Текст книги "Корпорация «Попс»"
Автор книги: Скарлетт Томас
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)
Белый конверт – на конторке, где я его и оставила. Я захватила бутылку пива с кухни в восточном крыле; открываю и делаю пару глотков, прежде чем заняться содержимым конверта. То, что со мной кто-то общается кодом, пугает меня уже гораздо меньше. Ничего плохого из-за этого вроде не случилось – во всяком случае, пока.
На расшифровку уходит всего пять минут; ключ все тот же. Помоги отправить тебе текст длиннее,сказано в письме. Очень важно.Помочь отправить текст длиннее? Что ж, о'кей. Разумеется, я знаю, как это сделать, но кто вы такие?Вы не сказали мне, как с вами связаться! Я вдруг понимаю, что думаю вслух, и поспешно затыкаю себе рот горлышком бутылки. Вот уж действительно. Это глупо. Я сжигаю записку и обдумываю ответ. У меня нет ни малейшего понятия, с кем я имею дело, и решить, как ответить, трудновато. Наблюдателен ли мой корреспондент? Способен он (или она?) понимать намеки? Я правда не знаю, как поступить. Может, никак не поступать? Пожалуй, нет. Я очень хочу знать, кто со мной связался и что они имеют сообщить. И я очень, очень надеюсь, что это не просто какой-то рекламный ход для нового товара.
Когда я поступила на работу, вирусы в электронной почте и «вирусные» по стилю письма были еще внове – по крайней мере для людей, которые только-только начали постоянно пользоваться компьютерами. В начале запуска одного товара паренек из отдела маркетинга решил создать и разослать всем вирусное письмо, сообщающее об этом самом товаре, который внутри фирмы решили «двигать», рекламируя как самую-самую супер-пупер-новую подарочную рождественскую игрушку. Часов за пятнадцать электронное письмо облетело мир, а затем пошло по второму кругу. Довольно скоро людей затрахало получать эту мессагу, и они заинтересовались, кто это ее рассылает. Поняв, что это такая корпоративная маркетинг-стратегия, люди взбеленились. Игрушку пришлось снять с производства, а паренька уволили. Команда, создавшая концепцию игрушки, чуть не сдохла с досады. Столько труда псу под хвост. О чем, собственно, и речь. Пару раз можно дать людям информацию, но начните им надоедать – и их непременно затошнит и от нее самой, и от всего, что может быть с ней хоть как-то связано.
Времени почти одиннадцать. Я включаю приемник и слушаю, как мягкий голос ведущей плавно переходит в какую-то экспериментальную органную музыку. Когда ведущая смолкает, я осознаю, что это – спецпрограмма о женщине-композиторе, которая покончила с собой. Музыка у нее строгая, странная и магическая. Я ложусь на кровать, и вдруг во всем мире не остается ничего, кроме ноты фа-диез и меня, а потом ля-мажора, величавого, но одинокого. Я внезапно исчезаю; каким-то образом смотрю на все из точки неприсутствия – я словно облако или маленький клочок небытия. Я вижу лес, а в нем – коттедж, и оба состоят лишь из одной ноты ля, а потом к ним приходит нежданный друг, си-бемоль, и он несет подарок – какую-то плетенку из травы или соломы. Сон? Должно быть, так: когда я задаю себе этот вопрос, в ответ ни слова, абсолютная тишина.
Просыпаюсь я около шести утра; радио все играет. Инстинкт велит мне вырубить его, стянуть с себя одежду и уютненько зарыться в постель где-нибудь на часик, чтобы поспать «как следует», перед тем как вставать и завтракать. Однако, сходив в «дабл», поглазев тупо на свое чудное лицо в зеркале, повозившись с радио и уже начав раздеваться, я вдруг понимаю, что вообще-то уже отдохнула, и потому иду в кухню заваривать чай.
Из кухонного окна я вижу, что рассвет еще едва-едва покусывает небо, будто оно – печенье, которого ему не очень-то и хочется. На траве снаружи роса, и я вспоминаю, как кто-то говорил мне, что роса – магическая субстанция, если соберешь ее при свете луны. Вернувшись с чаем в комнату, я опять задумываюсь, как бы ответить на послание. Вот что меня мучает: я знаю, что сказать, но не знаю как. Отправить послание подлиннее, разумеется, легко. Используешь книгу как ключ и составляешь код из чисел, соответствующих расположению слов в тексте. Но как мне сообщить это неизвестному корреспонденту? Даже если я просто напишу письмо такого содержания с помощью слова-ключа «ПОПС» (на что уйдет вечность), я не знаю, кому и куда его отнести.
Конечно, длинную шифровку можно отправить и по-другому. Один из моих любимых способов – хотя он на самом деле «детский» – тот, что я описала в руководстве к «КидТеку». Нужно вклеить в один конверт другой, чуть поменьше, а послание спрятать между ними. Получив письмо, адресат разрезает конверт вдоль ребер и извлекает тайную записку. Может, это сейчас сработает? Да ну в жопу. Не зная, что еще предпринять, я пишу «КидТек, стр. 14» на листке отрывного блокнота марки «Почтовый» и присобачиваю записку снаружи на дверь. (Я знаю, что нужна 14-я страница, потому что, когда «сопроводиловка» версталась, возникли трудности со вставкой изображения конверта, и мне пришлось создать на рабочем компьютере целую папку для электронных писем под названием «Проблемы 14-й страницы»).
Вернувшись в комнату, я некоторое время хожу из угла в угол, потом снова открываю дверь и снимаю записку. Это слишком прозрачно. Кто угодно может пройти мимо, прочитать записку, заглянуть на 14-ю страницу руководства к «КидТеку» и узнать, что я замышляю нечто связанное с двойными конвертами. Тут не только врагам – любому интересно станет. Не то чтобы я знала, конечно, кто они, эти враги. Я комкаю «почтовый» листок и кидаю в урну. Потом вынимаю и сжигаю. В центре потолка одиноким красным пульсом мигает детектор дыма. Может, мне стоит прекратить пироманствовать?
За завтраком Киеран и еще один парень раздают всем колоды карт. Они сделаны из толстой, мягкой бумаги, похожей на переработанную макулатуру; каждая колода схвачена веревочкой, застегнутой на деревянную пуговицу, какие бывают на «дафлкотах». В моей колоде пять карт. С виду напоминают странную комбинацию карт Таро и детских коллекционных. Символы на них мне вроде знакомы, и в то же время – нет. На одной изображена человеческая голова, состоящая из одних листьев и веточек. Под картинкой написано «Зеленый Человек». По краям карты – числа, соответствующие северу, югу, востоку и западу, на что намекает также полупрозрачный компас за затылком «Зеленого». Север равен 31, восток – 15, юг – 1 и запад – 25. На другой карте изображен арбалет, все стороны равны 4. Еще одна карта – крылатый дракон; С, Ю, В и З на ней – соответственно 5, 6, 12 и 4. Последние две карты почти идентичны, на них красуются лешие. Один кажется посильнее, его запад равен 10, все остальные стороны света – 3. У другого тоже 3 на этих сторонах, но запад равен 7.
– Развлекайтесь! – кричит Киеран, когда все принимаются изучать и сравнивать карты. Я сижу на столе вместе с Беном, Хлои, Дэном, Эстер, Грейс и Ричардом. Ричард, Дэн и я едим яйца-пашот и закусываем оладьями. У остальных на завтрак кукурузные хлопья, овсянка или тосты.
– Своих карт никому не показывай, – говорит мне Бен.
– Почему?
– В игре у тебя преимущество, если другие люди не знают, что у тебя на руках. А уж вот это определенно стоит спрятать.
– Что? – Я смотрю на карты на столе. «Зеленый человек» – мой любимчик, и поэтому лежит сверху.
– Вот это, – повторяет Бен, показывая на «Зеленого». – Это сильная карта. Остальным не стоит знать, что она у тебя есть.
– А. О'кей. – Я утасовываю любимчика в тонкую стопку. – Откуда ты все это знаешь?
– Ой, Киеран уже который день про это треплется. Это его крупная идея.
– Что, для девушек-тинейджеров?
– Господи, нет, ему на них насрать. Нет, это его онлайновая игра с обменом картами. Он решил опробовать ее на маленькой компании людей в оффлайне – проверить, нет ли каких багов и так далее.
– Ясно. Так значит… девушки-тинейджеры ему совсем не интересны?
Бен подсыпает в свою плошку еще хлопьев и добавляет молока из синего кувшина на столе.
– По-моему, да.
– Тогда что он здесь делает? В смысле, почему не уезжает обратно на работу?
– Ему тут слишком весело. Языческие символы, ведьмовские легенды – в Дартмуре этого добра побольше, чем в Рединге. Кстати, мы приглашены на эту самую чокнутую прогулку вместе со всей ихней кодлой. В субботу, если соберешься.
Мы приглашены.Боже, ну просто тили-тили-тесто, жених и невеста.
– Мы? – говорю я.
– Ну, я, – говорит Бен. – Но я спросил, можно ли тебе поучаствовать.
– И чем именно эта прогулка будет «чокнутой»?
– Точно не знаю. В лучшем случае, будем обниматься с деревьями. В худшем, от нас потребуют вызвать какого-нибудь духа.
– Да, в таком случае запишите меня. – Я смеюсь. – Похоже, это нельзя пропустить.
– Что нельзя пропустить? – вклинивается Дэн.
– Киеранову безумную прогулку, – говорит Бен. – Тебе тоже стоит сходить.
– Может, увидим другие форты на холмах, – замечаю я.
– Клево.
Пока мы болтаем, вопрос о том, как ответить моему загадочному корреспонденту, крутится у меня в голове, как цемент в бетономешалке на колесах. А потом, внезапно…
– Ты куда? – спрашивает Дэн, когда я выскакиваю из-за стола.
– Вернусь через сек, – говорю я.
– Смотри не опоздай, – предупреждает он.
– Нет-нет. Я правда только на минутку, – бормочу я. Я не хочу опаздывать на семинар, но это важно – или, по крайней мере, у меня такое ощущение, а это главное. Выходя, я замечаю, что Бен смотрит на меня, приподняв брови. Почти неуловимо я качаю головой и пытаюсь телепатировать ему: увидимся позже.
В моей комнате пыльно; раннее солнце выхватывает из темноты миллионы частиц, они танцуют в воздухе или лениво лежат на конторке. Какую взять книгу? Какую? В конце концов, не желая больше тратить времени, я выбираю тинейджерский роман про девушку и ее коня. Я проглядываю первую страницу, ища слово «используй». Проглядываю вторую. Да. Вот оно, во втором абзаце. Сосед говорит главной героине: «Осторожно используй каменную тропу после сумерек, странные твари прячутся там». Страница вторая, номер слова – 211. Я пишу на листке блокнота «2, 211», потом числа «2, 243», приводящие к слову «это». Супер. Используй это.Если правильный человек взломает код (что несложно), записка сообщит ему все, что нужно. Никто другой, взяв книгу и взломав код, не поймет, что значит «используй это». Довольная, что нашла наилучший способ ответить, я вкладываю листок в книгу и покидаю комнату, уже на пять минут опаздывая на семинар.
Остается одно… Где положить книгу? Зажав ее под мышкой, я проворно спускаюсь по ступеням к главному корпусу; я так усиленно размышляю, что с нею делать, что не замечаю Хиро, который идет мне навстречу, и едва не врезаюсь в него.
– Извини, – говорю я с улыбкой.
Виду него такой, будто ему неловко. Он говорит:
– У тебя для меня что-нибудь есть?
– В смысле?
Он гримасничает:
– Ой, все это как-то неловко. Мне нужно тебе сказать «у тебя для меня что-нибудь есть?», и все. Даже не знаю. Может, это типа как послание, или секрет, или еще чего. Я правда больше ничего не знаю.
– Кто тебя попросил…
– Не могу сказать. Я просто связной. Правда.
– О. Что ж, может быть, они имеют в виду это? – Я протягиваю ему книгу, и он принимает ее, даже не глянув.
– Приветики, – бросает он, уходя. Я смотрю ему вслед, наполовину ожидая, что сейчас он растворится в воздухе, громко захихикает или спонтанно загорится. Конечно, ничего такого он не делает; он просто уходит, словно идет по самым что ни на есть заурядным делам. Я прекращаю на него пялиться и топаю дальше.
Значит, Хиро в этом участвует – чем бы «это» ни было? Куда он шел, когда я на него налетела? Меня искать? Вломиться в мою комнату – типа, не там ли я оставила ответ? Я опять ловлю себя на том, что надеюсь: это не просто какая-то глупая игра, одобренная советом директоров «Попс». А может быть, надеюсь, что все-таки игра. Идея насчет того, что это – нечто иное, если подумать, не так уж привлекательна. Подходя к двери в семинар-класс, я понимаю, что устала, и жалею, что утром не заползла обратно в койку. Ни единый атом в моем теле не хочет идти на этот семинар, но тогда у меня будут большие проблемы. Тяжко вздыхая, я приближаюсь к классу и тихо открываю дверь, притворяюсь невидимой и проскальзываю на место, которое заняла для меня Эстер.
– Рад, что ты смогла присоединиться к нам, Алиса, – говорит Мак, сидящий за столом у доски. Мы действительно будто снова в школе.
Рядом с Маком сидит какой-то мужчина. Очевидно, его зовут Марк Блэкмен – это имя написано на доске за его спиной. Он старше, чем все предыдущие тренеры; у него зализанные назад седые волосы и очки в черной оправе. Он одет довольно эксцентрично – в твидовую куртку с желтым галстуком и джинсы.
– Привет, – говорит он, встав. – Мистер Макдоналд так великолепно рассказал вам, кто я такой, что я не буду тратить время и представляться еще раз. Единственные личные данные, которые я добавлю: мое число Эрдёша равно трем. Кто-нибудь знает, кто такой был Пауль Эрдёш?
Имя он произносит правильно. Я поднимаю руку.
– Венгерский математик, – говорю я, когда он мне кивает.
– Благодарю. И что означает мое число Эрдёша?
– Что вы написали работу с кем-то, кто написал работу с кем-то, кто написал работу с Паулем Эрдёшем, – отвечаю я.
– Очень хорошо. У вас есть математические наклонности?
Дэн за моей спиной испускает стон.
– Они были у моей бабушки, – говорю я. – Ее число Эрдёша было равно двум.
– Ух ты! – Похоже, это произвело на него впечатление. – Кто-нибудь еще понимает, о чем идет речь?
Я оглядываюсь на класс. Руки подняли Киеран, Грейс, Ричард и блондинка, которую я видела вместе с Киераном, – либо из отдела видеоигр, либо из Киерановой странной команды.
– О'кей, спасибо, – говорит Блэкмен. – Можете опустить руки. Значит, так. Темой нашего сегодняшнего разговора будут сети. Если вы хотите покорить мир каким-то несомненно бесполезным товаром из формованного пластика, как уверяет меня мистер Макдоналд, вам нужно понимать теорию сетей. Вам нужно понимать, как ваша игрушка, или идея, или даже болезнь – принцип везде тот же – может быть чем-то относительно неизвестным сегодня и стать вещью, которая есть у всех завтра. Или не стать. О'кей. Забудем пока про Эрдёша. Кто слышал о киноактере Кевине Бэконе? – Почти все поднимают руки. – Хорошо. Вот вы, парень с длинными волосами непонятного цвета.
Киеран поднимает взгляд.
– Я? – ухмыляется он.
– Расскажите нам про игру «Шесть степеней Кевина Бэкона».
Киеран лениво начинает:
– По-моему, «Шесть степеней Кевина Бэкона», или «Игра Кевина Бэкона», появилась в 1997 году. Изобрели ее несколько членов одного студенческого братства. В основе ее лежала теория, что Кевин Бэкон является центром киновселенной, так как с ним возможно соединить любого другого актера в истории кино – в среднем менее чем за четыре шага. Механизм таков: если вы снялись в фильме вместе с Кевином Бэконом, ваше число Бэкона равно единице. Если вы снялись в фильме с кем-то, кто снялся в фильме с Кевином Бэконом, ваше число Бэкона – два, и так далее. Предполагалось, что эта идея доказывает тезис Стэнли Милгрема о «шести степенях отдаления» – что кого угодно в мире можно связать с кем угодно за шесть или менее шагов. Однако в закрытой сети вроде множества киноактеров число оказалось гораздо меньше…
Блэкмен с трудом сдерживает смех. Смотрит на Мака:
– Похоже, вы могли бы сэкономить на мне и заплатить взамен этому молодому человеку.
Мак улыбается.
– Киеран опасно умен, – говорит он. – Однако продолжайте, пожалуйста. Это увлекательно.
– Я уверен, вы все уже догадались, что число Эрдёша подобно числу Бэкона, только относится к степени отдаления в сети математиков, а не кинозвезд. Ученые обнаружили, что эти сети, из чего бы – или кого бы – они ни состояли, обладают одинаковыми свойствами и структурой. Мы называем это «феноменом тесного мира». Интересно проследить, как болезни, товары или идеи могут заражать подобные сети… Сеть типа «тесный мир» определяется как группа объектов, обладающая таким уровнем внутренней взаимосвязанности, что каждого «узла» сети можно достичь из любого другого узла за шесть шагов или меньше. Ваша компания несомненно обладает свойствами «тесного мира». Как, возможно, и вся индустрия игрушек. «Тесные миры» были обнаружены также в электросетях Соединенных Штатов, нервной системе микроскопического червя С. Elegans,а кроме того, в Повсеместно Протянутой Паутине, метаболической системе бактерий Е. Coliи сети, состоящей из советов директоров компаний, входящих в американский список «Форчун 1000». [75]75
Регулярно публикуемый журналом «Форчун» список 1000 самых успешных компаний мира.
[Закрыть]Число Бэкона и, в особенности, число Эрдёша имеют место, когда группа осознает свою внутреннюю взаимосвязанность. Кстати, Эрдёш – это я тем из вас, кто не знает, – был очень знаменитым математиком, создавшим модель для случайных графов, которая, по совпадению, легла в основу большинства первоначальных математических разработок в области теории сетей… В любом «тесном мире» обязательно должна наблюдаться особая комбинация «кластеров» – ими могут быть группы друзей из одного города или сослуживцы в вашем собственном офисе, – и «случайных линков»: вы и ваш самый дальний приятель, или вы и сотрудник бухгалтерии, с которым вы, скажем, курите под дождем рядом со зданием фирмы. Эти случайные линки обеспечивают «короткие переходы» внутри сети. Мистер Макдоналд является важным узлом сети «Попс», так как с ним связано очень много народу. В этом смысле он – как большой аэропорт, соединяющий множество маленьких городков. Перейдем к реальным примерам: допустим, вы не знаете никого, кто жил бы в Австралии – но я знаю. Если вы знаете меня, то вы отдалены от моих австралийских друзей только на две степени. Вот какой сюрприз преподнесли открытия ученых: достаточно всего нескольких случайных линков, чтобы сеть, соединенная ими, вдруг стала проявлять свойства «тесного мира». Это происходит вполне «естественным» образом в сетях самого разного типа; более того, «критическая точка», в которой образуется такая взаимосвязанность, тоже выглядит знакомо: математически она идентична моменту затвердевания полимера или замерзания воды. Она выглядит как фазовый переход. Это естественный процесс.
Тут Марк Блэкмен делает драматическую паузу, потом поворачивается к белой пластиковой доске. Следующие минут десять он пытается нарисовать примеры того, о чем рассказывал. Пока он этим занимается, я думаю про паутины – сама не знаю, почему. Ощутив, что вот-вот уплыву мыслями неведомо куда, я одергиваю себя и, вернувшись в класс, смотрю на доску. А ведь это интересная идея – что некое свойство, которое можно найти в природе, процесс превращения одной вещи в другую, воды в лед или пар, так точно описывается этой странной теорией сетей. Я не понимаю ее физических аспектов, но знаю, что в подобных явлениях есть своя математическая логика. Как она может быть применима к людям?
Остальные ребята совсем сбиты с толку.
– А можно еще раз про фазовый переход? – спрашивает Эстер, откинувшись назад вместе со стулом.
– Это трансформация термодинамической системы из одной фазы в другую. – Блэкмен чешет в затылке. – На самом деле вам не нужно это понимать, чтобы понять теорию сетей; просто очень интересно, что переход сети от несвязности к связности описывается той же математикой, что и превращение воды в лед.
Эстер нахмуривается:
– Все равно не врубаюсь.
Киеран подает голос:
– Ты же слышала про «критическую массу»? Или «критическую точку»?
– Да, – говорит она.
– Когда что-то достигает своей критической точки, оно превращается во что-то иное, ну, или, знаешь, взрывается.Марк говорит о том, что то же самое происходит с нашими связями друг с другом. Скажем, ты переезжаешь в другой город, где никого не знаешь. О'кей? Пару недель маешься одна, а потом, допустим, начинается учеба в колледже. В первый день ты разговариваешь с каким-то человеком, но у него не так уж много связей. Теперь ты знаешь одного человека, и связана с не очень многими. Постепенно ты заводишь еще друзей, пока, скажем, не встречаешься с по-настоящему популярной личностью, которая, кажется, знает вообще всех. Поскольку она знает всех, она приглашает тебя на вечеринку. Ты встречаешься еще с толпой народа. Потом начинаешь гулять с парнем, с которым познакомилась на вечеринке. Его отец, скажем, мэр города. Ты вдруг оказываешься связана с двумя важными узлами сети и понимаешь, что всего на пару шагов отдалена от любого жителя города. В тот момент, когда ты превращаешься из никому не известной приезжей в один из центров общения, и происходит фазовый переход.
– О'кей, – говорит Эстер. – Теперь дошло.
Киеран вновь оседает на своем стуле; он будто платный справочный автомат, который только что был деактивирован и теперь ждет, когда кто-нибудь засунет в него очередную монетку. Блэкмен кладет мел и снова обращается ко всем.
– Только что этот молодой человек объяснил, – говорит он, показывая на Киерана, – как в сети появляются «короткие переходы». Они и превращают обычные сети в «тесные миры». Хотя мы все имеем доступ к этим «коротким переходам», проблема, очевидно, заключается в том, как их находить. Какими бы плотно связанными ни были мы в теории, нам очень трудно оценить наши линки вне местного уровня. Я могу знать, что знаю вас, но я не знаю всех, кого знаете вы. Я определенно не имею понятия, кого знает ваш друг Саймон, которого я никогда не встречал. И все же я отдален от его друзей всего на три степени. Проблема не в наличии связей, но в способности по ним курсировать. Стэнли Милгрем обнаружил это, проводя свое исследование «тесного мира», в котором он попросил случайно выбранных людей со среднего запада США попытаться доставить письма биржевому маклеру в Бостон, на восточное побережье. Посылать их было нельзя. Вместо этого участников попросили передать их из рук в руки своим знакомым, у которых могли оказаться социальные связи, позволяющие посланию приблизиться к цели. Хотя Милгрем и доказал, что в конце концов письмо доберется до адресата, люди продемонстрировали, что не очень хорошо используют свои связи… Так что если вы собираетесь распространить пластиковый товар среди детей всего мира – цель похвальная, не сомневаюсь, – тогда вам нужно научиться курсировать по сети, как это делают дети. Придайте своему товару некое качество, благодаря которому он будет распространяться сам. Так передаются заразные болезни. Возможно, вы никогда в жизни не войдете в контакт с людьми с четырнадцатого этажа вашей фирмы, но ваши микробы перейдут на них с тем же успехом. Это называется «бессознательной» или «автоматической» трансмиссией, и я полагаю, что именно это свойство отделы маркетинга хотят видеть у товаров, за продажу которых отвечают. Разумеется, хотят! Автоматическая трансмиссия делает за них всю работу. Ленивые ублюдки!.. Возьмем, к примеру, «Хотмейл». Каждый раз, когда вы посылаете сообщение с его помощью, оно приходит с рекламой самого «Хотмейла». Сообщение является рекламой. Товар распространяет сам себя. Или, в качестве более подходящего примера, возьмем «Эм-Эс-Эн Мессенджер», которым, я уверен, тинейджеры пользуются повсюду – уж мой сын точно пользуется и не подпускает меня по вечерам к моему собственному компьютеру. Чтобы разговаривать с другими людьми по «Эм-Эс-Эн Мессенджеру», вам самим необходимо иметь «Эм-Эс-Эн»-технологию. Этот «софт» промоутирует сам себя!.. Математическая теория сетей описывает также эпидемии, случаи массового психоза и процесс разрушения и восстановления сетевых систем. Почему в Голландии семнадцатого века столько людей, как безумные, покупали тюльпаны, даже продавали ради этого свои дома? Почему рациональных, казалось бы, людей в 1990-х захватила «точка-ком-истерия»? [76]76
Речь идет о возникшей на Западе в 1990-х гг. повальной мании переносить бизнес в онлайн. Наибольшим спросом пользовались домены второго уровня с расширением «точка-ком» (.com).
[Закрыть]Судя по всему, мы таким образом подключены друг к другу в наших сетях, что обладаем и сопротивляемостью, и уязвимостью по отношению к «инфекции» болезней и идей, системным сбоям и так далее. Как бы то ни было, всегда справедливо одно очень важное правило: вы гораздо вероятнее подцепите болезнь или купите какую-то определенную книгу, если они есть у всех остальных.Это называют «законом власти», а иногда – «принципом Матфея». Что такое «принцип Матфея»? Разумеется, он гласит «ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится», [77]77
Матф. 13:12.
[Закрыть]в иной формулировке – «богатые богатеют, пока нищие нищают». Чем больше людей имеют товар, тем больше людей его купят. Теперь вот что. Киеран, как его звали?
Киеран вздрагивает и словно бы просыпается:
– А?
– Как звали учителя Стэнли Милгрема?
– Э…
– Ха! Слава богу, ты не все знаешь. Учителем Стэнли Милгрема был Соломон Аш; он продемонстрировал, что человек даст неверный ответ на простой вопрос, если перед этим достаточное число людей в комнате даст такой же ответ. Аш провел серию совершенно удивительных экспериментов. Например, подопытные входили в комнату, где, по их мнению, сидели другие участники эксперимента, связанного с исследованиями интеллекта или чем-то в этом роде. Однако остальные люди в комнате были актерами. Всем им показывали ряд картинок, вот таких… – Он подходит к доске, стирает диаграммы и рисует круг, квадрат и треугольник, один за другим по горизонтали, начиная с левого края доски, точно это буквы какого-то слова. Круг, квадрат, треугольник, слева направо. Потом рисует на правом краю доски вертикальную линию, вроде арабской или римской единицы: «I». – Вот, – говорит Блэкмен. – Аш велел людям в комнате сказать, к чему, по их мнению, квадрат ближе – к линии или треугольнику. Очевидно, к треугольнику. Однако он обнаружил, что если сперва опросить актеров – а им были даны указания ответить неправильно и сказать, что квадрат ближе к линии, – подопытные зачастую тоже дают неверный ответ. В этом суть массовых психозов. Нам может не нравиться мысль, что мы следуем за толпой, но в различной степени мы все этим грешим. Мы делаем странные вещи – едим мясо, молимся невидимому, несуществующему бородатому человеку, – потому что так поступают все. Повальные увлечения в вашей индустрии часто распространяются среди детей, желающих иметь игрушку, которая есть у всех остальных, особенно под Рождество, как мне прекрасно известно, ибо я покупал своему сыну «Трансформеров», «Черепашек-Мутантов», «Всемогущих рейнджеров» и бог упомнит что еще, пока он из них не вырос… Когда вам удастся сделать так, что все будут хотеть ваш одиозный пластиковый предмет, родится повальное увлечение. Но чтобы достигнуть этой стадии, вам прежде всего нужно придумать способ, которым товар должен курсировать и как можно шире распространяться по сети. Как ваше изделие будет передаваться не только между группами друзей, но и за их пределы? Помните: понадобилась лишь одна заразная крыса на корабле, чтобы бубонная чума охватила целую новую страну, потому что стоило чуме проникнуть в сеть местных крыс, и она, чума, начала разноситься сама собой. Может быть, телевидение – средство, с помощью которого идея или игрушка может достичь «удаленных» узлов сети. Или, возможно, вы поступите по примеру других компаний, производящих игрушки, – я читал об этом в своей воскресной газете – и подарите игрушку самому популярному ребенку в каждой школе. Стоит вам заразить самые «связанные» узлы, и прочие последуют за ними! Таким образом вы станете точкой соединения разнообразных сетей. Но, конечно, нужно помнить, что любая игрушка или товар, связанные с общением или обменом, которые можно дарить или сравнивать между собой, обладают встроенной автоматической трансмиссией. Представьте, что ваши зловещие пластиковые предметы – одуванчики на ветру. Семена одуванчика не летели бы по ветру, не будь их строение для этого приспособлено. Какие-нибудь вопросы?
Киеран мгновенно поднимает руку.
– Кто приспособил строение одуванчиков? – спрашивает он. – Вы не можете иметь в виду бога, потому что уже сказали…
– Творцы, – мечтательно говорит Блэкмен. – Изначальные математики.
– Клево! Значит…
Мак встает.
– Думаю, хватит нам тратить время мистера Блэкмена. Какая поразительная дискуссия! Спасибо вам. – Он смотрит на часы. – О'кей, по-моему, скоро вас ждут классы мореходства. Пожалуйста, найдите расписание для каждой группы на доске объявлений. Марк, я пройдусь вместе с вами.
День – это нормально; быть одной, когда светло, – с этим я могу справиться. Ночью, однако, мне нужно быть с людьми. Оказаться ночью в одиночестве – слишком жуткая перспектива. Что я стану делать, если это и вправду случится и я окажусь одна в темноте? Думаю, я скорее всего буду вопить, пока не умру или пока кто-нибудь не придет. Я понимаю, что во многих смыслах это иррациональный страх. Если я одна, меня некому обидеть по определению: одиночество означает, что рядом никого нет. И все же в моменты острейшей паники я обычно хочу, чтобы со мною во тьме был хотя бы враг. Враг.Враг – это двуглавый человек, а порой две головы на теле насекомого или паука. Я бы никогда никому не смогла это описать. Не смогла бы описать, насколько сюрреальными те мужчины стали у меня в голове после инцидента на остановке. Только я понимаю, каким образом один ус превратился в четыре, голубые глаза стали красными, а ухмылка – гримасой с клыками; клыками, роняющими капли крови и кусочки хрящей маленьких школьниц. Но я все равно предпочла бы их компанию, лишь бы не остаться одной в темноте. Может, это оттого, что для меня лучше принять смерть сразу, чем одиноко и слепо ждать неизбежного. Вот поэтому я и стала спать в комнате стариков.
Любопытные вещи произошли из-за моего страха (который, как говорят бабушка и дедушка, на самом деле – «фобия»; это то же самое, только по-взрослому). Из-за того, что ночи потенциально так пугающи, так до заворота мозгов, до остановки сердца ужасны, все, что не принадлежит ко множеству «вещей, которых я боюсь» (мы проходили множества по математике), кажется просто расчудесным. Например, дневное время расчудесно. Если когда-нибудь днем мне взгрустнется, что папа пропал, или станет скучно на уроке, или я расстроюсь из-за драки на перемене или еще из-за чего, мне достаточно просто напомнить себе, что сейчас – не ночь, не темно, и я не одна. Другие люди все время выглядят умеренно счастливыми или просто такими вроде как одинаково счастливо-печальными. Если изобразить их настроение графиком, получилась бы одна прямая линия, может, с маленьким пиком на Рождество и, возможно, еще одним на день рождения. Но график моих эмоций изобилует горами и долинами. К примеру, от одного рассвета я могу воспарить. Целых девять, а то и десять часов до следующей темноты! Ур-ра! Летом будет расчудесно, потому что тьмы будет гораздо меньше, чем сейчас. В каком-то смысле, страх – хорошая вещь. Он заставляет тебя выше ценить жизнь: то, что им не оплевано, кажется только слаще.