь в них пламя – часто, увы, двойное: магнетического vaticinium [258]258
пророческий, вещий дар (лат.).
[Закрыть] и крайнего распутства.
Все они «продали» Священную Магию Злу, и некоторые из них – путем сознательной, поистине инфернальной извращенности… Это всего лишь примеры, взятые наугад, но их достаточно для того, чтобы заглянуть в бездны стыда и безумия, куда экзальтация мистицизма, вначале почти всегда аскетического, заставляла скатываться пылкие и благородные натуры, рожденные для жизненной борьбы: они захотели отвергнуть или, точнее, одухотворитьПлоть, расплющив ее под давлением Духа; но сам Дух, снизойдя с высоты своего экстаза, пришел осквернить Плоть!..
В главе VI нам предстоит раскрыть великое множество аналогичных фактов, подлинность которых не может быть поставлена под сомнение! Мы предложим читателю целые «россыпи» современных гнусностей, проистекающих из мистицизма, обезумевшего от гордыни и бреда; ведь там, где гордыня сеет безрассудство, Сатана всегда пожинает позор.
Тогда-то нам и припомнятся знаменитые слова Паскаля: «Человек – не ангел и не зверь, и тот, кто хочет стать ангелом, становится зверем».
Мы уже говорили в другом месте [259]259
Аи Seuil du Mystere, 2 eed., p. 44.
[Закрыть]: все ереси первых веков носили отпечаток самой черной гоэтии, и все ересиархи были колдунами. У этого есть глубокая причина: бунтари Духа, восставшие против Буквы,сформулированной наставляющей Церковью, они хотели стать магами первоначальной догмы, раскрытой в их эзотерике, хорошо или плохо ими понятой. Но они забыли, что, вызывая раскол, они действовали как анархисты и что их дело, в силу самого этого факта, было порочным в своей основе и бесплодным в своем зародыше.
Если мы хотим вылечить больного, то не следует сразу же ампутировать, дабы спасти его от заражения, единственный член, который болезнь еще не затронула: ведь больное тело, даже лишенное одного члена, может выздороветь, зарубцеваться и выжить; в то время как здоровый член, отделенный от тела, разлагается и погибает. Точно так же, если мы стремимся реформировать Церковь, необходимо, прежде всего, оставаться в Церкви; именно Она представляет собой живое существо и сам принцип Единства.
Этого-то и не могли понять первые протестанты.Они стремились стать понтификами обновленного культа, но им выпала незавидная участь – умножить число проклятых сект [260]260
Не вдаваясь в рассмотрение деяний и учения этих сектантов, можно лишь сказать, что они a priori были отмечены, по меньшей мере, одной характерной чертой, по которой мы узнаем колдунов: все они несли на себе антижреческое клеймо.
[Закрыть].
В то время как война с арианством заливала кровью Европу, манихейство – христианское «переиздание» антагонистической догмы персов, искаженной менее чистым видением второго Зороастра – утверждало (как мы уже показали в предыдущей главе) равенство по происхождению и могуществу двух принципов: Добра и Зла, Божественного и Дьявольского глаголов, Христа и Антихриста [261]261
Более подробно см. главу I, стр. 217–221.
[Закрыть].
Не признавать относительный и преходящий характер Зла – значит возводить обожествленному Злому Принципу храм и алтарь тьмы, подлинный «сборный пункт» для всех поклонников демона. Это значит заранее и вплоть до грядущих веков вербовать всех лжемистиков и колдунов.